Текст книги "Картина без Иосифа"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Глава 15

На вершине Коутс-Фелла, на одиноко стоящей скале, которую местные жители называют Великий Север, Колин Шеферд собирал то, что еще не успел добавить в копилку фактов, окружавших смерть Робина Сейджа. Когда туман рассеивался или его уносил ветер, отсюда была отчетливо видна территория Коутс-Холла, особенно зимой, когда деревья стояли голые. Несколькими ярдами ниже, если прислониться к большому камню, чтобы покурить или отдохнуть, можно увидеть только крышу старого особняка с дымовыми трубами, флюгерами и слуховыми окнами. А если залезть повыше, ближе к вершине, сесть под выступом из песчаника, изогнувшегося будто знак вопроса, увидишь все, от самого Холла во всей его призрачной дряхлости до внутреннего двора, от угодий, которые расползались от Холла и постепенно аннексировались Природой, до хозяйственных построек, предназначенных для обслуживания его нужд. Среди последних находился и коттедж, и вот Колин как раз и наблюдал, как инспектор Линли направился к коттеджу, а потом прошел в его сад.

Пока Лео рыскал на вершине по своим собачьим делам, принюхиваясь к различным запахам, Колин следил за продвижением Линли через сад к теплице, радуясь хорошей видимости. Снизу туман казался сплошной стеной, непроходимой для путника и непроницаемой для глаз. А отсюда легкой паутинкой. Конечно, тут было сыро и холодно, но это уже не имело значения.

Он наблюдал за всем, считал минуты, проведенные ими внутри теплицы, отметил, что они осмотрели подвал. Отложил в отдельную стопку тот факт, что кухонная дверь коттеджа осталась незапертой, когда они пошли через двор и по парку, как и в то время, когда Джульет работала в своей теплице одна, и как она открыла ее, чтобы взять ключ от подвала. Он видел, как они остановились на террасе и о чем-то говорили, а когда Джульет показала жестом на пруд, он догадался, что за этим последует.

Все это время он не только видел, но и слышал. Не их разговор, конечно, а отчетливые звуки музыки. Даже когда внезапный порыв ветра изменил плотность тумана, он все еще слышал бодрые звуки марша.

Всякий, кто не поленится забраться на Коутс-Фелл, будет знать все, что происходит в Холле и коттедже. При этом даже не нужно рисковать и ходить по землям, принадлежащим семейству Таунли-Янг. В конце концов, на вершину ведет общинная тропа. И хотя местами она очень крутая – особенно на ее самом последнем отрезке, – для уроженца Ланкашира все это сущие пустяки. Тем более для местной женщины, знающей этот подъем с детства.

Когда Линли выводил свое чудовище из двора Холла, чтобы пуститься в обратный путь по грязи и выбоинам, Колин повернулся и прошел к каменному вопросительному знаку. Он присел на корточки в своем укрытии, задумчиво зачерпнул горсть камней и, разжав ладонь, дал им высыпаться на землю. Лео присоединился к нему, тщательно обнюхав экстерьер песчаника и вызвав миниатюрный оползень глинистого сланца. Колин извлек из кармана изжеванный теннисный мячик. Поиграл им перед носом пса, швырнул в туман и стал наблюдать, как довольный пес помчался за мячом. Лео двигался уверенно и с превосходной грацией. Он знал свою работу и делал ее безупречно.

На небольшом удалении от вопросительного знака Колин увидел тонкий земляной шрам, протянувшийся по жесткой траве на вересковых пустошах и склонах холмов. Он образовал круг футов девять в диаметре, обложенный снаружи камнями, лежащими на равном расстоянии, примерно в двенадцать дюймов. В центре круга лежал продолговатый гранит, и ему не надо было даже подходить и разглядывать этот круг, он и так знал, что там окажутся капли растаявшего воска, царапины от котелка и четкий контур пятиконечной звезды.

