Текст книги "Сокровище из другого мира (СИ)"
Автор книги: Елена Рей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 16
Дом старого Тоба оказался куда более скромным, чем у ювелира. И лишь потертое изображение трех волчьих гончих на стене сообщало посетителям, что внутри обитает приближенный ко двору.
Дорогу им указал спрошенный по дороге банщик. Алекто посмотрела на вывеску со струнами, более старомодную, чем те, что были у его собратьев-музыкантов, и нерешительно приблизилась ко входу.
– Что ж, будем надеяться, он не откажется исполнить пару-тройку вирелэ, – слегка натянуто улыбнулась леди Рутвель.
– Дома ли он? – Алекто окинула взглядом фасад, за которым не различалось ни звука, ни шевеления.
– Если он, как вы говорите, звался Старым Тобом, еще когда ее величество была маленькой девочкой, то сейчас он должен быть слишком дряхл, чтобы выходить. Он либо у себя, либо где-то неподалеку. Ну же, идемте, – ободрила фрейлина.
Благодарно кивнув, Алекто постучала в ставень. Довольно долго никто не откликался, и в тот момент, когда она хотела постучать еще раз, ставень распахнулся, и на нее уставилась женщина средних лет в кале и с бесцветным лицом с крупными некрасивыми чертами.
– Мы к Старому Тобу, – произнесла Алекто. – Скажите, он дома?
Женщина продолжила смотреть на нее, не отвечая, и Алекто решила, что та ее не расслышала или не поняла.
– Проходите, – кивнула наконец она и исчезла из окна.
Заскрипели половицы, и дверь распахнулась.
Женщина, которая держала ее, пока они с леди Рутвель заходили, оказалась на голову ниже Алекто, зато такой кряжистой, что, случись буря, ее бы не унесло.
– Так мы можем увидеть вашего… мужа? Или брата? – спросила леди Рутвель, вежливо окинув взглядом скромное, но содержащееся в чистоте жилище размером с половину комнаты Алекто.
Вообще-то они фактически оказались прямо на кухне: рядом со входом стояла печь, и были прибиты полки с кухонной утварью. Тут же располагалась узкая лежанка, на которой, как догадалась Алекто, спала сама женщина.
– Вы можете увидеть Старого Тоба, леди.
– Мы хотели бы попросить его исполнить вирелэ, – зачем-то вставила Алекто, которой казался каким-то неправильным этот разговор, полный пауз.
– А вот это вряд ли, леди, – произнесла женщина, проходя к занавеске, за которой, как догадалась Алекто, был закуток.
– Почему же? – удивилась леди Рутвель.
– Потому что старый Тоб уже двадцать лет, как слепой, леди, – ответила та, отдергивая ее. – И глухой, – докончила она, указав на старца с окладистой бородой и глазами, будто подернутыми тончайшей пленкой.
* * *
Алекто безнадежно смотрела на сидевшего напротив на кровати старика, который глядел перед собой незрячими глазами.
Его губы время от времени шевелились, словно он что-то напевал или бормотал, но она не могла разобрать что.
Леди Рутвель ждала за занавеской, и, судя по редким фразам, ее беседа с женщиной, оказавшейся кем-то вроде ухаживающей сиделки, тоже не клеилась.
Алекто шевельнулась на кровати – фактически плоском деревянном ящике, наполненном соломой, с двумя овечьими шкурами поверх. Чувствуя себя неловко, она все же попыталась задать Старому Тобу несколько вопросов, но в ответ получила лишь то самое бормотание, относившееся скорее не к ней, а к жизни в целом.
Только старая ротта на стене напоминала о прежнем ремесле хозяина. Но и она была такой темной и пыльной, что о прежних ее блистательных днях напоминали разве что поблекшие золотистые узоры.
Алекто покрутила фигурку, ради которой пришла.
– Что ж, извините, что побеспокоила. – Она начала было подниматься, одновременно потянувшись, чтоб положить ее в кошель, когда та проскользнула меж пальцев и гулко ударилась о пол. Алекто потянулась поднять ее, но узловатые пальцы ее обогнали.
