Текст книги "Искушение любовью "

Автор книги: Елена Лагутина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Так. – Женя удивлялась своему немногословию. С ней явно что-то происходило. – Я уже об этом не думаю.

– Я рад! Значит, праздник продолжается! – Он наполнил Женин фужер шампанским, а себе налил полную рюмку водки. – За тебя, Женечка, за нашу дружбу! Я все правильно говорю?

– Правильно. За тебя и за наше плодотворное сотрудничество, – добавила Женя, и они оба рассмеялись. Федор с такой же скоростью съел еще одну порцию пельменей и, сытый и довольный, откинулся на спинку кресла.

– У нас будет еще десерт, – поспешила предупредить Женя. – Тебе чай или кофе?

– Ты стремишься побыстрее меня выпроводить?

– Да, поэтому и торт предложить хочу, – отшутилась Женя.

– Торт – это хорошо! Но я больше люблю пироги с капустой и грибами. Или с рыбой! Ты умеешь печь пироги с рыбой? – Он вдруг наклонился к самому лицу Жени и посмотрел ей прямо в глаза.

Его взгляд спрашивал о другом, и Женя почувствовала, как ее обдала жаркая волна. Она резко встала и начала быстро собирать тарелки со стола. Федор встал и, подойдя к ней, отобрал у нее тарелки, поставив их обратно на стол. Он взял ее за плечи и развернул лицом к себе.

– Женя, одна мысль портит мне весь этот восхитительный вечер, а мне бы хотелось, чтобы ничто не омрачало его. Я не знаю точно, повторится ли это когда-нибудь еще, я не привык жить завтрашним днем, для меня есть только сейчас, вот эти восхитительные минуты. И я устал думать, что ты пригласила меня только потому, что тебе понадобилась моя услуга.

– Не услуга, а помощь, – поправила его Женя.

– Это звучит, несомненно, лучше, но сущности не меняет.

– Что ты хочешь услышать от меня? – Жене было приятно чувствовать тепло его рук на своих плечах.

– Ты знаешь! – Федор неотрывно смотрел ей в глаза, пытаясь в них найти ответ на свой вопрос.

Женя вдруг положила свою голову ему на грудь, и он обхватил всю ее своими сильными руками. Так они стояли, в молчании и замерев. Было слышно, как тикают часы, и Женя с сожалением подумала, что момент их расставания уже близок. Она подняла голову и потихоньку выбралась из его объятий.

– Еще вопросы есть?

– Вопросов нет. Есть просьба: можно мне у тебя остаться?

– Нет. – Женя ответила не задумываясь и сразу же ушла на кухню.

Она успела вымыть посуду и еще раз подогреть чайник, но Федор так и не пришел. Наконец Женя вынула торт из холодильника и вошла с ним в комнату.

– Ты будешь кофе или чай?

Федор сидел все в той же позе. После слов Жени он встал и, стараясь не смотреть на нее, извинился:

– Мне пора уходить. Спасибо, все было просто замечательно.

Он стал молча обуваться. Женя стояла рядом и наблюдала за ним. Ей было искренне жаль его, но он сам загнал себя в такое положение, потребовав от нее то, что только дарят. Женя попробовала смягчить ситуацию:

– Федя, ты напрасно обиделся!

– Я не обиделся, я просто все понял.

– Что ты понял?

– Есть слова, а есть дела, их подтверждающие!

– Федя, мне неприятно говорить с тобой в таком тоне, но мне ничего не остается, если я буду молчать, ты подумаешь, что я согласна с тобой.

– Не надо слов, – перебил ее Федор. Он уже обулся. – Все было хорошо, когда тебе снова что-нибудь понадобится – позвони!

– Федя! Что ты делаешь! – Женя загородила ему дорогу. – Так нельзя! Неужели ты не понимаешь? Я не смогу позвонить тебе, несмотря на то что очень хочу это сделать!

– Ты правду говоришь? – Федор повернулся к Жене, прижав ее к двери.

– Правду, – почти задыхаясь от его близкого присутствия, прошептала Женя.

Федор медленно, продолжая смотреть ей в глаза, приблизил к ее лицу свое. Их губы соприкоснулись, сначала осторожно, а потом они оба провалились в приятное забытье. Первым очнулся Федор. Он еще раз коснулся ее губ, потом с нежностью провел губами по ее волосам.

