Текст книги "Творцы миров (СИ)"
Автор книги: Елена Артамонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
– В старые добрые времена, дитя мое, часовщиками обычно были монахи, и делалось это отнюдь неспроста. Видишь ли – часы особый механизм, они отмеряют срок людской жизни, а в такие важные вопросы всегда старается вмешаться лукавый. Для нечистой силы часы – теплое гнездышко и изгнать ее из механизма почти невозможно. А служителей бога, лукавый, честно говоря, побаивается…
Мгла сгустилась, и звуки растаяли в ней. Исчезло все. Олег тряхнул головой. Тесный подвальчик уже не казался приютом неведомых сил. В нем царила обыденность.
– Олеженька, так значит завтра, после работы ты привезешь их сюда? – полувопрос, полуутверждение в устах Лизы звучало нарочито жалобно. – Часиков в семь…
Конечно же, он не мог отказать.
– Дождь кончился, – бросил куда-то в пустоту часовщик и бесшумно скрылся за тесными рядами стеллажей.
Они поднялись из подвальчика. Старый мастер оказался прав – умытые улицы заливало солнце.
Доставить часы в мастерскую оказалось не так-то легко. Громоздкие, упакованные в картонную коробку, они оттягивали руку, били по коленям, отчаянно сопротивлялись, когда их затаскивали в автобус. Только данное Лизе обещание вынуждало Олега доводить начатое дело до конца.
Старик долго рассматривал часы, вертел стрелки, качал скрюченным пальцем маятник. Часы сердито шипели, и Олег видел, как поднимаются в их чреве две пары изящных молоточков, деловито крутились шестеренки. У часов был глубокий, проникновенный голос.
– Лопнула пружина. Я заменю ее. Приходите через неделю, молодой человек, все будет готово.
Олег пришел через неделю. Часы возвышались на столе, поджидая его. Старик выплыл из глубин мастерской, улыбнулся равнодушной пустой улыбкой, молча взял деньги, молча собрался уходить.
– Постойте-ка! Вы их починили или нет? Часы работают?
Часовщик остановился:
– Разумеется. Иначе бы я не взял деньги. У нас старая фирма и мы дорожим своей репутацией. Все сделано должным образом – часы ожили. Разве, что будут спешить самую малость. Ключ висит на крючке с внутренней стороны дверцы… Нет-нет, постойте! – видя, что Олег потянулся за ключом, старик оживился, замахал руками. – Лучше заведите их дома. Не дело тащить через весь город механизм с заведенной пружиной. Вернитесь в дом, поставьте их на видное место, заведите пружину, плавно, но не до упора, толкните маятник и… Но я бы на вашем месте, молодой человек, не торопился с этим делом.
Домой Олег вернулся быстро. Автобус сразу подкатил к остановке, коробка оказалась не такой уж громоздкой, лифт в доме работал – последовательность мелких счастливых совпадений неудержимо влекла Олега вперед, и уже через сорок минут он отворил дверь собственной квартиры. Но удача не радовала его, все минуты пути Олег раздумывал о своем поведении в мастерской. Попадая туда, он, казалось, запутывался в сетях гипноза, теряя волю и здравый смысл. Старик наверняка обдурил его – вряд ли в таком возрасте он мог справиться со своей кропотливой работой. Он просто оставил часы в неприкосновенности и бессовестно потребовал деньги. «На вашем месте я бы не торопился делать это…» –
старикашка оказался на редкость расчетливым типом. И хотя его ветхость в какой-то мере извиняла хитрость, Олег был раздосадован и на него, и на себя. Раздосадован даже не за растраченные впустую деньги и время – он чувствовал себя обманутым, и это было обидно, портило день и оставляло на душе неприятный осадок.
Лизы дома не было. С приближением вступительных экзаменов. Она надумала посещать некие курсы «врожденной грамотности», желая раз и навсегда исправиться от своей склонности делать чудовищные орфографические ошибки в самых простых словах и предложениях. Олег распаковал коробку, поставил часы на столик, повернул боком. Его взору явилась полукруглая дубовая дверца, темное бронзовое кольцо ручки. Один поворот и дверь открыта… Тяжелый ключ плотно улегся в его ладонь. Олег повернул часы циферблатом к себе. Четырехгранный штырь заводной пружины смотрелся острием, направленной в него стрелы.
