Текст книги "Искушение любовью "
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Мысли, наскакивая одна на другую, бестолково роились у нее в голове. Женя чувствовала, что-то беспокоит ее, отвлекает, не дает сосредоточиться, но ей никак не удавалось поймать это таинственное что-то. Словно она, Женя, поделила сегодня ту петлю, ту удавку, которая была накинута на Андрея и незримо на Лилю, на троих – теперь еще и на себя. Женя почти физически ощущала, как эта петля затягивалась на них, что могло привести к трагическому финалу. Она не понимала, откуда, из чего выходит к ней это чувство надвигающейся смерти, но себе верила, зная, что отмахиваться от ощущения опасности можно только в примитивных вестернах. Но она не ковбой и стрелять будут не пулями. «Не пулями, – повторила про себя Женя. – Оружие другое. Другое оружие. Стоп!»
Она начала от напряжения ходить по комнате. Почему другое оружие? Что выдает ее мозг? Он ведь выдает! Надо только понять! «Ладно. – Женя остановилась. – Первое – это успокоиться. У меня есть еще резерв времени. Я уверена – время еще есть. Я не пропустила пока ни одного удара, я просто ввязалась в драку. Меня в ней не ждали. Есть! Поняла!» Она все поняла. Сразу пришло спокойствие, и мозг заработал четко и быстро. Она, Женя, и есть козырь в этой игре, которая с самого начала задумана без расчета на нее, Женю. Сейчас она путает им все карты, и, пока они будут думать, что с ней делать, у нее есть шанс. Она понятия не имела, кто они такие, но это сейчас ее нисколько не смущало – всему свой черед. «Итак, что мы имеем. – Женя уселась на диван и поджала под себя ноги. – Мы имеем убийство через повешение с предварительным нанесением множественных проникающих ножевых ранений. Как нам стало известно от уважаемых криминалистов, а им у меня нет пока оснований не доверять, ранения наносились еще живому Андрею, руки его были связаны. Изощренное убийство. Этого нельзя сделать просто под влиянием сильных эмоций, так как когда человек взбешен, он скорее всего ударит, вложив в удар все эмоции. Значит, убийство заранее спланировано. Скорее всего убийцы были под действием наркотиков или являются психически больными. Но может быть и то и другое. Подведем итоги. Разборки – раз. Месть женщины Андрею – два. Месть Лиле – три. Причем последняя версия имеет две подверсии. Месть Лиле мужем и кем-то ей неизвестным из ее окружения. И маньяк – четыре.
Итак, сначала нужно заняться личностью Андрея. Посмотреть за его домом, поговорить с соседями, его матерью. Ниточка потянется обязательно, куда – посмотрим. Дальше. Мне желательно увидеть самой тех людей, с которыми Лиля сейчас общается. Всех, включая ее массажисток и маникюрш. Остается маньяк. Это уже сверхзадача. И здесь – как повезет.
Но первое, что мне надо понять уже сейчас, – каковы планы убийцы. Если убили Андрея в результате конфликта, то на этом, собственно, все и закончится. Впрочем, могут шантажировать. Да, это реально. Если убийц наняла женщина, то, расправившись с обидчиком и увидев его труп, она получила желаемое удовлетворение. Но сказать наверняка, как далеко зайдет ее ненависть, пожалуй, трудно. Немного успокаивает то, что на убийство ей нужны деньги, а их необходимо где-то взять. Здесь у нас, вероятно, все же есть выигрыш во времени.
Весьма актуальна версия про месть Лиле, так как Лиля сама первая об этом сказала, хотя даже и не поняла этого. Она, несомненно, что-то чувствует, просто не осознает. И здесь будут сложности со сбором информации. Кроме наружного наблюдения, пожалуй, ничего больше не придумаешь. Конечно, идеально собирать информацию и по Андрею, и по Лиле одновременно. Но это нереально! Ну да. – Женя посмеялась сама над собой. – Если ты вспомнишь, что каждый прошедший день будет либо удалять, либо приближать к смерти, то и помощника найдешь. Да, помощник необходим. Причем опытный. Иначе подставит так, что и охнуть не успеем. Где его взять?
