Текст книги "Сокровище из другого мира (СИ)"
Автор книги: Елена Рей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Вскоре хорошо приготовленные части оленьей туши нанизали на рогатины, и люди выстроились попарной вереницей, важно держа филей, лопатки, задние ноги и прочие части. Мужу леди Элейн достался зад.
Псарь еще прошелся, переставив их в соответствии с достоинством той части дичи, которую они несли, и, наконец, удовлетворенно кивнув, признал, что они могут возвращаться.
Алекто была настолько благодарна, что ей не приходится идти самой или ехать верхом, что даже не думала, как выглядит, сидя на ложе из связанных веток, которое тянули несколько добровольцев.
Когда они приблизились к замку, уже смеркалось, и вперед зажгли факелы, бросавшие вокруг красные отблески.
Алекто задремала после нескольких глотков крепкого напитка в тепле мантии, надушенной чужими духами.
Ее пробудила суета, поднявшаяся во дворе. Она несколько раз моргнула, пытаясь прийти в себя. И первое, что увидела, это лицо матери.
– Я в порядке, – вяло бросила она, отстраняя руки, которые потянулись ощупать ее. – Не беспокойтесь, миледи, лишь нога болит.
Каутин принялся путано объяснять матери, что произошло. Все это время он был взвинчен больше самой Алекто и, кажется, испытывал вину за то, что с ней произошло.
– Я могу идти сама, – произнесла она, когда мать хотела распорядиться, чтобы ее отнесли в комнату. В памяти всплыло, как Алекто нес незнакомец. Ребра до сих пор ныли от его хватки, свидетельствовавшей, что его волнует лишь дело, а не ее удобство.
Поднявшись при помощи Каутина и еще одного оруженосца, она ступила на землю и, поджав ушибленную ногу, прикусила губу.
– Я могу идти, – повторила она, часто дыша и стараясь не показать, как больно на самом деле.
– А это откуда? – удивился Каутин, впервые разглядев обломок рогатины, которым была зафиксирована ее лодыжка.
– Я… сама, – выдохнула Алекто.
– Сама сумела сломать рогатину и привязать? Кто тебя этому научил?
– Отец, конечно.
Тут разговор пришлось прекратить, потому что все двинулись в замок.
Алекто заметила проходящего мимо короля. На миг его взгляд и взгляд матери встретились, и ей показалось, что при ней только что состоялся безмолвный диалог. Лицо матери, когда она снова повернулась, было расстроенным.
– Вы точно сможете идти? – спросила она.
– Да, – произнесла Алекто и в доказательство сделала первый шаг.
ГЛАВА 20
Алекто настолько надоело, что к ней относятся, как к больной, что она заявила всем, что у нее ничего не болит, и чтоб с ней не обращались так, будто она при смерти.
Лекарь, осмотрев лодыжку, прописал холод и неподвижность, что вынудило ее остаться в комнате. И теперь она с раздражением выплевывала косточки вишен, тарелку с которыми держала на животе.
– Быть может, тебе еще что-то принести?
– Золотой цветок с небес и крем из улыбок ангелов, – кисло ответила она и тут же вскричала: – Каутин. Ты ни в чем не виноват. И должен прямо сейчас отправиться на общую трапезу веселиться вместе со всеми и занять интересной беседой леди Готелинду, которая так на тебя смотрела.
Упомянутая особа, одарившая Алекто несколько дней назад серебряными щипцами, то и дело бросала взгляды на Каутина.
– Что я ей скажу?
– Для начала "добрый вечер".
Каутин оттянул ворот котты.
– Ты точно себя хорошо чувствуешь?
– Нет. Потому что мой брат измучил меня, – простонала она и, выхватив из-за спины подушку, кинула в него. – Иди уже.
– Каутин отправился на пир? – спросила, приблизившись, мать – он промчался мимо нее.
В руках у нее была чарка с бульоном.
– Да.
– Это к лучшему. Он принимает на себя слишком много ответственности.
– Причем не своей.
– Да.
Они замолчали.
Мать посыпала бульон петрушкой и протянула Алекто. Она с благодарностью обхватила чашу.
– Если не есть петрушку, у ребенка вылезут веснушки, – произнесли они одновременно и замолчали.
– Должно быть, я мало ела ее в детстве, – заметила Алекто после паузы.
