Текст книги "Евсения. Лесными тропками (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– Ты куда?! Постой! – ну, теперь, только догонять...
В весь Любоня не понеслась. И, минуя огородные тылы, ее белый венок замелькал вдоль них, а потом на время исчез в огибающих овраг зарослях. Вот тут я по-настоящему струхнула – в овраге том не одна корова себе ноги ломала. А уж в таком состоянии, да при полной ночной темноте:
– Любоня!.. Ах ты... коза скакучая, – выдохнула с облегчением, зацепив глазами, мелькающее дальше по низине светлое пятно. – Ну, держись.
Однако нагнать ее получилось не сразу. Да ее еще с детства никто, даже из парней словить не мог. Потому "лететь" нам пришлось аж до самого "щербатого" орешника с Тихим в нем ручьем. Именно в этом журчащем убежище она и рухнула, решив присовокупить к родниковой воде еще и свою, из глаз. Интересно, чьей больше окажется?.. Да, тьфу на такие мысли! Она ведь, подруга моя...
– Любонь, – осторожно подсела я к усердно вздрагивающей всем телом девушке, упавшей в траву. – Любоня... Ну, ты чего это?.. Что там стряслось?
– Евся, отвянь! – с чувством выкрикнула та, продолжив душевные переливы.
– Ничего себе, – удивленно открыла я рот, услыхав от подруги собственное же, дриадское ругательство. – А вот не отвяну. Пока не расскажешь все, как есть... Любоня, ты ж меня знаешь?
– Евся, я тебя давно знаю, – оторвала Любоня, наконец, мокрое лицо от ладоней. – Ты моя люби-мая подруга. И я тебе счастья желаю... с ни-им, – набрав в грудь воздуха, взвыла она и снова ударилась в плач.
– Ну... спасибо, – растерянно буркнула я. – Да только, пустое все. Не сойдутся наши тропки. А вот ваши с...
– Да как это "не сойдутся"? – аж подскочила Любоня, ошарашено выкатив на меня глаза. – Он ведь такой... такой... самый лучший. И дрался за тебя.
– Любоня, это кто из-за кого дрался? – напротив, прищурила я свои. – Мне вот показалось, что ты была тому причиной. Что это тебя Русан к Стахосу приревновал. Что, впрочем, вполне оправданно, после твоих-то явных стараний.
– Я тому причина? – даже дышать перестала страдалица. – Да они из-за тебя сцепились. Чужак этот первый на него пошел, а Русан... Русан в долгу не остался.
– Любоня, ты часом не рехнулась?
– Ты сама рехнулась, от такого мужика отказываться. Ты вообще из их породы никого ни во что не ставишь, а он... он...
– ... самый лучший, – эхом закончила я, сама уже мало, что соображая. – Подружка моя дорогая... любимая. Ты мне лишь одно скажи: кто из них двоих – "самый"?
– Русан, конечно, – недоуменно замерла та.
– Ага. А я-то здесь тогда причем? С какого боку репей?
– Как это, "причем"? Ведь он тебе люб. Я ж сама видала, как вы с ним и в лавке ювелирной перешептывались. И... мне сказывали, ты его водой родниковой специально из леса бегала поить. И всегда про него спрашиваешь. Да и у березы этой так друг с дружкой миловались, что даже меня... – вновь скуксилась она. – не за-ме-тили.
– Жизнь моя, пожухлый лист... – а что тут еще скажешь?.. Хотя... – Любоня, а ведь мы с тобой – две дурехи. Причем, беспросветные.
– Конечно, дурехи, – с готовностью согласилась та, но, все ж, решила уточнить. – А почему?
