Текст книги "Хроника Торнбери"
Автор книги: Елена Граменицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Итак – еще раз приглашаю Вам совершить со мной прогулку по парку – обещаю более не рассказывать страшные истории – доктор криво улыбнулся, напомнив мне мистера Хайда, зловещего персонажа из романа ужасов, но так и не дождавшись ответа, с поклоном пошел к дверям моей спальни.
Я онемела, потрясенная его монологом, то, что он безусловно сильно напугал меня, значит ничего не сказать! Но, не смотря ни на что, я была полностью согласна с его мнением. Я буду молчать как рыба… Только последний вопрос, доктор!
– Прошу Вас, подождите. Скажите, сэр Фитцджеральд – он поверил? Он поверил в мой рассказ? – я с волнением ждала ответа.
Доктор обернулся и странно посмотрел на меня
– Сожалею, мисс, мне не известно его мнение. Могу сказать одно – сэр Фитцжеральд – один из самых достойных людей нашего общества, можете полностью положиться на него, этот человек никогда не причинит Вам вреда. Мысли же его мне не доступны, он привык держать их при себе и не обсуждать даже с близкими друзьями. Извините, мисс, я должен на время Вас покинуть. Как я полагаю, мое приглашение прогуляться Вы уже не принимаете? Ну что же возможно в другой раз. Прекрасно Вас понимаю, мисс! Теперь Вам есть о чем подумать…
Доктор оставил мою комнату. Все еще находясь под впечатлением от его жуткого рассказа, я была ему благодарна за предупреждение и за заботу о себе. Мне ничего не оставалось, как затаиться и ждать, ждать счастливого случая, могущего позволить мне вернуться. А пока необходимо как можно скорее научиться жить сейчас, как можно скорее ассимилироваться со средой, с текущей эпохой, не выделяться, попытаться обмануть всесильную Историю, затеряться среди ныне живущих, стать похожей на них, но в то же время не упускать из вида свою цель. Ждать. Делать, то, что ненавидела всю свою жизнь. ЖДАТЬ. Открытую дверь… или поворот тропы, которая по предсказанию черноглазой красавицы, когда то должна привести меня домой…
И потянулось бесконечное время, о нем у меня остались лишь отрывочные воспоминания, события дней, похожих друг на друга как родные братья не были существенными и не представляли особого интереса для хроники.
С того памятного вечера я более не видела хозяина Торнбери, хотя ждала встречи каждый день. Сначала со страхом, а потом с надеждой. Я понимала, что мое благополучие, моя жизнь находится во власти этого человека, и именно от него зависит – как сложится она в дальнейшим. Он был вправе уже на следующий день отправить меня в дом для умалишенных, но не сделал этого. В глубине души я знала, что он не был способен на это. Его глаза сказали мне больше чем его молчание.
Во мне невольно рос интерес к этому человеку. Кто он такой, наш хозяин, каков его внутренний мир, где живут его мечты, кого он любит и кого ненавидит? Почему его нет?
Время шло, он не появлялся, я не видела его, ни в доме, ни в парке, ни в служебных помещениях, нигде.
