Текст книги "Искушение любовью "

Автор книги: Елена Лагутина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Женя, поерзав на стуле, все же решила подождать еще. В это время она услышала голос профессора, который доносился из кабинета: он говорил с кем-то, говорил по-особому четко, как актер на сцене. Женя поняла: там, за дверью, шел лечебный сеанс. Это могло затянуться, и она разочарованно встала. Войти сейчас означало бы помешать, а ждать в таких случаях было просто бессмысленно: профессор проводил сеанс столько, сколько считал необходимым. Порой это было и час, и два, и даже больше.

Женя собралась было уходить, но в это время в приемную вошла Леночка – секретарша. Работала она здесь недавно, носила короткие юбки и имела длинные ноги. Была выше профессора на голову и смотрела на него свысока, отчего неизменно краснела, смущалась и переминалась с ноги на ногу, как кобыла в стойле. Профессор был с ней подчеркнуто, по-отечески ласков и называл ее деточкой. «Деточка» профессора побаивалась, но пристрастия к коротким юбкам не меняла, была общительной и веселой, имела уникальную память и такую же уникальную способность краснеть при любом случае.

Увидев Женю, она, как всегда, густо покраснела.

– Здравствуйте! – поздоровалась она приветливо. – Вы давно ждете? – Леночка плюхнула на стол тяжелую стопку папок и с удовольствием распрямилась во весь свой баскетбольный рост. – Александр Николаевич просил вам передать, чтобы вы входили к нему сразу, как придете: он вас ждет, – выпалила она, не дожидаясь Жениного ответа. – Да входите вы, не бойтесь! – И она, открыв дверь, тихонько подтолкнула Женю в кабинет, тут же плотно ее закрыв.

Женя несмело прижалась к двери и встретилась взглядом с Александром Николаевичем. Он стоял рядом с кушеткой, на которой лежал молодой мужчина. Глаза мужчины были закрыты.

– Вам легко и спокойно. Ваши мышцы расслаблены, ваше тело безвольно. Вы отдыхаете. – Голос профессора был монотонным и негромким.

Он знаками велел Жене подойти к нему, а когда она подошла, написал ей на листке следующее: «Женя, сеанс гипноза-отдыха идет уже сорок минут. Углублять не нужно, просто поддерживай раппорт, а я пойду покурить, хорошо?» Женя все поняла: они часто вели гипнотические сеансы, требующие значительных затрат времени, попеременно с профессором. Одному человеку поддерживать гипнотический транс в течение двух-трех часов тяжело, да в этом и не было никакой необходимости: пациент просто слышал голос, не осознавая, чей он.

Александр Николаевич вышел из кабинета, а Женя тем временем продолжала периодически говорить почти те же слова: «Вы совершенно спокойны, ваше тело расслаблено, вы просто отдыхаете. Вам легко и спокойно. Голова легкая, свободная. Приятный покой, приятный покой».

Женя любила свою работу. Еще ребенком, увидев сказку «Садко», на всю жизнь запомнила говорящую птицу Феникс. И хотя этот персонаж в сказке был явно отрицательным, эдаким прообразом суррогатного счастья в виде отказа от активной жизни и борьбы ради собственного спокойствия, личность самой актрисы, уникальной и удивительно притягательной, не позволила девочке Жене раз и навсегда заклеймить этот образ.

Женя почувствовала, что в этом что-то есть, тем более что эта сказка, как, впрочем, и все русские сказки, была доброй и была сделана добрыми, красивыми и, несомненно, талантливыми людьми.

Время бежало как песок в песочных часах. Потихоньку Женя начала волноваться, что Лиля придет без нее и они разминутся. Александр Николаевич, словно почувствовав волнение Жени, открыл дверь и стремительно вошел. Он улыбаясь погладил Женю по голове и дал прочитать уже написанную записку: «Если я тебя задерживаю, можешь идти. Спасибо за передышку».

Женя умоляющими глазами показала на часы. Профессор в знак того, что понял, кивнул ей и, подтолкнув к двери, махнул на прощание рукой.

