Текст книги "Ничего личного (СИ)"

Автор книги: Екатерина Гордиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 18

Гловер уже понял: чтобы получить Кэти целиком, надо полностью посвятить себя ей. Она была с ним, когда он обхватывал ее обеими руками и оплетал ногами на всякий случай. Она смотрела только на него, когда они сидели за столиком кафе или на кухне стеклянного зверинца и болтали обо всем подряд. Но стоило ему ответить на звонок, отойти, чтобы принять почту у курьера, или на минуту заглянуть в свой ноутбук, как, вернувшись, он находил девушку уткнувшейся в свои записи в блокноте или в экран айфона. В эти минуты она полностью забывала о существовании его, Александра Гловера.

Приходилось приложить некоторые усилия, чтобы вернуть интерес Кэти к своей персоне, но Александр не жалел ни о чем, потому что ее действительно интересовал он сам, а не то, что он мог бы ей дать. Вот только одна мысль наводила уныние: сам он оставался всего лишь частью ее мира, причем не самой значительной. А между тем, Гловер даже не заметил, как эта рыжая напасть заползла ему под кожу и заполнила собой все межклеточное пространство. Что останется от него, если она исчезнет из его жизни? Кучка трухи и только.

К счастью, ему было с кем поговорить по душам. Благослови, Господи, старых друзей.

– А как ты понял, что влюблен в свою Дорин?

Сегодня Кэти укатила на интервью еще в обед, но обещала приехать вечером. Час назад она позвонила и сообщила, что задержится, так что у немного расстроенного Александра появился повод выпить вместе с Равиком. Густав откинулся на спинку стула и ухмыльнулся:

– Когда обнаружил, что стою, как идиот, с женской сумочкой напротив женского туалета и счастлив.

До подобной кондиции Гловер еще не дошел. Хорошо это было или плохо?

– Ты ведь женился довольно поздно?

– Почему поздно? В тридцать пять. Как влюбился, так сразу и женился.

– Погоди, – еще одно открытие, – а до того ты разве не влюблялся? Ни в одноклассниц, ни в студенток? Как ты умудрился?

Равик многозначительно постучал себя пальцем по лбу:

– Подозреваю, что не хотел. Но однажды я сел и хорошо подумал.

– О чем?

– Ну, например, почему вечером мне не хочется идти домой. Почему дома я включаю свет во всех комнатах и оба телевизора: тот, что на кухне и в гостиной. Почему долго не могу согреться в постели.

– Так, может, тебе надо было обратиться к врачу?

– Я сэкономил. Взял два пузыря и сел думать. Часов через пять ответ был готов.

– И?

– Я понял, что до сих пор любил только вещи, а женщинами пользовался. А надо все наоборот. И вскоре я встретил Дорин.

Гловер тоже пользовался и считал справедливым, что в ответ использовали его. Возражение вызывал лишь один момент, когда его пытались юзать вслепую. Этого он не прощал. И еще когда его бросали без объяснений. Правда, с ним это случилось только однажды.

* * *

– Ты бросил Лидию? – От неожиданности Виктория чуть не уронила вилку на скатерть.

Вот уже две недели Александр пропускал обеды в поместье. Решив выяснить причину столь необычного поведения племянника, заботливая тетушка решила пообедать с ним в Лондоне. «Петрус» (33) для этих целей вполне подходил. Ее бриллианты смотрелись здесь вполне уместно.

– Я бы сказал, мы расстались, – сухо уточнил Гловер.

Ну да, конечно, подумала Виктория. Интересно, каких усилий ему стоило оторвать от себя эту пиявку.

– Надеюсь, мебель не пострадала? – Она с преувеличенной тревогой положила руку на сердце. – А венецианская люстра? Боже, только не говори, что она покалечила Дэвида Хокни (34), я этого не переживу.

Судя по ехидному огоньку в глазах племянника, ее болтовня его нисколько не раздражала.

– Жаждешь подробностей, тетя?

– О, да! – С горящими от любопытства глазами Виктория наклонилась вперед.

– Их не будет.

