Текст книги "Анималотерапия (СИ)"
Автор книги: Елена Зайцева
Жанр:
Повесть
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– Так... – сказала она, глядя на Яну каким-то потемневшим, не предвещающим ничего хорошего взглядом. – Ты меня учить будешь? Может быть, ты лучше меня знаешь, что же ему всё-таки нужно? Может быть, ты знаешь, что такое последствия вирусного менингита? Может быть, это твой ребёнок лежит как бревно, может... – Люся махнула рукой и быстро вышла из комнаты. Обратно, в сенцы.
Гоша опять кашлянул, а потом... чихнул, кажется. Выдув из носа два огромных серо-голубых пузыря. Яна полезла в карман шубки... Слава богу! Не зря ей мама твердит: всегда носи с собой платок, всегда носи с собой платок...
Люся не возвращалась. Яна потрогала Гошины ручки – ледяные! Где же рукавички? А как же печка? А как же... да вообще всё! И есть уже хочется. Холодно, голодно, стыдно... Да, стыдно. Не надо было так «ужасаться». Люся ведь и впрямь сама знает, что и когда нужно Гоше. Как-то же она обходилась без Яны. Год почти обходилась!
Яна ещё раз – профилактически, так сказать – вытерла под носом у Гоши и решилась таки сходить за Люсей...
10.
Люся, по-прежнему разутая (вот чего бы ей не сунуть ноги в валенки!), по-птичьи устроилась на какой-то бочке и лизала... лёд.
Вернее, не просто лёд – не водяной, а молочный. В форме стакана.
– А стакан – лопнул... – посожалела она. – Будешь?
– А мне можно? – засомневалась Яна. – Ну, у меня же... горло.
– А у меня? Нету горла?.. Лезь сюда. Мороженое-стаканчик! На!
Съели – мигом. Сначала по очереди мусолили, а потом Люся уронила это «мороженое», и оно раскололось на шесть кусков. Очень удобно, по три. По три – а Гоше?.. Вслух Яна не спросила, но это «а Гоше?» преследовало её до последнего кусочка, до последнего «лизка» (Люся потом уже грызла, а Яна всё-таки лизала, надеясь, что так для горла безопаснее).
– А есть ещё что-нибудь... покушать? – спросила Яна. Она спрыгнула с бочки и теперь танцевала на ледяному полу. Стоять спокойно было совершенно невозможно!
– Покушать?! – выпучила глаза Люся. – Ну не знаю... – нехотя слезла она с бочки и поплелась в комнату.
Яна, окончательно промёрзшая и ничего не понимающая, уже не в первый раз пожалела, что она здесь, а не в больнице. Уж больно это «здесь» было неясным: если уж холодовать и голодовать – то ради чего?? Чем они будут заниматься в этой комнате, где стул – и тот один?..
Печь Люся растопила весело заполыхавшей бумагой. Но ведь надолго её не хватит! А потом?..
– Эх, дров бы нам... – помечтала она, пристроившись на корточках у самого огня. Яна пристроилась рядом, только куда менее удобно – Яна держала Гошу... Нет, это просто ни на что не похоже! Почему она-то, а не Люся? Это раз. А два, три, четыре и все сто: зачем надо было уходить из «злополучной», но всё-таки тёплой – жаркой! – больницы?
– Как же вы тут живёте? – не выдержала Яна. – Без дров...
Люся не ответила.
– Есть, говоришь, хочешь... – задумалась она. – Гошку сейчас покормим, потом что-нибудь придумаем...
Люся нырнула в свою холщовую котомку и достала маленькую стеклянную баночку невразумительного цвета. И Яна увидела, как Гоша ест...
Одной рукой Люся приподнимала его голову, а другой – просовывала в рот ложку с невзрачной (кабачок, прочитала Яна этикетку) пюрешкой. Потом зажимала ему нос. И всякий раз Яне казалось, что он не дышит слишком долго. Слишком! Но он опять и опять закашливался, опять и опять проглатывая свой неаппетитный кабачок, и Люся зачерпывала новую ложку (полную!). Яна не знала куда деться, а главное – не представляла, когда же это кончится...
– Ну вот и чудненько. Поели! – широко улыбнулась Люся. Широчайше!
Яна кивнула. И даже ответную улыбочку вымучила. Мол, да, да, хорошо. Всё хорошо... Хотя – чего хорошего?