– На вашем месте я бы не торопился с этим делом… – шелест давно произнесенных слов нарушил тишину пустой квартиры.
Желая сбросить наваждение, Олег решительно открыл граненое стекло, скрывавшее маятник и циферблат, сверившись с наручными часами, перевел ажурные стрелки и вставил ключ в отверстие пружины. Один поворот ключа,
второй, третий… С каждым из них часы громко крякали, хрипели. Потом вернулась тишина. Олег уже успел в сердцах обругать старого мошенника, когда вспомнил, что требовалось еще и качнуть маятник. Он легонько подтолкнул увесистый диск. Громкое неспешное тиканье наполнило комнату. Часы работали.
Дни сменяли друг друга, незаметно отступая в прошлое. Уехала учиться, все же сумевшая поступить на филфак, Лиза. Олег остался один. Один, если не считать старых дубовых часов, безраздельно царивших в гостиной. Старый мастер оказался прав – за сутки они «убегали» минут на пять вперед, но за исключением этого недостатка справлялись с работой неплохо, педантично вызванивая часы, получасы и четверти. Каждый вечер Олег открывал темное, ограненное по краям стекло и отводил назад торопливую стрелку, а раз в две недели извлекал из недр часов ключ и заводил тугую пружину. Эти действия превратились для него в своеобразный обязательный ритуал, завершавший всякий прожитый день.
Олегу нездоровилось. Бессонница, быстро приходящая усталость, головные боли не оставляли дня для передышки, а апатия не позволяла противостоять напасти. Со временем Олег привык к своей, исподволь подкравшейся болезни, но
подсознательно старался избегать смотреться в зеркало – увядшая кожа и ранние морщины не располагали к долгому созерцанию отражения.
Несколько серьезней отнестись к собственному здоровью, Олега заставил досадный случай, произошедший с ним на вокзале: он стоял у вагона, ожидая приехавшую на каникулы Лизу, а она не сумела признать брата в толпе встречающих. Медобследование не открыло причину его странной болезни – врачи признали Олега здоровым, но все, кто видел его впервые, давали ему лет на десять-пятнадцать больше его истинного возраста.
Олег нервничал, ходил по врачам, знахарям, экстрасенсам, колдунам, а ночами восстанавливал в памяти день за днем последние полгода, пытаясь отыскать в прошлом корни своей загадочной болезни. Безрезультатно. К концу года он выглядел на все пятьдесят.
Воскресным днем начала лета Олег брел по улицам старого города, шаркая по мостовой отяжелевшими ногами. Ему, согбенному старику, давно получившему жалкую привилегию сидеть в общественном транспорте, была почти безразлична собственная судьба. Олег успел смириться с выпавшим ему жутким несправедливым жребием. Но сегодня
прошлое взбунтовалось, вырвалось на свободу, и он заново переживал воспоминания такой недавней и далекой молодости. Дома не сиделось. Ноги сами привели Олега в запутанный лабиринт улочек старого города. Когда-то таким же погожим деньком, они с Лизой шагали по мостовой, и вдруг, внезапно небо нахмурилось, тяжелые облака, разорванные шпилями башен, пролились на головы звонким ливнем…
Олег резко остановился, молния догадки пронзила его мозг – конечно же, мастерская, старик, часы… Случайность или неведомая воля привела его сюда – Олег только теперь заметил, что стоит в двух шагах от низкой сумрачной подворотни, той самой подворотни, где год назад они с Лизой пережидали дождь. Задыхаясь, он торопливо пошел вперед.
Олег готов был предположить, что мастерская пригрезилась ему, но маленькая дверь в подворотне и в самом деле вела в заставленный часами подвал. Звякнул колокольчик. Девица, сидевшая за конторкой, сушила накрашенные ногти, растопырив, пламенеющие алым пальцы.
– Через шесть минут закрываемся, – не поднимая глаз, бросила она вошедшему.
– Неважно… Мне только спросить.
– Спрашивайте, – девушка качнула накладными ресницами.