Оказавшись за дверью, Женя пробежала мимо Леночки так быстро, что та перестала стучать на машинке, видимо, удивленно посмотрев ей вслед. Женя улавливала все происходящее вокруг нее лишь краем глаза, торопясь и почти бегом направляясь к своему дому. Было три часа. Она вбежала в квартиру, бросив сумку и босоножки у порога, чутко прислушиваясь к телефону: телефон молчал.

Сергей ждал Лилю, нетерпеливо прохаживаясь по набережной. Они договорились встретиться с ней в половине третьего, чтобы Лиля сразу после этого могла поехать к Жене. Было без четверти три, Лиля опаздывала, и Сергей, заметно нервничая, курил одну сигарету за другой, выбрасывая окурки в кусты, при этом осторожно оглядываясь. Народу на набережной в этот час почти не было: пенсионеры и молодые мамы с детьми предпочитали гулять до одиннадцати и после семнадцати часов.

Он уже начал сомневаться в целесообразности своего поступка, вся эта история перестала ему нравиться, и лишь понимание того, что начатое не бросают на половине пути, заставляло его скрепя сердце ждать. Но при этом он чувствовал себя совершеннейшим дураком, зная, что никто не поймет его. Он решился на сегодняшнюю встречу и сильно рисковал при этом. Он боялся. Он никогда не считал себя сильным, скорее, даже наоборот: в милицию пошел, чтобы доказать себе самому, что он не трус. Все пошло с его матери, Сергей это знал. Она была сильной и умной, все в их доме решала сама. Сергей и его отец считали, что в их доме ничего не должно происходить без ее ведома. Чувство, что мать всегда права, постоянно давило, загоняло в страх перед наказанием за своеволие. Но делать так, как говорила она, с возрастом становилось все труднее. На открытый бунт сил у него не хватило, зато ненависть в душе родилась и окрепла. На мать, на себя, на отца. Потом на всех женщин, похожих характером на мать. Ему и здесь не везло – на его жизненном пути других почему-то не встречалось. Все они как одна были капризны, взбалмошны, обидчивы. Сергей постоянно ловил себя на мысли, что и им он что-то должен. Почувствовав это, он рвал очередную привязанность без сожаления.

Лилия Викторовна была другой. Это Сергей понял сразу, как только впервые увидел ее в офисе Красовского: она не ломалась, не кокетничала и даже не обиделась на то, что муж обошелся с ней тогда подчеркнуто официально. Она улыбнулась при этом и покорно покинула офис, понимая, что дело мужа важнее ее житейских проблем.

Сергей тогда с восхищением понял, что существуют другие отношения, другие женщины. Красивая, покладистая женщина, какой показалась ему тогда Лилия Викторовна, стала для него открытием. До этого он считал, что два этих качества в женщинах не сочетаются.

Зависти к Красовскому у него не возникло: хватило ума понять, что миллионы просто так ни к кому не приходят. Он обычный оперуполномоченный, капитан милиции. Таких, как он, хоть пруд пруди, и вряд ли, попадись на его пути такая женщина, он мог бы ее хоть чем-то заинтересовать. Когда он увидел ее на месте убийства, беспомощную, без сознания, первым чувством было все то же восхищение: и в бессознательном состоянии эта молодая женщина оставалась такой же привлекательной. Ей хотелось помочь, ее хотелось укрыть, защитить. Эти чувства в Сергее проснулись впервые, и он, помнится, тогда даже испугался. Испугался себя. Это все было не только неожиданно, но и совершенно ново. И он не мог понять – хорошо это или нет: старые привычки если и не делали его счастливым, но все же создавали ощущение защищенности, закрытости. Желание помочь вопреки собственной выгоде – это пугало кажущейся бессмыслицей.

Он снова посмотрел на часы и усмехнулся: кажется, он все же ошибся в ней. Было три часа, и Лилия Викторовна вела себя, как и все красивые женщины: она опаздывала, тем самым заставляя себя ждать. Он бросил окурок себе под ноги: светиться на набережной полчаса было непростительно глупо.

Вдруг у себя за спиной он услышал запыхавшийся голос:

– Простите, пожалуйста, что заставила вас ждать. – Она почти бежала, а потому от частого дыхания не могла говорить.

Он тут же перестал сердиться на нее, видя крупные капли пота на лбу и слипшиеся волосы. Он понял, что ей все равно, как она сейчас выглядит, главное – она спешила, думая о нем.