Ответить на вопросы о нем было некому, а набраться храбрости и расспросить обо всем болтушку Розалинду я не решалась, хотя спустя время некоторую интересную информацию от нее ненароком узнала. Оказалось, сэр Фитцджеральд покинул поместье почти сразу после того памятного вечера, он уехал в Лондон по делам на неопределенное время, обычно он отсутствует довольно долго, бывает месяц или даже два, но всегда извещает о своем возвращении заранее. Скорее всего, разоткровенничалась Рози, это случится ближе к августу, ведь на конец месяца назначена его свадьба с леди Анной, его возлюбленной. (Его возлюбленной?…) Розалинда долго еще обсуждала предстоящие хлопоты и приготовления к торжеству, а я с удивлением чувствовала, что у меня заныло сердце. Значит, у него есть возлюбленная, подожди, ну это же естественно, он слишком привлекателен, чтобы оставаться одному… интересно какая она?? – мои мысли бежали наперегонки. Слушая горничную, я поняла, что леди Анна не сильно ей нравится, она холодная как луна, сказала девушка и хихикнула, да, мисс, смешное выражение, но не подумайте ничего дурного, конечно леди Анна принадлежит к знатному роду, ее родословная безупречна и идеально подходит ее хозяину, и было бы просто замечательно объединить два древних рода Коллинз и Мортон и дома Торнбери и Уилл-Лодж… Но, не знаю право, как они сойдутся, такие оба разные…Казалось, что Розалинда может проболтать весь день напролет, но я слушала ее с благодарностью, она немного отвлекала меня и скрашивала непреходящую тоску по дому, а ее маленький белобрысый ангел Мари, вечно скачущий вокруг мамы, напоминал мне мою дочку в детстве, и я с удовольствием тискала малышку, играла с ней в прятки, бегая по всему первому этажу, куда был разрешен вход слугам, читала и рассказывала девочке сказки перед сном, а потом тихонько плакала, оставшись одна в комнате.
Постепенно я познакомилась со всей прислугой, Розалинда представила меня дальней родственницей хозяина приехавшей погостить из варварской и холодной России. (Боже, мисс! Неужели там у вас не знают, что для чистки зубов существуют специальные маленькие щеточки из китового уса и душистый мятный порошок, а для ухода за телом вот эти цветочные эссенции, настои и втирания? Ну хотя бы мыло у Вас продают?) Удивленные вопросы Розалины так и сыпались на меня, но мне было проще прикинуться не просвещенным в искусстве парфюмерии и современных средств ухода за собой варваром, чем показать, что я понятия не имею, чем они сейчас чистят зубы, умываются и какими ароматами для тела пользуются.
Тем не менее, болтушка Розалинда сохранила мои неловкие просчеты в секрете от других обитателей дома.
Все слуги с большим уважением относились ко мне, как к дорогой гостье их любимого хозяина. После его отъезда их оставалось в доме не много, два садовника, конюх, еще одна горничная кроме Розалинды, убирающая комнаты третьего этажа, два повара и кормилица сэра Фитцджеральда, исполняющая теперь обязанности экономки, пожилая испанка, миссис Фрида Альварес.
Первое время постоянный контроль за свои поведением, за словами, готовыми сорваться с языка, сводил меня с ума, и к вечеру я изрядно уставала играть роль провинциальной дамы приживалки. Было невыносимо неловко носить на лице маску, и чтобы стало легче, я придумала в то время увлекательную игру, ради смеха представила себя засланным резидентом в тыл врага, скрывающего свое истинное Я и боявшегося провала и разоблачения. Постепенно, день за днем, маска так плотно приросла к моему лицу, что мне не приходилось уже прилагать много усилий, чтобы быть похожей на даму начала девятнадцатого века. Я с сарказмом ловила себя на мысли, что регресс протекает быстрее прогресса, что очевидно. Мне удалось почти полностью ассимилироваться с образом жизни окружающих меня людей, приспособиться говорить как они, думать как они, жить как они.
Постепенно я привыкла к их языку, старому английскому, с массой оттенков и странных оборотов, и ловила себя на мысли, что я уже думаю не на русском и даже во сне продолжаю говорить, используя любезности и условности окружающей меня действительности.
Я сравнительно легко отвыкла от таких привычных вещей как мобильный телефон, телевизор или компьютер, заменив их чтением книг, вышиванием и рисованием. Возможно только очень внимательный и недоброжелательный наблюдатель или слушатель мог заметить еще небольшое напряжение в моих действиях и путаность в словах, но таких вокруг не было. Я по своей природе всегда была очень приветливым человеком и легко сходилась с самыми разными людьми, хотя и не допускала их себе в душу, старалась сохранить со всеми ровные и приятельские отношения. Поэтому, могла сказать уверенно, что не чувствовала врагов в своем окружении. Мне было очень комфортно в огромном Торнбери.
