Текст книги "Восьмой ангел"
Автор книги: Елена Боб
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Так он же тавось – без памяти, привел резонный, на его взгляд, аргумент Сулима.
А вот чай очнется – и все, каюк нам будя! – возразил Шавка.
Так он же тудысь – без заправки, Сулима гнул свои железные доводы.
Ты его сам чё-ли опустошал? А ежели у него загашник магический?
Загашник, говоришь, магический? – с сомнением протянул Сулима, глядя на обнаженное тело жертвы. – И где он могёт быть?
Кто его знает, демон все-таки, уровневый.
А босс, думаешь, с нами ничего такого не проделает, ежели прознает, что ослушались?
Так-то ж, ежели прознает!
Портал напомнил о себе сгустившимися красками. Мерцающие круги потусторонней реальности начали подозрительно быстро и неуклонно сокращаться. Бесы переглянулись.
Ну, коли ты молчок-могила, давай в обратку валить, Сулима опасливо огибая лежащего Демьяна, бочком тихонечко направил копытца в сторону портала.
И то верно, душу отвели, Шавка бес, бездушный по определению, хихикнул. – Пора и честь знать.
Отпихиваясь и мешая друг другу, бесята ринулись в радужную явь портала. Мелькнули чьи-то чумазые волосатые копыта, и портореальность закрыла свою зияющую пасть, поглотив залетных бесов.
Эхо
Кристина устала аукать. Она уже несколько часов исследовала долину, ее расщелины, впадины и скрытые пещеры, не переставая при этом, в надежде услышать отклик Эха, громко разговаривать. Только один раз, в самом начале своих поисков она услыхала отголосок своего «Ау». Ангелесса тут же ринулась в сторону отзвуков. Но с тех пор Эхо замолчало, словно онемело.
Нет, ее не мог не заметить призрак. Хоть Кристина каталась на спусках по-людски – на старомодных лыжах снегунах, для подъема же пользовалась своими крылами – летунами. Поэтому в горах людей сторонилась, трассы объезженные не использовала, выбирала и прокладывала маршруты сама. Но сейчас она не скрывалась – услышать, увидеть, почувствовать Эхо ее должно было.
В метрах двухстах черной змейкой показалась новая расщелина. Для простого человека она была неопасна, потому что недоступна. Огромная бугристая наледь, напоминающая замерзший водопад, преграждала путь к ней снизу. Сверху расщелина расходилась двумя голыми каменистыми пиками, напоминающими обелиски-близнецы. Не придумаешь удобнее схоронного места для призрака.
Подъехав к расщелине, Кристина сняла снаряжение и взлетела к узкому входу. С виду небольшая горная расщелина внутри оказалась прикрытием сказочной красоты пещеры с небольшим озером посредине зала. Ажур морозных узоров, покрывших крошечное озерцо, повторял фантастический орнамент ближайших горных склонов. Своды пещерного зала блистали алмазными отсветами огромных ледяных кристаллов, а свисающие сосульки напоминали постаменты для бесчисленного количества свечей.
Пройдя немного дальше, вглубь пещеры, Кристина разглядела ледяную мебель, изящную одной своей прозрачностью. Обстановки было немного – стол со старинного вида стулом, с подлокотниками и высокой прямой спинкой, ложе под балдахином и трогательная ледяная колыбелька.
Есть тут кто? Отзовись хозяин чинный, хозяйка добрая. – Произнесла Кристина, и ее слова гулким переливом звуков разнеслись под огромным сводом.
Гости незваны, сперва спрошают, дозволено ли будет зайти. – Прозвучал из глубины пещеры ответ. Голос молодой женский и … такой же прозрачный, как и вся ледяная красота вокруг.
Прости, меня, хозяюшка милосердная. Любопытство вперед меня побежало. Не устояла перед красотами хоромов твоих – поближе разглядеть хотела.
Смотри и уходи.
А ты сама не покажешься мне? Сделай милость, явись пред очи.
Не стоит человеку с призраком встречаться. Разных миров они жители.
А если докажу тебе, что не Срединного мира житель я, окажешь честь гостеприимством?
Ни один человек не зрел меня и никто не вправе условья мне препонить.