– Да потому, что, я себе уже мозг сломала, думая, как вас с гридом этим "каменным", свести. Я же вижу, что любите вы друг друга. Вот и измышляла всякие способы. И с сережками этими в лавке. Ведь это он тебе их тогда выбрал, а я лишь остальное подстроила. А со стороны, значит, все это выглядит, как... мое к нему домогательство?.. Ну и ты сама – не лучше, вздумала Русана ко мне ревновать. Не ожидала я от тебя такого, – потрясенно покачала я головой, глядя на, не менее красочное лицо девушки:
– Любит?.. Русан меня любит?
– Ага... Дуреха ты моя несчастно-счастливая, – бросились мы с Любоней в обоюдные объятия, сопровождаемые новым ручьем из слез...
Звезды сквозь орешниковые ветви то исчезали от легких порывов ветра, то вновь нам с подругой, лежащим сейчас на спинах, принимались подмигивать. И до конца этой волшебной, но самой короткой в году ночи было еще далеко. Хотя, все слезы уже были выплаканы и все признания сделаны. Оставалось, лишь просто лежать, пялясь в далекое тихое небо...
– ... Ну и вот... А потом, когда он меня из той полыньи вытащил, то подарил свой заветный талисман – ключ. И сказал, что он будет теперь меня всегда охранять... Ну и потом, после того случая, Ольбег ему приказал везде меня сопровождать. Чтоб вдругорядь подобное не случилось, – со вздохом закончила Любоня и замолчала, не отрываясь от звезд.
– Ага. И с тех самых пор ты в него влюбилась. Видать, тот "заветный ключик" и сердце твое открыл.
– Видать... – вновь вздохнула подруга. – Я его с тех пор всегда на веревочке так и ношу, вместе с Мокошьим оберегом... Евся...
– Чего? – скосилась я на ее девичий профиль.
– А где твой венок? Ты ж на берегу еще в нем была.
– Не знаю. Наверное, у оврага за кусты зацепился, когда я в них тебя искала.
– Это плохо... Евся... А он правда меня любит? Ты только честно скажи. Я ж знаю, ты, как внучка волхва такое... видишь.
– Правда, Любоня. Еще как любит, – настала и моя очередь для душевного вздоха. – Ты мне скажи, а как теперь с женихом то твоим быть?
– Ой, давай сейчас не будем об этом? В такую-то ночь. Давай просто помолчим и... помечтаем?
– Ну, давай... Как скажешь...
Правда, "мечтать" у нас долго не получилось – мне особо-то было не о чем, а подруга моя и вовсе скоро засопела под моим боком. Прямо, как в детстве, когда мы с ней в луга убегали, чтоб, раскинувшись на высоченных стогах звезды считать. Да только прошли те беззаботные времена. Хоть и считаем мы сейчас на порядок лучше...
– Любонь? – шепотом позвала я, приподнявшись на локте.
– М-м... – и весь ответ. Ну, да мне сейчас другого и не надо:
– Где там у тебя этот гридов ключик? – скользнула осторожно по подружкиной шее и вытянула наружу тонкую веревочку с качающимся на ней, еще теплым ключом. – Ты спи давай... А я все ж попробую. А то, зря, что ли, мозг себе ломала? – и тихо, как только могут дриады, выскользнула из орешникового укрытия.
Клеверная низинка встретила меня все той же притихшей тишиной. Лишь травы под осторожными ступнями принялись о чем-то боязливо перешептываться. "Не бойтесь. Все венки уже сплетены"... А потом я остановилась, закрыла глаза, прижав к груди замкнутый в плотном кулаке талисман, и попыталась услышать... Сначала тихое, но, все более отчетливое сердце влюбленного грида. И позвала его: "Русан... Я здесь. Русан", проникновенным Любониным шепотом. Сердце забилось сильнее, запульсировало прямо мне в руку и вскоре, из ближайшего проулка появился несущийся на зов своей любимой мужчина. Замер, в замешательстве недалеко от меня, пытаясь отдышаться:
– Евсения?.. А где она? Я облазил весь берег и всю деревню. Но, ее нигде нет. С ней что-то случилось?
