Текст книги "Картина без Иосифа"
Автор книги: Элизабет Джордж
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
РАБОТА НЕМЕЗИДЫ
Глава 27
– Может, он искал ее, Томми? – спросила Дебора. – Как ты думаешь? Может, он никогда и не верил, что она утонула? Вот почему ездил из прихода в приход? Вот почему приехал в Уинсло?
Сент-Джеймс помешивал в чашке, положив еще одну ложечку сахара, и задумчиво смотрел на жену. Она налила всем кофе, но в свой ничего не добавила. Вертела в руках маленький кувшинчик сливок и не поднимала глаз, дожидаясь ответа Линли.
– Скорей всего, это была чистая случайность, – заговорила она наконец, Линли ткнул вилкой свою порцию телятины. Он прибыл в Крофтерс-Инн, когда Сент-Джеймс и Дебора кончали обедать. В тот вечер они сидели в столовой не одни, там находились еще две супружеские пары, не спеша наслаждавшиеся телятиной, поэтому пить кофе они пошли в гостиную. Линли рассказал друзьям про Шейлу Коттон Янапапулис, Кэтрин Гиттерман и Сьюзен Сейдж, умолкая, когда Джози Рэгг приносила заказанные Линли блюда.
– Рассмотрим факты, – продолжал он. – Она не ходила в церковь; она все время переезжала; выбирала малонаселенные места. А когда там прибавлялось народу, просто уезжала.
– Кроме последнего раза, – отметил Сент-Джеймс.
Линли потянулся за бокалом.
– Да, странно, что она не уехала отсюда через два года.
– Возможно, из-за Мэгги, – предположил Сент-Джеймс. – Она уже подросток Ее бойфренд живет здесь, и, согласно тому, что нам поведала вчера Джози с ее обычным пристрастием к деталям, у них действительно серьезные отношения Должно быть, она не смогла – как и мы все – уехать от любимого человека. Она могла просто отказаться.
– Вполне вероятно. Но изоляция была очень важна для ее матери.
Тут Дебора вскинула голову и хотела что-то сказать, но передумала. Линли продолжал:
– Мне представляется странным, что Джульет – или Сьюзен, если угодно – ничего не предприняла. В конце концов, их изоляция в Коутс-Холле в любой момент могла закончиться. Когда завершится ремонт, Брендан и его жена… – Он замер, не успев насадить на вилку молодой картофель. – Конечно, – сказал он.
– Это она устраивала акты вандализма в Холле, – предположил Сент-Джеймс.
– Скорее всего. Когда там будут жить постоянно, вероятность того, что ее увидят, увеличится. Не обязательно жители деревни, которые и так ее видели время от времени. Она опасалась возможных гостей. После рождения ребенка Брендан Пауэр и его жена станут принимать у себя гостей – родственников, друзей из других городов.
– Не говоря уже о викарии.
– Она не хотела рисковать.
– И все-таки она должна была слышать имя нового викария еще до того, как его увидела, – заметил Сент-Джеймс. – Странно, что она сразу не уехала.
– Возможно, она пыталась. Но викарий приехал в Уинсло уже осенью. Мэгги ходила в школу. И мать скрепя сердце согласилась остаться в деревне. Опять-таки ради Мэгги.
– Томми, – сказала Дебора, стараясь не выдать своего волнения, – откуда такая уверенность. – Когда Линли посмотрел на нее, она торопливо продолжила: – Возможно, ей вообще не нужно было бежать. Где доказательства, что Мэгги не ее родная дочь? А может, как раз наоборот?
– Маловероятно, Дебора.
– Но ты торопишься с выводами, не опираясь на достаточно выверенные факты.
– Какие еще требуются факты?
– Что, если… – Дебора взяла ложку, словно хотела ударить ею по столу в подтверждение своих слов. Потом выронила ее и едва слышно произнесла: – Мне кажется, она… Я не знаю.
– Уверен, рентген ноги Мэгги подтвердит, что она когда-то была сломана, а тест ДНК сделает остальное, – сказал Линли.
Дебора поднялась на ноги и отбросила назад волосы.
– Что же, смотрите. Я… Прошу прощения, я немного устала. Пожалуй, пойду к себе. Я… Нет, пожалуйста, останься, Саймон. Ведь вам с Томми еще многое нужно обсудить. Спокойной ночи.
