Текст книги "Мемуары белого медведя"

Автор книги: Ёко Тавада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Далее я узнала о том, как автор посещал языковую школу. Мысль о новом языке удручала меня. Я еще недостаточно хорошо освоила немецкий, новый язык мне было не осилить. На одном из снимков в книге изображался класс языковой школы, в котором стояли хилые стулья. «Стоит ли тогда эмигрировать, если придется часами маяться на этих идиотских стульях и вдобавок учить очередные грамматические правила?» – засомневалась я. Кроме того, автор упоминал, что классы хорошо отапливаются, – так хорошо, что невольно задумываешься, не многовато ли энергии тратится впустую. Но это не повод для беспокойства, потому что Канада располагает неистощимым источником энергии. Что за кошмарный рассказ! Придя в ужас от первой книги, я бросила ее в угол и взялась за вторую. Ее автор повествовал о том, как на лодке приплыл с юга Американского континента на север и тайком сошел на берег в Канаде. «Ночью я прибыл в безлюдный рыболовецкий порт. Дрожа от холода, снял мокрую, тяжелую от морской воды одежду и завернулся в рыболовную сеть. В нос ударил запах фукуса». Мне так понравилось описание задубевшей от воды одежды и аромата водорослей, что я тотчас переписала и этот отрывок текста. Впрочем, его автор не стал засиживаться на берегу, уже на следующий день он пошел к властям и вскоре тоже очутился в языковой школе. Я захлопнула вторую книгу и раскрыла третью приблизительно на середине, мне хотелось высадиться в центре жизни. Там меня ожидала первая встреча, томление, первый поцелуй… Я втянулась в книгу с первых же строк.

И я стала ходить в профессиональное училище на специальные курсы. Поначалу моей единственной целью было выучить английский язык. Я охотно говорила с каждым и не отвлекалась на мысли о том, что обо мне подумают другие. Шли недели, и однажды я вдруг заметила, что я – единственная белоснежная особа в своем классе. Чувство неполноценности расцвело, будто ядовитый цветок. Меня никто не оскорблял – полагаю, остальные просто не обращали внимания на мою внешность, но зеркало показывало мне бледное лицо и нашептывало, что у меня нездоровый и печальный вид. Когда занятия заканчивались, я отправлялась на озеро на окраине города и ждала, что свершится чудо и я загорю, но моя природа не позволяла наложить на меня ни один мазок другой краски, кроме белой. В моем классе был парень по имени Кристиан, он мне нравился. Как-то раз он участливо поинтересовался, что меня гложет. Не отвечая на вопрос, я предложила Кристиану вместе сходить на озеро в следующее воскресенье. Он сразу согласился.

Искупавшись, мы лежали на берегу озера и грелись в мягких лучах заходящего солнца. Кристиан оказался таким же белым, как я, и я изумлялась, почему не заметила этого раньше. Я поделилась с ним своей печалью, он в ответ рассказал мне сказку про гадкого утенка. Кристиан гордился своим родным городом Оденсе, в котором появился на свет и автор этой сказки. Я повеселела, наши взгляды встретились, я положила лапу на голову Кристиана. Он медленно наклонился и прижался носом к моей груди. Пока мы любезничали, солнце спустилось по последним ступенькам лестницы и исчезло в подвале. Мы остались на берегу втроем – Кристиан, я и ночь.

Кристиан сказал, что не хочет венчаться со мной в церкви, ибо религиозные обряды – пережиток прошлого. Мы отпраздновали свадьбу в собственных четырех стенах. Я забеременела практически сразу и родила двойню – девочку и мальчика. Мальчик умер, не успев получить имя. Девочку я назвала Тоской.

Выписывая эти эпизоды, я вошла в рассказываемую историю как главная героиня. Я хотела применить то, о чем шла речь в книге, к своей жизни и самой пережить эти события до последнего знака препинания. Я громко читала каждое предложение вслух и переписывала его, но в какой-то момент прекратила смотреть на страницы. Чей-то голос из книги нашептывал мне историю. Я внимательно слушала и писала. Эта работа отнимала у меня много сил.

