Текст книги "Евсения. Лесными тропками (СИ)"

Автор книги: Елена Саринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

   – А-а-а, – открыл тот широко еще и свой рот. – То-то я... И как они еще на пару не спились, раз огурцами оба по утрам опохмелялись. Ну, то есть... Евсения, спасибо, – и смолк, вдруг, смущенно почесав выгоревшую макушку.

   – Да, не за что. А нашим лошадям здесь хорошо. Спокойно. И тебе за это тоже спасибо. И что выводил их во двор, тоже... – развернувшись, замолчала я. – Мне послышалось или... Да нет – зовут. Мне пора, Стриж, – и рванула на выход, лишь напоследок, подмигнув своей Коре, потому как...

   – Евся!.. Ев... Ой, ну точно, тут, – торчавшая долечку назад из-за воротец голова Любони, склонилась вбок, кому-то недовольно поясняя. Да не кому то, а я знаю, кому. И знаю, отчего из-за ворот – курсирующий с другой их стороны индюк, завидев меня, срочно ретировался под ближайшую подводу.

   – Извините, я забыла, что ключ с собой забрала.

   – Да что там, – вздохнула подруга так, что едва мои кренделя ни взметнулись. – Евся, у нас дурные вести... – а кто б сомневался...

   – Нет, я все равно мало что понимаю, – в который раз, остановилась я у окна и, на всякий случай, в него выглянула. Хотя, кто его знает, зачем? Просто, раз Стах так делал, то и я теперь тоже должна. – Любонь, расскажи еще раз.

   – Рассказываю, – тоже в который раз, вздохнула моя подруга. – Я была в лавке – сковородку тетке выбирала. Там, продавец долго копался, потом в кладовку ушел – нужный размер искал. Потому как мне надо было с ручкой, чтоб...

   – Любонь, это можешь не рассказывать.

   – Ладно, – покорно кивнула та. – В общем, жду я его и от скуки пялюсь в окно. Как, вдруг, вижу – ведут. Стаха ведут, связанного. Двое – по бокам, двое – сзади и все – с мечами наголо. Ах, да. У тех, что сзади арбалеты были, взведенные.

   – Это я тоже... помню. С чего вы взяли то, что его не наймиты очередные увели?

   – А с того, что на них форма была, – нетерпеливо откликнулся, бдящий у двери Тишок. – И бляхи на груди. И еще один из них с проезжающим по улице раскланялся. Значит, местные.

   – И не Прокурат. У их рыцарей другая одежда. А эти... ну, как их...

   – Городская стража, – вздохнул бес. – Они и увели нашего... вашего... твоего, Евся, жениха.

   – Ага. Я, как увидала, сразу выскочила на улицу. Продавец с найденной сковородкой – за мной. Хотела Стаха окликнуть, чтоб спросить, а Тишок меня за ногу цапнул, – скосилась девушка со своей кровати на обидчика. Тот же, в ответ фыркнул:

   – Ну, правильно. Ты думаешь, Стах меня у дерева не заметил? Да он сделал вид, что ни тебя ни меня не знает, чтоб нас под удар не подставить. Хотя, заговори он с собакой... – вдруг, впал в задумчивость Тишок... Можно подумать, заговори он с бесом... Да о чем я вообще сама думаю?

   – Та-ак, – наконец, отвернувшись от окна, встрепенулась я. – Что было дальше, я поняла: Любоня вернулась в лавку, ты рванул следом и проследил, куда его увели.

   – Угу. В местную каталажку.

   – Теперь давай о ней.

   – Да что толку то? – вздохнул со значением бес. – Я ж говорю – гиблое место. Каменное, с металлическими дверями и внутри – защита от магии. И это тебе не висюлька на шее у Стаха. Здесь – гораздо мощнее "броня".

   – Ага. Ну, об этом позже. Главное, что они оба живы.

   – Пока – да. Потому как у самого входа один стражник у другого поинтересовался, куда этого вести: к утреннему из порта или – в отдельную камеру.

   – И вы знаете что? – подала голос Любоня. – Мне кажется, ножки опять из той же... растут.

   – Это ты про чью сейчас задницу так культурно намекаешь? – прямолинейно уточнил Тишок.

