Текст книги "Евсения. Лесными тропками (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Радужные небеса, – выдохнул, открывший рядом со мной рот, Стахос.
– Что, медведем я был... краше? – медленно произнес "перевертыш", ухватившись рукой за свою непослушную нижнюю челюсть. – Ведь ты догадывалась, кто в итоге окажется перед тобой?
– Ага, – сглотнув слюну, кивнула я, глядя на только что случившееся "чудо". Высокий худой мужчина с копной серых кудрей на голове был одет опрятно и даже дорого, хотя, что я вообще смыслю в богатой одежде? И лишь странное узкое украшение, плотно прилегающее к его бледной шее, выбивалось из общей картины. – Я еще что-то должна... сказать? Или, может, вас...
– Ничего, – со вздохом прислонился тот к кедру. – Ты сделала для меня все. Дальше – я сам... доделаю, – оскалился, вдруг, мужчина, а потом добавил. – Я могу быть с тобой откровенным?
– Да-а, – обернулась я к замершему Стаху. – У меня нет от него секретов.
– Ну, тогда знай, что те двое, надругавшиеся над тобой много лет назад уже давно мертвы. Они не вышли из леса. И сделать это мне волхв не приказывал... Я сам, – бросил он под громкий стук моего сердца, а потом, пригибаясь на ходу, пошел вглубь леса. – Прощай!..
– Евсения...
– Стахос, молчи. Пожалуйста, молчи. Я пытаюсь это забыть. Я не хочу об этом даже думать... Хотя, теперь ты знаешь обо мне, действительно, все... Пошли, – и первой качнулась к просвету между деревьев...
ГЛАВА 20
Не скажу, чтоб возвращения нашего ждали. Просто, Хран с мечом наперевес, отмерял шагами ельник, а Любоня так со своего седла и не слезла... «Сразу видно, в случае опасности, кто б в какую сторону ломанулся», – с невеселой усмешкой, оглядела я обоих. Кстати, еще одного не хватает.
– Ну, наконец-то... – ага, а вот и третий обнаружился.
– Спускайся. Нет больше страшилки из заповедного леса, – задрав голову, прищурилась я на Тишка, обосновавшегося в ветвях крайнего дуба. – Отпущен на свободу в виде... – пришлось, вдруг, не на шутку задуматься. – не человека, это точно.
– Он алант, Евсения, – сосредоточенно глядя куда то в траву, произнес Стах. – Перевертышем был алант.
– Да ты что?!.. Погоди, а ты как об этом догадался?
– Ошейник, – черкнул мужчина пальцем над рваным воротом рубахи. – На нем был специальный ошейник, не дающий возможности вещать. И такими "украшениями" обезвреживают лишь алантов. Магам цепляют "браслеты". Из особого металла. Вот так вот, – поднял он на меня глаза. – И ты знаешь, вертится что-то в голове – какие то факты и цифры, но никак не могу уловить связь между ними.
– Так может, на свежую голову, это быстрее получится? – обернулся от своего коня Хран. – Сейчас перекусим по-быстрому, потом до обеда прикорнем в тени. А там и...
– Связь, говоришь? – зацепило теперь и меня.
– Угу... И имя его, Донатис, совсем на неожиданные параллели наводит, – кивнул мне в ответ мужчина.
– Да ну вас... обоих. Умойтесь хоть. Вон, вода у кострища.
Стах, одарив своего наставника рассеянным взглядом, подобрал из травы бурдюк и тут же его бросил обратно:
– Помнишь, я, еще на озере тебе рассказывал об аланте – коллекционере, который...
– Пропал вместе с вашей подковой?.. Помню... А что касается связи, – вновь задрала я к бесу голову. – Как то мы с Тишком подсмотрели одну очень странную встречу в нашем лесу – волхва с Ольбегом, но, единственно стоящее, что я тогда из их разговора расслышала, было слово "бер".
– То есть, получается, эти трое знали друг друга? – сузил глаза мужчина.
– Вполне возможно.
– Угу-у... И кроме этого ты ничего не расслышала?
– Нет. Но, я знаю, кому повезло тогда гораздо больше меня... Тишок!
– Евся.
– Тишок?!
– Евся?!
– Дятел!
– Чего?!
