Текст книги "Любовный пасьянс"
Автор книги: Елена Озерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Катя запуталась и смущенно посмотрела на Вику. Вид у нее был такой детски-трогательный, что Вике на секунду стало ее ужасно жаль. Бедная девочка, неужели она не знает, что можно притворяться и покруче, и не только на сцене. Сколько людей каждый день мило улыбаются друг другу, а в душе посылают партнера к черту.
– И ты ведь это делаешь каждый день…
Катя лишь продолжила свою мысль, но Вика чуть не вздрогнула: фраза прозвучала как ответ на ее тайные мысли. Да что это я, подумала Вика. Кате-то я ничего плохого не желаю…
– Катюша, ты читала книжку хорошего английского писателя Моэма «Театр»?
– Читала, но давно.
– Ну так там все подробно и правдиво рассказано и объяснено. Актерская игра – не жизнь, а искусство, искусство же – то, что ты сам творишь. Настоящая смерть и настоящее горе не похожи на сценические, потому что они уродливы, а на сцене все должно быть прекрасно.
– А настоящая любовь? – спросила Катя.
– Что – любовь?
Катя посмотрела Вике в глаза:
– По-твоему, она тоже прекрасна на сцене и уродлива в жизни?
Вика растерялась. Честно говоря, в глубине души она была уверена, что настоящей любви – такой, какой ее изображают в пьесах и книгах, в реальной жизни не существует. Любовь – тоже искусство, творимое на подмостках ли, на бумаге ли, только не в настоящей человеческой судьбе. Да взять хоть Петрарку с его Лаурой – Лауру он обожал в стихах, а отложив перо и бумагу, шел не к ней, а к другой женщине. Или даже к женщинам. То же самое и Данте, и Шекспир, да и наш Пушкин. Но Кате она, конечно, этого говорить не будет.
– Значит, такой любви, какую изображаешь на сцене, по-твоему, в жизни не бывает? – повторила Катя.
Что ж, Виктория, давай выпутывайся. Наговорила лишнего, теперь расхлебывай. Вика вдруг вспомнила, что она и сама выступает сейчас в роли молодой влюбленной жены, которой не пристало быть излишне циничной.
– Ну почему, конечно, бывает, – Вика улыбнулась, – но не у актеров, художников или, скажем, писателей. Видишь ли, Катюша, творческий человек – всегда немного чокнутый. И нормальные чувства у него принимают слегка извращенную форму. Так что на них смотреть не надо. Мне рассказывали, например, про одного довольно известного писателя, от которого ушла жена, не вынеся полного к себе пренебрежения и равнодушия. Писатель, действительно не замечавший свою благоверную неделями, после ее ухода впал в депрессию, а потом написал роман о том, как он ее любит. Роман стал бестселлером, экс-жена прочитала, восхитилась, растрогалась и вернулась.
– Ну и что?
– А ничего. Он опять перестал ее замечать. Вот тебе типичный образец творческого человека. А нормальные люди и влюбляются, и любят. Может быть, и умирают от любви, только, слава Богу, весьма редко. В основном они женятся на любимых и живут долго и счастливо. По крайней мере я надеюсь, что мы с Андреем именно так и проживем. Хоть я и актриса, но он-то – человек нормальный. Впрочем, кажется, о счастливом браке ты можешь рассказать лучше, чем я.
Катя поняла намек и слегка покраснела:
– Мне ужасно повезло. Володя замечательный. И, знаешь, мы с ним женаты уже четыре года, а все – как в первый день. Иногда мне даже страшно становится – нельзя быть такой невозможно счастливой. Я до сих пор, когда он на меня смотрит, чувствую, как сердце замирает, и вот здесь, – Катя дотронулась до груди, – словно холодок бежит. У тебя ведь с Андреем так же?
И опять Вика почувствовала себя крайне неуютно. Эта девочка слишком доверчива, слишком открыта. Разве можно такое рассказывать малознакомому человеку, тем более – женщине? Люди завистливы и недоброжелательны. Впрочем, Вика все-таки постарается ничем ей не навредить…
Не успела Вика переступить порог, как затрезвонил стоящий в коридоре на столике телефон. Еще не сняв трубку, Вика уже знала, кто звонит.
