Текст книги "Ничего личного (СИ)"
Автор книги: Екатерина Гордиенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Рэмзи печально покачал головой, не соглашаясь с ней.
– Неестественна ваша женская любовь, которая привязывает вас ко всяким уродам, ничего хорошего для вас не сделавшим. Как так можно, любить ни за что, – он сделал вид, что рвет на себе волосы от отчаяния, – отдавать всю себя просто так? И не требовать ничего взамен! Любить дураков, пьяниц, лентяев и бездельников, которые даже не в состоянии оценить, какой дар упал им в руки.
Кэти встряхнула головой и вновь требовательно уставилась на своего собеседника:
– Не отвлекайся. Не о нас сейчас речь. Я так понимаю, если то, что чувствует мужчина называть не любовью, а каким-то другим словом, то все встанет на свои места?
Оливер царственным жестом предложил ей решение:
– Если тебе так уж важна терминология, можешь называть это потребностью или необходимостью.
– То есть вдруг женщина становится настолько необходима мужчине, что он готов…
– На что угодно, лишь бы она была с ним. – И с вновь пробудившимися язвительными нотками в голосе поинтересовался: – Ну как, полегчало?
Девушка задумчиво кивнула:
– Да, как ни странно. То есть, – она мучительно морщила брови, – если мужчина говорит, что хочет детей, дом, семью, то..?
– Просто предлагает свою плату за ее товар.
– И это значит..?
– Что, на его взгляд, эта женщина стоит дороже денег.
– Действительно, как просто. И все-таки странно, – Кэти зябко повела плечами, словно прячась от прокравшегося в душную комнату сквознячка, и тут же весело улыбнулась. – А знаешь, что страннее всего?
– Ну?
– Что я обсуждаю проблему истинной любви с человеком, получившим срок за сутенерство. И не вижу в этом ничего удивительного. Спасибо, Оливер, – она послала через стол воздушный поцелуй, – ты просто прелесть.
Рэмзи сделал вид, что поймал ее поцелуй в полете, как муху, сунул в нагрудный карман и похлопал себя по рубашке:
– Да, я такой. Оливер Рэмзи – друг всех женщин.
* * *
Разговор с Гловером занял гораздо больше времени, чем предполагалось изначально. Один невинный маленький вопрос – чем, на его взгляд, ее правая грудь отличается от левой – повлек за собой неожиданно длительное и дотошное разбирательство.
Девушке подробно разъяснили все анатомические особенности ее строения, от кончиков пальцев до круглых розовых ушей, а потом повторили еще пару раз, чтобы лучше запомнила. Засыпала она в твердой уверенности, что устраивает Александра безоговорочно и полностью, за исключением, разве что, своего поганого характера и мерзкой привычки к независимости. Но такие мелочи он согласен был терпеть бесконечно долго и даже не жалуясь.
Надо же, Индеец считает меня почти идеальной, проваливаясь в сон, успела подумать Кэти. Наверное, он просто еще не заметил, как стремительно исчезает его выпивка из бара.
_____
(52) цит. В.Шекспир «Много шума из ничего»
Глава 26
Смотреть, с каким видом в зал для ланчей «Сохо клуба» входят политики, было сплошным удовольствием. И неважно, был ли то матерый бизон или гиена на посылках, каждый из них на несколько секунд замирал на пороге комнаты, сканируя всех присутствующих напряженным взглядом. Определив соотношение сторонников к противникам, гость позволял себе слегка расслабиться и, кивая знакомым, проходил к своему столику.
Тем более странным выглядело явление Бориса Мелвилла, без разбору ослепляющего всех присутствующих сиянием хорошо отполированных и остро заточенных зубов. Это настораживало всех, кроме, пожалуй, одного Александра Гловера, спокойно наблюдавшего за приближением Мелвилла к его столу.
– Не возражаешь? – Борис отодвинул стул.
Тобиас Клейтон пожал плечами, а Гловер безразлично кивнул. После публикации в «Индепендент» и на сайте «Макдермид Дейли» серии статей, посвященных ходу выборной кампании, выяснение отношений стало неизбежным, а в своем нынешнем настроении Гловер даже желал, чтобы оно произошло наиболее болезненным образом. Его сын, Тим, носивший фамилию другого мужчины, разговаривал с ним всего один раз и только для того, чтобы попросить себе время осмыслить новость. Со времени их единственной встречи прошло уже три недели.