– Ну, зря ты киснешь. В доме еды нет, но мы ж не на необитаемом острове! Что купить?
– Всё... – промямлила Яна так жалко, что Люся рассмеялась: «Эх ты, цыплёнок!».
Люся затянулась потуже своим невероятным платком, стала похожа на медведицу, и медведица эта потопала в сенцы.
– Уже обуваюсь, уже обуваюсь... – повторила она из сенцев раза четыре подряд. Да сколько можно валенки надевать?! Яна выглянула. Люся стояла – в одном валенке! – и смотрела в окошко через мутноватое круглое стёклышко. Это... дно лопнувшего стакана?
– В какую рогулину вон тот дом превращается...
– Вы идти хотели!
– Не «хотели», а «хотим», – поправила Люся. – Знаешь, что это? – помахала она стёклышком.
– Пенсне? – сострила Яна.
– Ну... тогда уж монокль. Монокль Настроения. Смотрю левым глазом – я в ярости, я обижена, я недовольна. Смотрю правым – наоборот, всё хорошо и правильно. Ну, знаешь, правая сторона, она права... Держи, дарю.
– А если вот так? – и Яна стала прикладывать «пенсне» поочередно то к одному, то к другому глазу.
– Нуу... А ты умница! Соображаешь. Если так, то ты ОЗАДАЧЕНА. Тебе грустно и жаль, но ты... прощаешь и не сердишься! Яна, а Яна... – вдруг сказала Люся совсем другим, каким-то озабоченным тоном, – ты темноты – боишься?
– Вроде нет... А что?
– Да ничего... Не боишься – отлично. Выхожу... – Люся обула второй валенок и двинулась к входным дверям с таким лицом, как будто отправлялась в открытый космос. – Ох, что-то мне подсказывает, что там не жарко...
Яна вернулась к Гоше. Гоша занимался тем, что пускал из носа свои «фирменные» голубые пузыри – и лежал, лежал, лежал.
Разобравшись с пузырями, Яна стала растирать ему ручки (и всё-таки: где же рукавички? как не бывало!). Пока горела бумага, Гоша было согрелся, порозовел, а теперь опять напоминал восковую фигуру.
Яна тёрла и тёрла, иногда выдыхая тёплый пар на когтистые Гошины лапки (стричь ведь надо ногти-то! а то когти!), и вдруг вспомнила, как спала в ящике Трапеция. Какие у неё лапки – тоже когтистые... Люся сказала, что-нибудь придумаем. А что придумаем-то? И когда? Понедельник не за горами, а Казакова шутить не станет. Проведёт «работу с грызунами», и... Страшно. Да и теперь страшновато – высунет Трапеция свой нос где не надо, и...
За этими «страшно» Яна не сразу заметила, а когда заметила, сама себе не поверила: Гоша время от времени легонько сжимал её пальцы. Не такое уж большое дело, конечно – для кого угодно, но для него...!
– Гоша... – вгляделась Яна в его личико. До этого – не вглядывалась, её пугали его неподвижные кукольные глазки. Казалось, он даже не моргал. А теперь – моргнул! Ну где же Люся! Моргал он или не моргал раньше?!
Прошло около часа, а Люси всё не было. Яна обулась и таскала Гошу туда-сюда по комнате, чтобы не замёрзнуть, а когда уставала, устраивала его на кровати, укрывала одеялом и всхлипывала. Зачем она пошла неизвестно куда! Да и не так уж известно с кем! Как там Захарченко сказала? «Говорят, она сумасшедшая, да и ребёнок ненормальный...». Ребёнок-то действительно... не как все. Так, значит, и Люся?..
Яна заревела уже в голос. И тут же прекратила. Потому что услышала Гошино отчётливое «у»!
Это было... это было как если бы «у» сказало дерево! Сказало окно, сказала кукла!..
Яна громко высморкалась. Вытерла слёзы. Наклонилась к Гоше и – даже попытавшись улыбнуться – спросила:
– Это кто сказал «у»?
Гоша, разумеется, ничего не ответил. Но его глазки не выглядели стеклянными, и Яне даже показалось, что он... вполне заинтересованно сопел. Яна тоже посопела – в ответ! – а потом сказала:
– Ничего, мы не замёрзнем. Вот увидишь! – Встала и отправилась на поиски «дров» – каких-нибудь. Чего-нибудь такого, что можно поджечь. Толкнула грязно-зелёную дверь. Чего тут только не было...
