Текст книги "Искушение любовью "

Автор книги: Елена Лагутина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Кто там?

– Это я, Лиля! – раздался за дверью знакомый голосок.

– Сейчас я открою! – Наталья Михайловна начала торопливо открывать замки. – Входи, входи!

– Здравствуйте, тетя Наташа! – Лиля обняла и поцеловала женщину.

– Лилечка, как я рада! Уж и не чаяла, когда тебя увижу! У тебя все в порядке?

– Все нормально, не беспокойтесь!

– Ну и то ладно! Что же это я тебя в коридоре держу! Проходи, я как раз собиралась чай пить.

– Спасибо, тетя Наташа, но я ненадолго. Вы извините, что я не позвонила и пришла так поздно: очень хотелось вас увидеть.

– Да что мы в коридоре-то стоим! Пойдем в комнату! Не хочешь чаю, так посидим, поговорим: ты для меня не просто гостья.

Лиля это знала. После того как Наталья Михайловна потеряла сына, она очень привязалась к Лиле, всячески опекая ее.

Познакомились они не случайно: Владимир Петрович был поваром у Лилиного мужа, они с Лилей подружились, и он однажды пригласил ее к себе в гости, видя, как, в сущности, одинока молодая женщина. Он подумал, что две одинокие души быстро найдут общий язык и утешение. И он не ошибся. Лиля стала часто бывать у них дома, и как-то так получилось, что эти люди стали ей родными.

Здесь было все то, чего ей не хватало в особняке: радушие, открытость, хлебосольство, увлеченность, бескорыстие. Лиля летела сюда как на крыльях, могла часами сидеть рядом с тетей Наташей, смотреть, как мелькают в ее руках коклюшки, мягко постукивая в тишине, как рождается под ее руками замысловатый узор: очередной подарок кому-то из знакомых.

Лиля помогла вырулить коляску в комнату и присела на диван.

– Ну, рассказывай, – начала разговор Наталья Михайловна. Ей с первых минут бросилась в глаза Лилина бледность, но она старалась не обращать на это внимания, решив, что подруга просто устала за день. – Что-то ты долго не заглядывала ко мне – дело какое было?

– Было. – Лиля опустила голову, стараясь удержать слезы.

Ей было очень плохо. Она уже давно держалась на силе воли, но сегодня у Жени, пережив еще одно потрясение, почувствовала себя на грани срыва.

Женя была для нее сейчас всем, но она не могла согреть, как мама. Идти же к маме Лиля не решалась. Она не была готова к серьезному разговору, а Людмила Ивановна, как женщина сильная, могла потребовать от нее какого-то решения, как Женя.

Лиля ничего про себя сейчас не знала. Ей почему-то с каждым днем становилось все хуже и хуже. Если бы ее спросили, в чем это проявляется, она не смогла бы ответить. Что-то изнутри точило ее, обессиливая, делая вялой и безжизненной. Тоска не проходила, а нарастала, наполняя душу страхом за завтрашний день.

Лиля ждала Александра Борисовича и боялась его. Но если раньше это был просто страх разоблачения, уличения ее в супружеской измене, то теперь страх стал паническим, почти животным. Ей некуда было деваться: ее загнали в какой-то угол, и что ее могло спасти, она не знала.

Лиля даже не придумала, что скажет, когда пропажа сапфиров обнаружится. Она не умела лгать и точно знала, что это ей не удастся: ее сразу же выведут на чистую воду. Но пока еще было время – Александр Борисович по-прежнему только звонил ей, даже не объясняя откуда. Говорил, что уже скоро приедет, справлялся о ее здоровье.

– Лилечка, – мягко беря ее за руку, начала Наталья Михайловна, – расскажи, что тебя мучает. Не держи в себе. Толку от этого все равно не будет. Да и со стороны-то виднее бывает. А стыдиться тебе меня нечего: кто я тебе? Захочешь, и не придешь больше!

Лиля уткнулась лицом в колени женщины и заплакала. Наталья Михайловна терпеливо гладила ее по голове и ждала.

– Тебе плохо? – спросила она, когда Лиля подняла лицо в слезах.