– А того, что, или ты остаешься лесной птичкой на этом дубу, или кончаешь придуриваться, слезаешь к нам и рассказываешь, наконец, свою, давно просроченную "страшную тайну". Ну-у?..
– Ох, и злыдня ты, все ж, – под трескучий дождь из сухих сучьев, начал свой спуск бесенок. – И если я пострадаю, смерть моя будет на твоей совести, – да-а... Вот так и воспитываются "страхи" на всю жизнь... и даже у нечисти.
– Ну, и чего ты так волнуешься? Ведь зарок твой давно снят, а бера больше нет?
– Ага, – вздохнул уже из травы Тишок. – Значит, о чем там была речь?
– Да! – выдали мы с мужчиной дуэтом, после чего он вздохнул еще громче:
– О тебе, Стах там была речь. Точнее о том, как тебя по быстрее прикончить, чтоб ты вместе с Храном не совал свой нос куда не надо... – а вот теперь мы и рты открыли... тоже дуэтом, что сподвигло беса ускорить свое повествование. – Я уже позднее понял, что этот разговор был вскоре после того, как вы в дом к Ольбегу влезли. Поэтому он и настаивал перед волхвом, чтоб тот своего медведя на вас натравил, ну, чтобы самому ни причем остаться. А волхв не хотел, потому как слишком ненадежное это было дело – в такую даль зверя выпускать. Да он и сам, честно говоря, его побаивался.
– Ага... – опустилась я в траву рядом с Тишком. – И предложил свой вариант – со мной и двумя убийцами – наймитами.
– Не-ет. Ты что? Он Ольбегу про тебя не рассказывал. Ведь это было бы равносильно признанию в собственной магической неспособности. Он просто тогда ему сказал, что сам все сделает и без участия медведя. Обнадежил его.
– Это теперь прояснилось, – присел перед нами на корточки Стах. – А скажи, Тишок, ты не знаешь, что их троих могло вместе связывать... кроме наших с Храном длинных носов? Ведь на каком-то же интересе они до этого сошлись, по крайней мере, ваш волхв и наш черный коллекционер?
– А вот про то мне не ведомо, – развел лапками бесенок. – Они встречались очень редко и всегда без свидетелей. Чаще всего – в доме у Ольбега. А там...
– Каменные заборы, собаки. Так что, не подслушаешь, – усмехнувшись, сняла я с бесовского рожка дубовый лист. – Все понятно. Мне знаете что вспомнилось?.. Ольбег ведь в Букошь перебрался всего шесть лет тому назад. А мне сказал, что знает волхва уже лет тридцать. Теперь, бер... Он тоже в заповедном лесу прожил лет тридцать. Мне про то сам волхв как-то говорил, мол, старый уже наш "лесной царь", но ты все одно в ту часть леса не суйся. Но, и это еще не все... – обвела я глазами своих собеседников. – Адона в наше с ней последнее утро мне рассказала, что батюшка Угост лишился своих магических сил тоже лет тридцать назад. И поспособствовал этому его тогдашний подельник... Так я теперь и думаю, не слишком ли часто это число повторяется?
– Угу, – качнув головой, усмехнулся Стах. – Тем более, если учесть, что алант пропал вместе с Омегой тоже почти тридцать один год назад. И звали его Донатис. Фамилию, к сожалению, не помню.
– Жизнь моя, пожухлый лист... – откинулась я спиной к дубовому стволу. – Стах, так что же это получается? Кого я в итоге со службы "уволила"?
– Ну-у... – неожиданно расплылся мужчина, – Получается, что вольную ты дала предпоследнему незаконному владельцу Кентаврийской Омеги, лишившему магии твоего бывшего родственника. За что вскоре он и получил новое место жительства и гордое имя "бер". Хотя, могло быть и в другом порядке. Кто ж теперь нам ответит? А Ольбегу в результате, от этого собирателя хамровой живописи досталась священная подкова.
– А что это за... "хамровая живопись" такая? – с трудом воспроизвела я неясное слово.
– Да, обычные картины, – скривился, выпрямляясь в полный рост мужчина. – Правда, запрещены в Джингаре, а значит и здесь, в Ладмении, тоже – в черном списке у Прокурата. Их в свое время написал один, очень талантливый художник. А вся канитель с этим запретом, "хамром", по-арабски, и началась с того, что служил он евнухом при султанском гареме.