– Ну как, Виктория Петровна, – поинтересовался вкрадчивый мужской баритон, – все прошло успешно?
– Не знаю, что вы подразумеваете под «успешно», Всеволод Кириллович, – устало сказала Вика.
– Ну-ну, дорогая, все вы прекрасно знаете, – в голосе Аникеева прозвучала мягкая укоризна. – Вам удалось расположить Катюшу к себе?
– Всеволод Кириллович, – Вика поморщилась. – Такие дела быстро не делаются. Задушевными подругами не становятся за одну-две встречи.
– Ах, Виктория Петровна, Виктория Петровна, – Аникеев будто головой покачал, – мне ли вас учить? Умная женщина сможет влезть человеку в душу за полчаса. А вы умная.
– Мужчине – да, – усмехнулась Вика, – но не другой женщине. Нужно время.
– А вот времени, дорогая Виктория Петровна, у нас не так много. Я хотел бы, чтобы к возвращению ее мужа вы с Катюшей стали не просто подругами, а почти родными людьми. Она должна вам верить и доверять. Кроме того, сейчас самый подходящий момент для завоевания ее доверия: в отсутствие Володи бедной девочке так нужна поддержка и опора!
Вике послышалось или Аникеев действительно говорил с издевкой? Впрочем, неважно.
– Постараюсь, – холодно сказала она. – Только вот я не понимаю, зачем я должна еще и разыгрывать из себя жену вашего сына? Неужели нельзя было обойтись без этого? Только дополнительные сложности и лишнее вранье.
– Нельзя, – теперь Аникеев отбросил вкрадчивую любезность и тоже говорил холодно и сухо. – Делайте, как я вам говорю. Договор есть договор, Виктория Петровна.
Вика промолчала. Он подождал и, не дождавшись ответа, повесил трубку.
Вика открыла сумку, нашарила пачку сигарет, щелкнула зажигалкой и судорожно затянулась. Давненько она так отвратительно себя не чувствовала.
9
Так получилось, что первое утро в Париже Алену почти разочаровало. Прилетели они поздно вечером, можно сказать, уже ночью. В аэропорту Шарля де Голля их ждала машина с сопровождающим, чернявым французом с таким внушительным орлиным носом, что любому грузину даст сто очков вперед. Звали француза Шарль Бокюз. Машина и сопровождающий доставили всю компанию в отель «Красный сокол».
– Ну и название! – увидев вывеску, восхитился Володя Городецкий. – Напоминает добрые времена бывшего СССР. «Красный сокол» – гостиница какого-нибудь обкома или райкома КПСС.
На шутку никто должным образом не отреагировал: Женя лишь вежливо улыбнулся, Шарль по-русски говорил плохо, а Алена еще не пришла в себя после перелета и вообще не способна была что-либо воспринимать. Самолетов она не любила и страшно боялась летать.
Несмотря на пышное советское название, отель оказался неплохим – не самый дорогой, но и не из дешевых, все-таки «три звезды». Но Алена даже свой номер как следует не рассмотрела, так устала с дороги, что, приняв душ, сразу же упала в постель и заснула как убитая.
Разбудили ее какие-то странные гудящие звуки: бом-м, бом-м… «Колокола, – спросонья подумала Алена. – Приснится же…» Но звуки были вполне реальны – такой звон можно услышать где-нибудь в Новгороде или в Ростове Великом. Но откуда они, интересно, взялись здесь, почти в центре Парижа?
Она перевернулась на другой бок и спрятала голову под подушку, но заснуть не смогла. Этот гул мог поднять и мертвого из могилы.
Алена выбралась из постели и потащилась к окну. Прямо напротив отеля, через дорогу, расположилась церковь, похоже, протестантская – колокола призывали прихожан к утренней службе. Боже, ужаснулась Алена. Так это что, каждое утро теперь так будет? Она взглянула на часы: пять минут девятого, такая рань! Она собиралась проспать как минимум до десяти – вчера ее предупредили, что нужно быть сегодня в холле в одиннадцать.
Ладно, решила Алена, нет худа без добра. Сейчас она быстренько оденется, умоется и пойдет часочек погуляет по утреннему Парижу. Недалеко погуляет – так, просто походит по окрестным улицам.