Старик покрутил поделку, тщательно ощупывая, и лоб собрался в морщины.
– Четырехголовый?
– Да. – Алекто села обратно. – Вы что-то о нем знаете?
Старик пошевелил бровями.
– Огненный бог…
– Нет-нет, это "тварь о четырех головах", как в вашей песне. – Она совсем позабыла, что они не ведут беседу, а каждый говорит сам по себе. – Вы можете что-то вспомнить об этом?
Пальцы ковырнули фигурку.
– Огненный бог и четыре Покровителя, – внятно повторил старик, и Алекто умолкла, глядя на него.
Не успела она опомниться, как он потянулся к стене и, сняв инструмент, перехватил его с ловкостью, могущей быть лишь у людей, десятки лет посвятивших своему ремеслу.
Пальцы нежно пробежали по струнам, словно будя ротту. И Алекто показалось, что инструмент преобразился: он уже не казался таким темным, да и облупившийся лак придавал ему скорее благородство. Лицо старика тоже изменилось, сбросив те самые два десятка лет, которые он провел в тишине и темноте.
Немного освоившись, пальцы тронули струны уже смелее, и Алекто замерла, услышав низкий густой голос, лишь на дне которого что-то едва слышно дребезжало – недостаток, которого, верно, не было в расцвете славы и молодости музыканта.
Полились слова, и с первых же она поняла, что это та самая песня – о твари о четырех головах.
* * *
– Вам не по нраву прогулка?
Я подняла голову. Черные волосы короля, в которых застряли снежинки, трепал ветер.
– Боюсь, сегодня слишком холодно, ваше величество. Да и избыток людей меня утомляет.
– Вас не интересуют ни ювелирные украшения, ни сладости на площади?
– К первым я никогда не питала слабость, а вторым предпочитаю мясо.
– Тогда наши пиры должны вам нравиться.
– Они мне нравятся, ваше величество.
– Это связано с вашей дочерью?
– Пиры, сир?
– Ваше грустное настроение.
– Алекто виновата в нем не больше, чем мое неумение поддерживать в себе хорошее расположение духа.
– Тогда, быть может, его поддержит выполнение моего обещания?
– Какого?
– Помните, я сказал, что покажу вам свое любимое дерево. Оно тут, неподалеку. Мы успеем обернуться к тому моменту, когда все снова соберутся, чтобы двинуться в обратный путь.
Я с трудом сдержала порыв отряхнуть снег из его волос.
– Обещания надо выполнять, сир, – слегка поклонилась я.
– Тогда идемте. – Он уверенно двинулся к проулкам.
– Вы так идете, словно хорошо знаете эти улицы.
– Я и знаю их хорошо, – заметил король. – Раньше я часто прогуливался здесь, желая изучить своих подданных.
– И как подданные на это реагировали?
– Они об этом не знали.
Я мельком глянула на шагавшего рядом юношу.
– Не узнавали своего короля?
– Не узнавали мальчишку в обычной одежде. Мне интересно было посмотреть, как ведут себя люди, не зная, кто я.
– И как они себя вели?
– Порой грубо.
– Что же интересного вы из этого вынесли?
– Их нужды, – пожал плечами король.
– И в чем заключаются нужды простого народа?
– Еда. Им нужна еда, и они любят развлекаться.
– Тогда знать мало чем от них отличается.
– Пожалуй. Сколько вы намерены пробыть в замке, леди Лорелея?
– Столько же, сколько продлятся праздники.
– А если я попрошу вас остаться еще?
– Тогда я с радостью останусь.
Мы вышли за пределы улиц и теперь двигались к открытой площадке в стороне, за которой начинался лес. На ее краю на возвышении росло то самое дерево, которое мы еще в самом начале видели издалека, со стены.
– Вы заинтересовались им в одну из своих вылазок? – спросила я, наблюдая за тем, как покачиваются нагруженные снегом ветви.
Ствол скрипел, словно жалуясь на эту тяжесть, а ветер дул так, что в ушах стоял свист.