Два столика, кресло, куча мешков, огромный (просто сказочный какой-то!) сундук, весь заваленный кирпичами... стремянка, ещё стремянка... тазы, вёдра, лампы, лопаты, огнетушитель...
Яна попробовала открыть сундук – не получилось, кирпичи тяжеленные. Заглянула в один из мешков. Почему-то она ожидала увидеть здесь Люсиных кукол. Может, потому что мешок был холщовый – как Люсина «котомка». А может, потому что вообще хоть где-нибудь рассчитывала их увидеть. Где-то же они должны быть – в доме того, кто их делает? Да ещё и на продажу, да ещё и дорого?
Но в мешке были какие-то документы. А под ними... подушка!
Яна заглянула в другой мешок. Тряпки, одежда...
А что это за махина такая в углу? Большой металлический куб с деревянными ножками. Явно самодельный. От него – провод с вилкой...
Яна поискала розетку, не нашла и решила вытащить «куб» в зал – так она назвала про себя ту, первую, комнату...
Вот она розетка.
– Что за машина времени... – И Яна, зачем-то зажмурившись, включила.
Из куба, изо всех его щелей, засочился свет. Внутри... лампа. Да, огромная лампа. Светильник? Но зачем делать светильник непрозрачным? Притронувшись буквально через пару минут к гладкой железной бочине, Яна отдёрнула руку – горячая! Нет, это не машина времени... Это не светильник... Это – ОБОГРЕВАТЕЛЬ! И это лучше чем машина и светильник вместе взятые! Хотя... отмотай она времечко назад, может, и не попёрлась бы с малознакомой Люсей в совершенно незнакомый домишко. Может быть. А может быть всё-таки...? Яна была так рада, что нашла этот чудо-обогреватель, что теперь и не знала, дурында она или всё-таки умница. Кто его смастерил? Как он здесь оказался? От прочего хлама он отличался «как пионэр от пианино». А как грел!
Яна подтащила его поближе к Гошиной кровати:
– Вот. Ура, – удовлетворённо мурлыкнула она. – И пожала Гоше лапку.
Прошёл ещё час. Стало так тепло, что Яна даже сняла шубку, решилась расстегнуть Гошу и снять с него будёновку.
Потом она покопалась в мешке с документами, нашла толстую пожелтевшую газету и прочитала Гоше целый разворот со стихами. Гоша слушал – или Яне казалось, что слушал, но она сказала себе: слушает – и никаких «показалось»! Потому что если «показалось», так и читать незачем. Да много чего незачем – если ей только кажется, что Гоша хоть что-то понимает, хоть на что-то реагирует, так она, получается, одна в этой деревянной завалюхе. Одна – а рядом только «кукла»... Но нет. Сопит. И опять моргал!
– Гошик, скажи «у»!
Не говорил, конечно. Но это ничего. Яна и сама не так давно молчала, молчала и ещё раз молчала.
– ...Или скажи «а». Или скажи «о»... «О-са», «о-кунь», «о-бед»! Да, обед... Обед бы нам не помешал...
А уж как бы он не помешал ещё через пару часов! Яна обнаружила в сенцах, в трёхногой тумбочке, окаменевшие ириски, но как ни старалась освободить их от фантиков, ничего у неё не вышло, – окаменели вместе с фантиками.
Тоскливо. Яна прилегла рядом с Гошей, глядя на сияющий всеми щелями спасительный обогреватель... Хорошо, что он есть. Но плохо, что он – всё, что есть!.. И вдруг он погас. Да, просто погас. Яна несколько раз включила и выключила его из розетки – «да что с тобой!» – пока, наконец, не догадалась пощёлкать какими-то выключателями на стене: нет света! «Электричества – тю-тю», сказала бы тётя Наташа...
Да-а... Тоскливо – мягко сказано! А если дело вовсе не в том, что Люся «сумасшедшая»? А в том, например, что она попала под машину. Или упала – и ногу сломала. Или у неё эпилепсия, как у Яниного одноклассника, – и она голову разбила. Приехала «скорая», и увезла её в какую-то совсем другую больницу. А Яне, между прочим, в этой надо быть. Сегодня вечером. А ведь есть ещё и Гоша...
Всё это накатило на Яну как ком. На мгновенье ей даже показалось, что в глазах потемнело. Или это оттого, что она так долго смотрела на выбивающиеся из обогревашки лучики, а потом они резко пропали?..
