Текст книги "Запрещенные письма (ЛП)"

Автор книги: Элин Пир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Я нахмурилась.

– Итак, ты согласна с цензурой Совета?

Эмбер кивнула.

– Я думаю, что они должны были это сделать. Я была бы в ужасе, если бы расстроила кого-нибудь или напугала.

Откинувшись на спинку стула, я отставила свой чай и засунула руки под бедра.

– Это чушь.

Тина понизила голос.

– Осторожно. Ты же не хочешь, чтобы кто-то донес на тебя за использование оскорбительных слов.

– Очень смешно.

Когда они не улыбнулись мне в ответ, мой смех стих, а губы сжались.

– Только не говорите мне, что Совет принял закон об общении?

– Ты не знала? Это было в новостях. В ИБМ есть информация.

– Нет, я не знала! – я огляделась вокруг так, будто все в ресторане могли записывать каждое мое слово. – То есть «чушь» говорить теперь нельзя?

Тина посмотрела на Эмбер.

– Я не знаю, можно?

– Я не уверена. Список оскорбительных слов такой длинный.

Запустив руки в волосы, я почувствовала, что задыхаюсь.

– Извините, но мне нужно подышать свежим воздухом.

Я встала и вышла из ресторана, и уставилась в серое декабрьское небо. Теперь стало очевидным, что Тайтон никогда не сможет быть здесь счастлив. О нем доложат, как только он откроет рот.

Посмотрев вниз по улице, я увидела двух мужчин, которые ехали на велосипедах и разговаривали. Они выглядели прелестно со своими красными губами и заплетенными в косы волосами. Я не могла слышать, о чем они говорили, но один из них громко смеялся.

Эти люди были совсем не похожи на Тайтона, и он никогда не смог бы стать одним из них. Слезы текли по моим щекам, и я стояла там, будто между двух миров, чувствуя себя слишком изменившейся, чтобы быть частью того мира, которому принадлежала.

Мужчины заметили, что я плачу, и их тормоза заскрипели, когда они остановились.

– Вам больно? Что случилось? – спросил самый высокий из них с беспокойством на красивом лице.

Я не пыталась скрыть свои слезы; из меня помимо воли вырвался самый идиотский вопрос в мире:

– Вы счастливы, живя здесь?

– Что вы имеете в виду? – они обменялись растерянными взглядами.

– Вы когда-нибудь задумывались… может, вы были бы счастливее, живя в Северных Землях?

– О чем она говорит? – спросил невысокий мужчина своего друга, одновременно поправляя прическу и макияж.

– Я не знаю. – Тот, что повыше, слез с велосипеда и обнял меня за плечи. – У вас есть друг, которому мы можем позвонить, чтобы он забрал вас? Вы выглядите напряженной, милочка.

– Мои друзья внутри. – Я шмыгнула носом и вытерла глаза рукавом.

– Хорошо, хотите, чтобы мы отвели вас к ним?

Я покачала головой, но он настоял и проводил меня до входа в кафе. Прежде чем дверь за мной закрылась, я услышала, как его невысокий друг спросил:

– Что она имела в виду, говоря о нашем желании жить в Северных Землях? Как ты думаешь, она намекала, что у нас слишком растрепались волосы? Что мы выглядим неопрятно?

– Я надеюсь, нет.

Их тихая болтовня стихла, когда я вернулась к своим друзьям.

Как только Тина увидела меня, она встала из-за стола, чтобы обнять меня.

– Милая, не могу поверить, что ты не знала об этом законе. Ты испугалась за свою книгу? Поэтому убежала?

– Да, – солгала я, потому что признаться, что я люблю мужчину, который все время сыплет проклятьями, я не могла.

– О, я уверена, что читателям понравится твоя книга. Любовные романы, может быть, уже никто и не читает, но ты можешь совершить прорыв. Я прочту твою книгу, если это поможет.

– Спасибо тебе, Тина. Это может оказаться единственной копией, которую когда-либо кто-либо увидит.

Снова сев, я отхлебнула свой уже остывший чай, пытаясь скрыть печаль, от которой становилось все труднее дышать. Тина и Эмбер были одними из моих лучших подруг, но все же я не чувствовала, что могу рассказать им о Тайтоне или даже о Уилме, если на то пошло.