Не человек я, ангел. Аль не слыхала о таких?
Не токмо слыхала, но и видала. И супротивников ваших, демонской природы нелюдей, також зрела. А тебя еще на первой вершине разглядела.
Так почему ты не отзывалась? – Голос Кристины звучал ровно, но в нем уже появились раздосадованные нотки.
Не люблю, когда меня кличут с целью какой.
Так я ж только поговорить с тобой хотела.
Вот и цель твоя выпросталась.
Что ж тут плохо?
А то зазорно, что обет одиночества блюду я. Разрешаю себе токмо бедоносных случаев крестьянам допомочь избежать. А кто сам себе бед кличет, пусть с ними и погибает.
Не в приключениях заплутала я, не помощи пришла просить, ангелесса вошла в интонацию проповеди. Твоей душе помочь хотела.
А почем знаешь, что моей душе не покойней твоей будет? Гляди, вечность вокруг какая – непреклонная, совершенная, упокоенная. Чего ж мне еще искати?
Всем известно, Эхо – голос призрака не упокоенного, не нашедшего пути продолжения жизни после смерти.
Да нашла я всё. И вверх, и вниз звали. Но мы с дочуркой решили домой вернуться. Тута оно привычнее.
Тихо, не спеша, призрак поведал свою историю.
Эхо действительно было пришлым, с подножия далеких Южных Альп. И звали Эхо при жизни Джиной, сироткой крестьянской. Жизнь ее началась давно, когда не летали еще по небу стальные птицы, а крашенные металлические жуки не портили воздух горных дорог.
Не сладким было существование сиротки-прикормыша. Всю тяжелую работу по дому взваливали на ее хрупкие плечи за объедки со стола благодетелей. Отправляли ее в лес за сухой щепой, в горы за козлиным мхом. Но свет стал милым для Джины с тех пор, когда встретила она в горах самого лучшего в мире парня, своего ненаглядного Джордано. Он был пастухом из соседней деревушки, одним из самых завидных женихов в округе.
В одиноких горах любовь быстро слаживается. Вот и слюбились Джордано с Джиной. И нет бы им подождать благословения родни, потерпеть до свадьбы честной, не выдержали молодые томления тел. В ту ясную звездную ночь, единственную для влюбленных, под крышей бездонного неба, раскинувшегося над итальянскими Альпами, их любовь искренностью своей зародила жизнь в чреве Джины.
Не ведая о дитяти, уговорились молодые, что через полгода, по окончании пастбищного сезона, приедет Джордано свататься к Джине. Пришло время ехать Джордано, но семья его воспротивилась. Вопреки наказу родительскому ушел из семьи пастух. С проклятием за спиной отправился в соседнюю деревню за Джиной.
А у Джины к тому времени округлость фигуры всем заметна стала. Ее приемная семья, несмотря на уверения Джины, что жених скоро свадьбу играть приедет, решила позор на себя не брать и выгнала сиротку на сносях восвояси. Джина собрала нехитрый скарб в котомку и пошла к Джордано, узнать, что не спешит единственный защитник обещание свое выполнять.
Разминулись два голубка на тропинках горных. И было бы это смешным сказом, кабы не обернулось слезами горькими.
Джина преодолела дорогу горную, дошла до селения жениховского. Да так на пороге его дома и выслушала все от сватов несостоявшихся. И сына они потеряли, и невестку признать не пожелали, а о внуке, так и вообще слышать не хотели.
Джордано добрался до родни своей любимой и узнал, что давнехонько та отправилась к Альпам, да там и померла видимо, уже. От горя Джордано разума лишился. Отправился в горы тоже смерти искать. Нашел самую высокую вершину, взобрался. И только прыгнув с нее, услыхал крик младенца новорожденного, то Джина в соседней расщелине разродилась девочкой. Но Джордано не был ангелом, вернуть вспять прыжок свой опрометчивый никак не мог, разбился он с мыслью о том, что отцом стал.
Джина с девочкой тоже недолго свету радовались. К утру два хладных тельца начала заносить метель снежная. Отлетели души их, и попали они в Чистилище, аккурат, когда Джорданову душу черти в ад за руконаложение тащили. Уж и молила Джина Судей Господних, и чертям лапы целовать пыталась, отмахнулись от причитаний молодой матери небожители.