Сергей! – Женя удивилась, что не подумала об этом раньше, но уже в следующую секунду ее пыл прошел. – Во-первых, он, условно говоря, человек мужа. И если он сегодня нам еще помогает, то завтра может стать непредсказуемым. У Сергея нет главного – мотива нам помогать. И во-вторых, его тоже нужно проверить. Так, на всякий случай. Не нравятся мне эти стечения обстоятельств, – подумала Женя. – Но кто будет проверять? Кто может мне помочь? Собственно, и думать тут нечего, кроме Александра Николаевича Москвина, мне просить помощи не у кого. Так, – Женя посмотрела на часы, – сегодня я еще успею подойти на кафедру, лишь бы он был на месте».
Не прошло и десяти минут, как Женя уже спешила к университету, благо что находился он в нескольких минутах ходьбы от ее дома. Александр Николаевич, к счастью, был на кафедре и, увидев свою подопечную, которая явно намеревалась войти к нему в кабинет, снял от удивления очки.
– Можно? – несколько запоздало выдохнула запыхавшаяся Женя, уже садясь на стул. Видя молчаливое недоумение профессора, сравнимое разве что со случаем появления у него в кабинете налогового инспектора, желающего возвратить ему налог, взятый с его профессорской, частной, практики, Женя заговорила быстро, стараясь не встретиться с ним взглядом: – Александр Николаевич! Не смотрите на меня так, словно эти выходные, которые вы мне подарили так щедро, словно у меня был день рождения, я буду просить у вас, как второй дубль в кино, еще раз. Да, я действительно пришла на кафедру в свой личный, безутешно оплаканный выходной день. И я не собираюсь говорить вам, что обстоятельства сложились так, что взять эти выходные я сейчас не смогу, но возьму потом. – Женя все же подняла на профессора свой незамутненный взор.
Глядя на нее, он смеялся одними глазами, глубоко пряча улыбку в мелкой сети морщинок вокруг глаз.
– Я тебе выходные дал зачем? – наконец промолвил профессор. – Чтобы ты по кафедре шлялась?
Нарочито грубоватый тон не обманул Женю.
– Александр Николаевич, миленький, какие выходные! Я без вас погибаю!
– Да говори ты, в конце концов, Женя! Ну не тяни за душу.
– У меня беда!
– Ну, Женя! Час от часу не легче! – Профессор встал, подошел к Жене, похлопал ее по плечу и снова вернулся за свой знаменитый профессорский стол.
Стол этот был особенным. Сделанный из натурального дерева средневековым мастером, он весь лоснился, отполированный тысячами прикосновений, и преданно хранил это тепло. Стол славился на весь университет и был сродни музейному экспонату. Кроме того, он служил в качестве лобного места для тех студентов, которые по неблаговидным причинам попадали к профессору. Александр Николаевич при этом был с ними подчеркнуто вежлив, их появление у себя в кабинете сопровождал неизменно вставанием и крепким рукопожатием. «Рад с вами познакомиться, – говорил он, раскланиваясь. – Прошу вас, соблаговолите представиться». От этих слов студенты моментально немели, бледнели и начинали говорить почти нечленораздельно, покрываясь при этом испариной. Но и это было еще не все. Профессор брал под белые рученьки к тому времени уже почти невменяемого штрафника, усаживал за свой стол, а сам становился напротив, со скрещенными на груди руками и немигающим взглядом.
Эту сцену Женя, будучи аспиранткой, видела много раз, и каждый новый спектакль профессор разыгрывал, как экспромт, вдохновенно и не повторяясь. Жене все это напоминало сцену из мультфильма про Маугли, когда великолепный в своей длинноте змей подзывал к себе онемевших от ужаса мартышек: «Ближе, ближе, еще ближе».
Конечно, студенты не выдерживали и просили извинения за свои прегрешения. Но если потом нужно было заступиться за этих бедолаг, профессор неизменно оказывался на их стороне. Так что вредным его не считали, хотя и побаивались.