Она даже не попыталась подавить разочарованный вздох. Вот так всегда: Александр никогда не обсуждал с ней свою жизнь, в лучшем случае, ставил перед фактом. Любая попытка к сближению вновь и вновь заставляла ее уткнуться в невидимую стену. Следовало признать, сын ее брата был великим мастером по возведению подобных стен – прозрачных как слеза, прочных как алмаз. Интересно, у него там еще остался воздух, или он научился жить, не дыша?

Ладно, она не так жестока, как Александр, и выложит ему все свои новости сразу.

– Ты в курсе, что Салли Торн вернулась в Англию?

Гловер бросил в тарелку вилку и нож и выпрямился на стуле. Даже в приглушенном свете настенных ламп было видно, как ходят желваки у него под кожей. За последние двадцать лет имя Салли Торн упоминалось в их семье от силы раза два или три. Однако, сегодня Виктория была настроена решительно.

– Правда, теперь она носит фамилию Уивер.

– Тетя, ты хочешь, чтобы я ушел?

Она потянулась через стол и накрыла рукой сжатые в кулак пальцы Александра:

– Нет, я хочу, чтобы ты выслушал меня. Это действительно важно.

– Я не хочу ничего слышать о Салли Уивер.

– Заткнись, дорогой. Я собираюсь говорить о Тиме Уивере. – Виктория быстро потыкала пальцем в экран айфона. – Я переслала тебе его фото. Разуй глаза и посмотри.

С экрана на Гловера смотрел темноволосый парень: почти черные, немного волнистые волосы, широкие брови, глубоко посаженные глаза – то ли серые, то ли зеленоватые, не разобрать, – прямая линия губ, ирония, затаившаяся в уголках рта.

– Ему девятнадцать лет. Через пять месяцев будет двадцать, – голос Виктории доносился откуда-то издалека.

Александр попытался сглотнуть, но слюны не было.

– Это еще ничего не значит, – горло словно заржавело и не хотело выпускать слова изо рта.

– Ты разучился считать, тупица? – Тетка злилась всерьез. – Тогда прикинь на пальцах. Тех, что на руках и ногах как раз хватит.

Он недоверчиво покачал головой:

– Этого не может быть.

– Чего не может быть? Салли всегда была порядочной девочкой, в отличие от этой твоей, прости господи, магдалины Лидии. Вот у этой-то точно сердце холоднее, чем ноги у покойника. – Александр тупо пялился в экран и отвечать, судя по всему, не собирался. Ну и черт с ним, решила Виктория и бросила скомканную салфетку на стол. – Я ухожу. Провожать не надо. Заплати за мой обед, надеюсь, не разорю. Извини, что разрушила твой удобный мирок.

Гордо выпрямившись, она направилась к двери. Швейцар открыл дверь и помахал кому-то, вызывая к подъезду машину посетительницы.

* * *

Пальцы Кэти запутались в таких же рыжих, как у нее, волосах, затем легко ущипнули кончик носа, погладили подбородок. Рафаэль поймал руку сестры и положил себе на грудь. Вторая ее ладонь покоилась у него на лбу. Как же редко им удавалось проводить вечера вот так, вдвоем.

– Ты сейчас дома-то вообще ночуешь? – Поинтересовался он.

– Бывает… иногда, – нехотя призналась девушка.

– То есть у тебя настоящий роман, сестренка? Ты что, влюбилась?

Кэти отрицательно покачала головой:

– Вот уж чего нет, того нет.

– А что есть? – Не отставал Раф.

– Я бы назвала это симпатией. Как думаешь, можно спать с мужчиной только из симпатии к нему?

– И чем же он тебе так симпатичен?

Кэти вздохнула: ее брат при желании умел превращаться в настоящего инквизитора. С другой стороны, он заставлял ее ответить на вопросы, которые давно уже следовало бы себе задать.

– Почему он мне нравится? Наверное, потому что я его не знаю.

Раф присвистнул:

– Это какая-то из ваших женских заморочек, которую мне никогда не понять. – Он немного подумал и решил уточнить: – Так, может, это первый шаг к любви?

Теперь его обеими руками трепали за уши, как спаниеля:

– Раф, ну какой же ты дурачок. Как можно полюбить того, кого совсем не знаешь? Это все равно, как влюбиться в … черный ящик, вот!

Он освободил свои уши из цепкой хватки и вернул руки сестры на прежнее место:

– Так вы, девочки, обычно и влюбляетесь неизвестно в кого. Зато разлюбляете потом совершенно конкретных мужчин.