Джине в Рай дорогу указали. Отказалась любящее сердце за Джордано последовать хотело, в Аду разделить муки смертные. Посовещавшись, Судии добро дали на это ее решение, но с дочуркой расстаться было надобно. Обещали воспитать из нее ангела чистого, светлого, но с условьем, что имени отца-матери никогда не узнает новый служитель Господа.
Расстроилась Джина, расплакалась, отошла в уголок с кровинушкой своей попрощаться. Глядит, ворота Чистилища открываются, новые души на суд Всеединого поспешают. Ну, она в суматохе-то и выскочила наружу. Приземлилась в Северной части Альп, здесь и обосновалась. Стала людям советом, Эхом-насторожем помогать, дочурку воспитывать. Даже с гномами горными дружбу соседскую завела. А лет сто назад один из них весть ей принес. В Аду перемены невиданные. Выбрался Джордано из котла. Ученье проходит какое-то рабфаковское. Закончит, будет проситься на Землю, с семьей соединиться.
Кристина была очарована голосом Эха, еще больше трогательным рассказом о любви и преданности молодых и горячих сердец. Но как не надеялась, никакого раскаяния со стороны скромной обитательницы пещеры не почувствовала.
Занятна история твоя. Тяжела была доля на Земле. Не хочешь ли упокоится в Раю?
А примут ли семью мою там?
Дочурку обязательно в Небесные ясли определят, в истинном духе воспитают. А супруга твоего нет силам тьмы отныне он служит.
Дитя заберут, а мужа и вовсе не пустят? Это ли счастием упокоения называют?
Облегчат муки твои душевные. Забудешь все, что так терзало тебя в миру.
Ополоуметь и тем счастие обрести, так что ли?
Ну…, Кристина даже растерялась от такого прямолинейного подхода простодушной крестьянской девушки.
Ни в жизнь такого не захочу, ни в смерть!
Но малышка твоя, так никогда и не вырастет, небось лет двести уже в колыбели спит?
Я хоть вкусила радости материнской, некоторым же это и вовсе не светит,– Эхо сделало многозначительную паузу. – Несмотря на их светлость. Да и как посмотреть на все это. Я, поди, всех матерей на свете счастливее – я ВСЕГДА нужна буду моей дочурке. И не придет ко мне тот тягостный момент, которого все матери на свете боятся – когда отпускать, аки голубка, чадо свое придется в мир.
А возлюбленный твой, душу продавший злу?
Грех тот нам с дочкой посвящен, вместе его и отплатим.
А если дела неправедные начнет творить он по возвращении? Начнет, к примеру, людей в горах губить.
Где там правда, где нет, сам Всеединый, как видела, не всегда разберет. А иных гостей непрошенных в горах, не то что бы припугнуть, но и наказать надобно, чтоб другим неповадно было. Лезут дурни безшабашные, юнцы сумасбродные, в беду попадают, потом о помощи взывают. И людей благородных ради них в горы коварные шлют, и птиц стальных присылают, а бывает, что и гибнет кто из спасателей таких. Сколько сил, жизней чужих, монет общинных, и ради кого? Петуха тщеславного, которому на насесте не сидится, взлететь охота, чтобы крачку покрывая кукарекать: «А я вот на самой-то вершине…». Тьфу! – Звук плевка у призрака вышел довольно натурально.
Значит, никак не хочешь в райских кущах счастье обрести?
Уж склалось так, что в светлом мире разлука ждет нас, в ином мире, темном, блага обрел муж, пущай и проживем мы в этом сером мире, сколько еще нам послежизни отпущено будет.
А я ведь помочь пришла тебе…
Пошто спасати меня пришла? Я боле твоего счастья в жизни видела. И еще жду. Верю, радость будет еще с нами.
Тут Кристина поняла, что измотана. Не в состоянии продолжать спор, найти аргументы и убедить призрак взойти на Небо. Навалилась усталость Эхо даже не предложило ей присесть.
Всего хорошего, Эхо. Надеюсь, счастье твое близко!
Да уж, не за горами! Прощай, ангел!
