Текст книги "Искушение любовью "
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Ну как будто с Лили писали! – вырвалось вдруг у Жени, и она испугалась этой своей мысли.
«При приеме барбитуратов в течение многих лет появляются признаки органического поражения мозга и психопатических изменений личности. Наблюдаются маскообразное лицо, мышечная скованность, багрово-синюшная окраска кистей, стойкая депрессия, злобность, лживость, эгоизм, льстивость».
Брр! – Женя передернула плечами. – Такие злобные фурии с неподвижными лицами, синюшными руками и передвигающиеся как роботы, медленно и толчками. Мрачные и тоскливые, как сама смерть. Ужас! – Женя нервно зевнула.
«При резком и полном отказе от барбитуратов развиваются тяжелые, подчас опасные для жизни, состояния. На 3-6-й день после прекращения приема снотворных появляются эпилептиформные судороги с прикусыванием языка и потерей памяти на прошедшие события. Перед наступлением судорог, как и при эпилепсии, больные мечутся в ожидании катастрофы или чего-то страшного, пугающего их».
Женя закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Она все поняла! Третья жена Красовского металась, потому что чувствовала приближение припадка. И упала резко и неосторожно, как все эпилептики. И сознание она потеряла и не помнила потом ничего от приступа эпилепсии. А пока муж суетился, «скорую» вызывал, судороги прошли! Они ведь разные бывают, и, чтобы их распознать, нужна настороженность. Третья жена Красовского упала в судорожном припадке, а потом ударилась виском. И изменения в самом мозге не только травматические! А какие?
Женя не решалась думать о том, что стало уже очевидным, но вместе с тем и чудовищным! Третья жена Красовского умерла от абстиненции, которая протекала в виде эпилептического припадка! Но это значит, что она была барбитуратоманкой! «Этого не может быть, – не поверила Женя. – Зачем нужно было играть в смертельные игры и резко бросать прием снотворных? Опять никто не предупредил?»
Женя вдруг поняла, что мысленно соединила первую и третью женщину: одна зачем-то выпила таблетку, когда не надо было, и умерла, а другая не выпила, и тоже умерла! Где логика? Бред какой-то! Женя отложила учебник и подошла к окну.
«Но Лилька, Лилька ведет себя в точности, как написано в учебнике: стала как тень, не спит и не ест! Думай, Женя, думай!»
Женя начала ходить по комнате. Вся картинка событий вдруг развалилась как карточный домик. Логика рассуждений в какой-то момент исчезла, растворилась, а Женя даже не заметила в какой.
«Успокойся, – стала она себя уговаривать, – давай выпьем чаю! Крепкого, сладкого, с лимоном!»
Женя направилась в кухню и включила там свет. Она, не заметив, как город погрузился в тишину ночи, механически поставила чайник на плиту и села на стул.
«Нужно еще раз пройтись по фактам, только по фактам! Смерть первой жены. Внезапно. Будучи нетрезвой, она приняла обычную дозу снотворного и умерла от угнетения дыхания и сердечно-сосудистой деятельности. Попросту говоря, потеряла сначала сознание, потом перестала дышать, и у нее остановилось сердце. Все очень быстро, за несколько часов. На вскрытии – алкоголь и нембутал в крови, а в мозге... Стоп! Множественные кровоизлияния! А это и есть признак долгого приема барбитуратов, считай – барбитуратовой наркомании! Хватит сомневаться, у нее было не острое отравление барбитуратами, а хроническое! Первая жена Красовского тоже была барбитуратоманкой!
Третья жена, – продолжила рассуждения Женя, – неожиданно для мужа неловко падает и умирает через сутки в больнице. Но неожиданно только для мужа! Она умерла от резкой отмены барбитурового препарата, что выразилось в виде судорожного припадка. Значит, она тоже давно принимала барбитураты. И это подтверждает вскрытие: у нее в веществе головного мозга также найдены множественные кровоизлияния, признак хронического отравления барбитуратами!»
Женя подумала об отравлении впервые так ясно.
«Хорошо, – решила она, не замечая, что вода в чайнике закипела. – Предположим, что все три женщины были наркоманками. Тогда смерть второй жены очень логично вплетается в эту версию: эпилептический припадок у нее тоже был наркотической природы. Но тогда и она вдруг решила перестать принимать таблетки! Ведь судорожные припадки – это признак абстиненции, полного отказа от таблеток! И начинаются эти судороги не в первый день отмены!
