Текст книги "Раджпуты. Рыцари средневековой Индии"

Автор книги: Елена Успенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Дхарма раджпута и «раджпути»

В культуре рыцарства чрезвычайно важна внешняя сторона. «Храбрость, щедрость, благородство, о которых мало кто знал, не имели цены. Рыцарь постоянно стремился к первенству, славе. – Отсюда внешний блеск рыцарской культуры, ее особое внимание к ритуалу, атрибутике, символике цвета, предметов, этикету» (6, 23).В этом же ряду стоит героическая смерть. В индийской культуре героической жизни и смерти много своеобразия, которое проистекает из религиозных особенностей индуизма: учения о дхарме, теории кармы и понятия о цикличности перерождений. Важно понять: индийский герой имеет не только жизнь и тело, с которыми он может расстаться в любой момент своего жертвенного пути, «виргати». Гораздо более, чем о бренном теле, он должен заботиться о своей вечной душе – частичке Всеобщей души. Раджпутский герой имеет сакральные качества, которые признает общество, и сам осознает это. На то, чгобы не нарушить сакральный характер воинского служения, и направлен весь раджпутский ритуал, культовый и бытовой. В специфических условиях индуизма вся жизнь воина – ритуал жертвенного служения. «Раджпута» – это особенности ритуализованного пути воина, те традиции, которые хранят его сакральные качества и в бою, и в быту. Общество должно видеть, что раджпут выполняет свою дхарму и свою «раджпути», и правильная жизнь раджпута должна быть заметной и яркой, а иногда даже эпатирующей профанов. Отсюда внимание раджпутов к внешним проявлениям своего особого положения, подчеркнутая торжественность и красочность обихода.

Индийский воин выполняет свой долг лучше всего и полнее всего тогда, когда он участвует в битве. Битва для раджпута – это участие в жертвоприношении богам. Расставание со своим телом в битве есть закон для всякого кшатрия. Отдать жизнь в битве – высшая жертва, какую раджпут может принести, выполняя свою дхарму. Гибель воина во время битвы – полное выполнение им своего долга и гарантия, что он достигнет спасения.

Апофеозом жертвенности раджпутов считается «шака», последняя великая битва-жертва в раджпутском понимании истинных ценностей. В ней особенно явственно проявлялся сакральный характер воинского служения. Такая битва чаще всего происходила одновременно с джаухаром женщин клана. Считалось, что в битве шака раджпут должен обязательно погибнуть: в бою или через самоубийство; а иначе он опозорит свою «раджпути». В военном отношении битва «шака» ничего уже не могла определить, но в системе символов раджпутской воинской культуры она занимает очень заметное место. Та сторона в битве, что вышла в шафрановых одеждах, по определению не могла воспользоваться плодами своей победы, буде такая случится; но и противники должны были понимать, что нельзя слегким сердцем присваивать то, за что заплачена столь высокая цена. Земля и крепость, за которую клан принес жертву в джаухаре и шака, должны были, по традиционным раджпутским понятиям, остаться за жертвенным кланом, и, когда подрастут наследники, новое поколение клана войдет в силу, они смогут восстановить справедливость. Поэтому в отчаянной ситуации клан принимал все меры к тому, чтобы сохранить детей-наследников в правящем клане и по возможности вообще детей клана.

Когда раджпуту предстояло решающее отражение, во время которого он должен был погибнуть, он совершал ритуальное омовение, наносил на тело красной пастой знаки «чакра» и «санкха» и надевал одежду священного в индуизме шафранового цвета и особый головной убор – корону «мор» («павлин»), которая представляет собой украшенный драгоценностями тюрбан. Лишь дважды в жизни он имел право на такую корону – во время свадебной церемонии и в последнем, отчаянном бою, и то лишь тогда, когда все женщины клана погибли в жертвенном огне джаухара. В этом последнем случае надевание короны символизировало обручение и единение воинов-смертников с небесными девами Апсарами.