Женя подсмеивалась над ними, она знала, что профессор прикладывает значительные усилия, чтобы его опасались студенты. Делал он это не из желания продемонстрировать свое превосходство над беззащитными студентами, а из необходимости держать их в узкой колее студенческой дисциплины. «Дисциплина должна быть, – уверял сам себя профессор. – Но и тайна тоже. Где есть непредсказуемость, там трудно предсказать, а значит, есть элементы волнения, а может быть, даже покаяния, на что я, ваш покорный слуга, и надеюсь втайне».
У профессора действительно была некая тайна, которую он скрывал не только от студентов и сотрудников своей любимейшей кафедры, но и от себя тоже: он даже и себе самому боялся признаться в том, что напускает на себя строгость и принципиальность только для того, чтобы никто не догадался, что на самом деле он бесконечно добр и мягок.
Как человек опытный, мудрый, наделенный умением тонко чувствовать, он прекрасно понимал, что его доброта могла испортить кого угодно, потому что, как всякое настоящее чувство, границ она не имела. А потому ему приходилось держать себя под контролем, напуская строгость и неприступность.
Но обмануть он мог только себя: студенты, как дети, верили не словам, они чувствовали сердцем. И профессора любили, добротой его с успехом пользовались, умудряясь при этом оставлять его в приятном заблуждении относительно его строгости и неумолимости. Студенты они и в Африке студенты – самая неунывающая, самая юная, самая талантливая, самая благодарная и самая находчивая часть человечества, которую всем сердцем любил профессор-психоаналитик, ее, Жени, научный руководитель Александр Николаевич Москвин.
– Женечка, – голос профессора был почти ласковым, – я давно привык к тому, что ты появляешься как стихийное бедствие, неожиданно и неотвратимо, и я, заметь, не пытаюсь тебя перевоспитывать, потому что понимаю, что это бесполезно: дождю не скажешь «Не лей!» Но, дорогая моя террористка, нельзя ли при этом хотя бы иногда щадить по-отечески любящее тебя, но уже, заметь, слабое профессорское сердце? Ну, говори, говори, что там у тебя опять горит.
– Александр Николаевич, мне нужны ваши связи. Ну, то есть ваша помощь, конечно, но в виде использования ваших связей. – Женя понимала, что от скромности она и в этот раз не умрет, но останавливаться на половине пути было не в ее характере.
– Яснее говори, Женя! Что конкретно ты хочешь, а там я решу сам, смогу ли я это сделать, и если да, то как. Сколько раз тебе объяснять – твои модели поведения подходят только тебе!
– Александр Николаевич, мне нужен молодой оперуполномоченный, желательно не урод.
– Ты что, замуж собралась таким образом? – Профессор удивленно поднял на нее глаза.
– Нет, мне в качестве консультанта нужен человек, знакомый с ведением уголовных дел, имеющий профессиональный навык сбора оперативной информации и имеющий к ней доступ.
– Ну, туману навела! А молодой-то зачем?
– Так мне с ним общаться!
– Ага! – Профессор торжествовал. – Со старым, лысым и слепым ты уже общаться не хочешь?
– Ой! – Женя поняла, что совершила бестактность. – Простите меня, я правда не хотела вас обидеть!
– Ну, положим, тебе это и не удалось. Я шучу, Женя. Но дело-то в том, что задача твоя почти невыполнимая.
– Тогда все пропало. – Женя почувствовала, что пол уплывает из-под ног. – Тогда я погибла.
– И что тебе угрожает? – полюбопытствовал профессор.
– Мне угрожает все! И смерть во цвете лет, и бесчестье, и кандидатская, которая никогда не увидит свет, – обреченно объявила она.
– Вот этого я тебе никогда не позволю! Кандидатскую чтоб писала, понятно? Выходные я тебе дам еще, а этого твоего красавчика из милиции сейчас найдем! – Профессор снял телефонную трубку и набрал номер.