И какой же токсикоман будет сознательно доводить себя до такого состояния? Опять какая-то несвязуха, – решила Женя. – Все три женщины, как сговорившись, к концу первого года их замужества совершают одни и те же нелепые поступки, прямиком ведущие их к смерти. Или я сошла с ума, или не хочу видеть очевидного!»
Женя наконец обратила внимание на шумевший чайник и выключила газ.
И еще одного не могла понять Женя: зачем пить какие-то допотопные барбитураты, которые давно уже взяты под контроль из-за большой опасности привыкания к ним! Сейчас так много других, гораздо более безопасных снотворных. Во всяком случае, молодой здоровой женщине, страдающей бессонницей, ни один врач в наше время барбитураты не выпишет! Архаизм какой-то! В пятидесятые годы – это понятно, там выбирать особо не приходилось, но сейчас!
Не могли эти три женщины употреблять снотворные сами – это очевидно. Даже если предположить, что все они как одна страдали бессонницей и что Красовский в связи с этим водил их к одному и тому же знакомому врачу, ничего, кроме барбитуратов, не знающему! Не мог этот врач назначить ни одной из них барбитурат, не говоря уж о том, чтобы всем трем по очереди!
«Не трем, а четырем, – ахнула про себя Женя. – И Лиля с ними тоже. У нее вся клиника на лице. Клиника чего? Чего, Женя? Думай! У них у всех что-то разное! Да, барбитураты, но по-разному как-то!
Резкая отмена и судороги – у второй и третьей. У первой – отравление. Сначала выпила алкоголь, а потом – таблетку. Стоп! Почему выпила? А если она не знала, что пьет таблетку? Она и не собиралась ее пить! Таблетки подложили потом, когда она потеряла сознание! Она не знала, что выпила снотворное! – Женя вдруг поняла все. – Всех женщин поили снотворным, но тайно от них! Они и не подозревали об этом! Но зачем? Из них делали токсикоманок. Зачем?
Чтобы убить, резко прекратив давать снотворное. Первая жена просто «не успела» дойти до этой стадии! А Лиля? А у нее относительная абстиненция! Ее поят небольшими дозами, и потому ей так плохо. Дозу увеличивают, но очень медленно. Она иногда вдруг начинает чувствовать себя лучше, когда дозу добавляют, но это так быстро проходит, что она и не замечает этого!
Она не спит и не ест, ходит как тень. У нее дрожат руки и болит голова, но при этом она утверждает, что никаких лекарств не пьет и пить не будет! Ее травят так же, как и до нее тех трех несчастных, тайно подмешивая снотворное в пищу или питье!»
Женя с тоской посмотрела на чайник. Она поняла, что выпить чаю уже не сможет: от всех этих рассуждений ее начинало тошнить.
«Кто может делать это и зачем? – Она продолжала напряженно думать. – На кухне и вообще через готовую пищу – исключено. Владимир Петрович сам сказал, что на кухню он никого не пускает и лично накрывает на стол и подает. Тогда как?»
Женя начала вспоминать все, что она знает о барбитуратах. В пятидесятые годы стали известны негативные результаты их длительного приема: привыкание к ним и развитие относительной и абсолютной абстиненции. В 1956 году они взяты под особый контроль, но их продолжают часто применять при нарушениях сна, эпилепсии. Сейчас многие барбитураты вообще сняты с производства, но в аптеках они все еще будут оставаться, пока позволяет их срок годности. Врачи знают, что барбитураты – «тяжелые» лекарства, и назначают их только в случаях крайней необходимости.
«Кому это нужно? – снова подумала Женя. – Красовскому? Но ведь он везде говорит, что женится, чтобы обзавестись наследником! Может, специально и говорит? Чтобы не заподозрили? Тогда он маньяк. Опасный и мерзкий тип. – Женя вздохнула. – Подозрения. Одни подозрения. Нет главного – прямых улик». Но что можно считать уликой в такой ситуации? Ни о каких вещественных доказательствах Женя не могла и мечтать. Она с трудом представляла, как можно проникнуть в особняк, а чтобы там еще и развивать какую-то деятельность! Уликами могло быть лишь собственное признание убийцы.