– Прости, я был не прав. – Он прижал ее к себе, вдыхая аромат ее волос.

– Все хорошо, – прошептала Женя, целуя его шею в вырезе рубашки.

Он резко отстранился, а потом засмеялся:

– До следующих пельменей?

– До скорых следующих пельменей! – тоже засмеялась Женя.

Он позвонил из дома сразу же, как приехал:

– Я уже дома, хотя мне хотелось противоположного. – Чувствовалось по голосу, что он улыбается.

– Я знаю.

– Но я не теряю надежды. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

Женя действительно спала этой ночью спокойно, совершенно забыв о тех проблемах, которые не давали ей спать сутки назад. Она жила Федором. Даже во сне.

Глава десятая

В КОТОРОЙ ЖЕНЯ РЕШАЕТ БЫТЬ «НАСИЛУ МИЛОЙ»

На следующее утро Женя проснулась рано с ощущением того, что ее мозги не спали вовсе, решая, пока она спала, все ту же задачку, которую вчера подбросил ей Федор по ее же собственной просьбе.

Все сразу встало на свои места. И хотя некоторые моменты оставались до сих пор неясными, логика событий начала вырисовываться, неумолимо ведя за собой.

Все, что произошло, было циничной инсценировкой к чудовищному спектаклю. И если сценарий убийства для Жени теперь стал более или менее понятен, то она справедливо опасалась, что остальные замыслы, ради которых, собственно, и было все произведено с нечеловеческой холодностью, эти главные замыслы пока оставались в тени.

На сегодняшнее утро у Жени было только две версии. Первая. За убийством стоит только Сергей. Его основной мотив – зависть и, как следствие из нее, месть. Причем месть и счастливому мужу, и удачливому любовнику. В этой версии приходилось допускать, что, во-первых, Сергей был знаком с Андреем, иначе механизм получения им информации о предстоящем свидании становился чрезвычайно сложным. Во-вторых, по этой версии выходило, что поведение Сергея укладывается в рамки психической патологии. Причем Женю совершенно не смущал тот факт, что Сергей работал в милиции, где при принятии на службу существует очень тщательное психологическое обследование. Женя, к сожалению, знала множество случаев, когда вполне здоровый до этого человек, начиная служить в милиции, не справлялся со стрессовыми нагрузками и заболевал.

История с деньгами тоже была объяснима: он решил попутно и обогатиться. Тем более что в деле существовало как минимум два сообщника, которым нужно было заплатить: Женя имела в виду тех людей, которые были с Власовым на месте преступления. Эта версия для Лили была более желательной в том смысле, что из двух бед выбирают меньшую, ибо, отомстив, Власов должен был успокоиться на этом. Во всяком случае, при таком раскладе у Лили оставался могущественный муж, который, по рассказам самой Лили, любил ее, а значит, мог встать на ее защиту – Власова он раздавил бы сразу. Так что в плане перспектив эта версия была более желательной.

Вторая версия заставляла Женю внутренне содрогаться всякий раз, когда она о ней думала: всей историей дирижировал сам Красовский. И Власов в этом деле был исполнителем, хотя, может быть, и главным. Основным мотивом здесь была, конечно же, сама Лиля. Выходило, что Красовский знает о ее романе, но решает, убрав любовника как можно более красочно, проучить жену, подсознательно внушая ей, что иметь любовника невыгодно, так как очень больно после. Красовский очень опасен тем, считала Женя, что хорошо изучил свою жену: для Лили невыносимо было лгать. Кроме того, он прекрасно использовал Лилину впечатлительность и доверчивость. Нанеся ей два сокрушительных удара одновременно – зверское убийство любовника и страх разоблачения перед мужем, – он этим не ограничился. Он заставил ее через историю с драгоценностями пойти в своей лжи еще дальше, прекрасно понимая, что для Лили это невыносимо.