Несмотря на слова, ее мало волновали крапинки, усеивающие ее лоб и щеки, едва заметные, как она теперь понимала, а не чумные бубоны, которыми они когда-то казались.
– Простите, что заставила вас волноваться.
– Вы ребенок. А детям это свойственно.
– Я не ребенок, – Алекто села в постели. – И хочу, чтобы вы видели во мне взрослого разумного человека.
Мать задумчиво посмотрела на нее.
– Вы не изменились, Алекто.
– И вы ставите мне это в укор? – запальчиво воскликнула Алекто, обиженная словами матери, которая словно была в чем-то разочарована.
– Этот замок… последние события не изменили вас, – сказала мать так, словно не слушала ее.
– А почему они должны были меня изменить? – удивилась Алекто.
– Потому что я хочу, чтобы вы были счастливы.
Алекто вдруг осеклась: продолжать спор расхотелось. Мать была молчалива и вела себя так странно, что она сочла за лучшее промолчать. После та читала ей перед сном, и Алекто уснула под монотонный голос, видя кружащиеся заснеженные верхушки и мечущиеся цветки факелов.
* * *
Омод склонился над тазом и выплеснул все, что было у него внутри. Но стоило отойти, как пришлось тотчас поспешно вернуться. Его выворачивало снова и снова.
Наконец, он со стоном сполз на пол, вытирая рот.
– Ваше величество, – послышалось от приоткрывшейся двери.
– Нет, миледи, не входите, – вскричал он, узнав голос матери.
Но она все же вошла. Приблизились легкие шаги, под которыми почти не скрипели половицы, мелькнули светлые одежды, и она присела рядом. Повеяло знакомым с детства ароматом, и ему захотелось разрыдаться, уткнувшись ей в подол и чувствуя защищенность, которую всегда дарило ее присутствие.
– Что с вами? Вы не здоровы?
– Я… съел что-то не то.
Лба коснулись прохладные пальцы, и Омод прикрыл глаза, сглатывая.
– У вас жар.
– Я в порядке.
Пот тек ручьями, а внутри поднимался горячий озноб.
– Вы должны уйти.
– Я принесу вам отвар.
– Я сказал уходите, – прорычал он в ярости, вскакивая и чувствуя со смесью страха и отчаяния, как снова накатывает.
А при матери этого не должно произойти.
– Никуда я не уйду, пока вы больны.
Схватив ее за локоть, Омод молча протащил мать до выхода и вытолкнул наружу, захлопнув дверь. Привалился к створке и, прикрыв глаза, погрузился в горячее забытье.
* * *
Посмотрев на спящую Алекто, я прошла в смежную комнату, выглянула наружу и кликнула сэра Вебрандта. Оставив его сторожить, запахнула плотнее плащ и двинулась вперед.
Снег падал пушистыми хлопьями, под ногами ломалось с тихим хрупаньем. В розарии царил полумрак, а стеклянный купол был полузакрыт снежной шапкой.
Оглядевшись по сторонам, я поняла, что того, кого ждала, тут нет, и двинулась дальше. Цветы словно поворачивали вслед головки, когда я проходила мимо, удивляясь такому позднему визиту.
Приблизившись к центру розария, где была особенно пышная клумба, над которой Бланка, верно, немало потрудилась, я замерла разглядывая девушку, нежные мраморные уста которой были сложены в полуулыбку, словно она гадала, от кого цветок, который она держала в руках.
– Верно, гадает на способ расправы.
Я вздрогнула и обернулась.
Тот, кто стоял за мной, в этот миг напоминал обычного человека, и сердце неожиданно заколотилось быстрее.
– Думаю, она подарила эту розу сама себе.
Качнулись одежды, и Бодуэн двинулся ко мне.
– Зачем ты звала меня, Хамелеонша?
– Алекто…
– Я предупреждал тебя.
– Прошу, помоги ей, а потом оставь нас.
– Смертная не вправе ставить мне условия.
Зародившееся вокруг него легкое сияние напомнило мне о том, что передо мной существо, более не принадлежащее к человеческому роду. Волосы, так напоминавшие когда-то солнце, тоже тихо засветились, развеваясь без ветра.
– Я прошу тебя не как смертная, а как та, кто зачала ее от тебя.
Бодуэн замер, не дойдя до меня несколько шагов, и лишь глаза остались светиться в полумраке двумя ободками.