Яна встала и накинула шубку. Она решила сходить к симпатичным, незавалившимся соседям.
11.
– А там разве кто-то живёт? – удивилась соседка, когда наконец поняла, о чём же Яна (долго не понимала: какая больница? что за Гоша? какой ещё «домик»? тот, что рядом? интересно...).
– Я же говорю – там Люся живёт. У неё Гоша. Но она ушла и не возвращается. А я – я у неё в гостях...
Соседка была вся седая, хотя и не очень старая. В халате и резиновых шлёпанцах, она, никуда не торопясь, слушала Яну и до сих пор ни разу не поёжилась, не успела «остыть». Ясно, что у неё-то – тепло. Жарко... А когда она выходила, из дома пахнуло чем-то печёным.
– И что ты хочешь? – спросила она. Не очень-то дружелюбно спросила. Даже, пожалуй, сердито. Так, надо бы попонятнее объяснить, чего же она – Яна – хочет. Если Седая Соседка окончательно рассердится, идти больше некуда. Идей никаких. Разве что позвонить тёте Наташе. Но та, даже если и приедет, за такие «приключения» по головке не погладит...
– Понимаете, Люся придёт. Обязательно. – (С чего Яна это взяла, сказать трудно. Если эта самая Люся до сих пор не пришла!) – Но можно мы у вас её подождём?
Соседка задумалась.
– Ты и этот Гоша?
– Да! Он маленький совсем...
– А вы не цыгане? Как твоё имя?
– Ннет... Яна.
– А как эта ваша Люся узнает, где вы?
– Узнает, конечно! Я... я записку напишу! – нашлась Яна. – Так мы придём?
– Ладно. Дуйте...
И Яна «подула». Понеслась буквально бегом, как будто боялась, что в соседском домике передумают.
– Всё, Гошечка. Теперь и ты в гости идёшь... – приговаривала она, надевая на него будёновку. Гоша, само собой, был не против...
У Седой Соседки было и впрямь жарко. Жарко, чистенько – даже нарядно. Под цветами, вазочками и статуэтками – ажурные салфетки. Белоснежные, очень какие-то сложные...
– Красиво... – осторожно похвалила Яна.
– А ты – умеешь вязать крючком?
– Нас ещё не учили. Ещё будут. Наверно...
Седая вздохнула, и Яне подумалось, что сейчас она скажет что-то вроде «ничему-то вас не учат!», но она молча подошла к Яне, забрала у неё Гошу и стала стягивать с него комбинезон. Теперь Яна приготовилась к причитаниям «какой больной ребёнок», но та спросила только:
– Надеюсь, он в подгузнике?
– Наверно...
Седая закатила глаза, но опять никак не прокомментировала Янино «наверно». Ещё немного повозилась и сказала:
– Да, в подгузнике... Другое дело, что и он не вечный. Их меняют иногда, слышала про такое?.. – Она брезгливо понажимала указательным пальцем на раздувшийся памперс и поморщилась. – Кошмар... Раздевайся, что стоишь?
Яна разделась, прошла и села на край дивана. И руки сложила на коленях. Почему-то ей хотелось казаться ужасно примерной. У Седой Соседки было такое лицо, как будто она до сих пор не решила – а может, и не стоило их впускать? «Стоило, стоило!» – кричала Яна своим примерным видом...
– Этот дом, – кивнула Седая Соседка в сторону развалюхи, – вроде как ничей сейчас. Там бабулечка жила. Узбечка или, там, татарка... Вся сгорбленная, старая уже. – (Соседка сидела очень прямо, не горбясь. «Считает, что молодая...» – подумала Яна.) – Месяца два как она умерла. Приходила к ней какая-то... Может, Люся твоя и есть?
– Может...
– А что обогреватель погас... Как во-он на том доме рекламу всю в огоньках повесили – так у нас часами электричества нет. Правда, это по вечерам. Что днём – так это мигнуло просто. Сейчас опять горит... – Она привстала и включила розовое бра. – Горит, куда денется!.. Обедать вы, конечно, не обедали.
– Нет...
– А этот что ест?
– Кашки всякие... – Что было Яне говорить? Что он есть пюре из баночек, которых у них с собой нет? – Он болеет, не может...
– Не-не-не, – запротестовала соседка. – Не надо мне. Я сама вижу, что больной. Ну а дальше не моё дело. Чего он там может, чего не может... Я перенервничаю – и что? Не надо...