– Когда еще был совсем мальчишкой, – кивнул Омод. – Видите ту развилку меж ветвей? С нее открывается прекрасный обзор на город и замок.
– Это место кажется довольно опасным. Ваша матушка разрешала забираться так высоко?
– Она об этом, разумеется, не знала.
– И как вы объясняли свои отлучки?
– Я их не объяснял.
Мы уже дошли до места, и я взглянула на дерево снизу вверх. Сейчас Омод напоминал мальчишку, хвастающегося своим ящиком с сокровищами, где у его простых сверстников хранится что-то вроде куска веревки, отломанной рукояти клинка и шлифованных камешков, используемых детьми, как плата в играх.
Я положила ладонь на холодную шершавую кору. Дерево было мощным, в несколько охватов.
– Смотрите, – позвал Омод, и я, обойдя ствол, обнаружила, что король уселся среди мощных корней, вздымающихся из почвы. – Я репетировал здесь коронацию.
Руки он устроил тоже на корни, напоминавшие подлокотники, а ноги упер в торчащую поперек из земли корягу. Нависающие сверху ветви напоминали балдахин, как у богатых сидений.
– Напоминает трон, правда? – спросил он, зажмурив от солнца глаз.
В этот момент он был так похож на Людо, что у меня защемило в груди.
– Правда, ваше величество, – прошептала я.
С ветки вспорхнула птица, и сверху посыпался легкий снег, отделяя его тончайшей завесой.
– Хотите тоже примерить?
– Думаю, этот трон только для вас, сир.
– Тогда идемте на мой обзорный пункт.
Он поставил ногу на выступ ствола, ухватился за ближайшую довольно крепкую на вид ветвь и протянул мне ладонь.
– Нет, сир, боюсь, те времена, когда я лазала по деревьям, прошли.
– Значит, они все-таки были? – как всегда, ухватил суть он.
– Вы очень внимательны.
– Если не быть с вами внимательным, то вас вовсе не поймешь, – пробормотал король и нетерпеливо встряхнул ладонью. – Ну же, идемте, вы должны это увидеть.
Поколебавшись, я все же вложила в нее руку и оттолкнулась ногой. То место на дереве располагалось довольно высоко, но с его помощью и благодаря кряжистости ствола подъем прошел благополучно, так что вскоре мы удобно устроились в развилке.
– Ваш обзорный пункт действительно на редкость удачен, – произнесла я, осматриваясь.
Отсюда был хорошо виден город – даже различалась главная площадь с торговыми лотками. Замок тоже виднелся, с поднимающимися дымками и пиками стражников, прогуливающихся по крепостной стене.
– А вот там наши границы с Бассетами, – указал Омод, устроив виввбай локоть на толстую ветвь. – Я еще рисовал карту владений, когда мне было десять.
– Вы ею пользуетесь?
– Теперь у меня есть более точные. Которые рисуют мои помощники.
Он отвел взгляд от своих владений и посмотрел на меня.
– Скажите, леди Лорелея, вы считаете ужасным то, что со мной происходит? Если говорить начистоту. Я не прикажу казнить вас за правду.
– Благодарю, сир. Тем более что казнят обычно за неправду. Что до вашего вопроса – ужасным? Нет. Скорее я думаю, что это для вас возможность лучше узнать другие стороны себя и познать жизнь во всей ее полноте.
Омод снова посмотрел вокруг.
– Вы считаете этот миг полнотой жизни?
– О да, сир.
Он провел по ветви, собирая снег, и сжал, а потом разжал пальцы. Из них выскользнули мокрые комки и упали, разбившись о ветвь ниже. Эта привычка напомнила мне привычку Алекто.
– Матушка говорила всегда мыть руки перед трапезой.
Порывшись за пазухой, он вдруг достал два яблока. Потерев одно о куртку, протянул мне.
– Разделите ее со мной?
– Благодарю, ваше величество. Это случайно не те яблоки, которые лежали в ящиках в одном из переулков?
– Я обменял их на серебрушку. Так что хозяин вряд ли будет возражать.
