Текст книги "Творцы миров (СИ)"
Автор книги: Елена Артамонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Елена Артамонова
Творцы миров
Сборник мистических рассказов
2013
18+
Творцы миров
Сборник мистических рассказов
©Елена Артамонова, 2013
Оглавление
Замкнутый круг ·········································································································· 6 Обман чувств ············································································································ 19 Старая квартира ········································································································ 32 Проклятье Елены Прекрасной ·················································································· 51 Дверь ························································································································· 70 Телефонный звонок ·································································································· 97 Часовщик ················································································································· 106 Тени ························································································································· 122 Кукла ······················································································································· 139 Рождение Куклы ····································································································· 159 Летняя практика 7 «б» ···························································································· 175 Игра в ящик ············································································································· 213 Свет далекой звезды ······························································································· 270 Гаданье ···················································································································· 285 Подземка ················································································································· 299 Отражение ··············································································································· 313 Омут ························································································································· 324 О пяти братьях и сестре Агэл ·················································································· 347 История о влюбленных, застигнутых ненастьем ··················································· 357 Проделки кошки из города Дан ·············································································· 366 Лунные ночи ··········································································································· 377 Алиса ······················································································································· 387 Чужая елка ·············································································································· 401 Дети Творца ············································································································ 410 I. ···························································································································· 410 II. ··························································································································· 430 III. ························································································································· 435
Часть первая
Между
мирами
Замкнутый круг
– Знаешь, я боюсь писать. Не в том смысле, что не получится, наоборот, опасаюсь обратного…
– То есть?
– Ясновиденье – не столь редкое явление, особенно много пророков среди тех, кто пишет. Самый банальный, затасканный пример – история с «Титаником».
– Да, слышал, лет за десять до трагедии, ее кто-то описал в своем романе.
– Даже два автора, в двух романах. «Тщетность» Робертсона достаточно известна, точнее не сам роман, опубликованный в 1898 году, а жуткая цепь достоверных совпадений, соединяющая выдуманный «Титан» и реальный «Титаник». Размеры и устройство пароходов, контингент пассажиров, место и время года катастрофы, ее причина – совпадало практически все! После гибели корабля малоизвестный писатель Морган Робертсон прославился, но
такой славы я бы не пожелал никому! Его проклинали родственники погибших, газетчики на все лады обсуждали его мрачный дар ясновиденья… Впрочем, Робертсону повезло куда больше, чем Стэду. В 1892 году он создал произведение со сходным сюжетом, а в 1912 имел неосторожность отправиться в реальное путешествие на «Титанике» и погиб в ту страшную ночь.
Трагедии наиболее сильно потрясают людское воображение, но есть пророческие истории и с более счастливым финалом. В мае 1882 года рыбаки выловили бутылку с запиской примерно такого содержания: «Бунт на шхуне «Морской герой». Капитан убит. Первый офицер выброшен за борт. Меня, второго офицера силой заставляют вести корабль в устье Амазонки. Спасите…» далее следовали координаты захваченного судна. Шхуну задержали, бунтовщиков обезвредили, тут-то и выяснилось, что второй офицер никакой бутылки за борт не бросал. Оказывается, эти бутылки, пять тысяч бутылок, шестнадцать лет назад выброшенных море – всего лишь рекламный трюк. Таким способом рекламировали роман Пармингтона «Морской герой».
– Потрясающе!
– Ты о рекламе?
Он засмеялся. Улыбнулся и я.
– Тогда еще один курьез. Ведь порой сбываются даже шутливые пророчества. В альманахе «Новая Англия» в 1884 году, шутки ради, было предсказано, что 13 июля пойдет снег. К изумлению всех, 13 июля Новая Англия действительно покрылась – снегом такая вот погода… Но шутки в сторону. Предсказанные литераторами события чаще всего оказываются трагическими. Увы, ясновиденье – не удел минувшего века. Это происходит везде и всегда. Теперь… У нас… Утренний туман укрыл от глаз приближающуюся электричку. Двое парней погибли, две девушки уцелел. Незадолго до того один из ребят написал:
Электричка над душою встанет,
Проедет по костям и успокоится…
А дождь стучать не перестанет
По лысине мегаполиса.
– Ты тоже обладаешь даром ясновиденья?
– Ясновиденье – не совсем точный термин. Я понял – пророки не предсказывают будущее, они сами создают его. Скажем так – задают программу. Особой силой обладают написанные строки. Не у всех писателей, к счастью, получается, тут нужен особый дар. У меня, на беду, он, кажется, есть.
– Ой ли, на беду? Если это так – ты бесценный человек. Почему бы тебе не устроить золотые денечки для всего человечества? Или облагодетельствовать ту же Аллочку? Подари ей счастливую судьбу.
– Я же говорил, замечено – сбывается только плохое. Видимо, творить зло легче, чем делать добро. Это такая наклонная плоскость, наверху – Бог, внизу… Катиться вниз проще. Я почти закончил одну вещь, герой ее… Короче в жизни у него есть прототип. И этот человек в конце повести погибает. Я убиваю его, убиваю на бумаге. А в жизни он мой друг. Как поступить? Рискнуть – повесть получилась недурственная, или – разорвать, сжечь, изменить финал, в конце концов?!
– Да… Это серьезно. Хочешь моего совета – тогда убивай кого угодно и сколько душа просит, лишь бы было интересно читать. Эх, хорошо быть писателем, твори любые бесчинства, а расплата – гонорар.
– Этот человек – ты…
– Забавно. И какая участь мне уготована? Вероятно – жуткая, уж я-то тебя знаю.
– По дороге домой героя сбивает самосвал. Водитель вдрызг пьян. Твои внутренности будут собирать с асфальта…
– Премилое обхождение с друзьями! Что ж – дави. Повести нужна эффектная концовка, иначе кто ее прочтет? Разрешаю залепить моими мозгами лобовое стекло.
«Он не ведает, что говорит. Откуда ему знать, что наш диалог, точный, почти слово в слово, лежит отпечатанный на моем столе уже с неделю? Хотя это логично – я спровоцировал беседу, ведь, когда я писал, то предполагал его реакцию на мои рассуждения. Реакцию с точки зрения здравого смысла. Пожалуй, я сам слишком увлекся игрой, в реальной жизни я бы никогда не обрек сознательно друга на смерть. Игра воображения и только. Но завершим сцену».
– Прочти вот это.
– Ночь на дворе. Я и так засиделся. Давай отложим литературные чтения до лучших времен.
– Нет, нет. Тут несколько страниц, прочти, прошу тебя.
«Читает. Сосредоточен. Уже не улыбается. Я сумел ошеломить его документальной точностью рассказа, и на фоне этих фактов мой текст должен выглядеть зловеще. Но сам-то я во что верю?»
– Лихо. Лихо закручено. Пока все идет по сценарию. Пожалуй, настало мое время отправляться на поиски самосвала.
– Может быть, переночуешь у меня? К черту самосвал, но в эту пору на улицах небезопасно. Мало ли что…
– Ты, право, совсем замечтался. Жизнь – не роман, она намного скучнее. Да и жена вряд ли оценит полет твоей фантазии. Семейная ссора гораздо банальней ночных кровопролитий, но тоже весьма неприятна. До встречи, мистер Морган Робертсон…
Он ушел. Оставалось ждать. До завтра. Я лег спать. Спокойно. Как всегда.
Настало завтра. Он так и не позвонил. Что из того? Возможно, он занят, возможно, у него много дел. Очень важных дел… Так прошел день. И только на следующий я набрал номер его телефона. Чреду бесконечных гудков сменил заплаканный женский голос. В висках застучало. Я все же сумел спросить:
– Его сбил самосвал?
Она все же сумела ответить:
– Машина? С чего вы взяли? Он зашел в лифт вдвоем с женщиной… Уже дома, уже почти дома… Потом… Я не знаю, никто не знает, что произошло… Лифт стал между этажами, дверь открылась… – она зарыдала, глотая слезы, заговорила вновь. – Никто, никто не может объяснить, как все
произошло… Бедный, бедный, что сделалось с ним… Господи, я не могу, я…
Я не пытался утешить ее. Я не верю в силу слов, способных погасить горе. А в моих устах соболезнования и вовсе кощунство. В трубке слышался плач. Наконец она догадалась нажать на рычаг. Рыдания вновь сменили далекие гудки.
Какая нелепая, непонятная смерть! Допустим, он попытался выбраться из застрявшего лифта, кабина неожиданно поехала и… Хотя он не склонен к бесшабашному риску, расчетлив и осторожен. Он был осторожен. Но даже если так, не вдвоем же с женщиной он пытался выбраться из лифта? Почему погибла и его попутчица? Но не было мокрого асфальта и пронзительного визга тормозов – это главное. Не было самосвала и пьяного водителя, а значит, и моей вины тоже не было. Не было!
Дома я оставаться не мог. Пошел туда. Хотел увидеть собственными глазами место трагедии. Увидеть и окончательно убедиться в ложности своих умозаключений. Пошел, надеясь, что реальные факты удостоверят меня в собственной непричастности.
Я вошел в подъезд как вор, оглядываясь. Боялся встретить ее, ту, что носила теперь печальное имя вдовы. Аккуратная лестница, почтовые ящики, мусоропровод, лифт. Новый. С автоматическими дверями. Значит, если они открылись, то
сами. Он не мог испытывать судьбу, пытаясь взломать их. Двери открылись сами. Открылись, как страшная пасть неведомого чудовища… Но почему погибла женщина?
Мимо меня пошаркала ветхая старушка – божий одуванчик. Остановилась передохнуть – вероятно, путь предстоял неблизкий, на верхние этажи. В лифте ехать, наверное, было боязно. Вот тебе возможность выведать подробности, приступай писатель… Бабулька оказалась говорливой, охотно рассказывала о потрясшей весь квартал истории. Болью отдалась фраза: «Весь лифт был забрызган его мозгами…». В ушах отчетливо прозвучало: «Пусть у твоей повести будет яркий конец. Разрешаю залепить моими мозгами лобовое стекло…» Но это как раз его идея, заметьте, не моя! Я сломал герою позвоночник.
Поставив авоську с пакетами кефира на подоконник, старушка продолжала повествование. Как оказалось, пожилую женщину, соседку с шестого этажа тоже сильно покалечило – оторвало руку, размозжило грудь. И опять загадка – почему она возвращалась домой далеко за полночь? Собеседница моя отлично знала погибшую и очень удивлялась этому обстоятельству – поздние прогулки ей были не свойственны.
Может быть, вы скажете, что я виноват и в этой смерти? Может быть во всех смертях, несчастных случаях, убийствах
виноват исключительно я один? И если где-нибудь в Ванкувере кто-то погибнет от шаровой молнии – это тоже будет моя вина?
Старушка зашаркала дальше. Невнимательный слушатель ей встретился, рассеянный. Наверное, она обиделась на меня – ладно, переживем… Что мог я узнал. Пора домой. Но нет ни ясности, ни успокоения. Я так и не понял – совпадение это или возмездие за мою самоуверенность, возмездие за ту легкость, с которой вершил я судьбы своих героев?
На похороны я не пошел. Помешала новая беда. Заболела Алла. Слегла моя маленькая хрупкая Алла. Мой подснежник. Моя девочка. Заболела внезапно. Плохо почувствовала, слегла и вот – больница. Врачи ничего определенного сказать не могут. Ни черта они как всегда не знают! Но строят умные лица. Узнают на вскрытии, им не привыкать… Какую мерзость я пишу! И понимаю хотя бы о ком? Навряд ли. Циник. Все писатели – циники. Их хлеб – чужие чувства. Часто – горе. Горе, отчаянье, скорбь – выразительнейшие средства при создании произведения. Без горя персонажи полностью не раскрываются. Потому – чем хуже, тем лучше. Сердце каменеет. Иногда мне кажется, что я выдумал и Аллу. Бесчувственный эгоист. Ей плохо, а я рассуждаю невесть о чем…
В палате солнечно и, по больничным меркам, довольно уютно. Алла осунулась. Тоскливо смотрит куда-то сквозь стену. Вероятно, все действительно серьезно. До чего же нелепы эти апельсины! Зачем я принес их! Они рыжие, веселые и никому не нужны. Этим золотым солнышкам не рассеять темноту. Алла заговорила, отрешенно, тихо:
– У меня бабушка умерла три дня назад. Я почувствовала себя плохо, и она просидела со мной целый день до вечера. Вечером меня забрала «Скорая». А бабушка пошла домой. И не дошла. Мне не говорят, как она умерла, но чувствую – ужасно. Я почти вижу, как она умерла…
Алла умолкла. Мы сидели, не двигаясь. Вдруг на мгновенье она ожила, глаза заблестели:
– Почему, почему бабушка не осталась ночевать? Почему я не настояла на этом? Наоборот, я очень хотела, чтобы она ушла. Теперь признаюсь, скажу честно, как на исповеди – я подозревала, что она начнет рыться в вещах, читать письма, лезть не в свое дело. Да, именно – не в свое дело, так я тогда подумала. Понимаешь, в ту ночь, я думала о ней, как о чужой! Возможно, даже не до конца сознавая, в душе, но… Если бы она осталась и легла спать у меня! А я выгнала ее за дверь. К смерти…
Стоило Алле заговорить, как я тут же понял все. Конечно, разумеется, неоспоримо – та женщина в лифте – ее бабушка.
Иначе и быть не могло. Как лавина – упал камушек с горы, катится, и не усмотришь того мгновения, когда он превратился в гигантский ком. Одна смерть – это еще не кара, их будет множество, великое множество. Все сцеплено между собой, беда притягивает беду, больше, больше… А первый камушек бросил я.
Я ничего не утаил. Рассказал Алле все. О проклятой рукописи, о гибели друга, о неисправном лифте, о так и не появившемся самосвале. Я говорил, кляня свою глупость и гордыню, тайно надеясь – вот сейчас она положит мне руку на лоб, улыбнется… Поймет и простит. И все будет хорошо. Но она молчала.
Я вышел. Я видел, как смеются мне вслед рыжие апельсины.
Больше Алла не произнесла ни слова. Она умерла молча. Ее губы застыли в загадочной усмешке. В последний миг она поняла все, ей открылась истина. Человек ушел, осталась лишь застывшая на губах усмешка и Истина, которую узнаешь только перед смертью…
Я не хочу описывать свое отчаянье, рой страшных мыслей, теснившихся в голове – в конце концов, это не имеет никакого значения. Это только мое. Но я решил – мой дар не может
пропасть. Я покараю всех, кто должен принять смерть за тяжкие грехи, но о чьем возмездии позабыло небо. Тех, кто, вопреки людской справедливости, без бед и страданий живет на Земле. Злодеев, предателей, клятвопреступников…
Однако сев за стол, я не смог написать ни строчки. Как я могу судить о мере чужого греха после того, что совершил сам? Мое преступление чудовищно, ибо умысел и расчет двигали мною. Я только играл в сомнения – мол, если действительно могу вершить людские судьбы, то тотчас откажусь от этого. Изменю, перепишу финал, уничтожу рукопись. Но это ложь. Я страстно желал получить подтверждение своего могущества. Не случись в ту ночь беды, что бы стоили все мои рассуждения! Жалкий графоман, властелин бумажных людишек, ничтожество. Песчинка в водовороте. Да, я хотел смерти своего друга. Хотел владеть чужими жизнями не только на бумаге. Возможно, я бы уничтожил рукопись, останься он в живых. Но только в этом случае… Могу ли теперь я стать судьей и палачом? Казнить других?
Осталось одно. Закончить страницу. Закончить ее гибелью непомерно гордого и глупого человека, наделенного способностью убивать силой мысли. Еще раз, последний раз испытать страшный дар.
«Погасив свет, он подошел к окну, отдернул штору,
уставился на серебряный диск луны, затопивший холодным
светом город. Неподвижно стоял минут пять, придумывая
свою смерть. Снова ДТП? Уличная драка? Наркоман, готовый
убить случайного прохожего за мобильник и смятые купюры в
кошельке? Банальные сюжеты. Уж лучше роковая случайность,
фатальное стечение обстоятельств. Какой-нибудь кирпич,
упавший на голову. Но тогда история превратиться в фарс.
Пусть сама Костлявая придумает, как покончить с ним. А он
просто пойдет на встречу с ней, и неважно, в каком обличии
повстречает ее этой ночью. Сегодня закончится все, детали не
существенны. Срок установлен и время пошло. Остается
только открыть дверь и идти навстречу смерти…
Он вышел из квартиры, спустился по лестнице,
размеренно, словно совершал прогулку, пошел по безлюдной
улице. Луна серебрила холодным светом его насмешливое лицо.
В последний раз он смеялся над собой».
Я ставлю точку, повесть закончена. Вперед, на последнюю прогулку. Как и было написано, я подхожу к окну и смотрю на яркую безмолвную луну…
В моей смерти прошу винить только меня.
Обман чувств
– Ты не можешь так умереть! Это несправедливо! За что? Я убила тебя? Я виновата? Потерпи… Вдали – шум мотора. Тебе помогут. Обязательно. Помощь близко. Не умирай! Пожалуйста, не умирай! Почему она не останавливается? Течет и течет…
Пустынная дорога. Никого. Только дождь лупит по лоснящемуся от воды асфальту. Яростный грохот ливня смыл остальные звуки. И нет вдали шума мотора…
Она была совсем одна под разверзшимися небесами, обрушившими на ее голову ледяные потоки. Она была одна, дождь давно стер кровь с ее лица, и она не замечала, что плачет. В забытой богом и людьми глуши она осталась наедине с бедой и грузом страшной ответственности за того, кто истекал кровью в опрокинутой машине. Окинув взглядом безлюдную дорогу, на глазах таявшую в сгущающихся
сумерках, она сбежала вниз по крутому откосу, скользя на бахроме мокрой и жесткой травы.
Мужчина лежал неподвижно. Увидев распростертое тело, она удивилась – женщина не помнила и не могла представить, как сумела вытянуть его из хаоса покореженного металла. Розовый туман окутал мозг, и она против воли опустилась на колени, вцепившись в комки мокрой глины, расползающейся под пальцами в холодный кисель. Сумев побороть тошноту и внезапную слабость, женщина подползла к лежащему. Неумело наложенная повязка не могла остановить кровь, хлещущую из раны. Красное пятно на полотне расплывалось в потоках дождя, окрашивая рубаху в нежно-розовый цвет и выступало вновь, напоминая о приближении смерти. Но он был жив. Их глаза встретились, и она прочла приговор в его взгляде. Время истекало.
Стемнело. Однообразие дождя нарушали раскаты далекого грома. Приближалась гроза. Обхватив плечи умирающего и приподняв его голову, женщина исступленно шептала:
– Я не дам, не дам тебе умереть. Не дам! Слышишь? Я сильная, я отдам тебе все. Мы будем жить одной жизнью, моих сил хватит на это. Мы все разделим поровну. Каждый вздох, каждый удар сердца… Не уходи! Любимый… Мы будем, будем жить…
Ураган пришел. Склоненные его волей деревья почти касались кронами земли, белые молнии рассекали небо, утихший было дождь, ожесточенно хлестал листья и траву, хрупкие фигуры людей застилала мгла, обрушившегося с неба потопа…
Они шагали по отливающему сталью мокрому асфальту, и солнце, разгонявшее утренний туман, изрядно припекало им спины. Мужчина остановился, вынул из саквояжа карту.
– Если верить этому, – он слегка хлопнул ладонью по истертому на сгибах листу, – через пару километров будет поворот. Здесь мы и должны были съехать с шоссе на малоприметную дорогу, а езды по ней – рукой подать… Весьма обнадеживает, если, конечно, передвигаться на машине. Давай я понесу сумку.
– Спасибо, мне не тяжело. Все нормально. Я не устала.
Она привычно тряхнула копной густых, коротко остриженных волос, и боль в виске на мгновенье перенесла ее во вчерашний, крайне неудачно сложившийся день. В том, что произошло, вообще-то была повинна только она – устраивать головокружительную гонку на мокрой дороге было попросту глупо. Притягательность риска, шальной азарт, в которой раз оказались сильнее разума. Возмездие пришло незамедлительно – искореженная груда металла вместо
машины, ушибы и с десяток царапин на двоих оказались непомерно малой платой за ее легкомыслие. Поскольку шансов выбраться из этого захолустья на попутной машине не предвиделось, а до конечной цели путешествия было не так далеко, они решили в город не возвращаться, махнуть рукой на все неприятности и с толком провести давно заслуженный отпуск.
Шоссе неожиданно выгнулось влево, и они едва не пропустили с трудом различимую среди пучков пожухлой травы грунтовую дорогу, больше похожую на заброшенную тропу. Идти стало труднее. Подъем был почти незаметен на глаз, но успевшие порядочно пройти путешественники, сразу почувствовали его подспудную неуступчивость. Заслонявшая горизонт роща отступила, и они поняли, что достигли цели своего путешествия – силуэт несколько покосившейся и обезглавленной башни вырисовывался на фоне изумрудного океанского ковра. Женщина встревожено посмотрела на своего спутника:
– Ты уверен, что мы пришли куда надо?
– Вполне. Не пугайся, это еще не край земли. От маяка и вправду почти ничего не осталось, но домик смотрителя, говорят, в хорошем состоянии. Во всяком случае, летом в нем жить можно. Внизу, поблизости есть поселок, не слишком населенный, но возле него проходит железная дорога. Вполне
сносный оплот цивилизации – есть даже некое подобие магазинов. Здесь живут только местные – туристы не заглядывают. Покой – главное достоинство этого захолустья.
– Ты так убежденно говоришь, будто бывал здесь.
– Нет. Просто надеюсь на достоверность полученной информации.
– А если домик разрушен?
– Прошлым летом был цел.
– Остается надеяться, что маяк не рухнет на наши головы.
– Неплохо бы…
Они шагали по утоптанной песчаной тропинке, ведущей к вросшему в землю одноэтажному домишке.
Приложив ладонь козырьком, женщина посмотрела на солнце. Полдень давно миновал, и Из-за своей беспечности она задержалась в поселке много больше, чем следовало. Почему-то ей стало страшно. Она уже не в первый раз приходила сюда за продуктами, но обычно возвращалась на маяк очень быстро и вся прогулка отнимала не больше часа. Но сегодня… Сегодня все складывалось нелепо и как-то неаккуратно. Сначала она растерла ногу и, заглянув в местную аптеку за пластырем, некстати разговорилась с продавщицей. Не заметила, как
проболтала до обеденного перерыва в продуктовой лавке, почти час дожидалась ее открытия, неоправданно долго возилась с покупками, а потом, вдруг, ощутила необъяснимую тревогу. Закинув на плечо тяжелую сумку, она торопливо, почти бегом, направилась в сторону океана.
Мужчина сидел, опершись спиной на растрескавшуюся, исхлестанную ветром и водою стену маяка, и на всем его облике запечатлелась некая странность, суть которой женщина постигла, только подбежав к сидевшему. Он был абсолютно неподвижен. Легкий ветерок трепал пряди длинных распущенных волос, скользивших по лицу, а застывшие глаза смотрели прямо на солнце. Но он не умер. Оцепенение, походившее на смерть, не было ею. Став на колени, женщина склонилась над мужем, сжала изящные кисти рук в своих ладонях. Потом, сообразив, заслонила его глаза от безжалостного солнца. Замерла, не зная, что делать. В темных глазах мелькнула искорка возвращающегося сознания.
– Где я? – на миг его пальцы с нечеловеческой силой впились в руки женщины, и она едва не вскрикнула от резкой боли. – Почему я здесь?
Она пыталась что-то объяснить, но он жестом прервал ее и заговорил сам, с каждым словом все больше возвращаясь в реальность.
– Когда ты ушла, я с полчаса слонялся без дела и сел читать. Потом незаметно началось что-то странное. Как это объяснить? Подожди… Представь два изображения, наложенных друг на друга. Было светло, солнце светило, я прекрасно видел шрифт, которым был набран текст и в то же время чувствовал, как становится темно. Темнота подкрадывалась, прозрачная и густая. Я вышел на улицу. Вокруг стало так темно, что я различал только желтую точку солнца, но при этом видел море, небо чаек. Будто другими глазами. Было жарко, но подступал холод. Я испугался. Очень испугался. Это раздвоение было невыносимо. Меня растягивало, разрывало надвое. Потом я не знаю, что случилось. Не могу объяснить. Наверное, потерял сознание. Впрочем, это уже не имеет значения. С каждым хотя бы раз в жизни происходит нечто необъяснимое. Я сделал тебе больно, прости…
– Что?
– Синяки на руках проступают.
– Чепуха. Главное – ты.
– Теперь все в норме. Я давно себя так хорошо не чувствовал, – он встал с земли, распрямился. – Пойдем к воде.
Она чуть помедлила, смотря вслед высокому великолепно сложенному мужчине, легко сбегающему по громыхающей железной лестнице, ведущей на пляж. Брызги ледяной воды
внезапно ударили по лицу, голову сжал обруч боли. Женщина вздрогнула, прижала пальцы к вискам. Но вскоре наваждение прошло, и теплый ветер вновь коснулся ее лба и щек. Вслед за мужем она спустилась к пенящейся кромке прибоя.
– Ты знаешь, я ведь тоже что-то почувствовала. Тогда, в поселке. Тревогу. Страх. Мне кажется, мы не должны расставаться надолго. Не знаю почему. В следующий раз мы пойдем вместе.
– Нет.
– Нет?
– Я не хочу видеть никого кроме тебя. Только ты, океан, чайки, соленый ветер… Иначе…
– Что – иначе?
– Не знаю. Просто по-другому нельзя.
Положив руки на его плечи, она внезапно предложила:
– Давай танцевать. Здесь. Сейчас.
– Здесь? – он улыбнулся.
– Да. Ты и я. Одни на целой земле.
Женщина знала, что ни с кем иным, никогда не будет даровано ей упоительного волшебного чувства, рождавшегося в кружении их танца. Ее партнер танцевал божественно. Обаяние, загадочный магнетизм этого человека давно лишили ее покоя, как лишали покоя и других женщин, знавших его. В их
представлении он был идеально красив, почти совершенен. Он казался таким, хотя и обладал не слишком правильными, едва ли соответствовавшими признанным канонам красоты, чертами лица. Скорее, он был даже некрасив, но сила его таланта, одухотворенности, артистизма, творили чудо перевоплощения.
И сегодня, едва не потеряв этого человека, женщина почувствовала, что не сумеет жить на опустевшей Земле, жить, лишенная каждодневного чуда преображения бытия, которым он щедро одаривал всех и прежде других – ее. В танце было их спасение. Она должна была танцевать с тем единственным, несравненным, способным вернуть нарушившееся равновесие Мирозданья.
Отдавшись его воле, женщина скользила в бесконечном кружении по влажному упругому песку маленького пляжа, заворожено смотрела в прежде улыбчивые, а теперь строгие и печальные глаза.
– Можно сказать, я здесь случайно, проездом. Интересно посмотреть, какое гнездышко вы свили на этих развалинах. Когда-то я очень недурно провел здесь лето с… Впрочем, ты ее не знаешь. Постой, постой! Я прекрасно понимаю, как ты относишься к моему внезапному вторжению. Ты не рада, это
закономерно. Вам вдвоем никто не нужен. Но я заслужил терпимое отношение хотя бы в награду за то, что я указал это местечко. Без меня где бы вы сейчас были? Среди груды полуголых тел жарились бы где-нибудь на курорте? Нюхали бы бензин в экскурсионном автобусе? Не бойся, я скоро уеду. Мне и в самом деле было по пути.
Женщина улыбнулась, стараясь выглядеть гостеприимной хозяйкой:
– Не клевещи на нас, мы рады тебя видеть.
– Мы? А где наш прекрасный принц?
– Еще не встал.
– Похоже, вы слишком заняты друг другом. По правде говоря, ты выглядишь неважно. Ну-ка, покажись. Что у тебя под волосами?
Гость бесцеремонно поднял тяжелую прядь, прикрывавшую лоб женщины. В его глазах засветилась тревога – неровная, едва затянувшаяся рана наискось пересекала лоб и висок.
– Что случилось? – в голосе уже не было развязано-веселых интонаций. – Ты была у врача?
– Врача? Зачем мне врач? Я совершенно здорова.
Ее лучистые светло-серые глаза были полны удивлением и тревогой, рука непроизвольно потянулась ко лбу, лицо скривилось от внезапной боли.
– Постой… Откуда это? Кто выкручивал тебе руки? Так ли вы хорошо живете? Запястья синие…
– Я сейчас! – чем-то встревоженная, она опрометью бросилась к покосившемуся домику.
Минула минута, другая. Время шло. Она не возвращалась. Гость переминался с ноги на ногу, стоя на утоптанном песке тропинки, поглядывал на казавшееся черным окошко. Ждал. Едва ли ни каждую секунду смотрел на часы, но не замечал расположения стрелок. Порывался то уйти, то приблизиться к дому. Неслышный звон тревоги пронизывал влажный воздух. Решившись, гость сделал несколько шагов, громко постучал в дверь:
– Откройте! Что у вас случилось?
– Уезжай! Мы не хотим тебя видеть! Нам никто не нужен! Заклинаю тебя, уходи! Нам плохо, когда ты здесь… – голос женщины сорвался на крик. – Уезжай! Уезжай!
Выругавшись вполголоса, он решительно навалился на ветхую дверь. Нечеловеческий визг обезумевшей женщины разрывал барабанные перепонки.
– Какого черта… – потерявшие смысл слова застряли в горле.
Женщина отползла в угол, пытаясь заслонить своим телом то, что сжимала в объятиях. Вошедший приблизился к ней. Отшатнулся:
– Он же мертв. Мертв. Он давным-давно умер. Весь высох. Ты что, не видишь – это труп, мумия… Отойди от него. Успокойся. Сейчас мы пойдем в поселок. Я не знаю, что у вас произошло, но мы поможем тебе. Все будет хорошо.
– Хорошо – было.
На удивление покорно она оставила тело мужа, поднялась, подошла к двери. Когда ее спутник постиг причину странного спокойствия, было уже поздно. Кувыркаясь, он летел на острые прибрежные камни, а толкнувшая его женщина, равнодушно наблюдала за падением.