– Скажи, как защитить ее? Как справиться с тем, что с ней происходит? Сегодня опять что-то случилось, я это чувствую, но не знаю, как помочь.
– Ты не можешь защитить ее от ее сущности и помочь ей против нее же.
– Тебе все равно, – воскликнула я и опустилась на мраморный бортик клумбы, зарыв лицо в ладонях. – Ты знал, ты всегда знал, кто она, что она… Но она принадлежит только мне.
– Как ты принадлежала своему роду, а я своему?
Я отняла ладони от лица и посмотрела на него.
– Почему у нас так вышло?
– Должно быть, оттого что ты оставила мне это. – Он провел рукой над одеждой, и я увидела круглый маленький шрам на том месте, куда когда-то был воткнут моей рукой нож.
– А ты оставил мне это, – подняла я руку, показывая негнущиеся пальцы. – Ты, верно, мог бы его убрать, – кивнула я на шрам.
– Мог бы, – задумчиво произнес Бодуэн, и эта метка слегка задымилась, после чего осталась лишь ровная кожа. – Но зачем? – Пропавший было шрам вернулся на место, как и одежда. – Пусть будет. А это, убрать тебе? – указал он глазами на сломанные им когда-то пальцы.
– Нет, – я прижала к себе руку так, словно у меня хотели отнять мою память. – Пусть будет.
– Зачем?
– За тем же, зачем и тебе.
Бодуэн помолчал, и, казалось, во всем мире остались только эти горящие радужки.
– Я больше не человек, Лора.
– Я тоже.
– Я не человек в том смысле, в каком ты меня сейчас видишь.
– А кто же тогда?
Он снова замолчал.
– Я хочу знать: кто ты теперь? – спросила я, поднявшись и подавшись к нему. – Кто тот, кто пришел ко мне спустя годы снова, и оказалось, что он был все это время рядом?
– Я не человек, – тихо повторил Бодуэн и двинулся вокруг клумбы.
Я неотрывно следила за ним.
– Ты все так же любишь эти фасоны платьев.
Я рассеянно осмотрела себя.
– Это много лучше новомодных бесстыжих нарядов, похожих на исподнее.
– И цвет…
– Что может быть лучше черни с серебром?
– Красное с золотом.
– Если ты Скальгерд.
– Или полускальгерд-полуморхольт.
Он остановился, и падавший через купол луч осветил лицо бледным синим светом, создав контраст с огненным сиянием волос.
– Как Омод? – спросила я.
– Как они оба.
– Что же мы наделали… – прошептала я. – Бланка знает? Про тебя…
– Знает. Но уже много лет не желает общаться со мной и прибегать к помощи Покровителя.
– Ты выбрал ей хорошего мужа. Очевидно, они с консортом любят друг друга.
Бодуэн посмотрел на меня и отступил на шаг, а я, против воли сделала шаг к нему.
– Ты не должна так говорить со мной, Лора.
– Как так?
– Будто я обычный мужчина, с которым ты можешь проводить время.
– Почему нет?
– Потому что ты должна жить здесь, в этом мире. И больше не тревожить своего Покровителя просьбами показать брата. Он обрел покой там, откуда нет возврата.
– Ты знаешь? – быстро спросила я.
От волнения потемнело в глазах.
– Да.
– И ты мог бы…
– Нет.
– Но ты же здесь.
– И это тоже не совсем так. Я не могу просто приходить и беседовать с тобой, когда ты этого пожелаешь. Не могу пить с тобой, есть с тобой, коснуться тебя. – Он приблизился, протягивая руку, и я прикрыла глаза, почти почувствовав прикосновение… которого так и не случилось.
Открыв глаза, я обнаружила, что Бодуэн уже стоит возле куста роз, в нескольких шагах от меня.
– Тогда зачем ты здесь?
– Ты написала то письмо и кинула в камин, позвала…
– Тогда не приходи. Если все это не дозволено, не приходи, не напоминай, – Глаза обожгло, и я отвернулась, прижав к ним пальцы.
– Я не могу не предупредить.
– О чем?
– Отпусти ее.
– Нет.
– Отпусти ее.
– Никогда.
Бодуэн ответил молчаливым взглядом.
– Я учу Омода, и ей тоже смогу помочь.
– Уроки, которые ты ему даешь, опасны. Я же говорил: нельзя кормить соловья мясом, а собаку птичьим угощением.
– Опасны для кого?