Ни для кого из деревенских не секрет, что вершина Коутс-Фелла священное место. Она носит название Великий Север, издавна считалась способной давать оккультные ответы на вопросы, если спрашивающий задавал их и выслушивал с чистым сердцем и открытой душой. Некоторые видели в этом выступе песчаника с его странной формой символ плодородия, живот матери, набухший жизнью. А его гранитный флерон, увенчавший песчаник – который был настолько похож на алтарь, что от такого сходства нельзя было просто отмахнуться, – рассматривался учеными как геологический курьез еще в первые десятилетия прошедшего века. Таким образом, это было древнее место, где сохранялись древние тайны.

Насколько Колин знал, мать и дочь Яркий были основными хранительницами Ведовства Мудрых и поклонницами Богини И никогда не скрывали этого. Они занимались с такой преданностью своими заклинаниями, ритуалами, ворожбой на свечах и веревках, магическими формулами, что это приносило им если не уважение, то во всяком случае более высокую степень терпимости, чем можно было бы ожидать от деревенских, чья однообразная жизнь и ограниченный кругозор часто вели к консервативному пристрастию к Богу, королеве и стране. Но в периоды отчаяния либо под чьим-нибудь влиянием люди обычно обращались и к другим Всемогущим Силам Если болело любимое дитя, если болезнь обрушилась на овец фермера, если солдата должны были послать в Северную Ирландию, никто не отказывался от предложения Риты или Полли Яркий бросить круг и попросить Богиню. Кто мог знать, какое из Божеств тебя готово выслушать? Почему бы не повысить свои религиозные ставки и не договориться со всеми сверхъестественными силами и уж после этого надеяться на лучшее?

Он даже сам поступил так, позволив Полли несколько раз забираться сюда ради Энни Она надела на себя золоченое платье. Захватила корзину с лавровыми ветками Сожгла их там вместе с гвоздикой как воскурение. Непонятными буквами, которые он не мог прочесть и, в общем, не верил, что они что-то означают, она написала свою просьбу на толстой оранжевой свече и сожгла ее, моля о чуде, уверяя его, что все возможно, если у колдуньи чистое сердце. Разве мать Ника Уэра не родила своего сыночка в сорок девять лет? Разве мистер Таунли-Янг не совершил неслыханный для него поступок, не назначил пенсию мужчинам, работавшим на его фермах? Разве власти не построили неподалеку от Уинсло водохранилище, чтобы создать в графстве новые рабочие места? Все это, по словам Полли, были дары Богини.

Она никогда не позволяла ему глядеть на ритуал. Ведь он этим не занимался. И посвященным тоже не был. Есть вещи, которые, по ее словам, нельзя никому позволять. Он и не знал, что в действительности она делала на вершине горы. Никогда не слышал ее просьб.

Но с вершины горы, где по каплям воска на гранитном алтаре Колин понял, что она по-прежнему занимается Ведовством, Полли могла видеть Ко-утс-Холл. Могла наблюдать за передвижениями по внутреннему двору, по землям вокруг Холла, следить за коттеджем и его садом Если бы кто-то туда приехал или уехал или направился в лес, она увидела бы это с вершины горы.

Колин медленно поднялся на ноги и свистнул. Пес выскочил из тумана с теннисным мячиком в зубах. Игриво бросил его у ног Колина, готовый схватить мячик снова, если только хозяин протянет к нему руку. Колин немного поиграл с ретриве-ром, дергая за мяч и делая вид, что хочет его отнять. Наконец Лео отпустил мяч и отбежал чуть в сторону, ожидая нового броска. Колин швырнул его вниз по склону, в сторону Холла и смотрел, как пес помчался туда.

Затем неторопливо последовал за ним, придерживаясь тропы. У Великого Севера остановился и приложил к нему руку, сразу ощутив холод – древние, наверно, называли его магической силой камня.

– Она или нет? – спросил он и закрыл глаза в ожидании ответа.

Ответ пришел по его пальцам. Да… да…

Спуск был не слишком опасным, хотя достаточно крутым. Столько ног утрамбовывали эту тропу за минувшие сотни лет, что трава, кое-где скользкая от мороза, не росла среди этих камней. В результате риск упасть снижался. Подняться на Ко-утс-Фелл мог практически кто угодно. Даже в тумане. Даже ночью.