Не успели они опомниться, как она вышла из комнаты. Линли посмотрел ей вслед и обратился к Сент-Джеймсу:
– Я что-то не так сказал?
– Ничего страшного. – Сент-Джеймс задумчиво смотрел на дверь, ожидая, что Дебора одумается и вернется. Но этого не случилось, и он повернулся к другу. Когда Дебора и Сент-Джеймс расспрашивали Линли, у каждого были свои мотивы.
– Почему же она не стала упорствовать? – спросил Сент-Джеймс. – Почему не заявила, что Мэгги ее родная дочка, плод внебрачной связи?
– Я и сам поначалу удивлялся. Мне казалось это логичным. По-видимому, Роберт Сейдж знал, сколько лет Мэгги – столько же, сколько было бы и их сыну Джозефу. Так что у Джульет не оставалось выбора. Она понимала, что ей не удастся ввести его в заблуждение. Она могла лишь сказать ему правду и надеяться на лучшее.
– И что же? Она призналась ему?
– По-видимому, да. Правда была достаточно печальная: неженатые подростки и ребенок со сломанной ножкой и черепной травмой. Не сомневаюсь, что она считала себя спасительницей Мэгги.
– Возможно.
– Согласен, черт побери. Думаю, Робин Сейдж тоже это понимал. Ведь он видел Шейлу Янапапулис уже взрослую. Не знал, какой она была в пятнадцать лет, когда родила первого ребенка. Конечно, он мог делать выводы, глядя на других ее детей – как они себя вели, что она говорила о них и их воспитании, как относилась к ним. Но он не мог знать, каково было бы Мэгги, если бы она росла у Шейлы, а не у Джульет Спенс. – Линли налил себе еще вина и мрачно улыбнулся. – Я могу лишь радоваться, что не оказался в положении Сейджа. Ведь он мучился, принимая решение, чего не скажешь обо мне.
– Ты тут ни при чем, – согласился Сент-Джеймс. – Совершено преступление, и его надо расследовать. Ты выполняешь свою работу.
– И я служу делу правосудия. Я знаю это, Саймон. Но, говоря по правде, радости мне это не приносит. – Он залпом выпил вино, налил еще, снова выпил. – Весь день я стараюсь не думать о Мэгги, – признался он. – Только о преступлении. И если продолжу проверку того, что делала Джульет – все эти годы и в прошлом декабре, – может, и забуду, почему она это делала. Ведь это не важно. Не может быть важно.
– Исходя из этого и принимай решение.
– Я твердил себе это как молитву с половины первого. Он позвонил ей и сообщил о своем решении. Она протестовала. Сказала, что не отдаст Мэгги. Попросила его прийти в коттедж вечером и обсудить ситуацию. А сама отправилась за цикутой. Выкопала корень. Накормила его за обедом. Отпустила домой. Она знала, что он умрет. Знала, как будет мучиться.
Сент-Джеймс договорил остальное:
– Сама приняла слабительное, чтобы выглядеть больной Позвонила констеблю и впутала его в эту историю.
– Так почему я должен ее простить, скажи ради бога? – воскликнул Линли. – Она убила человека. Почему я должен закрыть глаза на это убийство?
– Из-за Мэгги. Однажды она уже стала жертвой, а теперь станет ею повторно. На этот раз по твоей воле.
Линли ничего не ответил. Из паба донесся громкий мужской голос. Следом другие, потише.
– Что дальше? – спросил Сент-Джеймс.
Линли скомкал салфетку.
– Я вызвал из Клитеро женщину-констебля.
– Для Мэгги.
– Она заберет ребенка, когда мы арестуем мать. – Он взглянул на свои карманные часы. – Я остановился возле полиции, но ее не было на службе. Они ее нашли. Она встретится со мной у Шеферда.
– Он еще не знает?
– Сейчас я туда иду.
– Пойти с тобой? – Когда Линли оглянулся на дверь, за которой скрылась Дебора, Сент-Джеймс сказал: – Все в порядке.
– Тогда я буду рад твоей компании.
В этот вечер в пабе было многолюдно. В основном фермеры, пришедшие пешком, приехавшие на тракторе или в «лендровере», чтобы обменяться мнениями о погоде. Табачный дым висел в воздухе, фермеры жаловались друг другу на ущерб, причиненный длительным снегопадом. С полудня до шести вечера снег прекратился, а затем повалил снова, и фермеры опасались, что это надолго.
