Текст книги "Моя любовь, моё проклятье (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Глава 33

Наверное, впервые Ремир ехал в родной офис и волновался, как мальчишка.

Накануне, когда распорядился перевести Горностаеву в приёмную, всё же сомневался: правильно ли?

Во-первых, что она в этом смыслит? И вряд ли Алина обучит её чему-то за день. Во-вторых, и перед самой Полиной как-то неловко, что ли. Сразу ведь догадается, что к чему, а это всё же выглядело несерьёзно со стороны. И ещё сочтёт, чего доброго, что он вот так к ней подкатывает, что совсем ни в какие ворота. Ну и в-третьих, сможет ли он думать о работе, зная, что она в двух шагах?

В общем, сомнения покоя не давали, он даже Максу не признался, тот засмеял бы его, гад. И точно бы сказал: что эта идея – бред. Да он и сам подозревал, что бред. Но охота пуще неволи.

А вот теперь ехал и волновался, предвкушая. Почему-то такое ощущение возникло, будто она в некотором смысле стала принадлежать ему. Почему так – объяснить и сам не мог, но ощущение это ему нравилось. Она, конечно, и вчера просидела в приёмной почти весь день, но это не то. Она там была не одна, и он почти всё время отсутствовал. Но сегодня…

Порядок, конечно, полетел к чертям с первой же минуты.

Ну что ж, чем-то всегда приходится жертвовать, сказал он себе. Что он двери себе сам не откроет, или кабинет не сможет проветрить? Всё это такие мелочи по сравнению с тем, что она под боком.

Правда, кофе хотелось сильно – тут уж привычка. Но решил, что потом ей об этом скажет, а пока можно и в кофе-бар спуститься. Однако в кофе-бар тоже вырваться не удалось – все звонки Полина бездумно переводила на него. Там уж не до кофе было, он и письма-то в электронной почте прочитывать не успевал. Один звонок поступал за другим.

«Она издевается, что ли, надо мной?», – недоумевал.

Потом вдруг принесла-таки кофе. Хотя какой это кофе?! Ещё и сунула чашку с этой бурдой ему под нос, прямо на рабочий стол, где документы, где всё. А ведь рядом стоял журнальный столик, специально для этого предназначенный. Но нет.

Он аж опешил и забыл, о чём и с кем говорил.

Потом заявился Макс, и начались, как и ожидалось, насмешки:

– Оу! Посадил девочку поближе к комиссарскому телу.

– Она там и вчера сидела.

– Да? Вчера я её проморгал… Но ты молодец! Только ты ещё окно проруби в стене, чтобы всё время видеть…

Сильно изгаляться Максу тоже не удалось – и его постоянно на полуфразе обрывали звонки, будь они не ладны.

– Слушай, – попросил Ремир, – скажи ей, чтобы она вообще больше на меня ни одного звонка не перенаправляла. Это дурдом какой-то. У меня вся работа встала.

– Так сказал бы сам.

– Ну…

– Лааадно, – ухмыльнувшись, протянул Макс и вышел.

Звонки и вправду прекратились. Но он уже был весь на взводе – столько времени потратил впустую, когда дел, как всегда, невпроворот.

Конечно, надо было сразу сказать, но, если уж честно, то он не знал, как с ней заговорить после их последней встречи в больнице. Каким тоном, какими словами. Ведь он фактически признался ей в чувствах, а она – в том, что у неё этих чувств к нему нет…

***

В приёмной «Транснефти» на него воззрились с удивлением.

– Бориса Петровича сейчас нет на месте. Ваша ведь встреча назначена на четыре, – недоумевала секретарша.

– Как это на четыре, когда на два? – нахмурился Ремир.

– Прошу прощения, но нет, на четыре.

Обескураженный, он вышел, набрал приёмную «Россвязьнадзора». Да, там его ждали к двум. Сухо сообщили, что так и быть, подождут ещё минут двадцать.

Но какие двадцать минут?! Здание «Россвязьнадзора» находилось на другом берегу Ангары. Тут даже при беспробочном варианте на предельно допустимой скорости ехать в два раза дольше.

Всё равно рванул, но, конечно же, опоздал. Ещё и россвязьнадзоровская секретарша посмотрела на него, как на разгильдяя-двоечника. Ну или будто он лично её своим опозданием оскорбил. Впрочем, ему до неё вообще никакого дела не было. А вот плохо, даже очень плохо то, что шеф её уже успел куда-то отчалить, а новой встречи добиваться – дело долгое и муторное.