Тропа меняла направление трижды, соответственно менялся и открывающийся с нее вид. Холл сменили поля с фермой Скелшоу вдалеке. И тут же на месте фермы появилась церковь и дома Уинсло. И наконец, когда склон перешел в луг у подножия горы, тропа пошла вдоль территории Холла.

Колин остановился. Тут не было лестницы через стену, которая бы позволила легко попасть в Холл. Однако, как и все остальное, стена тоже начала разрушаться. В некоторых местах ее оплели заросли ежевики. Кое-где осыпались целые куски и на земле лежали груды щебня. Добраться до такой дыры не представляло никакого труда, что он и сделал, и свистнул пса, который последовал за ним.

Местность здесь полого спускалась к пруду, находившемуся ярдах в двадцати. Дойдя до него, Колин оглянулся на путь, который прошел. Отсюда он мог различить только Великий Север. Туман и небо были одного цвета, а мороз, покрывший землю, тоже не создавал особого контраста. Все утонуло в тумане. Лучшей маскировки трудно было и придумать.

Он обогнул пруд вместе с собакой, остановился, присел на корточки и рассмотрел корень, который выдернула Джульет по просьбе Линли. Потер его, открыв грязновато-желтую кожицу, нажал ногтем на стебель. Появилась тонкая полоска масла. Да… да.

Он швырнул растение на середину пруда и поглядел, как оно коснулась воды. От него побежали круги, слегка пошевелив тонкую ледяную корку.

– Лео, нельзя, – сказал Колин, когда собачий инстинкт принести брошенное хозяином привел ретривера слишком близко к воде. Колин бросил теннисный мячик в сторону террасы и направился следом.

Она сейчас в теплице. Он видел, как она туда вернулась после отъезда Линли, и знал, что она нуждается в разрядке, которую получала, когда возилась со своими растениями, подрезала, пересаживала, рыхлила. Он подумал, не зайти ли к ней. Ему хотелось поделиться с ней тем, что он знал. Но она не станет его слушать. Начнет протестовать, найдет эту идею отвратительной. Поэтому, вместо того чтобы пересечь двор и войти в сад, он пошел по дороге. Дойдя до первой дыры в растущей на границе участка лаванде, он проскользнул в нее вместе с собакой и оказался в лесу.

Через четверть часа он вышел к задам дома Полли. Сада там не было, просто открытое место – листья, грязь и один анемичный итальянский кипарис, который, казалось, мечтал о пересадке. Он наклонился от ветра к единственной хозяйственной постройке возле дома, ветхому сараю с дырами в крыше.

Замка на двери сарая не оказалось. Не оказалось и дверной ручки. Только ржавое кольцо. Когда он нажал на него, одна петля отделилась от рамы, шурупы выскочили из гнилого дерева, дверь перекосилась и осела в узкую ямку в сыром грунте, куда вошла вполне естественно, словно по привычке. Получившегося отверстия оказалось достаточно, чтобы он мог проскользнуть внутрь.

Он дождался, когда глаза привыкнут к полумраку. Окна там не было, серый дневной свет просачивался сквозь щели в стенах и дверной проем. Пес обнюхивал ствол кипариса. Колин ничего не слышал, кроме собственного дыхания.

Постепенно стали появляться предметы. То, что сначала показалось куском дерева на уровне груди, наполненным странными фигурами, оказалось верстаком со стоящими на нем нераспечатанными банками краски. Среди них валялись засохшие кисти, окаменевшие валики и стопка алюминиевых лотков. За краской лежали две коробки гвоздей и литровый контейнер на боку, из которого высыпались болты, гайки и шурупы. Все это было покрыто многолетним слоем пыли.

Между двумя банками висела паутина. Колин провел по ней рукой, насекомых там не было, да и паук давно уже сгинул.

Впрочем, это не имело значения. В сарай можно было попасть, не оставив никаких следов. Что он и сделал.