Конюх Готлиб нашел для меня спокойную неноровистую гнедую кобылку Марту и разрешил сначала в его сопровождении, а потом и одной совершать долгие конные прогулки по аллеям парка. Его сначала удивляла моя мужская посадка, пришлось слукавить, что в далекой России все женщины ездят на лошадях по-татарски, к другому мы не приучены, не даром столько веков провели под их игом. Моя смешная теория его полностью удовлетворила. Что еще приходится ожидать от варваров из снежной России, где медведи разгуливают по улицам городов и заглядывают в окна? Постепенно Готлиб оставил свою идею усадить меня в женское седло.
Иногда я выходила в сад, чтобы помочь ухаживать за бесчисленными розовыми кустами и послушать Клайва, одного из садовников. Старик мог бесконечно рассказывать о сортах, о правильной рассадке, об особенностях ухода и полива. Клайв был помешан на розах и занимался только ими, все другие цветы находились под пристальным вниманием фрау Христианы, уроженки Шварцвальда, переехавшей со своими родителями в Англию еще в раннем детстве, но до сих пор ей очень нравилось обращение – Фрау Кристи. Это была крупная рыжеволосая женщина, ширококостная, сильная, словно мужчина в юбке. Она без устали и весьма изящно для своего тела постригала многочисленные кусты тиса и самшита, украшавшие главные аллеи парка, превращавшая их в затейливые образы животных, птиц или геометрические фигуры. Но Христиана была очень неразговорчива и замкнута в себе, и я припомню лишь несколько случаев, когда мы перекинулись с ней парой слов о погоде и об ее удивительном мастерстве с ювелирной точностью пользоваться внушительными садовыми ножницами. Да и то в последнем случае, мой утверждение она сочла за излишнюю похвальбу и как истинная праведница стыдливо закрыла тему. Чаще я старалась ей не мешать и обходила стороной, предпочитая общество разговорчивого Клайва.
Неоднократно, Лукас Фишерли приглашал меня на прогулки по дальним аллеям парка и просил рассказывать о покинутом времени (это только в очередной раз доказало, что доктор мне поверил), о способах лечения болезней, о новых лекарствах, обо всем, что я могла в силу своего знания объяснить ему. Но, полагаю, моя непрофессиональная помощь вряд ли могла быть ему сколько нибудь полезной.
И только миссис Фрида, кормилица Фитцджеральда долгое время представляла собой абсолютно неопознанный объект. Миссис Альварес была уже в годах, ей пошел седьмой десяток, но красота этой женщины до сих пор не увядала. Фрида была невысокого роста, худощавая, ее гладкие зачесанные наверх волосы, до сих пор черные как смоль лишь с редкими серебряными прядями, украшенные красивым костяным гребнем и жгучий взгляд больших карих глаз всегда восхищали меня. Полагаю, что в юности она не имела отбоя от поклонников особенно здесь в чопорной Англии. Сначала казалось, что она недолюбливает меня, после приветствия она всегда старалась первой быстрее закончить разговор, отходила в сторону, чтобы заняться шитьем или чтением книги и уже оттуда исподтишка наблюдала. Меня мучило подозрение, неужели, Фрида случайно подслушала мой разговор с доктором и догадывается, что я не та, за кого себя так удачно выдаю?
Но как обычно глаза страха были слишком велики, в скором времени все прояснилось, и мои подозрения оказались надуманными и даже смешными.
Фрида была невероятно скрытным, недоверчивым человеком, очень тяжело сходящимся с новыми людьми. Она вначале продолжительное время присматривалась, изучала их со всех сторон и лишь, потом робко делала первый шаг к сближению.
Постепенно наши отношения наладились, она начала мне доверять и стала настоящим другом, которого мне так не хватало в этом чужом и могущим оказаться опасным мире. Сколько интересного открыла она об обитателях дома Торнбери!