– Ходят слухи, что это ты пригрел под своим крылом писаку Макдермида.
Голос Мелвилла звучал подчеркнуто небрежно, но Александр заметил, как хищно прищурились его глаза и вздрогнули ноздри. Итак, Борис прочитал последнюю статью Кэти и ему хватило соображения связать воедино цепочку Хью-Кэти-Гловер. Или Лидия подсказала.
– Послушай, Александр, – Мелвилл наклонился вперед и понизил голос, – у меня складывается впечатление, что ты лично заинтересован в моем провале. Это так, да?
Вместо ответа Гловер улыбнулся своей фирменной «индейской» улыбкой. Да, говорил его взгляд, это очень личное. За вами, Мелвиллами, ого-го какой должок. Лидия забрала у меня сына, за это я сокрушу ее амбиции. Ей никогда не стать женой мэра, и ее муж, которого она столько лет терпела в надежде компенсировать неудачный брак социальным успехом, скатится вниз по той самой лестнице, по которой столько лет карабкался вверх. Не равноценный обмен, признаю, но это только начало.
– Что именно тебе не понравилось, Борис? Давай обсудим. Надеюсь, ты получил письмо Макдермида.
Отправка писем с предложением опротестовать статью была обычной практикой Хьюго, однако адресаты почти всегда воспринимали ее как утонченное издевательство. В результате, взамен доказательств своей неправоты Макдермид получал ответные письма адвокатов с обещанием засудить журналиста. Между строк же явно читалось желание кастрировать и распять ретивого писаку. Да, попытки были, но, как ни странно, они приводили только к раздуванию скандала и появлению новых нелицеприятных подробностей карьеры тех самых политиков. Некоторым из них это обошлось слишком дорого. Впрочем, кто сегодня о них помнит?
Стараясь не обращать внимание на ухмыляющегося Тобиаса, Гловер внимательно смотрел в лицо медленно краснеющего Мелвилла:
– Можешь опровергнуть хоть один факт? Или считаешь, что автор статьи каким-либо образом выражает свою неприязнь к тебе лично?
Судя по цвету лица Бориса, уже приближающегося к королевскому пурпурному, возразить ему было нечего. И это в очередной раз заставило Александра испытать тайную гордость за Кэти. Действительно, ничего личного, просто перечень законопроектов, которые поддерживал Мелвилл на протяжении всей своей карьеры, начиная с участии в иракской войне до предложения о повышении пенсионного возраста до 67-ми лет и поддержки сланцевиков, собирающихся добывать газ в Северном Йоркшире методом фрекинга.
Гловер первым прочитал эту статью с экрана ноутбука Кэти, и должен был признать, что ничем не прикрытые голые факты выглядят не просто зловеще – шокирующе.
– Ты его размазала по стене. Просто и красиво.
– Ничего себе «просто»! – Возмутилась Кэти в ответ. – Две недели работы в архивах. Надышалась пылью по самые ноздри. Думаешь, все это можно было раскопать в интернете?
Нельзя, он знал. Вернее, догадывался, что девушка часто пользуется материалами, собранными еще ее отцом – пухлыми бумажными папками, набитыми газетными вырезками, фотографиями и даже кассетами для магнитофона. Кто-то завещает своим детям в наследство недвижимость и банковские счета. Кэти от Люка Харди достался настоящий пороховой погреб и неуемное стремление докопаться до истины. И заботой Александра стало не допустить, чтобы из-за случайной искры ей оторвало руки-ноги.
Пары минут молчания хватило Мелвиллу, чтобы отдышаться:
– Чего ты добиваешься, Гловер? Ты же всегда соблюдал правила игры, помнишь? Ты подаешь шарик мне, я тебе. Ты-мне, я-тебе. Что изменилось? – По-носорожьи толстая шкура не мешала Борису иметь на удивление тонкий нюх. – Решил изменить правила?