Он пробежал глазами по стенам, где на гвоздях висели инструменты и садовый инвентарь: ржавая пила, тяпка, грабли, две совковые лопаты и одна облысевшая метла. Под ними свернутый зеленый шланг. В его середине стояло побитое ведро. Он заглянул внутрь. В ведре лежала только пара садовых перчаток, с проношенными указательным и большим пальцами на правой руке. Он рассмотрел их. Большие, мужские. Ему как раз впору. В том месте, где они лежали на дне ведра, металл остался чистым и блестящим. Он положил перчатки на место и продолжил поиски.

Мешок с семенами газонной травы, еще один мешок с удобрениями и треть мешка с торфом прислонились к черной тачке, загнанной в самый дальний угол. Он оттащил мешки в сторону и, отодвинув тачку от стены, заглянул за нее. От маленького деревянного ящика, наполненного тряпками, слабо пахло мышами. Он поднял ящик, увидел двух зверьков, юркнувших под верстак, пошевелил тряпки носком башмака и ничего не нашел. Однако тачки и мешки выглядели такими же заброшенными, как и все остальное в сарае, поэтому он не удивился, только задумался.

Колина удивило, что здесь не было ни молотка для гвоздей, ни отвертки для шурупов, ни гаечного ключа. Что еще более важно, он не обнаружил ни садовой лопатки, ни культиватора, только тяпку, грабли и совковые лопаты. Если выбросить лопатку или культиватор, это сразу бросится в глаза. Уж лучше выбросить все вместе.

Не обнаружил он также инструментов, которые отбывший мистер Яркин прихватил с собой, когда бежал из Уинсло больше двадцати пяти лет назад. Конечно, они стали бы странным дополнением к его багажу, но, возможно, они требовались ему для работы. Что же там было? Колин постарался вспомнить. Плотницкий инструмент? Но почему тогда он оставил пилу?

Он стал продумывать свой сценарий дальше. Если в доме нет ручных инструментов, значит, она знает, где взять то, что ей нужно. Возможно, она знала, когда их нужно взять, так как могла выждать нужный момент со своего наблюдательного поста на Коутс-Фелле. Более того, она могла дождаться нужного момента прямо у себя дома. Ведь он стоял на краю поместья. Она слышала каждый проезжающий автомобиль и, быстро подскочив к окну, могла увидеть, кто проезжает.

Это было наиболее правдоподобным. Если бы даже у нее были свои собственные инструменты, она не стала бы рисковать и использовать их, когда могла взять их у Джульет и потом снова незаметно вернуть в теплицу. Ведь ей все равно пришлось бы идти через сад, чтобы добраться до подвала коттеджа. Да. Вот так У нее имеется мотив, средства и возможность, и хотя Колин чувствовал, как учащается его пульс, он понимал, что не может двигаться дальше по этой цепочке подозрений, не подкрепив их несколькими новыми фактами.

Он приподнял и закрыл дверь, затем пошел по грязи к дому. Лео выбежал из леса, являя собой картину полного собачьего счастья – на шкуре комочки свежей земли, на ушах пожухлые листья. Этот день выдался для него удачным: прогулка с хозяином на гору, погоня за мячиком, возможность вываляться в лесу. Какая там дичь, если можно порыться возле дубов, как свинья, охотница за трюфелями?

– Сидеть, – приказал ему Колин и оставил пса на площадке возле двери. Потом постучался, надеясь в душе, что день окажется удачным и для него.

Он услыхал ее до того, как она открыла дверь. Грохот ее шагов по полу. Свист ее дыхания, сопровождающий ее манипуляции с задвижками. Затем она предстала перед ним, словно морж на льду, приложив ладонь к своей массивной груди, как будто от этого ей было легче дышать. Он увидел, что нарушил ее процедуру раскрашивания ногтей. Два ногтя были аквамариновые, три пока еще обычные. Обычные по цвету, но невероятно длинные, как когти у зверя.

– Клянусь звездами и солнцем, если это не мистер Шеферд собственной персоной, – произнесла она и оглядела его с головы до ног, задержав взгляд на ширинке. Он тотчас же ощутил, как пульсирует жара в мошонке. Словно зная это, Рита Яркин улыбнулась и издала вздох, который мог означать удовольствие. – Так. С чем пожаловали, мистер Шеферд? Вы явились сюда как желанный ответ на девичьи молитвы? Разумеется, девица-красавица это я сама. Не поймите меня превратно.