– Здравствуйте. – Лиля наконец отдышалась и слабо улыбнулась. – Я все сделала, как вы сказали, но была очередь.

– Ничего. Вы принесли их с собой?

– Да. – Лиля протянула ему полиэтиленовый пакет. – Можете пересчитать.

– Нет, здесь пересчитывать не стоит. – Сергей взял пакет, свернул его и положил в дипломат. – Мне, право, неловко, но без этого не получилось.

– Я могу теперь быть уверена, что мой муж ничего не узнает?

Сергей чувствовал, что еще немного, и он будет оправдываться перед ней.

– Я сделал все, что мог. И даже больше – я совершил должностное преступление, но речь сейчас не обо мне: другие люди не захотели закрывать глаза на факты из благородства. Понимаете? Они не хотят отказать мне, но и не желают рисковать своей карьерой просто так. Я не могу назвать этих людей, и это в ваших же интересах, но, даже если вы мне не верите, поздно об этом говорить: эти люди сделали для меня то, что я просил, и теперь хотели бы получить за это компенсацию. Поверьте, если бы я знал, что все так обернется, я ни за что не стал бы ничего вам тогда обещать. Но желание помочь вам было столь сильным, что перевесило здравый смысл.

– Я понимаю. Я благодарна вам за помощь, и, пожалуйста, успокойтесь! Но, умоляю, еще один вопрос: нашли убийцу?

– Мы напали на верный след, но сказать что-либо более определенное я пока не имею права, извините.

Они расстались. Лиля поспешила к троллейбусной остановке. Несмотря на утомленный и сосредоточенный вид, она по-прежнему привлекала к себе внимание окружающих. Ее изящные туалеты производили впечатление на женщин, а она сама вызывала восхищенные взгляды у мужчин. На ней был белый кружевной костюм: короткие шорты, которые больше походили на удлиненные трусики, маленькая маечка и сверху – длинный, до щиколоток, кардиган. Без застежек, он развевался на ветру, как парус. Загорелая, быстрая, она вся казалась невесомой и воздушной. В черных очках, с изящной маленькой сумочкой, больше похожей на кошелек, – ей подошел бы какой-нибудь «мерседес», но никак не троллейбус! Между тем Лилю ничуть не заботило, какое впечатление она производила в общественном транспорте: сесть за руль машины она до сих пор не могла.

К Жене она приехала через час с головной болью, совершенно измотанная духотой, суетой и ненавязчивым городским сервисом. Женя сразу все поняла.

– Ты сначала в душ или выпьешь чего-нибудь? Лиля без сил села на маленький стульчик в коридоре, вытянув ноги и опустив плечи.

– Умираю – пить! – Она жадно выпила стакан минеральной воды, сбросила туфли и поплелась в душ. – Я быстро, Женечка, ладно?

В ванной зашумела вода, а Женя направилась на кухню, ломая голову, чем кормить Лилю. Она не знала, как изменились вкусы подруги после замужества, и уж тем более не представляла, что едят миллионеры на обед. «Ничего, – решила Женя. – Будет есть, как все, картошку с огурцами!»

Лиля вышла из ванной, когда на сковороде уже аппетитно скворчало и по комнате поплыл густой аромат молодого жареного картофеля.

– Женечка, как пахнет! – Она чмокнула подругу в щеку и села на стул рядом. – Давай я тебе помогу. – Лиля взяла нож и принялась резать хлеб аккуратными ломтиками.

На столе появились свежие огурцы и квас, дымилась картошка, посыпанная укропом.

– Ешь. – Женя пододвинула тарелку с картофелем поближе к Лиле. – Ешь и рассказывай!

– Я так не умею, – с полным ртом картошки засмеялась Лиля.

– Рассказывай, говорю тебе! Я тут с утра места себе не нахожу! – Женя села за стол тоже, но есть так и не стала.

– А ты? Я что, одна есть буду?

– Ешь! – прикрикнула шутя Женя. – Ты из дома когда ушла?

– Как тебе позвонила, сразу и ушла. – Лиля ела с аппетитом, то и дело поглядывая на Женю.