– Тише. Она спит. Вон там, в орешнике. А это твое, – протянула, болтающийся на веревочке ключ. Мужчина словил его большой пятерней, косясь на меня без видимого доверия, но, не мешкая, рванул прямо в заросли. – Русан.
– Что? – замер, обернувшись.
– Сегодня такая ночь. Не упустите ее. Очень прошу, – и направилась к своей, одинокой лесной тропке...
ГЛАВА 10
Утро дня следующего выдалось серым и ветреным – под стать моему теперешнему настроению. Поэтому, я мудро решила его... проспать. Тем более, повод был уважительным – явилась то домой почти перед рассветом, проверив первым делом «сердцебиение» и Стахоса. А потом выкинула прямо в ночь из открытого окна уже ненужную свистульку, давшую мне главный и единственный свой ответ: «жив»... Всё, и хватит... Наваждение закончилось... Рассеялось вместе с дымом от купальных костров. Хотя, ощущала я его носом даже здесь, принесенным с берега Козочки порывами западного ветра.
Да и день, плотно затянутый тучами, тоже ожидаемой радости не принес. Адона это сердцем чуяла, поэтому, тоже "мудро" с вопросами о празднике и судьбе горемычного Леха не лезла. А я, как рыба, молчала, стараясь даже ни о чем и не вспоминать. А уже перед вечером объявился Тишок, как всегда, в дом нос свой длинный совать остерегаясь, выразительно громко зашуршал кустами смородницы под самым моим окном. Наконец, я не выдержала и, тоже с громким, но, стоном, перевесилась оттуда к нему:
– Тишок-Тишок, голова, как горшок. Чего тебе?
– А чего обзываешься? – услыхала из густых зарослей встречный вопрос. – Я это... спросить хотел, метаться то сегодня пойдешь?
– Только тобой. Погоди, сейчас спущусь, – и злорадно оскалилась, предвкушая ответную реакцию.
– Ну и сиди тогда там... девица, коса на улицу, – оповестили меня уже из-за угла дома.
– Да погоди! Я пошутила! Конечно, пойдем...
И, наконец, получила неожиданный повод для радости, почти без промаха, попав несколько раз подряд в намалеванную углем на валуне цель. Оказывается, злость в этом деле – хорошая помощница (будем иметь в виду). Тишок, глядя на "это дело", вконец осмелел, помахивая сейчас своим длинным хвостом, верхом на мокром, в подтеках камне:
– Ого! Лихо ты. А с разворота попробуешь?
– От чего бы и нет? – скосилась я на остатки воды, на этот раз, в дальновидно прихваченной бадейке. – Только, у меня другое предложение.
– Какое? – зевнул во всю пасть бесенок.
– По бегущей мишени попробовать.
– Ты чего сегодня такая злая, Евся? Домой, вроде, без ненужного сопровождения явилась. И под утро. Значит, было, чем заняться. Или, оттого и злая, что без сопровождения?
– Тоже мне, знаток женской психологии, – хмуро хмыкнула я, вновь обрисовывая расплывшуюся мишень.
– Это что, новое твое ругательство?
– Ага. В книжке прочитала. В ней главный герой так одного нахала обозвал, который много из себя воображал, за что и получал регулярно и полновесно.
– От женщин? – уточнил Тишок.
– От них – в первую очередь.
– А кто от тебя минувшей ночью наполучал? Лех или твой чужак?.. Или оба сразу?
– А кто такой "бер"?.. Сидеть! А то совсем без него оставлю, – перехватила я по удобнее извивающийся бесовский хвост. Но, Тишок, вдруг, неожиданно, затих:
– А и отрывай, злыдня. Все одно, если я тебе расскажу, мне он будет без надобности.
– Это почему? – ослабила я от неожиданности хватку. Бес же, воспользовавшись моментом, шустро подскочил и, шерканув мне по лицу кисточкой, взвился на соседнее дерево:
– Да потому что, мертвому Тишку такое украшение – лишнее. Или я тебе давеча непонятно сформулировал? – ничего себе, выдал...