Мы с мужем закончили училище, он нашел работу часовщика, я устроилась медсестрой. Вскоре муж вступил в профсоюз квалифицированных рабочих, начал вести активную политическую деятельность и перестал возвращаться домой вовремя. В выходные вместо того, чтобы отдыхать, он отчаянно боролся за права рабочих. Воспитанием нашей дочери Тоски занималась только я. Она росла веселой девочкой и, в целом, радовала меня, однако временами я не знала, как реагировать на ее поведение. Ей нравилось плясать и петь на улице, а когда пешеходы останавливались возле нее и воодушевленно аплодировали ей, Тоска прыгала от радости. Однажды муж поразил меня предложением:

– Давай убежим в Советский Союз.

Я пришла в смятение. Скольких усилий и страданий стоило мне оставить родину! Что со мной будет, если там меня заклеймят как предательницу? Узнав о моих тревогах, муж не стал больше уговаривать меня эмигрировать в СССР. Вздохнув с облегчением, я понадеялась, что тема переезда осталась в прошлом. Я очень любила Канаду, но не хотела бы преувеличивать эту любовь, ведь я любила и Соединенные Штаты или, по меньшей мере, блинчики, которые они там пекли. Через неделю выяснилось, что муж со своей навязчивой идеей не расстался. Он огорошил меня новым предложением:

– Давай сбежим в Восточную Германию! Там ничего не знают о твоем прошлом. Мы подадим заявку как канадцы и скажем, что хотим помогать в строительстве идеального государства. Я люблю Канаду не меньше, чем ты, но не вижу тут для нас никакой перспективы. Вспомни, как я рассказывал тебе, что моя мать потеряла работу в Дании, потому что участвовала в акции левых радикалов. Вместе со мной она переехала в Канаду, но вскоре невротичный любовник убил ее. Если мы останемся здесь, как бы мы ни вкалывали, зарабатывать будем столько же, сколько сейчас. Тоска не получит должного образования, а ведь она исключительно одарена. Зато на Востоке ее будут всему учить бесплатно, и, заметь, учить отлично. Она сможет стать фигуристкой или артисткой балета.

После этих доводов мужа я согласилась переехать в Восточную Германию.

Застонав от облегчения, я бросилась на кровать, опустила ухо на мягкую подушку. Лежа в позе полумесяца, я обнимала еще не родившуюся Тоску. Я пребывала в полусне, и она была частью моего видения. В одном я не сомневалась: настанет день, моя дочь выйдет на театральную сцену и исполнит главную роль в балете Чайковского «Озеро белых медведей». У нее родится сын, такой милый и сладкий, что каждому будет хотеться потискать его. Моего первого внука назовут Кнутом.

Я посмотрела на широкое поле без домов и деревьев, до самого горизонта покрытое льдом, встала и заметила, что пол состоит из льдин. Мои ноги пошли ко дну вместе с льдиной, на которую я ступила, и вот я уже стояла в ледяной воде по колени, вода поднималась выше, увлажняя мой живот и плечи. Плавать я не боялась, находиться в ледяной воде было приятно, тем не менее я не была рыбой и потому не могла оставаться в воде все время. Я увидела поверхность, похожую на сушу, но едва я дотронулась до нее, она отъехала в сторону и скрылась в море. Тогда я принялась искать большую глыбу льда. После нескольких неудачных попыток мне удалось найти массивную льдину, которая выдержала бы мой вес. Взобравшись на нее, я устремила взгляд вперед и почувствовала, что от тепла моих подошв льдина стремительно тает. Сейчас ледяной островок был величиной с мой письменный стол, но вскоре и он исчезнет. Сколько времени у меня в запасе?