Женя смотрела на нее и в глубине души радовалась и ее хорошему аппетиту, и живому блеску в глазах. Тревога за подругу снова стала отступать. Вдруг все волнения утра стали маленькими и глупыми, даже надуманными. «Играем в какую-то дурацкую игру, – думала Женя, глядя, как Лиля управляется с картошкой. – Каждый должен заниматься своим делом. Я – психолог и свою задачу выполнила, в трудный час поддержала подругу, помогла ей пережить кризис. Все! Остальное не в моей компетенции! Я не имею права заниматься расследованием убийства. Да что там «не имею права»! Это абсурд! Я стала подозрительной, мнительной, мне по ночам снятся какие-то странные сны! Все, дальше уже некуда! Лиля пришла в себя, у нее поднялось настроение. Конечно, ей придется сейчас пересматривать свои отношения с мужем, но это не мое дело! Пока меня ни о чем не просят, я не имею права вмешиваться! Вот и утром: она приняла какое-то решение сама, и это правильно. Сейчас она закончит есть и если захочет, то сама расскажет. Если она не начнет говорить – я не буду лезть с расспросами. Это ее жизнь! Я не могу ее понять! На мой характер, я бы никогда не вышла замуж за миллионера, а она вышла. Я бы не смогла жить с ним сейчас – развелась, чего бы это мне ни стоило, ведь и так ясно, что никакого чувства нет, идет какая-то купля-продажа. А она и слышать об этом не хочет! Но даже если Лиля попала в какую-то криминальную историю, все равно ей придется ставить мужа в известность: вряд ли я сумею ее защитить от этого».

Пока Женя размышляла, Лиля покончила с обедом, и в кухне повисла тишина. Женя ждала, когда Лиля заговорит первой, а Лиля боялась, что обидела подругу своим самостоятельным поступком утром, и теперь не решалась на разговор. Но все же, сделав над собой усилие, начала:

– Сергей звонил мне потому, что ему срочно понадобились деньги. Ну, то есть сегодня, и как можно раньше.

– Какие деньги? – Холодок тревоги начал заползать на свое привычное место, и Женя с сожалением отметила это.

– Большие. – Лиля вдруг встала из-за стола. – Спасибо тебе за обед. Все было очень вкусно! – Лиля вмиг преобразилась, снова став уставшей и безжизненной. Она делала над собой героические усилия, чтобы казаться уверенной и независимой. – Я пойду, Женя? Прости, но мне нездоровится – голова что-то болит.

– Куда? – Женя понимала, что ее настрой отталкивает Лилю, и она смягчилась: – Объясни наконец, зачем звонил Власов и что было потом.

– Он потребовал от меня денег, очень больших денег, у меня таких никогда не было, и я растерялась. Но он сам и посоветовал, чтобы я заложила драгоценности в ломбард.

– Подожди, какие драгоценности? Откуда он знает про драгоценности?

– Он не знал, просто спросил, нет ли в доме драгоценностей, которые я могла бы заложить. Я вспомнила, что действительно сапфировый гарнитур с бриллиантами лежит в моем сейфе, и заложила его.

– И деньги уже отдала?

– Да.

– А откуда он знал, что у тебя есть ценности именно на такую сумму?

– Да ничего он не знал! За сапфиры дали даже больше, чем было нужно, правда, не намного, но я все отдала.

– Откуда у тебя эти сапфиры?

– Александр Борисович подарил.

Женя устало прислонилась к шкафу с посудой и закрыла глаза... Дело принимало новый оборот. То, что это была ловушка, она не сомневалась: Лиля не сможет выкупить драгоценности, а значит, вынуждена будет рассказать об этом мужу. Или ее вынудят это сделать, что, в сущности, уже не имело значения. То, что Власов – подставка, холуй Красовского, Женя почти не сомневалась, вернее, очень хотелось верить, что деньги действительно нужны для дела, но... Женя допускала, что в органах правопорядка не все в порядке и что за то, чтобы имя Лили не упоминалось, пришлось заплатить. Но сумма была так велика, что о бескорыстной помощи больше не было и речи. Шантаж.