– Видно, непонятно. Так, просвети меня еще раз, о самый могучий ум этого леса, – подбоченясь, сощурилась я на него снизу вверх.
– Просвящаю: Евся, то – большая тайна, за которую я отвечаю головой. И если... – изобразил он, свесившись вниз, усиленное болтание языком. – то, мне тогда неминуемо... – закончил, не менее живописным его набок вываливанием. – Теперь тебе понятно?
– Ну-у, таких то "речей" я и от Адоны наслушалась. Правда, в свой адрес, – разочарованно скривилась я.
– Так ты и ее про то пытала?
– Было дело.
– И что она тебе, вот именно также или... еще что-то... добавила? – вкрадчиво поинтересовался бес, наведя на меня, вдруг, совсем нехорошие подозрения:
– Тишок, так вы с ней что, вместе зарок "о неразглашении" давали?
– Угу, – качнулся он на ветке, внимательно за мной следя.
– И что, ей тоже... смерть?
– Неминуемая.
– Значит, вы с ней оба – на равных у волхва? – бесенок выпучил на меня глаза, а потом, внезапно подпрыгнув, сквозанул на соседнее дерево. – Куда?!.. Жизнь моя, пожухлый лист... – тельце его, с суматошно мельтешащими конечностями, вдруг, прямо между двумя вязами зависло в воздухе, да так и осталось там, лишь перекувырнувшись вниз головой:
– Евся! А ну, прекрати! Как ты это?
– Сама не знаю, – подошла я к нему вплотную с широко открытым ртом. – Просто крикнула тебе вдогонку и... пожелала, чтоб ты замер.
– Хорошо, что не пожелала, чтоб я помер, – сдвинул на меня бровки Тишок, напоминающий сейчас, с длинными, отвисшими к земле ушами, зайца – серяка. – Научилась, значит... кой чему. Теперь давай, "отмирай" меня, а то кровь к голове хлещет.
– Ничего. Еще умнее будешь. А как совсем поумнеешь, сразу мне ответ дашь, – принялась я прохаживаться около насупленного "узника". – И толково объяснишь. Не про бера. Ладно. А про то, на каких правах моя нянька у батюшки Угоста в доме живет.
– А что тут рассказывать? – со вздохом почесал бок бесенок. – Ты сама себе уже ответила – она твоя нянька.
– Но, это – для меня. А для волхва она кто?
– Да никто! Такая же, как я – служка, – с чувством выдал Тишок. – Евся, кончай измываться. Я на тебя обижусь.
– Погоди, – проигнорировала я такие страшные угрозы. – А я думала, она его... ну, не жена, конечно, но... подруга. И что у них любовь... хотя бы... была.
– Любовь, – хрюкнул насмешливо бес. – От такой "любви" точно дети не родятся, а кое-что другое... Евся! Мне худо. И так друзья не поступают. Тем более, подельники. Отпускай меня на свободу!
– Тишок, да как же так? Она ведь – дриада, свободный лесной дух. Ей-то эта служба зачем? – растерянно опустилась я перед бесом на колени и сама не заметила, как...
Ш-шлёп!
– Ну, злыдня тиноглазая! Я тебе эти "умные рассказы" припомню! Подруга, называется! Да от таких подруг... да чтоб я хоть раз... – постепенно стихли в лесу все отдаляющиеся возмущенные верещания... А я еще долго сидела между двух старых вязов, пытаясь осознать услышанное...
К самой вечере домой вернулся батюшка Угост. Уселся за стол, каким-то отстраненно задумчивым и молчаливым. Да так и жевал всю трапезу, глядя куда-то сквозь нас. А когда я спешно покончив с гречневой кашей, поднялась со своей лавки, одарил меня таким пристальным взглядом, что у меня мурашки по спине побежали от нахлынувшего внезапно дурного предчувствия... И, поэтому, то, что последовало вскоре не удивило нисколько...
Опять этот сон с ненавистными, отсыревшими от дождей пнями. И та же опушка и девочка та же, но, что-то, все ж, изменилось. Нет, ни вокруг нее. В ней самой. И нежданно в ней появились силы отстраниться от четкой, по всем ощущениям, реальности. Она будто закрыла заслонку. Да. Так себе и представила – рыцарскую заслонку на шлеме, который, однажды, видела в книжке. Как?! Ведь книг таких она еще не читала... Значит, силы эти дает ей сейчас другая. Та, что и видит этот ужасный сон. И именно та, другая, помогла распластанной на траве, маленькой хрупкой дриаде превозмочь, отвлечься, скользнуть мокрыми от слез глазами вдаль от творящейся над ней "грязи". И она в тот же миг, как смогла победить свою боль, прояснившимся разумом вдруг, осознала – разгадка ее теперешних страданий где-то здесь, рядом. Стоит лишь получше ее поискать... И она бы, конечно, смогла. Если бы не эти, застящие глаза, слезы... И не эта яркая вспышка – блик, вновь выдернувшая ее из ночного кошмара в настоящую "явь"...
Девушка долго сидела на разворошенной постели. Очень долго... А бес все скреб и скреб коготками в чердачное стекло. Наконец, она встала, привычным движением сбросила на пол рубаху и распахнула окно:
– Пошли.
– Что? – удивленно замер "проводник".
– Тишок – Тишок, расскажи мне стишок, – успокаивающе, на распев, проговорила она, уже подавая ему руку. И, как и прежде, все эти годы, оба исчезли в густом тумане...
А вынырнули из него напротив совсем незнакомого дома. Обычной засыпухи в три узких окна, со светом от ночника лишь в среднем, и высокими, пахнущими смолой воротами. "В Купавной таких "безгодных" нет. А все остальное, какая разница?", – лишь на мгновенье, задержав вдоль тихой улицы взгляд, девушка смело махнула сквозь воротную створку. А потом, через маленький, захламленный двор, и тем же способом – вовнутрь дома. Бес, тут же ухватил ее за руку, и настойчиво потянул к приоткрытой двери, из-за которой в коридоре на половицах лежала узкая полоска света – ей сегодня туда. Однако спешить не стоит. Ведь тот... нет, та, что за соседней дверью, явно еще не спит... А, значит, стоит принять меры. Девушка замерла с другой ее стороны, с прищуром всмотрелась, потом удивленно хмыкнула и выставила вперед ладонь: "По ночам спать надо, не в меру бдящая. Здоровее будешь". Под легким дуновением, прямо с дриадской ладони сквозь дверные щели в комнату понеслись невесомые, мерцающие пылинки. Окутали голову старухи, усердно прижавшей сейчас ухо к смежной, внутренней стене. Та закатила глаза и, со свистом вдохнув сонного аромата, грузно осела на пол.
– Мне здесь не нравится, – одними губами прошептала дриада, однако бес ее, все же, расслышал:
– Госпожа, надо спешить. Тропка... Нам в ту дверь и направо.
– Замолкни. И... вовнутрь не входи. Увижу там – без ушей...
– Да понял я, – тихим, недовольным писком отозвался проводник.
Однако и там ее ждал неприятный сюрприз – громогласный мужской храп из смежной, закрытой сейчас наглухо комнаты. Но, "сторонний" почивает... надежно. И девушка, наконец, развернулась на свет ночника, сосредоточив все свое внимание лишь на том, к кому теперь и пришла.
Мужчина спал на животе, прикрыв свою голову тощей подушкой. К тому ж, уткнувшись в стену. Вряд ли, надежное средство от соседского храпа. А уж от чар дриады, и подавно. Она подошла поближе, чтоб лучше его рассмотреть: рельефная, молодая спина поперек обтянута свежей повязкой, прикрывшей, тоже, еще свежую рану почти напротив сердца. Все же остальное закинуто простыней. А на табурете, рядом с ночником – покоится короткий меч...