Седая Соседка быстро вышла и вернулась с маленькой алюминиевой кастрюлькой и двумя ложками.
– Каши у меня нет. Чем богаты, тем рады. Только вы уж сами... – Она поставила кастрюльку на стол и так же поспешно исчезла.
Яна заглянула – борщ. И, похоже, вкусный! Ярко-ярко красный – как она любит. Ну что ж – повезло. По крайней мере, Яне. А Гоше?
– Гош, будешь борщ?..
И вот бы Гоша сказал – буду! Но он ничего не сказал. Яна помешала в кастрюльке ложкой поменьше и сказала:
– Будешь!
Она приподняла ему голову, как это делала Люся, и зачерпнула борща – одного бульона, конечно, но, что называется, с горкой.
– Нет, это много... Вот так, наверно... – И тут произошло то, чего не происходило, пока Люся его кормила! Он не подавился!
Гоша съел четырнадцать ложек – и ни на одной не закашлялся. Ах, ну где же эта Люся, тут такая новость!
Яна покормила Гошу, поела сама, а Седая всё не шла. «Ну вот, ещё одна пропала... – усмехнулась про себя Яна. – И как её позвать? Не „Седая“ же!».
Яна взяла кастрюльку, сложила в неё ложки и отправилась на поиски «второй пропавшей».
Каково же было Янино удивление, когда поиски закончились, едва начавшись: Седая Соседка стояла совсем рядом, практически в дверном проёме, за шторкой! Так она что, наблюдала??
Ничуть не смутившись, Соседка присела на тахту.
– Поели? – спросила она Яну и зевнула. – Ну поспите. А я всегда после обеда читаю... – На столе стоял большой эмалированный таз с булочками, а в нём – на булочках – раскрытая книга...
Спать Яне совершенно не хотелось. Она вернулась к Гоше и, подперев голову кулаком, задумалась.
Какой странный у неё сегодня день. В чьём же доме она так мёрзла? Какой-то умершей «бабулечки»... Получается, Люся её обманула? Ведь они шли к Люсе!
А что происходит с Гошей? Неужели ему лучше? И лучше оттого, что она, Яна, ему помогает?
А что она будет делать, если Люся не появится и вечером? Вернётся в больницу? Но тогда куда же Гошу?..
«Не нравится мне это!» – сказала Яна. Или подумала? Ну да, она думала вслух. Тогда уж лучше просто говорить. Хотя бы и с Гошей...
– Не нравится мне это, Гошечка. Я думала, всё будет совсем по-другому... И ещё одно мне не нравится... Что-то горло моё снова... Ты, наверно, хочешь сказать, не надо было мне тот лёд лопать? Это ты правильно хочешь сказать. Не надо было...
12.
Вечером у Седой Соседки (Яна так и не спросила, как же её зовут) вырубили свет, и она – торжественно объявив, что это специально для гостей – включила многочасовую зелёную лампу. Но Яна сказала:
– Нам, наверно, пора...
Оделась сама, одела Гошу – и собралась возвращаться в больницу. С Гошей, разумеется.
– И что, так сама этого бугая и потащишь? – спросила Седая уже на крыльце. Прямо как Вичка! Зачем спрашивать то, что и так ясно?
– Мугу... – промычала Яна.
– Как знаешь...А вон, смотри – свет, что ли?..
Яна повернулась боком – прямо перед собой она ничего не видела из-за Гошиной будёновки – и увидела... «свет в конце тоннеля», так она это про себя назвала. Неясный, слабенький – но он точно там был, свет в Люсином домике! Вернулась? Вернулась – а почему за ними не заходит? «ДА ПОТОМУ ЧТО ЗАПИСКУ-ТО Я – НЕ ОСТАВИЛА!!!» – шарахнуло Яну, как молнией.
– Свечка, наверно... – вглядывалась Седая.
– Спасибо, мы пойдём... Спасибо!
– Ну, дуй давай... Больше не приглашаю! – это до Яны уже откуда-то из-за спины долетело. Бежала она – оттуда – пожалуй, ещё быстрее, чем туда. Даже Гоша перестал казаться таким тяжёлым. И даже – по крайней мере, сейчас ей так казалось – не было у неё никакой злости на Люсю. Главное, что она вернулась. Никуда не пропала. Никуда не упала, ни под что не попала. Значит, всё кончилось хорошо. Для всех. Значит, ура. А ведь у Яны ещё и такие хорошие новости!