Где-то далеко продолжала болтаться мысль, что Сергей ни при чем, что он сам влип, пойдя на должностное преступление, и теперь его так же шантажировали, как и Лилю. Но мысль эта лишь подливала масла в огонь: ведь если он не владел ситуацией сейчас, он не владел ею никогда. И, легкомысленно обещая свою помощь, недооценив своих возможностей, он становился вдвойне опасен. «Если он сейчас сломается, на нашей с Лилькой совести будет еще и этот фиговый романтик», – рассуждала Женя.

Сергей больше не вызывал у нее доверия. Больше того – настораживал. Действия его внезапно стали какими-то судорожными, болезненными, и от всего этого запахло аферой. «Ну, в таком деле и замараться не грех», – успокоила себя Женя.

Вдруг ей очень захотелось еще раз взглянуть на события того трагического утра: почему-то показалось, что разгадка где-то там. Она имела обо всем этом смутное представление, основанное на скудных фактах Лилиного болезненного переживания и рассказе Власова, тоже очень сухом и сдержанном. Именно сейчас Женя вдруг вспомнила его почти приказ не говорить с матерью Андрея об обстоятельствах его смерти. Было ощущение, что Власов боялся этого. Почему? Причин могло быть только две. Он действительно не хотел травмировать пожилую женщину подробностями зверского убийства. Именно об этом подумала тогда Женя и успокоилась. И лишь теперь у нее появилось сомнение. Была и другая причина, и гораздо более веская, заставившая Власова не просить ее, а приказывать ей! То, что он сказал матери Андрея, не соответствовало тому, что знали они с Лилей!

Но почему тогда Жене было позволено говорить с этой женщиной? Одни вопросы!

Женя наконец открыла глаза. Лиля все это время сидела тихо и ждала.

– Что делать будем? – обратилась Женя к подруге.

– Не знаю. Может, ничего не надо делать? Само как-нибудь рассосется? – неуверенно предложила Лиля.

– Может быть. – Женя смотрела на Лилю, но думала не о ней: вспомнился сеанс гипноза, который она проводила вместе с профессором, и вдруг у нее появилась шальная мысль. – У меня есть план, и мне нужно твое согласие.

– Я согласна.

– Но ты ведь не знаешь, о чем речь!

– Ну и что? Если ты считаешь, что это нужно, я согласна. – Лиля была очень рада, что Женя не обиделась на нее из-за ее опрометчивого поступка с деньгами.

– Я хочу попробовать увидеть еще раз то, что произошло тем утром, когда убили Андрея.

Лиля побледнела. Лицо ее вытянулось, и Женя впервые осознала перемену, произошедшую в подруге: уголки Лилиных губ опустились, придавая лицу выражение скорби.

– Разве это возможно? – испуганно спросила она.

– Попробуем. Это гипноз, обычный гипноз, под действием которого память обостряется. Вернее, гипноз снимет боль, и мозг сможет выдать всю зафиксированную информацию. Дело в том, что ты и сейчас знаешь гораздо больше, чем видела, но информация заблокирована психотравмой. Наш мозг так устроен, что та информация, которая представляет опасность для организма, являясь шоковой, блокируется, становится неосознаваемой. Человек просто о ней не знает, не помнит. Под гипнозом я попробую снять боль воспоминаний, и это, может быть, позволит увидеть тебе новые детали того утра.

– Но зачем? Разве это имеет значение сейчас?

– Именно сейчас это стало иметь такое значение: мы не можем больше пребывать в иллюзиях, это становится опасным.

– Хорошо, что я должна делать? – Было видно, что Лиля взяла себя в руки, хотя воспоминания того утра по-прежнему были для нее очень тяжелыми.

– Ничего. Идем в комнату, я тебе сейчас все объясню. Ты будешь просто сидеть вот здесь. – Женя продолжала говорить, усаживая Лилю в кресло, уже в комнате. – От тебя ничего не требуется, ты просто отдохнешь, посидишь спокойно. Для тебя это будет приятно. Воспоминания под гипнозом на твоем здоровье никак не отразятся: ты не будешь ничего помнить из того, что увидишь под гипнозом. Все поняла?

– Да. – Лиля удобно села в кресле, вытянув ноги и сняв тапочки. – Я готова.

Женя достала диктофон и поставила его перед Лилей.

– А это зачем? – удивилась та.