Кристина дошла до входа. Обернулась, прощаясь вежливым поклоном, и вылетела из расщелины.
Вслед ей из пещерной стены вышла прозрачная девушка, одетая в крестьянское платье прошлого века, с запелененным младенцем на руках. Малышка крепко спала, сладко посапывая на руках. Несмотря на ледяную стужу, на ее полупрозрачных щечках красовался розовый румянец здоровья. Призрак проводил Кристину взглядом, пока черная точка лыжницы не скрылась за соседней вершиной.
Обойдемся мы и без ангельской помощи, ласточка моя! Вот только папку дождемся и заживем, как положено. Спи, моя зоренька!
Белая пытка
Холод и свет. Промозглый обжигающий холод и абсолютный всепроникающий белый свет. Совершенство – венец мира – смерть.
Похоже на Рай на агитпостерах в учебниках. Цвет сливается со светом. Холодным и безжизненным. Одиночество. Мертвое белое бесконечное.
Жив или мертв? – интересный вопрос для нежити.
«Пациент скорее мертв, чем жив…», вспомнилась какая-то дурацкая земная сказка. Только со сказками Демьян попрощался лет этак много назад. И вот она реальность ослепительный великолепный умиротворяющий и умертвляющий холод. И цвет конца света.
Демьян с детства ненавидел белый цвет. Цвет, пожирающий все остальные цвета спектра. Цвет – убийца всех красок жизни. Кто решил, что белое – совершенно. Глупость, фатальная ошибка. Белый – пуст до бесцветия. Гол. Мертв. Опять он о смерти.
Есть ли жизнь после смерти? Есть, и он тому доказательство. Черт, возьми, весь Ад в свидетелях. А есть ли что-то после ПОСЛЕ? Насколько правдивы все мифы о Косуле?
Никто еще не разведал.
Снег – обманчиво мягкий, укутывающий прилегшего путника. Если еще представить, что это песок… Песок хитер – зыбучие дюны, песчаные бури. Но снег коварен предательски. Никогда песок не прикроет яму-ловушку – он слишком деятелен и пока не просочится, не заполнит собою пустоту, не успокоится. Снег же опытный убийца. Он умеет ждать. Припорошенная снегом пропасть незаметна людскому глазу. В нее легко упасть. И пропасть. Погибнуть от холода и голода. И лишь безграничные запасы кристаллической воды будут окружать смертника. Окружать и усыплять. А затем Время просыплет снег как прах на голову жертвы. И навсегда вычеркнет из списка жаждущих жизни. Или послежизни.
Как же он не заметил ловушку? Сам Рогатый глаза замутил. Ни песком, не снегом пропасть была припорошена. Его собственной глупостью. И мальчишеством. Совесть не позволила заключить контракт? Да нет такого понятия в обществе Андеграунда. Да и не совесть это, гордость. Что, впрочем, еще смешнее. Ха-ха-ха.
Снег продолжает манить. Уснуть. Навсегда. Это будет так прекрасно. Наверное, прекрасно. Легко, по крайней мере, точно.
Демьян попробовал пошевелиться. Нелегко. Бесполезно. Зато «легко» – это определение его постсуществования. Беззаботная жизнь дьявола-аристократа, дракона, отпрыска богатых родителей, наследника влиятельного клана.
Он даже не осознавал, насколько был счастлив в Нижнем мире. Так везет единицам из миллиардов, прошедших через ворота Ада. А он так позорно все пустил на хвост Рогатому с Горбатым
Значит, заслужил он эту Белую пытку.
А еще эта абсолютная, режущая слух тишина. Тоже мертвая.
Демон вспомнил вечно бурлящий, гудящий, взрывающийся и клокочущий Андеграунд. Тишина – это застой. Звук знаменует прогресс. От стимуляции мыслительно-речевого аппарата до победы техногенной революции. В тишине появляются мысли о суициде. В споре рождается желание быть во что бы то ни стало. И это для Демьяна истина, к сожалению, поздно открытая. Тишина побеждает. Здравствуй, немота мысли.
А, все таки, безумно красиво! Вокруг бесконечная равнодушная красота. Красота с большой буквы, особая, вызывающая жестокость. Жестокость равнодушия. Ему ли не знать, что это означает?