– Я был у вас около года назад. Здесь работал старик. Такой сгорбленный, с шелестящим голосом.
– Который на вас похож – Дмитрий Дмитрич? – она извлекла из сумочки помаду и зеркальце. – Он умер. Давно умер. Прошлым летом.
– Как – умер?!
– Вы его брат?
– Нет, но…
– Не волнуйтесь, присядьте. Если надо, я «Скорую» вызову.
– Спасибо, девушка, все уже хорошо.
– А знаете… – девица, испуганная бледностью старика, попыталась быть любезной, – знаете, у нас теперь его внук работает. Он еще вернется до закрытия. Совсем скоро. Вы его обязательно дождитесь. Может он знает то, что вам нужно.
Олег сидел в старом кресле с потертой гобеленовой обивкой и его взгляд невольно следовал за размеренно качающимся маятником. Вокруг тикали, щелкали, стучали десятки часовых механизмов. Ждать пришлось недолго. Бодрые шаги за дверью сменились звяканьем колокольчика, и в мастерскую вбежал парень с лицом Олега.
– Привет, Тамарочка, у нас клиенты?
– Вы… – старик приподнялся в кресле.
Чуть прищурившись, парень оглядел Олега.
– Тамарочка, я всё закрою. Можешь считать, что твой рабочий день окончен.
– Понимаю, понимаю, – затянутая в джинсы девица, не дав себя упрашивать, скрылась за дверью.
Молодой человек уперся взглядом в глаза Олега:
– Я. Как часы – торопятся?
– Ты похитил мою жизнь!
– Как там было сказано? «Они, созданные как слуги Времени, безжалостно сокращавшие круг за кругом жизни, мечтали вернуть назад прошлое. Но затихал последний удар, и вновь прокрадывалась в их чрево тишина. Обволокла вязкой смолой шестеренки, просочилась меж витков пружин, сковала пары изящных молоточков… Пришло Безмолвие, а с ним Время и Смерть». Тамара, вернись! Старику плохо. Вызови «Скорую».
Но было уже поздно.
– Пружина лопнула, – пробормотал часовщик и пошел к двери.
Подчиняясь привычному распорядку, один за другим зашуршали десятки механизмов и первый, гулкий удар колокола, заполнил крошечный подвальчик. Время летело слишком быстро…
Тени
Наша маленькая кухонька… Косые лучи солнца золотят кафель стены… Склоняясь над столом и старательно орудуя ножом, я старательно потрошу крупную рыбину. Мертвый потускневший глаз рыбы уставился в потолок. Чей-то голос окликнул меня и, отложив нож, я пошла в комнату. Изуродованный рыбий труп остался лежать на столе…
Я была удивлена – в комнате, да и во всей квартире никого не было. Я села на диван, стараясь держать как можно дальше от плюшевой обивки свои перепачканные рыбьей кровью руки. Дверь бесшумно открылась и в комнату с виноватым видом вползла мертвая рыба. Я не могла шевельнуться, закричать, сидела на диване, как приклеенная. А рыба торопилась, спешила, как могла, смотрела в глаза взглядом верной собаки. И нельзя было скрыться от ее взгляда. Я закричала, не слыша своего голоса. Ясно было одно – надо было, во что бы то ни
стало убить рыбу, прекратить ее муки. Мертвая рыба все смотрела в мои глаза, у нее была такая милая и доверчивая морда, и я чувствовала, что ей очень стыдно доставлять мне столько горя. Рыбу надо добить, добить! А она все ползла к моим ногам.
Я дернулась, будто через меня пропустили ток, и проснулась, все еще ощущая на своей ноге прикосновение холодной чешуи. После такого сна, с каким удовольствием я рассматривала до последней черточки знакомые обои с солнечными квадратами на них! Потом я перевела взгляд на другие предметы. В квартире все, как прежде – вот стол, заваленный тетрадями и книгами, вот окно, за ним – березка с недавно распустившаяся распустившейся листвой, вот старые дубовые часы с потускневшим маятником… Ого! Половина восьмого. Если еще поваляться в постели можно опоздать в школу. Наскоро одевшись, наскоро причесавшись, сунув в сумку мятые тетради с невыученными уроками, я ринулась на кухню завтракать. В тарелке меня поджидала яичница – когда, наконец, бабуля поймет, что я не переношу даже вида яиц! Хлебнув чаю, я кинула в сумку пакет с бутербродами, мимоходом заглянула в потемневшее зеркало и вприпрыжку понеслась по лестнице. Я торопилась. Надо прийти в школу пораньше, успеть списать домашнее задание, а главное – быстрее увидеть Алешу.