– Этот этап я уже прошла со Стивом. И на второй круг не пойду.

– Надо же, какая у меня рассудительная сестра. – Вид у Рафаэля был донельзя довольный. – Значит, мне можно не беспокоиться, что какой-то бармаглот разобьет тебе сердце? Ты ведь не считаешь, что в жизни нет ничего важнее любви, правда?

– Любовь важна, конечно, – Кэти задумчиво накручивала на указательный палец прядь его волос. – Но ведь воздух нужнее, как думаешь?

– Согласен.

– И вода…

– Да. Чтобы ее пить. И пожрать, кстати, тоже не помешает. У тебя есть что-нибудь?

– Лео оставил нам пастуший пирог. Будешь?

– И ты еще спрашиваешь!

Кэти молча ковыряла вилкой мясную запеканку. Вчера она была абсолютно уверена, что свободна от привязанности к Гловеру. Но сегодня, не видя Индейца целый день, уже скучала по нему. А если она действительно влюбится? Привяжется к человеку, почти в два раза старше нее, совершенно непонятному и довольно пугающему. В отношениях с ровесниками всегда сохранялась иллюзия, что они начинают вместе с чистого листа. А Александр? Ведь до встречи с ней у него была целая жизнь. Какие опасности для них двоих таило его прошлое?

Ладно, что бы ни ждало ее в будущем, прятаться от неизвестности она не будет. И запеканку съест всю, потому что силы ей еще понадобятся.

* * *

Не сказать, что тюрьма Рочестера выглядела уютным и гостеприимным местом, но посетителей здесь регистрировали быстро, служащие держались вежливо и профессионально, а женщины, пришедшие навестить своих мужей и сыновей, были слишком заняты собственными проблемами, чтобы обращать внимание на худенькую рыжеволосую девушку в голубых джинсах и черной блузке.

Оливера Рэмзи Кэти узнала почти сразу, хотя он заметно похудел и постарел по сравнению с тем довольным жизнью мужчиной, которого показывал Хью на фотографиях из интернета. Несколько секунд он внимательно рассматривал стоящую перед ним девушку, затем удовлетворенно кивнул и приглашающим жестом указал на стул по другую сторону столика.

– Добро пожаловать в наш уютный мужской пансион.

Кэти послушно села, но продолжала хранить молчание. Чувствовалось, что Рэмзи еще до конца не высказался. Так оно и было.

– Кажется, я должен поблагодарить Макдермида за такой подарок, – Оливер ухмылялся нахально, но как-то не обидно. – А Господь неплохо потрудился, создавая тебя, детка. Бархатистая кожа, длинные ноги, мальчишеские бедра, зрелая грудь… У меня ты бы отбоя не знала от клиентов, дорогуша.

Кэти заинтересованно наклонила голову к плечу:

– Так, может быть, мне следует накинуть процентов тридцать гонорара? За экстерьер, так сказать?

– Да ты и за словом в карман не лезешь.

Оливер откинул голову и расхохотался так заразительно, что мужчины за соседними столиками сначала завистливо покосились на него, а потом с интересом начали рассматривать Кэти.

– Хватит пялиться, – рявкнул на них Рэмзи. – Эта крошка пришла ко мне, всем понятно?

Соседи нехотя отвели глаза.

– Вернемся к теме нашей беседы, – предложила девушка. – Я готова взяться за эту работу. Если я вас устраиваю, обсудим условия. У нас есть два часа.

Спасибо Хью, размер гонорара и рабочие вопросы он успел согласовать с Рэмзи еще до приезда Кэти. Обе стороны быстро пришли к соглашению и приступили к делу. К большому облегчению девушки Оливер оказался отличным рассказчиком. Зато выявилась другая трудность – записывать свои слова он не умел и совершенно терялся перед листом чистой бумаги. Решение напрашивалось само собой – Кэти обещала оставить ему свой диктофон. После расшифровки записи Рэмзи будет получать от нее напечатанные тексты для дальнейших правок и дополнений.

– Крошка, так может, заодно подаришь мне и свою фотографию? Желательно в купальнике. Понимаешь, рассказывать свою жизнь каменной стене как-то не в кайф, а так я буду представлять, что ты меня слушаешь.