– Иван Алексеевич! Мое нижайшее вам почтение! Москвин беспокоит. Тут такая пикантная ситуация образовалась у моей ученицы, что вся надежда только на вас. – Было слышно, как на том конце провода рассмеялись. – Нужен нам самый молодой, самый симпатичный, самый высокий и самый умный оперуполномоченный. – Услышав ответ, Москвин рассмеялся. – Я знаю, что у вас не конкурс «Суперопер-2000» и не Голливуд, но ты уж поищи, Иван Алексеевич, очень нужно! – Он прикрыл трубку ладонью и обратился к Жене: – Говори, куда и когда ему прийти.
– Завтра в двенадцать, – ответила Женя мгновенно, почти не думая.
Профессор усмехнулся, покачал головой и сказал в трубку:
– Завтра он сможет? В двенадцать часов у ворот университета. Очень хорошо, спасибо. – И он положил трубку.
– Ну, Евгения, если ты мне докторскую не защитишь, считай, вечной должницей помрешь!
– Да я еще кандидатскую до половины не дописала. – Женя не поняла, шутит он или нет.
– Я говорю тебе, что, если ты вдруг работу променяешь на замужество, мне, старому дураку, придется рыбу удить где-нибудь подальше от города, чтоб прохожие не узнали и не оплевали меня. Поняла? Я надеюсь на тебя, и ты меня не подведи. – Он протестующим жестом приказал ей не возражать. – Твой заказанный жених будет ждать тебя у входа в главные ворота университета. Его зовут Федором. Ты довольна?
Женя вскочила и даже всхлипнула от восторга, еще не веря в такую удачу. Она просто вылетела из кабинета профессора, а потому и не заметила его улыбки.
Глава пятая
ЛИЛЯ
Лиля открыла глаза и зажмурилась. Окна в ее спальне были плотно закрыты тяжелыми атласными шторами, но солнечный луч нашел маленькую щелку и светил ей прямо в глаза. Она улыбнулась ему и сладко потянулась. Старинные напольные часы пробили половину двенадцатого. Часы стояли на первом этаже в гостиной и отбивали каждые полчаса. Лиля всегда с удовольствием слушала их мелодичный бой, он ее успокаивал.
День начинался, как обычно, не спеша, и вставать не хотелось. Прошли сутки после того страшного утра. Вчера Лиля очень боялась, что не сможет сделать так, чтобы в особняке по ее лицу никто ничего не заметил.
Но, как оказалось, боялась она напрасно. В особняке мужа не было никого, кроме прислуги. Лиля бесшумно прошла к себе на второй этаж, никем не замеченная. Она разделась, приняла душ, а потом спустилась на кухню к Петровичу.
Петрович, как и положено хорошему повару, был полным, веселым и добродушным. Лиля любила приходить к нему на кухню, чтобы попить кофе и просто поболтать. Встречал он ее с радостью, называя птицей-синицей, шутливо намекая на ее изящные формы. Лиле нравилось наблюдать за его быстрыми и ловкими движениями, она не скрывала своего восхищения, а он всегда старался угостить ее чем-нибудь вкусным. Он баловал ее, и им обоим это нравилось.
У него была больная жена, она вот уже несколько лет лежала прикованная к постели из-за того, что у нее отнялись ноги, когда она узнала о гибели единственного сына. Лиля часто забегала к ней, пока Петрович нес свою вахту у плиты.
Жену его звали Натальей Михайловной, но Лиля называла ее тетей Наташей. Она была одного возраста с Лилиной мамой, но являла собой полную ее противоположность: была женщиной «в теле», хохотушкой с ямочками на щеках. И даже их семейное горе, из-за которого она перестала ходить, не помешало ей остаться жизнерадостной.
Они с мужем потеряли своего сына в так называемой «горячей точке» – в Чечне, но были людьми верующими и сумели вынести это испытание, не озлобившись и не сломавшись.
Лиля любила бывать у них дома. Пожалуй, это были ее единственные друзья, не считая, конечно, Жени. Их дом был совсем не похож ни на дом Людмилы Ивановны, матери Лили, где она выросла, ни на особняк Красовского, ее мужа, где она теперь жила.