Рассмеявшись, я взяла плод и обхватила его ладонями. Кожица была прохладной. Омод в свою очередь покрутил свое и, вынув нож, принялся что-то на нем вырезать. Я завороженно наблюдала за ловким мельтешением лезвия, вспоминая, как брат вот так же вырезал ножом.
– Вы никогда не видели, как наносят рисунок на фрукты и овощи на ярмарках? – спросил он, перехватив мой взгляд.
– Нет, сир.
– Примерно так, – произнес он, поворачивая ко мне яблоко, на котором теперь улыбалась рожица.
– Давайте и вам такое сделаю, – произнес он, забирая у меня яблоко.
Я молча смотрела, как он сосредоточенно наносит лезвием штрихи.
– Вам нравится?
– Очень, – произнесла я, не отрывая от него взгляд.
– Я о яблоке, – рассмеялся Омод.
Я перевела взгляд ниже и увидела, что он сделал из него голову рыцаря в забрале.
– Боюсь, теперь я не смогу его съесть.
– Зря, – рассмеялся Омод, звучно раскусывая свое яблоко, так что брызнул сок, – они очень сладкие. Глядите, – указал он, – похоже, он заблудился.
Я проследила за его пальцем и увидела козленка.
– Или сбежал, чтобы наблюдать за своими сородичами со стороны.
Омод весело на меня посмотрел.
– Спасем его?
– Непременно, сир.
– Только сперва доедим яблоки.
– Нельзя прерывать трапезу, – согласно кивнула я.
– А потом отнесем к хозяину.
– Нести будете вы.
– Значит, не желаете быть, как те девы с полотен с агнцами?
– Я похожа на такую деву?
– Ничуть.
– Смотри, Людо, – крикнула я, смеясь и указывая пальцем на приближающуюся козу. – Похоже за ним пришла его мать.
Я поняла, что сказала что-то не то еще прежде, чем осознала сам смысл слов – по его лицу. Улыбка все еще была на устах, но выражение уже застыло ледяной маской.
– Как вы меня назвали?
– Простите, ваше величество.
Он встал так резко, что качнулись ветви, и мне пришлось ухватиться за ближайшие, чтобы не упасть.
– Меня зовут Омод, и советую запомнить мое имя, – произнес он и одним прыжком оказался на земле.
– Постойте, ваше величество, прошу вас, простите. Я не знаю, что сорвало это имя с моего языка.
– Должно быть, ваша память.
– Вы не поможете мне спуститься?
– Вы скажете мне, о ком говорили. Это тот человек, которого вы упоминали? Дороже всех сокровищ мира?
Я опустила голову.
– Да, сир.
– Тогда он и поможет вам спуститься, – заявил он, отряхнул одежду и широким шагом двинулся к городу.
Растерянно оглядевшись, я ухватилась за ветвь и медленно, щупая ногой ствол, принялась спускаться. Когда была уже на середине, нога попала мимо цели, и я, обдирая ладони, сорвалась вниз, ударившись о корни – те самые, что служили изножием "трона". Под ногами хрустнуло. Посмотрев туда, я увидела раздавленное яблоко.
* * *
– Так «Тварь о четырех головах» – это четыре Покровителя? Вернее один, который потом разделился на четырех, от которых произошли все остальные? Старик на это ничего не ответил, и слова Алекто повисли в воздухе. Казалось, он потерял интерес к ней и ко всему, как только закончил песню. Теперь инструмент лежал у него на коленях, а на лицо вернулось то самое отсутствующее выражение. Быть может, он вспоминал дни, когда его исполнение встречали шквалом восторженных хлопков и криков.
– Леди Алекто, – занавеска слегка отодвинулась, – нам уже пора.
– Иду, леди Рутвель, – отозвалась Алекто, поднимаясь, – простите, что заставила ждать. – Прощайте, Тоб, – повернулась она напоследок к старику, но тот, конечно, не услышал и не увидел.
– Нужно торопиться. Все, наверное, уже собрались, чтобы двинуться в обратный путь, – произнесла фрейлина, когда Алекто вышла.