Стоп! Еще не хватало в высшие силы уверовать на закате послежизни. Разфилософствовался. Исследовать послепослежизнь эмпирическим путем он в добровольцы не записывался. Вперед!
Демьян мысленно попробовал ощутить свои внутренности – вроде все на месте. Теперь конечности – тоже комплект. Попробовал пошевелить пальцами – тысячи ледяных иголок впились в ожившие чувствительные подушечки.
Превозмогая ледяную пытку, Демьян попробовал привстать. Никак. Приподнять голову? Тоже неудача.
Ничего. Это пока. Сейчас организуем прогрев. Ну-ка… Хе-хе! Чем, спрашивается? Он нуль, пусть донельзя, никакого энергетического загашника. Даже его тело уже не производит тепло, оно устало бороться за его бестолковый дух. Сейчас оно остынет, духу, каким бы глупым он не был, станет неуютно пребывать в ледяном полене, и он покинет Демьяна в поисках лучшего пристанища.
Печально, блин как.
Единственное, что еще могло прийти в движение усилием воли хозяина, это зрачки. Не имея физической возможности двигать головой, Демьян решил осмотреться взглядом.
Боковым зрением он уловил маленькую темную точку на соседней вершине. Странно, почему она его заинтересовала? Может приятный диссонанс – червоточинка среди белого совершенства? Разнообразие, как никак.
Э-эх, сейчас бы заклятие Циклопа[127]! Лукавит, впрочем. Если бы была возможность получить хоть малейшую магическую искорку, разве бы он стал тратить ее на изучение достопримечательностей? Свалил бы как можно дальше от этих мест, насколько бы энергии хватило!
Неизвестная точка тем временем пришла в движение и зигзагами начала спускаться с вершины, постепенно увеличиваясь в размерах.
Собрав в кулак всю свою волю, Демьян попытался повернуть голову вправо, в сторону обрадовавшей червоточинки. Поворот градусов на 5 аукнулся аж в икрах. Зато вот оно: пятнышко – бревнышко – фигура человека!
Надо же, глюк! А думал, на него только жожога[128] кайф наслать может. Пустынный мираж, хрен какая разница, какова пустыня – от жары помрешь, или от холода. Одно дело, в песках насколько он знает, джинны развлекаются, бессрочный проект «Мираж в кураж» реализуют. А вот чтобы Йети этим увлекались, Демьян не слыхал.
Да ладно, помирать, так с удовольствием! Что еще нам больное воображение продемонстрирует?
Очертания человеческой фигуры поплыли и растаяли в воздухе. Точно мираж. А слоны с верблюдами не прилетят? И Демьян продолжал напряженно, до рези в глазах, изучать даль,
День близился к закату. Ах, до чего неописуемы эти заходы солнца в горах. Наконец-то белый расщепился радужными бликами красок. Розово-лиловый закат в золотом сиянии уходящего почивать светила отеняется холодной голубой гаммой вершин. Но Демьян уже был не в состоянии оценить игру цвета на белом мольберте горного пейзажа. Веки демона отяжелели, глаза начали слипаться. В теле появилась несущая облегчение пустота. И Демьян потерял связь с действительностью.
Бесшумными хлопьями, покрывая суету прошедшего дня, в горах тихо пошел снег.
* * *
Кристина каталась уже больше трех часов. Конечно, она могла бы до бесконечности летать в этих горах. Искать интересные изгибы и повороты склонов, прокладывать новые спуски, сливаясь со своими снегунами, испытывать прочность снежного нароста. И, совершив головокружительное приземление, взмывать ввысь, снова и снова штурмуя безоблачные высоты.
Но сейчас она каталась не ради удовольствия. Она захлебывалась ощущениями бешеных спусков, теряла дыхание в крутых виражах, и все ради того, что бы забыть разговор с призраком. Может, это оттого, что она проиграла? Позорно сбежала с поля идеологического спора. Оставила блуждать эту не упокоенную душу, вернее полторы души. Или что-то другое, что задело ее и заставило уйти без борьбы. Слова, которые были ей не понятны и не приятны, но столько в них было убеждения!