Через полчаса Алена спустилась вниз, уже совершенно проснувшаяся, предвкушая долгожданное знакомство с великим городом. Даже хорошо, что ее так рано разбудили церковные колокола. В голове крутилась фраза: «Увидеть Париж и умереть». «Откуда я ее взяла, – подумала Алена, – и зачем же умирать? Хотя, наверное, подразумевается смерть от восторга». Конечно, Париж есть Париж – столица мира!
Однако первой бросилась Алене в глаза донельзя замусоренная улица. Везде валялись пустые банки из-под пива, смятые сигаретные пачки, какие-то бумажки, обрывки пакетов – совсем как в Москве. Даже в Аленином родном Курске было значительно чище.
«Красный сокол» стоял в самом начале улицы Лассе. Пройдя несколько метров, Алена оказалась на большой площади, от которой, словно лучи от звезды, расходилось еще с десяток улиц. Остановившись в нерешительности – по какой из них гулять, – она в конце концов выбрала наугад ближайшую и, повернув за угол, тут же натолкнулась на Володю Городецкого.
– Ого! Вы тоже ранняя пташка? – весело сказал он, совсем не удивившись. – Любите гулять по утрам в одиночестве?
Алена пожала плечами:
– Не особенно. Честно говоря, я с удовольствием поспала бы еще часок, но не могу спать под звон колоколов.
– Каких колоколов? – не понял Володя.
– Церковных. Неужели вы не слышали?
– Слышал, конечно. Но не из своего номера. У меня окна выходят на другую сторону.
– Вам повезло. Постойте-ка, – вдруг сообразила Алена, – вы что, уже давно гуляете?
– Да уж около часа. Мне нравится утренний Париж. Когда еще нет толпы на улицах, и город только просыпается, и владельцы маленьких магазинчиков моют витрины или раскладывают свой товар на лотках…
– … А если бы еще и дворники подметали улицы, то была бы совсем идиллическая картинка, – в тон ему подхватила Алена.
Володя рассмеялся:
– Что, уже заметили беспорядок? Надо сказать, вы не слишком романтичны.
– Не слишком, – легко согласилась Алена. – Я люблю чистоту. Почему-то в Голландии пустые пивные банки на улицах не валяются.
– А вы были в Голландии?
– В Антверпене и в Амстердаме. И в Германии была, в Марбурге, в Бонне и в Кельне. Там тоже на удивление чисто.
– Голландия – маленькая страна.
– А Париж так огромен, что дворников на него просто не напасешься? Нужна целая армия дворников-энтузиастов, чтобы чистить такой свинарник? По-моему, для этой улицы хватит и одного.
– В первый раз слышу, чтобы этот великий город сравнивали со свинарником.
– Что вижу, то и говорю, – улыбнулась Алена.
– Н-да… Все-таки, думаю, вы не совсем безнадежны. Романтика в вас не умерла, а только крепко спит.
Алене страшно захотелось поддразнить его. Она лукаво улыбнулась – так, что на щеках заиграли ямочки:
– Попробуете разбудить ее?
– Почему бы и нет? Сегодня вечером обещаю показать вам настоящий Париж, и, уверен, вы будете от него в восторге.
– А если нет?
– Будете, – уверенно пообещал Володя.
День прошел довольно суматошно. В одиннадцать часов их троих повезли в офис фирмы «Ла Порт». Алена честно слушала все, что говорилось – переговоры велись по-английски, – но понимала едва ли половину. Слишком много специальных терминов. Однако то, что французы используют какую-то новую уникальную методику, она поняла. Эта методика была разработана специально для сохранения бассейнов крупных рек в экологической неприкосновенности, не создавая строгих заповедников. Но пока все это прошло апробацию лишь во Франции, где климат мягче и теплее. Если с объектом на Волге дело будет обстоять благополучно, французы закрепятся в России, а сотрудничество с «Элитой» будет продолжено.
После переговоров был обед в ресторане «Тайевен», а потом Женя в сопровождении Шарля отбыл готовить какие-то бумаги.