В первую очередь Фрида показала мне дом, все его потаенные уголки, огромную библиотеку, настоящую сокровищницу мировой литературы, любовно собираемую уже не одним поколением семьи Коллинз, открыла двери в святое святых – в свой любимый мир, оранжерею, где будучи любительницей орхидей она возделывала уголок райского сада, выделенный специально под эти экзотические растения. Потом Фрида провела меня по картинной галерее, находящейся в крыле, расположенном напротив зимнего сада и подробно рассказала о каждом полотне и о каждом портрете, изображавшем членов огромной семьи Коллинз.
Я увидела, как выглядели родители сэра Фитцджеральда, его отец, сэр Томас, бравый генерал, погибший в прошлом веке в Индии и его мать, не прожившая более года после трагической гибели мужа, леди Лаура. Маленький Фитцджеральд уже в десять лет остался полной сиротой и его воспитанием занималась Фрида, полностью заменившая ему родителей. Для мальчика были выписаны из Европы лучшие учителя, учившие его математике, истории, географии и словесности.
Фрида Альварес безумно любила своего приемного сына, так как сама потеряла ребенка почти сразу после рождения, малыш скончался от скоротечной горячки, Фрида выкормила сына леди Лауры и справедливо считала его родным. Фрида могла целыми днями напролет говорить о достоинствах своего любимого воспитанника, восхвалять положительные качества его характера, и как ни странно – мне это совсем не надоедало, наоборот было приятно слышать столько хороших теплых слов о человеке, под покровительством которого я находилась, по доброй воле которого я могла жить в его прекрасном доме и пока не беспокоиться о будущем.
Фрида была очень корректным человеком и только один раз позволила себе задать вопрос о моем истинном происхождении (безусловно она даже слушать не хотела о пресловутом дальнем родстве с ее хозяином, об истории, предназначенной для остальной прислуги), но была вполне удовлетворена (или сделала вид) моим запасным вариантом, другой историей о несчастной русской, потерявшей память, вследствие неизвестных трагических обстоятельств, о которых мудрая женщина не стала допытываться в силу природной скромности. Да, увы, я полностью потеряла память и вынуждена ждать улучшения в надежде на ее скорое возвращение, миссис Альварес. Как только это произойдет – родственники и знакомые будут извещены о моем местонахождении, если таковые вообще имеются. Удачно придуманная мистером Лукасом теория об обширной амнезии действительно помогала, его диагноз избавил меня от недоразумений, Фрида поверила доктору, просившему не упоминать всуе о моем прошлом, потому что лишние расспросы и разговоры могут вызвать стресс и затруднить возвращение воспоминаний. Поэтому больше Фрида никогда не возвращалась к обсуждению деталей моей прежней жизни.
Удивительно, что все обстоятельства складывались как нельзя лучше. Я была желанной гостьей в Торнбери и наслаждалась покоем, хорошим отношением окружающих и мягким сияющим летом, царящим над садами и парками южной Англии. Но все было хорошо лишь при свете солнца, а с приходом ночи в комнату пробирались неразлучные со мной верные подруги – тоска и боль от потери близких. Я плакала, уткнувшись в подушку, вспоминая Юлечку, маму, я постоянно мысленно разговаривала с ними, старалась передать им мысль, что жива и здорова, и обязательно вернусь. Главное быть в этом абсолютно уверенной, и тогда жизнь начнет подстраиваться под твои желания и возможно еще раз откроет дверь. Но это только в теории, в жизни все намного сложнее…
Прошло уже больше месяца после моего исчезновения из 2009 года и пребывания в Торнбери, но здесь ход времени казался еще более медленным. Оно словно плавилось и становилось тягучим как патока, и я связывала это с неторопливым образом жизни сельских жителей, их покоем и умиротворением. Мне казалось, что прошло намного больше времени и должна уже приближаться осень, но нет, еще царил согретый мягким солнцем и напоенный запахом луговых трав и садовых цветов срединный месяц– июль.