Крошка на это заманчивое предложение не повелась.

– Знаю я, для чего вам нужны фотографии в купальниках. Можете закрыть глаза, мистер Рэмзи, и представлять меня хоть в купальнике, хоть без. Фото не дам.

Оливер сокрушенно покачал головой:

– Это жестоко, мисс Эванс. Вы только представьте, как я одинок здесь среди этих грубых мужиков. Они же понятия не имеют о прекрасном.

– Ладно, – сжалилась Кэти. – Будет вам прекрасное. Свежий номер «Максима» (35) устроит?

Рэмзи был реалистом и невозможного не требовал. Сошлись на «Максиме» и «Плейбое». И с памятью у него все было хорошо. Правда, разжиться материалом за его счет, как рассчитывала девушка, скорее всего ей не удастся. Имена клиентов Оливер заменил кличками, названия отелей тоже были вымышленными. Правда, из схемы оплаты за живой товар и системы расчетов с клиентами тайны не делал.

– Да что уж тут скрывать, сейчас все бизнесмены с дневным оборотом больше ста тысяч с наличными не связываются. Доход сразу учитывается, легализуется и пускается в дальнейший оборот.

В пользу Рэмзи говорило и то, что он не подсаживал своих девушек на наркотики. Правда, обосновано это было вовсе не человеколюбием, а деловыми соображениями.

– Ну, мои девочки все-таки не уличные. У меня, поверь, были серьезные клиенты, им трясущуюся наркоманку не подложишь. Для такой работы нужны молодые, здоровые и сильные. Да еще чтобы выглядели чистенькими и вежливыми. Мои клиенты часто оставляли за собой двух-трех девушек и по несколько лет пользовались только ими. В жизни некоторые из них, может, и были либералами, но в койке все почему-то оказывались консерваторами (36).

– Намекаете, что имеете связи в правительстве, да, Оливер?

Рэмзи довольно прищурился:

– Вообще-то прямым текстом говорю. И в правительстве и в Парламенте. Не смотри, что я сейчас сижу здесь такой простой в свитере и джинсах. Мои клиенты до сих пор все в костюмчиках и заседают в обеих палатах (37) и даже в министерских креслах.

Интересно, узнают ли они себя, если книга все же выйдет в печать? Как бы то ни было, Кэти постарается описать своих героев как можно точнее. Ее размышления прервал вкрадчивый голос:

– А теперь детка, будь паинькой. Расстегни блузку и дай мне полюбоваться на твою грудь.

С веселым изумлением она уставилась на Рэмзи:

– Оливер, я не ослышалась? Это что только что было?

Судя по его виду мужчина не шутил.

– Вы что, два часа тут распускали передо мной перья, намекали на связи во власти, и все только для того, чтобы увидеть мой лифчик?

Она прыснула от смеха, а сокрушенный Рэмзи уныло покачал головой.

– Какие же вы, бабы, дуры все-таки. Сами не понимаете своей силы. Суетитесь, работаете, как проклятые, кредиты выплачиваете, каждый пенс считаете… Нет чтобы чулочки кружевные надеть и посмотреть на своих мужчин поласковее – все бы у вас и так было.

А ведь он не шутил. И выглядел по-настоящему расстроенным, как ребенок, не получивший подарок на Рождество. Ох, Оливер, на что ты меня толкаешь, подумала Кэти.

– Ладно, чулок не обещаю… – в округлившихся от удивления глазах мужчины зажегся огонек надежды, – … но что-нибудь придумаю.

– Вы возрождаете меня к жизни, мисс Эванс.

Как мало ему было нужно, вздохнула про себя девушка. Всем бы так.

_____

(33) Ресторан “Petrus” входит в десятку лучших ресторанов Лондона

(34) Дэвид Хокни – Известный современный британский художник

(35) «Максим» – мужской журнал

(36) Намек на партии вигов и тори – либералов и консерваторов

(37) имеется в виду Палата лордов и Палата общин

Глава 19

Индеец работал в кабинете у себя в пентхаусе. Эта комната со стеклянным столом и раздвижным стеллажом во всю стену нравилась Кэти намного меньше, чем тот настоящий рабочий кабинет в редакции. В ее глазах суперсовременный интерьер по всем параметрам проигрывал темноватой комнате с дубовыми панелями на стенах, с массивным письменным столом на пузатых ножках и вытертым кожаным креслом. Гловер сказал, что бросил курить лет пятнадцать назад, но ковер и портьеры все еще хранили запах табака, причем не дрянного, который закручивают в сигареты, а настоящего трубочного с вишневым ароматом.

