Текст книги "Прикосновение (СИ)"
Автор книги: Елена Лирмант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
За спиной раздался смех:
– Это кого это ты баба Груня привела? Смотри, как летает от твоего Буки!
Травница отмахнулась от любопытных соседей, и замахала руками на птицу: – Ты чего разбушевался, пучок перьев, свои это, свои!
Быстро взбежала на крыльцо и отворила дверь, приглашая войти. Я соскочила и вошла в чистую, опрятную горницу.
– А еще хотела за деревенскую сойти, – усмехнулась она, еле сдерживая смех. – Гуся испугалась.
– А что он щиплется?
– Да-а-а-а, – протянула она, – вы в своих городах совсем от природы отстали. Гусь, – охранник, порой лучше собаки дом охраняет.
Спорить я не стала. Баба Груня посадила меня за стол, и положила в тарелку, белесые, горячие отварные плоды, которые крошились под ложкой. Но на вкус они были приятные. Да, и я была такая голодная, что съела все моментально. Моя хозяйка удовлетворенно глядела, как я ела. И предложила добавки. Я с радостью согласилась. И в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежала женщина. Ее глаза были заплаканные.
– Все... кончается, горемышный! Аа-а-а-а! – застонала она, и рухнула рядом со мной на свободный стул.
– Не помогли, значит, отвары, – вздохнула баба Груня.
– Нет! Ему хуже и хуже!
– Пойдем, посмотрим, – вздохнула травница, поднимаясь, и обратилась ко мне: – А ты ешь, ешь.. Я скоро вернусь...
– Можно мне с вами? – попросилась я.
– Нечего тебе на смерть смотреть...
– Пожалуйста, – заупрямилась я
– Ну, идем, – кивнула она мне.
Мы прошли вдоль улицы и свернули к дому. В комнатах было жарко и пахло лекарством. За занавеской на большой кровати лежал подросток, и жалобно стонал, его кожа была желтоватая, и он время от времени, вялой ручонкой почёсывал то коленку, то живот.
– Плохо дело, – покачала головой баба Груня. – Нет моей силы, помочь ему. Прости, голуба!
Я подошла к мальчику, погладила его по голове, заполнила его сознание своей силой, и он расслабился. Поднесла ладонь к очагу боли. У малыша болела печень. Странно, организм молодой, а печень как у старика, будто специально ее состарили. Но это не имеет значения, главное включить процесс регенерации, организм сам справиться, если ему дать команду. Под пальцами почувствовала движение энергии органов, включившихся в процесс регенерации, и я помогла им, резонируя с их волнами.
Правда, потом, когда все кончилось, я осознала, что рисковала, ведь мне не известно по каким законам функционирует человеческое тело на Планете Хаоса. Хорошо, что все обошлось, и мы почти одинаковые.
– Опасности нет, – я повернулась к матери мальчика. – Думаю, через неделю обо всем забудет. Только вот странно! Давно он болеет?
– Нет, дохтура работа!!!! Это он опыты свои ставит! – со злобой вскрикнула женщина.
– Доктора? – не поняла я, в моем сознании чётко было утверждение, что доктор лечит, как я сейчас.
– Ты, вот что, молчи, мать! – вдруг закричала на женщину баба Груня, – у стен имеются уши, – и зашептала мне на ухо, – А ты, внучка, пойми, доктора в городе и у нас разные. Мы же здесь как в зоопарке за сеткой живем. Вот на нас опыты и ставят.
Наверное, лицо у меня вытянулось. Травница, нахмурила брови и покачала головой:
– Тише! Если жить хочешь. Ты ничего не видела, и ничего не знаешь. – потом она обратилась к бедной женщине, – А ты, голуба моя завтра устрой плачь! Голоси, что есть мочи, что жить теперь незачем, мужа отняли, сыну плохо, меня ругай, что не смогла помочь отварами. Ругайся, только не проклинай. А потом отправляйтесь к своей матери. Может быть, и удастся обмануть этого ирода. А то, как узнает, что ребенку лучше, опять что-нибудь придумает. А внучка моя только на три дня приехала. Из города она. В медицинском учиться. Кто тогда поможет?