– Я могу что-то упустить из твоих слов, потому что, когда поддерживаешь гипнотический транс, нужна полная сосредоточенность. Диктофон все запишет, и я смогу, если будет такая потребность, прослушать еще раз.

– А мне можно будет послушать?

– Я потом тебе скажу, ладно? После сеанса, хорошо?

Лиля согласно кивнула и стала терпеливо ждать, пока Женя отключала телефон и звонок входной двери.

– Тебе это не помешает, – говорила она при этом Лиле. – Ты будешь слышать только мой голос. Это может помешать мне, поэтому лучше пусть будет без неожиданностей. Ну вот и все. Можно приступать.

Женя подошла к креслу и села напротив. Ее голос стал тише, монотоннее. Лиля подумала, закрывая глаза, что так рассказывают сказки детям на ночь: завораживая, убаюкивая. Веки вдруг стали тяжелыми, а по всему телу потекло приятное тепло. Стало спокойно и радостно. Где-то далеко слышался голос. Лиля попробовала вспомнить, чей он, но не смогла. Голос был добрый, его хотелось слушать.

– Ты слышишь только мой голос. Посторонние звуки тебе не мешают, ты просто отдыхаешь. Все мышцы расслаблены, приятный покой, приятный покой.

Женя включилась в свою любимую работу. Это была ее стихия, и она чувствовала себя в ней легко и свободно.

Веки Лили, сначала подрагивающие, успокоились. Все тело обмякло, и голова безвольно наклонилась в сторону. Дыхание стало тихим, еле заметным. Казалось, Лиля уснула.

– Представь утро, когда ты шла на последнее свидание с Андреем. Ты подходишь к его дому. Что дальше?

– Я поднимаюсь по ступенькам и вижу приоткрытую входную дверь. – Голос Лили был без интонаций.

– Тебе нечего бояться в этом доме: ты сейчас спишь, все события давно прошли и не имеют никакой силы. Ты просто видишь сон. Что было дальше?

– Я открываю дверь и вхожу. – Лиля задышала чаще, в ее лице появилось выражение ужаса.

– Все, что ты видишь, – сон. Тебя это не касается, это все не настоящее. Что ты видишь?

– Я вижу висящего в петле человека впереди меня и стоящего человека сзади меня. – Голос Лили снова стал механическим.

– Как далеко от тебя стоит человек за твоей спиной? – Сердце у Жени часто забилось, она едва сдерживала волнение, стараясь говорить так же спокойно: она поняла, что приоткрывается завеса какой-то тайны.

– Он стоит почти вплотную ко мне и к входной двери.

– Входная дверь закрыта?

– Да.

– Опиши этого человека: это мужчина или женщина, какого роста, в чем одет, черты лица.

– Это мужчина. Он выше меня, худощавый. Черный силуэт, просто силуэт. Я ничего больше не вижу.

– Что он делает?

– Он замахивается рукой, в руке у него что-то есть.

– Дальше.

– Он замешкался, посмотрел в сторону.

– Что он хочет сделать?

– Он хочет ударить меня по голове, но что-то сбоку ему мешает. – Лиля снова задышала чаще.

– Успокойся, все хорошо, тебе ничего не угрожает. Он ударил тебя?

– Нет, я упала сама.

– Вернись до того момента, как ты упала. Посмотри, в доме еще кто-то есть?

– Нет, я не вижу больше никого. – Дыхание Лили участилось, в лице появились слабые мышечные подергивания.

Было видно, что ситуация для нее становится напряженной. Женя не могла рисковать: нужно было выводить Лилю из гипноза.

– Ты спокойна, совершенно спокойна. Ты возвращаешься в настоящее время, в настоящее пространство. Увиденное тобой не имеет никакой силы, это просто сон, который ты забудешь сразу, как только откроешь глаза. Сейчас ты почувствуешь прилив сил и энергии, ты хорошо отдохнула, тебе легко и спокойно. Исчезают все неприятные ощущения и воспоминания, тебя ничто не тревожит. По моему счету от одного до трех ты легко откроешь глаза и почувствуешь себя хорошо отдохнувшей, полной сил и энергии. Раз, два, три!

Лиля медленно, словно нехотя, открыла глаза, потянулась, как после долгого сна, и улыбнулась. Женя устало откинулась на спинку кресла и выключила диктофон.