– Наоборот, решил в кои-то веки сыграть честно. Пинг-понг на сковородках мне поднадоел, знаешь ли. – Так как брови вверх поползли не только у Бориса, но и у Тобиаса, пришлось пояснить: – Слышали о парне по прозвищу Амарилло Слим? – Не встретив в глазах собеседников понимания, глотнул из стакана воды и продолжил: – Живя в Вегасе, этот человек прославился заключением разного рода пари. Например, однажды он вызвал на поединок чемпиона мира по настольному теннису. Но по своей привычке оставил за собой право выбора, чем играть. И выбрал сковородки. Месяц потренировался и обставил мирового чемпиона. А потом сказал журналистам: «Мне нравится брать чемпиона и делать из него лоха». Вот этим мы с тобой, Борис, занимались много лет. Только с целым народом.
– И у нас это отлично получалось, приятель. – Огромные кулаки Мелвилла лежали по обе стороны тарелки с остывающей говядиной по-веллингтонски. – И тебя все устраивало.
– Я был глуп. Слишком увлекся этими играми и, проснувшись однажды утром, понял, что сам не заметил, как меня же и обокрали.
Обокрали, вот именно. Кто бы знал, каково это, жить и не догадываться, что много лет назад у тебя украли твое главное сокровище – сына. Гловер чувствовал, как непроизвольно твердеют мышцы лица, сводит от бессильной злобы челюсти, а рот наполняется горькой слюной. Жаль, что Борис этого не заметил, иначе не сказал бы:
– Разве я не честно расплачивался с тобой? – И подмигнул, на мгновение став похож на осеннюю вялую жабу, – и не только деньгами.
Уже не в первый раз Гловер давил в себе нестерпимое желание засветить Борису в глаз. Пришлось даже опустить руки под столешницу и крепко ухватить левой рукой запястье правой.
– Я же говорил, что был глуп. – И, не сдержавшись, брезгливо скривился. – Оно того не стоило.
Мелвилл резко выпрямился, словно получив порцию виски в лицо. Клейтон, напротив, наклонился вперед, в изумлении изучая неведомый доселе феномен: Бориса Мелвилла оскорбленного. Следующий жест поразил Тобиаса еще сильнее: схватив со стола вилку, Мелвилл на секунду завис, пристально глядя в лицо Гловера, затем со всего маху воткнул ее в говядину и, с грохотом оттолкнув стул, быстро прошел к выходу.
Тобиас Клейтон проводил его задумчивым взглядом:
– Не знаю, как насчет сковородок, – спокойно произнес он, – но, судя по приемам, которыми пользуется наш Бориска в своей предвыборной компании, он давно уже перешел к фехтованию на швабрах.
Гловер не ответил. Улыбаясь одними уголками рта, он пристально смотрел в широкую удаляющуюся спину, обтянутую серой тканью пиджака.
Уже выйдя на улицу, Борис Мелвилл наконец позволил себе оттянуть узел душившего его галстука. Легче не стало. Сняв галстук совсем, он медленно шел к припаркованной за углом машине и сам не замечал, как наматывает шелковую бордовую ленту на кулак.
«Оно того не стоило». Женщина, которую он когда-то так сильно хотел и так мучительно добивался, которую научился ненавидеть, когда узнал, что она давно уже спит с другим и не собирается разрывать эти отношения ради сохранения их брака… Эта женщина, даже не оценившая, чего ему стоило принять нынешний порядок вещей… так и не узнавшая, что он пережил, пока не получил на руки результаты теста на отцовства Питера… его Питера.
Зато для Гловера она не значила ничего, была всего лишь дешевой подстилкой, и теперь этот наглый говнюк сказал это ему, Борису, прямо в лицо.
Он сдохнет, если прямо сейчас не выпустит свой гнев, не утопит его в податливой женской плоти, не выплюнет в молодое беззащитное лицо. Руки уже не тряслись, когда он выбирал в телефоне знакомый контакт:
– Алло, Лидия… Мне нужна Марина… да, сейчас. Плевать, что не мой день. Плевать, я сказал! Пришли ее ко мне… и не задавай лишний вопросов. Буду через сорок минут.
* * *
Под восторженные «охи» и «ахи» кольцо шло по кругу уже в третий раз. Оправа из белого золота и небольшой, но очень чистый бриллиант – при электрическом свете он должен сверкать, как маленькая искра.
– Поздравляю, – Кэти улыбнулась и, минуя загребущие руки Нэнси из рекламного и Клер из бухгалтерии, вернула колечко на безымянный палец Эбби Куинлан. – Теперь ты невеста. Густаву хватило ума не упустить свой шанс.
– Ну да, – хихикнула в ответ Эбби, – теперь он гундит, что у него ноги мерзнут от страха.
– Зато все остальное, надеюсь, горячее, – вставила Нэнси. – Эххх, – она завистливо уставилась на чужое колечко, – если в ближайшее время не встречу хорошего парня, сама себе такое куплю.
– Не смеши, – поддела ее Клер, – после выплат по всем кредитам у тебя в кошельке останется разве что на пирожок с повидлом.
Нэнси приуныла еще больше. Зато Эбби в своем нынешнем блаженном состоянии готова была посочувствовать даже Серому Волку, не сумевшему переварить Красную Шапочку. Она вытащила из-за воротника джемпера цепочку, демонстрируя странную подвеску – облезлая и слегка тронутая ржавчиной железка с красным стеклышком:
– Смотри, это мое первое колечко. В пять лет мама купила мне набор «Принцесса». Диадема и колье приказали долго жить, а колечко я носила даже в школе, пока оно налезало хоть на мизинец.
– Красиво живешь, подруга, – засмеялась Кэти, – я свои первые кольца делала сама. Из одуванчиков.
И кольца, и диадемы, и ожерелья, больше похожие на каторжные цепи. Делалось это просто: нужно было большим пальцем отстрелить со стебля золотую головку цветка, а сам стебель свернуть колечком и заправить его узкий конец в широкое, истекающее горьким млечным соком, отверстие. Цепями можно было многократно опутать руки и плечи, обхватить место, предназначенное для будущей талии, свесить концы до колен и гордо дышать горечью умирающих цветов, чувствуя себя самой красивой из заколдованных принцесс.
Бабушка не ругала за пятна на одежде и руках, но вносить сокровища в дом не позволяла. А после обеда волшебство рассеивалось, и оставленные на пороге драгоценности превращались в кучку бурой травы. Кэти так ни разу и не удалось застать момент, когда ее карета превращается в тыкву.
– Это были самые красивые в мире кольца.
Эбби, единственная посвященная в историю с предложением Гловера, скептически поджала губы. Она до сих пор отказывалась верить в психическое здоровье подруги, отвергшей брильянт в пять каратов. Даже, не сдержавшись, покричала на эту рыжую бестолочь:
– Дурочка, твой парень собирался припарковать на твой пальчик целый феррари! Ты понимаешь, от чего отказалась?
Привыкшая к бурному темпераменту подруги, Кэти дала той выпустить пар, а затем плеснула в чашку с кофе щедрую порцию сливок:
– Не в кольцах счастье, Эбби.
Похоже, в тот день Эбби было не суждено выпить свой кофе спокойно и с удовольствием. Она закашлялась и вытаращила глаза:
– А в чем?
– Понятия не имею, – честно призналась Кэти. – Но когда я счастлива, я это сразу понимаю. Разве не так?
Поэтому сейчас Кэти с чистой совестью спросила подругу:
– Эбби, ты счастлива?
– Да, – призналась та, слегка порозовев и блестя глазами.
– А отчего?
Практичная Эбби всегда точно знала, чего хочет и что ей нравится:
– Сейчас оттого, что днем на работе я сильная женщина, решающая кучу проблем, а вечером дома – маленькая девочка, чьи проблемы решает любимый мужчина. Вот!
А месяцев через семь ее счастье можно будет взять на руки и прижать к груди, подумала Кэти и подмигнула подруге с самым что ни на есть заговорщическим видом. Всем остальным об этом пока знать не полагалось, да Нэнси с Клер тем и были хороши, что умели удержаться от излишних вопросов. Вместо этого они дружно подняли свои кружки с чаем и чокнулись со стаканом апельсинового сока:
– Ну, Эбби, за то, чтобы тебе все завидовали, а нагадить не могли.
– Отличный тост!
– Спасибо, девчонки!
– Чин-чин!
«Чин-чин», отозвался телефон в кармане Кэти.
