Текст книги "Любовный пасьянс"

Автор книги: Елена Озерова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

7

Володин костюм Катя забрала из химчистки еще вчера, поэтому сегодня осталось только погладить рубашки. Он никогда не брал с собой в поездки много вещей, но рубашки – его пунктик. Они должны быть свежевыстираны и тщательно выглажены и, само собой разумеется, каждый день разные.

Установив на кухне гладильную доску, Катя приладила на ней маленькую приставку для глажки воротничков и включила утюг. Отпариватель, как всегда, весело зашипел, так что пришлось нажать кнопку отмены пара – «успокоительную», как Катя называла ее про себя. В отличие от многих женщин, Кате никогда не было скучно заниматься хозяйством. У нее все получалось легко и играючи, может быть, потому, что она сохранила трогательную детскую привычку относиться к неодушевленным предметам как к живым. Катя, например, была уверена, что свитер устает, если ты носишь его два дня подряд. Он скучает по своему уютненькому местечку в шкафу и нарочно выглядит хуже, чем он есть на самом деле. А стоит свитеру отдохнуть хотя бы денек – и он снова бодр и весел и опять смотрится как новенький. У Кати было два утюга – один веселый, другой вредный. Вредным она пользовалась только тогда, когда надо было гладить постельное белье. Она любила электромясорубку за ее безотказный характер – что угодно перемелет – и терпеть не могла капризный тостер, норовящий отключиться в самый неподходящий момент.

Гладить веселым утюгом Кате ужасно нравилось, но сейчас даже его привычное шипение и запах свежевыглаженного белья не радовали. Настроение у Кати было так себе, скорее плохое, чем хорошее. Впрочем, как всегда, когда ей предстояло расстаться с мужем хотя бы на два дня. А нынешняя разлука должна продлиться не два дня, а почти две недели. Володя сегодня вечером уезжал во Францию.

Догладив последнюю рубашку – белую в тонкую синюю полоску, одну из Володиных любимых, – Катя аккуратно сложила ее и озабоченно взглянула на часы. Уже почти пять, а его все нет! В семь за ним придет машина, если Володя еще задержится, он и поесть не успеет.

Катя пошла в спальню и уложила стопку рубашек в раскрытый чемодан. Вот и все. Но застегивать молнии на чемодане она не стала – пусть Володя еще сам глянет, не забыто ли что-нибудь. Хотя, кажется, ничего.

Потом Катя вернулась на кухню, зачем-то заглянула в микроволновку – рыбное филе в кляре ожидало разогрева в полной боевой готовности. Делать больше нечего. Она бесцельно прошлась по квартире туда и обратно. Господи, ну где же Володя!

И, словно в ответ на ее мысли, пропел сигнал домофона, а через пару минут открылась входная дверь. Катя встретила мужа у порога и обняла, на мгновение припав щекой к его груди:

– Ну где ты так долго!

Потом тут же отстранилась:

– Переодевайся скорее, я пока ужин разогрею, а то и поесть толком не успеешь! И посмотри, все ли я тебе положила!

Почувствовала у себя на волосах губы мужа, услышала его ласковое: «Не надо так волноваться, детеныш! – и, счастливая, умчалась на кухню.

Включив микроволновку и доставая из холодильника салат и масло, Катя прислушивалась к звукам в квартире. Вот Володя прошел в спальню, вот он вышел – в ванной раздался шум льющейся воды. Катя быстренько разложила в плетеной тарелке нарезанный хлеб, поставила приборы. Пока она хлопотала, ужин разогрелся. Водрузив блюдо с рыбой на середину стола, Катя придирчиво осмотрела сервировку – все ли в порядке – и села на свое любимое место, на уголок уголка.

– Так, а чем меня накормят в родном доме перед дальней дорогой?

Володя возник на пороге кухни, свежий и улыбающийся, словно и не было тяжелого рабочего дня. Волосы его, мокрые после душа, смешно топорщились на затылке.

– Я голоден, как волк!

Катя улыбнулась в ответ и стала наполнять его тарелку.

Ей нравилось его кормить, нравилось смотреть, как он ест – с таким удовольствием, что и самой хотелось присоединиться. Что она и сделала, не удержалась.

– А кто еще летит с тобой? Черномор?