В детстве я много раз спрашивала свою бабушку, почему мы живем в такой глуши, и она снова и снова повторяла, что быть одному и быть в одиночестве – это разные вещи. Она утверждала, что можно чувствовать себя одинокой, даже когда вокруг тебя люди, но до этого момента я не понимала значения ее слов. Я не могла доверить друзьям свои секреты, и это заставляло меня чувствовать, что между нами существует почти физический барьер.

Тайтон был ярким пятном исцеляющего света в непроглядно темное время моей жизни. Слышать, как Эбони говорит о Северянах как о демонах, и как двое моих лучших друзей беспокоятся о словах, которые могут сделать их преступниками, заставляло меня ощущать это одиночество в толпе.

Все двадцать восемь лет своей жизни я думала о нас, жителях Родины, как о людях широких взглядов, образованных и добросердечных. Теперь я уже не была так уверена. Мне очень хотелось поговорить с Тайтоном или прочитать главы, которые он мне присылал, слова, которые всегда заставляли мое сердце биться быстрее. Он не боялся обидеть других и любил провоцировать. Раньше я считала это его недостатками, но чем больше я размышляла об этом, тем больше понимала, что это была его собственная свобода.

Тина коснулась моей руки.

– Я хочу купить пирожные. Тебе что-нибудь нужно?

Я покачала головой с вежливой улыбкой, но в голове вдруг прогремел громкий голос. Да, мне нужен Тайтон.

Глава 29

Отрезанный

Тайтон

Я был на пределе с тех пор, как Девина покинула свой дом. Она предупреждала меня, что это произойдет, но боль, когда я думал об этом – а думал я всегда – была такой, будто у меня отрезали кусок сердца.

Я скучал по ее письмам, по нашим ежедневным рассуждениям о сюжете книги и культурных различиях между Северянами и жителями Родины. Меня забавляло, как мало она понимала в нас, и часто переписка заставляла меня задумываться о вещах, которые я всегда считал само собой разумеющимися.

Девина предполагала, что я рассержусь на нее за то, что она оставила меня, и она была права. Она оставила меня беспомощным по эту сторону стены, без возможности увидеть ее. Несмотря на то, что все ее аргументы о том, почему мы никогда не сможем быть вместе, были справедливы, я не был готов принять их.

Девина была самой невероятной женщиной, которую я когда-либо встречал, и прожить остаток своей жизни без надежды увидеть ее… Нет, я не был готов это принять. Вот почему, прочитав ее прощание, я взревел от отчаяния, скомкал ее письмо и поклялся: 30 декабря, когда она вернется в последний раз, я буду ждать ее на пороге!

Без ее писем я чувствовал себя отрезанным от реальности. Несколько раз в день я замирал на месте и смотрел в сторону стены. Это всегда было одно и то же: сильное желание проверить, не ждет ли меня пришедшее каким-то чудом письмо. Прошло десять дней, я проверял по меньшей мере три раза в день. Ничего!

И сейчас я отчаялся настолько, что почти потерял надежду.

Склонив голову и чувствуя, как сжимается от тоски по Девине, я возвращался после очередного неудачного визита на границу, когда крики и звон разбивающегося стекла заставили меня остановиться на долю секунды, прежде чем пуститься бежать.

Добежав до дома, я увидел, как стоящий в кухне Фредерик, крича, швырнул в стену еще один стакан.

Мой папа выглядел таким же взволнованным, как и Фредерик, и моя мама сидела на диване, согнувшись и запустив руки в волосы, пока Старр потирала ей спину.

– Что происходит?

Ноздри Фредерика раздувались, когда он повернулся ко мне. Подняв руку, он жестом показал, что слишком возбужден, чтобы говорить.

– Что, черт возьми, происходит? – повторил я, и на этот раз Старр ответила мне, не вытирая текущих по щекам слез.

– Это король Джереми.

Ее взгляд упал на разорванное письмо на полу.

Я взял его и сложил вместе, чтобы прочитать.

Голос Старр дрогнул:

– Это пришло сегодня. Я уже поговорила с Марни, Клэр и Уилмой. Они все получили такое же.

– Да что в нем написано?