Злой, как чёрт, он вернулся в «Транснефть», и, хотя там всё прошло гладко, настроение осталось испорченным.

Ехал обратно в тяжёлом молчании. Коля, водитель, молчал в унисон. Даже когда его подсекали.

Ремир же негодовал про себя: вот зачем она так сделала? Нечаянно перепутала или нарочно? Вряд ли нарочно. Но ведь и написала ему, и потом ещё позвонила, напомнила. Неужто она такая… несообразительная?

Видит бог, каких усилий ему стоило сдерживаться. Да он и сотой доли не высказал ей из того, что выдал бы любому другому за подобное. А она всё равно расплакалась. У него аж вся злость сразу пропала. Сам не ожидал, что её слёзы вдруг так на него подействуют. И извинился, а всё равно не по себе – в груди печёт, и даже «Россвязьнадзор» из головы вылетел.

– Твоя там вся заплаканная, – заглянув, сообщил Макс.

– Это я её, – буркнул Ремир.

– Уже? – усмехнулся он.

– Да она время перепутала. Ну я и прошляпил встречу с «Россвязьнадзором» из-за неё.

– В смысле, перепутала? Там же всё в график на неделю вперёд Алина заносит. Стоп. Может, Алина переставила? Приготовила тебе такой сюрприз, чтоб не забывал.

– Да неееет. Алина сроду никогда ничего не путала.

Макс молчал с издевательской ухмылкой.

– Хочешь сказать, что специально? Да ну! Зачем ей это?

– Я ж всегда говорил, что у неё на тебя виды. И предупреждал, что добром это не кончится. А ты ещё свою любовницу в её хозяйство привёл. Кому такое понравится?

– Она не любовница!

– Да? А как теперь называется, когда люди друг с другом спят, но не женаты? – глумился Макс.

Когда он ушёл, Ремир решил и в самом деле проверить электронный органайзер. Как-то не верилось, чтобы Алина, его верная и исполнительная секретарша, смогла отважиться на такую глупую пакость.

Оказалось, смогла.

Неприятно, конечно, стало, досадно. Не ожидал он от неё такого. И перед Полиной вдвойне неудобно, спустил на неё собак за чужие грешки.

Думал, что она обидится на него, но нет. Когда прощались, улыбнулась ему. Не деланно там как-нибудь, а совершенно искренне и тепло. Ещё и спросила, когда он из командировки вернётся. Будет ждать или просто для проформы поинтересовалась? Хотя ей положено знать и спрашивать. И пусть. Зато улыбалась ему по-настоящему…

***

Обычно в таких командировках Ремир оставался на ночь в какой-нибудь гостинице. Давал водителю как следует выспаться перед обратной дорогой.

Он и сейчас жалел Колю – тот всю ночь за рулём был, поспал от силы часа два, пока Ремир решал производственные вопросы, – но уж очень хотелось назад. Ещё и выходные впереди.

Поэтому решил: «Поедем. Дела у меня там очень важные. В понедельник дам отгул».

А Коле что? Он привык, что с боссом не поспоришь, что раз надо, значит, надо.

И хотя Ремир прекрасно понимал, что так нельзя, что оба очень рискуют, ведь и сам больше суток не спал, а всё равно рвался домой. Ещё и на трассе гнать заставлял вовсю – так хотел успеть до конца рабочего дня.

Приехал – лишь убедился, что она на месте, и сразу в душ. Смыть скорее дорожную пыль, одеться в свежее, ну и хоть мало-мальски взбодриться.

О ней он, конечно же, думал и когда ехал туда, и когда ехал обратно. Когда обратно – особенно. Переживал, что не застанет, а потом два дня терпеть… При этом ни о чём таком не думал, просто увидеться бы перед выходными и всё.

Пока принимал душ, прикидывал в уме, с каким вопросом можно к ней подойти, о чём хоть немного поговорить. И уж точно не предполагал, даже представить себе не мог, что, выйдя из душа, обнаружит её здесь, прямо перед собой.

Сначала она смутилась, и смутилась-то волнующе, у него аж в груди ёкнуло. Ну а потом посмотрела так, что он сразу забыл обо всём. Ни единой мысли не осталось. Всё, вообще всё, стало абсолютно без разницы. Абсолютно. Почувствовал её голой кожей и аж ошалел – как же давно и как сильно этого хотел. Живот от возбуждения мгновенно свело острым спазмом…

Сквозь вязкий туман, заполонивший голову, голос Макса прорывался, как назойливая помеха. Как же он не вовремя явился!