Алена предполагала, что у Городецкого тоже что-нибудь намечено на вторую половину дня, и собиралась отправиться на прогулку по Парижу в одиночестве. Еще дома она запаслась путеводителем «Париж и Франция» – правда, советских времен, но вряд ли Париж с восьмидесятого года сильно изменился.
Однако у Городецкого были, как выяснилось, совсем другие планы.
Они вместе вышли из ресторана, он о чем-то переговорил с представителем фирмы, тот улыбнулся, раскланялся с Аленой и отбыл восвояси. Алена и Городецкий остались вдвоем.
– Ну что, – весело спросил он, – у вас есть какие-нибудь особенные желания? Или удовлетворимся стандартным туристским набором – собор Парижской богоматери, Елисейские поля и здание Оперы?
– Вы забыли Эйфелеву башню, – усмехнулась Алена.
– Хорошо, и Эйфелева башня. Но мы все равно все осмотреть не успеем.
– Мы? – Алена удивленно взмахнула ресницами. – Я думала, что у вас другие занятия…
Городецкий рассмеялся:
– Как видите, нет. Так что, если не возражаете, я собираюсь навязать вам свое общество.
Алена улыбнулась в ответ:
– Не возражаю.
– Отлично. Так с чего мы начнем?
Алена мечтательно сказала:
– Люксембургский сад.
– Ого! – удивился Городецкий, – нестандартно! А почему именно Люксембургский сад? Это довольно далеко отсюда, в Латинском квартале.
– Потому что в детстве я любила читать исторические романы и очень сочувствовала королеве Марии Медичи.
Володя удивленно посмотрел на нее:
– Вот как? А почему?
– А вы про нее что-нибудь знаете? – вопросом на вопрос ответила Алена.
– Да почти ничего. Она была женой… Постойте, а чьей же женой она была?
– Генриха Четвертого, первого из Бурбонов, занявшего французский трон. Конец шестнадцатого – начало семнадцатого века. Для Франции Генрих Четвертый – то же, что для нас Петр Первый, и даже больше.
– Позвольте, но ведь Генрих Четвертый был женат на Маргарите Наваррской. Как там у Дюма – королева Марго?
– Когда он стал королем Франции, а не только Наварры, брак с Маргаритой был аннулирован. Мария Медичи – его вторая жена.
– И почему вы ей сочувствовали?
Алена улыбнулась:
– А вот поедемте в Люксембургский сад, и я вам расскажу. Если, конечно, хотите.
Люксембургский сад Алену не разочаровал – громадный, похожий на Павловский парк под Петербургом, он не был так аккуратно разграфлен и расчерчен, как остальные парки. Природа, умело организованная человеком, – как раз то, что Алена любила.
Конечно, главной достопримечательностью сада был Люксембургский дворец, но туда Алена вовсе не стремилась: из путеводителя она уяснила, что там сейчас проводятся заседания Сената, а значит, от Марии Медичи там вряд ли что осталось. И вообще ей нравились заброшенные полуразрушенные замки, а не хорошо отреставрированные дворцы. Поэтому они отправились просто бродить по дорожкам. Осмотрели знаменитый фонтан Медичи, потом памятник Эжену Делакруа, а потом лениво побрели куда глаза глядят.
– Вы мне обещали рассказать, чем же вас так привлекла королева Мария, – напомнил Володя. – Я бы понял, если бы вашим детским идеалом была королева Марго или даже Анна Австрийская – все в детстве увлекаются «Тремя мушкетерами».
– Я скажу, – Алена смущенно улыбнулась, – только не смейтесь. Мне ее жалко.
– Королеву? – Такого ответа он явно не ожидал. – Что же ее жалеть? Из всех королев жалеют одну Марию-Антуанетту, да и то потому, что ей отрубили голову.
– Ну да, – сказала Алена, – а если бы вы знали французскую историю лучше, то еще больше бы удивились. Мария Медичи сама организовала убийство своего мужа, Генриха Четвертого.
Володя усмехнулся:
– Действительно, не знал. Да уж, достойный жалости объект вы себе выбрали!
Алена рассердилась:
– И правильно сделала! Он относился к ней, как к инкубатору, – родила сына и пошла вон! Совершенно не считался ни с ее желаниями, ни с ее достоинством и вообще держал за полную дуру. А она, между прочим, была отнюдь не глупа. Что и доказала впоследствии, когда в качестве регентши управляла Францией.