Одежда шафранового цвета в индийской культуре обычно соотносится с представителями аскетических сообществ. Раджпутский воин в такой одежде выступает как жертвующий своей жизнью ради долга аскет. Но, по-видимому, такое оформление ритуала последнего жертвоприношения раджпутского воинства появилось позднее XIII в. – более ранние источники описывают воина-смертника иначе. Он действительно выглядит как шиваитский аскет – с всклокоченными волосами на голове, посыпанный пеплом, и вооружен в том числе железным трезубцем и боевым топором. Может быть, и скорее всего, в общественном сознании со временем произошла аберрация понятий, и известный и в более позднюю эпоху тип воина-аскета из шиваитской секты Госаин был отнесен к раджпутскому воину – и тот, и другой идут в битве до конца. Раджпуты не считали аскетический образ жизни подходящим для себя. Но они были уверены, что во время боевых действий соблюдение обетов, воздержание от услад жизни как элемент ритуального очищения необходимы для усиления сакральной силы воина и усиливают вероятность счастливого исхода военной операции и для каждого отдельного солдата, и для войска в целом. В раджпутских военных отрядах женщин никогда не было. Победа как плод должна была произрасти из совместных усилий мужчины-воина и его оружия; энергетика оружия имеет как мужскую, так и женскую природу, что отражено в символах, нанесенных на клинки.

В традиционной кастовой идеологии считается, что жизнь раджпута – постоянная жертвенность. Они жертвуют своими жизнями как воины, а если оказываются еще и правителями, то тем более обнаруживают, что их жизнь им не принадлежит. Их главной заботой становится печься о благе других людей, чтобы они ни в чем не знали недостатка и не страдали понапрасну. От воинов зависят даже брахманы, не говоря уже о представителях всех остальных каст. В обществе было ясное понимание того, что дающие защиту воины нуждаются в большом уважении – не только личностном, но и в уважении к их занятиям и потребностям. Надо признать, что когда от человека ждут хорошего выполнения своих обязанностей и всячески ему в этом помогают и поддерживают – как же ему не быть хорошим?!

В раджпутской среде образцом настоящего героя считается меварский махарана Пратап. О нем говорят так: он боролся против иноземцев, отличался гордостью, личную честь ставил выше всего; в борьбе за свободу проявлял жертвенность. Он не испытывал привязанности к богатству, отличался высокими моральными качествами; тот, кто обращался к нему за защитой, получал ее. Он, как истинный раджпут, презирал ненравственных людей, которые завидовали, предавались чувственным удовольствиям и забавам, обманывали и предавали друзей. Считается, что хотя низкие люди могли на какое-то время приобрести внешние признаки благополучия, они на самом деле проигрывали: нарушив свою дхарму и моральный кодекс «раджпути», они разрушали свою душу. И если не они сами, хотя бы в будущих рождениях, то их потомки были обречены и на позор, и на большие страдания. С точки зрения индуиста, будущее имеет не меньшую ценность, чем настоящее, потому что каждый сам «закладывает его параметры».

Составной частью раджпутской кастовой идеологии и воинственной этики считаются отказ от недостойных их положения занятий и образа жизни. Главным занятием раджпута могло быть только военное дело. В число неприемлемых занятий входят земледелие и сельскохозяйственные работы, торговля, чрезмерное увлечение религией. Особенно это относится к земледелию. Считается, что ранить грудь Матери-земли плугом – преступление для раджпута непростительное. Раджпуту высших рангов даже не разрешается прикасаться к плугу, но и любой другой раджпут не станет лично пахать землю, даже если он теперь земеледец. На время пахоты раджпуты приглашают пахарей из особой касты «хали» (это название и означает «плужник»). Д. Иббетсон считал, что «Главное орудие кшатриев – воинского сословия – есть меч, и смена благородного занятия на более примитивное рассматривается как отречение от касты» (44, 156). Однако многие раджпуты уже с давних времен начали заниматься различными видами ремесел, и это не считалось предосудительным. В прошлом раджпуты в проблемах жизнеобеспечения полагались на представителей других каст, которые жили рядом с ними в крепостях и деревнях в относительной безопасности благодаря защите со стороны раджпутов.

Образ жизни воина-раджпута диктовал свои требования ко всему жизненному укладу раджпутов и формировал его, а вся жизнь раджпутского общества была подчинена выполнению долга, понимаемого как выполнение дхармы кшатрия. Не меньшее значение имело постоянное стремление ничем не запятнать свою «раджпути», или моральную чистоту раджпута. Дж. Тод отмечал: «Самый бедный раджпут наших дней сохраняет всю гордость своих предков – и часто это его единственное наследство; он презирает как недостойное его дело – браться за плуг или пользоваться копьем иначе, чем сидя верхом на коне» (79, 1, 113).