Возможно, другая женщина, такая же, как сам Красовский, без совести, наплевала бы на смерть любовника, да и вымогателя – Власова послала бы далеко, продолжая развлекаться и успешно тратить денежки мужа. Но Лиля была не такой. Для нее муж и семья были понятиями очень чистыми, ложь в этих отношениях причиняла ей огромные страдания. Кроме того, развлечения вообще никогда не интересовали Лилю, а к настоящему времени стали для нее невозможными и непереносимыми: она переживала трагедию. И сколько на это уйдет времени, Женя не знала, как не знал и никто другой, – может быть, вся Лилина жизнь.

Исходя из второй версии приходилось признавать, что Красовский намеренно загоняет свою жену в угол, и как далеко простираются его аппетиты на этом поприще, можно было лишь догадываться – во всяком случае, возможности он, судя по всему, имел неограниченные. Как в денежном эквиваленте, так и в плане замыслов. Женя подозревала, что ему нет равных по части дьявольских сценариев: нормальная человеческая психика на это была не способна.

Немного подумав, Женя все же решила не оставлять первую версию без внимания, ведь Власов мог снова потребовать деньги. Она решила также, что надо немедленно предупредить Лилю.

Женя посмотрела на часы: она почти час лежала в постели и рассуждала. Сна давно не было. Она выскочила из кровати и, несмотря на относительно ранний час, неумытая и неодетая, начала звонить Лиле. Ей пришлось набраться терпения и ждать – трубку долго не брали. Женя успела натянуть на себя футболку и джинсовую юбку. Наконец в трубке послышался тихий Лилин голос:

– Я слушаю.

– Лиля, это я. Прости, пожалуйста, что так рано звоню, но ты мне очень нужна. Ты меня слышишь?

– Да. – Лиля немного помолчала. – Что-то случилось?

– Случилось, тебе нужно прямо сейчас приехать ко мне. К двенадцати часам мне нужно быть в поликлинике, так что вставай и приезжай.

– Я не могу.

– Почему?

– Мне нездоровится. – Голос Лили и вправду был очень тихим.

– Лиля, – терпеливо настаивала Женя на своем, – я понимаю что тебе, может быть, никуда не хочется ехать, но я не спрашиваю об этом. Я говорю, что надо приехать во что бы то ни стало! Я ведь не могу приехать к тебе?

– Нет, тебя не пустят, – согласилась Лиля.

– Вот видишь! Лиля, я тебя очень прошу, это ненадолго! Час – максимум, и ты уедешь домой!

– Хорошо, только я поеду троллейбусом.

– Я жду тебя. Пока.

Услышав короткие гудки, она положила трубку. Женя понимала, что за последнее время она действительно могла надоесть Лиле своими приказами по телефону, но ничего другого ей в голову не приходило.

Лиля приехала через час с небольшим, бледная и совершенно больная. Женя, открыв ей дверь, не узнала ее: перед ней стояла худущая, изможденная женщина без возраста. Обесцвеченные волосы торчали как пакля, глаза были ввалившимися, с коричневыми кругами вокруг. Выражение лица трудно улавливалось: в нем одновременно было страдание и безразличие к этому страданию, бессилие и бесконечные попытки это бессилие преодолеть.

Лиля прошла мимо остолбеневшей Жени и села на диван.

– Можно, я прилягу? – Она вытянулась на диване, не дожидаясь согласия Жени.

Женя, все еще не веря своим глазам, подошла поближе:

– Лиля, что с тобой происходит? Тебе же нужно срочно в больницу!

– Я не хочу. – Лиля закрыла глаза, готовая заплакать.

– Что значит не хочешь?

– Я лучше дома полежу.

– Тебе нужно лечение! Что у тебя болит?

– Ничего не болит. Просто хочу спать.

– Лиля, ты что, не понимаешь, что просто так ничего не бывает?

– Со мной так уже было. Мне плохо только по утрам. К обеду я становлюсь совершенно здоровой.

– Что-то не очень верится. – Женя хоть и говорила с сомнением, на самом деле ни минуты не сомневалась, что Лиля говорит правду. Такие колебания настроения и были признаками депрессии, но то, что депрессия начала так резко прогрессировать, для Жени было совершенно неожиданно. Во всяком случае, это был очень грозный признак. – Послушай, я попрошу сегодня на приеме у психиатра рецепт на очень хороший препарат!