Это время было бедно на события, пожалуй, только за исключением одного, о котором я хотела бы упомянуть, потому что последствия этого происшествия сыграют определенную роль в моей дальнейшей жизни.
Одним утром Розалинда вошла ко мне в спальню, чтобы помочь с утренним туалетом и переодеванием вся в слезах, что было совсем не похоже на мою хохотушку горничную.
– О, мисс, моя бедная Мари, она горит со вчерашнего вечера, я не спала эту ночь, никак не могла снизить жар, моя бедная девочка, если с ней что-то случится – как я буду жить – это единственное сокровище в моей жизни!! – Рози опять заплакала навзрыд. (Я знала, что женщина одна воспитывает дочь, которую она родила в грехе от заезжего с бродячим театром красавца актера, подарившего Рози ночь волшебной любви и вскоре бесследно растворившегося среди вересковых пустошей)
Постепенно из прерываемого рыданиями рассказа я поняла, что малышка набегалась по дому и разгорячившись, пока никого не было на кухне – напилась холодной воды. Ничего страшного, по сути, не произошло, она сильно застудила горло, и ангина всегда вызывает очень сильный жар, надо потерпеть несколько дней. Но как я поняла из сбивчивого рассказа матери, положение девочки сильно осложнял начинающийся кашель (она просто задыхается, мисс!), следовательно инфекция стала стремительно опускаться в легкие.
Я спросила Розалинду – осмотрел ли ее ребенка доктор? Нет, мисс, у меня нет денег, вызвать доктора из ближайшего города.
Я ничего не понимала, а разве доктор Лукас не может осмотреть больного ребенка?
Что Вы, мисс, мистер Лукас – это врач семьи Коллинз, мы, слуги, не можем беспокоить его.
Боже мой!! Я бросилась к Фриде с просьбой пренебречь глупыми условностями и срочно вызвать доктора, и была рада, что она уже сама приняла такое решение и послала курьера к мистеру Фишерли, жизнь ребенка была выше нелепых правил.
После я заглянула в комнату к Розалинде, чтобы навестить малышку. Бедная девочка, раскрасневшаяся от мучавшего ее жара тихо лежала в маленькой кроватке и смотрела на меня большими внезапно повзрослевшими грустными глазами.
Что может быть мудрее и страшнее глаз больного ребенка?
– Ну что же ты натворила, глупышка Мари?? Разве можно было пить холодную воду как набегаешься – вот теперь твое горлышко на тебя обиделось… но ничего, это совсем не страшно, сейчас приедет добрый доктор Лукас и вылечит тебя волшебным снадобьем.
– Мисс, я его боюсь, он плохой, он злой…
Я удивленно посмотрела на испуганные глаза девочки, что значит злой? Что она может знать о докторе? Видимо у ребенка сильный жар и она бредит. Я немного отошла в сторону, чтобы проверить – есть ли у девочки теплое питье.
Бедняжка решила, что я сейчас уйду и очень жалобно попросила
– Мисс. Не уходите – расскажите мне сказку, Вы добрая, Вы меня вылечите?
Господи, я почти плакала, смотря на маленького больного обессилевшего ангелочка, как же мне помочь ей? Я помнила только различные рецепты народной медицины от сильного жара, как чай с малиной или медом, навар из липы и мать и мачехи, но и Розалинда прекрасно знала эти рецепты и уже наверняка испробовала их.
И в тот момент, когда я рассказывала затихшей Мари сказку о волшебных бобах, невероятная догадка молнией сверкнула у меня в голове – у тебя в сумке должна лежать полоска с Ампиоксом!!! Скорее всего, там оставалось около десяти капсул. О Божье провидение – незадолго до моего перемещения я пила этот простой антибиотик от того же больного горла!!! Но могу ли я дать его этому ребенку? Какая чушь, конечно, могу – просто высыплю в ложечку половинку капсулы, нет половинку – пожалуй, мало, высыплю целую и буду незаметно ей давать. Как только измученная бессонной ночью девочка заснула – я побежала в свою спальню. Только бы лекарство было там! И действительно целая, нетронутая, по счастливой случайности или по воле Всевышнего, забытая полоска с капсулами лежала в боковом кармане моей сумочки. Отголосок прошлой жизни, тонкая связь с миром будущего, элементарный антибиотик из группы пенициллиновых теперь должен помочь несчастному ребенку. Ни минуты более не сомневаясь, я достала лекарство и спустилась вниз, к Мари.