Так они называли между собой Аникеева. Когда «Элита» только еще набирала обороты, между Аникеевым и Городецким чуть ли не каждый день вспыхивали жаркие словесные баталии. После одной из них Володя пришел домой страшно злой и раздосадованный. Долго ходил из угла в угол, не рассказывая, что случилось, ни матери, ни жене. Потом вдруг остановился посреди комнаты и раздраженно бросил: «Тоже мне добрый дядюшка!» Его мама, тетя Инна, встала рядом, точно скопировав его позу и выражение лица, и с пафосом продекламировала: «С ними дядька Черномор! – А потом повернулась к сыну и шутливо сказала: – Ты еще возьмешь его за бороду!» Получилось довольно комично. Володя тогда рассмеялся, и напряжение как рукой сняло.

С тех пор это прозвище прочно приклеилось к Аникееву. «Дядька Черномор» постепенно сократился просто до «Черномора».

– Что? А, нет, Черномор остается здесь на хозяйстве. Я лечу с Женей.

Женя – Володин помощник по продажам, серьезный молодой человек, часто бывал у них дома, но всегда приходил по делам, а не просто в гости. Он был старше Кати всего на три года, но Катя его слегка даже побаивалась. Из-за излишней серьезности.

– Так что, дорогая моя, не жди меня обратно. Два молодых интересных парня во Франции – это ого-го что такое! Найдем себе очаровательных француженок и пустимся в загул, – поддразнил жену Володя.

Но Катя не поддалась на провокацию:

– Как же! Это с Женей-то в загул? Да вы с маршрута не свернете!

– С какого маршрута?

– Отель – фирма – объект осмотра – отель. И вечером он тебя ровно в двенадцать будет спать укладывать, потому что на завтра много работы. Нет, когда ты летишь с Женей, я спокойна.

Володя хитро посмотрел на жену:

– Но на этот раз с нами летит еще третий.

– И кто же?

– Одна журналистка.

– Журналистка?

Катю словно что-то кольнуло. Какая еще журналистка? Значит, все это время рядом с ее мужем во Франции будет другая женщина?

– Откуда она взялась?

– Помнишь, на фуршете две недели назад я тебя с ней познакомил? Алена Арьева из «Обаятельной и привлекательной».

Конечно, Катя сразу вспомнила и тут же успокоилась. Маленькая такая черненькая девушка, худенькая, большеглазая, с очень короткой стрижкой. Похожа на подростка и совершенно не в Володином вкусе. Но она все же ревниво спросила:

– А почему ты раньше о ней ничего не говорил?

Володя пожал плечами:

– Да нечего говорить было. Собственно, окончательно ее поездка решилась только сегодня.

– Да?

– Визу получили в последний момент, и то с трудом.

Катя недоумевающе посмотрела на мужа:

– А стоило так хлопотать?

– Знаешь, стоило. У нас как раз возникли неурядицы с рекламой. Две-три хвалебные статьи в хороших журналах «Элите» отнюдь не помешают. Кроме того, надо думать о будущем.

– О каком будущем? – не поняла Катя.

Володя лукаво прищурился:

– А вдруг твоему мужу захочется баллотироваться в президенты? Работу с прессой надо начинать заранее!

– Опять шутишь, – улыбнулась Катя.

– В каждой шутке – доля правды. Будешь первой леди СНГ, здорово же! Госпожа президентша!

Катя недоверчиво посмотрела на него:

– Неужели тебе и вправду захочется? Ты же никогда не любил политиков!

– Поживем – увидим, – Володя отодвинул от себя опустевшую тарелку и встал. – Спасибо, Катюша, было очень вкусно. Пошел собираться дальше.

Алена быстро кидала вещи в дорожную сумку. До самолета оставалось четыре часа. Неужели она на самом деле летит во Францию? До сих пор поездка представлялась ей абсолютно нереальной, несмотря на то, что документы были собраны и отправлены, билет заказан и в редакции получен отпуск. С визой действительно возникли какие-то проблемы, но вот утряслись же в конце концов.

Все эти две недели она жила как обычно, стараясь не думать и не загадывать, чтобы потом не разочаровываться. С Городецким после приема они почти не виделись, все переговоры велись через его секретаршу – ту самую вышколенную блондинку.