В средние века раджпуты почти постоянно – с осени до начала сезона дождей – находились в состоянии войны. И не только потому, что воевали с Моголами или маратхами. Но главным образом потому, что вели постоянные междоусобные войны. Такие боевые действия велись буквально по законам кровной мести. Мотивация бывала приблизительно такой, как это явствует из слов героя поэмы Шивдаса Гадана: «Умирая, сказал Ачалдас сыну своему Палханси: Прошу тебя, беги из крепости, спаси себя. Ты должен сохранить наш род! Поклянись отвоевать нашу крепость обратно!» (51, 44). Благородный сын поступит именно так. Тем более что, как многократно отмечали хорошо знавшие раджпутов люди, те отличались недипломатичным характером и действовали часто импульсивно, в порыве эмоций. В качестве яркого примера Дж. Тод приводит такое свое наблюдение: «Название родной страны имеет для раджпута магическую силу. Имя его жены или любимой женщины никто никогда вообще не должен произносить, так же, как название его родной страны, без должного уважения, а иначе он немедленно вынимает меч из ножен» (79, 2, 347). Мы теперь с высоты своих знаний можем отредактировать Тода – речь явно идет не о названии «страны», а об имени его клана, и это имя дает название и всем их владениям, в том числе и земельным.

В балладах об Алхе одна из сюжетных линий состоит в том, что братья-герои мстят за убитого отца. Все окружающие с детства внушали молодым людям, что, когда подрастут, они должны будут отомстить за кровь отца его убийце. Для выполнения этого долга они являются в свое время в княжество их врага и видят, что череп их погибшего отца повешен убийцей на дерево, и висит там неприкаянный уже двенадцать лет. Увидев сыновей, эта голова со слезами говорит: «Я думал, мои сыновья выполнили обряды и поклялись отомстить» – ведь считалось, что в случае гибели воина должны быть совершены полагающиеся погребальные обряды хотя бы с частью тела погибшего, если невозможно иначе. Сыновья решают – череп отца должен покоиться там, где лежат черепа родственников, или надо опустить его в священные воды Ранги (50, 85–86). Отомстив врагу в битве, победив его, наказав, они решают предать останки отца водам Ранги в городе Каши, в одном из самых священных для индуистов мест.

Средневековые раджпуты-мужчины по традиции считались поголовно «военнообязанными». Раджпутская воинская служба была построена на родственных отношениях и связях. Все члены клана должны были помогать главе своего клана – будь он правитель государства или его подданный. Это подразумевало: встать в строй, полностью вооруженным, на слоне или на коне, и бороться до победного конца. Эта обязанность любого раджпута называлась «свами-дхарма», т. е. «дхарма служения хозяину», и считалась предельно важной. «В Меваре, в период его процветания и славы, пятнадцать тысяч всадников, связанных узами верности и службы, следовали за своим раджой на поле битвы» (79, 1, 120). Вот как обращается к подобной армии герой баллады Удан: «Вы не слуги мои, но братья мне! Помогите мне отомстить за отца! Но очень силен багхельский раджа, и надежна его крепость Маро. Те, для кого жена дороже всего на свете, – пусть возьмут свою плату и уходят! Но те, кто любит воинский меч, пойдемте с Уданом вместе!» (50, 78). И эта армия клянется своему предводителю стоять с ним до конца: «Мы ели соль Чанделлов, и твердо мы стоим!» (там же). У раджпутов было принято клясться солью. Они говорили – та замля, где мы ели соль, – нам родная, и мы должны ее защищать.

У раджпутов делом чести считалось не подчиняться никому, кроме своих старших в клане. В связи с этим у них возникали большие проблемы со сборщиками налогов – во времена могольских и английских правителей. Воинственные даже крестьяне, вооруженные дубинками, не говоря уже об их защитниках-раджпутах, которые считали, что все налоги принадлежат по праву им самим, представляли собою очень серьезную опасность для служащих верховной власти. В раджпутских деревнях никто и никогда ни за что не отдавал налоги просто так. Более того, они чувствовали себя в совершенной безопасности и позволяли себе поживиться чем-нибудь из уже добытого сборщиками, тоже вооруженными людьми.

Раджпутские касты, как кшатрийские, практически повсюду в Индии стоят на иерархической лестнице каст на месте, выше которого только брахманы. Так обстоит дело в Центральной Индии, в Раджастхане и везде в Северной Индии; только в Гуджарате вслед за брахманами идут торговые касты вайшьев, и это следствие особенностей социально-экономического развития Гуджарата – приморской провинции, где испокон веков велась обширная и успешная торговля чуть ли не с половиной мира.

Кастовые индуисты по традиции объясняют статус той или иной касты ссылками на ее брачные обычаи и диету: высшие касты должны соблюдать высшие стандарты того и другого. Раджпуты повсеместно относились и относятся к группе высших каст. Поэтому положение обязывает их запрещать замужество вдов и разведенных, левират (брак с братом умершего мужа) и полиандрию (многомужество). Правда, раджпуты, как группа, которая всегда умеет постоять за себя и свои интересы, могут себе позволить отступление от жестких требований, и нередко так и бывает. Например, К. С. Матхур отмечает, что в Мальве раджпуты практикуют замужество вдов и разведенных (52, 52).

Диетические правила для высших каст еще детализированнее и сложнее, и мы поговорим об этом позже; отметим здесь, что для высших каст желательно вегетарианство и обязательно неупотребление алкоголя. Насильственный характер дхармы раджпутов, как считалось, вызывает к жизни такие изменения в их образе жизни, о которых представители других высоких каст не могут даже помыслить. В традиционной терминологии это выражалось так. В характере раджпута преобладает гуна «раджас», которая соответствует страстности, горячей и пылкой энергии. Поэтому их организм требует пищи, вызывающей в нем эти качества. И им не только можно, но и необходимо есть мясо (козлятину и баранину, а также курятину), пить алкоголь и охотиться, и добытое на охоте тоже употреблять в пищу. Потому что, как считают индийцы, все это отлично усиливает природную активность и страстную энергетику, столь необходимую воину. Раджпуты очень активно пользуются этими идеями и охотно предаются усладам жизни, совершенно недоступным брахманам и даже вайшьям. При этом всегда отвечают, что мучаются и нарушают диетические правила, потому что «положение обязывает». Но неравнодушие к своей внутренней энергетике считается обязательным для истинного раджпута. Все остальные касты должны с пониманием относиться к этой особенности кастового режима раджпутов и ни в коем случае их не осуждать. Им положено.

Индуистское традиционное представление о трех гунах, т. е. качествах, которые представлены во всем сущем и в своем сочетании дают характеристические особенности всех видимых явлений, оказывает большое влияние и на традиционную идеологию воинственных раджпутов. Эти гуны суть такие. «Саттва» – ясность, чистота, совершенство, радость. «Раджас» – страстность, энергичность, активность, страдание. «Тамас» – неясность, неточность, низменность, пассивность. Саттва – высшая из гун, и благочестивый человек стремится увеличить ее количество в себе. Эта теория связана с учением о Йоге, о ней много говорится в Бхагавадгите, ее толкованию посвящены целые философские системы, и мы не будем сейчас упрощать эти сложные понятия. Важно знать, что раджпуты считаются прежде всего носителями гуны «раджас», но и гуна «саттва» в их деяниях присутствует. Она проявляется в той части их деятельности, которая связана с управлением и властью над людьми. Свои властные полномочия раджпуты, как считается, должны выполнять так благородно и достойно, как это предполагается в соответствии с гуной «саттва». С нею же связано и правильное поведение раджпутской жены; апофеоз этого понимания – «сати», верная жена.

Жена раджпутского воина

Традиционная роль раджпута – защита женщин, их жизни, безопасности и добродетели. Раджпутские героические песни полны историй о спасении героями прекрасных дам от алчных преступников и насильников. Но глубинная сущность защиты гораздо серьезнее. Считается, что защита женщин состоит в том, что им обеспечивается нормальная жизнь – такая, при которой они могут спокойно выполнять свое предназначение жены и матери. Раджпутская женщина имеет ценность в обществе как счастливая супруга, хранительница судьбы своего мужа и мать сыновей. В этом ее сакральный характер, ее дхарма; дхарма женщины практически не зависит от ее касты. Недопустимо, чтобы женщины клана попадали в обстоятельства, при которых их добродетель может быть нарушена – это не только позор, обесчещение, но и прямая опасность для дхармы мужчины-раджпута. Страдания женщин от нарушения правильной жизни означают, что раджпут не выполнил свое предназначение. Только в том случае, когда все мужчины клана погибли, женщины могут без боязни осквернить себя выступить как воительницы и защитницы интересов клана (прежде всего своих детей).