– Я хотел бы войти, если не возражаете, – сказал он.

– Прямо сейчас? – Она передвинула свою тушу к дверному косяку. Древесина застонала. Она протянула руку – как минимум дюжина побрякушек зазвенела вокруг ее запястья словно наручники – и провела пальцами по его волосам. Он с трудом сдержался, чтобы не поежиться. – Паутина, – сказала она. – Ммммммммм. Вот еще. Куда это ты, милый, совал свою красивую голову?

– Можно я войду внутрь, миссис Яркин?

– Рита. – Она надменно посмотрела на него. – Это зависит от того, что вы подразумеваете под словами «войти внутрь», мистер констебль. Многие женщины с радостью позволили бы вам войти куда вам угодно, куда только вы захотите. Но я? Ну а я разборчива в выборе мальчиков и всегда была такой.

– Полли там?

– Вы к Полли пришли, да, мистер Шеферд? Интересно, зачем? Неужели она заинтересовала вас, вот так внезапно? А что, та, которая живет дальше по дороге, вас уже бросила?

– Послушайте, Рита. Я не хочу с вами ссориться. Вы впустите меня, или мне придется прийти позже?

Она поиграла с нагрудными украшениями – бусами, перьями и кулоном в виде деревянной головы козла.

– Не думаю, что вы обнаружите у нас что-то, что могло бы вас заинтересовать.

– Возможно. Когда вы кончили в этом году… – По ее скривившемуся в усмешке рту он с досадой понял, что не вовремя сделал паузу, и быстро договорил вопрос: —…работать и приехали в Уинсло?

– Двадцать четвертого декабря. Как обычно.

– Уже после смерти викария.

– Да. Никогда не видела этого мужика. Полли о нем рассказывала, и после всего случившегося я очень жалею, что не взглянула на его ладонь. – Она потянулась за рукой констебля. – Зато могу посмотреть на твою, милок. – Он выдернул руку, и она вздохнула: – Боишься узнать свое будущее? Не ты один. Дай-ка я все-таки взгляну. Новости хорошие – заплатишь. А плохие – я даже не расстегну кошелек. Идет?

– Если вы меня впустите в дом.

Она улыбнулась и отодвинула свою тушу от двери.

– Обыщи меня, милок. Ты когда-нибудь обыскивал женщину весом в двадцать пудов? У меня больше потайных мест на теле, чем ты можешь себе представить.

– Ладно вам, – буркнул Колин, протискиваясь мимо нее. Она полила себя духами так, что пропитала весь дом. Они исходили от нее волнами, словно жар от угольной печки. Он старался не дышать.

Они стояли в узком проходе, служившем прихожей. Он развязал свои грязные башмаки и оставил их среди «веллингтонов», зонтиков и непромокаемых плащей-макинтошей. Он намеренно затянул процесс снятия обуви, чтобы получше оглядеться и осмотреть все, что там находилось. Особенно он отметил то, что стояло возле мусорного бака с заплесневевшей брюссельской капустой, бараньими костями, четырьмя пустыми пачками из-под заварного крема, остатками завтрака – жареного хлеба с беконом, а также сломанной лампы без абажура. Это была корзинка с картофелем, морковью, кабачком и головкой латука.

– Полли ездила за покупками? – спросил он.

– Еще позавчера. Вернулась около полудня.

– Она приносит вам иногда пастернак к ужину?

– Конечно. Вместе с остальными овощами. А что?

– Потому что его не нужно покупать. Он растет в диком виде неподалеку. Вам это известно?

Рита поскребла длинным когтем козлиную голову. Поиграла одним рогом, потом другим. Ласково погладила бороду. Все это время она задумчиво разглядывала Колина.

– Если известно, что тогда?

– Просто мне интересно, говорили ли вы об этом Полли. Зачем зря тратить деньги и покупать его у зеленщика, когда он растет и просто так. Можно пойти и выкопать.