Кроме фермеров были здесь и деревенские подростки. Они сидели в дальнем конце паба, курили и смотрели, как Пам Райе выделывала со своим парнем те же номера, что и в вечер приезда Сент-Джеймса. Брендан Пауэр сидел у камина и с надеждой поглядывал на дверь. Она то и дело открывалась, впуская все новых и новых посетителей
– Наливай, Бен, – крикнул какой-то мужчина.
Сидевший за стойкой Бен Рэгг сиял от удовольствия. Еще бы! Столько народу. Зимой это редкость. Если погода ухудшится, почти все его клиенты завалятся спать.
Сент-Джеймс оставил Линли внизу, а сам поднялся наверх за пальто и перчатками Дебора сидела на кровати, обложенная подушками, запрокинув голову, сложив на коленях руки.
– Я солгала, – сказала она, когда он закрыл дверь. – Думаю, ты это понял.
– Я знал, что ты не устала, если ты это имеешь в виду.
– Ты не сердишься?
– За что?
– Я плохая жена.
– Только потому, что не хотела слушать про Джульет Спенс? Не уверен, что это так. – Он достал из шкафа пальто, надел и нашарил в кармане перчатки.
– Значит, ты идешь с ним. Чтобы покончить со всем этим.
– Мне будет спокойней, если ему не придется идти одному. В конце концов, я втянул его в эту историю.
– Ты хороший друг, Саймон.
– Он тоже.
– Ты и мне хороший друг.
Он подошел, сел на край кровати. Накрыл ладонью ее сжатые в кулаки руки. Она разжала один кулак, и он почувствовал, что у нее на ладони что-то лежит. Камень, с двумя кольцами, нарисованными на ярко-розовой эмали.
– Я нашла его на могиле Энн Шеферд, – сказала она. – Он напомнил мне о браке – кольца и как они нарисованы. С тех пор я ношу его с собой. Я думала, мне поможет в наших с тобой отношениях и я стану лучше.
– Я не жалуюсь, Дебора. – Он поцеловал ее в лоб.
– Ты хотел говорить. Я – нет. Прости.
– Я хотел прочесть проповедь, – произнес он, – а это не разговор. Ты не захотела слушать, и в этом нет твоей вины. – Он встал, надел перчатки. Достал шарф из комода. – Не знаю, сколько времени это займет.
– Не важно. Я подожду. – Она положила камень на столик.
Линли ждал на крыльце. Он смотрел, как на свету, падавшем от уличных фонарей и домов вдоль дороги на Клитеро, тихо и неумолимо идет снег.
– Она была замужем только раз, Саймон. За этим самым Янапапулисом. – Они шли к автостоянке, где он оставил «рейнджровер», взятый напрокат в Манчестере. – Я пытался понять, как Робин Сейдж принимал решение, и пришел к такому выводу. В конце концов, она неплохая женщина, любит своих детей и была замужем только раз, несмотря на свой стиль жизни до и после этого брака.
– Что с ним случилось?
– С Янапапулисом? Он подарил ей Линуса – четвертого сына – и потом связался с двадцатичетырехлетним парнем, только что прибывшим в Лондон из Дельф.
– С вестью от оракула?
– Он привез кое-что получше, – улыбнулся Линли.
– Она рассказала тебе и остальное?
– Косвенно. Сказала, что у нее слабость к смуглым иностранцам: грекам, итальянцам, иранцам, пакистанцам, нигерийцам. Говорит, они только пальцем ее поманят, а она уже беременна. Непонятно почему. Только отец Мэгги был англичанин и тот еще фрукт, как она говорит.
– Ты поверил в это? И в то, как Мэгги получила травмы?
– Поверил ли я, не имеет значения. Робин Сейдж поверил. И отправился на тот свет.
Они сели в машину, и мотор заурчал. Линли дал задний ход, и они выбрались через лабиринт машин на улицу.
– Он остановил свой выбор на морали, – заметил Сент-Джеймс. – Принял сторону закона. А что бы сделал ты, Томми?
– Я бы вник в эту историю, как сделал он.
– Выяснил бы правду? А потом что?
Линли вздохнул и поехал на юг по дороге на Клитеро.
– Бог мне помог, Саймон. А так не знаю. Я не обладаю той моральной правотой, которой, видимо, обладал Сейдж. Для меня нет ни белого, ни черного в этой истории. Только серое, несмотря на закон и мои профессиональные обязательства перед ним.