   – Про своего бывшего жениха, – окрысилась та собственным, сцепленным рукам. – Не знаю, может то, моя... фантазия, я имею в виду выводы, но камушек в перстеньке на руке одного из них я хорошо разглядела – палатум. И точно знаю, что он один, без золотой оправы стоит, как годовалая телка. А в этом захолустье, не думаю, чтоб у городской стражи жалование было до подобных украшений доросшее.

   – Да-а... – хлопнулась я рядом с ней на кровать. – Мне тоже такой вариант кажется... разумным. Их туда упрятали, под каким предлогом, не знаю...

   – И будут теперь дожидаться Ольбега с наймитами, – продолжила Любоня. – А потом, просто извинятся и выпустят к нему в объятья прямо с крыльца. И используют, как меня... тот бандит в деревне.

   – Любоня... – с опаской покосилась я на подружку. – Ты мне тут слезы не лей. И в обморок свой дамский тоже не смей бухаться. Ты мне нужна со здравыми мыслями. Вы мне оба с ними нужны. Потому как у меня есть кое-какие свои, но, о них – потом. А сначала вопрос к тебе, мой бывший туманный проводник, – прищурилась я строго на беса. – По какому принципу твои тропки прокладываются? Я, почему спрашиваю. Послушайте меня внимательно: ведь, если ты, Любоня насчет связи местной стражи с Ольбегом права, то твой "бывший уважаемый" уже на пути сюда и нам придется очень быстро отсюда сваливать. А не проще ли сделать это как можно...

   – А лучше, сразу на Луну, – проникновенно выдохнула она. Но, Тишок, по всей видимости, совсем не проникся:

   – Евся, не прокатит такой вариант, – категорично отрезал он, а потом поспешно добавил. – Я не могу проложить ее туда, куда сам не знаю. Мне конечную точку всегда волхв до этого показывал.

   – Ага... А если... – подпрыгнув на кровати, развернулась я к струхнувшей подружке. – Любонь, ты хоть раз в Медянске была?

   – Евся, я ж говорю...

   – Тишок, помолчи. Любоня, рот закрой и отвечай.

   – Как же я с закрытым то ртом? Ладно, не злись... Была, только очень давно – в детстве.

   – Ага... И ты что-нибудь там... помнишь? Так, что бы красочно сейчас описать? Чтобы Тишок смог потом это представить и...

   – Евся, ты ерунду то не пори.

   – А у тебя, самый могучий ум всей Ладмении, другие варианты есть? – не на шутку вскинулась я на бесенка. – Может, ты знаешь, как нам теперь реку переплыть? Да просто, к берегу подойти? Или у тебя есть гениальная идея, как Ольбега заставить по кругу за собственным хвостом бегать? А может...

   – Евся!.. Я вспомнила! Там мечи каменные из земли торчали. Длинные такие... с завитушками. И слова внизу были.

   – О-о-о. Горе мое, горемычное.

   – Та-ак. Замечательно. Сидите здесь: одна описывает, другой – представляет. А я сейчас вернусь.

   – Ты куда?! – вскинулись мне вслед две головы.

   – За еще одним подельником. Думаю, без местной помощи нам с вами – никак...

ГЛАВА 22

   Приземистое одноэтажное здание с высоким выщербленным крыльцом, решетками на таких же окнах (грызут их здесь, что ли?) и указующей табличкой у входа стояло на самом городском отшибе. С левого бока, через лопуховый пустырь, ограниченное чьим-то, уже притихшим на ночь садом, а с парадной стороны, отчерченное от остальной Клитни узкой уличной полосой. Тоже, впрочем, ведущей дальше в тупик, из-за забора которого ощутимо несло тухлой канавой. С его же тыла, в подлеске из акаций, затянувших закопченные развалины, сейчас терпеливо торчали мы... с моей дорогой подругой... Бу-м-м...

   – Любо-ня.

   – Ой, – в темноте изобразила та большое сожаленье, а потом, правда, уже свободной от сковородки рукой, поскребла свой лоб. – Эти комары местные – прямо упыри. И откуда их здесь столько поналетало?

   – Из канавы, – не отрываясь от угла городской каталажки, буркнула я. – Оттуда... И вообще, зачем ты ее с собой приперла? Пихнула бы в сумку, как все остальные вещи и оставила на Дуле. Или, боишься, позарится кто на твой "знатный" подарок?

   – Нет. Я другого боюсь – вдруг придется его применить... Не так, как, ну...

   – Любонь, ты ей драться, что ли, собралась? – удивленно развернулась я к подруге.