– Стах, говори яснее, – нетерпеливо нахмурила я лоб.
– Так я и говорю, что запечатлевал он на своих полотнах тех, при ком служил. И все бы ничего – если б потом картины эти не стали доступны восторженной публике вне стен дворца. Все двадцать восемь штук.
– А если, еще... яснее?
– Рисовал он султанских жен и наложниц в их естественной среде – на подушках, среди цветов и в тому подобной обстановке. А те, от скуки, ему в тихушку позировали. Причем, в обнаженном виде. Они же не знали, что автор коллекции, вдруг, захочет широкой известности?
– А-а-а... – тоже широко открыла я рот. – Обнаженные дамы, значит?
– Ну да... Вставай, Евсения, пошли. Хватит с нас на сегодня вопросов и ответов, – подтянул меня за руку мужчина, но, меня, вдруг, ступор накрыл:
– Погоди, погоди. А вот та дама, что проявилась, как морок в моем доме, она могла быть из той, запрещенной коллекции? Как ты думаешь?
– Я сейчас не совсем понял?
– Ну-у, вот эта... О-ой... – Любоня, проходящая мимо с полотенцем в руке, на миг замерла, потом окинула спокойным, оценивающим взглядом уже знакомую "соперницу" и со вздохом констатировала:
– Срам-то, какой, Мокошь – благочестивица.
– О, госпожа души моей, ты, несомненно, гораздо ее лучше. И местами даже...
– Пасть свою похабную закрой. Стах, а ты на вопрос мой ответь.
– Да. Вполне могла, – изумленно повернулся ко мне мужчина. – Я видел несколько копий других картин из того же собрания в одном... музее. Стиль тот же, да и выбор натуры. Евсения, а...
– Ага... – оторвала я взгляд от, во второй раз, с позором тающего морока. – Ольбегу, значит, от аланта не только Омега досталась, но и его незаконная живопись. Я эту коллекцию видела у него в доме... как раз, в этом самом стиле. Потому и изобразила по памяти.
– Евсения... ну ты даешь.
– Я вас за стол не пущу, пока не смоете с себя всю ночную гадость. Так и знайте, – да-а... А вот, подружка моя, взамен исчезнувших страхов очень быстро возвратила свой прежний командный тон...
Вода... Она все смывает. Уносит с собой далеко-далеко. И больше не возвращает. Вот и нам бы так... научиться. Чтоб каждая плохая мысль, каждое темное воспоминание, раз черкнув по душе, навек уносились прочь. Но, к сожалению, такое вряд ли возможно, и память нам нужна, чтоб зарубки, оставленные болью на душах, заставляли умнеть. Или, хотя бы, быть осторожнее...
– Евсения... Евсения, ты льешь мимо.
– Ой, извини, – вновь направила я водяную струю из бурдюка на голую спину Стаха. – Рубашку жалко. Красивая была... Синяя.
Мужчина фыркнул, мотнув головой, и брызги с его волос радужно разлетелись повсюду:
– Подумаешь, рубашка. Туда ей и дорога, – стянул он с моего плеча льняное полотенце. – Она вообще несчастливой оказалась.
– Это почему?
– Да потому что, в обоих случаях, когда я ее надевал – обязательно получал в челюсть. И в Солнцеворот и вчера. Так что, сожжем ее в костре, как символ.
– Символ потерпевшей челюсти?
– Ну да... Евсения, – исчезла, вдруг, с мужского лица улыбка. – Я все же скажу тебе.
– Стах...
– Пожалуйста, выслушай... Мы не можем исправить свое прошлое. У нас нет над ним власти. Но, и живем мы не в нем. Мы живем сейчас, в этот самый миг и в этом самом месте. Стоим напротив друг друга, смотрим друг другу в глаза и живем. Ты меня понимаешь?
– Ага. Стоим и живем... сейчас.
– Сейчас... И над этим "сейчас" у нас есть власть. И именно в этом "сейчас" я очень сильно постараюсь, чтобы тебе больше не было больно. А еще сделаю все, чтобы ты научилась мне доверять. Потому что я тебя люблю и для меня это тоже – вопрос жизни.
– Но, я тебе уже доверяю. Иначе бродяжничала бы сейчас в гордом одиночестве.
– Доверяешь? – приблизился ко мне мужчина вплотную и осторожно приложил свои прохладные ладони к моему лицу. – Тогда, закрой глаза.
– Зачем?
– Но, ты же мне доверяешь? – насмешливо прищурился он.
– Хоро-шо...
Легкий порыв ветра сначала прошелся по моему мокрому лбу, носу и щекам, а потом, после глубокого вдоха сосредоточился на еще распухших губах:
– Вот сейчас я подул, и у тебя все сразу заживет... Так мне мама всегда говорила, – тихо произнес Стах и я, не открывая глаз, поняла, что он в этот момент улыбается... Поэтому тут же расплылась в ответ:
– О-ой...
– Но, к сожалению, не так быстро, любимая, как хотелось бы... Очень бы хотелось, – а вот теперь он уже откровенно смеялся...
"Прикорнуть в тени до обеда" у меня, как ни усердствовала, все же, не вышло. Сначала долго ворочалась на жесткой дорожной подстилке, развлекая себя подсматриванием то за ползущими по небу облаками, то за сопящей под боком Любоней. И, в конце концов, не выдержала и сама отползла под дуб бдить на пару с Тишком за округой. Бес – на ветке, я – в траве и болтая между собой вполголоса.
В результате же качалась теперь в седле с единственной оставшейся в голове мыслью: "Как бы близко не ознакомиться с мостовой". Да и та посещала меня лишь в моменты, когда удавалось развести, сползающие к носу глаза. А жаль. Действительно, жаль, потому, как именно в это время мы впятером проезжали южные ворота городка с многообещающим названием Клитня. "Не то, почти клеть... не то, еще чуть-чуть и... кровать-ня... О чем это я?"
– Евсения.
– Да-а, – хлопнув ресницами, сосредоточила я взгляд на едущем рядом Стахосе.
– В очередной раз тебя спрашиваю, может, ко мне? – покачал он на это мытарство головой.
– Нет, что ты? Пропустить такое событие в жизни?
– Ой, а это что за... ой? – бодро огласила гулкую улицу Любоня, вынудив и меня проявить любопытство:
– Ух, ты... – справа от нас, за выеденной временем, каменной оградой, под старыми вязами, было растыкано огромное количество округлых крестов, строгих овалов и четырехугольных стел. Фигуры – стоящие прямо, покосившиеся или вовсе подпирающие ближних своих "соседей", но, все как один, выдолбленные из белого камня, были озарены сейчас алым июльским закатом. Что придавало всему этому "собранию" вид полной нереальности. А в безветренном, густом воздухе сквозило такой необычной, ни разу до этого не ощущаемой мною силой, что я невольно протерла глаза. – Здесь что, кладбище? Прямо в городе?
– Ну да, – прищурился туда же Стах. – Такое часто бывает. Город растет и то, что сначала дальние окрестности, постепенно становится его частью. Но, это – очень старое. Сейчас так людей уже не хоронят – всех вместе.
– Ага. Будто они на праздник тут собрались или кто-то каменных семян в поле набросал, чтоб потом такое... повырастало, – вынесла вердикт верная поклонница Мокоши. – Я только сильно надеюсь, что ночевать мы будем отсюда подальше.
– И поближе к реке, – уверил ее, уже поворачивающий в левый проулок, Хран.
Вообще, если смотреть протертыми наспех глазами, город Клитня оказался очень даже... красивым. Только, странным каким-то. И долго озираясь по сторонам, я, наконец, поняла причину такого вывода – камень. Он был здесь повсюду: каменные ограды, за ними – каменные домища и домики. Гулкие каменные улицы. И среди этой холодной и совершенно чужой мне стихии – зелеными островками кусты и деревья. А еще плющ, накрывший густым, цепким ковром почти половину заборов и стен. А вот конечная точка сегодняшнего пути меня откровенно порадовала. Узкая улочка, приведшая нас в кружок из выходящих на маленькую площадь домов, гостеприимно закончилась...
– Гостиница "Старое колесо"... Угу, – уперся Хран взглядом в болтающееся на цепях прямое "доказательство" с медной табличкой, привинченной к желтым колесным осям. – Вот здесь и заночуем, – и, кряхтя, слез с тут же потянувшегося к плющу Перца.
Мы, с не меньшим энтузиазмом (и кряхтением), последовали его примеру (Храна, конечно) а, всего через долечку, к нашей компании подскочил смуглый мальчишка с такими хитрющими синими глазами, что я невольно сдвинула со своего бедра сумку.
– Здрасьте вам. Добро пожаловать. Меня Стриж зовут. Лошадок позвольте. Вход – на крыльцо и прямо, – явно, привычным текстом выдал он, умудрившись одновременно с этим словить за поводья всех четырех лошадей.
– А-а-а? – в ответ лишь открыла я растерянно рот.
– У госпожи будут особые пожелания? – в момент развернувшись, поинтересовался пострел. Подруга же, многознающе прошипела мне на ухо:
– Евся, не позорься. Здесь так принято.
– А, будет, – однако, заявила я, заинтересовав оным уже и собственных спутников. – Смотри за ними хорошо. А то я приду и спрошу потом.
– У кого? – нисколько не смутясь, уточнил у меня Стриж.
– У них, – и, подхватив с камней сумку с Тишком, первой направилась в обозначенном мальчишкой направлении...
Изнутри каменное двухэтажное здание ничего общего со своими засыпными "коллегами" из Букоши тоже не имело. Пол из добротных дубовых досок блестел чистотой и, по-моему... воском. Точно. А широкая стойка вмиг поразила не только меня, но и мою, авторитетную подругу разноцветной зеркальной мозаикой. Впрочем, зеркала здесь были повсюду и в них множились сейчас расставленные с небывалой даже для дома Ольбега роскошью свечи. Мы так и стояли на пару с Любоней, разинув рты, пока мужчины, договаривались о ночлеге. А потом, забыв их закрыть, медленно поднялись по широченной, тоже дубовой лестнице на верхний этаж. Ох, не было б мне стыдно, я бы ладони не отрывала от этих гладких, полированных душистым маслом перил. Так и ходила бы, поднимаясь и спускаясь... Поднимаясь и...
– Евсения... У тебя еще будет время, – Стах с улыбкой стоящий у лестницы, мотнул головой в ярко освещенный коридор. – Наши комнаты рядом. Вы с Любоней утраивайтесь пока. Примите ванну, а часа через два поужинаем на балконе. Я видел там столы.
– Что принять?.. Через... и где?.. Стах!
– Ты чего? – вернулся к ступеням мужчина, и, запустив пальцы в кармашек жилета, вложил мне в ладонь... – Это часы. Правда, они мужские. Надо будет женские купить. Время определять умеешь?.. Ну, и замечательно. Я за вами зайду... Евсения... Любимая...
– Да-а.
– Ты привыкнешь. И очень скоро. К хорошему быстро привыкаешь, и я тебе в этом помогу. Так что, если будет нужно – зови. Пойдем.
– Стахос, я тебя...
– О-ой! А по легче нельзя?! Я и так тут задыхаюсь в этой тесной сумке, а еще со всего маху и об пол!
– Евсения, что ты хотела сказать?
– Я тебя... обязательно позову, – сглотнула я слюну. – Если, что...
– Ну-ну...
ГЛАВА 21
За высоким окном по брусчатке шустро прыгали воробьи. Иногда они подрывались всей стайкой, пропуская колеса какого-нибудь рыдвана или конские копыта, но, потом вновь, с удвоенной страстью набрасывались на щедро кем-то рассыпанные семечки. Люди, одни шли по тротуару медленно, о чем-то между собой говоря. Другие – явно торопились, поглядывая на небо, где с самого утра по-пустому пыжились тучи. Крутобокая торговка, тоже куда-то спешащая, на миг тормознула и, поставив свою, полную вареной кукурузы корзину, сунула под косынку выбившуюся прядь. А потом опять сорвалась с места... За высоким окном была жизнь. Городская жизнь. На окне же стоял горшок с цветущей белой геранью. А у окна, на узком диванчике маялись Стах и моя дорогая подруга. Нет. Маялась я. Они меня просто ждали. Однако, всего долечку назад, мне показалось, что получали при этом, тщательно скрываемое, злокозненное удовольствие.
– А если вот это? – оторвала я от их физиономий испытующий взгляд и тут же округлила глаза:
– Не-ет!
– Евся, а что?
– Ты, хотя бы его примерь. Ну, пожалуйста.
– А знаете, что?
– В принципе, девушка права – оно нам не подходит, – совсем вовремя признала, что принципы есть и у платьев, хозяйка салона с невообразимо красными губами, и, взмахнув напоследок очередным "облаком кружев", уплыла за ширму.
– Вы надо мной издеваетесь? – с прищуром, развернулась я к диванчику под окном. – Как бы я на лошади в нем скакала? – последнее слово получилось даже истеричным, поэтому, пришлось, прочистить горло. – ...ехала в нем? Я – отдельно, платье – отдельно?
– Евся, да почему?
– Да потому что, его бы сразу снесло ветром.
– Да-а. К такому платью обычно карета прилагается, – выказал, вдруг, приступ благоразумия Стахос, и тут же добавил. – Цвет уж больно маркий.
– Чего?! – нет, ну они точно надо мной издеваются. Иначе не обменялись бы сейчас между собой косыми взглядами. А еще немного, и руки жать друг другу начнут, за удачные шутки. – Стах, когда ты мне обещал помочь "привыкнуть к хорошему", а я на это сдуру согласилась, то совсем не думала, что все так обернется. Меня и мои прежние наряды вполне устраивали. А ты, дорогая подруга, может, присоединишься? Или твое "веселое" зеленое платьице, в отличие от моего, не так на себе ненужные взгляды останавливает?
– Да я... – тут же сузила на меня свои глазки Любоня. – Да мне его матушка в Бадуке в прошлом году покупала... И за большие деньги, между прочим.
– А-а-а. Ну, тогда...
– А если, вот это?
– О-о...
– Евсения, давай, меряй. Иначе, мы отсюда очень долго не уйдем, – припугнул мужчина заодно со мной и местную хозяйку, но, та даже обрисованной бровью не повела:
– Материл – тонкий лен. Цвэт... – именно так она это и произнесла. – Королевский синий. А узкая вышитая канва по низу рукавов, горловине и над оборкой по подолу – от лучших Либрянских мастериц.
– По чему? По горловине?.. Да у него нет этой самой горловины, – уткнула я нос в принесенный шедевр. – Один сплошной вырез. – хотя, платье мне, странно, но, понравилось... может, из-за "цвэта".
– Евсения, если ты...
– Ладно. Ждите, – с преувеличенным вздохом направилась я в уже близко знакомый угол за занавесью. Возвратясь вскоре оттуда преображенной до "самонеузнаваемости". – Жизнь моя...
– Да, Евся... Теперь уж точно, не "пожухлый лист".
– Стой, прошу... не шевелись, – подошел Стах сзади и развел мои руки так, что расширенные от сборки над локтем рукава, стали похожи на узкие крылья. – Ну да...
– Что, "ну да"? – с замиранием, выдохнула я, глядя на мужское отражение в зеркале.
– Именно так и должна выглядеть... моя королева, – произнес он с такой нежностью, от которой меня, вдруг, будто на качелях вознесло... и на землю не вернуло. – Но, оно, точно – не для конных поездок. Значит, нам нужна еще блузка и брюки.
– Бриджи. Вы, вероятно, их подразумевали?
– А это что еще за "пожухлый лист"? – а вот теперь меня опять очень внятно "припечатало"... – Да, ни за что.
– Евся, многие дамы так теперь путешествуют. Ты ж сама видала, пока мы сюда шли?
– Так, может, и ты тогда...
– Я?!.. Да не обо мне сейчас речь. И не о моем "веселеньком" платьице, которое мне... – и дальше, по уже утоптанному кругу...
В результате в гостиницу мы вернулись почти к обеду, купив на обратном пути еще и новые туфли на удобной, мягкой подошве. Хотя, старые уж точно, никому "глаза не мозолили". Но, я тут особо не вякала, сойдясь со Стахом в договоре, что, хотя бы за них расплачусь самолично. А вскоре к нам в комнату зашел и он сам... с озадаченным выражением на лице:
– Хран еще не вернулся.
– Как, это? – тут же бухнулась я на кровать, а проскользнувший следом за мужчиной, серый длиннохвостый кобель, потянувшись, зевнул:
– И мне странно. Река отсюда недалеко. Мост, следовательно – тоже. На разведку местности хватило бы и четверти того времени, что его нет. Кстати, без вас никто в комнаты не заглядывал. Я четко бдил за обеими.
– Я вижу, – протянула я, скосившись на выразительную вмятину в кроватной перине. – Стах, а может...
– Я сам туда схожу. Один, – бросил он от окна, а потом обернулся. – Евсения, твои мороки здесь не прокатят. При том количестве магов, что, обитают в подобных местах, ты лишь вызовешь их повышенный к себе интерес.
– А нам-то что теперь делать?
– А вам, Любоня, только ждать, – скривился он моей, присевшей рядом подруге, всколыхнув в памяти совсем уж неуместные сейчас воспоминания. Однако, только в моей... памяти:
– Ага. Ну, я тогда в лавку пока на углу сбегаю. Я там в витрине такую сковородку знатную увидала и сразу вспомнила, что к тетке без подарка еду... Да вы чего? – недоуменно замерла она уже у двери. – Тут же близко?
– Хорошо. Тишок, давай с ней. Неотрывно. И, если почуешь мага...
– Облаять?
– Обойти стороной, – без тени улыбки, проводил глазами сквозанувшую в коридор парочку Стах, и вышел следом, лишь, обернувшись на миг. – Я быстро. Запрись и не скучай, – а вот мне он, кажется, улыбнулся...
Тут же махнув к окну, я сначала проследила взглядом за Стахом, пропавшим вскоре под тенью уличных деревьев. Потом, за каким-то рожном, отметила на его карманных часах время (без четверти одиннадцать) и, наконец, высунувшись наружу, придирчиво установила сегодняшний ветер (восточный). А потом... заскучала. Хотя, скукой мое состояние назвать было не правильно. Скорее уж, тоска зеленая с бурой примесью недобрых сомнений...
– И как я раньше могла одна бродить целыми днями по заповедному лесу?.. Или очень долго просто молчать?.. Да-а. К хорошему, и в правду, очень быстро привыкаешь, – ключ с цифрой "8" на бляхе, упал в карман моего синего, прекрасно синего платья. А я сама поскакала по широкой гостиничной лестнице.
Внизу теперь было... людно. То есть, без замеченных мною магов. За длинными столами, с другой стороны просторного зала, восседало с десяток постояльцев, не то – до сей поры завтракающих, не то – уже рано обедающих. А в воздухе витал аромат жареного мяса и еще... да много еще чего, такого же "слюнообильного". Но, мне пока было не до трапез. И, развернувшись к зеркальным полкам буфета, я уже открыла рот:
– Скажите, а... – тут же вспомнив, что деньги с собой взять забыла.
– Вы что-то хотели, с-сударыня? – перегнулся ко мне через стойку, парень с усами, сильно смахивающими на нетопыря в полете.
– Ага... Яблоко. Только, я медени в комнате...
– А зачем нам они? – просиял он в ответ. И, метнув глазами в сторону пустующей хозяйской конторки, всучил мне большое желтое яблоко. – Для такой-то красоты.
– Спасибо большое.
– А-ах, пожалуйста... А у меня еще конфеты вкусные есть.
– Хорошо, я за ними жениха к вам зашлю, – уже на ходу, со смехом, обернулась я. И так мне это слово понравилось вслух говорить, что по дороге до конюшни я еще раз десять его повторяла... на разные лады.
Временное жилище нашего табуна я нашла быстро – по запаху и табличке на низких крашенных воротцах. Внутри узкого двора, с одной стороны, под самый забор забитого свежим сеном, с другой – парой старых подвод и одним громоздким рыдваном, бродили белые куры и один, но, подозрительно бесхвостый индюк. Впрочем, оказию, по которой данная "мужская гордость" отсутствовала, я поняла тут же – как только он с разворота, "гостеприимно" ринулся мне навстречу.
– Ну-ну, давай. Видно у тебя и борода лишняя, – с прищуром, подбодрила я птицу, но, та вдруг, резко, на полпути, раздумала. – То-то же... Значит, соображаешь еще, – и обошла местного сторожа стороной. Вообще то, я их старалась не обижать (итак умом обижены). И даже склочных весевых гусей всего один лишь раз заставила двигаться задом наперёд да и то, вслед за тем, как они на меня вероломно сзади же втроем налетели. А тетка Янина, их хозяйка, глядя потом на это "шествие" кумушкам втирала, что, то было "неминучее знамение". Правда, в толковании чего именно, они сильно разошлись... – Ага... А другие птички тут в наличии имеются? Стрижи, например?! Ау-у!..