– Верно. Но моя Полли не любит рыться в земле, мистер констебль. Мы любим природу и все такое, вы не думайте, но Полли ни за что не станет ползать на коленях и рыть какие-то корни. Не то что некоторые, у нее и без того есть чем заняться, у моей Полли.

– Но ведь она разбирается в растениях. Это входит в ваше Ведовство. Вы же должны знать, какое дерево когда сжигают. Должны разбираться и в травах. Разве ритуал не требует их применения?

Лицо Риты стало непроницаемым.

– Ритуал требует многого, о чем вы и представления не имеете, мистер Шеферд. И я не намерена вас посвящать в эти тайны.

– Но травы обладают магическими свойствами?

– Ими обладают не только травы. Но все зависит от воли Богини, да славится Ее имя, что бы ни использовалось – луна, звезды, земля или солнце.

– Или растения.

– Или вода, или огонь, или все прочее. Магию составляют разум просителя и воля Богини. Магия вовсе не в том, чтобы смешивать и пить разные зелья. – Она заковыляла к кухне, подошла к крану и подставила чайник под унылую струйку воды.

Колин воспользовался этой возможностью, чтобы завершить осмотр прихожей. Там находилось причудливое разнообразие яркинского добра, от двух велосипедных колес без покрышек до ржавого якоря без одной лапы. В углу стояла корзинка для давно исчезнувшей кошки, наполненная потрепанными книгами, на бумажных обложках женщины с впечатляющим бюстом млели в руках мускулистых красавцев. «Отчаянная любовь» кричала одна обложка, «Потерянное дитя страсти», вторила ей другая. Если инструменты и скрывались тут где-то среди картонных коробок, старой одежды, старинной картинной рамы и гладильной доски, то для того, чтобы их отыскать, требовалось совершить тринадцатый подвиг Геракла.

Колин прошел к Рите на кухню. Она села за стол, где, среди остатков ее утреннего кофе и крошек, возобновила свое прерванное занятие с ногтями. Запах лака никак не мог заглушить аромат духов и вонь свиного сала, которое плясало на сковороде. Колин поменял местами сковороду и чайник. Рита жестом поблагодарила его, махнув кисточкой с лаком, и он удивился, что вдохновило ее на выбор цвета и, самое главное, где она ухитрилась раздобыть такую цветовую гамму.

Осторожно подбираясь к цели своего визита, он сообщил:

– Я пришел сюда окольным путем.

– Я уже заметила, мил-человек.

– Я имею в виду, через сад. Взглянул на ваш сарай. Он совсем обветшал, Рита. Дверь сорвалась с петель. Может, починить ее вам?

– А что? Это блестящая и смелая идея, мистер констебль!

– Найдутся у вас какие-нибудь инструменты?

– Должны быть. Где-нибудь. – Она придирчиво взглянула на свою правую руку, томно вытянув ее перед собой.

– Где?

– Не знаю, мой сладкий.

– Может, Полли знает? Она махнула рукой.

– Пользуется она ими, Рита?

– Может, да. Может, нет. Впрочем, маловероятно. Мы ведь не слишком заинтересованы в ремонте дома, верно?

– По-моему, это типичный случай. Когда в доме долго нет мужчины, то женщины…

– Я не имела в виду нас с Полли, – сказала она. – Я имела в виду нас с тобой. Или теперь констеблю вменили в обязанности шляться по садам, совать нос в сараи и предлагать беспомощным леди свои услуги по ремонту?

– Мы старые друзья. Я рад помочь. Она прыснула со смеху:

– Подумать только. Рад как баран во время случки, мистер констебль, просто потому, что появился случай помочь. Могу поспорить, если я спрошу Полли, она сообщит, что вот уже много лет вы заходите раз или два в неделю, чтобы помочь ей по хозяйству. – Она положила на стол левую руку и потянулась за лаком.

Чайник стал закипать. Он снял его с горелки. Она уже приготовила две кружки с бурыми кристаллами на дне, похожими на растворимый кофе. Одной кружкой уже пользовались, если судить по кружку красной помады. Другая – со словом Pisces, поверх которого в потоке потрескавшейся глазури плыла серебристо-зеленая рыбка, – очевидно, предназначалась для него. Он поколебался, прежде чем налить кипяток, и наклонил кружку, с опаской ее разглядывая.