– Успешно управляла? – насмешливо спросил Володя.
– Франция не развалилась. И вообще, этой стране во все времена женское правление шло только на пользу.
Алена чувствовала, что начинает заводиться. Володя подозрительно взглянул на нее:
– Да вы, никак, феминистка?
Алена досадливо поморщилась:
– Ну вот, так я и знала!
– Что?
– Стоит высказаться в смысле «женщина тоже человек», как тебя тут же объявят феминисткой.
– А что тут такого?
Алена пожала плечами:
– Ничего. Но у мужчин это звучит как ругательство.
Городецкий улыбнулся:
– Что вы, я ни в коем случае не хотел вас обидеть.
– Спасибо, – Алена тоже улыбнулась, но довольно саркастически.
Дорожка между кустов вывела их на берег небольшого искусственного пруда с фонтаном посередине. У берега стояли белые и синие кресла для желающих отдохнуть и неспешно полюбоваться видом на дворец.
– Присядем? – предложил Володя.
Алена не отказалась. Она не привыкла так долго гулять, и ее бедные ноги давно уже ныли и гудели.
Городецкий заплатил служителю за два кресла и галантно предложил Алене выбрать место по вкусу. Выбор был не слишком велик: почти все кресла были заняты.
Когда они наконец уселись, Володя продолжил прерванный разговор:
– Однако вы так и не ответили – вы феминистка?
Дался ему этот феминизм! Алена неохотно сказала:
– Смотря что подразумевать под этим словом. Я не возражаю, когда мне мужчина помогает надеть пальто, или подает руку при выходе из автобуса, или открывает передо мной двери. Мне это нравится, и от таких женских привилегий я отказываться не собираюсь. Но если от меня требуют полного постирочно-готовочно-уборочного обслуживания по принципу «место женщины на кухне» – тогда извините. Я тоже человек, тоже работаю и тоже имею право на отдых!
В Аленином тоне помимо воли прозвучала нотка горечи. Володя внимательно посмотрел на нее:
– А требовали?
Алена усмехнулась:
– А от кого не требовали? Любая женщина, вышедшая замуж, рано или поздно с этим сталкивается. Причем скорее рано, чем поздно. Все мужья в этом смысле одинаковы.
– И ваш муж – не исключение?
– Был, – уточнила Алена. – У меня давно уже нет никакого мужа, спасибо.
– Спасибо за что? – не понял Володя.
Алена невесело усмехнулась:
– За то, что его нет.
Некоторое время они сидели молча, разглядывая зеленые кусты живой изгороди, тянувшейся по другую сторону пруда. Потом Городецкий спросил:
– А если бы вас при этом освободили от работы?
– В смысле? – не поняла Алена.
– Ну, если бы муж вам сказал: «Дорогая, занимайся домом и хозяйством, а о деньгах не беспокойся, я тебя обеспечу». Тогда как?
Алена пожала плечами:
– Ну, от материальной поддержки я никогда не откажусь, это нормально. Женщина не должна вкалывать как лошадь, работа только тогда ей полезна, когда делается в удовольствие. Но совсем бросить работу и стать полной иждивенкой? Да ни за что на свете! «Милый, дай мне, пожалуйста, денег на губную помаду или на другую мелочь» – фраза не из моего лексикона.
– По-моему, вполне естественная для женщины фраза.
В глазах Городецкого зажглись насмешливые огоньки, однако Алена этого не заметила и возмутилась:
– Я сама в состоянии заработать не меньше, чем, скажем, мой бывший муж.
Она не сообразила, что сама себе противоречит, и Володя совсем развеселился:
– Охотно верю. Но вот только надо ли? Алена окинула его холодным взглядом:
– Я по характеру не содержанка, – медленно проговорила она.
– А зря. Многим мужчинам это нравится.
Володя уже откровенно ее поддразнивал, но Алена в запале не приняла шутки:
– Ну что ж, значит, такие мужчины не нравятся мне, – сказала как отрезала.
Опять наступило молчание. Алена демонстративно не смотрела на своего спутника, а Володю ситуация явно забавляла.