– Да. – Женя встала и поплелась в комнату. – Случай тяжелый. – Она еще раз вздохнула и устало опустилась на диван. – Но не смертельный! – Женя почувствовала, как злость закипает в ней. Злость на себя. – Не смертельный случай! – Она стукнула кулаком по дивану и заплакала. – Не будет больше смерти! Не дождетесь!
К кому обращала Женя эти слова, она не знала. Но это не мешало ей быть уверенной, что очередное зло не совершится. Не должно! А иначе зачем столько людей потеряли покой и сон? «Нужно вытащить Лильку и Владимира Петровича из этого крысятника! Немедленно! Думай, Женя! Что еще я знаю об этих снотворных? Что абстиненция начинается уже через 11-16 часов, а полным цветом расцветает через 20-24 часа. Что это значит? Ну, если человек пьет их от бессонницы на ночь, то уже очень скоро он понимает, что без снотворных он спать просто не может, и вынужден принимать их каждый вечер, чтобы уснуть. И если он снова не спохватится и будет пить их и месяц, и два, то почувствует, что и с ними сна уже нет. Мало этого, утром он будет совершенно разбит, как с похмелья. И тогда доза снотворных увеличивается и появляется еще один прием – утренний. Дальше – больше. Дозу увеличивают все время, чтобы избавиться от периодически появляющейся «похмельной» разбитости и вновь подкрадывающейся бессонницы. И отменить эти таблетки уже просто так нельзя: возникнут или судороги, или психоз! Таких наркоманов поневоле приходится госпитализировать и лечить, постепенно уменьшая дозу, чтобы потом и вовсе отменить препарат.
Что еще я знаю? – пытала себя Женя. – Нембутал, например, хорошо растворяется в воде, но имеет горьковатый вкус. Его действие усиливается алкоголем и аскорбиновой кислотой».
Женя наморщила лоб, силясь вспомнить еще что-нибудь, но больше она ничего не знала.
«Допустим, – вернулась Женя к своим размышлениям, – что все же моя версия относительно того, что всех жен Красовского постепенно травили, подсыпая снотворное в пищу, верна. Что нужно для того, чтобы такое отравление реализовать? Чтобы медленно повышать дозу, не давая женщинам ничего заподозрить о своем нездоровье раньше времени? Чтобы таким образом довести дозы до больших, полностью изуродовав мозг к этому времени, и резко оборвать прием снотворных в определенный, уже смертельно опасный момент? Как это можно сделать?
Задача требует почти ювелирной точности. Во всяком случае, неусыпного наблюдения практически за каждым шагом женщин: как спали, как ели, что делают, как себя чувствуют! И при этом иметь возможность вовремя и незаметно давать снотворное! – Женю передернуло от омерзения, но она взяла себя в руки. – Это почти стационарный режим! Когда лечащий врач подробно расспрашивает больного, еще и медсестра докладывает о своих наблюдениях. И знать барбитураты надо не просто хорошо – блестяще, на уровне врача высокой квалификации.
Красовский? Но он почти не бывает дома! Да и Лилю, такую изменившуюся, он не воспринимает как больную! Пока не скажешь – не увидит! Значит, кто-то докладывает ему? В любом случае мне стало ясно: всех женщин тайно «сажали» на барбитураты и в течение года постепенно повышали дозы, а потом убивали их, резко отменяя препарат. У Лили, без всякого сомнения, есть отчетливая клиника хронической барбитуровой интоксикации, и, чтобы не допустить очередной трагедии, необходимо как можно быстрее вывести ее из этого дома раз и навсегда, госпитализировать и провести дезинтоксикацию.
В идеале хорошо бы выявить убийцу или убийц и разоблачить их, но это уже сверхзадача. Мне бы, – честно призналась Женя, – Лильку оттуда живой вытащить, и я бы была очень довольна! В конце концов, я ведь не следователь и никому обвинение предъявить не смогу! Моя задача изначально была другой – не наказать преступника, а вычислить его, обезопасить тем самым Лилю, а заодно и самой остаться живой и желательно здоровой. Все! И это – выше крыши!
Вот и ладно, – вдруг преисполнилась спокойной решимости Женя. – Значит, одна мне дорога – в особняк, в гости к Красовскому!»