Фредерик усмехнулся вслух:

– В нем написано, что этот больной ублюдок решил, что хочет жену, и теперь каждый женатый мужчина страны находится в опасности.

Мои брови сошлись вместе, когда я прочитал письмо.

– Тут написано, что король имеет право выбрать себе в жены любую вдову страны.

Мамин плач стал сильнее.

– Но это не так работает! – воскликнул я и посмотрел на своего отца. – Вдова сама выбирает себе мужа.

– С каких это пор наш король позволяет законам помешать ему добиться своего?

Мама подняла голову.

– Ни одна женщина в здравом уме никогда его не выберет. Он психически больной, и его дыхание воняет так, что поблизости невозможно находиться.

Фредерик расхаживал по комнате.

– Ты видел, как он пялился на Старр на турнире? Если он решит, что хочет ее, я покойник.

Мой отец стоял, расставив ноги и скрестив руки на груди.

– То же самое с Клэр и Уилмой. Он хочет молодую жену, хочет, чтобы у него был наследник.

– Тогда ему, нахрен, следовало участвовать в турнире, когда он был моложе, – Фредерик остановился и зарычал, когда я сжал кулаки.

Старр продолжала гладить мою маму по спине.

– Ни одна женщина не заслуживает того, чтобы ее принуждали к браку. Я скорее умру, чем выйду за него замуж.

И пусть у меня не было жены, но это касалось всей моей семьи. Протянув обрывки письма брату, я посмотрел на него.

– Ты с кем-нибудь говорил об этом?

Фредерик коротко кивнул.

– Остальные уже в пути.

В течение следующего часа дом наполнился людьми, и мои три сестры и их мужья присоединились к предположениям о том, что в течение года король Джереми обязательно устроит так, чтобы какая-нибудь красивая молодая женщина стала вдовой.

– Мы должны что-то с этим сделать. – Эммерсон был в ярости. – Мы все знаем, что он захочет Уилму, потому что она только-только вышла замуж и еще не стала матерью.

– Нет. Я буду кусаться и царапаться, но не позволю ему меня тронуть, – заявила Уилма.

– Клэр тоже еще не рожала. – Мои глаза обратились к сестре, которая стояла, прижавшись к своему мужу Лукасу. – Ты и Уилма – самые его очевидные цели.

Клэр побледнела.

– Ты думаешь, он убьет Лукаса, чтобы добраться до меня?

Лукас тихо усмехнулся.

– Пусть попробует. Я могу защитить себя. Джереми мне не ровня.

Фредерик фыркнул.

– Не будь дураком. Он не настолько глуп, чтобы выйти один на один. Он хитрый и сделает так, чтобы это выглядело как несчастный случай.

Я засунул руки под мышки.

– Нет, если несчастный случай произойдет с ним.

В комнате на мгновение воцарилась тишина, а затем Эммерсон вздернул подбородок.

– Продолжай.

В течение следующих часов мы планировали смерть нашего короля. Наш лучший шанс был на одной из предстоящих рождественских вечеринок, где он будет есть и напиваться.

– Вы, мужчины, не сможете пронести никакого оружия мимо охраны, но я могу пронести кинжал под юбкой, – предложила Марни.

– А как насчет яда? Я могла бы положить немного в лифчик, – добавила Уилма.

– Нет уж, женщины не станут в этом участвовать! – Эммерсон нахмурился.

– Никому не придется участвовать. Я это сделаю.

В комнате воцарилась тишина, и все уставились на меня.

– Ты уверен, Тайтон? – спросил Генри. – Если что-то пойдет не так, ты покойник.

Несмотря на давление в груди, я кивнул.

– Вы, женщины, слишком ценны, а я единственный одинокий мужчина в этой комнате. Если что-то пойдет не так и я умру, я не оставлю после себя вдову, на которую он сможет позариться. Это должен быть я!

Мой отец, Генри, Лукас и Эммерсон – все склонили головы передо мной, а Фредерик схватил меня за плечо.

– Ты будешь не один. Мы поможем тебе.

– Да, всем, чем нужно, – добавила Марни.

– Вы отвлечете охрану, как мы и договорились. Мне понадобится время, чтобы подобраться поближе.