– Для тебя. И для мальчишки, который должен понять, что нельзя жить половиной себя, нельзя загнать другого вглубь так, будто его нет. Он Морхольт. И Скальгерд.
– Они с Алекто еще дети. Им нужна помощь.
– Ты была не старше когда-то, когда все случилось. Они уже встретились, и это даст освобождение.
– Кто встретился? Алекто и Омод? Освобождение? О чем ты?
Бодуэн потянулся к розе, будто хотел коснуться, но в последний момент передумал и убрал пальцы.
– Если все, что ты можешь, это предупреждать и просить держаться подальше, то ты мне больше не нужен. Убирайся, – прошипела я. – Слышишь? Убирайся, – Схватив ближайшие розы, я выдернула их из земли и кинула в него.
Не долетев, стебли упали на дорожку черными росчерками.
Послышался приглушенный звук, и в розарий влетела тень. Двигалась она бесшумно, несмотря на огромный размах крыльев. Бодуэн не глядя поднял руку, останавливая ее, и сокол замер над его плечом, хлопая крыльями.
– Только Кирку ты и нужен. Больше никому нет до тебя дела, Бодуэн Скальгерд. Твои деяния изгладились из памяти людей, как и ты сам.
Он отвернулся и двинулся к выходу.
– Ты слышал, что я сказала? – кинулась я за ним. – Говорили, что это наш род проклят, но проклят на самом деле ты. Правил государством, чтобы твоя дочь не хотела тебя видеть. Породил ребенка, который не знает, кто ее отец. Приходишь ночью к той, кто тебя убил.
Туфля зацепилась за слом плитки, полусоскочив, и я, скинув ее, а заодно и другую, поспешила дальше. Бодуэн уже почти достиг выхода.
– Ты слышишь, Звероуст? Ты проклят. Не я, не мы – ты.
Его силуэт мелькнул в арке, и Бодуэн двинулся дальше, уже по заснеженному двору с парящим над плечом Кирком, не оставляя следов. Я же схватилась за проем по бокам, сдержав порыв броситься за ним по снегу босиком. Когда-то я не раздумывая прошлась бы за этим мужчиной по раскаленным углям. Но той девочки больше не существует.
– Ты слышишь меня? Слышишь, что я сказала? – сорвавшимся голосом прокричала я ему вслед.
Снежная завеса, крутясь, обняла силуэт, закрыв его от меня. Когда она схлынула, Бодуэна уже не было. Я обессиленно сползла на пол, поджав ноги и обняв себя за плечи.
* * *
– Прости, это я виноват.
– В чем? – Алекто с удивлением посмотрела на сидящего на постели младшего брата, даже волосы которого, казалось, виновато поникли.
– В этом, – ткнул он в ее ногу, распухшую в лодыжке и устроенную на подушечке.
– В этом не виноват никто. Это случайность.
– Нет, это я. – Эли бросился лицом вниз на кровать и продолжил полупридушенным покрывалом голосом. – Когда вы с Каутином уехали без меня, и я бежал, я пожелал вам плохого. Я сказал дурные слова, но я этого не хотел, – он в отчаянии поднял покрасневшее лицо с блестящими глазами.
– Знаю, что не хотел, Эли. И твои слова тут ни при чем. Мы их не слышали, а ты забудь. И это я виновата перед тобой: должна была уделять тебе больше времени. Скажи, что мне сделать, чтобы искупить это? Может, сыграем в карты? Держи вишню.
Эли сунул ее в рот, а Алекто машинально проверила рукой под подушкой и поморщилась.
– Чтоб ее…
– Кого?
– Да фигурку эту…
Эли поднялся и, отодвинувшись, сел.
– Какую фигурку?
– Я клала ее под подушку, а потом, видать, где-то обронила. Я думала, что в камин, но… – Она осеклась. – Неважно, не думай об этом. Так, давай все-таки карты.
– А это твоя вещь, – начал Эли, отводя глаза, – у нее случайно не четыре головы?
Алекто удивленно на него взглянула, а потом гневно воскликнула:
– Это ты ее взял.
– Мы не виноваты. Мы лишь хотели поиграть, а потом вернуть.
– Мы?
– Я и Дикки. Ну, Дикки, – продолжил он, когда она непонимающе нахмурилась, – я говорил тебе о нем.
– Твой, якобы, друг, которого, наверняка, не существует?