Алена собиралась почти не глядя – ей часто приходилось ездить в командировки, поэтому процесс сборов был отработан до автоматизма. Да и в шкафу у нее царил идеальный порядок. Обычно она с закрытыми глазами могла найти то, что требовалось. И тут ее руки, с безошибочной точностью укладывавшие в сумку нужные вещи, вдруг замерли, натолкнувшись на мягкий шелк, – на той полке, где ему совсем не положено было быть.

Алена вытащила из шкафа роскошное шелковое кимоно нежно-персикового цвета, отделанное волной кружев на груди и по краю рукавов. Она купила его год назад, не устояв перед очарованием этой соблазнительно-женственной вещички. Цена, разумеется, была выше той, которую Алена могла себе позволить, но тогда в кармане лежал только что полученный гонорар, настроение оставляло желать лучшего, и Алена махнула рукой на благоразумие. Дома, примерив обновку, она не узнала себя в зеркале – цвет кимоно удивительно шел к оттенку Алениной кожи, к ее глазам и волосам. «Прямо японская гейша, – подумала тогда Алена. – Жаль, никто не оценит. Не перед Сашкой же Самохваловым в нем ходить. У Сашки не тот стиль, ему подавай рваные джинсы и линялый свитер. Или выцветшую футболку». И точно – с тех пор она надевала кимоно от силы раза четыре дома, для себя, когда настроение падало до критической отметки и жизнь казалась тяжелой и бессмысленной. Персиковое кимоно в такие моменты оказывалось как нельзя более кстати. Десять минут в нем перед зеркалом – и мир снова становился вполне приемлемым.

Алена аккуратно сложила свою драгоценность и собралась бережно положить ее на место – в дальний угол бельевой полки, как вдруг, повинуясь безотчетному импульсу, быстро упаковала кимоно в прозрачный пакет и засунула в сумку. В конце концов, она едет не в Сыктывкар, а во Францию. Так пусть эта красивая вещичка поедет с ней вместе. Глупо? Ну и пусть. Она наденет его в своем номере, для себя. Хотя бы один раз. Для полноты ощущений.

Сборы прервал телефонный звонок. Алена, не вставая с места, дотянулась до аппарата:

– Вас слушают!

В трубке молчали.

– Вас слушают! – с раздражением повторила Алена. Ей и так некогда, а тут еще кто-то шутки шутит. – Да говорите же!

– Здравствуй, Алена, – этот голос она теперь узнала бы из тысячи. – Ты все еще сердишься?

Боже мой, Иван! Она не видела его и не слышала с того памятного вечера, когда ее с позором изгнали из его дома. От изумления она потеряла дар речи.

– Алена, – голос в телефоне был мягок и вкрадчив, – Алена! Почему ты молчишь? Ты узнала меня? Только не бросай трубку!

– Узнала, – выдавила наконец Алена. – Узнала. Зачем ты звонишь?

В трубке раздался короткий смешок:

– Ты не слишком любезна. Ну, допустим, извиниться.

– Не поздновато ли? – Алена окончательно пришла в себя. Ну и типчик! Да о какой любезности может идти речь после того, что он выкинул! – Извиняться надо было сразу. Две недели назад, – ледяным тоном сказала она. – А теперь уже поздно.

– Ну, Алена, – Иван уже не смеялся. – Я хотел подождать, пока ты слегка остынешь.

– Я остыну? – возмутилась Алена. – А как же твоя невеста?

– Никакая она не невеста! – возразил Иван. – Давай встретимся и спокойно поговорим. Я тебе все объясню. Может быть, я сейчас за тобой заеду, и мы где-нибудь спокойно поужинаем?

Да как он смеет?!

– Не получится, – злорадно сказала Алена.

– Тогда, может быть, завтра?

– И завтра не получится. Дело в том, что сейчас я уезжаю в командировку.

– Жаль, – похоже, Иван действительно был разочарован. – И надолго?

Алена хотела ответить, что это не его дело, но сдержалась:

– На неделю. А может быть, на две. Как выйдет.

– Если не секрет, куда? Опять угоняют в какую-нибудь Тмутаракань?