Глава вторая
Смертельный поцелуй

Мой позвоночник вытягивается, грудная клетка расширяется, подбородок слегка отодвигается назад. Я нахожусь перед живой ледяной стеной, но не испытываю страха. Это не борьба. Ледяная стена состоит из теплого белоснежного меха. Я смотрю на нее снизу вверх и вижу два черных глаза-жемчужины и влажный нос. Быстро кладу кусочек сахара себе на язык и вытягиваю его. Белая медведица медленно наклоняется ко мне. Сперва она сгибает колени, затем опускает голову, находит равновесие. Она пыхтит, до меня доносится аромат снега. Ее язык ловко слизывает сахар с моего. Соприкасаются ли при этом наши губы?

Публика задерживает дыхание, забывает хлопать и на мгновение застывает. Тысяча глаз со страхом глядит на белую медведицу Тоску, никто из зрителей не знает, что настоящую угрозу представляет не она. Разумеется, моя жизнь быстро закончится, если трехметровая Тоска нанесет мне своей сильной лапой хотя бы один удар. Но она не делает этого. Опасной ситуация может стать только в том случае, если нарушится гармония в ансамбле из девяти белых медведей, стоящих на заднем плане. Если кто-нибудь из них занервничает, огонек его нервозности разбудит тревогу в остальных медведях и в считаные секунды превратится в полыхающий костер, в котором сгорим мы все. Поэтому я держу под контролем каждого подопечного, в том числе тех, кто стоит за моей спиной. Все мое тело – одно сплошное щупальце. Каждая пора на моей коже – зоркий глаз. Каждый волос на моем затылке – антенна, которая следит за соотношением сил. Я сосредоточена все то время, что нахожусь на арене, за исключением единственной секунды, в течение которой мы с Тоской целуемся. В эту секунду мое внимание сфокусировано только на наших с ней языках. Моя левая рука, держащая хлыст, коротко вздрагивает при поцелуе.

Публика полагает, что мою власть над хищниками обеспечивает хлыст. На самом же деле эта кожаная змея сравнима с безвредной палочкой в руке дирижера. Ни один музыкант в оркестре не боится, что тоненькая палочка ударит его или причинит ему вред, при этом она неизменно олицетворяет власть; возможно, ее секрет в том, что она всегда на шаг впереди остальных. То же самое можно сказать о моем хлысте по отношению к хищникам, с которыми я выступаю на цирковой арене.

Я самая маленькая, самая слабая и самая медлительная среди всех живых существ на манеже. Мое единственное преимущество состоит в том, что я заранее и точно улавливаю смену настроений своих партнеров по номеру. Если баланс между девятью медведями нарушится, если хотя бы двое из девяти набросятся друг на друга, физическая сила не поможет мне предотвратить драку. Поэтому я щелкаю хлыстом и кричу, чтобы отвлечь медведей, когда чувствую возникновение малейшей враждебности. В противном случае она возрастет так быстро, что пути назад уже не будет.

Девять белых медведей стояли на арочном мосту и напоминали веер из девяти змей на голове мифической Наги. Первая змея качалась, как маятник настенных часов, вторая издавала низкие горловые звуки. Каждая ждала своей очереди, чтобы получить сладкое вознаграждение.

Я выходила на сцену в ботфортах и короткой юбке, мои волнистые волосы были убраны в пучок. Мой рост составлял сто пятьдесят восемь сантиметров, никто не замечал, что мне уже за сорок. Именно мой сценический образ навел Панкова, директора нашего цирка, на этот номер.

– Миниатюрная девушка командует десятью огромными медведями. Вот это да! Аж мурашки по коже побежали! Нам нужен чувственный номер. Белые медведи куда крупнее бурых, а поскольку они белые, они кажутся еще больше, чем есть на самом деле. Они встают в рад и образуют высокую ледяную стену. Великолепно! – хохотнул он своим прокуренным голосом. – Ну, что скажешь? Доросла ли ты до такого уровня? Попробуй, не бойся! Даже если ничего не выйдет, я не уволю тебя. Работай уборщицей, это тебе знакомо. – Панков издевательски ухмыльнулся.