Нет, они не поссорились. Они не сказали ни одного неприятного слова друг дружке. Но расстались без желания встретиться вновь.
Осадок, неприятный осадок который гложет как изжога. Где правда и где истина?
Нет! Неправильно это, блуждать меж миров!
Кристина стояла на вершине Les Arcs, но живописные красоты не радовали ангелессу. Она мучительно пыталась решить возникшую моральную проблему. Как истинная подданная Рая ангелесса была обязана сообщить о неупокоенной душе Наверх. С другой стороны, Эхо однозначно дало понять, что в Рай не стремиться. «У каждого своя правда» вспомнила ангелесса хиппи. Но призрак, Джина, даже не представляет, насколько прекрасной, покойной, станет ее жизнь в Верхнем мире. Недаром проповедовали настоятели Небесных ясель: «Добро след насаждать в душах колеблющихся!».
Так и поступлю, решительно расправила плечи Кристина, и летуны затрепетали, почувствовав сброшенный с плеч хозяйки моральный груз. Сегодня же забегу в часовенку за гостиницей и передам на Седьмое Небо поисковые координаты.
Последний спуск – и домой. Мадам Брио наверняка уже накрывает на ужин.
Но вот опять это неприятное чувство. Поливает словно кислотой нутро. Нет же, это чужое! Глубокое горе отчаяния и … раскаяния!
Это где-то рядом, может за соседней скалой. Кому же так плохо, что он жаждет смерти?
Избавление? Или наказание?
Кристина твердо намеревалась сегодня спасти кого-нибудь. Но после встречи с Эхом засомневалась.
Хотя не этому ли ее учили всю послежизнь? И истинная ангелесса, воспитанная в лучших традициях всепомощствования Рая «Ни дня без дела благого!», раскрыв белоснежные крылья, ринулась спасать. А где-то глубоко внутри нее сидел червячок, который голосом горного Эха тихо шептал: «А хочет ли он быть спасенным?».
Тайные яви
Maman нервными шагами мерила гостиную. Их рваный ритм действовал Papá на нервы, но он ничего не мог поделать. Потому что ничем не мог помочь жене. Хоть и переживал не меньше нее.
Я же чувствую, он жив!
Я тоже разделяю твое мнение.
Оно меня мало заботит! Это твой сын. Наследник рода. А ты пальцем о палец не ударил, чтобы его вытащить!
Ада, успокойся, что я могу сделать?
Все! У тебя в руках деньги, связи, власть…
У тебя – тоже самое. Даже больше женские способы решения проблем намного эффективнее.
Но ты можешь пробить вопрос официальным путем!
А ты неофициальным. И куда более действенным, darling!
Рогатый Везельвул, да ты просто трусишь, поняла Ада. – Да, ты действительно трусливая лабораторная крыса, как и говорил мне твой отец. Ты амеба, спрятавшаяся за пуленепробиваемым стеклом от цивилизации демоноса.
Ада подошла вплотную к супругу, и тот сжался, скукожился, словно уменьшился под ее мечущим гром и молнии взглядом.
Ты, жалкая трусливая душонка не смей прятаться от семьи! Я не старший Гедонис, положивший рога с копытами на твой волюнтаризм! – Выдохшись, Ада резко сникла. И превратилась в обыкновенную встревоженную судьбой ребенка мать. Одинокая слезинка предательски заструилась по ее красивому ухоженному лицу. – Это же твой сын, Малахай. Это твой маленький Дёма!
Ада развернулась и пошла к себе, на второй этаж.
Растерянный и от того еще более беспомощный Малахай провожал взглядом удаляющуюся супругу. В гневе, в отчаянии, она все равно была демонически прекрасна. Словно разъяренная львица, ценой своей жизни защищающая единственного ребенка. А он? Он, как и положено мудрому царю зверей, не участвует в заведомо проигранной схватке. Интересы прайда выше. Ценнее жизни единственного наследника.
Только куда ему до царя зверей, главы прайда. Клан давно махнул рукой на малахольного Малахая. Они и не подозревают. Никто никогда всерьез не воспринимал его. А он один знает причину произошедшего. Кроме Нее, разумеется. Знание, тайное знание кому понять тяжесть этой ноши? С кем ее разделить?