Ну конечно! Куда, по его мнению, ее еще могут послать? Только туда, куда никто больше ехать не согласится! Ну, она ему сейчас выдаст!

– Не секрет, – в голосе Алены звучало торжество. – Во Францию. Сопровождаю одного из директоров фирмы «Элита» в деловой поездке.

Иван присвистнул:

– Ну ты даешь!

Ага, не ожидал и удивился! Так пусть знает, что не он один умеет работать!

– Слушай, а может быть, я тебя провожу? – неожиданно предложил Иван.

– Во Францию? – съехидничала Алена.

– Нет, зачем же? В аэропорт. Хотя проводить тебя до Франции – тоже идея неплохая, но оставим ее до другого раза. Когда тебе надо быть в Шереметьеве?

Говорит как ни в чем не бывало! Словно и не было той истории. Ну нет, Алена так быстро не забывает оскорблений.

– Не стоит, – как можно равнодушнее сказала она. – Сама доберусь.

– Все еще злишься? Напрасно…

– Слушай, мне некогда сейчас это обсуждать, – перебила его Алена. – И вообще мне не до тебя. Пока.

Она швырнула трубку на рычаг. Настроение было безнадежно испорчено. Столько времени не появлялся и вдруг – пожалуйста! Ну почему он так уверен, что Алена готова все забыть и побежать к нему по первому зову? Тоже мне подарок! Или Иван считает, что она так хочет заполучить его в мужья, что с легкостью простит и не такое? Позвал – прибежала, прогнал – ушла, это ему нужно? Ну тогда пусть ищет себе подругу жизни где-нибудь еще, Алена ему не подойдет. Вернее, он Алене не подойдет. Не подойдет и не подойдет!

И Алена с удвоенной энергией стала складывать вещи. И опять ее оторвал от дела телефон.

– Ну что еще? – раздраженно бросила она в трубку, почти уверенная, что это Иван. Не в его привычках не получать желаемое.

– Извините, Елена Станиславовна, – сказал слегка удивленный мужской голос, – это Городецкий. Я подумал – а не захватить ли вас по дороге в Шереметьево? Скажем, у Речного?

Проводив мужа, Катя перемыла посуду, бесцельно послонялась по квартире, включила телевизор и почти сразу выключила – ничего интересного. Вот всегда так – стоило Володе уехать, как она начинала чувствовать себя казанской сиротой. Можно, конечно, позвонить тете Инне… Катя подошла к телефону, но в последний момент решила – не стоит. Только еще больше расстраиваться.

В результате она приняла ванну и легла в постель. Ну и что, что еще нет десяти! Если скорее уснуть, скорее наступит завтра. А завтра Володино возвращение приблизится на целый день.

Лениво листая все тех же «Поющих в терновнике» – недавно показывали сериал, и Кате захотелось перечитать книжку, – Катя выискивала моменты, созвучные ее теперешнему настроению. Как ей понятно то чувство, которое Мегги испытывала к Ральфу де Брикассару! Когда без человека не можешь жить, дышать без него не можешь… На глаза навернулись слезы. Катя попробовала сдержаться, но две слезинки все-таки выкатились и поползли по щекам. Ну почему эти проклятые командировки случаются так часто! И ведь если бы не ее дурацкая застенчивость, она могла бы тоже работать в «Элите» – хотя бы, как жена Аникеева, в отделе рекламы. Или еще где-нибудь. И тогда можно было бы ездить в командировки вместе с Володей…

Катя вздохнула. Нет, ей никогда не стать такой, как Элеонора – светски-раскованной, уверенной в себе. Или хотя бы такой, как Вика – ей очень понравилась жена сына Аникеева. И как этот увалень Андрей подцепил такую девушку? Что она в нем нашла?

От невеселых размышлений ее оторвал телефонный звонок. «Наверное, тетя Инна», – подумала Катя, снимая трубку. Володя, наверное, просил ее позвонить и поддержать невестку.

– Здравствуйте, Катюша, – женский голос в трубке не принадлежал тете Инне, хотя и был странно знакомым.

– Здравствуйте…

Катя слегка растерялась. Подруг у нее не было, а по имени ее называли только тетя Инна и Элеонора Иосифовна – их голоса Катя хорошо знала. Володина секретарша обращалась к ней по имени-отчеству, но это тоже не она.