Полина убежала, а сам он привалился спиной к стене, пытаясь остыть, отдышаться, прийти в себя. Потом надел чистую рубашку и вышел в кабинет, где его поджидал, умирая от нетерпения, Астафьев.

Издёвки Макса Ремир вообще не воспринимал. Не просто игнорировал, а даже не улавливал. Потому что в голове царил гул, а перед мысленным взором до сих пор стояли глаза её зелёные, чуть затуманенные, с поволокой, изгиб нежной шеи, приоткрытые губы. Хоть Полина и ушла, а ему и сейчас ни до чего дела не было.

Максу, видать, наскучило дразнить его, когда нет ответной реакции. Заговорил о делах рабочих, втолковывал что-то про Анчугина, про какую-то проблему с допуском на один из объектов.

– Давай сам, а? Я вообще не в состоянии. С ног валюсь. Я сутки не спал.

– Что-то я не заметил, чтоб ты был вялый, – криво улыбнулся Макс.

– Короче, разберись с Анчугиным сам. Я всё, я домой.

***

Но и дома Ремир покоя себе не находил. Какой уж тут покой? Эта сцена в комнате отдыха, этот сорвавшийся поцелуй совсем, казалось, лишили его рассудка. Ну как так? Всё, что было важно, что занимало всю его жизнь, теперь померкло настолько, что даже думать ни о чём не хочется. Как будто то всё было какое-то ненастоящее, суетное, мелкое.

А вот она ни на секунду не шла из мыслей. И внутри как будто всё туже и туже пружина закручивалась. Это уже не наваждение, это одержимость какая-то.

Совсем поздно к нему заскочил Макс.

– Ты один? – спросил, стреляя по сторонам любопытными глазами.

– Ну а с кем? – удивился Ремир.

– Ну а с кем? – передразнил Астафьев. – С нелюбовницей, конечно. Я думал, вы прямиком с работы поедете доделывать начатое.

Ремир посмотрел на него с укоризной, но промолчал.

– Что, Ремчик, не вовремя я сегодня нагрянул, да? Обломил вас, – с понимающей улыбкой констатировал Макс. – Ну, извиняй. Я и подумать не мог. Ты же вечно: на работе нельзя! На работе нельзя! Ты в следующий раз тогда говори так: на работе нельзя никому, кроме меня.

– Да перестань ты, это случайно вышло. Стечение обстоятельств.

– Угу, знаем мы это твоё стечение, – веселился Астафьев. – На корпоративе тоже стечение было? Может, ещё когда, да я не в курсе?

– Да какой ещё? Вот тогда на корпоративе и всё. Ты чего пришёл? – начал сердиться Ремир.

На подобные вещи он вообще не любил разговаривать, а уж тем более в таком насмешливом ключе.

Макс, почуяв, что скоро перейдёт грань дозволенного, сменил и тон, и тему. Завёл про какие-то объекты, на которые надо получить допуск, про всевозможные препоны и прочую скукотищу. Ремир честно пытался сосредоточиться и вникнуть, но не получалось. Ничего не лезло в голову. В конце концов, он сдался:

– Макс, давай потом, ну или сам? Не хочу сейчас про это. Не могу.

Астафьев, вздохнув, поднялся.

– Ладно, Ромео, справлюсь сам. Отсыпайся, видок у тебя и впрямь неважный.

***

В субботу Ремир проспал почти до обеда, ну а с обеда просто слонялся по огромной пустой квартире. Несколько раз подходил к телефону, даже порывался позвонить, но отбрасывал. Что он ей скажет? Привет, как дела? Это тупо. А больше вообще ни одной мысли не приходило.

Впервые он позавидовал Максу – у того никогда не возникало проблем, как вести себя с девушками. Даже с незнакомыми запросто находил общий язык. Вообще-то, Ремиру не очень-то и важно было сейчас, о чём именно с ней разговаривать. Лишь бы голос её услышать, почувствовать, что она как будто с ним, пусть и на расстоянии.

Если он и за день весь истомился, то к вечеру, когда чувство одиночества обычно обостряется, и вовсе тоска стала непереносимой.

«Всё-таки позвоню», – решил наконец. В сотый раз взялся за телефон, нашёл её в списке контактов, но тут же сбросил. Набрал службу такси.

Когда подъехали к её дому, посмотрел на часы – десять вечера, начало одиннадцатого.

«Не поздновато ли для гостей? – тотчас забеспокоился Ремир. – Всё равно поднимусь. Выставит так выставит».

Он расплатился и отправился искать нужный подъезд. Дом был старый, двор – колодцем со сквозными арками. Посреди – детская площадка. Одну из скамеек на площадке облепила местная молодёжь. Парни, девчонки. Они курили, пили пиво из банок и трепались о какой-то дикой мути, время от времени прорезая двор хохотом.

Ремиру нужна была шестнадцатая квартира, это он знал – всё остальное не помнил. Слишком поспешно в прошлый раз убегал. Но на подъездах, как назло, не было никаких табличек. И двери у всех железные, не прорвёшься. С какой тут стороны вести отсчёт – непонятно.

Он уже собрался подойти к молодёжи за помощью, когда на балкон второго этажа вышел мужик покурить.

– Где шестнадцатая квартира? В каком подъезде? – спросил Ремир мужика.

Тот флегматично махнул рукой, указав зажжённой сигаретой на соседний подъезд. Теперь оставалось дождаться, когда кто-нибудь выйдет или зайдёт. Но тут, к счастью, свезло – и пяти минут не простоял, как замок пиликнул и на улицу вышел парень с собакой.

Перед её дверью на втором этаже он остановился, вдруг заробев. А если она не одна? Мало ли… Он толком про её личную жизнь ничего не знает. Да нет, тут же успокаивал себя. Коля говорил, что больше никто из больницы её не встречал. Но Ремир всё равно напряжённо прислушался.

Потом подумал, что надо было хоть в магазин заехать. Купил бы торт, конфеты, вино… В гости же с пустыми руками не ходят.

В гости и ночами без приглашения не ходят.

Может, съездить в какой-нибудь круглосуточный супермаркет?

Нет, пока ездит, будет совсем поздно…

Внизу хлопнула подъездная дверь – возвращался парень с собакой.

Это ж сколько он тут стоит, мнётся, сам с собой спор ведёт?

Ремир нажал кнопку звонка и напряжённо замер.

Глава 34

Чем бы Полина ни занималась, что бы ни делала, всё равно так и видела перед собой жгучий взгляд Ремира, полный безудержного желания. От одного этого взгляда сладко ныло внутри, а были ещё прикосновения его рук, его тела, сбившееся дыхание…

Если бы Максим Викторович не возник в тот момент, она бы за себя не поручилась. Да что уж скромничать – не поручилась она. Если вон стоит только вспомнить, и сердце заходится. А если совсем честно, то она даже представляла себе, как бы оно всё случилось, не появись Астафьев. Эти нескромные фантазии и будоражили, и вгоняли в краску.

Сомнений, вообще-то, тоже хватало, куда без них? Вдруг ему от неё только это и надо? Тогда ведь сбежал. Ну и… мог бы всё же позвонить. И позвонил бы, конечно, если б хотел. Но не звонит, значит, не хочет…

Но с другой стороны, он же столько всего для неё сделал, просто так, даже после того, как она ему отказала. А она ему и спасибо-то толком до сих пор не сказала.

Полина поймала себя на мысли, что с нетерпением ждёт понедельника. Кто бы мог подумать!

С Сашкой – у той же строгий режим – Полина привыкла ложиться рано. Но что с пятницы на субботу полночи промаялась, что теперь – легла, а сна ни в одном глазу, и сердце гулко стучит в ушах. Когда уже оно успокоится?

Ещё и как назло местная компашка на площадке засела – гоготали на весь двор, и наверняка просидят так до рассвета. Прогнать бы их, но связываться не хотелось. Не то чтобы она боялась эту мелкую гопоту – почти всех из них знала лично, а один, Семенцов, в своё время даже с признаниями к ней подкатывал и, получив отворот, вполне достойно его принял. Просто настроения не было. Её томили совсем другие чувства, далеко не боевые. Так что борец за порядок и покой во дворе из неё сейчас получился бы никудышный.