Глава 30

Убийство короля

Тайтон

Ежегодная рождественская вечеринка в королевском дворце проходила в обстановке строгой безопасности. Наша семья занимала видное место в обществе, что внесло нас в список гостей, но мы не были близки к королю и сидели в другом конце большого банкетного зала.

План был прост. Мы ждали, пока король напьется и начнет хвастаться, как он делал каждый год. Как только он начнет бродить по залу, чтобы убедиться, что мы все признаем его хвастовство, я поспорю с ним, что могу переплюнуть его в количестве выпитого, и подам ему кружку с отравленным пивом.

Если это сработает, я положу конец тирании нашего никчемного короля.

Если мне не удастся, я буду казнен.

Первоначальный план Марни пронести под юбкой кинжал мы отклонили. В предыдущие годы женщины были освобождены от прохождения через сканеры безопасности, как и мы, но ходили слухи, что король Джереми становился все более повернутым на заговорах.

По мере того как наступала ночь, голоса двухсот людей в комнате становились все громче. Играла музыка, и мужчины то тут, то там разражались пьяным смехом.

Наш король был окружен своими сторонниками во время ужина, но, как и ожидалось, он устал от их компании и начал выкрикивать имена людей за другими столами, поднимая свою кружку и осушая ее до дна.

Вскоре он уже бормотал какие-то ругательства и посылал всех вокруг куда подальше.

– Вот он, – прошептал Фредерик.

Как мы и договорились, я весь вечер делал вид, что пью, и притворялся изрядно пьяным.

– Я готов, – икнул я, не выходя из роли.

Поскольку король Джереми привлекал к себе внимание, никто не видел, как я подсыпал порошок в кувшин с пивом.

Подняв свое пиво в воздух, я крикнул через весь зал:

– Эй, король, ты думаешь, что умеешь пить… Иди и докажи это.

Его кожа была красноватой, а лоб потным, из-за чего его редкие волосы как-то странно прилипли ко лбу. Слегка покачиваясь, он нашел меня взглядом и, нахмурившись, поднял подбородок.

– Тайтон Грин.

Я поклонился, чуть не полетев на стол, когда встал со скамейки, на которой сидел.

– Мне нужно отлить, но прежде чем я уйду, почему бы тебе не подойти сюда и не показать нам, как ты умеешь пить? – моя речь была невнятной, и, как и планировалось, мой отец и Фредерик протянули руки, чтобы успокоить меня, громко шикая. Я оттолкнул их руки. – Да все норма… нормально! Он мужчина. Я мужчина. Мы пьем пиво.

Люди вокруг нас замолчали, наблюдая за королем, когда он, пошатываясь, направился к нам.

– Ты думаешь, что сможешь выпить свое пиво быстрее меня?

– Я знаю, что могу. – Я икнул и оперся рукой о Фредерика, чтобы не упасть. – Я, нахрен, могу перепить всех вас!

Я стал тыкать пальцем вокруг себя, и люди стали смеяться.

– Тайтон, сядь! – прошипел мой отец.

– Ты в деле или нет?

Фредерик взял кувшин с отравленным пивом и наполнил кружку. Как только он поднес ее ко рту, я потянулся за ней и подал королю.

– Приготовься проиграть!

Я не стал ждать, пока он согласится или откажется, а поднял свою кружку – и, как я и надеялся, король заглотил наживку и выпил.

Он как будто даже не глотал, а буквально вылил в себя всю кружку целиком.

– Ни хрена себе! – воскликнул я, признавая поражение.

Джереми громко рыгнул, но затем цвет его лица изменился с красного на бледно-белый, а щеки надулись.

Я взглянул на Марни. Она добыла яд у подруги, которая была замужем за фармацевтом. Предполагалось, что это будет медленно действующий яд, но Джереми выглядел так, словно его вот-вот стошнит.

Фредерик оттащил меня назад как раз в тот момент, когда из короля вырвался поток рвоты.

– Какого хрена? – кто-то попьянее засмеялся, что, мол, король не вместил в себя столько пива, но Джереми был гордец и обиделся.

– Все со мной нормально! Пиво было несвежим и на вкус как дерьмо. – Подняв руку, он указал на мой стол. – Вы налили мне в пиво мочу!

– Нет!