– Конечно, вы меня не узнаете, – засмеялась неизвестная собеседница на том конце провода. – Я Вика. Мы с вами познакомились на том фуршете, где вам испортили ваше замечательное платье. Кстати, как пятна, отошли?

– Вика! – Катя даже не ожидала, что так ей обрадуется. – Как хорошо, что вы позвонили!

– Так как пятна?

– Отошли, все в порядке! А вот вашу красивую булавку я вам так и не вернула. Все собиралась позвонить, но было как-то неловко… Вы на меня не сердитесь?

– За то, что булавку не вернули, нисколько. А вот за то, что вам неловко мне звонить – сержусь. Так сержусь, что не выдержала и позвонила сама.

Вика смеялась – и у Кати на душе вдруг стало легко и спокойно.

– Кстати, – спросила Вика, – я не поздно? Вы еще не спите?

– Что вы, конечно, нет!

– Замечательно. Знаете, у нас, актеров, своеобразное чувство времени. Вот сейчас, например, только что кончился спектакль – все равно что для нормального человека конец рабочего дня.

Ах да, Вика же актриса!

– А в каком театре вы играете? – заинтересовалась Катя.

– В бывшем Центральном детском, – Вика коротко усмехнулась. – Сейчас изображала пантеру в джунглях Индии.

– Пантеру? А можно мне как-нибудь прийти посмотреть?

Эти слова вырвались у Кати словно сами собой, и она тут же смутилась. Ей не хотелось быть навязчивой. Но Вику ее просьба, похоже, нисколько не удивила:

– Поэтому я, собственно, и звоню. Андрей сказал, что ваш муж отбыл в командировку, и я подумала… Словом, если вам скучно, приглашаю завтра составить мне компанию в вечерних развлечениях.

Вместо тягостного одинокого ожидания в пустой квартире – приятный вечер с Викой! Господи, да она так давно нигде не была – если не считать этих дурацких официальных приемов и фуршетов…

– С удовольствием!

– Значит, решено?

– А как мы будем развлекаться? – наивно спросила Катя.

– Посмотрите спектакль, а потом мы вместе посидим в одном приятном местечке. Впрочем, первая часть программы необязательная. Мы можем встретиться уже после спектакля…

– Ну нет! – запротестовала Катя. – Я обязательно хочу посмотреть вас в роли пантеры. Или в любой другой роли.

Вике, кажется, были приятны ее слова.

– Завтра как раз удачный спектакль – «Новые страдания юного В.» Шерли – моя любимая роль. Подходите в половине седьмого к служебному входу, хорошо?

– Хорошо.

Повесив трубку, Катя села в постели, подтянув колени к подбородку. Глаза ее радостно блестели, выражение загнанности и потерянности бесследно исчезло. Вика и не представляет, как это хорошо!

8

В семидесятые годы жил-был в Берлине один молодой человек. Даже еще не молодой человек – подросток, пятнадцатилетний Эдгар Вибо. И вот однажды Эдгар Вибо встретил девушку Шарлотту. Правда, для современной девушки имя Шарлотта длинно и старомодно, поэтому друзья звали ее попроще – Шерли. Шерли к моменту знакомства с Эдгаром была совсем взрослой, ей исполнилось восемнадцать, и у нее имелся муж – красивый и сильный и тоже совсем взрослый парень двадцати двух лет. Разумеется, Эдгар влюбился в Шерли с первого взгляда, и, разумеется, она не принимала его всерьез. Он писал ей письма, по-мальчишески ернические, а на самом деле трогательные и нежные. Шерли только смеялась. Она не знала, что девушка, которую зовут Шарлотта, ни в коем случае не должна смеяться над первой любовью, иначе это может очень плохо кончиться. Шерли, конечно, слышала о Вертере и его любви к той Шарлотте-Лотте – все-таки она была соотечественницей автора «Страданий молодого Вертера». Но Гете у молодежи семидесятых не пользовался популярностью. А вот Эдгар Вибо, хотя и издевался над старомодным слогом, все же принял роман Гете слишком близко к сердцу. История Эдгара и Шерли, как и история Вертера и Лотты, естественно, тоже закончилась трагедией – юный В. погиб при загадочных обстоятельствах: то ли несчастный случай, то ли самоубийство. От него, как от гетевского Вертера, остались лишь письма к Шерли…

В бывшем детском, а ныне Молодежном театре спектакль «Новые страдания юного В.» шел на Малой сцене. Вика провела Катю в зал и тут же умчалась за кулисы. Катя с изумлением огляделась: зала-то как такового и не было. Небольшая комната, посередине – уродливый деревянный куб, у стен – три ряда стульев. И все.