– Я не буду пить никаких таблеток, – тихо, но твердо заявила Лиля. – Женя, ты за этим меня позвала?

– Нет, не за этим! Но я не могу, видя тебя в таком состоянии, делать вид, что мне все равно! – возмутилась Женя.

– Ну хорошо. – Лиля слабо улыбнулась и села на диване. – У тебя кофе есть?

– Растворимый, но приличный.

– Годится. Пошли пить кофе.

– Давай лучше я тебе его принесу!

– Нет, я сама. А то ты скажешь, что я уже и не хожу!

Лиля встала, и они отправились на кухню. Лиля сделала очень крепкий кофе и выпила его залпом, сморщившись, как пьют горькое лекарство. Через десять минут в ее глазах появился блеск, а с лица сошла мертвенная бледность.

– Ну, говори, Женя, зачем позвала?

Пока Женя ждала Лилю, она думала, как лучше сказать ей про то, что сообщил вчера Федор. Но, увидев Лилю в таком состоянии, она решила, что всю правду говорить не будет.

– Понимаешь, – Женя взвешивала каждое слово, – я хочу, чтобы ты кое-что обещала мне.

– Не темни. Говори, в чем дело.

– Ты не должна больше никому и ничего платить.

– Я что-то ничего не понимаю. – Лиля страдальчески наморщила лоб. – Кто и что может у меня потребовать?

– Не исключено, что, однажды так легко получив от тебя деньги, Власов может потребовать еще.

– Ты с ума сошла! Я ему верю. Он назвал мне сумму, которую у него попросили, чтобы закрыть дело без упоминания моего имени. Кажется, убийца еще не найден, но подозреваемые у них есть.

– Это он тебе так сказал, а как все это на самом деле – ты не знаешь!

– А как на самом деле?

Женя засомневалась: «Может быть, рассказать ей все? Ведь должна же она знать правду!» Но язык не поворачивался сказать Лиле, что убийство Андрея было сыграно как спектакль для нее, Лили. И, как в настоящем спектакле, там были и переодевания, и декорации, и артисты, и зрители. «Нет, пусть немного окрепнет», – про себя решила Женя, а вслух сказала:

– На самом деле мы не можем проверить слова Власова. Он ведь может и врать. Положил себе денежки в карман, а тебе сочинил историю про алчных дядек, жаждущих твоих денег!

– Этого не может быть, – упорствовала Лиля. – Зачем такую большую сумму просить для себя? Это небезопасно.

– Ну, ты молодец! Денег много не бывает! А потом, если мало попросит, ты не поверишь. Вот он и решил – заказывать деньги так, чтоб на всю оставшуюся жизнь хватило!

– На всю не хватит, – засомневалась Лиля. – Ладно, я поняла. Обещаю, что, не посоветовавшись с тобой, я никому и ничего отдавать не буду. Ты довольна? Мне можно теперь домой? Я устала, правда.

– Подожди, ты мне так и не рассказала, был ли у тебя какой-нибудь разговор с Красовским?

– О чем?

– Не дури!

– Но я действительно не понимаю, о чем мы должны с ним говорить! Он приехал, сказал, что соскучился. Спросил, не болею ли я. И все. Он по-прежнему целыми днями на работе, а я – дома. Все. Женя, так было всегда, понимаешь? Он – сама нежность и забота.

– И что, он не видит, в каком ты состоянии?

– Он все видит не хуже тебя, но он уважает мою волю.

– Он потакает твоим капризам, – пробурчала Женя.

– Пусть так, но мне это дорого. Я попросила его не беспокоиться. Сказала, что если почувствую, что мне нужен врач, сразу же скажу ему об этом.

– И он поверил тебе?

– А почему нет?

Женя вздохнула и ничего не сказала по этому поводу, но немного погодя добавила:

– Твоего мужа можно в рамочку врезать и на стену вешать, как образцово-показательного. Только непонятно, чего это он, такой хороший, до сорока лет не женился?

– Он был женат.

– Откуда ты это знаешь? Он что, сам тебе об этом говорил?

– Да, у нас с ним был такой разговор, а потом я паспорт его в загсе видела. Там у него есть один штамп.

– И больше ничего?

– А что должно быть еще?