– Но если бы тебе пришлось решать?
– Тогда все свелось бы к преступлению и наказанию.
– Преступление Джульет Спенс против Шей-лы Коттон?
– Нет. Преступление Шейлы в отношении девочки: во-первых, она оставила ее с отцом, что дало ему возможность причинить ей травму, затем бросила одну в машине ночью, и ребенка похитили. Пожалуй, она заслуживает того, что у нее отняли дочку на тринадцать лет – или навсегда – за эти ее преступления.
– А потом что?
Линли посмотрел на него:
– Потом я попадаю в Гефсиманский сад и молю, чтобы кто-то еще выпил чашу. Что, как я полагаю, делал и сам Сейдж.
Колин Шеферд видел ее в полдень, но она не пустила его в коттедж Мэгги больна, сказала она. Температура высокая, озноб, расстройство желудка. Побег с Ником Уэром и сон на каменном полу – пускай не всю ночь – сделали свое дело. Она и эту ночь плохо спала, но сейчас заснула, и Джульет не хочет ее будить.
Она вышла на улицу, чтобы сообщить ему об этом, закрыла за собой дверь и стояла, дрожа от холода. Вышла она, видимо, чтобы не пустить его в коттедж, и стояла на холоде, чтобы он скорей уехал. Если он любит ее, то не станет долго держать ее на холоде, видя, как она дрожит.
Язык ее тела был достаточно красноречив: судорожно скрещенные на груди руки, пальцы, вцепившиеся в рукава ее фланелевой рубашки. Но он сказал себе, что это всего лишь холод, и стал искать подоплеку в ее словах. Он всматривался в ее лицо, заглядывал в глаза и прочел вежливость и сдержанность. Она нужна дочери – и не бросит ее, если он не эгоист, то должен это понять.
– Джульет, когда мы сможем поговорить? – спросил он.
Она бросила взгляд на окно спальни Мэгги:
– Я должна быть рядом с ней. Ей снятся кошмары Я тебе позвоню, как только смогу, хорошо? – И тут же ускользнула в коттедж, тихонько закрыв за собой дверь.
Он слышал, как в замке повернулся ключ.
Ему хотелось крикнуть:
– Ты забыла. У меня есть свой собственный ключ. Я могу заставить тебя говорить со мной. – Но вместо этого он долго смотрел на дверь, пересчитал все шурупы, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Его разбирала злость.
Он продолжил объезд участка – помог трем водителям, недооценившим обледенелые дороги, загнал пять овец за разваливающуюся стену возле фермы Скелшоу, положил на место камни, застрелил бродячую собаку. Все эти повседневные дела не мешали ему размышлять. Он пытался разобраться в своих мыслях.
Время шло, а она все не звонила. Он ждал, беспокойно расхаживая по дому. Выглянул в окно и посмотрел на девственно нетронутый снег, лежавший на кладбище церкви Св. Иоанна Крестителя и дальше на пастбищах и склонах Коутс-Фелла. Он разжег камин и позволил Лео нежиться возле него. День клонился к вечеру. Он почистил три ружья. Налил чашку чаю, добавил в него виски и забыл выпить. Он дважды снимал трубку, желая убедиться, что связь не нарушена. Ведь снегопад мог повредить линию. Но бессердечный гудок сообщил ему, что со связью все в порядке, чего, видимо, нельзя было сказать о самой Джульет.
Он старался не верить. Говорил себе, что она просто волнуется за дочь. Страшно волнуется, но не более того.
В четыре часа он не выдержал и позвонил. Занято. Через четверть часа тоже, и через полчаса, и через каждые пятнадцать минут после этого, пока в половине шестого он не сообразил, что она просто сняла трубку, чтобы звонки не беспокоили дочь.
Он ждал, что она позвонит между половиной шестого и шестью. Вспомнил их краткие разговоры за эти два дня, с тех пор как Мэгги вернулась из своего недолгого побега. Тон у Джульет был не такой, как обычно, – казалось, она решилась на что-то, на что, он не мог понять, и его отчаяние росло с каждой минутой.
Когда в восемь зазвонил телефон, он бросился к нему и услышал скрипучий голос:
– Где тебя черти носили весь день, парень?
Колин стиснул зубы, но тут же приказал себе расслабиться.
– Работал, па. Я каждый день работаю.