Это была небольшая однокомнатная квартира с балконом и удобным коридором. Повсюду, где только было можно, висели и лежали салфетки и салфеточки, занавески, скатерки и половички, симпатичные подставки под горячее и озорные рукавички-ухватки. Вся эта красота была сотворена руками Натальи Михайловны, которая научилась всему этому благодаря своему вынужденному положению.
Лиля старалась поддерживать это увлечение Натальи Михайловны, буквально заваливая ее хорошо изданными журналами по рукоделию, и за это Наталья Михайловна вязала и шила для нее всякие приятные маленькие вещички: то атласные шлепанцы необыкновенной красоты, вышитые бисером и гарусом, то подушечку для иголок в виде изумительного сердечка, затканного золотом. Лиля повесила сердечко над изголовьем своей кровати и даже не собиралась втыкать в него иголки: она любовалась им всякий раз, когда ложилась в постель. Все стены в ее спальне были обвешаны вышивками Натальи Михайловны. Это были настоящие картины, в рамочке и под стеклом. Своего мужа вчера вечером Лиля так и не дождалась. Он появился в особняке, как обычно, под утро, прошел к ней в спальню, осторожно поцеловал в щеку и оставил на ее столике букет свежих роз и конверт, в котором были деньги на ее мелкие расходы.
Этот ритуал сложился сам собой почти сразу после их свадьбы. Они встречались либо за завтраком, либо за обедом, когда муж приводил в особняк своих гостей. Заранее об этом он никогда не извещал, а потому Лиля и Петрович всегда должны были быть наготове: Лиля, как радушная хозяйка и украшение дома, встречала гостей в гостиной, а Петрович спустя тридцать или сорок минут подавал изысканный обед из трех блюд, с холодными закусками и десертом.
Петрович никогда не жаловался, хотя Лиля, как никто другой, понимала, чего это каждый раз ему стоило. Но Александр Борисович очень ценил своего повара, считал его кухню гордостью своего дома и старался ни в чем ему не отказывать. Утро уже близилось к полудню, а Лиля никак не могла заставить себя встать с постели. «Наверное, я боюсь встретиться с Александром Борисовичем». Она продолжала называть его по отчеству и не представляла, как может быть иначе.
Лиля решила сказаться больной и нажала на кнопку звонка. Через несколько минут вошла горничная Галя, принеся на специальном столике Лилин любимый томатный сок. Лиля могла есть помидоры килограммами и пить томатный сок литрами. Это было единственное ее пристрастие в еде. Если случалось, что не было ни того ни другого, всю еду Лиля заправляла томатным кетчупом в таком количестве, что Петрович начинал говорить, что она ест не макароны с кетчупом, а кетчуп с макаронами. Они оба смеялись, но Лиля упорно продолжала портить кетчупом всю свою еду, хотя так и не считала. Внезапно она почувствовала, что сегодня сока ей не хочется. Это несколько озадачило ее, но виду она не показала. Горничную Лиля отпустила, сказав, что на завтрак она не придет, так как ей нездоровится. Галя выслушала ее указания молча и, поджав губы, сообщила:
– Хозяин велел вам передать, что он улетел по делам. Ни сегодня, ни завтра его не будет. Возможно, он вам позвонит.
Ее лицо, молодое и в общем-то вполне симпатичное, всегда так гримасничало при разговоре, что зачастую нельзя было понять, кто кем управляет: лицо Галей или Галя лицом. Ей недавно исполнилось тридцать лет, она была замужем и имела сына-подростка.
Александр Борисович запретил пускать в особняк посторонних людей, включая родственников прислуги и жены. Закон был один для всех, но Лиля знала, что Галя тайком проводит сына, при этом стараясь передать ему вещи или продукты. Достаточно было одного слова, чтобы муж уволил воровку, но Лиле было ее жалко, и она молчала. Она не испытывала к Гале неприязни, но и симпатии не испытывала тоже, причем подозревала, что это взаимно. Галя наконец-то ушла, поставив сок на столике, как обычно, Лиле на кровать и плотно закрыв за собой дверь. Прислуга была вышколена, и этим занималась домоправительница. Эту женщину Лиля вообще никак не воспринимала, хотя она единственная из всей прислуги не уходила на ночь домой.