Поблагодарив женщину-сиделку, они покинули дом. Леди Рутвель поспешно двинулась вперед, и Алекто старалась не отставать. Фрейлина уже свернула за угол, когда плащ зацепился за один из ящиков, перегораживающих дорогу. Алекто рванула его, и тут из-за поворота на нее вылетел тот, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть.
– Ты? – Алекто в изумлении застыла, разглядывая блондина, который спас ее в ночь Солнцеворота в переулке.
– Ты?
Он, похоже, был изумлен не меньше ее, но лучше умел сдерживаться.
Из-за домов раздался клич стражников, которым они обычно сообщали друг другу о своем местоположении, и парень заозирался.
– Сюда, – уперлась в ящики с яблоками Алекто, догадавшись, что он ищет укрытие. Парень тотчас присоединил к ней усилия, и в тот момент, когда на улицу вбежали стражники, они уже стояли прежней стопкой, скрывая нишу, в которой он прятался. Сердце Алекто гулко билось, а грудь вздымалась так, словно это она сюда бежала.
При виде ее стражники замедлили шаг.
– Простите, леди, – произнес тот, что появился первым, слегка поклонившись. – Вы не видели здесь парня? Вот такого роста, – показал он. – Одет по-летнему, в рубаху.
– Нет.
Снова поклонившись, он двинулся вперед, а за ним и остальные, с подозрениям оглядывая улицу. Дождавшись, пока последний скроется из виду, Алекто кинулась к ящикам и принялась отодвигать их. Парень помогал ей изнутри.
Вскоре оба снова оказались рядом.
– Что ты здесь делал? – спросила Алекто, с трудом переводя дух.
– Это ты что здесь делала?
– Ходила к Старому Тобу.
– А я ходил к Старой Марте.
– Кто это, Марта?
– Ее дочь болеет. Я лечил.
– Лечил?
Блондин посмотрел поверх ее головы.
– Сможешь на этот раз добраться до дома без приключений?
– Да. Я не одна…
Он перевел на нее взгляд.
– С сопровождающей леди, я отстала от нее, – пояснила Алекто. – Эти стражники снова искали тебя? Ты что-то натворил?
– Твои друзья собираются сейчас на главной площади, – кинул он, проходя мимо. – Чтоб повеселиться.
– Постой, как тебя зовут? Я так и не поблагодарила тебя в прошлый раз.
– Ты сделала это сейчас.
– Так как твое имя?
– Зачем оно дочке лорда?
– Потому что… – Алекто осеклась, и он какое-то время молча смотрел на нее.
– Меня зовут Сверр, – наконец произнес он.
– Откуда ты, Сверр?
Тут за домами снова послышались крики стражников, и парень поспешил мимо.
– Прощай, дочка лорда.
– Меня зовут Алекто, – крикнула Алекто вслед.
* * *
Когда она добралась до площади, все действительно уже собрались там.
– Где вы были? – прошептала леди Рутвель. – Я уже хотела идти вас искать.
– Я зацепилась плащом, – пробормотала Алекто, показывая дыру.
Леди Рутвель мельком на нее глянула.
– Зашьем как только вернемся в замок.
– А что здесь происходит? – спросила Алекто, поняв вдруг, что людей как-то слишком уж много, и все они словно чего-то ждут.
– Я сама толком не знаю. Кажется, сейчас что-то будет.
– Приведут блудницу, – раздался рядом голос леди Элейн.
– Что? – приподняла брови леди Рутвель.
– Видите вот ту улочку? – указала леди Томасина на проулок, настолько узкий, что Алекто пришлось бы согнуть руки в локтях, чтобы взяться за соседние дома. – Ее здесь называют "Неверной улочкой".
– И почему же она носит такое название? – спросила Алекто, не предчувствуя ничего хорошего.
– По ней проводят тех, кого подозревают в измене. Если ноги женщины почернели, значит она изменила своему мужу и заслуживает самой суровой кары.
Поверх голов Алекто различила, что к толпе присоединился король, которого тут же окружила свита. Похоже, он тоже пытался разобраться, что здесь творится.