– Лиль, ты меня поражаешь! Если была жена, то куда она потом делась? Испарилась, что ли?

– Нет, умерла.

– Как – умерла? – Жене почему-то стало нехорошо. – Она же еще молодая была.

– Ну да. Заболела и умерла.

– Чем заболела?

– Не знаю. – В голосе Лили слышалось нескрываемое раздражение. – Я, собственно, не понимаю, при чем здесь вообще первая жена Александра Борисовича? Правда, Женечка, все, о чем ты говоришь, начинает напоминать плохое кино про сыщиков. Но ведь ты не сыщик. Я благодарна тебе за все, я этого никогда не забуду и надеюсь, что еще смогу быть тебе полезной и отплачу за твои хлопоты. Но, пожалуйста, не обижайся на меня – я очень устала от игры в детективов. Андрея все равно никто мне не вернет. А Александр Борисович для меня сейчас самый близкий человек, и я не хочу ничем его огорчать. Спасибо тебе, но больше ничего не предпринимай. Я пойду, хорошо?

– Я провожу тебя!

– Женя, зачем такие хлопоты?

– Это не хлопоты. У меня есть время, чтобы, провожая тебя, еще немного поболтать. А потом я сразу поеду в поликлинику. – Женя была неумолима, и Лиля согласилась.

В троллейбусе они сели на заднее сиденье, как когда-то в студенческие времена, и кондуктор взглянула на них так же строго, как тогда, в студенческую пору. Это было приятным воспоминанием, и они понимающе переглянулись.

Правда, тогда они больше смеялись, а повод для этого находился сам собой на каждом шагу. Сегодня они были так же молоды, жизнь, как и тогда, сулила широкие горизонты, или, во всяком случае, не казалась находящейся где-то за спиной. Они были молоды, и вся жизнь была впереди, но они перестали смеяться.

Женя осторожно покосилась на Лилю. Та смотрела в одну точку на оконном стекле. Взгляд ее не устремлялся за мелькающими прохожими, за проезжающими мимо машинами – он был неподвижен.

Лиля, как всегда, обращала на себя всеобщее внимание. Сегодня на ней был достаточно экстравагантный для троллейбуса наряд, но, казалось, она этого не замечала. Небесно-голубое платье на золотистых бретельках из тонкого шелка струилось густыми складками, которые внизу заканчивались золотым кружевом. В золотистых туфельках на гигантской платформе и с маленькой изящной сумочкой под золото, Лиля смотрелась как чудесный воздушный эльф из волшебной сказки. Женя в своем джинсово-спортивном варианте в виде юбки и футболки чувствовала себя рядом с Лилей как синюшный цыпленок рядом с жирной индейкой, но одна спасительная мысль успокаивала ее: «На такого цыпленка, как я, никто не позарится, а значит, и в суп я пока не попаду». Женя удивлялась своему товарно-суповому настрою, но именно так она ощущала себя рядом с Лилей, которая, притягивая к себе восхищенные и завистливые взоры, находилась в центре внимания. Жене это не нравилось. Она снова посмотрела на Лилю: «Неужели она не замечает?» Лиля сидела с отрешенным видом, и казалось, что она живет в каком-то другом мире.

Весь путь они проехали молча. Троллейбус остановился у моста, и дальше нужно было идти пешком. Лиля посмотрела на Женю:

– Дальше я, наверное, дойду одна?

– Я провожу тебя до дома, пошли. – Женя подхватила ее под руку и решительно потащила вверх по тротуару. Она совершенно не представляла, в какой стороне находится особняк, но объяснять Лиле, что провожает она ее из корыстных побуждений, главным образом для того, чтобы воочию посмотреть на то место, где она теперь живет, Жене не хотелось.

– Куда ты меня тащишь? – попыталась было сопротивляться Лиля, но потом, видя тщетность своих попыток, послушно пошла за Женей. – Ты снова что-то задумала, да?

– Да, – не сбавляя шага, отозвалась Женя. – Если я не могу прийти к тебе в гости, как все нормальные люди, хотя бы издали я могу посмотреть на твой теперешний дом?

– Но зачем? – Лиля остановилась. – Объясни мне, зачем?

– Тебе что, жалко? – Женя тоже остановилась.