Правильная жизнь раджпутской женщины, жены состоит в том, что она помогает ему на его жертвенном пути, в его трудном жизненном предназначении, в выполнении дхармы раджпута. Эта помощь выражается не только и не столько в том, что жена устраивает быт мужа и, как говорят у нас, «обеспечивает ему тыл». Главная помощь раджпутской жены своему мужу – сакральная. Она, будучи преисполненной добродетели, тем самым защищает своего мужа, охраняет его «раджпути», укрепляет его дхарму. Любая женщина раджпутского клана знает, что от ее поведения зависит честь всего клана, честь отца (до замужества) и мужа прежде всего. Отсюда раджпутское правило: незамужняя дочь, вступившая в любовную связь, должна быть убита тем, чья обязанность – защищать ее добродетель, т. е. отцом. Европейские исследователи отмечают, что раджпутская этика «мало заботится о святости человеческой жизни, и признает, что человек должен ставить честь своего клана выше, чем жизнь собственной дочери» (60, 215). Это действительно европейское понимание святости жизни и чести. Индуистская святость жизни состоит в том, чтобы каждый ее миг проходил в соответствии с дхармой, а честь – в том, чтобы своей жизнью можно было гордиться. Поэтому в понятие женской чести у раджпутов не входят вопросы супружеской верности жены: это вообще не подлежит сомнению и не обсуждается.

Преданность мужу – одна из составляющих жертвенного пути раджпутской жены. Апофеоз жертвенности раджпутской жены – момент, когда она становится «сати», что означает буквально «верная жена». Сати – это верная жена, которая взошла на погребальный костер своего мужа и таким образом навеки соединилась с ним и искупила все его грехи. Традиция сати – не только раджпутская. Это общеиндуистская традиция. Но раджпутские женщины довели эту идею до ее логического совершенства и применяли ее на практике так часто, как никто другой. Все в Индии признают, что идеальные качества жены полнее всего воплощают в себе именно раджпутки. Говорят также, что только у них хватало воли и характера осуществить это, потому что им с детства внушалась мысль стать сати. И они действительно чаще других становились сати. И становятся до сих пор, хотя это запрещено писаными законами. Последний вызвавший большой отклик и волнение в индийском обществе случай самосожжения раджпутской вдовы оиюсится к 1978 г.

Раджпутский герой-воин, как это часто отмечается в балладах и поэмах, перед боем просит в случае гибели отослать его голову жене, чтобы она могла стать «сати»; обычай требует, чтобы она в момент самосожжения держала на коленях голову погибшего мужа или хотя бы его тюрбан. Исторические раджпутские хроники полны свидетельств о сати. Например, когда умер меварский махарана Саваи Джай Сингх в 1743 г. после 44 лет правления, на его погребальный костер взошли три жены и несколько наложниц.

Самый воспетый в литературе случай сати – Саньогита, взошедшая на погребальный костер после гибели своего мужа Притхвираджа. В Притхвирадж-расо рассказывается, как Притхвирадж почти забыл о делах в объятьях своей молодой жены, прекрасной Саньогиты. И она тоже была безмерно счастлива. Но когда пришел враг, Саньогита снарядила любимого на битву, говоря, что и она будет незримо, как вторая половинка его тела, присутствовать там с ним, и пусть его меч разит врагов, и обещала ему стать сати, если он погибнет. Полны лиричности и страсти описания сна Притхвираджа, во время которого он увидел, что их ждет, и попытки Саньогиты истолковать этот сон как предсказание мужу судьбы героя-воина. Притхвирадж обратился к барду-бхату за разгадкой сна. Все говорило о великой и роковой битве. «Гуру написал мантры, которые были зашиты в тюрбан Притхвираджа. Возлияние молока из тысячи медных сосудов было принесено в жертву Солнцу и Луне. Десять буйволов были принесены в жертву богам, и щедрые дары были розданы всем. Но могут разве кровь жертвенного животного или возлияния молока предотвратить то, что предопределено? Если бы могли люди предотвращать то, чему суждено быть, разве страдали бы они так, как страдали даже и Пандавы?»