«Трус-трус-трус» каблучки жены мерным набатом отдавались в голове Малахая.
Влетев в свою комнату, Ада дала волю так долго сдерживаемым слезам. Основной удар наводнения приняла на себя любимая думка, не раз спасавшая хозяйку от хандры и хондроза. Через пару минут Железная Ада все же успокоилась. И задумалась.
Как пифия Ада была слабенькой по меркам Андеграунда. О чем прекрасно знала.
Ее способностей хватило в свое время на то, чтобы окрутить отца Демьяна. Вспомнить страшно, как она учила всякие эти термины и наукообразные выражения, чтобы общаться с приглянувшимся чудаком на одном языке.
Иногда она развлекалась предсказаниями для избранных гостей на семейных раутах. Но это скорее было баловство, основанное на интуиции и психологии, чем настоящее предвидение.
Сейчас был другой случай. В настоящий момент ее задача – не выдать желаемое за действительное. Потому что обманет она не чужую, любопытствующую бездельем душу. Обманет она сама себя.
Из закромов шкафа на рыжий пуф, выполняющий роль журнального столика, полетели магические принадлежности – Нецелованная колода, Таро, кости, говорящие чаинки и мутный кофе, поисковый алмаз с картой трех миров[129].
Да где же они, мои Дары Арахны?
Изящная шкатулка красного дерева вся в узорах тончайшей паутины отыскалась за сновиденческими манускриптами. Ее когда-то в качестве подарка преподнес своей будущей невестке глава клана. Бабские интриги плести, как он тогда выразился. При всем своем могуществе, содержимое шкатулки невозможно было использовать часто. Артефакт требовал в расход огромное количество энергии, причем не только магической, но и личной, того, кто его активировал. Малейшее ослабление контроля и Дары Арахны высосут сущность пифии без остатка.
Во всех трех мирах существовал только один мужчина, ради которого она была готова на все. Ее сын.
Ада проверила на месте ли содержимое шкатулки, и приступила к последовательным ритуалам.
Любимая Нецелованная колода долго водила червонного короля сквозь миры, возносила даже к небесам – «Тьфу на тебя, Рогатый! Сгинь, пречистая!», плутала меж многочисленных дам, наконец, остановилась загадочной комбинацией казенного дома и пиковой дамы на тузе.
Это на кого же ты, повеса, в этот раз глаз положил? – удивилась Ада. Но каково было ее изумление, когда карты показали, что вовсе не пиковую даму высокого полета устремлен взгляд червонного короля, а на бубновую. Причем, последняя постоянно выпадала в окружении семерок.
Ангельское число. Плохой знак.
Нехорошие сомнения Ады тут же подтвердили карты. Подлый удар в спину от затаившегося мелкого врага.
Ему плохо. По собственной глупости плохо. Он смертельно страдает. И я ничем не могу ему помочь, каналья!
Резким движением руки Ада смахнула колоду на пол и потянулась за костями. Раздираемая чувствами – материнским отчаянием и уверенностью пифии, она сосредоточенно начала трясла кости. Может жребий судьбы выскажется яснее.
А за ее спиной карты несправедливо обиженной Нецелованной колоды легли интересным веером: несущие зло шестерки оказались биты семерками бубновой дамы. В руках загадочной дамы билось сердце – как символ невозможного, выдираемого вместе с сердцем чувства.
Жребий судьбы и Таро подтвердили: проблемы у сына возникли на почве двух перекрещивающихся любовных линий. Ада оказалась в замешательстве – она прекрасно знала своего отпрыска и его пресытившееся, пренебрежительное отношение к слабому полу. Она не представляла себе, какой должна быть женщина, из-за симпатии к которой ее сын попал в смертельную опасность.
Пифия решила передохнуть – посмаковать чай или кофе. Правда, получить удовольствие от питья не удалось. Говорящие чаинки до тех пор, пока дымящаяся чашка не перекочевала в желудок пифии наперебой пищали о беде. Мутный кофе рисовал какие–то горы с вершинами из пены, а гуща дважды сливалась в крылатую фигуру.
Прояснить все могли только Дары Арахн». Ада повесила на шею кулон лунного камня – полный под завязку магинакопитель, и решительно открыла шкатулку.