Толпа загудела, и Алекто увидела небольшую группу людей, в основном мужчин, но была и одна крупная ширококостная женщина, своими размерами, да и видом напоминавшая мужчину. Между ними Алекто не сразу заметила женщину – фактически девушку – лет семнадцати, которая шла в одном рубище, да еще и босиком. Только в отличие от Сверра, ей явно было холодно: губы посинели, глаза испуганно метались, волосы были всклокочены, словно ее за них только что таскали.
– Вот она, – прошептала леди Элейн, возбужденно блестя глазами.
Толпа подалась вперед, вытянувшись в едином порыве.
– Я не хочу на это смотреть, – пробормотала Алекто, пятясь. – Давайте уйдем, леди Рутвель.
Фрейлина чуть кивнула, но тут Алекто почувствовала, как кто-то придержал ее за спину.
– Вы должны остаться. И посмотреть на это, – раздался холодный голос матери.
Обернувшись, Алекто увидела и ее саму. Мать потемневшим взором смотрела на девушку, которую уже вели к улочке на веревке, которой были обвязаны ее руки. Лицо матери как-то изменилось, словно за то недолгое время, что они не виделись, случилось что-то, придавшее ему такое выражение.
– Если вам надо, вы и смотрите.
– Вы останетесь, Алекто, и посмотрите, – спокойно повторила та.
Сглотнув, Алекто снова взглянула на девушку, которую уже подвели к узкой расщелине между домами.
Руки девушки развязали, и теперь она беззвучно плакала под шум толпы.
– Иди, – крикнул кто-то.
– Блу-дни-ца.
– Так ей и надо.
– Она пойдет босой? – поинтересовалась краснолицая дама, ненавистница ростовщиков, и, изящно оттопырив мизинчик, откусила сразу половину трубочки с заварным кремом.
Вывалившись с другого конца, он шлепнулся ей на подбородок и грудь.
– Как ужасно… – прошептала Алекто.
– Разве ужасно наказать изменницу? – приподняла брови леди Элейн. – Жаль, отошли в прошлое времена, когда на них надевали железные маски с ослиными ушами.
– Такие надевали на сплетниц, – любезно поправила ее леди Рутвель.
– Иди уже, – крикнул кто-то.
Девушку грубо толкнули, и она, ухватившись за стены домов, оказалась в улочке. Под выкрики толпы, держась по бокам, она двинулась вперед, судорожно цепляясь и то и дело спотыкаясь.
– Иди-иди.
– Ве-дьма.
– Поделом тебе.
– Говорят, на нее и Харт засматривался.
– На что там засматриваться? Кожа да кости.
– Видела бы ты, как она третьего дня на моего смотрела…
Алекто зажмурилась и открыла глаза, только когда по поднявшемуся шуму поняла, что девушка дошла до конца.
– Что там? – вытянула голову одна из фрейлин.
– Грязные, – провозгласил кто-то.
Рядом ахнули.
– Не черные, а грязные, – пояснили этой впечатлительной особе.
Еще какое-то время толпа возбужденно гудела, обсуждая и сомневаясь. Ноги девушки, красные от холода, кажется, рассмотрели со всех сторон, пока не пришли к не слишком уверенному мнению, что они все же не почернели.
Погалдев еще немного, толпа стала расходиться. Алекто вместе со всеми двинулась мимо девушки, которая, рыдая, сидела у стены, кажется, не веря в свое избавление.
Алекто уже хотела было отвести глаза, когда заметила вдруг, что ступни, показавшиеся красными от холода, были действительно красными, но не от холода, а потому что на них алело нечто, при ближайшем рассмотрении напоминавшее едва различимые башмаки. Если бы могли существовать туфли из тепла, оберегавшие ноги от холода, Алекто поклялась бы, что это они и были. Алекто моргнула, и они начали медленно истаивать.
Девушка, с трудом поднявшись, ступила в снег, а когда убрала ногу, там осталась только растаявшая лужица. Все так же, не поднимая глаз и держась за стену, она заковыляла прочь.