– Не огрызайся. Он просил вопси, и она едет. Тебе известно это, парень? Ты дотумкал, чем это пахнет?
Телефон был на длинном проводе. Колин прижал трубку к уху и прошел к кухонному окну. Он видел свет, горевший на крыльце викария, его отделяла завеса снега, который валил так, словно небеса разверзлись.
– Кто просил вопси? О чем ты говоришь?
– Этот козел из Ярда.
Колин отвернулся от окна. Взглянул на часы. Кошачьи глаза ритмично двигались, хвост тикал и такал.
– Откуда тебе это известно? – спросил он.
– Кое-кто из нас поддерживает связи, парень. Кое-кто хранит верность дружбе до самой смерти. Кое-кто приходит на помощь в трудную минуту. Я давно тебе говорил, но ты слушать не желал, черт тебя побери. Проявил такую тупость, такую самоуверенность…
Колин слышал в трубке, как звякнул стакан, как стукнул лед.
– Что там у тебя на этот раз? – спросил он. – Джин или виски?
Стакан с треском разлетелся, ударившись обо что-то: стену, мебель, плиту, раковину.
– Проклятый говнюк! Я пытаюсь тебе помочь, а ты…
– Я не нуждаюсь в твоей помощи.
– Сил моих больше нет. Ты так глубоко сидишь в дерьме, что даже запаха его не чуешь. Этот пидор заперся с Хокийсом почти на час. Вызвал судебных и детективов, которые выезжали на место, когда ты обнаружил тело. Не знаю, что он им наплел, но в результате они позвонили и вызвали вопси и еще кого-то. Что там еще задумал этот прохвост из Ярда, одному Богу известно. Ты понял, парень? А ведь Хокинс не позвонил тебе и не поставил в известность, верно? Верно?
Колин не ответил.
Он вспомнил, что во время ленча поставил на плиту кастрюлю. К счастью, там была только соленая вода. Она давно выкипела. Дно кастрюли покрылось коркой.
– Что это значит, как ты думаешь? – грозно вопрошал отец. – Сам допетришь или по буквам тебе разъяснить?
Колин заставил себя продемонстрировать равнодушие.
– Подумаешь, вопси, па. Ты кипятишься из-за пустяков.
– Как ты думаешь, что это значит? – повторил отец.
– Значит, что я пропустил какие-то вещи. И дело следует возобновить.
– Проклятый кретин! Неужели тебе не известно? Это говорит о недоверии к результатам расследования убийства.
Колин представил, как вздулись жилы на отцовских руках.
– Не надо делать из мухи слона, – возразил он. – Это не первый случай, когда дело снова открывается.
– Простачок. Жопа, – прошипел отец. – Ты давал показания в ее пользу. Ты давал клятву. Ты играл в ее ворота. Тебе это припомнят, когда придет время для…
– У меня есть новая информация, не связанная с Джульет. Я готов предоставить ее парню из Ярда. Это даже хорошо, что он вызвал женщину-констебля – она ему пригодится.
– Что ты говоришь?
– Я нашел убийцу.
Молчание. В гостиной потрескивал камин. Лео методично грыз кость, прижимая ее лапами к полу.
– Ты так уверенно заявляешь. – В голосе отца звучала осторожность. – Доказательства есть?
– Да.
– Ведь если ты просрёшь и это дело, твоя песенка спета, парень. А если это случится…
– Такого не произойдет.
– …мне не нужно, чтобы ты плакал и просил помощи. Я уже не могу прикрывать твою задницу своим постом в Хаттон-Престоне. Тебе ясно?
– Все ясно, па. Спасибо за доверие.
– На хрен мне твое спасибо…
Колин положил трубку. И почти в тот же момент телефон снова зазвонил. Колин не ответил. Звонки продолжались минуты три, а он глядел на аппарат и рисовал себе отца на другом конце провода. Наверное, он непрерывно ругался и был готов измолотить в лепешку любого, кто подвернется под руку. И если рядом нет какой-нибудь из его телок, ему придется справляться со своей яростью в одиночку.
Когда телефон наконец-то замолк, Колин плеснул в бокал виски, вернулся на кухню и набрал номер Джульет. По-прежнему занято.