Здесь, в мире людей, обыденном и рациональном, ее звали
«Светой». Впрочем, иронию неудачного выбора чувствовала
только она одна. Для части же человечества, знавшей о ее
существовании, «Света» была обыкновенной школьницей,
Светланой И-вой, четырнадцати лет от роду. Так думали и
люди, по глубочайшему заблуждению считавшие себя ее
родителями, и ничто не нарушало их блаженного неведенья. До
поры… Разум «Светы» пробудился за семь месяцев до ее
рождения, а первой ее мыслью было: «Я все знаю, я все могу».
Чуть позже она поняла, что знания только могут открыться
ей, если она пожелает того. Но она не торопилась. Незнание
устраивало «Свету», помогало избегать страшных открытий
и, прежде всего – скрыть от себя жребий собственного
предназначенья.
В назначенный срок она увидела свет. Часы неспешных
раздумий, прошедшие в уюте приютившего ее чрева, сменились
чередой суматошных дней. Детство «Светы» было омрачено
многими детскими хворями, что при ее могуществе, могло
показаться довольно странным. Точнее, болела не она, а ее
телесная оболочка. С первого мига своего существования
«Света» обладала сильным даром целительства, но
предпочитала терпеливо сносить тяготы болезней, желая
через страданья постичь естество человека.
«Света» росла. С годами ее истинное «Я» ушло на второй
план, и она уже не отличалась от окружавших ее людей, стала
обычной, ни чем не примечательной девочкой. Только в глубине
сознания, на грани сна и яви, теплилась гордость за свое умение
притворяться человеком, обманывать легковерных смертных,
принимавших «Свету» за подобную им.
Прошло довольно много времени с той поры, как она
начала посещать школу. Но ученье не шло ей на пользу – созданный «Светой» человек казался ленив и нелюбопытен.
«Света» вообще хотела знать, как можно меньше. Особенно
тщательно она избегала темных пропастей человеческого
знания – ясновидения, телепатии, колдовства… Избегала, боясь
найти в них ответ на главные вопросы собственной жизни:
«Кто я? Какова моя миссия на Земле?» Разум и тень
предвиденья подсказывали: если она постигнет эту тайну,
милый мирок простой девочки рухнет.
Потом пришел черед снов. Бесконечные лестницы, по
котором она стремилась подняться, но которые уводили ее
вниз, в подземелье, где таилось нечто желанное, огненные
небесные знаменья, несущие смерть, невероятно реальный
бушующий океан и, наконец, рыбы. Сны о мертвой рыбе стали ее
непроходящим кошмаром. «Света» поняла – настало время,
пора отвечать на так и не поставленные вопросы. Нечто
вынуждало ее к этому.
…мертвая рыба вскарабкалась на диван. Заползла на
колени, улыбнулась человечьей улыбкой – улыбкой Алеши…
Сон оборвался. «Света» лежала на кровати – в
незашторенное окно светил огромный диск луны. Крошечным
усилием воли «Света» поднялась над кроватью, паря в лунных
лучах.
«Конец. «Светы» больше нет. Хорошо. Свободно. Глупая
была девчонка. Хорошо… Хорошо… Ей бы пошло платье из
лунного света. Света, окутанная светом. Душа маленькой
девочки была большой преградой. Теперь преград нет. Хорошо…
Каково же мое подлинное имя? У меня нет имени. Я часть
большего. Капля океана. Океана тьмы? Пусть – тьмы. Хорошее
слово – тьма. Тьма растворит людские души. Тьма пришла – хорошо. «Света» – тьма. Свет – тьма… Тьма поглотит солнце.
Тьма растворит души. Она восторжествует. Преград нет».