Раджпутский герой-воин «вир» и его верная преданная жена в традиционной раджпутской идеологии буквально составляют половинки единого целостного сакрального организма. В индуизме есть представление о том, что мужчина и женщина могут состояться как полноценные создания Бога лишь в том случае, если они воссоединились в браке: в этом случае мужская сакральная сущность мужа соединяется с женской сакральной сущностью жены, и мировой закон торжествует. Отсюда неразрывность мужского и женского начал в раджпутской дхармической идеологии. Очень почитаемый раджпутами бог Шива имеет даже особую манифестацию: он изображается в слиянием со своею супругою (проявлением женского начала «шакти») образе, который называется «Ардханаришвара», т. е. «Божество-половина-женщина-половина-мужчина», еще точнее «Половина-женщина-половина-Бог».

Раджпутские баллады полны описаний трагических моментов истории, когда герои потерпели поражение в битве. Об одном из самых тяжелых моментов в Алха-кханде рассказывается так (вольный пересказ): после битвы женщины пошли на поле боя за своими убитыми и ранеными. Сунва находит своего сына Индала – он жив. И волнуясь и забыв обо всем на свете, она спрашивает сына: «Где Алха?», – имея в виду своего мужа, отца юноши. Задав такой вопрос, произнеся вслух имя мужа в присутствии сына, бедная Сунва нарушает тем самым одно из самых сильных раджпутских табу. Алха это слышит, понимает, что с этого момента из-за трагической ошибки жены его судьба предрешена – он должен погибнуть. И он исчезает вместе с сыном, уходит туда, куда уходят все погибшие в бою раджпутские воины – на небеса. А несчастная вдова и мать погибших героев Сунва восходит на погребальный костер вместе с другими овдовевшими в этот день раджпутскими женщинами (50, 273). Здесь отражено раджпутское традиционное представление о том, что жена является главной хранительницей судьбы своего мужа, от нее в очень значительной степени зависит его жизнь и смерть. Так что в средневековой раджпутской общности у женщин действительно было особое положение.

Раджпутское предание о Сунве и Индале – передает убеждение раджпутов в том, что женщина может повлиять на, казалось бы, неподвластные простому смертному вещи. Вся жизнь раджпута воспринимается в их культуре как существование на грани жизни и смерти, и женщина своей сакральной силой может удержать воина на этой стороне, а может и вытолкнуть его за грань. Отсюда та повышенная ответственность, которую проявляют раджпутские женщины буквально к каждому своему поступку и слову, и к невысказанному слову – мысли. Отсюда то благочестие жизни, к которому они во всем стремятся, и самопожертвование.

Отсюда традиционность жизнеустройства раджпутов. Живя в условиях повышенной опасности, они не могли себе позволить непроверенные временем и прецедентами ответы на вызовы жизни. Прецедент, образец для подражания, и выполнение ритуалов были гарантией, что все будет в пределах нормы, «все будет хорошо». Хранительницами традиции выступают прежде всего женщины.

Забота о чести клана, таким образом, составляет заботу не только мужчин, но женщин клана. Раджпуты воспитывали своих женщин так, чтобы те умели быть твердыми и дисциплинированными в любых, даже самых отчаянных, обстоятельствах. Еще одно высшее проявление женской жертвенности – «джаухар».

«Джаухар». Самый раджпутский и самый воинский обычай, который потрясает воображение всех, кто о нем слышал. Его действующие лица – ее доблести, словом, он должен был победить или умереть… «Она приказывает, чтобы ей приготовили костер, она хочет, чтобы ее сожгли… Она провела в таком возбуждении несколько дней и не могла решиться принять своего мужа, пока не приехала ее мать, которая ее несколько утешила и успокоила, обещая, что как только раджа отдохнет, он соберет новое войско… и восстановит свою честь какой бы то ни было ценой» (3,80).