– Не надо сердиться, – мягко сказал он. Таким тоном говорят с обиженным ребенком. – Извините, если что-то в моих словах задело вас. Я не хотел.
– Да нет, все в порядке.
Действительно, и что это она так раскипятилась? Алена улыбнулась – Володя невольно залюбовался ямочками, заигравшими на ее щеках.
– А какие мужчины нравятся вам? – неожиданно вырвалось у него.
– Как это – какие? – не поняла Алена.
Теперь смутился Володя:
– Ну, если я правильно понял, вы не любите домостроевцев.
– Правильно поняли. Не люблю.
– По-вашему, мужчина должен быть другом?
– Другом. И соратником. И партнером.
Володя пожал плечами:
– Но ведь, извините, так не бывает!
Алена опять начала сердиться:
– Почему не бывает?
Володя примирительно улыбнулся:
– Не помню, кто это сказал: мужчина и женщина могут быть друзьями только после того, как они были любовниками.
– Банально и неверно! Почему женщиной-другом может быть только бывшая любовница? Именно бывшая, а не настоящая?
Улыбка с его лица исчезла.
– Если женщина психологически в первую очередь воспринимает мужчину как друга и партнера, значит, она ни в грош не ставит его как мужчину. – На этот раз Володя говорил вполне серьезно. – Для любви нужно восхищение, со стороны мужчины – желание заботиться, а со стороны женщины – желание подчиняться. О равноправии тут и речи быть не может!
– Ну, знаете! Значит, вам не встретилось в жизни ни одной настоящей женщины! – выпалила Алена.
Он усмехнулся:
– Вы так думаете?
Однако усмешка вышла напряженной и какой-то кривой. Вот теперь разговор действительно зашел в тупик. Алена вдруг сообразила, что ее последняя фраза уже не обсуждение общих проблем, а личное обвинение – смешалась и ничего не ответила.
Некоторое время они молча сидели в белых креслах на берегу пруда в Люксембургском саду. Почти сразу за прудом – Люксембургский дворец, куда они так и не собрались зайти Мраморные статуи, цветники, фонтан, нарядные и веселые люди – все кругом располагало к романтике и беззаботности. Стоило помолчать всего минут десять – и Алена вдруг почувствовала, как напряжение отпустило, сам спор показался глупым и ненужным, и эта легкая и бездумная атмосфера начала проникать ей в душу. Она робко взглянула на Володю – он поймал ее взгляд и улыбнулся. Вероятно, и с ним происходило то же самое. «Вот за это Париж и называют городом влюбленных, – пронеслось у Алены в голове. – Кажется, что здесь нет ничего невозможного». Она хотела извиниться, дотронулась до Володиного плеча… И в ту же секунду она отчетливо представила, как обвивает его шею руками, как его губы ищут ее губы. Какие они, наверное, горячие и требовательные… Видение было мимолетным, но настолько ярким, что Алена вздрогнула. «Господи, что это со мной! Хорошо, что еще не изобрели телепатию, а то со стыда сгореть можно!»
– Что? – Городецкий смотрел ей прямо в глаза, зрачки в зрачки. Это длилось долго-долго… Целую вечность они смотрели в глаза друг другу. Неужели и он… И у него тоже… Да нет, чепуха, не может быть!
Первой опомнилась Алена.
– А что это там, за деревьями? – спросила она, и собственный голос показался ей нарочито громким и фальшивым.
– Где? – и его тон был неестественно оживленным.
– Вон там, те два шпиля, – Алена показала рукой.
– О, это знаменитый Нотр-Дам де Пари.
– Собор Парижской богоматери? – удивилась Алена. – Он и отсюда виден?
– Конечно.
И Володя пустился в пространный рассказ о соборе. Многое из того, что он говорил, Алена знала, но все равно слушала очень внимательно, пытаясь справиться со странным, неожиданно нахлынувшим чувством. Когда он наконец выдохся и замолчал, ей уже удалось прийти в себя.
– Ну что ж, – деловито сказала Алена, вставая с кресла. – Вам не кажется, что мы слишком долго здесь сидим? Может быть, теперь прогуляемся во-он в том направлении? Интересно, куда нас выведет эта дорожка?