«Света» опустилась на кровать. До поры она не собиралась
расставаться с телесной оболочкой, четырнадцать лет
дававшей ей приют. Очень долго ей, посланнице Океана Тьмы,
мешала человеческая душа. Но с этой ночи «Света»
переродилась, в ней не осталось ни капли того, что связывало
бы ее с прежней жизнью. Ни любви, ни привязанностей. Этой
ночью умер человек, точнее растворилась во тьме душа Светы
И-вой, обычной девочки, жившей своими крошечными
радостями и проблемами. Осталась та, у которой не было
имени – вечная, могущественная, безжалостная. И еще – телесная оболочка, которая должна была послужить
посланнице Океана Тьмы, маска, за которой скрывалась
страшная ее сущность…
Удачно я свой собственный сон использовала, именно такие кошмары и должны были сниться таинственной «Свете». И про Алешину улыбку хорошо придумала, многозначительно звучит… А что дальше? «Света» – проводник Тьмы, но что бы врата открылись, она должна совершить нечто… Конкретней? Допустим, она умеет оживлять покойников, а те… Нет, нет, нет! Это может только смех вызвать. Слишком банально. Лишь исключительно ленивые люди не оживляют мертвецов. Лучше – тени. Не призраки, а, на первый взгляд, обыкновенные тени… Тени умерших людей и исчезнувших предметов! Вот! В самую точку! Итак, «Света» вызывает тень, а затем, превращает ее в человека. Но зачем ей материализация теней? Опять я куда-то не туда. Она и без этого прекрасно обойдется. Если только в качестве первой попытки… Первая же вызванная тень, как
ключ, отворит врата Тьмы. Тогда держитесь! До последнего времени души были бессмертны, но вот пришли тени и… Тени растворяют души, как кислота. И вообще, задача «Светы» – не уничтожение отдельных человеческих особей (это между делом), ее цель – нарушить стабильность мирозданья, погрузить мир в хаос. Здорово придумано! Хотя, конечно, это не слишком новая идея, но все равно – здорово. Снять бы про это фильм. И я в главной роли… А что? Вот напишу сценарий… Не возьмут. Скажут – неуч, малолетка. Надо на сценарный факультет поступать, экзамены, учеба… Черт бы побрал все экзамены, особенно по алгебре! Нет уж – если учиться, то на актрису. Сценарии писать – никто тебя не увидит, а сниматься… Только с такими-то оценочками мне никакой институт не светит. Да, Светочка, ты далеко не «Света» – ничего не можешь, ничего не умеешь…
А вдруг во мне действительно что-то есть, какая-то особая сила? Недаром же я «Свету» придумала, и сны эти противные мне и правда иногда снятся. Конечно, я – не воплощение Тьмы, но вдруг, хотя бы немножечко – колдунья? Раз по телеку показывали девушку, на ладонях которой мелкие вещички висели, как приклеенные. По телевиденью всегда врут, но в тот раз я почему-то поверила. Поняла, что тоже так могу. И смогла. А у Алеши, к примеру, ничего не получилось. Но главное – я заранее почувствовала, что сумею удержать на ладони ручку или карандаш…
Стоп! Стоп, Светочка. Если во всем, придуманном мною, есть хотя бы капелька, даже одна молекула правды, то Лешино имя надо бы изменить, пусть парня «Светы» зовут иначе. Ведь в моей истории он гибнет одним из первых, а это совершенно недопустимо. Пусть, к примеру, его зовут Юра. Терпеть не могу Юрку Петрова. Зануда и доносчик. Всех ребят завучу закладывает… А насчет теней – завтра же и попробую. Вдруг и в правду получиться что-нибудь эдакое. Насчет Океана Тьмы, это конечно, глупости, просто хочется своими руками совершить чудо. Как тогда, с карандашом на ладони, интуиция подсказывает – у меня получится. Но это завтра. «Света» всегда вызывала тени в полдень.
«Света» решилась. Первый опыт был вполне безобиден.
Еще вчера на столике в углу стоял пышный букет сирени. Дня не
прошло с того времени, как выбросили увядшие цветы. Солнце
отражалось в сотнях гранях опустевшей вазы – то был
солнечный, бездумно-радостный денек. «Света»
сосредоточилась, закрыла глаза, представила задуманный
образ. Неуловимая перемена исказила мир – легкомыслие дня
исчезло, солнце светило настороженно и удивленно, на миг
умолк щебет птиц. На столе, как прежде, высилась
хрустальная ваза, но ее тень на стене стала иной. На
желтоватых обоях отчетливо вырисовывался причудливый
силуэт цветов. Увядшая сирень сгинула, а ее тень продолжала
жить. Все получилось! Сделать из тени осязаемые,
неотличимые от живых цветы было труднее, но удалось и это.
«Света» выдернула возрожденные цветы из вазы и
швырнула в окно. На душе было скверно – столь реальное
подтверждение собственного могущества пугало. Но
отступать она не хотела. Ей необходимо было знать границы
своих возможностей. «Света» решила продолжить опыты, но
уже не дома и не на растениях.
Вчера, по дороге из школы, внимание «Светы» привлекли
останки съеденного кошкой голубя, валявшиеся на куче
прошлогодних листьев в дальнем конце двора. Образ
моментально выветрился из памяти, но теперь, в нужное
время, появился перед «Светой» вновь. Выйдя из дома, девочка
заторопилась к забору детского сада, где и покоился
злополучный голубь. Жалкие крошечные косточки, перья с
ошметками побуревшего мяса по-прежнему лежали на
солнцепеке. Первые мухи усердно жужжали над ними. Ставшим
уже привычным усилием воли «Света» мысленно представила
птицу – и вновь появилась тень. Тень живой птицы. Она
задвигалась, пошла вперевалочку, будто поклевывая зернышки.
Тень жила. «Свету» сковал ужас – хотелось все бросить и
забыть. Несуществующая птица взмахнула крыльями и
взлетела. Ее реальная тень скользнула по земле и метнулась
вбок. В последний раз мелькнула на стене соседнего дома и
исчезла…
Человеческая сущность «Светы» взбунтовалась.
Случившегося просто не могло быть. Однако было – и это чудо
сотворила она сама. От такого ужаса можно было умереть. Но
что-то страшное и всезнающее, притаившееся в глубине сердца
испытывало удовлетворение. Теперь «Света» знала свою цель.
Или думала, что знала…
Все! Надоело! С этим пора кончать! Я вела себя, как законченная дурочка! Даже смешно становится… Сказки сказками, а в реальной жизни происходило все примерно так: я удрала с физкультуры, едва успела вернуться домой к полудню и так торопилась, что пребольно стукнулась локтем о дверь, потом тихонько, стараясь не разбудить бабулю, пробралась в комнату и приготовилась… Стыдно признаться, но я боялась.
Ваза сияла на журнальном столике и сияла сотнями граней. Представив себя «Светой» я сосредоточилась. Я очень сосредоточилась – потом открыла глаза. Вновь напряглась… Я старалась изо всех сил. Какие-то круги поплыли перед глазами, разболелась голова. В одно мгновенье мне показалось, будто я отчетливо вижу тень букета, но только на долю секунды…
От огорченья я так и не вернулась в школу, прогуляла последние два урока. Теперь сижу на скамеечке у качелей и раздумываю о предстоящих неприятностях. Завтра с меня спросят – прогульщиков наша «классная», мягко выражаясь, не любит. Самовнушение – великая сила, ведь я почти поверила, что могу вызывать тени! Надо же так заморочить собственную голову! Все, больше я историй не придумываю! Хватит! Нет ни теней, ни «Светы» – есть просто Света и, по правде сказать, она не всегда бывает умна…
Потерпев неудачу, Света постепенно отдалилась от мира нереальных фантазий. «Материализация теней и нарушение стабильности мирозданья», магия, спиритизм, многочисленные «ужастики» были вытеснены из головы значительно более реальными и важными проблемами.
Во-первых, Света без памяти влюбилась в Алешу.
Во-вторых, с неотвратимостью асфальтоукладочного катка на нее надвигались экзамены, в том числе по физике и столь нелюбимой ею алгебре.
В-третьих… Впрочем, и двух первых причин было вполне достаточно, чтобы напрочь забыть и о тенях, и о «Свете».