Всю обратную дорогу шли молча. Я и представить себе не могла, что люди могут так жить. Почему они не возмутятся? Почему не пожалуются своим правителям, которые должны заботиться о своем народе? Да, в конце концов, могли бы и сами наказать виновных. Но спрашивать не решалась, чтобы не выдать себя. А потом подумала о нашем городе Петруме, о его горожанах, которые под действием каких-то лучей становились заводными игрушками. И мне стало стыдно за свои мысли. Упрекать легче всего, а вот попробуй, поживи здесь...
Баба Груня уложила меня в странную постель, она была мягкой, и я проваливалась куда-то вниз. А сверху укрыла толстым легким одеялом. Было жарко. Но все равно уснула быстро.
Утром разбудил меня крик. Наспех одевшись, выскочила на улицу. Посреди дороги, напротив дома той женщины, у которой болел сын, стояла старая повозка, которую они называют машиной. На задних колесах была приделана огромная коробка, в которой на ворохе лежал мальчишка с испуганными глазами, укрытый одеялом. Его мать причитала во весь голос, жалуясь на судьбу. И призывая в свидетели Поводыря, который не помог, спасти ей семью. Она кланялась во все стороны, просила прощения у соседей, и кричала, что уезжает, здесь ее больше ничто не держит.
В конце улицы появилась небольшая процессия из трех мужчин. Один из них был толстый в длинном темном платье, таком же, что я видела на том, противном человеке, который считал себя мужем Ластины. Второй был одет так, как те парни, что забрали меня, теперь я уже знала, что это полицаи. И третий в темных штанах, белой рубашке и темной куртке. Тонкий, дерганный с бегающими глазами за очками.
Говор стих. Люди напряглись, но обступили машину со всех сторон. Баба Груня стояла около женщины и пыталась ее успокоить.
– Все, уезжаю, ничто меня тут не держит, отпусти, батюшка, – бросилась к толстому женщина.
–Ну, если ты так хочешь, поезжай, конечно, – милостиво пробасил тот, – только обидно, разве мы тебя плохо приняли у себя. Какой молодухой приехала. Любо дорого было смотреть!
– Все так, – не унималась бедная мать, – но нет теперь моего мужа, сам знаешь, вот доктор сделал ему прививку, и помер он. А теперь моему сыну коленку помазал, и он не встает.
– Ты что говоришь, баба! – заорал полицай. – Сказано же было, хворь идет. Спасти хотели ваших мужиков. Да, видно, поздно спохватились! Болезнь уже нельзя было победить.
– Не знаю, может быть и так, как говоришь, только вот жить мне чем, кормить меня кто будет? Ведь ты же не станешь меня содержать?
– Еще чего захотела! Всех вас содержать – самому голодным сидеть. Собралась к матери, так езжай, нечего тут крик поднимать.
Пока женщина разговаривала с полицаем, доктор бочком направился к машине, хотел посмотреть на мальчика. Но баба Груня взвизгнув, вдруг бросилась к нему:
– Милок, посмотри на мальчонку, скажи ей, что не могла я его спасти! Мои травки, сам знаешь, легкую хворь снимут, а эту не могли. Не виновата я...
Все головы повернулись к нему, он попятился и спрятался за полицая:
– Ну, что орешь! – переключился тот на травницу, – погоди, я еще до тебя доберусь! Сказано, что лечится только у доктора! А ты мешаешь ему! Вот посажу тебя за решетку...
– Милок, – неестественно звонко завизжала моя хозяйка, пытаясь схватить за руку доктора, – скажи ему, что ты сам разрешил. Ведь совсем тебя замучили, чуть из носа потекло к тебе бегут или запор приключился, опять к тебе. А ты человек занятой. Я и помогаю тебе, чем могу!
– Прекрати дребезжать, – рявкнул полицай, – некогда мне, дел много с вами валандаться. А ты баба, – обратился он к матери, – уезжай подобру, поздорову, а то вдруг твой паршивец заразный. Давай, жми педали...
Женщина юркнула в кабину, и машина прогромыхала мимо меня, и в окне я увидела счастливое лицо матери, она помахала мне рукой...
Вернулась в горницу. Вскоре пришла и баба Груня. Она сияла:
– Ну, вот, внученька, и еще одного человечка спасли. Хороший мальчонка, пусть живет.
– А там, куда он поехал, вдруг такой же доктор? – осторожно спросила я.