Кто-то из его охраны оказался рядом и, прижав почти пустую кружку к груди охранника, Джереми вытер рот и приказал:

– Отнеси это Бернарду. Скажи ему, чтобы он это проверил. Если я выпил мочу, кто-нибудь умрет!

Я с трудом сглотнул.

– В этом нет необходимости.

– Ты унизил меня. – Его глаза сузились, пока он раскачивался взад и вперед, пьяно размахивая руками. – Вы все решили посмеяться надо мной. Никто не смеет унижать меня!

– Ваше величество, мы никогда не посмели бы, – попытался возразить мой отец, но в зале уже воцарилась тишина, а отвратительная вонь рвоты заставила нескольких женщин с отвращением отвернуться.

– Арестуйте их! – развернувшись на каблуках, Джереми покачнулся, возвращаясь к своему столу и отдавая приказы через плечо. – Арестуйте всех мужчин за этим столом. Я не позволю, чтобы надо мной смеялись в моем собственном доме.

Как группа пчел-убийц, вооруженные охранники окружили наш стол. Выпятив грудь, я встал перед мамой, рядом с отцом. Вокруг нас Эммерсон, Лукас, Фредерик и Генри сделали то же самое.

– Не сопротивляйтесь. Мы безоружны и в меньшинстве. Если они начнут стрелять, то могут попасть в одну из наших женщин, – сказал мой отец достаточно громко, чтобы все мы это услышали.

Тем не менее, я ткнул локтем в лицо охранника, который толкнул меня. Прижав руку к окровавленному носу, он поднял пистолет, чтобы направить его мне в голову, усмехаясь:

– Двигайся, ублюдок.

Генри и мой отец двинулись вперед с поднятыми руками, в то время как Лукас, Фредерик и Эммерсон сопротивлялись, как и я. Мы все знали, что если Бернард, личный врач Джереми, проверит содержимое кружки, то обнаружит там нечто гораздо худшее, чем моча.

Капитан королевской стражи, который сидел за столом короля и сам был пьян, взмахнул пистолетом и выстрелил в потолок.

– Двигайтесь – или я украшу стены вашими мозгами, – заорал он и указал охране на дверь. – Уберите уже отсюда грязных предателей!

Когда нас выводили из зала, Джереми напоследок усмехнулся.

– Не переживайте. Мы хорошо позаботимся о ваших женщинах.

Будучи запертым в маленькой камере вместе со своей семьей, я сходил с ума от беспокойства.

Мы были голодны и злы.

Шестеро защитников, лишенных возможности защищать своих женщин, были подобны бомбе, ожидающей своего часа, и дважды между Лукасом и Эммерсоном вспыхивала драка. Фредерик, Генри, мой отец и я едва растащили их.

Когда капитан наконец появился, он соизволил говорить с нами через квадратное отверстие в двери.

– Где наши жены? – спросил Фредерик.

Капитана, похоже, забавляло наше несчастье.

– Ваши жены здесь, во дворце. Король развлекает их.

– Мы можем их увидеть?

– Да. В канун Нового года.

– Это через одиннадцать дней. Он собирается держать нас здесь одиннадцать дней? – голос Генри был полон недоверия. – Я ничего не сделал.

– Таков приказ короля.

– Мы, по крайней мере, получим еду или воду? Прошло уже два дня!

Тихо хихикая, капитан изрек:

– Король сказал, что, поскольку вы так любите мочу, вы можете попить свою собственную.

– В том пиве не было мочи.

– Нет, и мы это знаем.

Я затаил дыхание.

– Тогда почему мы все еще здесь?

– Ты знаешь, почему ты здесь. Ты пытался отравить короля.

Моя голова разрывалась от паники, и я перевел взгляд на Фредерика и моего отца. Они знали. Все было ужасно!

– Как я уже сказал, вы увидите своих женщин в последний раз в канун Нового года, так как они будут присутствовать на вашей публичной казни.

Яростно рыча Эммерсон, подбежал к двери и ударил по ней плечом.

Капитан отступил назад и закрыл окошко.

– Я должен был, нахрен, сломать шею Джереми, когда у меня был шанс!

Я громко застонал и позволил своим мыслям вернуться к Девине.