Побродив еще немного по комнате, она все же прилегла, пытаясь уснуть. Мысли, одна тревожнее другой, тут же набросились на нее, заставляя ворочаться с боку на бок, не давая покоя. Она все же провалилась в какую-то темноту, но, как ей показалось, лишь на мгновение. Между тем за окном уже рассвело и часы показывали без четверти семь.
Женя вскочила как ужаленная, боясь, что проспала и не услышала, как звонил телефон. Однако телефон не подавал никаких признаков жизни. Волнение с новой силой охватило ее: где Лиля? Где Владимир Петрович? И куда подевался Федор? Все как будто сговорились прятаться от нее, Жени, и в самый неподходящий момент!
Ожидание без действий становилось невыносимым. Появилось чувство, что она теряет драгоценное время. Оно уходит, как вода сквозь песок, медленно, но неотвратимо.
– Все! – решительно сказала Женя. – Теперь, когда наступило утро, меня ничто не остановит! Ждать у моря погоды я больше не буду! Пришло время действовать!
Она тут же набрала номер Натальи Михайловны. Трубку взяли сразу, чувствовалось, что сидели возле телефона. В трубке раздался взволнованный голос Натальи Михайловны:
– Да, я слушаю!
– Наталья Михайловна, это я, Женя!
– А-а, Женечка. – Наталья Михайловна не скрывала своего разочарования. – Владимир Петрович так и не позвонил... – Было слышно, как она заплакала. – Я всю ночь от телефона не отлучалась, не знаю, что и думать: он так никогда не поступал, если задерживался, обязательно звонил. Я пыталась сама дозвониться в особняк, но никто не берет трубку! Что-то там случилось, Женя! Сердце все изболелось – беду чует!
Женщина снова заплакала.
– Успокойтесь, Наталья Михайловна! – Женя изо всех сил старалась говорить спокойно, но голос ее предательски срывался. – Я попытаюсь проникнуть в особняк, но, может быть, Владимир Петрович еще позвонит, вы на всякий случай дайте тогда мне знать, хорошо?
– Хорошо, я, конечно, вам позвоню сразу, как только что-то узнаю, но что вы говорите: как вы проникнете в особняк? Там ведь охрана! Они вам даже калитку не откроют! Там везде стоят видеокамеры, Красовский вас сразу увидит, и тогда уж точно вы оттуда не выберетесь: он поймет, что вы что-то знаете!
– Наталья Михайловна, у меня нет выбора: я действительно много знаю, но что толку, это знание пока мертвое, я не могу его использовать!
– Я понимаю вас, Женя! Я сама себе места не нахожу! Но разве это хорошо, если и вы там исчезнете?
– Я не исчезну, я пойду туда не одна! Я буду держать вас в курсе!
– Женя, но что мне делать, если вы не позвоните? И никто не позвонит?
– Все будет хорошо! – Женя взяла себя в руки и старалась говорить уверенно и спокойно. – Не надо думать о плохом, договорились?
– Женечка, неужели нет других вариантов? Почему вы должны лезть в это логово?
– Я сейчас одна знаю о Красовском так много, что должна попытаться реализовать эту информацию. Сейчас, именно сейчас! Неспроста ни один телефон в особняке не отвечает: он что-то задумал! Вы лучше помолитесь за нас, хорошо?
– Хорошо, деточка, – еле слышно вздохнула Наталья Михайловна. – Помолюсь. Идите туда, раз ваша душа этого хочет. А я сердцем буду с вами! С Богом, деточка. Будьте осторожны!
– Спасибо, Наталья Михайловна, я вам еще позвоню. Женя положила трубку и почувствовала, что уже не волнуется, что страх исчез, как и не бывало. «Значит, я все делаю правильно!» – решила она про себя.
Телефонный звонок застал ее в ванной с зубной щеткой во рту. Она, на ходу вытираясь полотенцем, бегом бросилась в комнату.
– Да! – закричала в трубку Женя.
– Женя, это я, Федор! Ты чего так кричишь?
– Кричу? И ты еще спрашиваешь?! – Слезы полились ручьем, а вместе с ними и напряжение минувших суток.
– Жень, да успокойся ты! Нет, ну ты вообще! – Чувствовалось, что Федор совершенно растерялся и не знал, что говорить.