– Он существует, – запальчиво воскликнул Эли. – Прошлой ночью мы пришли, чтобы взять ее ненадолго и поиграть.
– Значит из-за нее он и мог прийти… – прошептала Алекто ошеломленно.
– Кто мог прийти? – непонимающе наморщился Эли.
– Неважно. Просто скорее отдай ее мне.
– Сейчас, – вскочил Эли.
– Куда ты?
– Дикки сказал, что тоже хочет играть, – начал он, направившись к двери, – и что согласен, чтоб это был воин вражеской армии, а Хруст за нас, а потом у него была метка, и еще он начал врать, как и в прошлый раз, хотя сказал, что не врет, но я уверен, что это так, а потом я…
– Постой, – перебила Алекто, – куда ты дел фигурку, которую взял у меня?
– Не у тебя, а из камина. Выбросил. На ней еще были эти странные светящиеся рисунки…
– А еще говоришь, что твой друг врет, – заметила Алекто, ковыляя за ним.
Опомнившись, Эли бросился к ней и поддержал, так что она продолжила путь, опираясь о него и неловко переставляя раненую ногу.
– Это здесь, – произнес Эли, выходя в коридор и бросился к темному углу. Алекто пришлось схватиться за стену, чтобы удержаться на ногах. – Я кинул ее куда-то сюда.
После недолгих поисков стало ясно, что в том углу ее нет, и Эли принялся осматривать каждый выступ, каждую щель, пока Алекто со всевозрастающим нетерпением следила за ним.
– Где же она?
– Должна быть где-то здесь, – растерянно произнес он, поднимаясь. – Была где-то здесь…
– А вот там не она?
– Нет, это обломок подсвечника, я уже проверил.
Застонав, Алекто все же опустилась на колени и принялась проверять сама. Когда все было несколько раз перепроверено, и оказалось, что фигурки действительно нет, она обессиленно села, опираясь на руки и глядя на Эли.
– Значит, он вернется, – прошептала она чуть не плача.
– Прости, – опустил голову он.
ГЛАВА 21
– У меня для тебя хорошая весть. – Лицо и весь облик Каутина так сияли, что Алекто решила не распространять на него свое испорченное настроение. – Смерча нашли, – Он улыбнулся с довольным видом. – Он сам вышел из лесу, нога ранена, но заживет, и скоро все будет в порядке.
– Я искренне рада этому, – произнесла Алекто. Они шли в трапезную.
Мать настаивала на том, чтобы Алекто и сегодня осталась в комнате, но перспектива оказаться запертой в четырех стенах пугала ее больше возможного усиления боли в ноге. Да и все, кажется, было не так уж и плохо – возможно, не в последнюю очередь потому, что лодыжку сразу зафиксировали в лесу. Алекто постаралась тут же отвлечь свои мысли от того, кто это сделал.
– А как твои успехи с леди Готелиндой? Нашел ее вчера?
– Да, – покраснел Каутин. – Она мила и изящна.
– Несмотря на то, что спрашивала про разделку кабана?
– Да…
– И что первым отнимать: голову или сердце?
– Да, но это здесь не при чем. Ей понравилось, как я подзываю собак на рог. И как я сделал дротики и стрелы.
– Я рада за тебя, Каутин.
– Хочу попросить у ее отца дозволения ухаживать за ней.
Алекто приподняла брови.
– Ты серьезно?
– Да.
– Я думала, дама твоего сердца навеки ее величество.
– Это так, – серьезно ответил Каутин, – но она недостижимый идеал. А леди Готелинда живая девушка из плоти и крови, которая дала понять, что не против моих знаков внимания.
– Тогда желаю, чтобы она оценила тебя по-достоинству.
– Спасибо.
Они уже дошли до дверей трапезной. При их появлении шум несколько стих, как показалось Алекто, а когда они направлялись к своему месту, их провожало больше глаз, чем обычно.
– На меня все смотрят, – прошептала она.
– Это неудивительно после вчерашнего случая. Но вскоре все о нем забудут и найдут новую тему для обсуждения.
– Как вы, дитя? – обратился к ней консорт, приблизившись.
– Благодарю, ваше высочество, уже лучше.
– Вам не следовало тревожить ногу.
– Я не могла остаться в комнате, когда в замке в эти дни происходит столько интересного.
– Тогда вам стоит после завтрака послушать игру на лире.