В ее комнате уже находились плачущая Розалинда и Фрида, я вся похолодела – неужели я не успела? На кроватке малышки сидел доктор Лукас и слушал ее маленькое щуплое тельце через трубку. У меня сжалось сердце от жалости к бедному ребенку, но я очень рассчитывала на то, что доктор сейчас даст надежду и пропишет действенные лекарства. Каково же было мое изумление, когда он встал с кроватки и с мрачным видом сообщил, что судьба ребенка в руках Божьих и всем надо молиться за ее выздоровление. Рози зарыдала в голос, Фрида побледнела как полотно, а я подошла к нему и спросила – неужели он не может посоветовать ничего более конкретного, чтобы помочь Мари?
– Мисс Элен, я понимаю Ваше беспокойство за судьбу этого ребенка, но болезнь упущена, инфекция перекинулась на легкие, и нам остается уповать на волю Создателя и надеяться, что организм девочки справится с болезнью. А так, что я могу еще посоветовать, травяные настои для отхаркивания и прохладные компрессы для понижения жара… все пожалуй.
Извините, мисс (добавил он, склонившись ко мне), но наша медицина еще слишком примитивна. Еще никто не придумал волшебного зелья от всех болезней.
В последней фразе сквозил не прикрытый сарказм.
Я была поражена его циничным ответом, хотя он и соответствовал истине.
Зажатая полоска с лекарством мгновенно обожгла мне руку подобно огню.
Не обращая внимания на рыдания матери, доктор откланялся, еще раз извинился за свое бессилие и покинул комнату. Фрида мрачно посмотрела на меня и ничего не сказала. Мое же решение оставалось неизменным. В моих руках находился единственный шанс спасти ребенка, и я его использую. Пути назад больше нет.
Необходимо как можно скорее начать давать ей антибиотик. Дождавшись, когда Фрида увела плачущую Розалинду, я быстро подошла к кроватке ребенка и тихо сказала, приподняв ее потную горячую головку:
– Моя дорогая Мари, я сейчас доверю тебе одну волшебную тайну, только обещай, что никому о ней не скажешь, иначе она перестанет быть волшебной!
Бедная девочка кивнула и грустно посмотрела на меня воспаленными от жара покрасневшими глазками.
– Мари, когда я была в своей комнате наверху, ты не поверишь, но в мое окно тихо постучали, и я увидела прекрасную Белую Фею, парящую в воздухе, добрую волшебницу, о которой я рассказывала тебе сказки, помнишь? Она сказала, что в ее чудесной стране всем стало известно, что малышка Мари тяжело заболела и ей надо срочно помочь и тогда, захватив сказочные пилюли, фея спустилась на облаке прямо ко мне в комнату и дала вот это волшебное лекарство, десять чудесных фасолин, которое обязательно спасет крошку Мари. Только никто из взрослых не должен знать об этом, иначе лекарство не подействует, добавила Фея и растворилась в воздухе!
– Мисс, это те волшебные фасольки из сказки?
– Конечно, малыш, именно они.
Мы сейчас с тобой возьмем первую фасолинку и запьем ее водичкой, вот так, умница, и ляжем в кроватку, а потом я приду к тебе и мы проглотим еще одну, и нам надо будет скушать все десять волшебных фасолинок, одну за другой и только тогда мы сможем победить злую болезнь, поселившуюся в твоем горлышке. Но главное, мы должны сдержать обещание, данное доброе фее и никому ничего не рассказывать, это будет нашим с тобой секретом, хорошо, малыш??