– Ты где был, больной поросенок? Позвонить ты, конечно, не мог? Ты лично мне совершенно не нужен, но если я взялась кого-то лечить, я обычно несу за это ответственность! Волнуюсь, чтоб тебе было понятно!
– Жень, ну ты даешь! – восхищенно протянул Федор. – Вообще-то я на работе был, освободился ночью. Не будить же тебя в три часа ночи! Жень, а у тебя точно все в порядке? Ничего не случилось, пока меня не было?
– Ничего, – пробурчала Женя. – Как ты себя чувствуешь?
– Отлично! – Федор воодушевился, услышав, что Женя немного успокоилась. – Чувствую себя с твоего отвара просто великолепно! Даже почти совсем не кашляю! Народ тут у меня рецептик спрашивает, дашь?
– Не дам! – мстительно заявила Женя. – Вот из вредности не дам!
– Понятно, – кротко отозвался Федор. – Бросаешь, значит, меня, больного и несчастного. На произвол судьбы бросаешь! Понятно! Я где-то читал, что все женщины такие, но, честно говоря, тогда не поверил этому. Уж больно картинка неприглядная!
– И какие же, по-вашему, все женщины?
– Коварные!
– А мужчины какие?
– А мужчины полностью от вас зависят! Я вот всю ночь о тебе думал!
– Ну и врать ты, Федька, горазд, прям заслушаешься!
– Да не вру я, Жень. Правда соскучился! Да и отварцу твоего еще бы хлебнул! Больно хорош!
– Ты же выздоровел уже! – не упустила возможности съязвить Женя.
– Ну да, почти выздоровел. – Было слышно, как Федор сдерживает приступ кашля, но, не выдержав, закрывает трубку ладонью, чтобы Женя не слышала его.
– Да слышу я, как ты дохаешь! Чего ты трубку закрываешь? Симулянт!
– Я не симулянт, я диссимулянт!
– Разговорчики в строю! Команды вольно не было!
– Понял! Какие будут приказания?
– Федь, ты мне нужен по делу!
– Разрешите исполнять?
– Федя, я серьезно!
– Разрешите бегом?
Женя наконец рассмеялась:
– Ну, попадись мне!
– Я об этом только и мечтаю! Одно слово, и я у ваших ног!
– Федя, ты нужен мне как опер!
– Не понял. – Федор нахмурил брови. – Объяснить ты можешь?
– Не по телефону. Надо, чтобы ты взял на работе какую-нибудь машину и двоих ребят.
– Так! – Федор решительно прервал Женю. – Я сейчас к тебе приеду, ты мне все подробненько объяснишь, а потом мы вместе решим, что надо, а что можно, договорились?
– Тогда быстрее приезжай! Каждая минута дорога!
Федор приехал действительно быстро. По обыкновению, обрушился на Женю и долго не выпускал ее из своих объятий. Наконец, чмокнув ее в нос, отодвинул от себя, внимательно рассматривая.
– Мать, какая-то ты сегодня не такая! Одни глазищи испуганные на лице. Ты что, и вправду из-за меня так волновалась?
– Ну вот еще! – Женя смущенно вырвалась из его рук и ушла на кухню.
Федор, мягко ступая в носках, проследовал за ней как тень. Усевшись за стол, он одним глотком выпил поставленный для него стакан со знакомым отваром и с удовольствием выдохнул:
– Бальзам на душу! А добавки можно?
Женя засмеялась, и Федор, довольный, что она немного расслабилась, засмеялся тоже.
– Жалко, что ли? – продолжал он. – Смотри, какой я большой! Это обычным людям надо стакан, а мне надо два!
– Обычным людям надо половину стакана, а тебе – целый, – передразнила его Женя, слегка подергав за чуб. – Профессор!
– Да ладно, я не обижаюсь! Но завтраком-то накормишь?
– Вот только и дел мне, как тебя завтраком кормить! Где ты был почти сутки? Вот там бы и поел! Я тебе что, жена? – Женя испугалась того, что сказала, но было уже поздно: Федор моментально изменился в лице. Стал непроницаемым.
– Там, где я был, досыта кормят только пулями.
На кухне воцарилась напряженная тишина. Женя стояла вцепившись в стол, не в силах ничего сказать. Федор встал, подошел к ней, взял за плечи и посмотрел в глаза.