Легкие руки опустились на плечи Александра, и теплые губы коснулись его виска.

– Как прошел день?

– Как планировалось. Ничего интересного, на самом деле. А у тебя.

– Поучительно. Разговаривала с одним чудиком. – Она тихо рассмеялась, что-то вспоминая. – Представляешь, он всерьез уверен, что все женщины должны ходить в чулках и кружевном белье. И будет всем счастье. Настоящий папуас.

Гловер закашлялся и поспешно отпил воды из стоявшего возле левой руки стакана. Кэти поцеловала его еще раз, теперь в макушку:

– Пойду умоюсь.

Она бросила тяжелую сумку с ноутбуком на диван в гостиной и прошла в спальню. Девушка почти достигла порога ванной, когда что-то заставило ее остановиться. Она развернулась и окинула взглядом большую светлую комнату: здесь явно произошли перемены. Королевских размеров кровать теперь стояла напротив входной двери, около нее появился еще один прикроватный столик с лампой, а в межкомнатной перегородке образовалась новая дверь, и эта дверь была приоткрыта.

Расценив это как приглашение, Кэти подошла ближе и опустила ладонь на круглую дверную ручку из венецианского стекла. Свет в маленьком помещении без окон зажегся автоматически, как только она сделала шаг внутрь. Это была гардеробная, почти пустая, если не считать десятка вешалок, занятых абсолютно одинаковыми белыми рубашками. Сняв со штанги одну из них, Кэти рассмотрела одежду – хлопок с эластаном, четвертый размер, удобно, практично, не дорого. Рядом висело что-то длинное, маслянисто поблескивающее, мятного цвета. Не удержавшись, девушка потерлась о мягкую ткань щекой – шелковый сатин, теплый, как кожа, нежный, как пух одуванчика. Бирка с ценой отсутствовала, но Кэти знала: этот халат от «ШантальТомасс» стоил десятка блузок. Или двух десятков.

Здесь же стоял комод, и один из его ящиков был наполовину выдвинут.

– Нравится?

Не выпуская из рук кружевные трусики, Кэти обернулась и посмотрела на Индейца. С самым невозмутимым видом он стоял на пороге гардеробной. Девушка достаточно изучила язык его тела, чтобы понимать: спрятанные в карманы руки помогают ему скрыть истинные чувства, а к косяку двери он прислонился, пытаясь подчеркнуть незначительность всего происходящего.

– И что все это значит? – Она постаралась подавить в себе желание натянуть эти трусы Индейцу на голову.

Гловер пожал плечами и вернулся в спальню, Кэти вышла за ним. Она все еще вертела в руках невесомый кружевной лоскуток. Заполненный дорогим бельем комод невероятно смущал ее, но вопрос следовало прояснить до конца.

– Ты ведь не сам все это выбирал?

Честно говоря, он с удовольствием сделал бы это сам. Но времени на переделку спальни было слишком мало, всего два дня.

– Отправил запрос консультанту в «ЭстельАдони». Если что-то не подойдет или не понравится, закажи себе сама.

Кэти рассмеялась и покачала головой.

– Лучше верни все обратно. И если я тебе надоем в своих простых хлопковых труселях, так сразу и скажи. Я уйду.

В следующую секунду она уже лежала поперек кровати на спине, а над ней нависал ну очень сердитый Индеец.

– Даже не думай. Ты мне нужна. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной.

Девушка обвела взглядом комнату, затем снова посмотрела на Гловера.

– Здесь? С тобой? Но я тебя совсем не знаю. Кто ты такой вообще?

Он сполз с ее живота и удобнее устроился рядом. Теперь его локти располагались по обе стороны от лица Кэти, а лицо приблизилось на расстояние дыхания.

– Я твой мужчина. Задавай свои вопросы, я отвечу.

Хорошо, подумала она. Спросить действительно нужно, даже если она и не хочет знать ответ.

– Какой ты любишь бифштекс?

Его лицо было абсолютно серьезно:

– Хорошо прожаренный.