Тем временем в городе начали поговаривать о таинственно исчезнувших людях. Изумлял не сам факт исчезновения, а то, при каких обстоятельствах это происходило. Наибольшей нелепостью выделялась история о некоем гражданине, который на глазах собственной жены и двух совершеннолетних дочерей зашел в ванную комнату, а затем бесследно исчез за ее дверью. Отмечалось также, что все эти загадочные истории случались, как правило, около полудня, в самые распрекрасные погожие денечки.
Паника не охватила город лишь потому, что россказни бульварных газет о магах, вампирах, экстрасенсах, НЛО никто всерьез не воспринимал всерьез подобные истории. На фоне сообщений о многочисленных жестоких разборках, время от времени потрясавших город, тихие бескровные исчезновения неприметных горожан мало кого интересовали и, если попадали в сводки дневных происшествий, то лишь Из-за временного отсутствия громких преступлений.
Жизнь шла своим размеренным порядком. Никто не знал о том, что первая вызванная тень бесповоротно отворяла врата
Тьмы.
Эпилог
Настал, наконец, долгожданный выходной. Сегодня должно состояться самое настоящее свидание со Светой. Прежде Алеша почти каждый день провожал ее из школы домой, да и в школе они сидели за одной партой, но это свидание должно было стать первым настоящим. Он купит цветы и будет ждать свою девушку на скамейке в парке. И тогда появится Света – без сумки с тетрадями, загадочная, прекрасная, взрослая. И она не заговорит про зачеты, учителей, экзамены. Разве о таких пустяках говорят настоящие влюбленные? Тогда о чем? Тему беседы Алеша представлял смутно, но чувствовал, что в этот день все будет происходить иначе. Появятся новые, неведомые пока слова, и взгляд Светланы станет другим, совсем не таким, как у классной доски… Всю ночь не спал Алеша, думая о предстоящем удивительном, счастливом дне.
Вся комната залита солнцем. День не по-весеннему жарок. Алеше кажется, что и солнце, и птицы, и небо за окном радуются вместе с ним. Он ходит по комнате, неизвестно зачем переставляя попавшиеся под руку вещи. Слишком рано – надо подождать хотя бы полчаса, прежде чем выйти из дому. Иначе, за время, что он будет дожидаться Свету, цветы могут завянуть. Время тянется мучительно долго, стрелки слишком медленно, неторопливо подползают к заветным цифрам. Все! Теперь можно идти. Алеша стремительно шагает к двери,
останавливается – конечно же, он забыл взять деньги! Растяпа. Хорош был бы он без рубля в кармане!
Алеша открывает ящик письменного стола, за его спиной скользит чья-то тень. Проскользнула, замерла, притаилась в углу почти неразличимая. Только тень, одна, без того, кто мог бы ее отбрасывать. Алеша засовывает деньги в нагрудный карман легкой курточки и отходит от стола. Тень выбирается из своего угла и черной кляксой замирает прямо у его ног. Удивленный Алеша останавливается, помедлив, наклоняется над ней. Тень проворно отодвигается в сторону. Алеша оглядывается, осматривает комнату, но так никого и не обнаружив, вновь приближается к черной «кляксе». Тень опять отскакивает в сторону. Уже несколько минут продолжается эта странная игра, преследование странной, никому не принадлежащей тени.
ень метнулась под тахту и там, не различимая в полумраке, затаилась. Внезапно Алеша припоминает о жутких и, совсем недавно казавшихся нелепыми слухах. В классе много говорили о смертоносных призраках, преследовавших людей. Об этом, вроде бы даже писали в газете. Неужели это правда?
Не с удивлением, с испугом, Алеша оглядывается по сторонам. Дома только он, да еще эта страшная черная «клякса». Алеша хватает букет и выскакивает из квартиры, резко захлопывает дверь. Пока юноша спускается по лестнице,
его страхи рассеиваются. Мало ли что может показаться… Наверное, все это связано с очень ярким освещением в квартире – светлые стены, ослепительное солнце – вот и появилось темное пятно перед глазами. Алеша привык давать каждому явлению логическое и научное обоснование. Он не верил в чудеса.