Он прошел с бокалом во вторую спальню, служившую ему кабинетом, и сел к письменному столу. Извлек из нижнего ящика тоненькую книжицу «Алхимическая Магия: Травы, Пряности и Другие Растения». Положил ее рядом с блокнотом и начал писать рапорт. Строчка за строчкой нанизывались факты и связывались в общий рисунок вины. Раз Линли просил прислать сотрудницу-женщину, значит, он намерен что-то предпринять против Джульет. И остановить его можно лишь таким образом.
Он только-только закончил свой рапорт, пробежал его глазами и отпечатал, когда до него донесся звук хлопнувшей дверцы. Лео залаял. Колин поднялся из-за стола и пошел к двери, не дожидаясь, когда позвонят. Им не удастся застать его врасплох.
– Рад, что вы пришли, – заявил он им. Его голос прозвучал уверенно и энергично. Закрыв за ними дверь, он провел их в гостиную.
Блондин – Линли – снял пальто, шарф и перчатки и стряхнул снег с волос, словно намеревался задержаться тут надолго. Другой-Сент-Джеймс – расстегнул несколько пуговиц, сделал посвободней шарф, а снял только перчатки и стал перебирать на них пальцы, на его волосах таяли снежинки.
– Я вызвал из Клитеро женщину-констебля, – сообщил Линли.
Колин налил обоим виски и протянул стаканы, не поинтересовавшись, хотят они или нет. Не захотели. Сент-Джеймс кивнул и поставил свой стакан на журнальный столик возле софы. Линли поблагодарил и поставил виски на пол, сел, не дожидаясь приглашения, в одно из кресел и предложил Колину последовать его примеру. Его лицо было суровым.
– Да, мне известно, что она уже едет, – бодро ответил Колин. – Помимо ваших прочих дарований, инспектор, вы умеете читать чужие мысли. Я и сам намеревался завтра утром звонить сержанту Хокинсу. – Для начала он протянул Линли тонкую книжицу. – Вот, думаю, вас это заинтересует.
Линли взял книжицу, повертел в руках, надел очки и прочел сначала название, потом аннотацию на задней обложке. Открыл книгу и пробежал глазами оглавление. На некоторых страницах были загнуты уголки – результат работы Колина с книгой, он и их прочел У камина Лео вернулся к своей косточке. Его довольный хвост молотил по полу.
Наконец, Линли поднял глаза, воздержавшись от комментариев.
– В путанице и ложных стартах виноват я, – сказал Колин. – Сначала я и подумать не мог на Полли, но теперь, полагаю, это все проясняет. – Он передал Линли свой рапорт, и тот отдал книжку Сент-Джеймсу, который начал читать страницу за страницей. Колин наблюдал за его мимикой, ожидая каких-либо эмоций, признания или хотя бы недоумения, от которых поднимутся его брови, загорятся глаза или скривится рот. – Когда Джульет взяла вину на себя и заявила, что это роковая случайность, я и сосредоточил свои усилия на этой версии. Я ни у кого не видел никаких мотивов для убийства Сейджа и, поскольку Джульет настаивала, что без ее ведома никто не мог попасть в овощной подвал, поверил ей. Я не понимал тогда, что викарий вовсе не был целью. Я беспокоился за нее, за жюри присяжных. Не мог до конца разобраться в ситуации. Мне бы сразу сообразить, что это убийство не имеет никакого отношения к викарию. Он стал жертвой по ошибке.
Линли осталось два листка, но он закрыл рапорт и снял очки. Сунул их в карман пиджака и отдал Колину со словами:
– Вам следовало подумать об этом раньше… Интересный подбор слов. Ваше озарение наступило до или после того, как вы ее избили, констебль? И почему вы это сделали? Выбивали признание? Или просто ради удовольствия?
Бумага почему-то сделалась скользкой, и Колин выронил ее. Но тут же поднял и заявил:
– Мы говорим тут об убийстве. Если Полли извратила факты так, что под подозрение попал я, это тоже кое о чем говорит, не так ли?
– Между прочим, она не сказала ни слова. Ни про факт избиения. Ни про вас. Ни про Джульет Спенс. Нет и намека на то, что она пытается скрыть свою вину.
– Зачем ей это нужно? Та, на которую она охотилась, осталась жива. Тот случай она может назвать простой ошибкой.
– По причине неразделенной любви, как я понимаю. Вы, должно быть, очень высокого мнения о себе, мистер Шеферд.
Лицо Колина окаменело.
– Я просто предлагаю вам прислушаться к фактам, – заявил он.