– У тебя есть родственники?

– Только Виктория, моя тетка. Ты ее видела.

Кэти кивнула.

– Почему ты до сих пор не женился?

Александр резко оттолкнулся ладонями от кровати и сел, опустив голову и свесив руки между колен. Он бы и сам хотел знать, почему двадцать лет назад его бросили без всяких объяснений, почему не ответили ни на один из звонков и вернули подаренное им кольцо в конверте из коричневого картона.

Спине стало теплее, это Кэти привалилась к нему сзади и прижалась щекой к рубашке между лопаток. Ее голос прозвучал еле слышно:

– Как ее звали?

Пришлось откашляться, прежде чем заговорить:

– Салли. Ее звали Салли.

* * *

От реки тянуло промозглой сыростью, туристы перемещались по набережной Брюери короткими перебежками от одного кафе до другого, Лидс встречал Гловера неприветливо – мелким дождиком и сердитыми гудками автомобилей. Запарковаться удалось только в квартале от назначенного Салли места встречи.

Быстро пройдя мимо мутноватых от водяных брызг окон нескольких пабов и ресторанов, Гловер нашел позолоченную вывеску с надписью «Сальво» и под звон колокольчика вступил в теплый, пахнущий ванилью и корицей зал кафе.

Он специально пришел минут на пятнадцать раньше назначенного срока, чтобы собраться с мыслями и сосредоточиться. Меньше всего ему сейчас хотелось сорваться и напугать Салли. И все же то странное чувство, та смесь обиды и горечи, которая поселилась в его сердце в день, когда Александр узнал, что вполне может оказаться отцом темноволосого парнишки с фотографии в айфоне, заставляла его всерьез беспокоиться, как бы его душевный раздрай не обернулся всплеском ярости.

Как бы ни была виновата перед ним Салли, она имела право объяснить свой жестокий поступок.

Задумавшись, он не заметил, как у противоположного тротуара остановилась белая машина. Вышедшая из нее женщина, не открывая зонта, быстро перебежала через дорогу и вошла в кафе. Тряхнув светлыми волосами, женщина осмотрелась, а затем спокойно подошла к столику Гловера.

– Ты не изменился.

– Ты тоже.

Это действительно была все та же Салли, пусть немного располневшая и остригшая свои длинные волосы, но не узнать ее было невозможно. Гловер поднялся, чтобы отодвинуть ей стул, заодно кивнул официанту.

– Черный чай с бергамотом, пожалуйста, – попросила она.

Некоторое время они молча рассматривали друг друга. Пожалуй, Салли больше изменилась внутренне, чем внешне. Эта неброско, но элегантно одетая женщина, обращала на себя внимание плавностью точно выверенных движений и прямой, но без малейшего напряжения, осанкой. Без следа исчезла прежняя неуклюжесть трогательно угловатой девушки – сейчас перед Александром сидела спокойная и уверенная в себе женщина. Внутреннее беспокойство выдавала лишь короткая морщинка между тонких бровей.

– О чем ты хотел поговорить со мной?

Он ответил сразу и без колебаний:

– О моем сыне.

Надо отдать ей должное – Салли не отвела глаз, только ложечка звякнула о блюдце.

– Джон стал Тиму хорошим отцом. Не думаю, что сейчас ему может понадобиться еще один.

– Это не тебе решать, – Гловер про себя досчитал до пяти, пытаясь справиться с поднимающейся из глубины сознания яростью. – Я встречусь с ним, так или иначе. Просто не хотел делать это за твоей спиной.

– Я ценю это, – она не шутила. – Что еще ты хочешь узнать?

Одну простую вещь: как может любящая женщина внезапно забыть свою любовь? Как можно в один день бросить прежнего возлюбленного и начать жизнь с новым?

– Почему ты меня бросила?

Салли сложила бумажную салфетку вдвое, провела по сгибу ногтем, затем снова расправила белый квадрат. Александр не торопил ее.

– Я не могла переступить через ребенка Лидии.

– Что?

Гловер готов был услышать, что угодно, но только не…

– Какого еще ребенка? О чем ты говоришь?

Хотелось добавить: кто из нас двоих спятил? Салли смотрела ему прямо в глаза. Себя сумасшедшей она явно не считала.