– Ох, как мне здесь не нравится, – со вздохом повторила девушка, занесла над спящим ладонь и закрыла глаза. Потом долго хмурилась, силясь собрать по крупицам нужный сегодня образ. "Самый – самый"... Где-то она уже слышала эти слова... И даже попыталась вспомнить, где, именно, но, лишь тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли и, наконец, через несколько томительных мгновений, с облегчением выдохнула, зримо проявляясь в пространстве...
Взгляд ее, теперь более внимательный заскользил по комнате и упал на маленькое зеркало на противоположной стене, в какие, обычно мужчины бреются... И вот тут она невольно замерла. Потом, напрочь позабыв про спящего "источника", стремительно кинулась к своему мутному отражению... Потрясла головой, взметнув по, облаченным в рубаху плечам светлые волосы... и, вдруг, тихо застонала...
– О-о-о... Жизнь моя, пожухлый лист, – ошарашено пялясь по сторонам, медленно отступила я к стене. Мысли в голове скакали, одна сшибая другую. И мне, вдруг, очень сильно, и, кажется, впервые в жизни, захотелось тут же, в срочном порядке, провалиться сквозь землю. – Что я здесь делаю?.. О-о... – кажется одна из скачущих мыслей, все ж до цели "доскочила", позволив, хоть приближенно и очень смутно, но, все ж, вспомнить, как меня сюда занесло... А еще, осознать, по какой причине именно этим... закончилось. – Да кто ж ты? – с ужасом скосила я взгляд на кровать. И, главное, вовремя.
Потому что мужчина в этот момент, рукой приподнял с головы подушку, а потом очень резво подпрыгнул на постели:
– Евсения?!
– Стахос...
– Как ты здесь... Радужные небеса. Как у тебя все быстро... получается, – и по, вдруг, расширившимся до пределов глазам Стаха я поняла, что с меня в это самое время "облетает" вся моя дриадская магия... в купе с иллюзорной ночнушкой. – Я вот только...
– Закрой свой рот! – вихрем метнулась я к кровати и сдернула, прикрывающую ноги мужчины простыню, через мгновение, уже в нее запахнувшись. – И глаза закрой! И вообще, отвернись... Стахос... – видя, что мужчина окончательно ошалел от происходящего, почти заскулила я. – Ну, пожалуйста... Или, я тебя сейчас точно чем-нибудь тресну.
Не знаю, какая именно часть моей красочной речи дошла, в конце, концов, до него, но мужчина, вдруг, от меня отвернулся и, со старанием прочистив горло, нервно запустил пальцы в волосы:
– Ты мне только объясни, ты ведь сама ко мне пришла, – начал, как можно спокойнее. – Но, Евсения... – с грохотом в следующий момент, распахнулась смежная дверь, и на ее пороге возник голый по пояс, седой мужчина с мечом в руке, заставив меня, повинуясь, каким-то, непонятным инстинктам, мгновенно взмахнуть на кровать и нырнуть в аккурат за широкую спину Стахоса:
– Стах! – еще хриплым со сна (а может, и от конского храпа) голосом, возопил тот, внимательно щурясь по сторонам. – Что здесь происходит?
– Все нормально, – не совсем уверенно ответил вопрошаемый, но все же, плечи свои расправил. – Хран, иди спать. Все правда, нормально.
– Нормально? А что здесь за бабочки "белые" порхают по твоей кровати? Или, мне... привиделось? – протер он свободной от оружия рукой сонные глаза.
– Хран.
– Ну, ладно. Привиделось, так привиделось. Но, ёшкин мотыляй...
– Хран! – еще раз, уже громче, надавила моя "огорожа", после чего мужчина, с едким смешком, но все ж, ретировался обратно, не забыв захлопнуть за собой дверь.