Мой план встретить ее на пороге дома, когда она вернется, теперь был не более чем несбыточной мечтой. Я был так уверен, что у нас все получится. Теперь я жалел, что не оставил ей хотя бы письмо, чтобы она нашла его, когда вернется. Мысль о том, что Девина уйдет навсегда, думая, что я слишком зол на нее, чтобы ответить, была нестерпима.

Моим единственным утешением было то, что ее не было здесь, во дворце, и она не увидит, как меня казнят. А еще – что я оставил небольшой след в этом мире, создав с Девиной книгу, которую будут читать люди на Родине.

Возможно, я скоро умру, но, по крайней мере, история Марка и Дейдры будет жить.

Глава 31

Бестселлер

Девина

Сидя на подоконнике своей квартиры, я прислонилась головой к оконной раме и наблюдала за потоком людей, идущих по улице внизу.

Эти люди хотели куда-то успеть, чем-то заняться, спешили навестить друзей и семью. Пара женщин прошла мимо, держась за руки. Они смеялись и разговаривали так, словно им было наплевать на весь мир. Я почувствовала укол зависти.

Раньше я был такой же, как все, но теперь я чувствовала себя потерянной и отрезанной от мира

Моя книга вызвала настоящую бурю. В СМИ на нее вылили потоки критики, но чем больше они говорили о ней, тем больше копий запрашивали читатели по всему миру.

Критики не стеснялись в выражениях: там были и «пустая трата времени», и «худшая книга в истории», а некоторые даже обвиняли меня в извращенном уме.

Я дала массу интервью, но, хотя журналисты и были вежливы и любезны со мной, их статьи разносили меня в пух и прах.

Эбони была права: Северяне считались монстрами, а моя книга стала преступным удовольствием, этаким запретным плодом, в чтении которой никто не хотел признаваться.

Зазвонил телефон. Я не хотела отвечать, но, будучи жителем Родины, не могла показаться невежливой, так что взяла трубку.

– Мира вам.

– Девина, у меня плохие новости, – это была Эбони, и ее голос звучал надломлено, как будто она плакала.

– Что случилось?

– Они тебе еще не звонили?

– Кто?

Она вздохнула.

– О, милая, я не знаю, как это сказать, но нам приказали снять с публикации «Запрещенные письма с Севера».

– Почему?

– Потому что, по мнению Совета, это опасная книга, которая вселяет в наивные души людей опасные фантазии.

Я закрыла глаза, но промолчала.

– Девина, ты все еще здесь?

– Да, я все еще здесь.

– Это отличная книга, милая. Она практически продает сама себя, но Совет обеспокоен и хочет, чтобы мы сняли ее с продажи.

– Что именно их беспокоит? Это всего лишь книга.

– Я задала им тот же вопрос, и оказалось, что некоторые читатели собрались и поехали на границу в поисках бутылок с письмами, и даже пытались сами бросать бутылки. Совету пришлось усилить пограничный патруль и установить больше камер и знаков, чтобы напомнить всем, что вокруг стены есть мины. Вчера одна из женщин вместо того, чтобы бросить бутылку через стену, решила пробраться на другую сторону. Ее поймали. К сожалению, она упала и сломала обе ноги.

– О нет!

– Да, и, согласно Совету, это мы виноваты в том, что вложили опасные идеи в умы этих людей.

– Они тебе это сказали?

Эбони снова вздохнула.

– Они предложили мне взять небольшой отпуск, чтобы обдумать свою роль во всем этом, – ее голос снова сорвался. – Я не хочу уходить на покой, и я не хочу провести остаток жизни у какого-нибудь озера, размышляя о своей роли во вселенной. Я хочу быть там, где мои друзья, и заниматься любимым делом, публикацией книг.

– Я понимаю.

– Они уже уволили библиотекаря, который одобрил книгу, и теперь намерены связаться с тобой.

Я почувствовала, как вся кровь отхлынула от моего лица.

– Они так сказали?

– Да.

– Потому что они думают, что я сошла с ума?

– Они не использовали это выражение, но они беспокоятся. Им кажется, что ты психически нездорова и нуждаешься в помощи психиатра.

Повернув голову, я посмотрела на входную дверь.

– Сколько у меня времени?

– Немного.

– Эбони…

– Да?

– Спасибо, что дала мне знать.

Она шмыгнула носом.