– Не унижай себя ложью, Александр, – тихо сказала она. – Я вас видела.

– Нас?

– Тебя и Лидию.

Вечеринку по случаю дня рождения Уила Морриса Гловер не помнил. Вряд ли она отличалась от всех тех вечеринок, на которых тогда они с Салли дурачились, пили и танцевали. И очень часто те, кто еще не готов был расстаться отправлялись из паба в квартиру, которую тогда снимал Александр.

– Меня тогда с вами не было. Я вернулась из Лондона часа в два ночи и поехала к тебе.

К тому времени все уже угомонились. Как обычно, кто-то спал на диване в гостиной. Кажется, даже на ковре устроилась какая-то отчаянная парочка. А в спальне…

– В твоей постели лежала Лидия, и ты ее обнимал. Ты даже не проснулся, когда я закричала…

Черт, страшно вспомнить, сколько они тогда пили. И какими были идиотами. Правда, после ухода Салли он стал пить еще больше. И даже не заметил, как начал спать с Лидией. Тогда ему уже было все равно.

– Это невозможно. У нас тогда с ней ничего не было. – Он резко наклонился вперед и сжал ее руку. – Посмотри на меня, Салли. Сейчас мне незачем врать.

Она несколько раз делала глубокий вдох, словно собиралась заговорить, затем, собравшись с силами, покачала головой:

– Уже ничего не изменишь, правда?

– Но почему ты даже не дала мне возможности оправдаться?

Это было так нечестно, так несправедливо.

– Утром ко мне пришла Лидия и сказала, что беременна. От тебя, Александр. Она кричала, что убьет ребенка, если ты не останешься с ней. Я не могла, понимаешь? Я просто не могла поступить иначе.

Остальное Гловер уже слышал словно издалека. В ушах шумел кровавый прибой, и надо было полностью сосредоточиться на том, чтобы не снести к черту этот столик под клетчатой скатертью и не шваркнуть о стену белоснежный чайник с дурацкой позолоченной крышечкой.

– Джон был другом нашей семьи… он сказал, что давно меня любит… Мы уехали в Аргентину, там поженились, там родился Тим. Джон… он инженер, строит мосты… Потом долго жили в Китае… Сейчас вернулись домой, но ненадолго. Тим тоже поступил в Кингстон, как мы, представляешь… У нас с Джоном еще есть близнецы, Лиза и Линда. Им десять.

Ее слова обволакивали, словно дым. Александр помахал перед лицом ладонью, разгоняя наваждение.

– Я хочу познакомиться с Тимом.

Салли замолкла на полуслове, словно механическая игрушка, у которой кончился завод. Затем сглотнула и с трудом кивнула головой. Гловеру казалось, что сейчас он услышит скрип заржавевшего механизма, но ее голос звучал все так же ровно.

– Хорошо. Но дай нам время. Я сама скажу ему. Только не торопи меня.

– Хорошо, Салли. Я подожду.

Стоя под козырьком кафе, он смотрел, как она во второй раз перебежала через улицу. Дождь лил стеной, но Салли даже не подумала задержаться и переждать. Хлопнула дверца, и белая машина медленно отъехала от края тротуара.

Отскакивая от каменной плитки, капли воды веером разлетались вокруг. Наверное, брюки уже промокли до колен, но холода Александр не чувствовал. Он вообще ничего не чувствовал, кроме сосущей пустоты под ложечкой. Он вытянул ладонь из-под козырька, а потом обтер лицо дождевой водой.

– Держи, – откуда-то из-за спины протянулась рука с сигаретой.

Он благодарно принял ее и сунул в рот. Затем растерянно похлопал себя по карманам. Вот уже пятнадцать лет, как он перестал носить с собой спички. Так же рука, на этот раз с зажигалкой, поднялась к лицу.

Торопливо и жадно затянувшись, Александр задержал в легких горьковатый дым. Немного отпустило, и он медленно, словно опасаясь нового толчка боли, выдохнул. И оглянулся.

Худощавый мужчина в коричневой кожаной куртке сосредоточенно и хмуро сосал свою сигарету, не отводя взгляда от льющей с козырька воды. Затянувшись в последний раз, он раздавил окурок в пепельнице с песком.

– Вот так-то, чел, – и шагнул в сырые сумерки.