Маленькая девочка слушала меня, открыв рот, и послушно закивала в ответ. Вот и умница. Я погладила ее по потной головке и встала, в комнату уже вошла немного успокоившаяся Розалинда. Я незаметно приложила палец к губам и еще раз напомнила девочке о тайне. Потом обняла Рози и сказала, что все будет хорошо, я уверена.
На самом деле уверенности полной не было. Риск был огромен! Кто знает, поможет ли лекарство будущего ребенку из прошлого? Не станет ли это нарушением равновесия, о котором говорил доктор? Что за чушь!! Я отбросила тяжелые мысли– смотреть как умирает несчастный ребенок я не могла, дело сделано, теперь надо надеяться на лучшее – другого выхода все равно не было.
У себя в комнате я достала из сумки образ Николая Чудотворца и стала молиться как могла за здоровье девочки. Эта маленькая иконка всегда была со мной, даже в путешествии за границу святой образ сопровождал меня и придавал сил, а теперь по счастливой случайности перенесся сквозь время.
Еще два дня прошли в страшных сомнениях – правильно ли я поступаю, давая девочке лекарство, неизвестно как ее организм воспримет обычную для моего времени дозировку антибиотика, но я должна была использовать единственный шанс для ее спасения.
И, Слава Богу, мои молитвы были услышаны и достижения медицины будущего были оправданы, на третий день болезнь медленно начала отступать, и девочка пошла на поправку. Когда на пятый день я дала ей последнюю капсулу, Мари уже могла с аппетитом кушать и даже пыталась встать с кровати и побегать по комнате, что было сразу же строго пресечено Розалиндой. Моя горничная смотрела на меня как на божество, казалось, что еще немого, она упадет ниц и начнет целовать мне ноги. Безусловно, она ничего не узнала о моих таблетках, малышка Мари сдержала обещание, данное Белой Фее. Рози сделала вывод, что именно я спасла ее ребенка, полагаясь лишь на чутье матери.
Итак, я могла записать на свой счет еще один хороший поступок, я спасла жизнь Мари, точнее моя счастливая забывчивость, вследствие которой я не успела выбросить лекарство из сумочки, спасла жизнь маленькой девочке, и дай Бог, это не изменит сильно ход истории!!
После выздоровления, Мари и я продолжали хранить тайну о сказочных фасолинах. Я строго настрого запретила девочке пить холодную воду, иначе Фея рассердится и больше не принесет чудодейственного лекарства.
И это было правдой, если повторится подобное – я уже не смогу ей помочь, да и ни кому более. Антибиотик, который еще даже не изобрели в этим мире, закончился, но выполнил свое предназначение, успев спасти последнюю человеческую жизнь.
Время потекло дальше, и более ничего стоящего внимания не происходило.
Я каждый день подолгу гуляла с миссис Фридой по парку, внимательно оглядываясь по сторонам с надеждой найти поворот на ту лесную тропинку, где растет цветущий (о чем я? конечно уже давно отцветший) куст дикого боярышника, но все тщетно, вблизи поместья не было соснового леса, а те сосны, что я видела из окна второго этажа, где находилась моя спальня, росли слишком далеко, пешком или даже верхом на Марте я боялась отправиться туда в одиночку. Фрида, которой шел седьмой десяток, слишком быстро уставала, и нам постоянно приходилось присаживаться на скамейки в парке, чтобы она перевела дух. Поэтому мы вынуждены были не отдаляться от дома и гулять по ближайшим аллеям. Парк в это время года был сказочно красив, каждый раз погружаясь в волшебные заросли его тенистых аллей, я думала – какое же счастье жить в этом раю! Иногда, когда Фрида не могла составить мне компанию, я позволяла себе прогулки в одиночестве, но опять таки лишь вблизи поместья, я боялась удалиться слишком далеко от дома, который был единственным спасением и прибежищем в это смутное для меня время. Засиживаясь на спрятавшихся в зарослях плюща скамейках, я видела себя знатной дамой, родившейся сейчас, в текущую эпоху, имеющем возможность всей душой наслаждаться окружающей красотой, богатством и уважением, а не самозванкой из будущего. Постепенно я начала привыкать к мысли, что чувствую себя в этом мире, степенном и размеренном как дома. Отвыкла от сумасшедшего ритма, что диктовал 21 век, наслаждалась покоем и если бы не проходящая тоска по ребенку, то, каюсь, я бы уже не решилась оставить этот прекрасный мир, чудесный тенистый парк, благоухающий розами, гардениями и лилиями, этот величественный дом, который уже не пугал меня своими размерами, а восхищал изысканностью и красотой. Я с благоговением преклонялась перед гением зодчего, создавшего столь божественное творение, и дом отвечал мне взаимностью, он будто чувствовал мое восхищение и любовь и ни разу за это время не напугал меня ни треском половиц по ночам, ни скрипом рассыхающихся дверей, ни странными непонятной природы звуками, что часто слышатся в старинных особняках. Кажется, Дом полюбил меня и принял как родную, и я чувствовала себя счастливой.