– Алло, это я… Приезжай срочно. Белоснежка только что вошла в отель. Нервничала. Минут пять стояла перед входом. Мелвилл уже приехал. Думаю, часа два у тебя есть, но все же поторопись. Пора с ней поговорить…
Кэти залпом проглотила остатки чая, пробормотала: «Простите, срочно вызывают» и, на бегу пытаясь попасть руками в рукава пальто, поспешила к выходу из кафе. Уже в дверях она обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на подружек. Нэнси помахала ей рукой, Клер послала воздушный поцелуй, а Эбби показала кулак. Пока, девочки.
Глава 27
Отмоется ли она когда-нибудь от этой грязи? Марина снова попыталась сделать глоток чаю, но губы тряслись, челюсть ходила ходуном, и девушка опустила большую фаянсовую чашку на блюдце. Из-под прозрачной глазури ей улыбался толстый рыжий кот.
Хорошо тебе, невольно подумала она. Тебе паспорт не нужен. Усы, лапы и хвост твои документы. А мне что делать прикажете? И тут же ответила сама себе, невольно коснувшись синяка на запястье: «Что прикажут, то и буду делать». Рот наполнился горькой слюной, и она снова потянула чашку ко рту.
– Черт!
Часть горячей жидкости выплеснулась на блузку. Чай на черном не заметен, но несколько капель упало на голубые джинсы. Ощущение беспомощности и безысходности навалилось каменной плитой. Если бы не мама и бабушка там, дома, в Чернигове, наверное, вышла бы сейчас на тротуар и шагнула под первый проезжающий мимо грузовик. И об одном просила бы Бога: чтобы сразу, наверняка.
– Вот, возьмите.
Перед глазами возникла пачка бумажных носовых платков. Марина молча покачала головой. Пачка легла на столешницу рядом с чашкой:
– Пустяки. Берите. Это всего лишь салфетки.
Марина подняла голову. Перед ней стояла невысокая рыжая девушка с волосами, собранными в забавный пушистый хвост. Лисичка-сестричка смотрела со спокойным участием, чуть наклонив голову к плечу.
– Пятно – это мелочь, конечно. Но ходить мокрой неприятно.
Интересно, предложила бы она свою доброту и участие, если бы знала, какими жидкостями запятнали Марину полчаса назад. Этот подонок даже вымыться ей толком не позволил, только наскоро ополоснуть лицо, потому что с него текла… нет, она никогда не отмоется.
– Я присяду. Не возражаете?
Марина пожала плечами. Ну, присядь, детка, если такая небрезгливая. Девушка отлично представляла, чем сейчас от нее воняет. Самой хотелось дышать открытым ртом. Однако, рыжая и бровью не повела. Села, помахала официанту, заказала такую же чашку чаю, как у Марины и сразу положила под сахарницу пятерку. Начинать разговор не торопилась, кажется, даже не смотрела на свою визави. Ладно, сейчас я вытру пятно, допью этот чертов чай, и уйду отсюда.
В сумке завибрировал телефон. Марина посмотрела на экран и поморщилась. Игорь. На этот звонок придется ответить. Хорошо, что ее здесь никто не поймет.
– Да. – Она говорила по-русски. – Закончила. Нет… к черту, Игорь. Такого уговору не было. Я ему не груша для битья. Плевать, сколько он платит. Нет таких денег, чтобы это терпеть. Больше не приду, так и передай этому упырю.
Голос в трубке звучал спокойно и отстраненно. Игорь никогда не волновался. А что ему нервничать, если Марина никуда не денется без паспорта, а он уже поднял на ней сегодня не меньше тонны. Ей самой с тех денег причитается не больше сотни. Чертов жмот, чтоб ему самому так вставили хоть раз.
Раздраженно бросив телефон обратно в сумку, девушка подняла глаза на рыжую. Та сидела на стуле прямо, словно палку проглотила и внимательно смотрела Марине в лицо. Забытая чашка стояла на углу стола.
– Что уставилась?
Хотелось хоть на ком-то сорвать бессильную ярость, а эта все-равно не поймет, что ей сказали.
– Его зовут Мелвилл.
– Что?
– Борис Мелвилл. Любит бить женщин. Исключительная сволочь.
Почти правильная русская речь, хотя акцент сильный. Что больше поразило Марину, что незнакомка говорила по-русски или что она знала, с кем девушка встречалась сегодня в отеле?
– Возможно, наш будущий мэр, – закончила Лиса и снова уставилась на Марину.
Будущий мэр, вот именно. Человек, который может растереть проститутку из Восточной Европы между пальцев, как клопа. И никто о ней не вспомнит. Надо было встать и сразу уйти, но то ли от усталости, то ли от боли во всем теле, инстинкт самосохранения не сработал. Ни страха, ни злости – одна апатия.
– Журналистка?
Рыжая кивнула:
– Кэти Эванс. «Индепендент Сандей». И «Макдермид Дейли» тоже.
Марина пожала плечами. Она не читала газет. Ей вполне хватало телевизора и мелькающей по всем каналом самодовольной улыбающейся рожи этого урода. Но уходить почему-то не хотелось. В Лисичке не чувствовалось того хищного напора, с которым журналисты на экранах подступали к растерянной жертве очередного скандала. И имя Мелвилла она произнесла так, словно ей было не все равно. И все же…
– Я вам ничего не скажу, – кажется, голос прозвучал решительно, но сразу сломался, когда Марина попыталась объяснить: – Они меня убьют.
Журналистка согласно кивнула головой, но взгляд не отводила:
– Или однажды тебя покалечит Мелвилл. Он ведь с каждым разом позволяет себе все больше?
Сама того не замечая, Марина болезненно поморщилась. Сегодня, когда она не устояла на коленях и упала на пол, упырь несколько раз пнул ее в живот и в грудь. Сволочь… Она всхлипнула так громко, что вздрогнула не только Кэти, но и официант у соседнего столика.
– Мне некуда деваться.
Похоже, рыжая была в теме:
– У тебя забрали паспорт, да? Но ты ведь можешь обратиться в консульство.
Казалось, судьба Марины интересует ее больше интервью. Захотелось пожаловаться, хотя бы этой пигалице.
– Тогда в Британию я вернуться не смогу. И шенгенскую визу, скорее всего, не получу. И будет мне один путь – в турецкий или египетский бордель.
– Но ты могла бы работать в России.
Да, Лисичка не дура, Марина и сама не раз об этом думала. Все-таки за плечами иняз (53), отличный английский и французский. Могла бы подрабатывать репетитором или найти работу няни в хорошей семье. Господи, да она сейчас полы готова мыть, лишь бы избавиться от Игоря и его бармалеев.
– Хозяева не отпустят. Я приношу им хорошие деньги. – Она горько усмехнулась и тут же поморщилась от боли в разбитой губе. – У меня дома мама и бабушка. Их в покое не оставят.
Кэти Эванс снова согласилась, она все время соглашалась:
– Тогда надо все очень хорошо обдумать. Как думаешь, а не выпить ли нам?
– Что? – Вот у чего-чего, а подобного предложения Марина не ожидала.
Лисичка улыбнулась широко и весело:
– У меня здесь приятель сидит в засаде. Это он тебя приметил. – И сразу предупредила в ответ на испуганный взгляд Марины. – Он безобидный, инвалид-колясочник. Но пить может, здесь ноги не нужны. – И подбодрила: – Соглашайся. В конце концов, что ты теряешь?
Действительно, что?
* * *
Инвалид показался Марине не таким уж и безобидным, особенно когда одним движением сильных рук перекинул свое тело в подставленную Лисой коляску, затем поставил на подножку ноги в высоких ботинках и бодро покатил к двери двухэтажного дома. Девушка смотрела, как он втягивает себя верх по пандусу, как вздуваются мускулы на широкой спине, и не удержалась от вздоха. Жаль, симпатичный парень. Теперь вся жизнь наперекосяк.
Хотя, не похоже, чтобы он сильно унывал. И рукой на себя не махнул, это было заметно по его дому. Кухня и гостиная содержались в относительном порядке, конечно, насколько это возможно для мужчины, но ковер был вычищен, мусора по углам не наблюдалось, грязной посуды тоже. А столешница и холодильник просто сияли чистотой.
Марина не заметила, как за ее спиной Кэти обвела взглядом дочиста отмытую кухню, удивленно подняла брови и показала довольному Эдди большой палец. Эдриену Броуди, так его звали. Прежде чем сесть в машину, Марина на всякий случай посмотрела его водительское удостоверение.
– Можно тебя попросить, – Марина вздрогнула от неожиданного прикосновения к плечу. Кэти улыбалась все так же спокойно и доброжелательно. – Порежь ветчину и сыр. Они в холодильнике. Хорошо?
Марина пожала плечами:
– Конечно.
– И крекеры захвати, – добавил Эдди, – в кладовке за холодильником.
В кладовке обнаружились так же мука, несколько пакетов макарон, жестянки с оливковым маслом, смесь для выпечки блинчиков. Похоже, готовить парень умел. Сыр и ветчина оказались не дешевыми – никакой сои и пальмового масла – стало быть, он и зарабатывал неплохо. Ну, что ж, молодец, раз не дал жизни выкинуть себя на обочину.
В гостиной что-то звякнуло, затем в кухню вошла Кэти:
– Помощь нужна?
– Нет, я почти закончила. Дай мне пять секунд.
Лиса добыла из шкафа три стакана, посмотрела их на просвет, опять довольно хмыкнула и исчезла.
Виски оказался неожиданно хорошим и дорогим. И даже нашлась бутылка французского красного. И приличный сыр. Боясь быстро опьянеть, Марина согласилась на вино, а себе и Кэти Эдди налил виски.
– Будем знакомы, – сказал он, – рад тебя видеть в своем доме, Белоснежка.
Странно, но судя по всему, парень действительно был рад.
– Будем, – согласилась Марина. – А почему Белоснежка?
– Сам не знаю, – парень уже сооружал нечто вроде сэндвича, только наоборот: два куска ветчины, а между ними крекер и сыр, – как увидел тебя, так сразуи понял: Белоснежка.
Надо же, уже воркуют, голубки, удивилась Кэти. Впрочем, ей это было только на руку. Марина уже не выглядела такой напряженной. Щеки девушки слегка порозовели, плечи расслабились, она даже улыбалась, но почти незаметно, одними глазами. Хотя, нет, Эдди как раз эту улыбку очень хорошо видел, любовался даже и не скрывал, что общество Марины ему очень приятно. Запал или надеется попользоваться бесплатно, с неожиданной тревогой спросила себя Кэти. Ну, уж нет, фигушки. Обижать девочку не дам, тут же решила она.
– Марина, – она подчеркнуто громко опустила свой стакан на столешницу, привлекая общее внимание к себе. – Подумай и скажи, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности.
– Зачем? – Сразу насторожилась Белоснежка.
– Что зачем?
– Зачем тебе это знать?
Кэти пожала плечами, словно говорила о вещах само собой разумеющихся, словно заранее была уверена в согласии Марины.
– Это будет твоя цена за сотрудничество.
Гловер потратил немало времени, натаскивая Кэти на ведение переговоров. Но сейчас она понимала: применение всех этих правил «Да» и «Спасти лицо», приемов неспешного возражения и усиления давления будут сущей мерзостью по отношению к этой девушке с разбитым лицом и покрытым кровоподтеками телом. Она должна предложить Марине честную сделку и выполнить все ее условия.
Белоснежка кусала губы и смотрела на Кэти исподлобья. Так как молчание затягивалось, Кэти тихо добавила:
– Боюсь, это твой единственный шанс, если хочешь…
– Хочу. – Марина выпрямилась и подняла подбородок. – Мне нужен мой паспорт. Он у Игоря.
– Что еще?
– И что бы Игорь меня отпустил.
– А Игорь – это твой…
– Сутенер. – Какой смысл выбирать выражения, если и так все понятно.
Кэти покосилась на Эдди. Парень сидел в своем кресле неподвижно и, кажется, забыл, как дышать.
– Извини, это, конечно, не мое дело, но ты действительно хочешь завязать?
Обижаться на глупые вопросы Марина не стала:
– Я бы и не развязывала, если бы не вляпалась, как последняя идиотка. Ехала сюда работать няней, а оказалась вот… – она беспомощно махнула рукой.
– То есть больше никогда? – Кэти уже и самой было неловко чувствовать себя в роли проповедницы из Армии спасения (54), но Эдди смотрел так умоляюще.
– Я батут с граблями не путаю, – ответила Марина так твердо, что всем стало ясно: нет, не путает.
Эдди вздохнул шумно, словно вынырнувший из глубин морских кит.
– А деньги?
Девушка болезненно поморщилась:
– Не надо. Пусть подавятся. Но… – чувствовалось, что ей больно улыбаться, но губы сами собой растянулись в злом оскале, – … если кто-нибудь набьет Мелвиллу морду, буду благодарна.
– Понятно. – Кэти открыла блокнот и сделала первую запись. – Значит, нам нужно прикрытие сверху. Люди, которые смогут надавить на твоих бандюков через полицию.
Она задумчиво куснула кончик карандаша. Пожалуй, есть такой человек. И он кровно заинтересован в том, чтобы исключить Бориса Мелвилла из предвыборной гонки. Тобиас Клейтон. Кандидат тем более подходящий, что ей не придется обращаться с просьбами к Гловеру. Разговор с Индейцем был чреват очередным запретом «лезть в мужские игры», а ей не хотелось новых разборок с этим шовинистом. Тем более, что он еще не совсем успокоился после истории с кольцом. Узнает как ее работодатель, когда получит на стол готовый материал.
– Есть люди, заинтересованные в этом деле. Думаю, для них это проблемой не станет. Проблема в другом.
– В чем? – Казалось теперь Марина больше всех прочих заинтересована в том, чтобы надрать Борису задницу.
– Интервью нам не поможет. Журналистский скандал в стиле Моники Левински в нашем случае не прокатит.
– Да уж, – согласно хмыкнула Белоснежка, – книжку про Мелвилла я точно писать не буду.
– Если что, ты даже до суда не дойдешь, чтобы обвинить подонка в избиениях. Депортируют и забудут. Так что полноценный скандал с картинками в новостях не для нас. Значит, нам нужен…
– Компромат! – Подсказала Марина.
– Компромат? Хорошее слово, – согласилась Кэти. – В идеале нужно добыть видеозапись.
Это действительно был лучший вариант. Даже для Марины, которая могла бы, зная расположение камеры, держаться к ней спиной, или опускать лицо, пряча его за длинными волосами.
– Я не смогу пронести камеру.
Как и ожидалось, охрана в отеле была и свое дело знала. Девушек обыскивали, отбирая сумки и верхнюю одежду. О том, чтобы пронести смартфон и речи быть не могло. Разрешалось взять с собой только предметы гигиены в прозрачной пластиковой косметичке. Номера для встреч с клиентами находились на четвертом этаже. Он был изолирован от трех нижних и регулярно проверялся как раз на наличие посторонних камер и прослушки.
– Есть черная лестница для персонала. Она открыта почти всегда. Для девушек и горничных. – Глядя на задумчивые лица Кэти и Эдди, Марина тоже приуныла: – Значит, у нас ничего не получится?
Парень потянулся и сжал ее руку, лежащую на подлокотнике дивана
– Это значит только одно: нам нужно придумать, как доставить камеру в номер, когда ты будешь уже там.
А вот эта идея имела свои плюсы: Мелвилл предпочитал один и тот же номер с видом на тихий переулок и приходил, когда девушка уже была раздета, давай ей минут десять на подготовку.
– Хоть Карлсона вызывай, – угрюмо пошутила Марина. – Или Бэтмена. Что?
На нее смотрели две широко улыбающиеся физиономии.
– У нас есть кое-кто получше Бэтмена и Супермена вместе взятых. – И подняла вверх указательный палец: – Черепашки ниндзя.
Марина окинула взглядом полупустые тарелки, грязные стаканы и вздохнула. Пожалуй, ей пора попрощаться и вернуться к своим баранам. То есть, козлам. Повеселились и хватит.
– Да сиди ты. – Большая рука парня заставила ее опуститься обратно на диван. – Мы не спятили. Кэти, скажи ей.
– Это прозвище, – пояснила Лиса. – Леонардо когда-то увлекался радиоуправляемыми авиамоделями. У него еще осталась пара вертолетиков. А Микеланджело обеспечит нам безопасный отход.
И все же эта история казалась Марине чистой воды аферой, но лишь до тех пор, пока в квартиру Эдди по звонку рыжей не явилась странная парочка – симпатичный блондин, золотистый, как корочка йоркширского пудинга, и его бой-френд, черный громила, на лицо ужасный, но добрый внутри. «Тут все и заверте».