Домоправительница жила в особняке и вела все хозяйство. Ей было далеко за шестьдесят, и она жила в этом доме уже много лет. Александр Борисович ценил в ней выносливость и сильный характер. Никогда и ни на кого голоса она не повышала, ходила по дому незаметно, как тень, была предана хозяину как собака. При этом вся прислуга ее боялась. Как она относилась к Лиле, сказать было трудно, во всяком случае, Лиля подозревала, что за хозяйку дома она ее не считает. За кого она ее принимала, Лиля не знала. Звали домоправительницу Маргарита Мироновна, но по имени, кроме хозяина, ее никто не звал. Домоправительница. Ее звали только так. Длинно и неудобно. Но с ней Лиля практически не виделась, их пути в особняке никогда не перекрещивались, она просто знала, что домоправительница где-то в доме, и это ее вполне устраивало. Еще в особняке было два охранника и приходящий три раза в неделю озеленитель. Лиля называла его садовником, это он выращивал розы, которые Александр Борисович неизменно, когда бывал дома, ставил Лиле на столик в ее спальне. Никто другой в особняке дарить цветы Лиле права не имел. Это правило было негласным и неукоснительным. Лиля снова поймала себя на мысли, что сока не хочет и вставать тоже не собирается, Прислушавшись к себе, она успокоилась: нигде и ничего не болело. «Ну и ладно, – подумала Лиля. – Какие проблемы?» Никаких проблем у Лили в этом доме не было.
Она жила, вероятно, как принцесса. Как жили принцессы, Лиля не знала, но теперь, выйдя замуж за Александра Борисовича и прожив в его доме полгода, догадывалась: они ленились и развлекались. Больше принцессы делать ничего не должны.
Все было бы хорошо, но что-то было не хорошо, чувствовала Лиля. Ей в принципе все было можно: денег Александр Борисович выдавал ей столько, сколько она просила. Если она не просила, то он сам оставлял ей вместе с цветами энную сумму в долларах, которая бы вполне устроила семью из трех человек на целый месяц.
Лиля тратила деньги не считая, но если вдруг она оставалась без единого доллара, неосмотрительно потратив весь кредит, тоже не страдала: нет, ну и не надо. Лиля, смеясь, говорила, что деньги ей нужны только для того, чтобы о них не думать.
Конечно, особенно сразу после свадьбы, долгие отлучки Александра Борисовича ее огорчали. Она скучала, ждала его, но потом привыкла и согласилась, что деньги любят, чтобы им служили. Так говорил Александр Борисович.
Он оставался неизменно нежен, ласков и внимателен к ней. Последнее время, встречаясь с Андреем, Лиля даже была рада, что Александр Борисович так сильно занят на работе. Внешне она этого не выражала, но от каждого прикосновения мужа к ней непроизвольно вздрагивала и начинала думать об Андрее. Она это тщательно скрывала, оставаясь, как и раньше, приветливой и послушной мужу. Как и раньше, она целовала его при встрече, а он прикасался губами к ее щеке по утрам.
Глава шестая
ФЕДОР
– Здравствуйте! Вас Федором зовут? – обратилась Женя к мужчине, которого увидела в условленном месте. Он стоял к ней спиной и не спеша ел мороженое. На голос Жени он повернулся, но продолжал так же увлеченно облизывать палочку от эскимо, совершенно не обращая на нее внимания.
– Меня зовут Женя. – Она сделала еще одну попытку заговорить с ним. – Ваш Иван Алексеевич вас ко мне направил.
– Он такой же мой, как и твой, – ответил парень, с сожалением выбрасывая остатки мороженого.
Чем больше смотрела на него Женя, тем сильнее билось ее сердце: шутка оказалась не шуткой, перед ней стоял высокий, статный, голубоглазый и черноволосый красавец. На нем были самые обычные летние брюки и светлая рубашка, но даже и в этой одежде его можно было прямо сейчас выпускать на подиум или везти на съемки в Голливуд. Видя растерянность Жени, он решил поторопить ее:
– Ну, говори, чего ты там хотела, а то у меня времени мало. – При этом он недовольно посмотрел на часы.