– Ну, как? – Лиля сгорала от любопытства. Настроение у нее явно улучшилось, щеки порозовели.

– Как ты себя чувствуешь? – Женя внимательно посмотрела на Лилю.

– Удивительно себя чувствую! Как только что родилась! Легко! – Лиля засмеялась впервые после убийства. – Ну, ты не тяни, что-нибудь полезное я сказала?

– Да, сказала.

Женя встала и подошла к окну. Лиля подошла к подруге и тихо сказала:

– Женечка, ты только ничего от меня не скрывай, хорошо?

Женя молча кивнула и повернулась к Лиле:

– Тебя там ждали.

Последовала долгая пауза. Лиля в растерянности так и осталась стоять, а Женя в волнении принялась ходить по комнате.

– Зачем? – Лиля наконец обрела дар речи.

– Не знаю. Но тебя ждали за дверью и, как только ты вошла, хотели оглушить, но что-то там помешало, на секунду отвлекло внимание, а в это время ты упала в обморок. Все было очень быстро, несколько секунд. Это был мужчина ростом выше тебя, худощавый. Все. Лиля, а может быть, ты упала от удара?

– Нет! – Лиля говорила очень уверенно. – По голове меня никто не бил, это точно! Меня сначала затошнило, всю затрясло, когда я поняла, что в петле Андрей, а потом я куда-то провалилась. Голова у меня потом, конечно, болела, но ни шишки, ни какого-то следа от удара не было. Да что я тебе рассказываю? Ты и сама помнишь: я сразу к тебе приехала!

Женя помнила, что Лиля не жаловалась, что у нее болит голова в каком-то определенном месте. Она была, скорее, подавленной, заторможенной, но никаких следов крови или другого какого-то повреждения, следов механической травмы не было. Значит, ее просто не успели ударить. Хотели, но не успели: она потеряла сознание сама и упала при этом на пол. Что хотел преступник? В том, что это был он или один из них, Женя не сомневалась: человек, попавший на место преступления случайно, не станет пытаться оглушить другого, так же случайно попавшего на место преступления. Конечно, преступник мог просто не успеть уйти к моменту появления Лили, тогда понятно, почему он не стал ее добивать, когда она упала без чувств: это не входило в его планы, ему нужно было просто уйти незамеченным, а для этого обморок Лили был как нельзя кстати. Но тогда получалось, что он находился в доме достаточно долго: ведь милиция приехала в тот момент, когда Лиля еще была без сознания.

Значит, кто-то уже вызвал милицию! Получалось, что преступник едва нос к носу не столкнулся с милицией! И это при том, что коттедж находится практически за городом и доехать до него быстро вряд ли возможно! А если вспомнить, что ни одного указателя улицы там просто нет, как, впрочем, и номеров домов, то приезд милиции практически сразу после ухода преступника явно нелогичен. Или это был не преступник. По тем приметам, что назвала Лиля, представить его не было никакой возможности. Вот только почему он замешкался? Лиля сказала, что ему что-то помешало сбоку. С какого боку? «Как же я не спросила об этом!» – Женя сильно расстроилась, так как ошибку уже не исправишь, снова погружать Лилю в гипноз она даже и не думала.

– Лиля, вспомни, в коридоре у Андрея что-то из мебели есть?

– Да. – Лиля удивленно посмотрела на подругу.

– Подожди, вспомни, там при входе есть что-то...

– Рога там оленьи на стене, он их в качестве вешалки использовал. А что?

– Рога? – Женя почувствовала, что покрылась испариной от напряжения: разгадка была где-то рядом. – Рога оленьи... Они что, очень большие?

– Нет, не большие, но они всегда почему-то мешали Андрею.

– Почему мешали? С чего ты это взяла?

Лиля наморщила лоб и стала напряженно вспоминать.

– У него привычка была перед самым выходом волосы приглаживать рукой, а рога торчат, и он все время за них задевал.

– Коридор в доме узкий? – Женя продолжала напряженно думать.

– Нет, коридор нормальный, не узкий, но Андрей туда шкаф поставил, и места стало очень мало, особенно сразу у входа. Он хотел даже шкаф этот убрать, но все времени не было.