– Нет, там нормальный доктор. Это наш ирод несколько лет назад появился тут. Родственник нашего служителя Поводыря. Его из Азграда выгнали. Он тут и прижился...
Дверь неожиданно распахнулась и вбежала женщина:
– Баба Груня, Это и есть твоя внучка? Пусть мою девочку посмотрит, – затараторила она. – Боюсь я за нее...
– Да, подожди, дай человеку поесть...
– Да, я вас пирогами накормлю, тесто с утра поставила, вас жду. Пойдем девочка, пойдем, – она схватила меня за руку и потащила к двери. Пришлось идти за ней. Она повела меня не по улице. Мы вошли в сад, а потом лезли сквозь заборы, где были проделаны специальные ходы...
До самого вечера мы с травницей ходили по домам, и я лечила людей. У многих из них была больна печень, первым делом, снимала боль, настраивала организм на выздоровление, а сама никак не могла взять в толк, если они знают, что их калечат, почему терпят все? Уже вечером, когда далеко за полночь мы вернулись домой, задала мучивший меня вопрос травнице. Она тяжело вздохнула:
– А кому жаловаться-то?
Она смотрела на меня устало и обреченно, а я не знала что ответить. Ведь, действительно, я только прикоснулась к жизни Планеты Хаоса, но уже успела понять, послушным защиты ждать неоткуда. Страшный мир!
Рано утром, баба Груня разбудила меня рано. Моя одежда была выстирана и выглажена. И когда она только успела? Вчера вечером, я видела, она сама валилась с ног.
– Сегодня праздник, – улыбнулась мне травница, – День Поводыря! Сейчас в Храм сходим, а потом накроем в саду столы, и все к нам придут, за твое здоровье выпить!
– Зачем? – удивилась я.
– Как зачем! Так праздник же! Ты к людям с добром, и они хотят тебе отплатить, иначе нельзя! Вон поутру ко мне бабы прибегали, все спрашивали, что ты любишь! Уж, ты не сердись, я запросила всяких вкусностей.. А то и не грех! Не одна же есть будешь! Все и поедим. Эх, жаль, метелки у меня нет! Ирод треклятый все мои травы забрал. Пока еще наберу...
– А что за метелка?
– Травка такая, она только-только в рост входит. Я ее средь морквы у себя посадила, чтобы от поганых глаз доктора спрятать. Прекрасная травка, мне ее Феофан дал. Я ее горячей водой заливаю, она постоит, остынет, и вместо чая, и полезная, и сладкая, а уж аромат и передать нельзя. Мы ее тут все очень любим...
– Покажи, – попросила я.
– Интересно? Да! Уж! У себя такой в городе не найдете! Пойдем.
Мы прошли в огород, на большой грядке, рядками серели посадки, и через каждые три полоски рассады, красноватая полоска шатухи. Я чуть не вскрикнула от изумления. Феофан принес с Аларии нашу шатуху.
– Недели через три вырастет, – ворковала травница, водя рукой над всходами, – листочки на морковные похожи, только в красноту отдают, а цветет махонькими фиолетовыми цветочками. Свежая, она особенно вкусная. Ну, насмотрелась, пойдем. Как бы в Храм не опоздать...
– Я сейчас приду, – кивнула я
– Ну, давай, полюбуйся, а я пойду, только не задерживайся!
Она ушла, а я напоила землю силой, и смотрела, как зашевелились, вытягиваясь и расправляя листочки морква и шатуха. Сердце съежилось. Стало тоскливо. Погладила рукой родную травку, побежала в дом. Навстречу мне вышел Бука. Скосив на меня свой красивый бусинкой глаз, вытянул шею, что-то прокричал, наверное, показывая кто в доме – хозяин, и прошествовал мимо меня...
Храм – большое и красивое здание – мне понравился. Он был каменный, разукрашенный нарисованными цветами, плодами и какими-то смешными невиданными мной животными. Внутри просторное пустое помещение, где уже собрались почти все жители деревни.
Помня наставления Фана, я приготовилась, опустив глаза и шевеля губами, повторить всю программу по выращиванию минералов. Не знаю почему, но больше всего я люблю возиться с камнями. И хотя Линда уверяла меня, что они холодные и скучные. Я притрагиваясь к ним, ощущала их особенную энергию, не ту, которой обладали живые существа, растения, животные и люди – легкую и светлую. Энергия камня концентрированная, плотная, и почти неподвижная...