– У тебя наверняка будет возможность поразмышлять над всем этим, так что я прошу тебя, как твой издатель, как можно быстрее написать другую книгу. У тебя будет время, пока ты будешь на лечении.

– Если я напишу еще одну историю о Дейдре и Марке, они никогда не выпустят меня обратно.

– Нет, не делай этого! Может быть, ты могла бы написать детективный роман под новым псевдонимом или что-то в этом роде.

Я выдохнула:

– Да, возможно.

– Я свяжусь с тобой, когда все уляжется.

– Хорошо.

– Еще раз, мне жаль, Девина.

– Мне тоже жаль.

Повесив трубку, я секунду посидела, наблюдая за людьми на улице и спрашивая себя, читал ли кто-нибудь из них мою книгу и если да… полюбили ли они ее или возненавидели.

Что мне теперь делать?

Я и так чувствовала себя потерянной, но теперь я будто падала в темную яму безнадежного отчаяния. В отчаянии я потянулась за спасательным кругом и позвонила Тине.

– Эй, милая, мы с Эмбер только что говорили о тебе. Ты в порядке?

И тут же на заднем фоне раздался ясный и громкий голос Эмбер:

– Тут о твоей книге говорят в новостях.

– Эбони позвонила мне. Они снимают с публикации мою книгу, – вырвалось у меня.

– Мне так жаль, – начала Тина, прежде чем Эмбер прервала ее:

– Говорила же тебе, что романтика – это риск.

– Кто-то получил травму, когда полез на стену, и они обвиняют в этом меня и книгу.

– Да, мы видели в новостях. Это ужасно, – тон Тины был сочувственным.

– Вы можете представить себе, что та женщина сломала себе ноги?

– Это случилось из-за твоей книги! – тут же отреагировала Эмбер.

Обвинение в ее голосе заставило меня занять защитную позицию.

– Я ведь не думала, что моя книга побудит женщин идти к границе или пытаться проникнуть на ту сторону! Я не собиралась вкладывать им в головы такие мысли!

Но Эмбер не смягчилась.

– Видишь, Девина, вот почему так важно, чтобы мы несли ответственность за то, что пишем. Наши слова вдохновляют людей на добрые или дурные поступки. Вот почему нам нужна цензура.

– Что они сказали обо мне в новостях?

Мой вопрос был адресован Тине, но снова ответила Эмбер, и мое раздражение росло с каждым словом, которое слетало с ее губ.

– Они использовали твою книгу в качестве примера того, почему нужен был этот закон о запрете эмоционально напряженных книг.

– То есть?

– Ну, ужасы уже запрещены, а теперь Совет наложил полный запрет на все книги, которые вызывают опасные эмоции, такие как ужас, гнев или похоть.

– Запрет? Нет, они не могут. Это же книги!

– Ну, ты бы предпочла, чтобы люди ломали себе ноги или, что еще хуже, убивали себя, потому что поверили в какую-то фантазию?

Эмбер с таким же успехом могла бы ударить меня. Я громко ахнула и заморгала. В горле будто застрял кактус, говорить я не могла.

– Эмбер, это было жестоко, – прошептала Тина, но я все молчала. Я потеряла дар речи.

Мой спасательный круг утонул, и не осталось никого, кто мог бы вытащить меня из темной ямы, в которую я падала. У меня защекотало в носу от рыданий, и печаль накрыла меня, как приступ паники.

Я не могла встретиться с Тайтоном и рассказать ему, как ужасно я себя чувствовала, когда из-за моей книги пострадала женщина.

Никакой телефон не мог бы дать мне возможность дозвониться до мамы и услышать, что все будет хорошо. И не было возможности вернуться в дом на один из чудесных сеансов исцеления бабушки.

Если бы только я могла свернуться калачиком рядом с одной из моих сестер и поделиться своими тревогами или обнять папу. Я подавила рыдание в груди, закрыла глаза и вспомнила, как он всегда целовал меня в макушку и называл мисс Веснушка.

Я потеряла их всех.

Не будет шуток Джастина, не будет семейных дней рождения.

Даже Нелли больше не жила со мной.

– Девина, ты здесь? Что-то со связью?

Голос Тины звучал так, словно она уже несколько раз произнесла мое имя, но мое тело будто весило тысячу килограммов, и у меня не было сил ответить ей.