Полина взяла ноутбук. Решила почитать что-нибудь из классики, чтоб сморило. Открыла наобум Гончарова, но, не прочитав и пары абзацев, свернула страницу. Забила в гугл Ремир Долматов, нашла тот самый снимок, где он расслаблен и благодушен. Посмотрела на черты его, на взгляд мечтательный, и так сердце защемило в груди…

Сто раз она пыталась воскресить в памяти того мальчишку, которого они дразнили в лагере Маугли, но лицо его стёрлось, запомнились лишь горящие чёрные глаза. Ну и нрав. В те годы ей он казался неинтересным только потому, что был её младше, тогда как она даже на ровесников взирала с тоской и пренебрежением. Хотя что-то всё-таки и тогда её в нём зацепило, ведь она по-настоящему страдала из-за случая в сарае…

Прилив воспоминаний нарушил звонок в дверь. Полина отложила ноутбук, накинула халатик. Недовольная пошлёпала в прихожую. Одиннадцатый час – какие могут быть гости?

Наверняка это кто-нибудь из этой развесёлой компашки, хотя бы тот же Семенцов. Они вообще имели такую дурную манеру: ломиться, когда им в голову взбредёт, чтобы, например, водички попросить или пятьдесят рублей занять.

Полина распахнула дверь и обомлела. Аж дыхание перехватило. Он! Ремир! Стоял на пороге и смотрел на неё так, что душу, казалось, мог выжечь дотла. С минуту оба стояли, не говоря ни слова, не в силах оторвать взгляд. Затем Полина будто очнулась, распахнула дверь пошире, тут же в смущении опустив голову и прикусив нижнюю губу.

Ремир выглядел непривычно: в тёмно-синей футболке-поло и голубых джинсах. Даже вместо начищенных чёрных туфель – серые конверсы. Такой неформальный Ремир будоражил её, конечно, ничуть не меньше, но чувствовала себя сейчас она немного свободнее. Потому что в привычном облике, лощёном и импозантном, она всё равно воспринимала его в первую очередь, как директора, даже там, в больнице. А вот такой он – парень да парень. Он даже выглядел так гораздо моложе.

Ремир тоже признал халатик. Оглядел её с ног до головы, сглотнул. Привалился плечом к стене и опять молчит. Молчит и смотрит так, как умеет только он. Так, что, в общем-то, и без слов чувствуешь всё, что чувствует он.

Но что ж он так долго молчит? Видимо, такая у него особенность – эти вступительные паузы. Впрочем, Полина его не торопила, просто наслаждалась моментом, хоть и глазам не верила – сам Долматов в её тесной прихожей субботним вечером. Абсолютно трезвый, кстати! Значит, не порыв, значит, обдуманно приехал.

Она невольно улыбнулась. А он нет, он вперился в её губы взглядом, но почти сразу сомкнул веки, на мгновение, и потом уже посмотрел в глаза, между прочим, с неожиданной серьёзностью. И выдал, как всегда, с места в карьер, без всяких экивоков:

– Ты мне нужна.

Глупое сердце восторженно подпрыгнуло, требуя ответить: «И ты мне». Но Полина изобразила непонимание:

– В каком смысле?

– В любом смысле, – тяжело ответил он. И взгляд его тоже стал тяжёлым. – Я хочу быть с тобой… Я очень сильно хочу быть с тобой. Постоянно… всегда…

Он отвёл взгляд, отвернулся к стене и заговорил разволновано, даже сбивчиво:

– Ты даже не представляешь, как сильно я хочу быть с тобой. Думаю о тебе всё время. Ни о чём другом думать не могу. Макс вон приезжал, про работу парил. А я ничего не понял, на всё плевать стало. Я тебя…

Он осёкся, посмотрел снова на Полину, посмотрел так, словно огнём обдал.

– Я даже жениться на тебе готов. Хоть сейчас.

Полина опешила. Признание его и ошарашило, и вскружило голову, и теплом всю душу заполонило. Но последняя фраза неприятно царапнула: даже жениться… Она, как фальшивая нота, портила его такую искреннюю и горячую речь. Если уж честно, даже обидно как-то стало.

– Если это предложение руки и сердца, то оно на троечку, – с деланной улыбкой ответила Полина, – с минусом.

И в ту же секунду она сильно, до ледяного холода по спине, пожалела о своей колкости. Он прожёг её убийственным взглядом, сжал челюсти, спустя пару секунд спросил:

– А как надо было? На коленях и с цветами в зубах?

Полина попыталась перевести всё в шутку, неумело, но отчаянно:

– Что поделать? Такова традиция…

Он не ответил, просто взглянул так красноречиво, что она и без ответа поняла все его мысли: «Я душу перед тобой сейчас всю вывернул, пусть неуклюже, пусть криво, но как умею, а ты только и можешь, что ёрничать…».

А затем развернулся и ушёл, хлопнув дверью. Просто взял и ушёл! Полина, остолбенев, таращилась на закрытую дверь, не в силах поверить, что он ушёл. Как же так? Кинулась, было, следом, но услышала хлопок подъездной двери, а бежать в халатике на улицу – это уж слишком.

Она выскочила на балкон, хотела окликнуть. Ведь нельзя же так! Разворотил ей всю душу, а теперь уходит!

Он, как назло, шагал так быстро, будто старался убежать от неё как можно скорее. За каких-то несколько секунд, что она мчалась из прихожей на балкон, он уже успел пересечь половину детской площадки, направляясь к дальней арке.

– Ремир! – позвала.

Но он даже не услышал, наверное, сквозь гогот местной шпаны.

«Телефон!», – сообразила она. Можно ведь ему позвонить!

Полина, было, повернулась, чтобы уйти с балкона, как вдруг увидела, что Ремира нагнали двое из компашки. Затем подбежали ещё трое и Семенцов среди них.

Она тотчас напряглась. Чего они к нему прицепились? И он… ну шёл бы дальше, зачем на всякую шелупонь внимание обращать. Но нет, остановился, нрав-то куда денешь? И явно они не просто беседовали. Хотя слова до Полины не долетали, только отдельные возгласы.

А потом вспыхнула драка, самая настоящая, дурная и мерзкая драка. Все те из местных, что сидели на скамейке, тоже сразу подорвались. Полина метнулась с балкона в комнату, схватила на ходу Сашкину скакалку, на которой ту заставляли прыгать в центре реабилитации, и бегом во двор.

Ремир отбивался и умело, и даже красиво, но толпой его всё равно повалили на землю. Образовалась куча мала. Полина припустила со всех ног. Кого-то она с разбегу хлестанула скакалкой по спине, услышала забористый мат. Снова взмахнула, попала куда-то кому-то не глядя, затем выцепила взглядом Семенцова. Завопила, что есть мочи:

– Семенцов, сволочь, прекратииии!

И тот замер, и все остальные как по цепной реакции. Уставились на неё, разъярённую, в халате, со скакалкой.

– Ты чего, Поль?

– Не смейте его трогать! Что вы за люди-то такие?!

– Кого? – не догадался сразу Семенцов. – Вот его, что ли? Этот фраер двух наших пацанов в том месяце изувечил и телефоны у них хотел подрезать.

Но Полина его оттолкнула, не слушая, подбежала к Ремиру, опустилась на колени. Сволочи! Ну какие же сволочи!

Долматов, стиснув челюсти, тяжело приподнялся, опершись на правый локоть.

Полина бегло, с беспокойством его осмотрела. Волосы встрёпаны. На светло-голубых джинсах грязь, но плевать на грязь. Губа рассечена. На скуле наливается гематома.

– Поль, этот фраер, что ли, твой дружок? – пробубнил за спиной Семенцов.

– Сгинь, а? – зло бросила она через плечо, а потом уже Ремиру: – Ты как? Вы как?

Семенцов с дружками как-то незаметно удалились.

Ремир перевёл на неё взгляд. Попытался привстать, но вдруг откинулся на спину, явно напоказ, и руки за голову заложил. Посмотрел из-под полуопущенных ресниц.

– Я как? – Он слизнул капельку крови с разбитой губы. – Я лежу у твоих ног, как ты и хотела. Что теперь скажешь? Накинешь балл?

Полина выдохнула с заметным облегчением. Страх, отчаяние, тревога – всё это вмиг стихло.

– То есть это всё-таки предложение? – спросила она, не в силах сдержать ликующую улыбку.

– А то!

– Это самое оригинальное предложение, скажу я вам!

– Ну, так и мы незаурядны. Главное, какой будет ответ? – Он хоть и шутил, а смотрел на неё серьёзно, даже напряжённо.

– Ну, как можно отказать такому незаурядному? – ласково, полушёпотом ответила она, еле сдерживая порыв радостно, по-девчачьи рассмеяться, а то и издать возглас вроде «уиии!».

И напряжение в его глазах тотчас спало…