Рита посмотрела на него и подмигнула:

– Ладно, пупсик. Не бойся. Все мы там будем, верно?

Он налил кипяток. На столе лежала только одна чайная ложка, судя по ее виду, использованная. Он заволновался при мысли о том, что придется сунуть ее в свою кружку, но, учитывая, что кипяток – неплохой стерилизатор, быстро размешал кристаллы на дне. Потом сделал глоток. Это определенно был кофе.

– Я поищу инструменты, – сказал он и направился в столовую.

– Ищи, где хочешь, – крикнула вслед ему Рита. – Нам нечего прятать, только то, что у нас под юбками. Если захочешь туда заглянуть, скажи. – Она расхохоталась.

В столовой, в шкафу Колин обнаружил лишь обеденный сервиз и несколько скатертей, благоухающих шариками от моли. У подножия лестницы на хромой этажерке из розового дерева – пожелтевшие копии лондонской бульварной газеты. Он бегло просмотрел их. Здесь были собраны номера с изображениями двухголовых детей, трупов, родивших в гробу, цирковых уродов и сообщениями очевидцев о визитах инопланетян в монастырь в Саут-энд-он-Си. Он выдвинул единственный ящичек и потрогал маленькие кусочки дерева, ощутив запах кедра и сосны. Кусочек лавра лежал вместе с лавровым листком. Остальные кусочки дерева он не мог определить с первого взгляда. Зато Полли и ее мать наверняка распознавали любое дерево по цвету, запаху, плотности.

Он торопливо полез наверх, потому что Рита наверняка положит конец его обследованию, как только обнаружит, что шутка затянулась. Он поглядел направо и налево, прикидывая, с чего начать. Прямо перед ним стоял отделанный кожей комод, на нем сидело на корточках что-то бронзовое, приапическое и рогатое мужского пола. По другую сторону коридора стоял шкаф с открытыми дверцами, откуда вывалилось постельное белье и всякая всячина. Четырнадцатый подвиг Геракла, подумал он, и направился в первую спальню, когда Рита окликнула его.

Он не ответил, остановился в дверях и выругался. Мать Полли была лентяйка. Жила в доме уже больше месяца и все еще доставала вещи из своего огромного как мамонт чемодана. То, что не выуживалось из него, валялось на полу, висело на спинках стульев и в ногах неубранной кровати. Туалетный столик у окна выглядел так, словно его обыскивала криминальная полиция. На нем Колин увидел косметику и набор флаконов лака для ногтей всего цветового спектра. Все покрывал слой пудры, очень похожей на порошок для снятия отпечатков пальцев. Бусы висели на дверной ручке и на столбике кровати. По полу среди разбросанной обуви вились, словно змеи, шарфы. И каждый дюйм комнаты, казалось, эманировал характерный запах Риты: то ли перезрелых фруктов на грани гниения, то ли стареющего женского тела, нуждающегося в мытье.

Он бегло осмотрел комод. Перешел к гардеробу и встал на колени, чтобы заглянуть под кровать, где ничего не обнаружил, кроме толстого слоя пыли и чучела черного кота, ощетинившегося, с выгнутой спиной и табличкой на хвосте «Рита знает и видит».

Он прошел в ванную. Рита снова окликнула его. Он опять не ответил. Пошарил в стопке полотенец, лежавших на полке вместе с чистящим средством, губками, дезинфицирующими средствами, полуразорванной картинкой с изображением красотки типа Леди Годивы, кокетливо прикрывающей свои интимные места, и глиняной лягушкой.

Тут что-то должно быть. Он ощущал это с такой же уверенностью, как старый зеленоватый линолеум под ногами. Возможно, это не инструменты, но все равно что-то важное.

Он отодвинул зеркальную дверцу аптечного шкафчика, порылся там – ничего, кроме аспирина, полоскания для рта, зубной пасты и слабительных В карманах махрового халата, висевшего на двери, тоже ничего не обнаружил. Поднял с туалетного бачка стопку книг в бумажных обложках, просмотрел и положил на край ванны. И наконец нашел то, что искал.