– Я сейчас уйду, – откинув голову на стену, выдохнула я. – И не поворачивайся ко мне.
– Хорошо. Я не буду на тебя смотреть, но, тебе не кажется, что вся эта... ситуация предполагает хоть какие-то к ней... объяснения, что ли?
– Как сноски в книге? – невольно хмыкнула я, опустив блуждающий взгляд со стен и потолка к перевязанной спине сидящего прямо передо мной мужчины. – Тогда давай начнем с тебя. Откуда у тебя эта рана?
– Это? – ощутимо напрягся Стах. – Не совсем удачно приземлился, – а потом, тоже со смешком, добавил. – А тебя рядом не было. Вот и пришлось лечить самим.
– Целую неделю, – догадливо покачала я головой.
– Что?
– Да так, ничего... А вообще, дай ко я на нее гляну. И будем оба считать, что именно по этой оказии я к тебе и приперлась, – решительно запустила я пальцы под тугую повязку. И, пока осматривала нанесенный "урон", а потом, приложив к нему ладони, осторожно долечивала, мужчина не проронил ни слова. Лишь голову на грудь склонил, будто прислушивался к чему-то. – Ну а теперь, мне точно, пора.
– Евсения.
– Что? – замерла я, уже пытаясь подняться на кровати.
– Оставайся, не уходи. По какой бы причине сюда не пришла, оставайся. Я – не насильник. Не хочешь делить со мной постель, буду спать на полу или вовсе уйду за порог, но... оставайся.
– А я... – дрогнул, вдруг, мой голос. – Стах, я не хочу тебя обманывать. Поэтому я сейчас уйду, а ты больше... не приходи в мой лес. Очень тебя прошу, – все ж, встала я в полный рост и когда он ко мне развернулся... лишь простыня упала в его вскинутую руку... А меня там уже не было...
Когда я вынырнула с другой стороны, старуха, в той же сидячей позе еще спала. А потом я понеслась дальше, с отвращением вдохнув пыльный запах засыпанных меж стен опилок. И лишь оказавшись в заросшем акациями палисаднике, вспомнила про Тишка. Но, он и сам, следом за мной объявился, правда, с другой стороны дома:
– Госпожа, – прошипел недовольно.
– Какая я тебе госпожа? – сморщив нос, фыркнула я остатками пыли. – Нет у тебя госпожи. Одного господина хватит. Матаем отсюда, – и уже занесла над низкой оградой ногу, как бесенок меня больно за нее дернул. – Ты чего, рехнулся?
– На госпожу ты, Евся, точно сейчас не тянешь. Иначе бы сразу их заметила.
– Кого? – забыв про возвращенную "незримость", присела я в заросли.
– Вон там, – мотнул куда-то направо, своим козлиным носом бес. – Ты ведь мне запретила за тобой вовнутрь входить, а уши мне в другом месте пригодились. Вот я их и засек. Они давно в придорожной канаве сидят, от крапивы чешутся.
– Да кто там? – сквозь жерди ограды, попыталась я вглядеться в темноту.
– Двое. Наймиты – убийцы. И они сюда пришли, в этот дом. Да только знака все ждут от хозяйки, Бобрихи какой-то, чтоб влезть вовнутрь. Один другому сказал, что, когда она его подаст, повторяю дословно: "Главный уже будет безвреден".
– От Бобрихи, значит? – со злым прищуром вспомнила я большое старческое ухо у стены. – Ну, да не дождутся они его.
– А-а, так это ты ее усыпила, значит? – догадливо хрюкнул Тишок, а потом заскочил на оградку. – Тогда, нам здесь, и в правду, больше делать нечего. Матаем?
– Да нет, дружок мой, подельничек. А, вдруг, они без знака туда полезут? – зашарила я взглядом по земле и, вскоре, нашла, что искала, подбросив в руке, извлеченный из края цветочной грядки, тяжелый голыш. – Где ты говоришь, та канава? – спросила, уже стоя в полный рост. А потом и вовсе, выбралась на тропинку вдоль улицы.