– Как времени мало? – искренне не поняла Женя.
– Ты что, с неба свалилась? Скажи спасибо, что я вообще пришел! Ты думаешь, мне больше делать нечего? Я к девушкам на свидания за другим хожу, – добавил он раздраженно, и было видно по всему, что он действительно готов уйти.
– Простите, но мне обещали... – попыталась объяснить Женя, совершенно сбитая с толку.
– Я не знаю, что там тебе обещали, а меня как последнего идиота сорвали с работы и приказали прийти сюда. Так вот, приказ я выполнил – пришел, а теперь имею полное право откланяться.
– Вы не можете так уйти! – Женя задохнулась от возмущения.
– Могу! – Он действительно был настроен решительно. – Я, между прочим, сыщик, и мне сегодня еще километров пять ногами надо протопать, а я по твоей милости без обеда остался.
Женя сразу перестала сердиться на него. Она поняла, что он прав, из-за ее прихоти его поставили в совершенно дурацкое положение, он действительно со спокойной совестью мог сейчас уйти, но внезапно появившаяся надежда сделала Женю решительной.
– Знаете, я тоже сегодня еще не обедала. У меня к вам предложение. – Женя быстро сменила тон и тактику. – Я здесь недалеко живу, пойдемте ко мне, вместе пообедаем.
– Пошли, – согласился он на удивление быстро.
– Простите, я не посмотрела ваше удостоверение. – Женя вжала голову в плечи, боясь, что сейчас все закончится и он уж больше не захочет с ней разговаривать. Но с другой стороны, вести его к себе в квартиру, не удостоверившись, что он действительно тот, за кого она его принимает, было выше ее сил.
– Пожалуйста. – Федор казался невозмутимым.
Удостоверение было выдано Полуэктову Федору Ильичу, старшему лейтенанту МВД. «Вот и отлично, вот и ладушки», – думала Женя, едва успевая за ним. Федор шел так быстро и вообще вел себя так, словно Жени не было рядом вовсе, словно он не видел, как, запыхавшись, она почти бежит рядом с ним. «Назло, наверное, – думала Женя. – В отместку издевается, что его, как мальчишку, с работы сорвали и на свидание с девчонкой блатной отправили. И отказаться от унижения этого он не мог – приказы не обсуждают. Ну ничего, – успокаивала себя Женя, почти задыхаясь на ходу. – У мужиков все хорошее с сытной еды начинается!» Они вдвое быстрее, чем обычно это делала Женя, дошли до ее дома, так и не обмолвившись ни одним словом. Федор все время о чем-то сосредоточенно думал, продолжая вести себя так же бесцеремонно, не обращая на Женю никакого внимания.
К счастью, Женя заблаговременно купила продукты на три дня выходных, чтобы не бегать потом, а наслаждаться ничегонеделанием. И хотя от выходных, а с ними заодно и от мечты полениться вволю не осталось и следа, запас продуктов оказался весьма кстати. Она быстро, пока Федор мыл руки, поставила воду для пельменей и кофе.
– Это что, твоя квартира? – Федор в носках расхаживал по комнате, разглядывая вид из окна и книги на полке. Потом повернул голову к Жене и спросил: – Ты вообще кто?
– Как это? – Женя следила за пельменями и одновременно разговаривала с Федором.
– Ну, ты работаешь, учишься, чем занимаешься? – Федор включил телевизор и уселся на диван. Он вел себя так, словно был здесь уже не один раз и все ему здесь знакомо и все ему здесь можно.
«Толку из моей затеи, наверное, не будет, – глядя на него, с тоской думала Женя. – Вот сейчас слопает мои пельмени и даже спасибо не скажет».
– Я психолог. Тебе это что-то говорит? – Она посмотрела на него с легкой усмешкой.
– Говорит.
– И что?
– Ничего хорошего. Темная лошадка. – Федор был явно без комплексов: пришел, так сказать, в гости, уселся и без разрешения смотрит телевизор. Мало того, собирается отобедать, да еще и хозяйку критикует!