– Женя, мне надоело играть в эти игры, понимаешь? Я хочу нормальных человеческих отношений, а не игры! Ты разве не поняла меня? Не нужно больше ничего для меня делать! Не нужно больше ни от кого меня защищать! Свой выбор я сделала, понимаешь?

Они стояли посреди тротуара, и прохожие то и дело обходили их, с интересом оглядывая.

– Лиля, ты знаешь не все! – Женя все же решила рассказать ей про инсценировку с вызовом милиции.

– И что же я не знаю? Говори!

– Ну, не здесь же?

– Нет, здесь! Именно здесь! Неужели ты не понимаешь, что хочешь разрушить то немногое, что у меня еще осталось?

– Лиля, остались одни иллюзии!

– Пусть! Пусть я живу в мире иллюзий! Но это мой мир, а на другой у меня просто нет сил! Может быть, пройдет время, и я сама его разрушу, но не теперь! У меня просто нет сил, неужели ты не понимаешь?

– Лиля, успокойся. – Женя видела, что разговор принимает нежелательный оборот. – Я сделаю, как ты хочешь, я никуда с тобой не пойду, и будем считать эту тему пока закрытой. Так?

– Так. – Лиля сразу сникла и снова стала безразличной. – Мы, собственно, уже пришли: особняк стоит вот за этим забором, через дорогу.

Они действительно стояли напротив кирпичного глухого забора, за которым едва виднелись верхушки деревьев. – Больше ничего разглядеть было невозможно: особняк стоял среди таких же заборов частного сектора, со всех сторон окруженный одноэтажными домами. Нельзя было даже определить, какова общая площадь за забором, – кроме тыльной кирпичной стены, ничем не отличающейся от других таких же стен, ничего не было видно. Увидеть можно было только с вертолета или крыши девятиэтажного дома, но поблизости не было ни того ни другого.

Щемящая грусть за Лилю вдруг заставила Женю сделать еще одну отчаянную попытку:

– Лилька, но ведь это не жизнь! Вернее, какая-то зазаборная жизнь: не хватает только колючей проволоки!

– Есть и колючая проволока, – устало вздохнула Лиля. – Ну что, посмотрела?

– Да уж, – неопределенно хмыкнула Женя. – Лиль, а если бы ты точно знала, что убийство подстроено твоим мужем при помощи Власова, что тогда?

– Ничего. – Лиля посмотрела на Женю. – Я это могу понять – это ревность. И я виновата сама: не нужно было давать повод.

– Но ты и не давала – вы ведь встречались тайно!

– Все тайное становится явным. – В голосе Лили звучала какая-то обреченность.

– Значит, ты допускаешь, что твой муж следит за каждым твоим шагом?

– Допускаю. – Лиля опустила глаза. – Теперь допускаю.

– И тебя это не смущает?

– Нет. За все надо платить. И за измену тоже.

– Но ведь ты полюбила!

– Сначала я изменила мужу. Женя, я готова ко всему – мой муж имеет право предъявить мне некоторые требования. Но я благодарна ему за то, что он не устраивает скандалов. Значит, он дорожит мной и нашими отношениями. Андрея нет, а значит, говорить больше не о чем. Прости, пожалуйста, но ты меня ничем не поразила, тем более, насколько я поняла, прямых улик против Александра Борисовича не существует.

– Лиля, они не вызывали милицию, они все подстроили, чтобы напугать тебя.

– Кто «они»?

– Власов и его сообщники.

– С Власовым я расплатилась. Даже если это и так, все уже в прошлом. И я, только я одна, виновата в том, что не устояла перед соблазном и ответила на ухаживания Андрея. Я, вероятно, не имела на это права.

– Лиля, неужели ты не понимаешь, что ты живая! Безнравственно жить с мужчиной, не любя его! Ты что, думаешь, он не знал, когда женился на тебе, что ты не любишь его? Что в твоей жизни наверняка появится мужчина, к которому ты испытаешь настоящее чувство?

– Я не хочу об этом говорить.

Лиля перешла через дорогу и, нажав на кнопку звонка у калитки, скрылась за ней, так и не обернувшись на прощание. Женя побрела на остановку со смутным чувством вины. «Каждый человек имеет право жить так, как ему хочется, – думала Женя. – И то, что думаю я по этому поводу, должно быть, интересно только мне самой: насилу мил не будешь, это точно».