У меня не было опыта работы с белыми медведями, если не считать неудачной попытки, которая ознаменовала собой короткий, но незабываемый отрезок моей жизни. Тогда я дрессировала группу хищников и однажды была вынуждена принять в нее белого медведя. Я любила всех млекопитающих, однако популярные цирковые номера с хищниками нескольких видов никогда мне не нравились. Я не понимала глупости и тщеславия людей, которые бахвалились тем, что могут заставить тигров, львов и леопардов сидеть бок о бок. У меня такие номера вызывали ассоциации с государственными парадами, на которых маршируют пестро одетые национальные меньшинства. В благодарность за то, что им предоставляют политическую автономию, они обязаны участвовать в спектакле на тему культурного многообразия своей страны. В отличие от людей, хищникам группировка по видовому признаку помогает решать насущные проблемы. Виды взаимно дистанцируются, чтобы избежать бессмысленной борьбы и кровопролития. А люди заключают представителей разных видов в замкнутое пространство, воссоздавая подобие страниц зоологической энциклопедии. Я часто стыдилась того, что выступаю на сцене от лица скудоумного вида гомо сапиенс.

Мой начальник и его начальник утверждали, что без белого медведя мой ансамбль хищников неинтересен. Оглядываясь назад, я понимаю, что они сами жили в своем политическом ансамбле, как хищники, и постоянно боялись, что их сожрут другие функционеры. После смерти Сталина в 1953 году стало тяжело предсказать, кого съедят следующим. Все догадывались, что времена частных цирков заканчиваются, и ощущали новую неуверенность. Никто не знал, сможем ли мы и дальше работать, как раньше, или же шторм снесет наш цирковой шатер.

В 1961 году три цирковые труппы – Буша, «Аэрос» и «Олимпия» – объединились и стали государственным цирком Германской Демократической Республики. Я надеялась, что государственный цирк откажется от смешанных номеров с хищниками, потому что их первобытная беспощадность не соответствовала образу современного государства. Но мое желание создать мирную львиную семью не нашло отклика. Все больше зрителей хотели наслаждаться выступлением нескольких видов хищников в рамках одного номера.

Когда Панков предложил поставить номер с белыми медведями, я еще не была уверена в том, что их можно считать такими же мирными существами, как львов. Кроме того, меня не покидало подозрение, что Панков намеренно пытается усложнить мне жизнь. Как бы то ни было, я решила принять его вызов.

На момент нашего знакомства мой будущий муж Маркус уже пережил апогей своей карьеры дрессировщика медведей. Я была давней поклонницей его номера с медведями: под руководством Маркуса медвежьи тела струились по арене легко и переливчато, словно частицы света. Когда я влюбилась в Маркуса, он переживал кризис. Я случайно оказалась на одной из его репетиций. Маркуса окружали практиканты, которые смотрели на него с обожанием. С аккуратно причесанными волосами, в английских штанах для верховой езды и элегантных сапогах он выглядел так, точно явился на выступление, а вовсе не на репетицию. Маркус держался как первоклассный профессионал, но я разглядела на его лице неуверенность и подступающий страх. Бурый медведь не слушался команд Маркуса, мне почудилось, что в медвежьих глазах мелькнуло презрение.

Бурые медведи запросто могут перестать обращать внимание на людей, если это покажется им целесообразным. Даже если бурый медведь оказывается с человеком в тесном помещении, он может вести себя так, словно находится там один. Своего рода мудрость зверей, вынужденных делить жизненное пространство с другими. Тем самым они избегают ненужных раздоров. Я слышала, что японские клерки, которые каждое утро ездят на работу в переполненных электричках, тоже владеют этой мудростью.

Но бурый медведь не может игнорировать того, кто его провоцирует. Маркус провоцировал медведя невольно, и это было большой ошибкой, которую не должен допускать ни один дрессировщик медведей. Неужели из всех присутствующих это заметила только я? Маркус находился в жизненном кризисе и перестал понимать медведей – при этом он открыл сердце человеку, чего не делал раньше. После репетиции я села на скамью рядом с ним, мы дышали в одном ритме, так что дистанция между нами сокращалась очень быстро. Прошло совсем немного времени, и наш союз внесли в государственный реестр записей актов гражданского состояния. Для меня это было второе замужество. Маркус промолчал, когда я рассказала ему о своей дочери от первого брака, которая жила у моей матери. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда я призналась, что мой бывший муж тоже был дрессировщиком медведей.

В предстоящем сезоне Маркус собирался поставить номер с кадьякским медведем. Новый медведь еще не акклиматизировался и угрюмо смотрел на нас, словно намекая, что и ухом не пошевелит хоть за целое ведро сахара. Если на репетицию приходил Панков, Маркус чаще щелкал хлыстом, чтобы происходящее больше напоминало рабочий процесс. День ото дня Маркус выглядел все неряшливее. Он являлся на репетицию босым, в темно-синем тренировочном костюме, старом и застиранном, даже не потрудившись причесать свои тонкие, влажные от пота волосы.

До премьеры оставалось еще достаточно времени, спешка была ни к чему, но сложность заключалась в том, что Маркус не замечал злости медведя, пока тот не начинал скалить зубы. Маркус вел себя подобно человеку, который пытается вступить в разговор, не владея языком, на котором этот разговор ведется. Когда я наблюдала за Маркусом, по моей спине тек холодный пот, и больше всего на свете мне хотелось зажмуриться.

И я, и Маркус вздохнули с облегчением, когда Панков предложил передать кадьяка зоопсихологу, потому что поведение зверя было каким-то необычным.

– Взамен у нас появятся белые медведи, – добавил Панков с хитрой усмешкой, смысла которой не понял никто из нас.

Маркус сперва испугался, однако мигом успокоился, едва Панков сказал, что в номере с белыми медведями буду выступать я.

Мой муж находился в совсем другой жизненной фазе, нежели я: он не хотел собирать полные залы публики и не был настроен на продолжение карьеры. В его душе зрело желание навсегда выйти из роли дрессировщика хищников. К сожалению, из движущегося поезда выпрыгнуть нельзя – больно велик риск, что на этом твоя жизнь закончится. Если бы Маркусу сказали, что ему придется пересесть со своего пассажирского поезда на экспресс белых медведей, он выскочил бы из окна поезда. Белые медведи считались у нас особенно агрессивными и непредсказуемыми животными.

Той ночью он кричал во сне, как маленький мальчик, которого кусает большая собака. Я знала этот крик. В детстве мне довелось видеть, как собака напала на моего друга.

Панков, по-видимому, уже довольно точно нарисовал картину будущего номера в своей голове. Я убираю волосы со лба, надеваю короткую юбку и повелеваю белыми медведями без всякого труда, будто волшебница. Маркус стоит где-нибудь сбоку и следит за поведением медведей, чтобы защищать меня от возможных опасностей. Публика решит, что он мой ассистент, но в действительности власть будет сосредоточена именно в руках Маркуса. Панков старательно подбирал слова, боясь обидеть моего мужа, в то время как тот испытывал величайшее облегчение. Выслушав директора, он весело осведомился:

– И сколько белых медведей у нас будет?

– Девять, – отвечал Панков.

Маркус молчал весь остаток дня.

Позже я выяснила, почему Панкову так срочно потребовался новый номер: в подарок от Советского Союза наш цирк получил девять белых медведей. Раньше нам еще не делали столь щедрых подарков. Все недоумевали, почему великая держава решила так осчастливить маленького немецкого соседа. Вероятно, даритель боялся, что одариваемый скоро покинет его и переметнется к своему экс-партнеру, Западной Германии. Или же хотел конкурировать с азиатским соседом, который быстро расширял круг своих друзей, раздаривая панд. Какой бы ни была подоплека, а белых медведей навязали именно нашему цирку, и именно нашему цирку предстояло что-то делать с этим подарком.

Если тебя угостили пирожным, его нужно съесть как можно скорее. Если преподнесли картину, ее следует повесить на стену. Таковы правила хорошего тона, которые должен соблюдать одариваемый. Девять белых медведей были не объектами для созерцания, а дипломированными танцорами. В сопроводительном письме говорилось, что они с отличием закончили институт искусств в Ленинграде и могут выступать хоть в театре. К следующему приезду кремлевской делегации ведомственное начальство поручило Панкову подготовить достойную программу, гвоздем которой станут девять белых медведей. Землетрясение и грозу предсказать сложно, не менее сложным было угадать, когда ожидать визита из Кремля. Панков запаниковал: номер с белыми медведями следовало поставить в кратчайшие сроки.

Услышав словосочетание «белый медведь», я вспомнила не только о медведе с вредным нравом, которого пыталась ввести в ансамбль хищников, но и о медведице из одного детского театра. Она была актрисой. Если не ошибаюсь, ее звали Тоска. Благодаря профессиональным связям я раздобыла контрамарку и пошла в тот театр. Прежде я ничего не знала об этой Тоске, но, заняв место в зрительном зале и дожидаясь начала спектакля, услышала, как супружеская пара рядом со мной говорит о ней.

По их словам, Тоска с отличием закончила балетную школу, но не получила роли ни в одной постановке, даже в «Лебедином озере». В настоящее время она играла в детских спектаклях. Ее мать была знаменитостью, иммигрировала из Канады в ГДР и написала автобиографию. К сожалению, книга распродана уже давно, никто ее не читал. Скорее всего, это просто легенда.

Сидя в первом ряду, я буквально обмерла, когда на сцене появилось огромное существо, такое белое и мягкое. Я в жизни не видела ничего подобного: Тоска представляла собой сгусток жизни, легкий и воздушный, но при этом дарящий ощущение весомой теплой плоти.

У Тоски не было реплик в спектакле, однако ее язык иногда двигался. Я пристально смотрела на ее рот, почти забывая дышать, мне становилось все яснее, что она хочет что-то сказать, но я не могла понять ее. Освещение на сцене было прогрессивным для тех времен. Кулисы в виде северного сияния то и дело направляли на нас волны таинственного света. В его отблесках цвет Тоскиной шкуры менялся от оттенка слоновой кости к мраморному и морозно-белому. За время представления наши взгляды встретились четыре раза.

К нашему удивлению, уже через неделю после прибытия в цирк девять белых медведей основали профсоюз. В не самой церемонной форме они изложили Панкову свои требования, а после того, как он проигнорировал их, начали забастовку.

Белые медведи свободно изъяснялись по-немецки на политические темы. Из их пастей я слышала новые термины, вероятно составлявшие часть лексикона активистов рабочего движения. В их требованиях не было ничего типично медвежьего: оплата сверхурочного труда; ежемесячный трехдневный отпуск для женщин; столовая, где всегда есть в наличии свежее мясо и североморский фукус; душевая с ледяной водой; кондиционер и библиотека. Хотя люди тоже не отказались бы от пользования душем или столовой, у них недоставало мужества выдвинуть Панкову подобные условия. Мы были так загнаны круглосуточной работой, что давно позабыли содержание своих трудовых договоров.

Панков побагровел от ярости, когда представитель профсоюза зачитал ему список требований.

– Душевая! Столовая! Вы шутите?! Вы можете спокойно обливаться холодной водой где-нибудь на улице. И свой глупый фукус можете есть, сколько вам угодно. Ко мне это не имеет никакого отношения! И вообще, кто втемяшил вам в голову, что тут можно бастовать? Наша страна – это страна рабочих. Поэтому у нас нет забастовок. Ясно вам?

Будучи в душе средневековым человеком, Панков считал, что у медведей, как и у рабов, прав нет. Тем не менее в его мозге сохранились пережитки интеллектуальной слабости: он отверг все медвежьи требования, однако пообещал, что устроит мини-библиотеку. Медведи из большой страны не привыкли идти на компромиссы с маленькой страной. Они даже не подумали прекращать забастовку и благодарить Панкова за будущую библиотеку.

Когда я постучала в дверь Панкова, чтобы вручить ему бутылку нелегальной водки, он уже десятый день жил как на вулкане и внешне напоминал засыхающее растение. При виде бутылки в моей руке он слабо улыбнулся, достал два стакана, которые больше подошли бы для чистки зубов, и налил нам водки. Мы чокнулись, я сделала вид, что выпила, в то время как Панков действительно осушил свой стакан. Захмелев, он немного взбодрился, и я воспользовалась этим, чтобы рассказать о Тоске. При словах «белая медведица» он мигом протрезвел, налил себе еще водки и выпил. Выждав несколько секунд, я предложила ему пригласить Тоску к нам и подготовить с ней выступление.

– Если мы сумеем поставить удачный номер с Тоской, это развеет скепсис кремлевских гостей, даже если забастовка затянется, как сибирские морозы. Не беспокойся! Русские политики не заметят, что белая медведица из Канады, а не из Советского Союза.

Вопрос национальной принадлежности всегда был чужд белым медведям. Для них не составляло проблемы беременеть в Гренландии, рожать детей в Канаде и растить их в СССР. Они не имели ни гражданства, ни загранпаспортов. Они никогда не отправлялись в эмиграцию и всегда пересекали границы, не заботясь о том, чтобы получить на это чье-то разрешение.

Панков зацепился за мои слова, как пьяный утопающий, который хватается за соломинку, барахтаясь в море водки. Он велел своей секретарше позвонить в детский театр и захрапел на диване, не дождавшись результата звонка. Секретарь договорилась с администрацией театра о том, чтобы устроить Тоску к нам как приглашенную артистку. В тот момент в театре для Тоски не было подходящих ролей, и она маялась от скуки. Директор детского театра тотчас отпустил ее на работу в цирк.

Позже я узнала, что эти сведения были далеки от истины. Проблема заключалась не в том, что для Тоски не было ролей. Тоска могла бы играть роль, написанную специально для нее, но она ей не нравилась, и медведица спорила с театральным руководством. Сценарист состряпал детскую пьесу по мотивам «Атты Тролля» Генриха Гейне, в которой Тоске досталась роль черной медведицы Муммы. Тоска сказала, что не против играть Мумму и почла бы за честь раскрасить свое тело в черный цвет, позволить поводырю надеть на ее шею цепь и плясать на базаре непристойные танцы. Но ее не устраивала фабула. Муж ее героини, вместе с которым она танцевала, затосковал в неволе и умудрился освободиться от цепи поводыря. Тоске не нравилось, что Мумма мыслит более приземленно и не стремится к свободе. Было ли покорностью судьбе демонстрировать свое искусство на улице и просить за это денег? Был ли ганзейский торговец благороднее, чем уличная танцовщица, хотя она тоже работала ради выручки? А как можно охарактеризовать поведение звезд советского балета, которые выступали перед зрителями в полуобнаженном виде?

Тоску беспокоило и кое-что другое. Ее героиня Мумма была одинокой матерью, как заведено у медведей. Но в природе никогда не случалось такого, чтобы мать-медведица из любви отгрызала у своего младшего сына ухо и съедала его. Тоска считала, что автор сценария должен переписать этот эпизод. Кроме того, ей не нравился насмешливый тон, которым говорилось о том, как Мумма с успехом выступила в капиталистическом городе Париже и полюбила белого медведя. Чем вам не угодил Париж? Чем вам не угодил белый медведь? Режиссер и сценарист пришли в ужас от того, что актриса критикует содержание классического произведения. Драматург обиделся, режиссер заплакал и нажаловался директору. Тот возмутился, узнав о неповиновении Тоски, но не мог уволить ее в силу трудового законодательства. И вот в тот самый миг, когда он от ярости топнул ногой по полу, к нему и поступил запрос, нельзя ли Тоске некоторое время поработать в цирке.