– Да. – Лиля, вздохнув, положила ей голову на колени. Она говорила бесцветным голосом, как эхо, и слезы тихо струились по ее лицу. – Очень. Я полюбила мужчину и обманывала мужа. Но вот теперь того, кто мне единственно дорог, убили. Я не знаю, кто убил и за что, но так случилось, что я оказалась на месте преступления в тот момент, когда там появилась милиция. Я заложила в ломбард драгоценности, подаренные мужем, чтобы он не узнал, что я ему изменяла. Я совсем запуталась и не знаю, что мне делать дальше. Мне хочется лечь и лежать. Меня ничего не радует, и мне ничего не хочется. Мне кажется, что впереди какой-то ужас, и от этого не хочется жить. – Она посмотрела на Наталью Михайловну. – Мне правда не хочется жить. Эта мысль какая-то странная. Со мной никогда такого не было. Я, наверное, просто устала, да?

– Бедный, бедный ребенок! Какой ужас ты пережила! Да как же после этого тебе не болеть! Ясное дело, что ты давно страдаешь! А теперь страдаешь вдвойне: ложь всегда душу выедает, но когда рядом с тобой был любящий тебя человек, он как бы часть на себя брал. А теперь не так. Но только дела эти все ж житейские, со временем и боль твоя пройдет, ты только тоске своей не поддавайся! Тоска эта всего человека пожрать может, если он ей поддастся! А ты не поддавайся! Знаешь, верное средство есть от хвори этой! В деревне-то некогда болеть: скотина некормленая так взвоет, что быстро забудешь, где что болит. Это в городе ни огорода, ни скотины, да еще и больничный лист дадут, а то и группу инвалидности, вот как мне. Лежи себе, болей! – Наталья Михайловна погладила Лилю по волосам. – Найди себе дело! Не сиди дома! Подружки-то у тебя есть?

– Есть. – Лиля уже успокоилась и рядом с Натальей Михайловной почувствовала себя почти совершенно здоровой, боясь этому верить. – Очень хорошая подружка, но мне жаль ее беспокоить, она и так из-за меня по ночам кошмары видит.

– Это ничего! С бедой всегда всем миром справлялись! А как же! А если, не приведи Господи, у подружки твоей что-то случится, ты ей поможешь! Не так, что ли, говорю?

– Так. – Лиля улыбнулась.

– Не торопись с решениями! Жизнь, она мудрее, сама все рассудит, ты только веры не теряй и мрачные мысли, как мух, отгоняй. Человек почему так легко начинает верить во все плохое? Так это ведь легче, чем в него, плохое это, не верить! Чтоб не поверить, мужество надо, да терпение ждать хороших вестей! Все у тебя будет хорошо! Может, не сразу, так что ж! Да и выбор невелик! Либо беда нас сточит, либо мы ее перетерпим! А к врачу ты бы сходила, может, витамины какие нужны!

Наталья Михайловна видела теперь совершенно отчетливо, что Лиля серьезно больна. Бледность была просто ужасающей: она увидела, что под глазами у нее появились темные круги, кожа на лице и волосы сделались сухими. Лиля похудела, но то ли не замечала этого, то ли не хотела замечать.

Наталья Михайловна старалась всячески успокоить ее, но тревога нарастала.

– Лилечка, а ты у мамы не хотела бы пожить?

– Нет, это невозможно, Александр Борисович не разрешает мне ночевать где-то.

– Но может быть, тогда на курорт какой?

– Мне не хочется. Правда, просто не хочется. Я бы сейчас спала круглые сутки.

– Ну и спи! Кто ж тебе мешает! Сон всегда лечит! Или вот ко мне приходи, ты знаешь, я живой душе всегда рада! Научу тебя кружева плести! Ты ведь терпеливая, да и красоту понимаешь сердцем – у тебя получится!

– Спасибо.

– Да что ж «спасибо»! Или у тебя к этому душа не лежит?

– Я сейчас сама себя не пойму.

Лиля вскоре ушла, сославшись на позднее время и усталость. Наталья Михайловна после ухода Лили некоторое время пыталась вязать, но нитки то и дело путались и рвались. Промучившись, Наталья Михайловна поняла, что проку все равно не будет, и отложила рукоделие. Лиля не шла у нее из головы. Всего две недели назад это была сияющая, красивая молодая женщина. Сегодня, глядя на Лилю, Наталья Михайловна все время ловила себя на мысли, что перед ней другой человек. И только глаза, по-прежнему добрые, не давали места сомнениям: это была Лиля, но сильно изменившаяся.