Раджпутские женщины часто не хуже своих мужей владели оружием и отличались доблестью. Во всяком случае фольклор раджпутов полон рассказов о героических девах и дамах, поражающих воображение молодых людей своей ловкостью и бесстрашием. Например, в Алха-кханде рассказывается, что матери героев Алха и Удана, а также Малхана и Сулхана были пастушки (т. е. не раджпутки, наверное, ахиры). Но отцы будущих героев, раджпуты, увидели во время охоты, как девушки растащили за рога двух диких буйволов, чуть не набросившихся на людей, и подумали: у таких женщин родятся прекрасные дети, могучие воины; и они тут же на этих девушках женились, и родились герои поэмы (50, 182).

У раджпутских раджей было заведено брать на охоту дам, если те хотели. Их усаживали на специальную охотничью вышку, откуда они могли наблюдать охоту и даже стрелять зверей (79, 2, 415). Современные охотничьи заповедники в Индии, как я понимаю, устроены по типу такой дамской охоты.

Дж. Тод писал: «Если поклонение прекрасному полу считать критерием культурности и цивилизованности, то раджпуты должны занимать очень высокое место. Их восприимчивость предельна, и они вспыхивают при малейшем покушении на честь женщины; и этого никогда не прощают» (79, 1, 223).

Раджпутские хроники и поэмы донесли до нас многочисленные свидетельства того, что раджпутские женщины часто буквально выпроваживали мужей на войну и на борьбу: считалось, что поскольку в их объятьях воины забывают обо всем на свете, жены имеют моральное право отрезвить их, напомнив об оставленных обязанностях.

Знаменитое раджпутское предание о Хари Рани хранит память об удивительно героической раджпутской принцессе. Было это во времена Аурангзеба. Хари Рани была молодой женой равата Салумбара из кулы Сисодия, и таким образом, принадлежала к одной из самых великих раджпутских семей. Ее супруг должен был участвовать в сражениях с моголами. Он ушел, страдая от одной только мысли, что должен покинуть свою прекрасную жену, с которой они недавно поженились. Хари Рани осталась, размышляя о том, что если он будет думать только о любимой, он не сможет быть хорошим воином. От ворот крепости он послал к ней, прося, чтобы она дала ему что-нибудь, чтобы он мог постоянно чувствовать ее присутствие рядом. Ни секунды не колеблясь, юная жена вынула меч и снесла свою голову – чтобы ее отдали мужу. Когда служанка принесла эту голову супругу, он приторочил ее к своему седлу, и, воодушевленный героизмом своей жены, поехал на войну. Она выполнила свой долг тем, что не мешала ему выполнять его долг. Нам трудно даже читать о таких вещах, и совсем невозможно вообразить, что подобные обстоятельства могли воодушевить на подвиг; разве что на подвиг отчаяния. Но мы, видимо, не понимаем всей глубины философии жертвенности, которой пронизаны раджпутские представления о дхарме воина и его жены. В Раджастхане можно увидеть лубочные картинки с изображением жертвы Хари Рани – прекрасная юная принцесса отрезает мечом себе голову, и голова эта ложится на блюдо, которое держит перед принцессой служанка.

История сохранила имена множества храбрых раджпутских женщин-воительниц. Общее правило таково, что женщины могут открыто вступать на военную стезю лишь тогда, когда все возможности для защиты собственной чести у них исчерпаны. Пока муж жив, этого делать не полагалось; только на последний смертный бой жена могла, в виде очень редкого исключения, сопровождать мужа. Но и то, если у нее не было детей. История знает такие случаи. Жена, будучи в сакральном смысле одним целым с мужем, не должна подвергать опасности его честь. Так, знаменитая раджпутская правительница княжества Джханси, рани Джханси, прославилась во время антианглийской борьбы 1857-59 гг. Она была не раджпуткой, а брахманкой; ее супруг умер, и она была регентшей княжества от имени своего сына-младенца. Она должна была защищать права своего сына на имущество и власть. Во главе своего военного отряда, вооруженная щитом и мечом, она сидела на коне, привязав к своей спине сына, и отчаянно сопротивлялась врагам. Она погибла в битве. Ею восхищаются, потому что она до конца выполнила долг жены и матери правителя, каким он был в ее обстоятельствах.

Некоторые европейские исследователи пишут, что, пожалуй, раджпутки были более героическими и более храбрыми, чем их мужчины. Но я думаю, что это все-таки неверно. Их героические истории особенно заметны, потому что все-таки они исключительные в индийской жизни.