Тоска обрадовалась и сразу приняла приглашение. Ее везли в великолепно украшенной клетке с большими колесами. Однако, прибыв в цирк, она немного расстроилась, потому что, когда машина проезжала мимо девяти белых медведей, те закричали:

– Предательница! Штрейкбрехер!

При виде меня на морде Тоски мелькнула искра узнавания. Она попыталась встать, но потолок клетки был слишком низким. Я приблизилась, медведица посмотрела мне в глаза, принюхалась к моему дыханию. Мне показалось, что в ее взгляде я уловила дружеское расположение.

Ночью я долго не могла уснуть, как в детстве, когда у меня появился первый щенок. В пять утра я в последний раз пробудилась от поверхностного сна и почувствовала, что больше не могу лежать. Я привезла передвижную клетку в репетиционный зал и села на пол перед Тоской. Она с любопытством уставилась на меня, прижала лапы к решетке, словно хотела приблизиться ко мне. Время остановилось, я не двигалась с места. Ощутив, что Тоска успокоилась, я открыла клетку. Тоска медленно выбралась наружу, обнюхала меня с ног до головы, лизнула мою протянутую ладонь, а затем без труда поднялась на две ноги. Она была в два с лишним раза выше меня. «Бурые медведи по сравнению с ней просто коротышки», – подумала я и положила на ладонь кусок сахара, Тоска снова поставила передние лапы на пол и одним движением языка слизнула сладкое угощение с моей ладони.

– Она так легко стоит на двух ногах. Похоже, эта способность заложена в ее гены, – раздался голос моего мужа, который, по-видимому, наблюдал за нами через неплотно прикрытую дверь.

– Ты что, уже не спишь, Маркус?

– Тоска унаследовала таланты своей матери. Та была цирковой звездой.

– Не думала, что такие способности могут передаваться, – рассеянно отозвалась я.

– Почему нет? – подойдя ко мне, пожал плечами муж. – Людям понадобились тысячи лет, прежде чем они смогли бегать на двух ногах. Теперь же человек учится этому за год. То есть результат тренировки вписан в гены и передается по наследству.

Во второй половине дня нам привезли массивные металлические конструкции для арочного моста. Его смонтировали прямо в репетиционном зале. Тоска поставила лапу на мост и стала медленно, шаг за шагом подниматься по нему, дошла до верхней точки и остановилась. Обнюхала воздух, вытягивая шею далеко вперед и медленно качая мордой. Этот эпизод мог стать частью циркового номера.

– Вот и первый элемент программы готов! – одобрительно воскликнул мой муж, рядом с которым уже стоял довольный и гордый Панков.

– Когда-нибудь те девятеро прекратят свою дурацкую забастовку и начнут работать как миленькие. Они будут стоять в ряд на этом мосту. Представили себе такую картину? Мост построили с расчетом, чтобы он выдерживал нагрузку в пять тонн. Я уже сочинил для него название: «Мост в будущее»! Правда, здорово? Не забудьте потом, что это я придумал!

Во второй половине дня Маркус принес синий мяч, который раньше использовали для подготовки номера с тюленями. Тоска обнюхала мяч, толкнула его носом и, когда он покатился, легким шагом побежала вслед за ним. Я угостила ее сахаром, и она снова толкнула мяч носом.

Репетировать новые сцены с Тоской оказалось просто и потому скучновато. Мне не приходилось ничему ее учить. Я должна была только добиться того, чтобы она повторяла действия, которые совершала из любопытства, в нужной мне последовательности. Я должна была только обрести уверенность в том, что во время представления Тоска точно будет выполнять определенные движения. То есть у нас уже складывался номер, который мог прийтись по нраву публике.