– Спасибо, ваше высочество.
Чуть поклонившись, он удалился, а Алекто, поморщившись, при поддержке Каутина опустилась на лавку. Взгляд зацепился за королевское место. Сидение его величества, устроившего вчера эту запоминающуюся охоту, пустовало.
* * *
– Вы мне нужны.
Я повернулась к остановившей меня Бланке.
– Чем могу служить, ваше величество?
Сделав знак сопровождавшему ее стражнику остановиться, она увлекла меня к арке.
– С моим сыном что-то не так.
– О чем вы?
– Помните наш недавний разговор? Тогда я сказала, что Омод – хороший почтительный мальчик, а вы сказали, что беспокоиться не о чем. Но я чувствую, что он… меняется.
– В каком смысле меняется?
– Я перестаю узнавать его. Он ведет себя так, как не вел никогда прежде.
– Быть может, это взросление? Поведение моей дочери тоже не назвать образцовым. Будь моя воля, я посадила бы ее в красивую шкатулку, перевязала лентой и держала бы так до конца жизни.
– Нет, Омод, он… – Она провела ладонью по лицу. – Боюсь, ваши уроки на нем сказываются.
Я приподняла брови.
– То, что с ним происходит, действительно меняет его, – медленно произнесла я. – Это закаляет его, ведь от вашего сына требуется много терпения и мужества. Это непросто, ваше величество. Иногда болезненно. Часто очень болезненно, но это лишь поначалу, потом пойдет легче. Это нужно пройти, по-другому никак.
– Но эти его вспышки и странные новые идеи… Омод всегда был уважителен со мной, делился…
– Тогда вам повезло, ваше величество, потому что моя дочь всегда имела мнение, отличное от моего.
– Я могу что-то сделать? Как-то помочь ему, облегчить?
– Постарайтесь не волновать себя и не досаждать ему вопросами и упреками. Это пройдет.
Бланка обеспокоенно посмотрела на меня.
– Если вы в это верите…
– Я это знаю, ваше величество. И говорю это вам, как человек, на протяжении многих лет видевший перерождение самого близкого человека. Отца вашего… – Ее зрачки дрогнули, и я осеклась, докончив: – моего брата.
Она чуть кивнула.
– Я буду молить Праматерь за скорейшее выздоровление моего сына.
– Перерождение, – поправила я. – Молите за его скорейшее перерождение.
* * *
Ингрид робко постучала в дверь, но никто не ответил. Когда она вошла, в комнате словно никого не было. Не сразу глаза обнаружили сжавшегося в углу кровати, отвернувшись к стене и обхватив себя руками, человека. На выгнутой дугой голой спине проступали позвонки.
– Ваше величество… – прошептала она.
Он не отозвался, и Ингрид, поставив поднос, осторожно, будто каждый шаг был хрупким, приблизилась к нему.
– Омод, – тихо произнесла она, коснувшись этой спины.
Спина вздрогнула, и она отшатнулась.
– Ингрид? – Он повернул голову, и Ингрид поразилась тому, каким измученным было его лицо с влажными обведенными черными кругами глазами и спекшимися искусанными губами.
– Я болен, Ингрид…
Когда она шла сюда, то боялась, что Омод, не слушая, выставит ее вон. Сейчас же Ингрид сама была так напугана увиденным, что хотелось убежать подальше и найти того, настоящего, Омода, всегда спокойного и веселого.
Вместо этого она вдруг опустилась рядом и привлекла к себе его голову. Омод, прерывисто вздохнув, положил ее Ингрид на колени.
– Пой мне.
– Что ты сказал?
– Пой, чтоб я слышал твой голос. И не позволяй засыпать.
– Что петь, ваше величество? – спросила она, глотая слезы.
– То, что поешь, перебирая ягоды…
Ингрид сдержала порыв провести рукой по его волосам, приоткрыла рот и запела.
* * *
Когда Алекто вошла, бывшие в комнате королевы резко замолчали.
– Вы можете присесть здесь, леди Алекто, – произнесла одна из дам, указывая на подушечку, так удачно пустовавшую, что Алекто заподозрила, не ее ли она ждала.
– Благодарю, миледи.
Неловко ступая, она опустилась на указанное место, стараясь не смотреть по сторонам.
Королева, сидевшая с мужем, приветствовала ее легким кивком.