Наталья Михайловна за своими горестными мыслями чуть не проследила, как вошел ее муж.

Обычно она заранее подъезжала к двери, чтобы встретить его у самого порога, а сегодня очнулась, когда он уже открыл дверь.

– Что-то никто меня не встречает, – шутливо произнес он. – Наверное, разлюбили меня в этом доме? – Он поцеловал жену в щеку и внимательно посмотрел на нее: – Наташенька, у тебя все нормально?

– Да, Володюшка, все нормально. – Наталья Михайловна прижалась щекой к руке мужа. – Задремала немного. Сумерничать будем?

Владимир Петрович возвращался домой поздно, иногда в полночь. Жена всегда ждала его, спать без него не ложилась. Но, как правило, так поздно они уже не ужинали: Владимир Петрович ел в особняке, на кухне. Но тем не менее привычка садиться за стол после работы осталась. Чаще всего они пили чай из трав с медом, как любил Владимир Петрович. Это и называлось у них «сумерничать». На кухне включалось бра над столом, и они, сидя за самоваром в приятном полумраке, обсуждали прошедший день.

Сегодняшний день не был исключением. Владимир Петрович, с мокрыми еще после душа волосами, аппетитно отхлебывал чай из блюдца, то и дело зачерпывая мед из тарелочки. Было видно, что он с наслаждением вдыхает аромат меда и трав. Наталья Михайловна разговор на волнующую ее тему начала не сразу.

– Как у тебя на работе, все ли ладно?

– Да как обычно, хозяин все еще в командировке, так что у меня сейчас, можно сказать, бархатный сезон. – Владимир Петрович улыбнулся.

Он был поваром высокого класса, в свое время ему довелось работать за границей, в посольстве, так что к неожиданностям ему было не привыкать. И все же первое время работы у Красовского он никак не мог отделаться от ощущения, что им недовольны: настолько немногословны и сдержанны были оценки его труда. Хотя работать у Красовского смог бы не каждый, теперь Владимир Петрович это точно знал. Хозяин, так все в особняке называли Красовского, зачастую и сам не знал, чего хотел. И лишь со временем, неизменно слыша восторженные отклики о мастерстве своего повара от гостей, которых, кстати, он приводил часто, неожиданно и в большом количестве, Красовский утвердился во мнении, что с поваром ему действительно повезло. Он стал доверять составление меню Владимиру Петровичу и ни разу об этом не пожалел, хотя, вероятнее всего, даже и не догадывался, чего это тому стоит.

Владимир Петрович был вынужден самостоятельно изучать вкусы и привычки не только своих хозяев, но и их гостей. И если бы не любовь к своему делу, вряд ли бы он, как и все его предшественники, удержался здесь надолго. Ему действительно хорошо платили, но все же это было не решающим аргументом: с его квалификацией он мог бы найти себе работу с хорошим заработком и в другом месте. Здесь он всего лишь имел полную свободу действий, как в выборе меню, так и в средствах, на это отпускаемых. Он мог ничем не ограничивать свое творчество – главное, чтобы то, что он готовил, нравилось. И это было единственное условие, которое ему поставили сразу. И все же, несмотря на трудности, Владимир Петрович пока не собирался менять работу.

– Знаешь, Володюшка, сегодня к нам Лиля приходила.

– То-то, я думаю, она ни к завтраку не была, ни к ужину!

– Нет, она ко мне уже под вечер пришла. Володя, ты ничего за ней не замечаешь?

– Ты о чем говоришь, Наташа? – Владимир Петрович отставил чай.

– Знаешь, мне кажется, она как-то изменилась. – Наталья Михайловна говорила очень осторожно, все еще надеясь, что вот сейчас муж развеет все ее сомнения.

– Значит, ты это тоже заметила? – задумчиво произнес Владимир Петрович.

– Мне показалось, что она даже похудела, осунулась как-то.

– Да это и немудрено – она совсем ничего не ест! Я же помню все ее привычки! Последнее время готовлю только то, что раньше она заказывала как лакомство, – все равно! Придет, посидит, посмотрит на еду, ковырнет вилкой, чтобы меня не обидеть, и уходит. Я сначала спрашивал: может, что другое приготовить? А она только улыбается виновато и молчит. Забьется к себе в комнату и целый день не показывается. Раньше-то ее дома днем с огнем не найдешь: то в бассейн уйдет, то за покупками. А теперь почти все время дома. Изредка к подружке сходит, но все равно как неживая. Начнешь говорить с ней – молчит и через силу виновато так улыбается. А раньше-то мы с ней по часу болтать могли!

– Володюшка, ты что-нибудь знаешь?

– Что знаю? – не понял Владимир Петрович.

– Что с ней происходит? – Наталья Михайловна никогда мужу не лгала, но то, что рассказала ей Лиля, было чужой тайной, и она решила мужу ничего не говорить про Андрея.

– Чужая душа – потемки, Наташа, что ж тут узнаешь! Да и не тот это дом, где можно что-то понять! Да я тебе уже говорил об этом!

Наталья Михайловна знала от мужа и о том, что в дом никого не пускали, кроме гостей самого хозяина, и о том, что в доме за всеми велась слежка: у Владимира Петровича был очень тонкий слух, и он не раз слышал, что кто-то подслушивает его разговоры с Лилей за дверью. Лиля это тоже знала. Они иногда не сговариваясь начинали говорить всякие колкости в адрес того, кто стоял, скрываясь, за дверью. Говорили специально громко, Лиля при этом всегда давилась от смеха. Так они развлекались. Они даже знали, кто за всеми следит: горничная Галя. Владимир Петрович относился к ней без злости, но общаться избегал.

– Мне, честно говоря, давно жаль Лилю. Мы к ней привыкли, как к дочери, но она постепенно становится похожей на этот дом-призрак. Все в нем, включая хозяина, как замороженные! Знаешь, мне на кухне скучать некогда, но если приходится подниматься на второй этаж – мороз по коже! Словно покойник в доме.

– Ты раньше мне этого не говорил!

– А раньше этого и не было. С месяц как началось.

– А мне кажется, ты просто сгущаешь краски! Вот был бы у Лили ребеночек, некогда было бы скучать!

– Как в воду глядишь! Красовский спит и видит наследника! Да вот нет от него детей!

– Да, я помню, ты говорил, что он был женат, но неудачно. И все-таки жалко Лилю-то! Вот и ты говоришь, что аппетит у нее пропал. Что-то ведь делать надо, Володюшка!

– Успокойся, Наташа! Это чужая семья, Лиля сама себе ее выбрала, а значит, сама и должна решать. Мы с тобой можем ее только поддерживать, когда она этого захочет. У нее есть муж, есть мать, да и сама она не ребенок, отвечать должна за свои поступки. Семья эта явно не для нее, она там как в золотой клетке: ни работать, ни учиться, ни общаться толком нельзя. И видно, что ей это уже в тягость, но роскошь затягивает! Видела бы ты, как молодую женщину с первых минут в этом доме окружили всякими излишествами! Тебе и во сне такое не снится! А к хорошему быстро привыкаешь! Не нужно паниковать, Наташенька. Да что я тебя учу! Ты лучше меня знаешь, что надо уметь ждать спокойно. Да, не все у них там ладится, но мы Лилю за просто так не отдадим, так?

– Так! – Наталья Михайловна незаметно смахнула слезу и улыбнулась. – Но все же ты там за ней приглядывай, Володя, в обиду не давай, хорошо?

– Хорошо! – Владимир Петрович встал, поцеловал жену в волосы и взялся за коляску. – Ну что, спать поехали? Пора!

* * *

Время шло. Женя после последней встречи с Лилей скомандовала себе отбой. Дело в том, что Лиля, придя в себя после внезапно возникшего подозрения причастности Власова к убийству Андрея, категорически отвергла эту версию как выдуманную, основанную на каких-то сомнительных экспериментах. Она запретила Жене предпринимать какие бы то ни было шаги по выяснению этих обстоятельств. Больше того, Лиля, словно испугавшись чего-то, сухо поблагодарила Женю за все, что она для нее сделала в трудное для нее время, и заявила, что считает инцидент исчерпанным: ее имя не упоминается в деле Андрея, значит, никакой огласки не будет. А это все, чего она добивалась. Искать, а тем более мстить убийцам она считала несерьезным и даже боялась этого. Все, что касается ее объяснений с мужем по поводу драгоценностей, она считала своим личным делом. Она ждала возвращения Красовского.

Женя полностью погрузилась в работу и, хотя была немного обижена и не согласна с Лилей, все же не хотела причинять ей неудобства, не хотела быть навязчивой. Любимая работа захватила Женю, и вскоре все трагические события отошли на второй план. Федор тоже больше не звонил. Иногда Женя забегала на кафедру, консультируя, как обычно, клиентов профессора, которых он, будто случайно, подбрасывал ей. Женя понимала, что Александр Николаевич периодически экзаменует ее, ведя клиентов параллельно с ней. Она была благодарна ему и за тактичность, и за внимание. Таким образом, учеба в аспирантуре тоже шла своим чередом.

Женя продолжала ходить на приемы в поликлинику, дни тянулись за днями. Лиля не звонила, и Женя даже не знала, состоялся ли у нее разговор с мужем. Но золотое правило не лезть в душу, когда тебя об этом не просят, для Жени было свято.

Женя наконец осознала, что Лиля все же изменилась, это уже не та подружка, что была раньше. Это была мужняя жена, причем жена миллионера. Жене это не нравилось, но ее мнение на этот счет никого не волновало. Ей было жаль Лильку, потому что она не производила на Женю впечатления счастливой, хотя и старалась держаться с достоинством. Ей было жаль их дружбы. Ей было жаль трагической Лилиной любви. Но Женя была бессильна: это была не ее жизнь, и ее, Женьку, туда не пускали. Хотя как специалист она свое отработала, проявив и выдумку, и мужество. Так без лишней скромности думала о себе Женя. И все было бы ничего, если бы не смутное беспокойство за Лилю, которое накатывало всякий раз, как только у Жени случалась свободная минутка. А потому звонок Лили не был неожиданностью: в глубине души Женя его ждала.

– Женечка, это я, Лиля.

– Привет, подружка, как дела?

– Нормально, – как всегда, сдержанно ответила Лиля. – Можно, я к тебе приеду? Прямо сейчас?

Время шло к вечеру, но гостей Женя не ждала и сама никуда не собиралась.

– Приезжай, – согласилась она.

Лиля приехала на машине, как всегда, роскошная и элегантная. Квартира очень быстро наполнилась стойким ароматом французских духов. Она, осторожно прикоснувшись к Жениной щеке, прошла в комнату и села, выжидательно глядя на Женю. Но Женя заранее решила ни о чем ее не спрашивать, считая, что все, что ей нужно, она скажет сама: ведь она договорилась о встрече, значит, что-то хотела.

– Женя, – наконец-то Лиля решилась, – ты не могла бы поехать сейчас со мной на кладбище и показать мне могилу Андрея?

Чего-чего, но такого поворота Женя не ждала. Несколько секунд она сидела в растерянности, и Лиля поняла это по-своему.

– Я, конечно, понимаю, что просьба моя для тебя может быть и неприятной, но, Женя, мне никто в этом, кроме тебя, не поможет. Пожалуйста! Ты только покажешь мне могилу, и мы сразу уедем! Я потом сама буду приезжать к нему. Ну пожалуйста! Я тебя очень прошу!

– Лиля, я не против, но ты выбрала не совсем удачное время: ехать на кладбище на ночь глядя, брр! В лучших традициях мистических триллеров! Лиль, я боюсь!

– Женя, ты что?! – Лиля села рядом с ней на колени. – Я специально на машине приехала!

– Да видела я твою машину! Ты хоть на права-то сдавала?

– Как это? – Лиля недоуменно посмотрела на Женю.

– У тебя права есть?

– А как же?

– Это правильно, без них только до ближайшего гибэдэдэшника и доедешь. А правила дорожного движения ты знаешь?

Только тут Лиля поняла, что Женя не доверяет ей как шоферу, опасаясь за свою жизнь. Она вдруг засмеялась:

– Женька! Да ты, оказывается, настоящая трусиха! Ты и кладбищ боишься, и меня за рулем! Ну, Женя! Ты думала, что я права купила и до сих пор просто случайно не врезалась в столб? Да? – Лиля смеялась, глядя на сконфуженную Женю.

– Ладно радоваться, отличница! Сейчас я и увижу, чего стоят твои права!

– Женя, да ты что! Я ведь серьезно, экзамены сдавала. И по правилам, и по вождению, как все! И инструктор у меня был, как у всех! Я ему не платила, понимаешь?

– Так сейчас не бывает, – заупрямилась вдруг Женя.

– Бывает! Я все сдавала сама, ты что, правда мне не веришь?

– И прямо с первого раза все и сдала! – не унималась Женя.

Лиля снова засмеялась, видя, что Женя капризничает, как ребенок.

– Не с первого.

– Ну наконец-то!

– Со второго. – Лиля улыбалась. – Женька, я никогда раньше не замечала за тобой такой въедливости. Что с тобой? Что на тебя нашло?

– С кем поведешься, от того и наберешься! Понятно? Ладно, поговорили, и будет. Ты, наверное, специально время тянешь, чтобы меня на кладбище ночью привезти, чтоб меня там кондратий хватил, да?

– Да это ты первая начала! – возмутилась Лиля.

– Я? – Женя натягивала брюки и прыгала на одной ноге.

Лиля придержала ее за руку:

– Значит, мы едем?

– А ты еще сомневалась? Вы, барышня, не только из меня, похоже, веревки вьете! Тихая-тихая, а как надо чего, так громкая! – Женька засмеялась той глупости, которую сказала. – Все, я готова! Надо что-нибудь тяжеленькое с собой прихватить. У тебя в машине есть какой-нибудь гаечный ключ побольше?

– У меня есть газовый баллончик. – Лиля вынула его из сумочки.

– Ты им когда-нибудь пользовалась?

– Нет, никогда.

– И это видно. – Женя положила баллончик в свой карман. – Такие вещи держат в руке, наготове. И реакция должна быть молниеносной. Можно, конечно, ошибиться и отключить кого-нибудь, кто просто сигарету хотел попросить, но иначе просто отключат нас. Поняла?

– Нет, ничего не поняла, – призналась Лиля.

– Ну и ладно, пошли! – Женя не стала признаваться, что газовым баллончиком тоже не пользовалась никогда.

Сев в машину, Лиля вздохнула и положила руки на руль. Тут только Женя заметила, что руки у Лили дрожат. Жене стало не по себе, но отказываться от поездки было уже поздно. Лиля вела машину аккуратно, мягко притормаживая на ямах и рытвинах. В машине играла музыка. Лиля специально поставила то, что любила Женя: «ДДТ» Шевчука. Женя вся погрузилась в любимые мелодии, а Лиля лишь однажды осторожно посмотрела на нее, меняя кассету. Она хорошо знала вкус Жени и снова не ошиблась: Женя очень любила баллады и блюзы Гари Мура. Так, молча, они доехали до ворот кладбища.

– Останови машину возле забора, – попросила Женя. – Иначе я не смогу сориентироваться.

– Но ты знаешь, куда идти?

– Я помню место, где я их встретила. Там и попробуем поискать.

Они вышли из машины. Вечер уже наступил, но все же надписи на памятниках можно было видеть издалека. Женя решительно пошла впереди, хотя у нее вдруг исчезла уверенность, что могилу они найдут. И действительно, покружив минут двадцать, они, грустные, присели на лавочку у какой-то ограды.

Сумерки быстро сгущались. Народу на кладбище уже не было. Пора было уходить.

Женя обратилась к Лиле:

– Пошли, придем в другой раз, днем. А сегодня – хватит.

Женя помогла Лиле встать. Лиля все делала послушно, как робот. Глаза ее были потухшими. Они направились к выходу. Вдруг Лиля остановилась как вкопанная, а потом потащила Женю куда-то в сторону, не разбирая дороги. Женя от неожиданности не сразу поняла, что произошло: Лиля буквально преобразилась! Только что это была скорбная, заторможенная от горя женщина, и вдруг за секунду у нее откуда-то взялись такие силы, что она быстро побежала, и при этом тащила за собой упирающуюся Женю!

– Лилька, ты что? – еле переведя дыхание, когда они остановились, спросила Женя.

– Тихо! – прошептала Лиля. – Говори шепотом!

Она вглядывалась куда-то в темноту, и Женя поняла, что они от кого-то убежали. На Лилином лице был такой ужас, что Женя невольно испугалась тоже. Ночь неумолимо опускалась на кладбище, вокруг не было ни души. «Если нас кто-то решил убить, то сейчас самое время, – холодея от страха и нащупывая газовый баллончик в кармане, думала Женя. – Может, и могилки для нас уже приготовили». От собственных мыслей ей стало еще хуже: шутить не получалось. Зубы сами собой начали отстукивать дробь. Вдруг Лиля схватила ее за руку, и Женя почувствовала, что Лиле, наверное, еще хуже, чем ей: руки у нее были ледяными, и ее всю била дрожь.

– Пойдем, – так же шепотом сказала она, увлекая Женю за собой и по-прежнему вглядываясь в темноту. – Только иди тихо!

Женя не сопротивлялась. Они шли, крадучись между могилами, путаясь в траве и то и дело останавливаясь. Женя, как ни вглядывалась, никого не могла увидеть. Она поняла, что Лиля идет за кем-то на некотором расстоянии, боясь быть замеченной. У Жени немного отлегло от сердца: значит, охотятся они сами. Она вдруг начала судорожно зевать, так что из глаз покатились слезы. Лиля, не отрывая глаз от кого-то в темноте, сердито шикнула на нее и знаками заставила сесть на корточки. Повсюду насколько хватало глаз были оградки и памятники. Далеко впереди белел купол недавно выстроенной часовни. Они сидели на корточках, ночью, среди могил, одни, и еще за кем-то следили! Женя покачала головой: «Точно, двинулись мы с Лилькой! И ведь рассказать никому нельзя – засмеют!» Женя уже совершенно успокоилась, опустила баллончик в карман и даже заскучала.

– Лиль, ты, может, объяснишь, что за скачки устроила? – на всякий случай все же шепотом спросила она. – Меня уже комары всю закусали! Чего мы тут, как надгробные памятники, торчим?

Все было не так, как показывают в кино: не ухали филины, не было холодящих душу завываний, и даже темнота не была зловещей. Единственно, что ощущала Женя сейчас, – это их с Лилькой идиотское положение.

– Тихо! – Лиля дернула Женю за руку. – Вон она! Видишь, идет?

Женя увидела идущую между могил пожилую женщину в платочке, ее походка показалась знакомой Жене.

– Кто это? – шепотом спросила она.

– Я не уверена, но, кажется, это домоправительница Александра Борисовича.

– Ну и что? Чего ты ее так испугалась? Она же не привидение, – философски рассудила Женя, на всякий случай покрепче сжимая газовый баллончик и стараясь получше разглядеть эту домомучительницу, из-за которой они с Лилькой сидели ночью среди могил.

Лиля молча проводила глазами женщину, пока та не скрылась за воротами кладбища.

– Ну, теперь мы можем отсюда уйти? – Женя заговорила в полный голос.

– Да, можем. – Лиля наконец отпустила Женину руку.

– Ну и хватка у тебя! Откуда силища взялась!

– Я очень испугалась!

– И не ты одна, – усмехнулась Женя. – Ты так меня заикаться заставишь.

Они направились к машине. Женя порывалась идти побыстрее, но Лиля то и дело ее притормаживала, как будто боялась снова встретиться с той женщиной. Выйдя за ворота и удостоверившись, что вокруг никого нет, они направились к машине. Про себя Женя порадовалась предусмотрительности Лили: она поставила машину подальше от дороги, так что за деревьями ее не было видно.

– Хоть резину не сняли, и на том спасибо, – ворчала Женя, усаживаясь в уютном салоне. – Лилька, у меня от страха аппетит разыгрался, у тебя в машине ничего нет съедобного?

– Шоколад будешь? – предложила Лиля, аккуратно выруливая автомобиль на дорогу. Она вполне оправилась от испуга и выглядела спокойной и сосредоточенной.

– Нет, шоколад не хочу. Хочу щей горячих со сметаной или котлет отбивных. – Женя мечтательно развалилась на переднем сиденье.

Лиля улыбнулась, глядя на дорогу:

– Я тоже хочу.

– Ну, отбивных я тебе, к сожалению, не обещаю, а вот щи – это пожалуйста! Вчерашние! Сразу, как только приедем ко мне!

Женя о многом хотела спросить Лилю, но в целях самосохранения, пока Лиля была за рулем, не решалась возвращаться к теме кладбища. Однако по приезде домой она твердо решила добиться от Лили вразумительного ответа на вопрос, почему она так боится какой-то прислуги. Музыку больше не включали. Были слышны тихий звук работающего двигателя и шорох шин. Встречные машины иногда слепили светом своих фар. Дорога и ночь убаюкивали.

Женя открыла глаза от наступившей тишины. Машина стояла возле ее подъезда, и Лиля с нежностью смотрела на нее спящую.

– Ты чего меня не будишь?

– Мы только подъехали. Спасибо тебе. – Она обняла Женю. – И прости, что напугала тебя, хорошо?

– Хорошо, – быстро согласилась Женя. – Но ты все-таки объясни, почему ты так испугалась эту женщину?

– Сначала от неожиданности. Я не хотела, чтобы она нас увидела.

– А потом? Чего ты за ней потащилась?

– Я хотела узнать, зачем она пришла на кладбище.

– Узнала?

– Да, наверное, все-таки у нее здесь кто-то похоронен, она подходила к могилам, – как-то уклончиво ответила Лиля. – Хотя я была уверена, что у нее здесь никого нет. Наверное, я ошиблась.

В машине повисла тишина. Лиля смотрела вперед, думая о чем-то своем.

– Скажи, а Красовский приехал? – спросила неожиданно Женя.

– Да, уже давно.

– И как у вас отношения?

– Хорошие. Как и были. – Лиля снова стала замкнутой, хотя и улыбалась.

Они простились, и Женя поднялась к себе. Принимая душ, ставя чайник на плиту, она размышляла.

Прислуга, шастающая на кладбище ночью неизвестно зачем, ей не понравилась сразу, и пребывание Лили в доме, где есть подобные люди, Женю явно не радовало. Кроме того, ее неприятно удивил страх Лили перед этой старухой, но, немного подумав, она решила, что это все от расстроенных Лилиных нервов и скоро пройдет. Но самое главное – после этой поездки подозрение, брошенное на Власова, почему-то не казалось ей плодом воспаленного воображения: похоже, слегка жутковатая прогулка по ночному кладбищу встряхнула ее, Женю, сбросила с нее какую-то пелену. И если теперь все же предположить невозможное, то выходило, что в то утро Власов был как бы в двух ролях. Зачем это было нужно, Женя понять не могла, но факт двуличия Сергея обозначился довольно отчетливо: за несколько минут до приезда милиции он пытается оглушить Лилю, а потом, ограничившись, вероятно, констатацией ее обморока, предстает перед ней в виде участливого капитана милиции в составе оперативной бригады, прибывшей на место преступления. Фарс? Комедия? В этом было столько нечеловеческого, откровенно циничного, что Женя очень хотела, чтобы подозрения ее не оправдались.

Женя очень хорошо отдавала себе отчет в том, что, возможно, все свои доводы она строит на песке и наводит тень на совершенно ни в чем не повинного человека: факты, добытые под гипнозом, доверия все же не внушают! Но вот сейчас она вдруг решила себе позволить роскошь свободных ассоциаций: куда поведет мысль, там и хорошо! А почему бы и нет? Почему, думала Женя, там, в милиции, можно разрабатывать только одну версию, а ей нельзя разрабатывать их много?

Именно много! Столько, сколько подскажет ей ее фантазия! Женя, таким образом, сбросила с себя табу, наложенное Лилей. И исходила она главным образом из того, что ее рассуждения никого в тюрьму не отправят. Почему бы и не порассуждать? Тем более что вообще-то анализ – это ее, Женин, хлеб. Работа, можно сказать. И даже любимая! Итак, подумала Женя, размышлять будем методом исключения: возможно, что человек, которого видела Лиля под гипнозом, все же не был Власовым. Тогда встреча Лили с этим человеком почему-то для него была нежелательной. Ну, это понятно: зачем ему свидетели? То, что он чуть не столкнулся с Лилей нос к носу, свидетельствует о том, что он не знал о назначенном свидании, а значит, убийство Андрея с его отношениями с Лилей никак не связано.