   – А что? Она ведь – чугунная. Вот и проверим – чей котел крепче, – слово в слово повторила она любимое выражение собственной матушки. Да только я до сей поры думала, что оно... образное, что ли. А вот сейчас засомнева...

   – Евся, он идет.

   – Ага, вижу... Стой здесь. А я прослежу, – и под возмущенный Любонин писк, бесшумно скользнула из нашего укрытия...

   Подросток шел по пустой в это время улице, подсвеченной лишь фонарем над нужным нам крыльцом, как по собственному лошадиному загону – уверенно и с достоинством. Лишь корзинкой в руке помахивал в такт своим гулким шагам. Что еще раз навело меня на мысль о "непростой" жизни шустрого конюха. И, уже дойдя до самого угла, на долечку тормознул – бросил взгляд прямо в моем направлении. А потом удовлетворенно расплылся. Я в ответ, хоть и была незримой, тоже позволила себе усмешку, даже где-то, уважительную. Ведь не видит, но, ясно, что, чует. А потом, прижалась спиной к холодным камням и замерла, рассчитывая со своего угла лишь на "звук", без всякой "картинки". Но, сначала услышала стук по обитой металлом двери, спокойный, но, жутко настойчивый. А через несколько томительных мгновений нам со Стрижом, наконец, воздалось и сначала, щелкнула задвижка маленького смотрового окна. А лишь потом:

   – Стриж, хобий хвостяра! Чего явился, да еще в такую темень? Батю то твоего мы сегодня не угостеприимили? – насмешливым, но, вполне дружелюбным басом поинтересовались оттуда. Однако ответной радости я что-то не расслышала:

   – Ну и благодарствую хоть на том, – тихо огрызнулся мальчишка. – У меня поручение с посылкой для вашего сегодняшнего... дневного "гостя".

   – Ух ты! А, ну, постой... – долгожданно лязгнул теперь и дверной засов, после чего я впервые за вечер глубоко выдохнула. Однако особо радоваться пока... – Чего там? – в отброшенном квадрате света отчетливо сейчас проглядывались две неравнозначные тени – маленькая, с поклажей на выставленных вперед руках и грузная, склоненная над ней.

   – Да так, – пренебрежительно хмыкнул Стриж. – Колбаска, хлеба каравай, сыр и зелень. При мне собирали.

   – А кто собирал? – а вот теперь в голосе городского стража просквозила не совсем добрая интонация.

   – А-а, постоялица наша. Рыдала и собирала. Сказала, что утром сама к вам придет, а сейчас по такой ночи на другой конец незнакомого города забоялась переться.

   – Сама?

   – Угу... Как проснется и к вам, а пока... только это и... еще... – начал он, но продолжить, будто, передумал. – В общем, я свой сребень честно заработал. Прощевайте, господин Шек.

   – А ну, постой! – зацепило вмиг мужика. – Чего-то ты не договариваешь. Юлишь чего-то. Может, в корзинке той кроме харчей...

   – А сами проверяйте. Я все передал. Но... если пообещаете в другой раз батю моего в лопухах "не заметить", могу и от себя кое-что добавить.

   – Хе-ех, а то мы сами ее до дна не вытрясем? – замялся в ответ страж, правда, ненадолго. – Ладно. Сговорились, но лишь на один раз. Говори, чего там еще упрятано?

   – Да, может, то и не важно?.. Записочка там. И сложенная уж больно старательно.

   – Записочка?

   – Угу. И еще... Так, а батя то мой ведь часто, того... усугубляется?

   – Стриж! Ты меня не гневи!

   – Ну, как знаете.

   – Ладно... хобий сын. Считай, еще на раз выторговал своему отцу свободу и целые ребра. Теперь говори, все, что знаешь. Да не юли больше.

   – Все дело в том, что, я и ее тоже честно предупредил про вашу, господин Шек, "особую любовь" к трубке. Вот она и... В общем, табак там. Да не дешевка какая-нибудь с местного огорода, а настоящий – эльфийский. Дорогущий.

   – Да ты что?!

   – Угу. Вот она его и пересыпала из лакированной коробки в обычную холстину. А на самое дно записку зарыла... Ну, теперь у меня точно – всё. Прощевайте, – спрыгнул Стриж с боковины крыльца и под звук хлопнувшей двери, минул мой "наблюдательный пункт" на углу...