Катя с трудом подавила вздох разочарования. Она-то надеялась посмотреть настоящий спектакль, с декорациями, костюмами и прочей театральной атрибутикой, а попала на новомодную постановку «додумайте сами». И кто это решил, что зритель должен быть соучастником и сотворцом, включать по ходу действия фантазию и видеть то замок, то лес, то рыбацкую хижину, словом, то, что нужно режиссеру! А если, допустим, фантазия не развита? И вообще, зритель приходит в театр отдыхать, а не работать. Что, неужели трудно хотя бы декорации установить? И кто только ходит на такие дурацкие спектакли?

Однако публики было на удивление много: все стулья у стен быстро заняли, принесли дополнительные – опять не хватило, кое-кто все равно толпился на выходе. Ну ладно, сказала себе Катя, в конце концов не стоит расстраиваться раньше времени. Она хоть Вику на сцене увидит, интересно же, когда одна из актрис – твоя хорошая знакомая.

В «Новых страданиях юного В.» у Вики была роль Шерли, а Эдгара Вибо играл молодой, но уже довольно известный Алексей Вишняков – он прославился после фильма Захара Маркова «Формула счастья». Белокожий, кудрявый, голубоглазый – прямо херувимчик с рождественской открытки – Вишняков сначала показался Кате совершенно не подходящим для роли «трудного подростка». Но актер действительно был очень талантлив: через пятнадцать минут после начала спектакля Катя уже не замечала его фарфоровой внешности. И отсутствие декораций тоже нисколько не мешало: Кате казалось, что она видит берега Шпрее, мимо которых плывут на лодке Эдгар и Шерли, видит старый сарайчик, где юный бунтарь скрывался от своих «предков»… Она забыла, что Вика – ее приятельница, и видела только жестокую Шерли, Шерли, которая не понимает, какую любовь от себя отталкивает. Одним словом, режиссер мог бы быть Катей доволен, она стала и сотворцом, и соучастником.

К концу пьесы Катя плакала, не стесняясь слез. Такого потрясения она давно не испытывала. Актеров долго не отпускали, Вишнякову надарили кучу цветов. Катя расстроилась, что не додумалась купить Вике букетик, но благодарные зрители актрису не обидели: Шерли получила целую охапку белых хризантем.

Когда наконец все закончилось и публика стала расходиться, Катя осторожно пробралась к двери с надписью «служебный вход».

– Ну где ты пропадаешь? – встретила ее возбужденная Вика. – Пойдем ко мне в гримерку.

Она потащила Катю через небольшой холл в длинный коридор, куда выходило множество дверей. Катя в первый раз была за кулисами и вертела головой, стараясь ничего не упустить.

В холле на диванчике сидели и курили несколько актеров, среди них Эдгар Вибо – Алексей Вишняков. Он был все еще в сценическом костюме, грим на лице слегка расплылся, и стало заметно, что Вишнякову давно уже отнюдь не пятнадцать и даже не двадцать пять. Но Катя все равно взирала на него с благоговением.

Когда Вика с Катей проходили мимо, Вишняков ухитрился шлепнуть Вику по мягкому месту:

– Викуся-лапуся, а ты заметила, что я тебя в лодке по-настоящему поцеловал?

– Заметила, заметила, отстань, – Вика, не останавливаясь, небрежно отмахнулась от своего недавнего сценического возлюбленного.

– Ну и как тебе? – крикнул Вишняков уже вдогонку. – Говорят, я классно целуюсь!

– Весьма посредственно, – отозвалась Вика, открывая одну из дверей. – Вот сюда, Катюша. Ничего, что я на «ты»?

– Ничего, – оторопевшая Катя застыла на пороге. Ее покоробили слова Вишнякова – она все еще была под впечатлением спектакля и видела перед собой трогательного Эдгара Вибо. А Эдгар не мог позволить себе такой выходки, особенно по отношению к Шерли.