Менестрель откашлялся, привлекая всеобщее внимание. Сняв с шеи висевший на цепочке ключ для натягивания струн, он принялся налаживать лиру. Когда Алекто села, он легонько тронул их и запел – высоким чистым голосом.
И вместе с его голосом слушатели переносились в заснеженные поля, в полные сокровищ пещеры, хватались за обломок бревна в бушующем море и умирали от жажды в иноземных пустынях, сходили с ума от обрушившегося на голову богатства и просили подать на кусок хлеба.
Алекто была полностью захвачена этим музыкальным представлением, пока не различила голос, который почти не трудились понизить.
– Да, коня нашли…
– А она?
– Как ни в чем не бывало, как видите.
– Но неужели?..
– Наверняка.
– Какой стыд.
Обернувшись, Алекто посмотрела на говоривших дам и обнаружила, что те смотрят на нее в упор. От ее взгляда они ничуть не растеряли своего уверенного вида, и Алекто первой отвела глаза.
– Не обращайте внимания, – посоветовала незаметно подсевшая к ней леди Рутвель.
– О ком они говорят?
– О вас.
– О чем именно?
– Позже.
Тут музыкант взял особо громкий аккорд, выразительно глядя на них, и Алекто умолкла, пытаясь вновь сосредоточиться на его игре, но вместо этого слух, казалось, тонко настроился на то, что говорили вокруг.
Ей вдруг стало жарко.
Когда струны последний раз вздрогнули, раздались хлопки. Часть гостей, включая королеву с консортом, стали подниматься.
– Идемте, там, говорят, невиданная девушка, – выпалила одна фрейлина другой, спеша дальше.
Алекто тоже встала, при поддержке леди Рутвель, и двинулась за остальными.
– Так что они обсуждают?
– Ваше, якобы, падение в лесу.
– Якобы?
– Сами послушайте. Добрый день, леди Лионеска, – любезно приветствовала леди Рутвель проходящую мимо даму. – И я искренне наслаждалась его игрой, леди Эдита, – лучезарно улыбнулась она другой.
Тут послышался шепот, и Алекто сжала пальцы на локте леди Рутвель, различив:
– А кто он, известно?
– Пока нет.
– А брат ей помогал… Помните, как он упомянул чьи-то следы?
– Да-да.
– Тогда, получается, он ничего не знал, – возразил другой голос.
– Это все была мастерская инсценировка.
– Но не могут ли это быть только слухи? Бедняжка так ужасно выглядела, когда вышла из леса… – Алекто узнала голос леди Готелинды, о которой брат этим утром говорил с таким придыханием.
– А как еще по-вашему выглядят после таких встреч?
– Осгод сказал, те следы были мужские. – Последнее слово подчеркнули.
– Значит, сомнений нет?
– Никаких.
– Говорят, и ее мать…
– Да, посещает кого-то ночью.
– Куда мать, туда и дочь.
Алекто остановилась так резко, что следовавшая за ней фрейлина едва не наткнулась на нее.
– Вот и не пришлось пересказывать, – спокойно заметила леди Рутвель, потянув ее дальше.
– Так они считают…
– Что вы встречались в лесу с любовником.
Одно это слово резануло так, что воздуха стало нехватать.
– Но это неправда.
Леди Рутвель внимательно на нее посмотрела.
– Тогда вы не должны доказывать это им.
– Это правда? – перегородила им дорогу леди Элейн.
– То, что вы с леди Томасиной мешаете нам пройти, леди Элейн? Да, правда, – невозмутимо произнесла леди Рутвель, обходя ее и помогая Алекто.
– Если она Морхольт, то думает, что ей все дозволено?
– Отдохнуть ушами дозволено всем, леди Элейн.
Тут Алекто увидела леди Готелинду.
– Миледи. Не желаете ли присоединиться к нам? – произнесла она дружелюбно. – Мы могли бы найти моего брата и прогуляться вчетвером.
Глаза молоденькой фрейлины заметались.
– Боюсь, леди Алекто, – пробормотала она, нервно перебирая подол, – меня уже пригласили другие леди. И передайте вашему брату, что я вернула одолженный им свиток со стихом со слугой.
Быстро отвернувшись, она присоединилась к стайке девушек, спешащих дальше, оставив Алекто огорченно размышлять над тем, что отныне леди Готелинда едва ли когда-нибудь захочет принять от Каутина не то что свиток со стихами, но вообще что-либо.