   У него "всё". А вот у нас – второй "ожидательный" этап. И сильно надеюсь, что найдется эта записочка там, где надо, быстрее, чем я сама ее до этого писала. Хотя, "сама" – только вначале, а потом – уже старались все трое:

   – Евся! – просияла вернувшаяся вместе с бесом Любоня и кинула на стол большую книгу в коричневой обложке. – Смотри!

   – Спасибо, конечно, – недоуменно уставилась я на тесненные буквы по центру, а потом не выдержала. – Ну и к чему она сейчас то? "История Алмазной войны. Уроки потомкам".

   – Ай, да ты не понимаешь, как нам на самом деле... свезло, – скривилась в ответ подружка и выдернула у меня из рук толмут. – Я тут угол загнула, где надо. Смотри еще раз! – вдоль всей страницы, красочно высились два, воткнутых в траву меча, прорисованные настолько тщательно, что видны были даже мелкие трещины на их длинных, кое-где обляпанных мхом каменных лезвиях. А внизу – мелкий текст:

   – Памятник, воздвигнутый в юго-восточных окрестностях Медянска, на историческом холме, где в 2304 году был подписан межрасовый "Вечный закон"... Ну, вы даете.

   – А то! – радостно хлопнулась Любоня напротив меня и водрузила на стол еще и корзину. – Мы купили все, что надо. Трубку и табак нашли в специальном магазине. А ты так и крапаешь свое любовное послание?

   – Ага. И я совсем не знаю, что в нем писать.

   – А ну, дай... Ну-ну... Ты бы еще написала, вместо "Поешь обязательно", "Покушай хорошо, перед сном вымой уши и взбей подушку".

   – Евся, и не вздумай по имени к нему обращаться. Мало ли.

   – Да, знаю я, – окрысилась я на обоих своих "консультантов". – Но, ведь, записка – не главное. А так, лишь манок.

   – Ну, и дуреха же ты, в самом деле, – покачала головой "многоопытная" Любоня. – Как это, "не главное"? А ты напиши именно то, отчего она в своей цене сразу во много раз возрастет.

   – Это как?

   – Это, "что", – уточнил мне с кровати Тишок. – Напиши ему, что...

   – Оба сейчас помолчите, – сделала я глубокий вдох. – Я знаю, что ему написать... – и приложила, наконец, свой карандашный огрызок к листу бумаги...

   – Евся... Да, Евся. Я спрашиваю, как все прошло? – дернул меня за короткую штанину, прискакавший от лошадей Тишок. – Дошла посылочка до адресата?

   – Ага. Теперь – только ждать. А у вас как?

   – Сдал наш табун Стрижу и сразу к вам. Они нас будут ждать на том же месте. Оттуда и нырнем.

   – В каком смысле? – прихлопнула очередного "упыря" на своей шее Любоня.

   – В прямом, госпожа души моей. Купаться с тобой будем. Наконец-то.

   – Пасть свою похабную...

   – Я понял, – вновь стал серьезным бес. – И раз вы шуток моих не понимаете, пойду ко я на разведку – нюхну под порожком табачку немножко.

   – Ага. Только, не обнюхайся. А то будем тебя потом в лопухах ловить, – совершенно серьезно, предостерегла я "разведчика".

   Но, ждать его пришлось недолго. И вскоре на самой грани освещенного вокруг крыльца овала, призывно замаячила нам маленькая хвостатая фигурка.

   – Это он чего? – от неожиданности, басом выдала моя дорогая подруга.

   – Не знаю... Пошли. Только держись рядом со мной и не пугайся своей незримости.

   – Ага. В детстве ты меня о таком даже не предупреждала. О-ой...

   – Любоня, смотри вперед, – нетерпеливо потянула я трусиху из уже опостылевших кустов к задней стене каталажки, куда за долечку до нас юркнул бес:

   – Дымом несет качественно, – почесывая лапкой нос, чтоб не чихнуть, начал он отчет. – Они там уже орут и веселятся вовсю. И, если вы напряжетесь, то даже здесь расслышите... Но, дружно расхибаривать нам ворота что-то не торопятся. Видно, не тех мороков словили. В общем, Евся, надо работать по запасному плану, иначе можно и упустить главный момент.

   – Это по тому, что ты предложил?

   – Так точно.

   – Ну-у... – скосилась я на зажатую в Любониной руке сковороду. – Тогда, не будем терять время и все – по своим местам... Удачи нам, друзья – подельники.

   – О-ох, Мокошь – справедливица. Если что, прибила случайно...

   Наверное, мы слегка опоздали. Потому что я обещанных "оров" и шумного мужского веселья, как ни силилась, расслышать все ж, не смогла. Но, остатков его хватило вполне. И на требовательный стук, теперь уже в окно, высунулись сразу все три, имеющиеся в наличие недоуменные мужские рожи, подсвеченные снизу кривым канделябром... Да-а... Ими самими надо людей пугать, особенно, когда глаза в кучу и...

   – Эй, полоротые! Не доглядели?! А вот мы сейчас по-быстрому возьмем и слиняем без суда и публичных покаяний! Слушай, друг, а может, прямо здесь и начнем... публично каяться? Ты – не против?.. – "не против" были и вызвавшиеся лично в слушатели несколько окрестных собак, поднявших в ответ на писклявый крик свой лай. Правда, пока неуверенный. Так, прочищали глотки. Обменивались информацией. Поэтому наглец, каким-то чудом выбравшийся из камеры на свободу, одернул свой черный жилет и вновь набрал воздуха в грудь. – Люди добрые!!! Посадили ни за что!!! Сгребли посередь улицы и меня и братана мово!!! Да мы вообще монахи неместные! Подписи на канонизацию досточтимого Ольбега собираем! Так ведь, братан мой?! Чего молчишь?.. Братана мово пытали!!! Язык вместе с усами вырвали!!! Люди... О-ой! Шухер! – и, напоследок показав собственный длинный язык, нырнул в ближайшие кусты у дороги.

  Седой же его "братан" остался мужественно стойким (стоячим), но, как только вожделенные двери распахнулись, начал медленно таясь на фоне луны. Чем вызвал у двух окосевших стражников состояние полного неконтролируемого безумия. Поэтому звук "Бу-у-м-м" стал милосердным актом (надо будет Любоне так потом и сказать). Но, не сейчас:

   – Эй! Аф-фу-у... А впусти вы гостеприимно магию, все было бы еще... милосерднее, – отряхнув ладони, переступила я через осевшего мужика. – Любонь, а третий?

   – Выскочили только два, – пожала с крыльца плечами подруга, перехватив сковороду.

   – Ага... Тогда я вхожу. А ты поищи у этих, на всякий случай ключи от камер.

  Сразу же за порогом, вместе с вернувшейся зримостью я сделалась и "слепой" и "глухой". И, постаравшись, на сей факт не отвлекаться, быстро огляделась по сторонам. Высокая конторка, заставленная тарелками с бутылями, разделяла комнату на две половины. А слева от входа начинался узкий коридор с черной тьмой в конце, откуда, ощутимо тянуло сыростью. Значит, мне туда. Не знаю, но, опять же из книжек, мне думалось, что тюремные камеры должны быть обязательно в подземелье. Ну, на худой конец, в подвале. И, громко чихнув (для храбрости), я направилась прямо во тьму. Вскоре, меня нагнал Тишок – уже без жилета. Правда, слегка охрипший. А за ближайшим поворотом мы столкнулись с бредущим навстречу огромным мужиком со свечой в вытянутой руке. Он, окинув меня пустым взглядом, нежданно доверительно сообщил:

   – Там бесы пакостные. Это – конец. Что я Ольбегу скажу?

   – Так и здесь они тоже, – хмыкнул от пола Тишок, а потом добавил. – Р-р-гаф!

   – А-а-а.

  Бу-у-м-м...

   – Евся, у тех ключей нет... А вот и они... – да-а... Видно, подруге моей, "милосердной", жалкие оправданья уже не нужны. – Чего стоим? Кого дожидаемся?

   – А действительно?.. – тряхнув головой, сорвалась я на свет огонька в конце поворота. – Стахос! Хран! Вы где?! – и чуть не пролетела мимо:

   – Евсения?.. Что ты тут... Любоня?.. Тишок?.. Нет, массовых мороков не бывает, – протер глаза, сидящий на лавке Стах.

   – Ты что, тоже надышался? – подскочила я к толстой решетке (ну, хоть в этом книжки не соврали). – А где Хран?

   – Я здесь, – отозвался оттуда же и второй арестант. – Ёшкин мотыляй, так они еще и с ключами. Не просто так в гости зашли.

   – Мужики, пора сваливать. На свежий воздух. Госпожа души моей, вызволяй.

   – Ага. Сковородку подержи. Только аккуратно. Мне ее еще тетке дарить, – по-моему, мы тут все... надышались...

   Но, в себя приходить пришлось уже на бегу. Тишок с Любоней, как знающие дорогу к заветной низинке, неслись первыми. За ними поспевал Хран, уточняя обстоятельства и тут же их кряканьем оценивая. А вот Стах... Такое чувство, будто он, действительно, эту треклятую трубку выкурил самолично. Или, хотя бы, близко сидел... и глубоко дышал.

   – Ну, ты чего? – не выдержав, наконец, остановилась я. – Тебе плохо?

   – Нет, все нормально, – криво улыбнулся мужчина, заставив тут же нервно ткнуться носом в его шею:

   – Ага. Нормально.

   – А ты чего? – обхватил он меня одной рукой. – Не бойся, я там и в рот ничего не брал. Просто, у кентавров такого рода... воздействия на психику – слабое место. А значит, и у меня. Кстати, что это было то?

   – Семена шальной травы. Адона с собой сунула, на всякий случай. Вот он и подвернулся. Я их в табак натолкла и историю придумала с запиской, чтоб внимание к нему привлечь.

   – Да?..

   – Ага. А вам так ничего и не досталось? И даже едой не поделились?.. Вот, сволочи. Ну, ничего, если у нас все получится, поедим уже в Медянске.

   – Евсения, какая же ты умница, любимая. Вы все – умницы... Пошли. Мне лучше, – качнулся он с места, потянув за собой и меня, а потом, вдруг, снова замер. – Скажи, а записка была кому?

   – Тебе от меня.

   – И что в ней было?

   – Да так... Я тебе потом все расскажу, когда мы будем отсюда уже далеко-далеко. На другом конце страны.

   – Обещаешь?

   – Обещаю. Пойдем...

   До загородной низины, припорошенной, будто инеем, вечерней росой, мы добрались быстро. И те, кто бежал и те, кто скоро, хотя и не очень уверенно переставлял ногами. И там все тоже прошло без сюрпризов – табун наш, полностью готовый для новой дороги смирно пасся, а Стриж, просто скучал на подстеленном курткой камушке. И первым же делом я направилась именно к нему:

   – Слушай, спасибо тебе огромное и вот, – протянула в ладони три сребеня. – Теперь на стоящее седло точно должно хватить.

  Мальчишка замялся и мне, не просвещенной в тайнах чужих душ, показалось, что с вкладом его я сильно продешевила, но, потом, вдруг, протянутые деньги сгреб:

   – Да я бы и так вам помог. У меня с этим боровом свои зарубки.

   – Я поняла, но... ежегодные бега, – и мы одновременно засмеялись. – Ты ж парень самостоятельный. Значит, должен сам зарабатывать на жизнь.

   – Ну, это – да, – смущенно скривился подросток. – А можно я на ваше колдовство гляну? Когда еще увидишь бесовские лабиринты.

   – Лабиринты?.. А мне всегда казалось, что мы по прямой идем. Да, гляди. Только потом...

   – Само собой. Я ж сам с вами в деле был.

   – Евся, нам пора. Тропка, – обернулась я к уже сидящим в своих седлах спутникам. И только Тишок, с поводьями Коры в лапах, суетливо подпрыгивал у самой кромки высокого туманного коридора.

   – Прощай, Стриж, и удачи вам с Бархатом.

   – Благодарствуем оба. А с огурцами ты была права...

   А вот дальше получился "сюрприз". Хотя, лошадь мою тоже понять можно – одно дело, беспрестанно снующий под копытами бес, а совсем уж другое...

   – Кора, давай, – сжав бедра, в очередной раз подтолкнула я свою застывшую у густой завесы кобылу. – Ты должна показать другим пример... А если за яблоко?.. Чего?.. Ну, хорошо, корзину яблок... И почищенных, само собой... А вот это уже шантаж и...

   – Евсения, может нам первыми? Капкан, все-таки, мужик, – подал голос, ожидающий следом за нами Стах.

   – Ты слышала?.. Она его "мужиком" не считает. Слишком гонору много.

   – Кх-хе... А если Перец?

   – А твой Перец пусть сначала разрешение у Дули спросит.