– Я пошутил. – Видя, что Женя по-прежнему не поднимает на него глаз, повторил: – Я сказал неправду.
– Когда? – хитро улыбнулась Женя, пряча за улыбкой нахлынувшую нежность, понимая, что Федор ни за что не признается, что рискует жизнью так же часто, как ходит на работу. – С тобой все ясно! Отпусти меня!
Она попыталась сбросить его руки со своих плеч, но не тут-то было: он встряхнул ее, как мешок, и заставил снова посмотреть ему в глаза.
– Я что-то не понял, что ты там насчет жены сказала?
– Федя! – взмолилась Женя. – Прости засранку!
– Ладно, на первый раз прощаю, – пообещал он, отпуская Женю. – Но смотри, больше меня не зли! – И он шутя погрозил ей пальцем.
Женя, радостная, что освободилась, все же постаралась отодвинуться от него на безопасное расстояние. К ней вернулось хорошее настроение, страх и волнения прошедшей ночи теперь казались какими-то игрушечными, как в мультиках.
– Очень я тебя испугалась! – проворчала она, отодвигаясь от него все дальше и дальше. – Прям дрожу вся!
Федор грозно встал и сделал вид, что направляется к ней.
– Федя! – взвизгнула Женя. – Не надо! Сядь, пожалуйста!
Федор остановился, делая вид, что размышляет, но глазами с искорками смеха неотрывно смотрел на нее.
– Федя, я больше не буду! – Женя метнулась в сторону от него.
– Чего не будешь? – Федор угрожающе шагнул ей навстречу.
– Не буду... – Женя замешкалась, не зная, в чем же она провинилась.
– Долго думаешь! – Федор в два прыжка оказался рядом с ней и, зажав в своих ручищах, повторил вопрос: – Что не будешь?
– Я так совсем не могу соображать! – попробовала возмутиться Женя. – Ты мне все питание к мозгам пережал! – Она сделала еще одну попытку вырваться.
– Поздно, придется терпеть! Говори, чего не будешь, а то хуже будет! – Он начал медленно приближать к ней свое лицо.
– Нет, нет, пожалуйста! – Женя забилась в его руках, как птица в клетке. – Я больше не буду грубить тебе!
Федор немного ослабил хватку.
– Правда, правда не буду! Отпусти меня, пожалуйста, – взмолилась Женя.
– А что я за это иметь буду? – не унимался Федор.
– Завтрак! – обрадованно спохватилась Женя.
– Ладно, – отпуская ее, миролюбиво согласился он. – На первый раз прощаю, давай завтрак!
Съев все, что съесть было можно, он привалился к стене и вытянул ноги.
– Хорошо! Теперь можно и позавтракать! – выдохнул он, одним глазом наблюдая за реакцией Жени.
Та, изо всех сил пряча улыбку, ждала, что будет дальше.
– О! Ты уже ко мне привыкаешь! Это хорошо! – Он поднял палец вверх и собрался на стуле, как для прыжка. – Иди сюда! – Он показал Жене на свои колени.
– Не пойду! – возмутилась Женя.
– Иди сюда! – Федор постучал по своему колену и деланно нахмурил брови. – Я кому сказал? А то я подойду!
– Не надо! Я сяду, – быстро согласилась Женя. – Только ты меня не трогай, обещаешь?
– Спрашиваешь! Мое слово железное! – Он добродушно развел руки. – Ну иди, садись! Поговорим!
Он молча выслушал весь рассказ Жени, сделав вид, что не заметил, как она крадучись перебралась от него на стул.
– Если я правильно понимаю, ты по-прежнему не хочешь, чтобы я вмешивался и действовал как лицо официальное, – подытожил сказанное Федор. – Пусть так. Что ты намерена предпринять?
– Мне нужно проникнуть в особняк! Но на входе охрана и видеокамера. А я хочу пройти туда незаметно и на месте принять решение.
Федор вздохнул и потер подбородок:
– Утопия! Ты насмотрелась плохих фильмов про гангстеров! Куда тебя несет? Ты отдаешь себе отчет, что там не дураки? И если тебя там не хотят видеть, ты туда не попадешь?
– Федя! – Женя возмущенно встала. – У меня только два варианта: или ты мне помогаешь, или я иду туда одна!