Баба Груня вела меня за руку. Я вертела головой, осматривая внутреннюю роспись. В ней что-то было отталкивающее. По потолку грязно белые облака, на стенах изображение тоскливого пейзажа с жалким кустарником. А впереди... Мне стало плохо...
На противоположной от двери стене висело огромное колесо, и на нем обезглавленное тело, внизу колеса выступ, с круглым невысоким поленом, на котором лежала голова с закрытыми глазами.
У этой же стены, находилась высокая большая ступень. В середине ее был установлен стол, на нем опять колесо, но уже поменьше, на котором лежал странного вида человек, ростом не больше ребенка, голова висела над колесом. А прямо под ним широкая серебряная чаша на высокой ножке. Присмотревшись, я поняла, что это не настоящий человек. А просто фигурка, слепленная неизвестно из чего, но сделана хорошо. Лицо приятное, глаза большие, удивленные, на щеках румянец... Это был их Бог.
На ступень поднялся служитель Поводыря в золотых одеждах и запел красивым басом. Слов я не понимала. Но и от его голоса, и от безголовой фигуры мне стало не по себе. Голова кружилась, к горлу поднималась дурнота. На ступеньку поднялся еще один служитель в серебряной одежде с подносом.
– Дети мои! – загрохотал первый служитель, – только в этот день вы можете прикоснуться к чуду, вкусить плоть нашего Поводыря и испить его кровь, чтобы вместе с ними вошли в вас и послушание, и высший свет, который поднимется в чертоги Высшего Бога. . И услышит ваши просьбы наш Первый и Единственный слуга его, ибо теперь вы станете им, а он вами.
С этими словами, он выхватил откуда-то из-за складок одежд нож и рубанул по шее. Голова отскочила, ее ловко на поднос поймал второй служитель. А из горла хлынула кровь, и полилась в чашу.
Из моей груди вырвался крик. Все, кто был рядом, отшатнулись, и я осталась стоять одна.
– Тише, тише, – шептала мне стоящая сзади меня баба Груня, – ты чего! Это же хлеб и вино. Это не по-настоящему...
– А! – пробасил первый служитель, глядя на меня каким-то неприятным взглядом, – внучка бабы Груни, из города! Это хорошо! Иди ко мне девонька, тебе первой, как нашей гостье, дам возможность вкусить...
И он оторвал от головы, лежащей на подносе нос, и протянул мне вместе с маленькой мисочкой, в которую второй служитель налил черпаком из чаши красную жидкость...
Не помню, как я оказалась на улице. Еле добежала до кустов, и меня вырвало. И тут же почувствовала, как кто-то крепко и больно схватил меня за ухо:
– Да, как ты, дрянная девчонка, смела, осквернить наш праздник! Городская стерва! Нет в тебе страха, нет послушания! Вызывайте главного полицая, ее надо отправить к людям Барона, там она не только хлеб и вино, сырое мясо научиться жрать... – гневное лицо первого служителя было красным. Казалось, он сейчас лопнет от ярости.
– Таких, как ты надо сечь, чтобы душа твоя очистилась, и стала невинной душой четырехлетнего ребенка, – вторил ему второй служитель.
Я оттолкнула жирного бугая от себя, и посмотрела в его налитые кровью глаза, во мне все кипело, а ухо горело.
– Не смейте прикасаться ко мне, – крикнула я, – вы не имеете права! Вы – людоеды!
– Ты что сказала? – первый служитель замахнулся. Я отшатнулась, и он ударил воздух.
– Вяжите ее... – закричал второй служитель.
Но я уже пришла в себя. Вокруг нас собралась почти все жители. Обвела их взглядом, проникла в их сознание, и стерла память о себе, а служителям приказала стать четырехлетними детьми. Хоть так станут чистыми. А сама поднялась в воздух и отлетела подальше. Оглянулась.
Бугай в золотой одежде удивленно смотрел на толпу, окружившую его, и вдруг спросил: – А где мама?
В ответ тишина. Он сморщил нос и опять повторил:
– Где мама? Я к маме хочу...
Баба Груня всплеснула руками:
– Люди добрые, наш служитель в детство впал...
Дальше я уже смотреть не стала. Я полетела к лесу. Лавировать между деревьев не умела, опустилась на землю и побежала. Я звала Феофана, кричала. Кто-то мне ответил:– Иди сюда, я здесь!
Бросилась на голос. Приблизившись, увидела между деревьев полицаев с собаками.
– Взять ее, – раздалась команда, и псы кинулись на меня. От страха завизжала и бросилась бежать. Потом поднялась в воздух, и, натыкаясь на ветки и стволы, полетела вперед. Какая-то ветка, хлестнула меня по лицу. От неожиданности упала на землю и покатилась вниз, ударяясь о коряги. Сзади слышался визг собак и голоса мужчин...
Очнулась в машине. Я лежала на заднем сидении, укрытая какой-то тканью. Приподнялась. Мы мчались с огромной скоростью по почти пустой дороге. За рулем сидел мужчина:
– Не поднимайся, лучше полежи. Не надо, чтобы тебя кто-то видел. Скоро приедем, – проговорил он, не поворачиваясь ко мне. Но я все равно села. Передо мной над верхним стеклом было небольшое зеркало. Я посмотрела туда. Это был Архинал. В глазах помутнело, и я чувствовала, что падаю.
Сознание приходило ко мне с трудом. Слышались голоса. Но слов не разбирала. С ужасом поняла, что вновь забыла язык этой планеты. Кто-то похлопал меня по лицу. Открыла глаза. Молодая женщина сидела около меня, ее взгляд был участливый, она что-то спрашивала. Я не понимала ее.
Женщина помотала головой. И что-то сказала. Кто-то протянул ей пузырек с длинной иглой, она взяла его в руки, и стала подносить к моему предплечью. В моем сознании вдруг вспыхнуло: "опыты". Вспомнила паренька и его больную печень. Закричав от ужаса, вскочила на ноги и попятилась от нее, прикрываясь белой тканью, которой была накрыта. Я была голая. Но тут мой взгляд упал на мужчину, того, кто не был Архиналом, а только очень похожим на него. Каким-то чутьем поняла, что именно он меня спасет. Поэтому кинулась к нему, прижалась, и заглянула в глаза, прося мысленно, чтобы со мной ничего не делали.
Он поправил на мне ткань, обнял и приказным тоном что-то проговорил. Женщина убрала шприц, и постучала по кушетке, этим она просила меня вернуться и лечь. Я замотала головой, и только сильнее прижалась к мужчине. Наступило молчание, потом они стали что-то горячо обсуждать. Я изо всех сил старалась понять, о чем они говорят. Но все было бесполезно. Наконец, женщина резко махнула рукой. Мужчина поднял меня на руки. Еще двое мужчин выглянули в дверь, один вышел, второй остался стоять около приоткрытой створки. Потом махнул. И меня понесли по пустому коридору. Мы вошли в дверь, поднялись по лестнице на два пролета, опять вышли в коридор, свернули , и оказались в помещении, которое состояло из нескольких комнат. В одной из них стояла кровать. Меня уложили на нее, и укрыли одеялом. Женщина рукой показала моему спасителю на дверь. Но я вцепилась в него, и не отпускала. Он улыбнулся и сел на кровать...
– Ну, что, как она? – услышала сквозь сон женский голос.
– Спит, – ответил мужской.
– И что ты собираешься с ней делать?
– Не знаю еще...
– Ребята пришли, мы Соя вызвали.
– Только будить не надо. Когда сама проснется...
Я открыла глаза.
– Ну, вот и проснулась. Как ты себя чувствуешь? – спросил меня тот, кто был похож на Архинала.
– Не знаю, – медленно проговорила я, – ты кто?
– Меня зовут Алекс. А как тебя зовут?
В комнату вошли еще два незнакомых мне мужчины. Один из них нес в руках стул, поставил его около моей кровати и сел.
– Здравствуй, – мягко проговорил он и, взяв мою руку, стал щупать пульс. Другой рукой я вцепилась в Алекса.
– Не бойся, тебе здесь ничего не грозит, – как-то медленно, стараясь говорить внятно и чётко, произнес он. – Меня зовут Сой. Я хочу с тобой поговорить. Только поговорить. У меня в руках нет шприца. Видишь, у меня в руках вообще ничего нет. Мы будем разговаривать. Я буду спрашивать, а ты будешь отвечать. Хорошо?
Я кивнула головой, не отпуская Алекса.
– Как тебя зовут?
Я посмотрела на Соя. Феофан наказывал, отвечать односложно. А потом я решила не врать. Я на Планете Хаоса, я тут чужая, и имени у меня нет, оно осталось там, дома, на Аларии. И я с трудом произнесла:
– Не знаю.
– Где ты находишься?
– Не знаю.
– Какой сейчас год?
– Не знаю.
– Ты видела в лесу Фана?
Я съежилась от страха, и ничего не ответила.
– Где твои родные?
– Не знаю...
– Ты была в больнице?
В сознании всплыли белые стены, окно, тёмная, по-настоящему тёмная ночь за стеклом, ужас ожидания. Плечи передернулись сами собой...
– Не знаю.
– Тебе страшно?
Мне вспомнился Храм, колесо, тело, голова без носа, и кровь, льющаяся из горла. Меня опять затрясло. Я промолчала.
– Какого цвета моя рубашка?
– Голубого.
Вопросы были дурацкие, он спрашивал и спрашивал, а я отвечала только одно: не знаю. Под конец не выдержала и расплакалась. Мне снова стало страшно. Я прижалась лицом к руке Алекса.
– Ну, ну! Не надо плакать! Все будет хорошо. Тебя никто не обидит больше. Я тебе обещаю, – сказал Алекс и погладил меня по щеке. – Я сейчас вернусь...
Он вышел из комнаты следом за двумя мужчинами, дверь осталась приоткрытой:
– Ну, что? – спросил Алекс.
– Думаю, твоя версия верна... Работа Лаборатории по изучению мозга... Они лишили ее прошлого. Она не обманывает, я следил за ней. Она действительно ничего не знает. Про Фана молчит. Он тот, кто спас ее оттуда. Одно упоминание его имени, и ее пульс учащался. Думаю, он просил ее не выдавать его. Ты же знаешь, что Барон устроил на него охоту. Слишком много подопытных исчезают из лаборатории. Да, и то, что за ней гнались с собаками, еще раз подтверждает мои выводы. Думаю, ее били. Смотри ухо оттопырено, на теле, по словам Пады, многочисленные свежие раны. Она напугана, Алекс. Очень напугана. Хорошо, что ты ее нашёл. Сейчас ей нужен покой и хорошие эмоции. Больше никаких расспросов. Пока не придет в себя. А главное – твердая легенда...
– Алекс, у нее сломаны три ребра. Надо надеть на нее корсет, пройдет действие обезболивающего, и ей будет плохо, – голос женщины.
– Пада, но она боится тебя. Ты для нее – человек со шприцем, – это сказал Сой.
– У нее сломаны ребра, ты понимаешь? – опять женщина.
– Алекс, она верит только тебе. Ты должен убедить ее... – это голос Сойя
–Хорошо, идем... – спокойный и безопасный голос Алекса.
Они вошли вчетвером. Алекс сел на кровать, и взял мою ладонь в руки.
–Понимаешь, какое дело, – начал он, – мы хотим тебя спрятать здесь в Азграде, чтобы никто не нашёл. Но мне одному это сделать очень сложно. Здесь только мои друзья, и поверь, никто из них не хочет тебе зла. Я прошу тебя доверять им, также как и мне.
Я посмотрела на Паду: – Обещайте, что вы не будете ставить на мне опыты...
– Что??????????? – женщина с ужасом смотрела на меня, и вдруг по ее щекам потекли слёзы, она упала около кровати на колени, схватила мою голову и прижала к себе: – Гады, Гады! Сволочи! – шептала она, гладя меня по волосам.
Мне стало больно в груди, и я застонала. Пада отпустила меня:
– Выйдите все, – приказала она. Мужчины, молча, вышли. Женщина взяла со стула твердую ткань, и обвела ею тело. Застегнула на груди. Стало легче, резкая боль прошла:
– Это корсет. Он и обезболит, и поможет твоим костям срастись. Не снимай его по возможности ни днем, ни ночью. Ну, если только в ванну пойдешь... Ничего не бойся, – повторила она слова Алекса, – мы тебя спрячем...
Потом она подала мне узкие штаны, правда, они были совсем из другой ткани, чем те, которые дал мне Феофан, и мужскую рубашку. Помогла надеть. Осторожно взяла за руку и вывела в другую комнату, где сидели мужчины. При виде нас они встали. Сой направился ко мне, заглянул мне в лицо:
– Назови любое женское имя, которое придет тебе в голову, – попросил он.
Я попыталась вспомнить хоть одно, и не могла, только и вертелось в голове "баба Груня". Я оглянулась на Алекса, молча, прося у него помощи.
– Ну, что ж, – кивнул он, – сейчас месяц май, вот и будешь Майей. Запомни, тебя зовут Майя.
– Майя, – повторила я.
– Отлично, – подал голос тот мужчина, который все время молчал. Он был старше остальных, огромный, плотный, с седой шевелюрой и удивительно добрыми глазами: – Майя, меня зовут Фрид, – обратился он ко мне. – Я директор института, где ты будешь пока жить. Ты приехала по приглашению Сюанны, я тебе покажу ее фотографию, но ее не застала. Но, когда она приглашала тебя к себе, приписала, что, в случае, если ее не будет дома, ты обратилась к Алексу. Приехала ты, в конце прошлой недели. Но плохо себя чувствовала, поэтому жила здесь. Это будет твоя квартира. Алекс поживет пока у меня. Твоя задача, ни с кем, кроме тех людей, которые ты видишь здесь, не откровенничать. Поняла?
Я кивнула. Его огромная рука коснулась моих волос.
Вскоре все ушли по одному. И мы остались с Алексом. Он грустно смотрел на меня:
– Ты что-нибудь хочешь? – неожиданно спросил он.
– Хочу, есть! – ответила я.
Он засмеялся, и повел меня по коридорам:
– Прости, я не готовлю. У нас здесь столовая, тут я и завтракаю, и обедаю, и ужинаю.
Я только вертела головой и с любопытством смотрела по сторонам. В столовой, мы тут же привлекли к себе внимание. С нами здоровались. Алекса постоянно спрашивали: « Что это за красавица с ним?» Он злился. А я краснела. Было приятно.
А потом я сидела в квартире одна и думала, что теперь делать? Они меня считают потерявшей память. Это мне на руку. Вот только, я же помнила все. Долго мне удастся вводить их в заблуждение? Они вполне разумные люди. А я не знаю, как ведут себя люди, потерявшие память. Боюсь, что долго вводить их в заблуждение, у меня не выйдет. Чем-нибудь обязательно себя выдам.
Сев на подоконник, смотрела вниз, где среди деревьев с серо-голубыми листьями, между сине-коричневой растительности, похожей на мягкие острые иголки, извивались длинные чёрные тротуары. Интересно, зачем они землю уродуют? "Вспомнила" шоссе, по которому мчалась машина Алекса. Странные люди, не понимая того, что делают, бороздят планету линиями, соединяя порой точки разных сил. Это же вредит не только Планете, но и им самим, создавая отрицательные поля.
Отметила, что снизу мне что-то кричали молодые парни. Но не отвечала им, размышляя о том, что можно взлететь и полететь в лес Он вон там, за домами. Но куда направиться? Опять кричать и звать Феофана? Однажды уже попробовала, и наткнулась на охотников. Нельзя. Что же делать? Где искать Смия? Да, и страх еще владел мной. А может рискнуть, переждать день, другой, а потом попробовать найти грот...
Мои размышления прервала Пада. Войдя, она сказала, что эту ночь побудет со мной. Ей нужна тишина, и возможность поработать с бумагами, а дома мешают. Не зная, что предпринять, отправилась в спальню, разделась и легла спать.
На следующее утром, когда мы с Падой вошли в столовую, и, взяв тарелки, устроились за столиком, к нам подсел Сой.
– Майя, ты кого-то ждешь? Тебя что-то тревожит? – спросил он.
Я удивленно уставилась на него, неужели выдала себя?
– Ты вчера целый день просидела на подоконнике, тебя видел весь Азград, ты постоянно смотрела куда-то вдаль, будто ждала, что тебя позовут...
Ну, вот! Случилось то, чего я так боялась! Вот неумёха. Веду себя глупо, вместо того, чтобы спрятаться, выставляю напоказ. Обманывать Соя не имело смысла, он обладал способностью – чувствовать ложь. Значит, надо говорить полуправду, а лучше правду.
– Я не знаю, что со мной. Я должна что-то сделать. А что не знаю. Я должна с кем-то поговорить. Но как найти этого человека, тоже не знаю. Я не могу сидеть на месте, внутри меня тикают часы, напоминая о том, что надо спешить. Я это твердо знаю. Я непонятно говорю?
– Знаешь, я, кажется, понимаю тебя.... Хочешь, я попробую помочь?
– Мне? А как?
– Ты должна позволить мне коснуться твоего сознания. Это не больно.
Я замотала головой, отказывая ему. Но самой вдруг стало интересно. Как это у него получиться? Что он может сделать? А еще, он так же наполняет сознание силой, как я и Смий, или по-другому?
– Ладно, – согласилась я.– А когда?
– Вот позавтракаем, – и пойдем ко мне в лабораторию.
– Я с вами, – встряла Пада.
В светлой комнате, где кроме кушетки и кресла ничего не было, Сой усадил меня перед собой, и, глядя мне в глаза, вытянул руки, как бы, обхватывая мою голову, но не касаясь ее. Я напряглась, заполнила силой свой мозг, тем самым поставив защиту. И тут почувствовала, что он просто направляет тепло на определенный участок головы, это было похоже на то, как волна бьется о берег, нахлынет и отойдет, потом снова нахлынет...
Я вслушивалась в новые ощущения, и вдруг перед моими глазами встала картина, я в странном помещении, темном, длинном, освещенном лампами на потолке. Вдоль стен стеклянные аквариумы, а внутри змеи. Я иду вдоль стекол, и что-то говорю кому-то, кто рядом, но кому, не вижу. Вот за окном вижу огромную зелено-коричневую змею. Ее хвост лежит у стекла. И вдруг он зашевелился. Я начинаю пятиться. Потому что чувствую, как по моему телу ползет этот хвост. Кожей ощущаю, прохладную чешую, опоясывающую и грудь, и живот. Я закричала от ужаса и страха. Я кинулась бежать, расталкивая людей, открывая какие-то двери. У меня было одно желание – вырваться, скинуть змею, но она все сильнее и сильнее сжимает мое тело.
Кто-то схватил меня, вырываюсь и ору. Вокруг люди, они кричат вместе со мной. Я пытаюсь скинуть этот хвост, и не могу...
Очнулась лежа на кровати, надо мной испуганные лица Фрида, Соя, Алекса и Пады.
– Как ты? – спрашивает Алекс
– А что со мной было?
– Ты бежала по институту с таким криком, что перепугала всех. Мы с трудом смогли тебя поймать, ты вырывалась, и пыталась сорвать с себя рубашку, – ответила мне Пада. – Что ты видела? Где ты была?
– В серпентарии, – медленно сказала я, "вспомнив" страшное для меня слово.
– И... – поинтересовался Сой.
– Я голая, а там змея, она ползет по мне... – прошептала я, и схватилась за грудь, мне снова показалось, что под рубашкой что-то шевелиться.
– Тише, тише! Змеи нет, нет змеи, – глядя мне в глаза, громко проговорил Сой...
– Нет змеи... – повторила я, – нет змеи... нет...
А потом вскочила. Села на кровати и схватила Алекса за руку:
– Прости меня, пожалуйста, прости меня!
В эту минуту мне нужно было, чтобы Алекс простил меня, я совершила страшное. Он должен простить!
Но тут легкий укол в плечо, и я проваливаюсь...
И сквозь сон я слышу крик большеглазки. Так кричит маленькая птица с большими глазами. Они водятся в лесу около Ирия. Скоро полночь. Я дома, пронеслось в голове. Открыла глаза. Нет. Кровать, комната. Я в Азграде. Но крик продолжается. Подбегаю к окну. Да. Это кричит большеглазка. Феофан, поняла я. Быстро оделась, вскочила на подоконник и полетала на звуки.
Феофан сидел на полянке, и, держа руки у рта, выдавал трели.
– Феофан, – закричала я, опускаясь рядом с ним.
– Дайри, ну, наконец-то! Сколько можно кричать. Я весь лес разбудил. Ты летаешь? Ты летаешь! – Радостно закричал он, обнимая меня.
– Я так испугалась, – прошептала, прижимаясь к нему, – я боялась, что ты меня не найдёшь?
– Я-то и не найду! – изумился он, – да я теперь тебя почувствую, даже если улетишь на другую планету. Я же... – он запнулся, – хозяин леса, и много чего могу. Рассказывай, что случилось?