Посещение огромной, богатейшей библиотеки, любовно собранной несколькими поколениями семьи и продолжительные беседы с миссис Фридой не давали моему разуму уснуть. Фрида Альварес была очень образованной дамой, что уже удивительно для начала девятнадцатого века, когда женщины обходились только необходимыми знаниями по кулинарии, домоводству, шитью или живописи, редко кто из дам умел достойно музицировать или говорить на иностранных языках, Фрида же преуспела не только в перечисленных женских дисциплинах, если таковые можно ими назвать, но и обладала необходимыми знаниями в математике, физике и химии. Она отменно знала историю, начиная от древних до нынешних времен и свободно изъяснялась на французском. Мне доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие общаться с ней, контроль за ответами, чтобы не сказать лишнего, выработался у меня уже на подсознательном уровне и не утомлял. Хотя все же я полагаю, что несколько раз позволила в рассуждениях слишком заглянуть далеко вперед, но Фрида не подала виду и не стала задавать вопросов, она удивлялась моей образованности, не выдав себя ни словом, ни жестом, видимо терпеливо ожидая, когда ко мне начнет возвращаться память, и я сама расскажу ей, откуда смогла узнать принцип работы современных механизмов или поясню, почему я верю в будущее человечества в окружении всевозможных механических монстров, а не в удалении к первоисточнику, к природе.
Порой на Фриду накатывала ностальгия и она начинала вспоминать маленького Фитцжеральда, его проказы, его слезы и обиды, его детские болезни. Я восхищалась этой женщиной, через всю жизнь пронесшую любовь к своему воспитаннику, к своему приемному сыну, и я была уверена, что любовь эта взаимна. Иногда она начинала говорить о помолвке сэра Фитцжеральда с леди Анной Мортон, и тогда выражение ее лица менялось, я не понимала почему, но избранница ее любимца была ей не по душе, точнее сказать, она ей откровенно не нравилась. Безусловно, она хорошая девушка, твердила, как будто стараясь убедить сама себя Фрида, она скромна, хорошо воспитана, она происходит из очень достойной семьи, и соединить два рода и два дома было давним решением господ Коллинз и Мортон. Это было оговорено, когда дети были еще совсем маленькие и совершенно не догадывались о замыслах родителей об уже решенном за них будущем. Но, мисс Элен, мой Фитцли – он живой, он веселый, он вечно ищет приключения и любит быть героем, защитником слабых и несправедливо обиженных, он благороден как истинный рыцарь, он идеальный мужчина в моих глазах, а мисс Анна, не поверите, но в ней нет жизни, она, безусловно, красива как фарфоровая статуэтка, она не менее благородна и, полагаю, по– своему любит моего мальчика, но между ними не горит огонь, нет страсти, а не мне ли, испанке не знать, что такое огонь между мужчиной и женщиной?? Они проживут долгую спокойную жизнь, но будет ли она счастливой?