– Теперь вы выслушайте меня. И очень внимательно, а когда я закончу, вы уйдете со своей должности полицейского, благодаря Бога за то, что ваше начальство ожидает от вас только этого.
Инспектор перечислял имена, ничего не говорившие Колину: Сьюзен Сейдж и Джозеф, Шейла Коттон и Трейси, Глэдис Спенс, Кейт Гиттерман. Он говорил о смерти младенца, о давнем самоубийстве и о пустой могиле на семейном участке. Описал поездки викария в Лондон и изложил версию, которую по кусочкам составили викарий и он сам. В конце он развернул копию газетной статьи и предложил Колину взглянуть на снимок, но Колин, пока говорил инспектор, не отрывал взгляда от шкафчика с оружием. Ружья были заряжены, и Колину очень хотелось использовать их по назначению.
После инспектора заговорил его компаньон. Колин думал: нет, не буду, не могу, и вызывал в памяти ее лицо, чтобы не впускать в свое сознание правду. Отдельные слова и фразы все-таки просачивались, словно сквозь туман: самое ядовитое растение в Западном полушарии… корневой пучок… сразу понятно… маслянистый сок при надрезе как признак… вообще не усваивается… Колин едва слышно произнес:
– Она была больна. Она это съела. Я видел ее.
– Боюсь, вы ошиблись. Она приняла очищающее средство.
– Высокая температура. Она вся горела. Горела.
– Возможно, она что-то приняла, чтобы вызвать жар. Скажем, кайенский перец.
Его уверенность дала трещину.
– Взгляните на снимок, мистер Шеферд, – предложил Линли.
– Полли хотела ее убить. Расчистить себе дорогу.
– Полли Яркин не имеет к этому ни малейшего отношения, – заявил Линли. – Зато благодаря вам у Джульет Спенс появилось алиби. На жюри вы лично подтвердили ее недомогание в ночь смерти Робина Сейджа. Она использовала вас, констебль. Убила своего мужа. Взгляните на снимок.
Похожа ли она там? Ее ли это лицо? Те ли глаза? Снимку больше десяти лет, он темный, нечеткий, качество плохое.
– Он ничего не доказывает. Лично я не вижу сходства.
Но те двое были неумолимы. Встреча Кейт Гиттерман с ее сестрой решит вопрос идентификации. Если нет, тогда будет произведена эксгумация тела маленького Джозефа Сейджа и проведена генетическая экспертиза, чтобы сопоставить ее с женщиной, называющей себя Джульет Спенс. Если она в самом деле Джульет Спенс, зачем ей отказываться от теста, а также от теста Мэгги? Пусть покажет документы о рождении Мэгги и предпримет другие шаги, чтобы реабилитировать себя.
Он остался ни с чем. Нечего сказать, нечего возразить, нечего добавить. Он поднялся, бросил в огонь копии снимков и сопровождающих статей и наблюдал, как их пожирает огонь, пока они не превратились в пепел.
Лео наблюдал за ним, подняв башку от косточки, и тихо поскуливал. Боже, вот бы и ему такую ясность, как его псу. Еда и кров. Тепло, когда на улице зима. Верность и любовь, которые никогда не предадут.
– Тогда я готов, – заявил он.
– Мы обойдемся без вас, констебль, – ответил Линли.
Колин протестующе вскинул голову, хотя и понимал, что не прав. В дверь позвонили.
Пес снова залаял. Колин с горечью сказал Линли:
– Тогда сами и открывайте. Это ваша вопси приехала.
Он угадал. Но не до конца. Женщина-полицейский явилась в полной форме, нахохлившаяся от холода, в запотевших очках.
– Констебль Гаррити. Полиция Клитеро. Сержант Хокинс уже ввел меня…
Но за ней на крыльце стоял мужчина в теплой куртке и сапогах, с нахлобученной на голову шапкой: Френк Уэр, отец Ника. Оба прибывших были освещены фарами двух машин, посылавших ослепительно белый свет сквозь густой снегопад
Колин взглянул на Френка Уэра. Тот встрево-женно переводил взгляд с женщины-полицейского на Колина. Затем потопал ногами, стряхивая снег, и дернул себя за нос.
– Извини за беспокойство, Колин, – сказал он. – Но в канаве возле водохранилища застряла машина. Вот я и решил заехать к тебе и сказать. Сдается мне, это «опель» Джульет.