Женя чувствовала, что сейчас сорвется. Федор как будто ощутил ее негодование, выключил телевизор и наконец-то заметил Женю:
– Ты чего стоишь? Пельмени скоро? Я люблю их жареными!
«Перебьешься», – на удивление спокойно подумала Женя. Постепенно она начинала привыкать к его бесцеремонности, при этом окончательно придя к мысли, что красота в мужчинах ни с чем не совместима: ни с хорошими манерами, ни с умом. Накрывая стол, она разочарованно думала, что насчет ума у них там, в милиции, наверное, действительно туго, если даже по блату вот таких присылают. И все же она решила вытерпеть все до конца и накрывала стол, как дорогому гостю.
– Ты не обижайся на меня, – Федор говорил с полным ртом, ничуть не заботясь о том, какое впечатление он производит, – но пельмени я предпочитаю домашние.
– В следующий раз налеплю специально для тебя. – Женя боялась, что сейчас расплачется.
– А что, будет и следующий раз? – Федор сделал удивленное лицо.
– Все зависит от тебя. – Потихоньку Женя брала инициативу в свои руки. – Если ты поможешь мне, я буду кормить тебя обедами, сколько захочешь.
– Да? – Федор вдруг перестал жевать и впервые посмотрел на нее с интересом. – Ну, ты даешь! А если я обжора?
– Ну и что? – не сдавалась Женя.
– Я съем весь твой месячный бюджет за три дня! – Федор явно развлекался.
– Я займу в долг.
– Зачем?
– Чтобы тебе понравиться.
Федор пропустил колкости Жени мимо ушей. Его тарелка уже опустела, и он развалился в кресле.
– У нас десерт будет?
– Будет. – Женя собрала тарелки. – Но сначала мы поговорим о деле. А твои кусочки пусть пока в желудке улягутся.
– Какие кусочки? – Федор продолжал валять дурака. – Я разве что-нибудь съел? Честно говоря, не заметил.
– Можно повторить. – Женя поняла наконец, что он специально выводит ее из себя, отыгрывая то унижение, которому был невольно подвергнут из-за нее.
– Ладно. – Федор вдруг стал совершенно другим. – Поставь тарелки и сядь.
Женя послушно села.
– Говори, что у тебя стряслось и чем я могу тебе помочь. – Он изменился до неузнаваемости: куда делся простоватый и не очень воспитанный парень? Перед ней сидел серьезный несильный мужчина. Женя от неожиданности растерялась.
– Ну чего ты так на меня смотришь? – Он мягко улыбнулся. – Концерт окончен. Кстати, спасибо за обед, было очень вкусно. Ну, говори, зачем звала.
Женя постепенно приходила в себя и поняла, что дальше молчать уже неприлично, мало ли что он о ней может подумать.
– Мне нужно проверить одного человека, он сказал, что работает в милиции. Я должна знать, действительно ли он там работает и как долго.
– Кем он работает?
– Сыщиком. Только мне нужно, чтобы ни он, ни кто другой не поняли, что я им интересуюсь. – Женя говорила властно, уверенная, что все делает правильно.
– Вы опоздали, дорогая леди. – Его лицо вдруг стало суровым. – То, что вы просите, уже невозможно.
– Как это невозможно? – возмутилась Женя. Ей казалось, что это ее задание очень простое. Если это невозможно, то все остальное можно уже сегодня похоронить и оставить Лильку одну с ее убитым любовником. Этого она никак не могла допустить. – Я не понимаю, что показалось вам невыполнимым?
Они не заметили, как перешли на официальный тон разговора.
– Если вам так важно сохранить конспирацию, следовало встретиться со мной как-то иначе, тайно. А сейчас вас уже пасут, как, впрочем, и меня вместе с вами. Кому это нужно, теперь знают, что вы вышли на контакт с милицией. И не просто с милицией, а с уголовным розыском. Вот так. – Федор пристально смотрел на Женю.
Женя была совершенно сбита с толку: все, что он говорил, было похоже на правду, но какой-то выход должен быть!
– Но все равно, это можно как-то сделать?