* * *
Невиданная девушка, о которой все столько говорили, оказалась чернее самой черной сажи. Несколько дам, вскрикнув, лишились чувств, кажется, напугав гостью, которая обводила присутствующих карими глазами с яркими белками.
– Чем она вымазана? – зашептал кто-то.
– Это ее кожа, – ответили непонятливому.
Один даже высказал предположение, что ее цвет можно осветлить, если хорошенько потереть, но предпринять это действо было невозможно, поскольку девушку взяла под покровительство королева, ограждая ту от чересчур назойливого или невежливого внимания.
– Я хочу уйти, – произнесла Алекто, чуть склонившись к леди Рутвель, и фрейлина кивнула.
– Хорошо, я пойду с вами.
– Нет, не прерывайте из-за меня своих занятий. Я справлюсь сама.
Чуть подумав, леди Рутвель кивнула.
– Хорошо, я скоро к вам присоединюсь.
* * *
Вульпис остановился в коридоре, водя носом по полу. Он почти чувствовал, как трепещет сердце голубя, аромат которого еще наполнял все вокруг. Нос щекотнуло перышко, и вульпис блаженно зажмурился, втягивая воздух. Совсем молодой: теплый и свежий. Пасть заполнилась слюной, стоило представить, как клыки вонзятся в мягкую сладкую плоть. Насладившись этим образом, он поспешил было дальше, но тут взгляд выхватил какую-то искру.
Вульпис замер с занесенной лапой, прищурившись и склонив голову набок. А потом осторожными мелкими шажками приблизился к щели за сундуком. Протиснув лапу, после пары попыток подцепил эту вещь и выволок наружу.
Некоторое время рассматривал диковинку, а потом почувствовал, что должен. Должен отнести ее туда, куда звал зов. Со вздохом сомкнув на ней зубы, он поспешил вперед, с сожалением прощаясь с добычей и почти слыша, как вдали затихает биение крохотного сердечка того, кто благодаря счастливой случайности только что избегнул участи, которую он ему уготовил.
* * *
Опустившись на каменный бортик, Алекто принялась обводить пальцем каменный цветок, пытаясь сосредоточиться на его узоре и ни о чем не думать. Но память, как назло, не желала отступать. Когда она ехала в замок, то представляла все совсем по-другому. Думала, что это место – средоточие благородства и изящных манер. Предвкушала встречу с королем и то, как займет достойное место среди леди и кавалеров.
Вместо этого же вдруг оказалась втянута в нечто непонятное, о чем и рассказать никому нельзя… А теперь еще и обзавелась незаслуженным пятном на репутации. Впрочем, есть тот, к кому она всегда может обратиться: она напишет отцу. Конечно, не станет рассказывать ему о том, что тревожит на самом деле, но от этого занятия у нее всегда поднимается настроение.
Решив так, Алекто резко поднялась и тотчас поморщилась, когда нога напомнила о себе. Глубоко вдохнув, она медленно двинулась вперед, к своей комнате.
* * *
Я тихонько постучала в дверь. Когда никто не откликнулся, толкнула ее и вошла.
– Ваше величество…
Кровать со смятыми простынями была пуста, а сидевшая на полу, прислонившись к ней, девушка вскочила, сонно потирая глаза. Когда взгляд немного прояснился, на лице отразился испуг.
– Миледи… – Она поспешно присела в поклоне.
– Где его величество?
– Я… – она растерянно обернулась на кровать, словно надеясь, что король где-то там, просто затерялся в складках покрывала, – не знаю, миледи…
Я обвела взглядом нетронутую миску с виноградом, хлебом и кусками ветчины с заветренными краями.
– Его величество неважно себя чувствовал, а потом… кажется, я уснула, миледи, – быстро произнесла она.
Я снова вернула к ней взгляд.
– Не ты ли приходила с кашей несколько дней тому?
– Да, миледи, я хотела…
Не дослушав, я развернулась и вышла.
* * *
Дойти до комнаты Алекто так и не успела, увидев приближающегося с противоположного конца галереи юношу.
– Ваше величество? – удивилась она.
Король, который обычно выглядел уверенным и тщательно убранным, смотрелся больным, да и одежда находилась в беспорядке. Что-то в ней показалось Алекто знакомым. Он тоже замедлил шаг, несколько удивленно оглядывая ее.