– Да проходи же, – улыбнулась Вика. – Садись на диван. Или в кресло, куда хочешь.

– Спасибо, – Катя примостилась на краешке вытертого дивана.

Вика подсела к столику с зеркалом и стала быстро стирать грим. Катя как завороженная следила за ее точными и умелыми движениями – Шерли исчезала на глазах, просто таяла в воздухе. И вдруг Кате ужасно захотелось, чтобы исчезла Вика, а Шерли осталась.

– Что это ты все молчишь? – спросила Вика, не оборачиваясь. – Спектакль понравился?

– Очень!

– Пьеса немного старомодна, но ретро сейчас в почете.

– Я не заметила, что она старомодна, – медленно сказала Катя. – По-моему, такие пьесы не стареют.

– Ну да? – Вика кинула на нее изумленный взгляд. – Катюша, ну кто же в наше время будет умирать от любви? Думаю, что даже в семидесятые такой сюжет мог пройти лишь с большой натяжкой. Хотя мне как актрисе жаловаться грех – роль Шерли очень выгодная, есть что играть. Впрочем, все равно одеяло тянется на Лешку. Он тебе понравился?

Катя в ответ лишь улыбнулась.

– Смотри не влюбись, – шутливо предупредила Вика. – Вишняков только на сцене обаяшка, а в жизни – циник, каких поискать.

Эдгар Вибо – и циник?!

Окончательно стерев грим, Вика потянулась и стянула через голову длинную футболку – часть костюма Шерли, потом сняла вытертые джинсы. Шерли испарилась: перед Катей стояла очень красивая платиновая блондинка в белом кружевном белье, высокая, длинноногая, загорелая – в конце-то марта! Эта блондинка могла быть кем угодно – фотомоделью, манекенщицей, голливудской дивой, но Шерли она быть не могла. Катя слегка поникла – впечатление от спектакля испарялось так же быстро, как растворяется сухой сок зуко в холодной воде.

Вика быстренько натянула черные шерстяные брюки, черный же свитер с довольно большим вырезом, накинула на плечи тонкий бежевый шарф:

– Ну, вот я и готова. Пошли, Катюша, развлекаться дальше.

Катя со вздохом поднялась:

– А куда?

Честно говоря, ей совершенно расхотелось куда-либо идти. Поехать бы сейчас домой, посидеть и подумать, может быть, даже поплакать… Но ведь не признаваться же постороннему человеку в своей излишней впечатлительности…

Вика неопределенно махнула рукой:

– Да есть тут недалеко одно подходящее местечко…

«Подходящим местечком» оказался знаменитый актерский клуб – про него много писали в прессе, в том числе и в Катиной любимой «Обаятельной и привлекательной».

Двое молодых и довольно известных актеров и одна актриса постарше, но о-очень знаменитая, арендовали небольшой подвальчик на Лубянке и оборудовали в нем клуб «На Лысой горе». Обязанности хозяев арендаторы исполняли поочередно. Сегодня как раз была очередь актрисы, и она встречала посетителей в образе симпатичной ведьмочки-вампирши: черные распущенные волосы, бледное лицо, под глазами глубокие тени, кроваво-красные острые ногти и струйка крови, стекающая по подбородку. Как ни странно, безупречная красота актрисы, которой раньше гордился весь советский народ, от подобного грима ничуть не страдала, а облегающее серое платье якобы в лохмотьях выгодно подчеркивало стройность фигуры.

Вика запросто поздоровалась со знаменитостью, назвав ее «Мариночкой», и провела Катю к маленькому столику у стены. Столик, конечно, был не из лучших, но Катя этого не заметила, – настолько ее захватила необычность обстановки. В подобных местах они с Володей никогда не бывали.

Кормили и поили «На Лысой горе», как и положено, страшным и кровавым: коктейль «Кровь младенцев», жаркое «Черная курица», салат «Ведьмин корень» и прочие страсти-прелести. Вика с улыбкой наблюдала, как Катя изучает меню, затем посоветовала:

– Закажи «Козлиное копытце» и «Хвост русалочки». А выпить – «Приворотное зелье».