– Да? – Федор сосредоточенно посмотрел на Женю. – Серьезная ты девушка, но вот не страшная. – И добавил: – Одна ты не пойдешь, про это забудь!
– Я придумала! Мы с тобой наденем белые халаты и, позвонив в калитку, скажем, что у нас вызов «скорой помощи» в этот дом! – Женя запрыгала от радости, как ребенок.
– Они тебе на это скажут, что никого не вызывали.
– И хорошо! Они нам не больно и нужны! Ошибки бывают! Но нам необходимо, чтобы они расписались, что от вызова отказываются! А как они это сделают, нам наплевать, хоть через видеокамеру!
– То есть ты хочешь сказать, что они откроют калитку хотя бы потому, чтобы не привлекать внимание?
– Чтобы отвязаться от нас! А ты в это время этого охранника и сцапаешь!
– Ну и дура ты, Женька! Только не сердись, я любя! Ладно. – Федор махнул рукой. – У тебя в голове столько дури, что можно сценарии для кино писать.
– Я не поняла! Тебя что-то не устраивает?
– Слушай теперь меня, фантазерка! Машина с шофером и рацией будет ждать нас поблизости. В машине мы и переоденемся, а идти придется пешком: думаю, что просматривают они почти всю улицу.
– А разве так можно? – удивилась Женя. – Я думала, только калитку!
Федор посмотрел на нее снисходительно, как на капризного, но любимого ребенка.
– Нарисуй мне подъезд к дому, – попросил он Женю.
– Да нет там никакого подъезда, – обреченно махнула она рукой, доставая из шкафа листок бумаги и карандаш. – Вот дорога, вот тротуар. Прямо на тротуар выходит калитка. По краям везде забор, сначала Красовского, а потом такой же – соседей. На целый квартал нигде нет никаких углов – улица прямая как стрела, и заборы по обе стороны. Как крепость!
– Ну, это, собственно, не так и важно, это я на всякий случай спросил. – Федор задумчиво посмотрел на Женю. В его взгляде были не только грусть и нежность, но и какая-то обреченность, словно он что-то недоговаривал. – В особняк ты пройдешь, можешь не сомневаться.
– Откуда такая уверенность? – удивилась Женя.
– Ты забыла, где я работаю: я на этих мафиозников насмотрелся, век бы их не видать! – Федор смотрел куда-то в окно, и лицо его было перекошено страданием. – Женя, это нелюди, для них жизнь человеческая такой же товар, как и все остальное. Что ты собираешься делать, когда попадешь к ним? На что ты ставишь, Женя?
– Федя, для меня понятия совести и чести неабстрактные. Ни на что я не ставлю. Я не могу бросить Лильку одну с этим подонком, вот и все.
– Послушай, не горячись. – Федор взял Женю за руку. – Она его жена. И твоей помощи, как я понимаю, не только не ищет, но и не хочет!
– Ты что, меня действительно за дуру принимаешь? – возмутилась Женя и выдернула руку. – Он ей башку задурил, и она ему верит! Как он это делает, я не знаю, но Лилька как кукла тряпичная стала: нет у нее никакой воли, и сил тоже нет! Я что, Лильку не знаю? Ты хочешь, чтобы я поверила ее словам, когда она тут у меня еле до кухни доплелась? Федя, даже если они меня сначала изувечат, а потом убьют, я не буду считать, что проиграла, понятно? Он меня так просто, как Лильку, не сломает! Опоздал! Он сам дал мне время, а я его даром не теряла! И хоть рожу его я и не видела, но эту скотину уже на расстоянии чувствую, меня сразу мороз пробирает и тошнить начинает, как от мрази какой! Нет у меня страха перед ним, потому что я ему ничего не должна!
Федор сидел молча с опущенной головой. Было видно, что весь этот детский сад ему не нравится, но он сдерживал себя, боясь обидеть Женю.
– Так. – Женя встала и подошла к нему. – Считай, что я тебя ни о чем не просила!
Федор сморщился, как от зубной боли.