И вновь все мысли его о Свете.
Черная клякса медленно расползается по двери. Тень не торопится – ни одна жертва не могла ускользнуть от нее. Сгусток мрака неспешно преследует Алешу и, улучив подходящий момент, незаметно сливается с его тенью. Ничего страшного не происходит, юноша продолжает быстро шагать вперед, торопясь на свое первое свидание.
На улице пустынно. Жара доконала даже старух, каждодневно торчавших на лавочках возле подъездов. Ни одного человека во дворе. Алеше вновь становится страшно. Тогда-то и появляется перед ним тень – огромная, угольно-черная, лишь отдаленно напоминающая своими контурами человека. Алеша кричит, бросается бежать, но очень скоро оказывается загнан в тупик между гаражами и забором. Тень неторопливо приближается. Будто шутя, чуть накрывает испуганную жертву. От ужаса Алеша цепенеет, бессмысленно смотрит на свою руку, что тает на глазах. Вот от нее остается только тень, черная смерть продвигается к локтю, выше,
выше… Он рванулся вбок, закричал, отчаянно, громко… На миг Алеше показалось, что он увидел черные бездонные глаза призрака, впившиеся в его душу…
Тень юноши мечется по неровно выбеленной стене, становится все светлее и светлее, а возле нее на асфальте расплывается большое черное пятно. Густая, непрозрачная тень удлинилась, стала похожа на змею и вскоре исчезла.
Света прождала на скамейке минут двадцать и раздосадованная, обиженная на Алешу, ушла домой, поклявшись никогда больше не встречаться с ним. Она не знала, как легко будет ей сдержать во гневе данную клятву – к тому времени, как рассерженная Света поднялась со скамьи, Алеша почти час, как перестал существовать в этом мире, и, увы, не только в нем… Тьма поглотила еще одну искорку человеческой души.
Тени хозяйничали в городе…
Часть вторая
Мир в
разбитом
зеркале
Кукла
– А вот я там была!
– Все ты врешь! Заборище высокий, а за ним злые кирпичи живут. Кто из детей туда пойдет, того они – стук!
– Нет, не вру! Нет, не вру! Под забором есть дырка. А про кирпичи – сказки для малявок. Там привидения живут, только я их не боюсь. Пошли?
– Мама говорит – на «стройку» нельзя ходить.
Она не узнает. Мы – быстренько. Там классно. Пойдем!
– А Димка из второго подъезда оттуда такую штуку принес – со стеклышками и вертится… – вступил в разговор Сережка, карапуз-малолетка лет шести от роду.
Обычно пренебрегавшая его мнением Даша на этот раз отнеслась к Сережкиным словам одобрительно:
– Даже Сережка и тот кирпичей не боится. Ты – маменькина дочка!
– Вот и нет! Куда хочу, туда хожу! А ты, Дашка, сама темноты боишься.
– Я?!
– Ты! Ты!
– Ладно, карапузы. Я пойду одна. Димка, между прочим, рассказывал, что там еще много-много цветных стеклышек рассыпано… У меня будут такие «секретики»! А вам я ничего не дам.
Искушение было велико.
– Я с тобой, – после недолгого раздумья произнесла Таня.
– И я… – на этот раз Даша не обратила никакого внимания на Сережкину реплику. Он немного обиделся, но пошел вслед за девчонками.
Ребятня направилась в сторону серого бетонного забора, перегораживающего угол двора. Раньше здесь стоял старый, выстроенный еще до революции, деревянный дом. Недавно его снесли, но руины до сих пор так и не разобрали. Это место, на языке ребятишек близлежащих домов, и называлось «стройкой».
Даша, самая старшая (ей через три месяца должно было исполниться девять) и самая бойкая девчонка в их маленькой компании, уверенно проследовала к сваленным на земле ящикам и коробкам, раздвинула их и нырнула в темную
глубину свалки. Робкая Таня и маленький Сережа волей-неволей последовали за ней. Коробки действительно скрывали от посторонних взглядов незаложенную кирпичами щель под забором. Даша первая встала на четвереньки, пригнулась и проскользнула в лаз. Остальные – следом. И вот уже все трое стояли на запретной земле «стройки».