   – Это чёй-то? Да моя Дуля еще девушка... Это когда такое произошло?

   – Кора, кончай наводить смуту. Иначе я тебя здесь оставлю и без яблок и без... Ну, хорошо... Тишок, ты ей косичек наплетешь?

   – Евся, а пусть она сначала зубы свои научится сомкнутыми носить, твоя раскрасавица. А то в прошлый раз так ими у меня перед носом щелкнула, что...

   – Нет, я сейчас сама пешком пойду, – со стоном приподнялась я в седле, и вот в этот самый момент, моя кобыла, вдруг, резко поумнела... Щ-щёлк...

   – А-ай! А теперь у самого хвоста! – ох, рано я обрадовалась:

   – Тишок, давай в коридор! Она – за тобой! – щ-щёлк, щ-щёлк.

   – Да не за мной, а за моим хвостом!.. А-ай!

   – Да, какая разница? Давай! Остальные – следом!

   – А-а-ай! – щ-щёлк... уже из глубокого-глубокого тумана...

   Город Медянск... Видный отсюда, с этого исторического холма лишь огоньками. Да какими там, огоньками? Город Медянск был полон разноцветных огней, как... Жаль, в книжках моих таких картинок не было. Потому что, город Медянск был... прекрасен. И он сам и запах трав и цветов, доносимый сюда, на холм, из подлунных бескрайних полей. И все здесь было таким незнакомо-притягивающим. И даже то, что высилось сейчас прямо перед нами – два огромных, упирающихся в звездное небо меча. Наш верный ориентир.

   Кора моя, кажется, тут же забыла про шустрого беса и, так же, как ее хозяйка, раздув ноздри, вдыхала теперь незнакомые запахи. И мы с ней даже не обернулись на показавшихся следом трех своих спутников.

   – Мокошь – всевидица! Неужто, получилось. А я ведь до последнего думала, что выкинет нас где-нибудь на Склочных болотах.

   – Ну, так... – робко высунулся из-за крайнего меча Тишок. – Если б я за ориентир взял ту "страхотень с завитушками", что ты мне по памяти расписала, то, точно – именно туда.

   – Хран, а сколько отсюда до Тинаррской границы? – уже с земли, спросила я, спешившегося рядом мужчину.

   – Совсем близко, – прищурился он в темную даль поверх Медянских огней. – Миль тридцать, не больше... Тишок, благодарность тебе от всего сердца за четко проложенный маршрут. Считай, выиграли очередную фору.

   – Евсения.

   – Да? – Стах, подошедший сзади, бережно обхватил меня руками, а потом глубоко вдохнул:

   – Я так тебе благодарен. До такой степени, что, еще немного и у меня появятся сомнения в собственном умении выходить из сложных ситуаций. Без тебя.

   – Да ты что? – шеркнула я кончиком носа по небритой скуле. – Вот уж, глупости.

   – Угу. Храна взяли рядом с портом. Он еще до моста дойти не успел. И сделали это под предлогом проверки документов. Да и меня также. У них, видимо, были четкие описания всех наших физиономий.

   – Ага. Кроме Любониной и бесовской.

   – Я заметил, – усмехнулся мужчина.

   – Стах... Я обещала сказать тебе то, что написала в записке, – прямо в кольце из теплых рук, развернулась я к мужчине лицом. – Она на самом деле была лишь манком, но, содержала сущую правду.

   – Да?.. И что же там было? – коснулся он своим лбом моего.

   – Правда... Потому что, я на самом деле тебя люблю и готова пойти за тобой хоть куда, – закончила тихим шепотом. – Во-от, – а потом еще и вздохнула.

   – На край света, – тоже шепотом уточнил Стах.

   – Что?

   – Там было написано: "Я тебя люблю и готова пойти за тобой хоть на край света".

   – Так ты...

   – Молчи, – засмеялся мужчина и прижал мою голову к своему плечу. – Эта записка была единственным, что до меня дошло, но, мне очень хотелось, чтобы ты сама набралась смелости и произнесла эти слова вслух.

– Так ты думал, что я могла и струсить? А тебе не кажется, что это не честно? – с усилием оторвала я голову и заглянула в глаза Стаха. – Да я вообще не понимаю, ты... ты... – и какая сейчас была разница, кто кого поцелует первым? Главное, что небесные качели, подхватили меня так высоко, что спускаться на землю совсем не хотелось... очень-очень не хотелось...