Ее желание увидеть особняк хотя бы издали, чтобы получить впечатление о его хозяине, было удовлетворено едва ли не полностью: вместе со скупыми рассказами Лили ощущение сложилось исчерпывающее – Красовский скрытный, хитрый и, по-видимому, трусливый человек. Его желание спрятать свой дом за глухим забором с колючей проволокой, не впуская в него никого, кроме тех, в ком он лично был уверен, по мнению Жени, не просто осторожность. Было ли это трусостью или чем-то еще – предстояло выяснить, и именно за этим Женя решила направиться сразу после поликлиники к повару и его жене, о которых когда-то говорила ей Лиля как о ее хороших друзьях.

На приеме было немноголюдно, и Женя в мыслях снова вернулась к Лиле. Она снова и снова задавала себе один и тот же вопрос: зачем ей, Жене, все это нужно?

Желание клиента для нее всегда было законом. Женя посвятила себя науке, которая отличалась от всех других именно этим принципом: имея дело с психикой, следовало быть не только аккуратным, но и осторожным и предупредительным. И лучшей среди всех стратегий, максимально гарантирующих от нечаянного нанесения дополнительной психической травмы, была та, которая опиралась на желание самого человека. Только при наличии такого желания можно было вторгаться во внутренний мир пациента.

Лиля не только не хотела этого, она выражала свой протест против того, чтобы Женя продолжала вмешиваться в ее судьбу. В любом другом случае Женя со спокойной совестью выполнила бы это желание, оставив пациента наедине с его проблемами. Но Лиля клиентом не была. Она была подругой, попавшей в беду. И хотя сама она этого не осознавала, для Жени это было очевидным: жить с человеком, способным заказать убийство, и считать его при этом нежным и заботливым по меньшей мере было опрометчиво.

И несмотря на то что Лиля ушла почти враждебная, Женя не могла оставить ее одну. Что она, Женя, будет делать дальше, пока ей не приходило в голову.

Она вдруг поймала себя на мысли, что считает Красовского инициатором убийства Андрея. «Странно, – подумала она при этом, – ведь у меня по-прежнему нет никаких прямых улик против него». Женя рассеянно поймала на себе удивленный взгляд Елены Васильевны, но оставила его без внимания: она вся погрузилась в размышления и даже не услышала, что врач обратилась к ней с вопросом.

Женя чувствовала, что стоит на пороге какой-то новой разгадки и главное сейчас – понять, додумать, не отвлекаясь, до конца.

«Почему, несмотря на отсутствие прямых улик, я считаю, что убийство заказал Красовский? Потому, что Власов сделать этого не мог! – вдруг впервые так четко сформулировала Женя. – Не мог сделать чего?» Она задала себе очень конкретный вопрос, ответ на который ей давал бы в руки ключи к пониманию мотива преступления, а значит, и к портрету убийцы.

«Думай! – приказала она себе. – Что именно был не способен сделать Власов? Давай от печки: сначала было убийство, потом – инсценировка для Лили. В этом нет сомнения: Андрея убили только для того, чтобы воздействовать на Лилю». Подумав, Женя все же поправила себя: «Вероятнее всего, что убийство Андрея замышлялось как средство воздействия на Лилю. Иначе не было бы сцены с появлением «доброго» милиционера.

Да, это правильно, – похвалила себя Женя. – Инсценировка работы оперативной группы нужна была для того, чтобы, захлопнув ловушку, усилить шок у Лили и ввести в игру Власова. Но зачем, зачем нужен был Власов? Чтобы знать, что Лиля предпримет потом? Чтобы заставить Лилю лгать и дальше из страха перед разоблачением, одновременно подогревая этот страх? Да, Власов нужен был для того, чтобы спектакль продолжался! Спектакль, в котором убийство Андрея было лишь первым действием! Стоп! – скомандовала себе Женя. – Давай еще раз с самого начала, но учитывать будем только достоверные факты, а не догадки и эмоции.