– А что это? – полюбопытствовала Катя.

– Принесут – увидишь. Но это точно съедобно и даже вкусно. А хочешь, я сама сделаю заказ.

Катя хотела.

Обслуживал их официант, одетый чертом или бесом. Точнее сказать, мелким бесом – его рост едва ли превышал метр шестьдесят пять. И все действительно оказалось не так страшно: «Хвост русалочки» на поверку – обычный салат из крабов, «Козлиное копытце» – большой кусок жареного мяса, а основным компонентом «Приворотного зелья» был апельсиновый сок. Вика подождала, пока Катя с опаской продегустирует принесенные яства, и спросила:

– Ну как тебе?

– Забавно, – Катя, казалось, была даже немного разочарована.

Сама Вика заказала коктейль «Кровь младенцев» – водка с томатным соком, в обычном баре называющийся «Кровавая Мэри». Но Катя по барам не ходила и с интересом покосилась на бокал, в котором над густой красной жидкостью словно парил прозрачно-чистый слой. Вика заметила ее взгляд:

– Хочешь попробовать?

Катя кивнула. Но, сделав маленький глоток, вздохнула и слегка поморщилась:

– Да это же водка!

– Конечно, водка, – рассмеялась Вика. – А внизу – томатный сок. Так сказать, закуска. Этот коктейль маленькими глотками не пьют.

Катя ничего не ответила и уткнулась в свою тарелку. Вика могла бы ее предупредить об этом заранее и не насмехаться.

– Я не знала.

– Ну вот, уже и обиделась, – Вика посмотрела на нее и мягко добавила: – Извини, я не думала, что ты никогда не пробовала «Кровавую Мэри».

На Вику, когда она улыбалась, сердиться было просто невозможно.

– Так я угадала – никогда не пробовала?

– Только в книжках читала, – смущенно улыбнулась в ответ Катя.

– Тогда считай это первым боевым крещением. – Вика вдруг стала серьезной и негромко спросила: – Что-то ты какая-то притихшая, Катюша? Что-нибудь случилось, или просто по мужу скучаешь? Андрей говорил, что вы почти не расстаетесь.

Катя вздохнула:

– Конечно, скучаю. Но… Знаешь, ты не обидишься, если я тебя кое о чем спрошу?

– Не обижусь. Спрашивай о чем угодно. Тем более что я, кажется, догадываюсь, о чем. Об Андрее, да? Многие удивляются, что я в нем нашла, и считают наш брак, мягко говоря, странным.

– Да нет, что ты, что ты, – смутилась Катя, – у меня и в мыслях этого не было… Да я и Андрея не слишком хорошо знаю…

– Тогда о чем же?

– О твоей профессии.

Вика изумленно подняла брови:

– Да?

– Скажи, тебе не тяжело?

– Что «не тяжело»? – не поняла Вика.

– Ну, вот так… Все время притворяться, изображать то, чего ты на самом деле совсем не чувствуешь.

Вика ощутила неприятный холодок, пробежавший по спине.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила она.

Катя замялась:

– Вот ты только что должна была изображать любовь к человеку, которого в жизни ты, как мне кажется, просто не уважаешь… И он тоже – только что так сильно любил тебя, чуть ли не молился, а через пять минут говорит тебе сальности.

– Ах, вот ты о чем! – Вика с облегчением перевела дух. – Одно дело – в жизни, а другое – на сцене. Я могу как угодно относиться к Лешке, он может как угодно относиться ко мне, это наше дело. До семи вечера, пока не начинается спектакль. А с семи до девяти ни Вики, ни Лешки просто не существует – есть Эдгар Вибо и Шерли со своими чувствами и со своими проблемами. Особенности профессии.

– Да нет, не то, – Катя покачала головой, – я не то имела в виду. Ведь не может быть, чтобы ты на эти два часа исчезала совсем. Ведь та самая Шерли откуда берется – из тебя же! А если ты сама к Вишнякову относишься плохо – как же ты можешь заставить себя…

– Не себя – Шерли, – поправила Вика.

– Хорошо, Шерли, которая все равно ты же… Ну, в общем, заставить ее полюбить его? Пусть только на два часа? Ведь невозможно так притворяться, я ведь поверила, что все… Ну, все как на самом деле…