– Лиля, а рога на какой стене висят? – Зрачки у Жени расширились от ужаса: она уже знала, кто был этот мужчина.

– Как на какой? – не поняла Лиля.

– Рога висят слева, когда входишь в дом?

– Да, а ты откуда знаешь?

– Андрей ведь правша? – ответила вопросом на вопрос Женя.

– Да, – недолго подумав, ответила Лиля. – Женя, я ничего не понимаю!

– Ну, если Андрей поправлял волосы перед выходом правой рукой и при этом задевал за рога, значит, они висят от человека, входящего в дом, слева. – Женя уже спокойно смотрела на Лилю. – Тому мужчине сделать замах перед ударом помешали рога, потому что он был левшой.

– Какое это имеет значение? – все еще не могла понять Лиля.

– Сергей Вадимович – тоже левша, – словно не слыша Лилиного вопроса, продолжала Женя.

– И он, кажется, выше меня ростом, – глядя на Женю огромными от страха глазами, пролепетала Лиля.

– И худощав, – добавила Женя.

Глава девятая

ПОЛОСА ОТЧУЖДЕНИЯ

Звонок в дверь раздался неожиданно: гостей в такой час Наталья Михайловна не ждала. Был уже вечер, она была одна, а муж возвращался с работы почти в полночь, и соседки, зная, что она боится открывать дверь в позднее время, старались приходить днем.

Подумав, Наталья Михайловна все же решила направиться к двери. Она не спеша, как учил ее муж, развернула коляску на месте и направила ее в коридор. Наталья Михайловна перестала ходить после того, как получила похоронку на единственного сына. Ноги отказались держать ее, хотя врачи после обследования сказали, что с ногами все в порядке. Наталья Михайловна и сама это скоро поняла: лежа в постели, она могла поднимать ноги, она их чувствовала. Но, несмотря ни на что, ноги ее не держали. Промучившись с год и объездив полстраны в поисках врачей, супруги решили, что больше не будут испытывать судьбу: нужно было жить дальше, а значит, следовало приспосабливаться к тому, что есть. Они с мужем всегда были оптимистами: жизнь не баловала их подарками, они не привыкли на них рассчитывать, а потому не ждали, печалясь, когда наступит светлая полоса жизни, – радовались каждому дню, искренне считая себя счастливыми. Владимиру Петровичу удалось найти денежную работу, и вынужденное безделье супруги не ударило их внезапной нищетой. Правда, Наталья Михайловна и не собиралась бездельничать, это было не в ее характере. Едва оправившись от несчастья, она стала осваивать различные виды рукоделия, благо для этого не нужно было вставать с постели. А как только появилась возможность приобрести инвалидную коляску, Наталья Михайловна и вовсе перестала чувствовать себя больной. Хотя первое время было трудно без травм и битой посуды передвигаться на коляске по тесной квартире: пришлось кое-что переставить, кое-что продать, чтобы стало просторнее. Тяжелее всего Наталье Михайловне было справиться с собственным быстрым темпераментом, который был просто несовместим с неспешным и осторожным, почти ювелирным, передвижением на коляске по восемнадцатиметровой комнате. Владимир Петрович только посмеивался, глядя, как жена приходит в отчаяние от сваленной мебели и разбитых нечаянно горшков с цветами. Он терпеливо ставил стулья на свои места, а горшки выбрасывал. Он знал свою жену и ждал, когда ее характер возьмет свое. И правда, очень скоро все наладилось, словно само собой: Наталья Михайловна совершенно перестала чувствовать неудобство от нового способа передвижения, снова начала принимать у себя гостей, оставаясь, как всегда, радушной хозяйкой. Несмотря на то что Владимир Петрович почти не бывал дома, проводя все время на работе, Наталья Михайловна не чувствовала себя брошенной или одинокой: гости у нее бывали каждый день. Единственной проблемой стали вечерние визиты нежданных гостей: супруги понимали, что в случае чего обездвиженная женщина вряд ли сможет постоять за себя. А потому в семье появилось негласное правило: с наступлением сумерек дверь никому не открывали. Друзья и соседи о встрече стали договариваться заранее и по телефону. Столь поздний звонок озадачил женщину. Она не спеша подъехала к двери и осторожно спросила: