Текст книги "Картина без Иосифа"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Кейт встала и подошла к окну, раздвинула шторы. Дождь барабанил по стеклу. Она произнесла задумчиво, но не без злости:

– Я винила его. И до сих пор виню. Но Сьюзен корила только себя.

– По-моему, абсолютно нормальная реакция.

– Нормальная? – Кейт хмыкнула. – В ее ситуации не было ничего нормального.

Линли ждал, не возражая и не спрашивая. Дождь лился струйками по стеклам. Внизу в офисе зазвонил телефон.

– В первые два месяца Джозеф спал в их спальне.

– Едва ли это отклонение от нормы. Казалось, она не слышала.

– Затем Робин настоял, чтобы его перевели в отдельную комнату. Сьюзен хотела, чтобы он был рядом с ней, но подчинилась Робину. Как всегда. А его доводы были убедительными.

– Что за доводы?

– Он уверял, что в любом возрасте, даже в младенчестве, ребенок не должен становится свидетелем того, что Робин в своей безграничной мудрости называл «сокровенной сценой» между родителями. – Кейт отвернулась от окна и глотнула еще бульона. – Робин отказывался заниматься сексом, пока ребенок находился в комнате. И Сьюзен пришлось согласиться. Но вы, видимо, представляете, как смерть ребенка повлияла на их дальнейшие отношения.

Брак стал быстро распадаться, сообщила она. Робин погрузился в работу, чтобы отвлечься. Сьюзен впала в депрессию.

– В то время я жила и работала в Лондоне, – сказала Кейт, – и пригласила ее ко мне погостить. Водила ее по галереям. Давала ей книги, мы гуляли по парку, любовались птицами. Я показывала ей город. Делал все, чтобы вернуть ее к жизни. Но она упивалась своим горем, своей виной и ненавистью к себе. А Робин ничего не делал, чтобы помочь ей.

– Вероятно, он сам горевал.

– Она никак не могла прийти в себя. Каждый день, приходя домой, я видела ее сидящей на кровати с прижатой к груди фотографией ребенка. Она могла говорить только о нем, вспоминать все детали того ужасного утра. И так день за днем. Словно разговоры об этом могли помочь… – Кейт вернулась на софу и поставила кружку на круглую мозаику, служившую подставкой на журнальном столике. – Она буквально истязала себя. Я говорила ей, что она молодая. Что ей надо родить еще одного ребенка. Джозеф умер. Его нет. Он похоронен. И если она не вырвется из этого и не позаботится о себе, то будет лежать рядом с ним.

– Так и случилось.

– Я виню его в этом. С его «сокровенными сценами» и жалкой верой в Божий промысел, ведающий нашими жизнями. Это он ей так говорил. Что такова была воля Божья, что Джозефу суждено было умереть. Жуткий человек. Сьюзен верила во всю эту чушь и считала, что Бог наказал ее. Но за что? За что?

Кейт вытащила платок во второй раз. Прижала ко лбу.

– Простите, – сказала она. – Мне тяжело все это вспоминать.

– Так почему же Робин Сейдж приезжал к вам? Ради совместных воспоминаний?

– Он внезапно заинтересовался ею, – ответила она. – Те шесть месяцев, которые привели ее к смерти, она для него почти не существовала. А тут он вдруг проснулся. Спрашивал, что она делала, когда была здесь? Куда ходила? О чем говорила? Как себя вела? С кем встречалась? – Она горько засмеялась. – После стольких лет. Мне хотелось врезать по его постной физиономии. Ведь так спешил ее похоронить…

– Что вы хотите этим сказать?

– Он опознавал трупы, выброшенные на берег. В двух или трех опознал Сьюзен. Другой рост, другой цвет волос, другая комплекция. Все это не имело для него значения. Он очень спешил.

– Почему?

– Не знаю. Сначала я думала, что у него появилась женщина, на которой он хочет жениться, и поэтому ему нужно официально объявить о смерти Сьюзен.

– Но он не женился.

– Нет. Должно быть, та женщина его отвергла.

– Говорит ли вам что-нибудь имя Джульет Спенс? Он не упоминал о ней, когда был у вас? Не рассказывал ли о ней Сьюзен?

Она покачала головой:

– А что?

– Она отравила Робина Сейджа. Месяц назад в Ланкашире.

Кейт подняла руку, словно хотела поправить прическу, и опустила, не дотронувшись до волос. На мгновение взгляд ее стал отрешенным.

– Странно, но ваше сообщение меня обрадовало.

Линли не удивился.

– Ваша сестра говорила когда-либо о мужчинах, когда гостила у вас? Встречалась с кем-нибудь, когда ее брак стал распадаться? Мог это обнаружить ее муж?

– Она не говорила о мужчинах. Только о детях.

– Что ж, между ними существует неизбежная связь.

– Я всегда считала это злой шуткой природы. Все стремятся к оргазму, не соображая, что это просто биологическая ловушка для размножения. Какая нелепость.

– Люди нуждаются друг в друге. Ищут не только интима, но и любви.

– Особенно глупцы, – заметила Кейт. Линли поднялся. Кейт подошла к креслу, где он

только что сидел, и поправила подушку. Затем провела пальцами по спинке кресла.

Он наблюдал за ней, гадая, каково было ее сестре. Горе ждет понимания и участия. Не удивительно, что она чувствовала себя здесь изолированной от всего мира.

– Вы не знаете, зачем Робин Сейдж мог звонить в Социальную службу Лондона?

Кейт сняла волосок с ворота своего пеньюара.

– Вероятно, разыскивал меня.

– Вы сотрудничаете с ними? Посылаете к ним своих девочек на временную работу?

– Нет. Я занимаюсь этим бизнесом всего восемь лет. Прежде работала в Социальной службе. Вот он и позвонил туда.

– Но вы фигурировали в его планах еще до того, как он ездил в Социальную службу. Зачем, как вы думаете?

– Трудно сказать. Возможно, он хотел просмотреть бумаги, касающиеся Сьюзен, и совершить путешествие в прошлое. Социальная служба в Труро, вероятно, тоже как-то участвовала в расследовании смерти ребенка. Возможно, он искал какие-то бумаги в Лондоне.

– Зачем?

– Чтобы прочесть? Чтобы свериться с фактами?

– Чтобы выяснить, известно ли Социальной службе что-либо, о чем говорит какое-то третье лицо?

– Насчет смерти Джозефа?

– А это возможно?

Она скрестила руки на груди:

– Не знаю. Ведь если бы возникли какие-либо подозрения насчет обстоятельств его смерти, их постарались бы прояснить? Не так ли, инспектор?

– Не исключено, что этот факт можно было интерпретировать по-разному.

– Но почему он вдруг заинтересовался? После смерти Джозефа для Робина ничего не существовало, кроме службы. «Мы пройдем через это милостью Божьей», – заявил он жене. – Кейт поджала губы. – Я не стала бы ее осуждать, если бы ей повезло и она нашла бы себе кого-то другого. Но, к несчастью, она не могла забыть Робина. Даже на короткое время.

– Вы в этом уверены?

– Из разговоров с ней это трудно было понять.

– Значит, вы были социальной служащей А я думал… – Он показал рукой в сторону лестницы.

– Вы приняли меня за секретаршу? Нет. У меня были более глобальные планы. Когда-то я верила, что смогу помогать людям. Улучшать порядок вещей Даже смешно. Десять лет в Социальной службе отучили меня от таких мыслей.

– Какими проблемами вы занимались?

– Материнством и младенчеством, – ответила она. – Ходила по домам. И все отчетливее понимала, что за нелепый миф создала наша культура о деторождении, изображая это как высшее предназначение женщины. Эту чушь придумали мужчины. Какая низость с их стороны! Большинство женщин, которых я видела, были бесконечно несчастными. Кстати, достаточно образованные, неглупые женщины, способные понять, насколько велика их беда.

– Но ведь ваша сестра верила в этот миф.

– Да, верила. И он убил ее, инспектор.

Глава 25

– Незначительный, но неприятный факт – он несколько раз ошибся, опознавая тело, принимая его за тело своей жены, – сказал Линли. Он кивнул дежурному сотруднику, махнул своим удостоверением и проехал по пандусу вниз к подземной автостоянке Нью-Скотленд-Ярда. – Зачем это ему понадобилось? Ведь он мог сказать, что не уверен. В конце концов, это не так уж важно. Труп все равно подвергнется вскрытию. И он это наверняка знал.

– Мне это напомнило тень Макса де Винтера, – ответила Хелен.

Линли подъехал близко к лифту, потому что рабочий день давно закончился и обширная армия клерков покинула здание. Он что-то обдумывал.

– Принято считать, что она желала себе смерти, но не от болезни, – произнес он вслух.

– Сьюзен Сейдж?

Он вылез из машины и открыл дверцу.

– Ребекка, – ответил он. – Она была злая, распутная, непостоянная, похотливая…

– Именно таких приглашают на званые обеды, чтобы оживить обстановку.

– …и, солгав, она толкнула его на убийство.

– Неужели? Я не помню всю историю.

Линли взял ее за руку и повел к лифту. Нажал на кнопку вызова. Они ждали под кряхтение и стоны механизмов.

– Она болела раком и хотела совершить самоубийство, но у нее не хватало мужества убить себя. Поэтому она ненавидела его, провоцировала и в результате одновременно уничтожила и его, и себя. Когда убийство было совершено и он потопил ее лодку в Мандерлейской бухте, ему пришлось ждать, пока на берег не выбросит женское тело, чтобы он мог опознать в нем Ребекку, пропавшую во время шторма.

– Бедняга.

– Кто из них?

Леди Хелен похлопала себя по щеке.

– Вот это проблема, верно? Ведь мы должны кому-то сочувствовать, а сочувствовать убийце как-то неприлично.

– Ребекка была распутницей, лишенной совести. Так что справедливость восторжествовала.

– А такое бывает?

– Это вопрос, – ответил он.

Они молча вошли в лифт. Дождь разошелся вовсю, еще когда он возвращался в Сити Транспортная пробка в Блэкхите привела его в ужас, он отчаялся пересечь Темзу. Но к семи все-таки сумел попасть на Онслоу-сквер, в четверть девятого они пришли пообедать в «Грине» и теперь, без двадцати одиннадцать, направлялись в его кабинет, посмотреть, что сержант Хейверс прислала по факсу из Труро.

Они жили в условиях необъявленного перемирия. Говорили о погоде, о решении его сестры продать свои земли и овец в Уэст-Йоркшире и вернуться на юг, поближе к матери; о курьезном возрождении «Дома, где разбиваются сердца», которое поносили Шовианы и хвалили критики, о выставке Уинслоу Омера, которая пройдет в Лондоне. Она держала его на расстоянии, и он не был от этого в восторге. График, согласно которому Хелен открывала ему свое сердце, был не таким, как ему хотелось. Но он знал, что шансы завоевать ее доверие у него повысятся, если он наберется терпения и не станет конфликтовать.

Двери лифта раздвинулись. Ночью даже в криминально-следственном управлении сотрудников было намного меньше, чем днем, и этаж казался пустым. Впрочем, два сослуживца Линли стояли в дверях одного из кабинетов, что-то пили из пластиковых стаканчиков, курили и беседовали о том, как одного из министров нынешнего правительства застукали за вокзалом Кингз-Кросс со спущенными штанами.

– Там он натягивал какую-то шлюшку, а в это время страна катится к чертям, – сумрачно заметил Филипп Гейл. – Что творится с этими кретинами, я тебя спрашиваю?

Джон Стюарт стряхнул пепел на пол.

– Наверное, перепихнуться с какой-нибудь куклой в кожаной юбке приятней, чем вывести финансы из кризиса.

– Но ведь это была даже не девочка по вызову. Дешевая проститутка. Господи, видел бы ты ее.

– Я видел его жену.

Мужчины загоготали. Линли покосился на Хелен. Ее лицо оставалось непроницаемым. Кивнув, он провел ее мимо коллег.

– Разве ты не в отпуске? – крикнул вслед ему Гейл.

– Мы сейчас в Греции, – ответил Линли.

В своем кабинете он снял пальто и повесил на дверь. Он ждал ее реакции, но она ничего не сказала по поводу только что услышанного разговора и вернулась к предыдущей теме:

– Думаешь, Робин Сейдж убил ее, Томми?

– Было темно, море бурлило. Свидетелей, видевших, как его жена бросилась с парома, не нашлось. Не нашлось также никого, кто бы подтвердил, что он ходил в бар, когда покидал свое место.

– Но ведь он священник? Разве можно, совершив такое, продолжать служить церкви?

– Он и не служил. Оставил свое место в Труро сразу после ее смерти. И уехал туда, где его никто не знал. И там снова стал священником.

– Но наверняка скрыл свое прошлое от новых прихожан.

– Возможно.

– А зачем было ее убивать? Ревность? Гнев? Месть? Наследство?

Линли протянул руку к телефону.

– Тут возможны три версии. Ведь за шесть месяцев до этого они потеряли своего единственного ребенка.

– Но ты сказал, что мальчик умер в кроватке.

– Возможно, он считал ее виновницей. Или у него была связь с другой женщиной и он понимал, что, будучи священником, не может подать на развод без ущерба для своей карьеры.

– Или у нее была связь с другим мужчиной, а он узнал об этом и действовал в состоянии аффекта?

– Возможно, его жена действительно покончила с собой, а он не смог опознать ее тело. Но зачем в таком случае он приезжал в октябре к сестре Сьюзен? И какова во всей этой неразберихе роль Джульет Спенс? – Он снял трубку. – Ты знаешь, где находится факс, Хелен? Посмотри, не прислала ли Хейверс газетные статьи?

Хелен ушла, а он позвонил в Крофтерс-Инн.

– Я оставил сообщение у Дентона, – сказал ему Сент-Джеймс, когда Дора Рэгг перевела звонок в их номер. – Он сообщил, что еще не видел тебя и не ждал твоего приезда. Сейчас наверняка обзванивает все госпитали между Лондоном и Манчестером, решив, что ты попал где-то в аварию.

– Я ему позвоню. Как Аспатрия?

Сент-Джеймс изложил ему факты, которые они сумели собрать за день, проведенный в Камбрии, где, по его словам, снег пошел в полдень и не прекращался весь обратный путь до Ланкашира.

До переезда в Уинсло Джульет Спенс работала экономкой в Сюэрт-Хаусе, большом имении в четырех милях от Аспатрии. Как и Коутс-Холл, это было уединенное место, где жильцы обычно появлялись только в августе, когда сын владельца приезжал с семьей из Лондона в отпуск

– Она была уволена? – спросил Линли.

Вовсе нет, ответил Сент-Джеймс. После смерти владельца дом был передан в Национальную опеку. Новые хозяева просили Джульет Спенс остаться там, потому что земли и постройки открывались для публичного посещения. Но она переехала в Уинсло.

– Пока она жила в Аспатрии, были какие-либо проблемы?

– Нет. Я беседовал с сыном прежнего владельца, он всячески хвалил ее и очень нежно отзывался о Мэгги.

– Значит, ничего, – задумчиво произнес Линли.

– Не совсем. Мы с Деборой большую часть дня просидели ради тебя на телефоне.

До Аспатрии, сказал Сент-Джеймс, она работала в Нортумберленде, вблизи небольшой деревеньки Холистоун. Кем-то вроде компаньонки у пожилой немощной особы, миссис Соумс-Уэст, которая жила одна в небольшом георгианском особняке к северу от деревни.

– У миссис Соумс-Уэст не было родственников в Англии, – сказал Сент-Джеймс. – К ней годами никто не приезжал. Но она тепло вспоминала о Джульет Спенс и очень жалела об ее отъезде.

– Почему же Спенс уехала?

– Она не сказала, объяснив это тем, что Джульет подыскала себе другую работу.

– Сколько она проработала там?

– Два года. Потом два года в Аспатрии.

– А до этого? – Линли удивленно поднял голову, когда, вернувшись, Хелен вручила ему метровый факс.

– Два года на острове Тайри.

– На Гебридах?

– Да. А до этого на острове Бенбекьюла. Ты прослеживаешь логику, как я полагаю?

Да, логика ясна. Каждое предыдущее место было более уединенным и глухим. С таким же успехом можно предположить, что начала она работать в Исландии.

– Там след и потерялся, – сказал Сент-Джеймс. – Она работала в маленькой гостинице на Бенбекьюле, но никто не мог сказать, где она трудилась до этого.

– Любопытно.

– Слишком давно это было и вряд ли может служить веской причиной для подозрений. С другой стороны, сам стиль ее жизни кажется мне достаточно подозрительным, потому, быть может, что я больше других привязан к дому и очагу.

Хелен села в кресло лицом к письменному столу. Он включил настольную лампу, а не флуоресцентные огни под потолком, и она оказалась частично в тени, яркая полоса света падала только на ее руки. Он отметил, что она надела колечко с жемчугом – его подарок на ее двадцатилетие. Странно, что он не замечал этого прежде.

– Так что, несмотря на их охоту к перемене мест, тут они почему-то задержались, – говорил Сент-Джеймс.

– Кто?

– Джульет Спенс и Мэгги. По словам Джози, ее не было сегодня в школе, и это навело меня на мысль, что они узнали про твою поездку в Лондон и решили слинять.

– Ты уверен, что они все еще в Уинсло?

– Да. Джози рассказывала нам за обедом, что разговаривала с Мэгги по телефону почти час в районе пяти вечера. Мэгги сказала, что у нее грипп, неизвестно, так ли на самом деле, поскольку она вроде бы рассталась со своим бойфрендом и, по мнению Джози, могла пропустить школу и по этой причине. Но если даже она не больна и они готовятся сбежать, снег идет уже с полудня и на дорогах творится черт-те что. Они нигде не проедут, разве что на лыжах. – Ему что-то сказала Дебора, после чего Сент-Джеймс добавил: – Верно. Дебора предлагает тебе взять напрокат «рейнджровер» и не соваться сюда на твоем «бентли». Если снег не перестанет, ты не сможешь сюда попасть.

Линли распрощался с ними, пообещав подумать.

– Что-нибудь есть? – спросила Хелен, когда он расстелил факс на столе.

– Все любопытней и любопытней, – ответил он, достал очки и начал читать. Амальгама фактов оказалась беспорядочной – первая статья рассказывала о похоронах – и он понял, что, с необычным для нее невниманием к деталям, сержант заправляла копии газетных статей в факсимильную машинку как попало. Раздраженный, он достал ножницы, разрезал статьи и стал раскладывать их в хронологическом порядке, когда зазвонил телефон.

– Дентон уже готовится вас хоронить, – сказала сержант Хейверс.

– Хейверс, скажите на милость, почему присланные материалы в таком беспоряядке, без всякой хронологии?

– Правда? Должно быть, я отвлеклась на парня, который что-то копировал рядом со мной. Очень похож на Кена Бренега. Непонятно только, зачем Кену Бренегу делать копии рекламных листков какой-то там ярмарки антиквариата. Кстати, он говорит, что вы ездите слишком быстро.

– Кеннет Бренег?

– Дентон, инспектор. Поскольку вы ему не позвонили, он предполагает, что вы разбились всмятку где-то на M1 или М6. Если вы поселитесь у Хелен или она у вас, вы чертовски облегчите жизнь всем нам.

– Я работаю над этим, сержант.

– Хорошо. Позвоните бедному парню, ладно? Я сказала ему, что в час дня вы были еще живы, но он не слишком поверил, ведь я не видела вашего лица. А что такое голос по телефону? Его можно легко подделать.

– Позвоню, – повторил Линли. – Что у вас там? Я узнал, что Джозеф умер в колыбельке…

– Вы неплохо поработали. Умножьте это на два, и вы ткнете пальцем в Джульет Спенс.

– Что?

– Смерть в колыбельке.

– У нее был ребенок, который так умер?

– Нет. Умерла она сама.

– Хейверс, не морочь мне голову! Эта женщина находится сейчас в Уинсло.

– Возможно, но та Джульет Спенс, которая связана с Сейджем и его семьей по Корнуоллу, похоронена на том же кладбище, что и они, инспектор. Она умерла сорок четыре года назад. Точнее, сорок четыре года, три месяца и шестнадцать дней.

Линли подвинул к себе пачку вырезанных и рассортированных факсов.

– В чем дело? – спросила Хелен, а Хейверс продолжала рассказывать:

– Связь, которую вы ищете, была не между Джульет Спенс и Сьюзен. А между Сьюзен и Глэдис, матерью Джульет. Кстати, она и сейчас живет в Тресиллиане. Сегодня я пила у нее чай.

Он пробежал глазами первую статью и все откладывал тот момент, когда рассмотрит темную, зернистую фотографию, приложенную к ней, и примет решение.

– Глэдис знала всю семью – Робин рос в Тресиллиане, по соседству, и она вела хозяйство у его родителей – и до сих пор ухаживает за цветами у церкви Она выглядит лет на семьдесят и, по моим прикидкам, могла бы обставить нас с вами в теннис за минуту. Кстати, она тесно общалась со Сьюзен в то время, когда умер маленький Джозеф. Поскольку сама она пережила такое же горе, ей хотелось помочь, если бы Сьюзен ей позволила. Однако этого не случилось.

Он полез в ящик за увеличительным стеклом, поводил им над фотографией и пожалел, что нет оригинала. Лицо у женщины с фотографии было более полным, чем у Джульет Спенс, вьющиеся волосы ниспадали на плечи. Снимок был сделан больше десяти лет назад С тех пор она изменилась, лицо похудело, появилась седина. Форма рта вроде бы та же, и глаза похожи.

Хейверс продолжала:

– Она и Сьюзен после похорон мальчика некоторое время общалась. По ее словам, подобная трагедия никогда не проходит бесследно. Для женщины – потерять ребенка, да еще в таком возрасте. Сама она до сих пор не забыла Джульет и помнит день ее рождения. Она до сих пор не понимает, что могло случиться. Почему ребенок не проснулся.

…Это возможно, каким бы плохим ни было изображение на фотографии. Безусловно, возможно.

– У нее после Джульет было еще двое детей, у этой Глэдис. Она убеждала Сьюзен, что ее горе немного утихнет, когда родятся другие дети. Но у Глэдис уже был ребенок до Джульет, и он жил, поэтому Сьюзен не могла ее понять.

Он положил на стол лупу и фотоснимок. Теперь ему требовалось подтвердить лишь один факт, прежде чем он будет действовать дальше.

– Хейверс, – сказал он, – что там с телом Сьюзен? Кто его нашел? Где?

– По словам Глэдис, ее съели рыбы. Тело так и не обнаружили. Церемония похорон прошла, но ее могила пуста. Нет даже гроба.

Он положил трубку, снял очки, тщательно протер носовым платком и снова надел. Просмотрел свои записи – Аспатрия, Холистоун, Тайри, Бенбе-кьюла – и понял, что все это делалось ради Мэгги

– Речь идет об одной и той же женщине, верно? – Хелен смотрела из-за его спины на разложенные перед ним материалы. Она положила руку ему на плечо.

Он накрыл ее руку ладонью:

– Пожалуй, так и есть.

– Что это значит?

Он задумчиво ответил:

– Возможно, ей понадобилось свидетельство о рождении для другого паспорта, чтобы она могла потихоньку ускользнуть с парома, когда они причалят во Франции. Она могла получить копию свидетельства маленькой Спенс в Сент-Кэтрин-Хаусе – нет, пожалуй, в Сомерсет-Хаусе – или просто украсть оригинал у Глэдис без ее ведома. Она гостила перед своим «самоубийством» в Лондоне у сестры. Так что у нее было время на подготовку.

– Но зачем? – спросила Хелен. – Зачем ей это понадобилось?

– Потому что она могла быть той самой женщиной, уличенной в супружеской измене.

На следующее утро Хелен проснулась от осторожного движения рядом с ней и приоткрыла один глаз. Серый свет просачивался сквозь шторы и падал на ее любимое кресло, где на спинке висело пальто. Часы на столике у кровати показывали без нескольких минут восемь. Она пробормотала «Боже» и шлепнулась на подушку. Расслабленно закрыла глаза. Кровать снова качнулась.

– Томми, – сказала она, поворачивая часы к стене циферблатом. – Ведь еще не рассвело. Точно, милый. Тебе нужно поспать еще. Когда мы с тобой легли-то? Около двух?

– Проклятье, – спокойно произнес он. – Я ведь знаю. Знаю.

– Вот и славно. А теперь ложись.

– Окончательный ответ где-то рядом, Хелен.

Она нахмурилась, перекатилась на бок и увидела, что он сидит, прислонившись к изголовью кровати в очках, и пробегает глазами газетные вырезки, рекламные листовки, билеты, программки и прочие мелочи из папки «странные вещи», разложенные на кровати. Вчера ночью они трижды перебирали их.

– Ответ здесь, – объявил он. – Я точно знаю. Хелен протянула руку под одеялом и положила ладонь на его бедро.

– Шерлок Холмс давно бы уже решил, – заметила она.

– Пожалуйста, не напоминай мне.

– Хмммм. Ты теплый.

– Хелен, я пытаюсь мыслить дедукциями.

– И я мешаю?

– Как ты думаешь?

Она засмеялась, взяла халат, набросила на плечи и села рядом с ним. Наугад взяла какую-то стопку и стала листать.

– Я думала, ты вчера ночью уже нашел ответ. Сьюзен знала про свою беременность, ребенок был не его, она не надеялась убедить его в обратном, потому что у них прекратились всякие супружеские отношения, о чем сообщила ее сестра… Тебе и этого мало?

– Я хочу понять, почему она его убила. Сейчас мы знаем только, почему он пытался ее убить.

– Возможно, он хотел ее возвращения, а она не соглашалась.

– Едва ли он мог заставить ее силой.

– А если он решил заявить свои права на отцовство? Чтобы вынудить ее вернуться при помощи Мэгги?

– Генетический тест разрушил бы этот план.

– Тогда, возможно, Мэгги все-таки была его дочерью? И не исключено, что он был виноват в смерти Джозефа. Или же Сьюзен так считала, поэтому, обнаружив, что снова беременна, опасалась за жизнь будущего ребенка.

Линли шумно вздохнул и протянул руку за ежедневником Робина Сейджа. Хелен заметила, что, пока она спала, он шарил по квартире в поисках телефонного справочника, и теперь он лежал открытый возле кровати.

– Ладно. Ну-ка, посмотрим… – Она перелистала маленькую стопку бумаг, удивляясь, зачем кому-то понадобилось собирать эти жуткие листовки, которые всегда суют в руки прохожих на улицах. Сама она тут же выбрасывает их в ближайшую урну. Лучше бы вообще их не брать, но когда люди раздают их с такими серьезными лицами… А вот копить их незачем.

Она зевнула.

– Все это походит на обратную дорогу, отмеченную хлебными крошками, верно?

Он открыл последние страницы телефонного справочника и водил пальцем по странице.

– Шесть, – сказал он. – Слава богу, это не Смиты. – Он взглянул на свои карманные часы, лежавшие на столике, и откинул одеяло. «Странные вещи» разлетелись как мусор на ветру.

– Кажется, это Гензель и Гретель шли по следу из хлебных крошек. Или Красная Шапочка? – спросила Хелен.

Он рылся в своем чемодане, лежавшем на полу, и выбрасывал из него всю одежду. Дентон, увидев это, упал бы в обморок.

– О чем ты говоришь, Хелен?

– Эти бумажки. Будто след из хлебных крошек. Только вот он их не ронял, а подбирал.

Затянув пояс халата, Линли сел на кровати рядом с ней и снова принялся читать бумажки. Она читала вместе с ним: сначала о концерте в Сент-Мартин-ин-Филдс; затем об автомобильных дилерах в Ламбете; потом о собрании в Кэмден-Таун-холле; и, наконец, о парикмахерской на Клэфем-Хай-стрит.

– Он приехал поездом, – задумчиво сказал Линли и начал раскладывать вырезки. – Хелен, дай мне, пожалуйста, метросхему.

Со схемой в руке он продолжал сортировать вырезки и сложил их в таком порядке: сначала собрание в Кэмден-Таун-Холле, затем концерт, автодилерство на третьем месте и парикмахерская на четвертом.

– Первую листовку ему дали, по-видимому, возле Юстон-стейшн, – заметил он.

– Если же он поехал до Ламбета, то сел на Северную линию и сделал пересадку на Черинг-Кросс, – сказала Хелен. – Туда он направился во вторую очередь, на концерт. Но где же остается Клэфем-Хай-стрит?

– Возможно, он поехал туда в последнюю очередь, после Ламбета. В его еженедельнике что-то отмечено?

– Только фамилия Янапапулис.

– Янапапулис, – произнесла она со вздохом. – Греческая фамилия. – Она чуточку взгрустнула. – Испорчена вся неделя. Сейчас мы с тобой были бы там. На Корфу. Именно в эти минуты.

Он обнял ее и поцеловал в висок:

– Ничего страшного. Мы бы делали то же самое, чем займемся сейчас прямо здесь.

– Размышляя по поводу Клэфем-Хай-стрит? Сомневаюсь.

Он улыбнулся и положил очки на столик. Потом откинул назад ее волосы и поцеловал в шею.

– Не совсем, – пробормотал он. – Мы поговорим про Клэфем-Хай-стрит после маленькой паузы…

Так они и сделали. Часа через полтора.

Линли не возражал, чтобы Хелен приготовила кофе, но не хотел повторения вчерашнего ленча из ее припасов. Он взболтал шесть яиц, которые нашел в холодильнике, бросил туда кусочки мягкого сыра, очищенные от косточек маслины, а заодно и грибы. Открыл банку с грейпфрутами, выложил на тарелку, положил сверху вишни мараскино и принялся готовить тосты.

Хелен между тем занялась телефоном. К тому времени, как он приготовил завтрак, она изучила пять-шесть разделов, отыскивая фамилию «Янапапулис», составила список из четырех греческих ресторанов, куда еще не звонила, выслушала рецепт макового кекса, пропитанного узо – «Господи, да он пожароопасный», – пообещала передать своему «начальству» жалобу на нерасторопность полиции при расследовании кражи со взломом возле Ноттинг-Хилл-Гейт и защитила свою честь, парировав обвинения крикливой женщины, которая заподозрила, что она любовница ее блудливого мужа.

Линли накрывал на стол и наливал кофе, а Хелен сделала последний звонок и попросила передать трубку папе или маме. Ответ затянулся. Линли вычерпывал ложкой на свою тарелку апельсиновый мармелад, когда Хелен сказала:

– Мне жаль это слышать, миленький. А мама? Она здесь?… Неужели ты один дома? А почему не в школе?… А-а. Ну, конечно, кто-то ведь должен позаботиться о насморке у Линуса… У тебя есть «меггезон»? Он очень хорошо помогает, когда болит горло.

– Хелен, ради бога…

Она жестом остановила его.

– Где она?… Понятно. Ты можешь сказать ее имя, милый? – Линли увидел, как широко раскрылись ее глаза, а на губах заиграла улыбка. – Как мило! Замечательно, Филипп. Ты мне очень помог. Спасибо тебе большое… Да, милый, дай ему куриного супчика. – Она положила трубку и вышла из кухни.

– Хелен, завтрак на столе…

– Минуточку, дорогой.

Он заворчал и ткнул вилкой в яичницу. Что ж, неплохо. Конечно, тут нет тех приправ, которые добавил бы Дентон, но ведь его слуга настоящий гений по части стряпни.

– Вот. Смотри. – Хелен влетела на кухню в развевающемся пеньюаре, стуча каблучками – единственная из женщин, которых знал Линли, она носила дома шлепанцы на высоких каблуках с пушистым меховым помпоном, в тон ее ночному ансамблю, – и положила перед ним одну из рекламных листовок, которую они уже разглядывали.

– Что?

– «Пышные Волосы», – ответила она. – Клэфем-Хай-стрит. Боже, какие жуткие названия. Я всегда их ненавидела: «Экстаз», «Роскошная Грива». Кто только туда ходит?

Он намазал мармелад на клинышек тоста, а Хелен села к столу и зачерпнула ложкой три кусочка грейпфрута со словами:

– Томми, милый, ты в самом деле умеешь готовить. Надо подумать. Может, я и оставлю тебя при себе.

– Эти слова согрели мое сердце. – Он прищурился, глядя на листовку. – «Стиль унисекс, – прочел он. – Скидки. Спросить Шейлу».

– Янапапулис, – добавила Хелен. – Что ты положил в яичницу? Она замечательная.

– Шейла Янапапулис?

– Она самая. Должна оказаться той самой Янапапулис, которую мы ищем, Томми. Таких совпадений не бывает. Согласен? – Не дожидаясь ответа, она продолжала: – Кстати, я беседовала по телефону с ее сыном. Он сказал, чтобы я позвонила ей на работу и спросила Шейлу.

Линли улыбнулся:

– Ты чудо.

– А ты прекрасный повар. Эх, жалко, тебя не было тут вчера утром, ты бы приготовил папе завтрак.

Он отложил листок и вернулся к яичнице.

– Это всегда можно исправить, – небрежно заявил он.

– Пожалуй. – Она подлила молока в кофе и добавила ложечку сахара. – Может, ты еще умеешь пылесосить ковры и мыть окна?

– Давай попробую.

– Царь небесный, я могла бы в самом деле выиграть от такой сделки.

– Тогда в чем дело?

– Что?

– Сделка.

– Томми, ты абсолютно бессовестный.