Мальчишка обнаружился уже в самом загоне, от множества щелей, сплошь солнечном и продуваемом. И узрел меня, лишь, когда косая тень с двумя кренделями по бокам упала на мятую газетную страницу:
– О-о, здрасьте вам, – шустро он обернулся, опять же ничуть не смутясь. – Госпожа пришла спросить у лошадей, как им тут живется?
– Ну-у, и это тоже, – неожиданно для самой себя, расплылась я. – Госпожу Евсенией зовут. И можно, без "госпожи". Показывай, где моя красавица. У меня для нее гостинец.
Стриж, свернув свою газетку, пихнул ее одним краем за пояс штанов и, шутливо мне поклонился:
– Прошу, Евсения. Тут недалеко – вторая клеть с краю, – а потом, все ж, не выдержал. – А вы... ты и в правду их понимаешь или так, к труду меня стимулировала?
– Понимаю... Ну, здравствуй, Кора. Смотри, что я тебе принесла. Только... Стриж, у тебя ножик есть? А то она с косточками не любит.
– Ну, надо же...
Вскоре, яблоко было разрезано на половину и очищено. А потом я вздохнула и разделила его еще на пару частей. Хотя, Капкан уж точно, не заслужил. Стриж, с прищуром сопровождающий меня вдоль клетей попутно же и отчитывался. Впрочем, явно, без особого к моим словам доверия:
– А вот ты говоришь, что она...
– Ее Кора зовут, – гладя лошадиную морду, сочла я не лишним повторить.
– Кора... Что, Кора любит яблоки... без косточек. А болезни их или другие причуды распознаешь?
– Болезни? Нет. Я ж – не лекарь и в болезнях не разбираюсь. А что касается причуд, то, с этим проще.
– Угу... – на долечку задумался подросток. – А вот, если, например... есть у меня конь. Его Бархат зовут. И он меня совсем не слушается. Когда я ему уздечку надеваю, он все время голову свою задирает под самый потолок. Я уж и лошадиному лекарю его показывал – зубы и рот проверяли. Он сказал, все в порядке. А как уздечку завидит – глаза в балку выпучивает и, хоть ты на шее у него висни... Может, ты с ним, того... поболтаешь?
– Когда? – авторитетно сдвинув брови, уточнила я, тут же получив ответ:
– Прямо сейчас. Он у меня здесь – хозяин разрешил. В дальней клети, – а потом, всю дорогу до места, и тоже, весьма "авторитетно" мне втирал. – Он по счастливому случаю мне достался. И у меня на него большие планы – скоро ж ежегодные городские бега, а мы и не объезжались еще толком. Я уж и седло ему стоящее нашел в газете – по объявлению. Правда, дорогое, но, может, удастся сторговаться. И вообще Бархат – хороший жеребец, многообещающий.
– В том смысле, что тебе про него много наобещали?
– Да нет. Он и при прежнем своем хозяине всегда хорошо выступал. Пока тот... ну, того... Вот, это – мой Бархат, – выдохнул он, замерев напротив любопытно высунувшегося к нам, вороного жеребца с глазами, нисколько не скромнее хозяйских:
– Ба-архат, – первым делом, как собаке, протянула я ему свою, пахнущую яблочным соком ладонь. Конь в ответ фыркнул. Я – удивленно выкатила глаза. – Ага-а...
– Евсения... Он уже тебе... говорит? – шепотом и почему-то, пригнувшись, проблеял подросток.
– Ругается, – уверила я в ответ.
– Как?
– Матом... портовым, – а потом не выдержала и рассмеялась, глядя в округлившиеся синие глазища. – Ему запах мой не понравился, наглецу. А знаешь, почему?.. Его бывший хозяин, перед тем, как начинать запрягать, вначале всегда задабривал... солеными огурцами. Поэтому он и с тебя такое же поощрение требует. Без огурцов – никак, Стриж. Ни в какие ворота.