Андрея убили, убили зверски. Убили в тот момент, когда у него было назначено свидание с Лилей. Она приехала, надеялась на счастливую встречу. Увидев обезображенный труп любимого человека, она падает без сознания. Придя в себя, первыми, кого она увидела, были люди в милицейской форме, одного из них знает ее муж и он, в свою очередь, узнает ее как жену Красовского.

Первой ее мыслью была мысль о том, что теперь о ее романе узнает муж. Ей сразу стало все равно, она впала в депрессию, став безвольной и послушной куклой. Именно в этот момент «удача» предстает перед ней в виде все того же знакомого мужа в форме капитана милиции, который обещает ей свое покровительство. У нее появляется надежда, что удастся избежать позора и скандала. Вот! – Женя чуть не захлопала в ладоши. – Умница! Как же я сразу не поняла! Власов был нужен там с первых минут, чтобы, пока Лиля находилась в шоке, заманить ее в новую ловушку – заставить скрывать измену, помогая поверить, что это возможно. Новая ложь! Ну действительно, глупо признаваться мужу, если тебе обещают, что все будет шито-крыто. И Лиля сразу на это клюнула! У нее просто не было сил сопротивляться! Если бы Власов появился позднее, когда Лиля уже взяла бы себя в руки, возможно, сценарий повела бы она. Но ей не дали прийти в себя, подавив сначала горем, а потом страхом, заставив играть роль жертвы. И теперь она отчаянно держится, как за последнюю соломинку, за иллюзию мужа-покровителя.

Но если не было милиции, как они организовали похороны Андрея? – Женя вдруг впервые задала себе этот вопрос. – Зачем такие сложности, когда можно было камень на шею – и все концы в воду? Во имя чего такие немыслимые сложности с организацией похорон?

Так, спокойно. – Женя остановила себя. – А были ли похороны?»

Она вдруг почувствовала, что внезапно покрылась испариной вся, от кончика носа до пяток, словно выкупавшись.

«Неужели это тоже ложь? Нет, этого не может быть. – Женя проглотила ком в горле и вытерла лоб. – Что я видела на кладбище в день похорон? Ничего. Идущих мне навстречу женщину в трауре, которую Власов представил мне как мать Андрея, и самого Власова. Я опоздала на час и подумала, что все уже завершено. Была ли это мать Андрея? Может быть, это была актриса?»

Женя задумалась, вспоминая все в мельчайших деталях. Нет, решила она, то была женщина, действительно переживающая страшное горе – потерю единственного сына. Да и не стал бы Власов тогда в приказном тоне говорить, чтобы Женя не касалась темы похорон и обстоятельств смерти Андрея, разговаривая с его матерью. «Если бы это была подставка, ему было бы наплевать, о чем мы будем говорить, – она все равно сказала бы только то, что ей велено. Тогда зачем они вызвали эту несчастную женщину, если никого не собирались хоронить? И что ей тогда показывали? Свеженасыпанный холм с табличкой инициалов Андрея, которую воткнули накануне нашего прихода, убрав ту, которая обозначала действительно того, кто там похоронен? Просто на время подменили табличку на чужой свеженасыпанной могиле?

Ничего не понимаю. – Женя никак не могла в это поверить. – Но если бы я приехала к назначенному времени, надеясь увидеть гроб с телом Андрея? Извинились бы, сказав, что так вышло, что похоронили раньше! Мне ведь не пришло бы в голову приезжать на два или три часа раньше и ждать там! Да и что толку? Если бы и приехала, то никого бы не нашла! А холм этот с табличкой они заранее присмотрели! Во сколько бы я ни приехала, ничего другого бы все равно не увидела: ничего другого просто не было.

Анне Максимовне, вероятно, тоже просто показали чью-то могилу, сказав, что это могила Андрея. А что она? Спасибо, что похоронили.

Неужели они дошли до такого цинизма? – Женя все еще не могла во все это поверить. – Нет, все же надо снова пойти на кладбище, только без Лили, и все еще раз хорошо осмотреть в том месте, где я их тогда встретила. Ну да, – усмехнулась она, вспомнив, как они с Лилей заглядывали на каждый свежий холм, – более идиотской мысли и придумать нельзя! А что, если набраться наглости и спросить у Власова? Какой, мол, номер участка? И что дальше?