Узоры паутинной вязи шли и по внутренней стороне шкатулки. Мгновение и они заиграли, наливаясь серебряным блеском. Откинув крохотный бархатный полог, пифия открыла две подставки в виде кистей рук с закрытыми кулаками.
Первый магический поклон – кулачки раскрываются, открывая двух засохших паучков, по одному в каждой ладони.
Ада на высокой магической волне. По мановению пальцев к ней срываются с полок пузырьки, флакончики, мешочки с нужными ингредиентами. В медную пиалу летят толченые рыбьи кости, глаз зема в формалине, крылья жемчужницы и крупицы корня мандрагоры. Несколько капель эфира и смесь возгоняется, образуя парящий шар. Око.
Лактродектус мактанс! Ищи Демьяна! Второй магический поклон и один из пауков оживает, начинает шевелиться. Самочка, иссиня черная, с красной меткой в виде песочных часов на спинке.
Тритий магический поклон. Черная вдова начинает вращать своими телескопическими глазами в поисках Ока. Паутиньим плевком она достает шар, подтягивается и замирает. Две пары глаз паучихи бегают по Оку, выглядывая, высматривая и собирая информацию.
С каждым импульсом накопитель слабеет, переливы лунного камня мутнеют.
Выдержать, не останавливаться!
Четвертый магический поклон оживляет самца. Он заметно меньше, четыре пары красных меток по черной спинке и длинные ноги, чтобы попытаться убежать. Всего лишь попытаться.
Пятый импульс. Паучиха отваливается от Ока и прыгает на самца. Она возбуждена увиденным. Она хочет поделиться знанием. Она жаждет спаривания.
Паучий век не долог. Слабая попытка самца метнуться в сторону пресечена на корню и вот уже пасть Черной вдовы раззявлена над сжавшимся от страха паучком…
Рано, подружка, рано кровожадная бестия.
Ада ногтем поддевает паучка и щелчком бросает его на крышку шкатулки, внутреннюю поверхность.
Плети! Покажи все, что узнал.
Радуга лунного камня практически сошла на нет. Теперь он больше напоминает простой булыжник. Радужные всполохи только изредка пробегают по его теперь шершавой поверхности. А ведь самое главное еще только впереди.
Шестой магический поклон и паучок как заведенный начинает бегать уз угла в угол. Он ткет картину, переданную сладострастной партнершей. Прядет паутину в надежде получить жизнь за свою работу, за откровенность.
В раскрытой мраморной ладони беснуется Черная вдова, оставшаяся без финальной трапезы. Она в исступлении жалит каменную руку, но невидимый колпак не дает ей выбраться из тюрьмы под стеклом. Пока.
Паучок работает споро. Восьмью лапками, словно кистями он рисует картинку за картинкой из жизни Демьяна. Кафедра и студенческая попойка. Было. Их апартаменты в «Интернационале». Дальше. Демьян, Ганс, океан и куча девиц. Не то. Чей-то будуар и бесчувственный Демьян. Уже ближе.
Бедный мальчик! Разве можно так перенапрягаться?
И, наконец, беспомощная фигура на вершине.
Все-таки горы! Как тебя туда занесло?
Предпоследние петли, последние стежки. Паучок в надежде поднимает головку к пифии.
Увы, дружок! Се ля ви!
Черная тень накрывает паучка. Хруст хитинового панциря, мелькание интенсивно работающих челюстей, и, сытая паучиха медленно возвращается на свое место в шкатулке.
А материнский долг, дорогуша? – палец Ады направляет вдову на соседнее пустующее теперь ложе. Минута и на свет появляется крохотное яйцо. Потомство и будущий партнер в одном лице. Паучиха еще некоторое время возится с коконом, пристраивая поуютнее, затем, переползает на свою гостеприимно раскрытую мраморную ладонь и замирает.
Для следующего раза все готово. Это на будущее. Осталось разобраться с настоящим.
Ада внимательно рассматривает последнюю картинку, созданную несчастным паучком. Сын не один. К нему кто-то летит на помощь, если она все поняла правильно. И он пытается послать сигнал – эфирные нити далеко разлетаются от его фигуры.