Сначала Колин заметил полоску цвета лаванды на фоне желтой стены ванной комнаты, заклиненную за бачок, чтобы не было видно. Книжка, небольшая, пожалуй, пять на девять дюймов, тонкая, название на корешке стерлось. Зубной щеткой он протолкнул книжку из щели. Она упала на пол, рядом с фланелевой тряпкой. Его подозрения подтвердились, когда он прочел на обложке: Алхимическая Магия: Травы, Пряности и Другие Растения.

Почему он полагал, что доказательством может служить совок, культиватор или ящик с инструментами? Ведь от них проще всего отделаться, если бы даже они у нее были. Выкопать яму где-нибудь в дубраве и зарыть. А эта тонкая книжечка могла прояснить многое.

Он листал ее, читал названия разделов, и его уверенность с каждой минутой крепла. «Магический потенциал поры урожая», «Планеты и растения», «Магические определения и их применение». Прочел он и правила применения. И необходимые предостережения.

– Цикута, цикута, – бормотал он, листая страницы, увлекаясь все больше и больше. Слова вспыхивали перед глазами, словно неоновые рекламы в ночном небе. Дойдя до «когдалуна полная», он остановился и не мог оторвать от них глаз.

Нет, нет, нет, думал он, охваченный яростью и терзаемый горем.

Она лежала в постели и попросила его раздвинуть пошире шторы, чтобы видеть луну. Кроваво-оранжевый диск казался таким громадным, что его хотелось потрогать рукой. Такая Луна бывает только осенью, Кол, прошептала Энни, когда он отвернулся от окна, она уже агонизировала.

– Нет, – шептал он. – Нет, Энни, нет.

– Мистер Шеферд? – Голос Риты вернул его к действительности. Она стояла возле лестницы. – Вы что, развлекаетесь там с моими трусиками? Не озорничайте, констебль.

Он расстегнул пуговицы на рубашке и, сунув книгу за пазуху, пристроил на животе, заткнув за брючный ремень. У него кружилась голова. Глянув в зеркало, он увидел, как краска заливает щеки. Снял очки и мыл лицо ледяной водой до тех пор, пока кожа не онемела от холода.

Приведя себя в порядок, Колин снова посмотрел на свое отражение и направился к лестнице.

Она встретила его, колотя ладонью по перилам. Ее побрякушки звенели. Тройной подбородок колыхался из стороны в сторону.

– Что вы себе позволяете, мистер констебль Шеферд? Это вам не заброшенный сарай и не публичное место.

– Вы знаете знаки Зодиака? – спросил он ее, спустившись, радуясь собственному хладнокровию.

– А что? Хотите проверить нашу с вами совместимость? Конечно знаю. Ариес, канцер, вирго, саги…

– Каприкорн, то есть Козерог, – сказал он.

– Это вы?

– Нет. Я либра.

– Весы, значит. Приятный знак. Самый подходящий для вашей профессии.

– Либра – октябрь. А на какой календарный месяц приходится Козерог, вы знаете?

– Конечно знаю. Я не какая-нибудь лахудра. На декабрь.

– На какие числа?

– Начинается двадцать второго декабря, длится месяц. А что? Эта самая особа, что живет дальше по дороге, оказалась козой больше, чем вы думали?

– Я просто так спросил. Такая пришла в голову фантазия.

– У меня тоже бывают фантазии. – Она развернула свою огромную тушу и потащилась в сторону кухни, где заняла позицию возле двери прихожей. Усевшись, поманила его пальцами, мол, иди-к-мамочке, стараясь при этом не смазать лак. – Теперь ваша половина сделки.

При мысли о том, что она могла подразумевать, у него затряслись колени.

– Сделки? – переспросил он.

– Иди сюда, пупсик. Не бойся. Я кусаю только мужиков под знаком быка. Дай-ка поглядим твою ладонь?

– Рита, я не верю в…

– Ладонь. – Она снова поманила его, но на этот раз властным жестом.