Закончив разговор, я опустила подбородок на грудь и отдалась отчаянию. Если я умру сейчас, никто не будет скучать по мне.

Два часа спустя в мою дверь постучали.

Я ожидала этого и достаточно успокоилась, чтобы открыть дверь с вежливой улыбкой, которая не коснулась глаз.

Две женщины, стоявшие снаружи, представились как Леони и Марси и спросили, могут ли они войти.

Распахнув дверь, я жестом показала им, чтобы они проходили.

– Мы давно хотели поговорить с вами о вашей книге. – Леони наклонила голову и одарила меня сладкой улыбкой. – Как вы, возможно, слышали, она оказала неблагоприятное влияние на многих ваших читателей, которые теперь думают, что Северяне – добрые и замечательные люди. Учитывая, что они похищали наших женщин, чтобы иметь возможность заводить детей, такое искажение реальности кажется прискорбным. И ведь вы это понимаете, так?

– Это было больше ста лет назад.

– Тем не менее, изобразив их как храбрых и умных мужчин, вы вдохновили многих женщин на путешествие к Стене. Некоторые из них пострадали. Нам, к счастью, пока удалось удержать желающих от пересечения границы.

Я молчала.

Леони сложила руки перед собой и выпрямилась.

– С сегодняшнего дня по приказу Совета ваша книга снята с публикации.

– Да, я слышала.

– Не могли бы вы рассказать нам, что вдохновило вас на написание этой книги? Вы раньше жили недалеко от границы, верно?

– Да.

– У вас был контакт с кем-нибудь по ту сторону стены?

– Вы имеете в виду, обменивалась ли я с кем-то из Северян письмами?

– Да.

– Что бы изменилось, если бы я это делала? Вы уже решили, что запрещаете мою книгу.

Они выглядели немного удивленными моим конфронтационным вопросом.

– Мы просто пытаемся лучше разобраться в ситуации. Вы можете подтвердить, что ходили к своему врачу три дня назад?

– Да.

– Мы запросили вашу медицинскую карту, и там сказано, что вы на четвертом месяце беременности, но вы не посещали клинику по оплодотворению. Вы можете объяснить, как это вышло?

Мое сердце учащенно забилось.

– Конечно. Я забеременела от мужчины.

Обе женщины заерзали на диване и обменялись взглядами.

– Вы можете направить нас к нему?

– Нет.

– И почему?

Потому что это не ваше дело. Ответ вертелся у меня на языке, но я просто покачала головой.

– Вы можете хотя бы назвать нам его имя?

– Послушайте, у меня была всего одна встреча с мужчиной, и я забеременела. После этого я его не видела и не хочу, чтобы вы с ним связывались.

Марси прочистила горло.

– Девина, мы понимаем, что вы пережили трудное время, потеряв свою семью. Легко понять, что книга была создана из стремления возместить потерю близкого человека. Горе заставляет людей совершать иррациональные поступки, но мы считаем, что вам было бы лучше потратить некоторое время на размышления и исцеление в спокойной обстановке.

– Как долго?

– Столько, сколько потребуется.

Я отвела взгляд.

– Нет, спасибо.

– Вы выглядите так, будто плакали. Мы здесь не для того, чтобы наказывать вас, а для того, чтобы помочь вам почувствовать себя лучше.

Мой разум оцепенел, и только одна мысль билась в нем с прежней настойчивостью. Я не хотела мириться с цензурой и законами, запрещающими книги. Я не хотела мириться с тем, что Совет отнимает у нас свободу слова. Я не могла смириться с мыслью о том, чтобы отправиться в это место со «спокойной обстановкой» и сидеть там, размышляя об ошибке, которую я не совершала!

Читателям моя книга понравилась не просто так. Она заставляла их чувствовать и мечтать о том, чтобы их любили.

Марси, женщина с короткой темной стрижкой, снова откашлялась.

– Вы хотели бы пойти с нами сейчас, или вам нужно немного времени, чтобы собраться?

Мое тело напряглось, когда я поняла, что у меня не было выбора. Так или иначе, они хотели, чтобы я отправилась с ними.

– Мы могли бы дать вам несколько дней, если это нужно.