– Вон там, у кустов, – в предвкушении веселья, запрыгал вокруг меня бесенок, тряся лапкой.
– Ага. Л-ловите, сволочи!
Камень ушел аккуратно в цель (сказались, все ж, тренировки) и в подтверждение, оттуда прытко ломанулись по улице два мужских силуэта, сопровождаемые моим пронзительным свистом и задорной бесовской погоней с улюлюканьем и парой назидательных пенделей каждому. А вот когда тот, из проулка ко мне довольный вернулся, настала и наша очередь матать. Тем более, створка ворот распахнулась, выпуская из темени двора сначала Стаха с мечом, а потом и вооруженного так же, Храна. Но, это я уже заметила, рванув в другой конец улицы, где колыхался под ветром, наш туманный тоннель...
Плакать мне больше не хотелось. Даже теперь, сидя на своем, окруженном со всех сторон озерной водой, камне. Хотя, решение, которое я приняла, еще тогда, услыхав его изумленное: "Евсения?!", ничем хорошим мне в жизни не отзовется. Бесенок, мой дружок и подельник, понял это немного позже, когда я, не сворачивая к собственному "жертвенному камню", прямиком из тумана направилась к озеру. Понял. Поэтому сейчас, пристроившись ко мне сзади за свое любимое занятие, лишь вздыхал, обдавая мою мокрую спину своим прохладным бесовским дыханием.
– Сколько ты их уже наплел, этих кос? – спросила с усмешкой. – Завтра опять долго распутывать придется.
– А ты не распутывай. Так с ними и ходи, – принялся Тишок за новую, отделив мне со лба очередную тонкую прядь. – Евся...
– Да?
– А что теперь с тобой будет? – спросил осторожно, и снова вздохнул, пустив мне по коже мурашки.
– Не знаю, – равнодушно пожала я плечами. – Видимо тоже, что и три года назад.
– Понятно... И ты все одно твердо решила? Даже, не смотря на это?
– Ага.
– А, может...
– Тишок, я сегодня чуть не убила человека. И, не просто, "человека", а... Да, в принципе, какая разница? Ведь, случись все, как обычно, остался бы он до утра и впрямь "безвредным". И что тогда? Двое убийц против одного храпящего Храна?
– Ты там и еще с кем-то познакомилась? – удивленно хмыкнул "цирюльник".
– Ага. Почти... познакомилась, – невольно я расплылась, вспомнив себя в роли "белой, порхающей бабочки"... А потом вспомнила его, Стахоса... Вот, совсем, некстати, вспомнила. Мне эти воспоминания сейчас лишь мешают. – Тишок, а как ты думаешь, то случайность была или что-то иное?
– Это ты о чем сейчас? – насторожился, вдруг, бесенок, даже косу плести прекратил.
– Про все. Про мое появление именно у этого человека, про тех убийц, поджидающих знака. Да и... – вдруг, впервые, всерьез, задумалась я. – Слушай, а почему ты меня все эти годы водил по своим тропкам именно к тем людям?
– А какие для тебя люди "те" и "не те"? Они ж в таком случае – все одинаковы?
– Для меня, да. Но, ты ж их как-то выбирал? – не отступилась я. – Почему именно к ним меня приводил?
– Евся, а какая теперь-то для тебя разница? Ты ж у нас... помирать собралась, – угрюмо отозвался бес. – Это, конечно. Но, пока-то я еще жива? И, понимаешь, в голове что-то крутится, какая-то ненормальная мысль, а ухватить ее не могу. Как тебя, порою, за твой длинный хвост... Ты меня слышишь?.. Тишок?.. Ты где? – круто развернулась я на камне, чтобы увидеть лишь расходящиеся по озерной воде круги. – Ну, прохиндей. Опять твои тайны...