– Не смей, – тихо, но твердо произнес он, по-прежнему глядя в стол. Потом он встал, обошел Женю, как стул, и стал смотреть в окно. – Одну я тебя никуда не пущу, хочешь ты этого или нет. Ты можешь думать обо мне все, что угодно, потом разберемся. Сейчас мы с тобой вроде как сотрудники, у нас общая цель. – Федор задумался ненадолго. – Хотя, откровенно говоря, цели у нас разные. – Он повернулся к Жене и посмотрел ей в глаза: – Мне плевать на твоего Красовского, я хочу, чтобы с тобой не случилось ничего плохого. Вот это и есть моя цель. И я не сержусь на тебя за то, что ты упорно не посвящаешь меня во все детали и не хочешь прибегать к моей помощи, так сказать, официально, оставляя мне роль твоего помощника. Ты, видимо, имеешь на это право.
– Прости меня, Федя! Пожалуйста, прости! – Женя осторожно попыталась взять его за руку, но он не позволил ей этого.
– Прощу, если останешься живой и здоровой. – Он угрюмо, исподлобья смотрел на нее.
– А если полуживой калекой? – хитро улыбнулась Женя, чувствуя, что Федор уже простил ее за невольное подозрение его в трусости.
Федор притянул ее к себе и обнял:
– Не мели чепухи, я верю, что все будет хорошо.
Женя впервые видела Федора таким – серьезным и страдающим.
– Давай еще раз обговорим детали. – Он тряхнул головой и улыбнулся Жене. – Сядь.
Женя послушно села, завороженно не сводя с него глаз.
– Мы с тобой подходим к калитке в белых халатах. Ты стоишь впереди меня и звонишь. Ведешь все переговоры и потом, когда калитку откроют, входишь первая. Вот здесь и начнется работа для меня. Все будет происходить за доли секунды. Твоя задача – как можно быстрее пройти вглубь, чтобы не загораживать мне охранника, поняла? По-видимому, он встанет у тебя на пути. Твоя задача – открыть мне доступ к охраннику. Как только он откроет калитку, нужно ввалиться туда. Как только щелкнет замок в калитке – я должен оказаться впереди тебя. Я сделаю все сам, ты только помни: тебе нужно быстро войти и бежать в дом. Не оглядывайся и ни о чем не заботься! Твоя задача – пройти в дом! Все понятно?
– Да, – кивнула Женя.
– И все-таки еще раз продумай, что ты будешь там делать. – Голос Федора второй раз за утро стал неуверенным и каким-то просящим.
Женя поймала себя на мысли, что второй раз чувствует что-то неприятное, когда Федор так обреченно пытался уверить ее в безнадежности ее затей. Женя не могла понять, что с ним происходит. Но в эти минуты она ощущала, что она одна верит в успех. Женя внимательно посмотрела на него, но промолчала. Ей показалось, что он чувствует то же, что было с ней сегодня ночью: какой-то животный страх. Женя еще раз прислушалась к себе, в глубине души опасаясь, что и у нее где-то есть сомнения или неуверенность. Нет, она была уверена, что единственное, что ее могло сейчас ввергнуть в пучину ада, – это бездействие!
– Федя, – она начала как можно ласковее и взяла его за руку с улыбкой, – скажи, ты понимаешь, что я не просто Женя, что я сейчас, как и ты, собираюсь на работу?
Федор от неожиданности резко поднял голову и посмотрел на нее растерянно, еще не сообразив, о чем она говорит.
– Да, я работаю! – Женя засмеялась. – Только моя работа имеет такую особенность: если не срастешься с ней кожей, ничего не добьешься! Федя, я профессионал по части обращения со своей собственной интуицией. Больше ничем и никем я управлять не могу. И для меня смерти подобно не доверять своим ощущениям! Я как очень чувствительный прибор, работающий только на определенных частотах. Эти частоты на обыденном уровне равны хорошему настроению. Если я в хорошем настроении, я слышу голос своей интуиции, а она в отличие от меня умеет просчитывать ситуацию на много ходов вперед, и мне не надо с ней тягаться: анализ ситуации будет потом, когда я почувствую, что это надо. А сейчас все, что от меня требуется, – это сделать тот шаг, который я считаю нужным. Так как из теперешней ситуации не видно на ход вперед. И не надо! Может быть, если мы будем знать результат, мы не захотим делать первый шаг! – Женя засмеялась, видя недоумение Федора. – Ты не понимаешь меня, потому что не привык так работать, но ведь и задача у тебя сейчас другая!
