Текст книги "Карнавал сомнений (СИ)"
Автор книги: Екатерина Осеннова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Я догнала Майка через пару секунд – он вдруг замер в неестественной позе посреди поляны. А когда поняла, почему, – крик застыл в глотке. Внутренности свело судорогой, а сердце сжалось в едва ощутимую, крохотную точку и, кажется, больше не билось.
Я в ужасе уставилась на кровавое месиво прямо на снегу, выхватив взглядом пятиконечную позолоченную звезду шерифа и окровавленную пятерню с блестевшим на солнце обручальным кольцом на безымянном пальце..
– Чёрт, я не помню ничего, что случилось потом.
Мне всегда казалось, что так гораздо лучше, и я сознательно не копалась в памяти, никогда не пыталась вспомнить тот день. А сейчас впервые об этом жалею. И всё равно ни капли не сомневаюсь – никто из нас не стал бы забирать нож Райана с собой или прятать его в лесу до лучших времен, что бы там ни думал Лински. Мы были всего лишь перепуганными насмерть детьми, нам едва исполнилось по девять, и случись всё сейчас, нас затаскали бы по психологам. Но и без специалистов мы пережили, справились. Вместе. Лиаму повезло больше – будучи трёхлетним мальчишкой, он почти ничего не запомнил о том страшном происшествии. Но, видимо, и через двадцать пять лет хороший психолог не помешал бы, потому что кошмар не желал прекращаться.
– Не представляю, как Майк смог. Как вообще догадался проверить карманы на куртке отца, чтобы найти ключи от вашей машины.
– Так же, как ты сообразила отогреть меня теплом своего тела, – грустно улыбается Лиам. В серых как пепел глазах светится благодарность. – Вместе у нас всегда получалось находить правильные решения. Надеюсь, на этот раз мы тоже… выкрутимся, – он на миг замолкает. – Я правда рад, Стэйс, что ты и Майк снова вместе.
Новости в Риверстоуне разносятся на удивление быстро. Даже слишком.
– Так ты уже знаешь? Теперь ясно, почему ты вдруг решил вернуть меня в круг доверия.
– Вообще-то, не поэтому. Ты вернулась в него ещё в субботу утром, – Лиам смущённо улыбается. – А про вас с Майком мне рассказала Дэни вчера вечером. Кстати, это первое, что она мне написала, когда я отправил сообщение, что не могу до тебя дозвониться. Не буду врать, – он улыбается шире, – это добавило тебе плюсов. Не думал, что вы с ним так быстро справитесь. Но если серьёзно, – улыбка моментально пропадает с его губ, – когда Майк рассказал, почему ты уехала. И про последние слова Стива. Я многое переосмыслил. Я ведь считал, что ты предала моего брата, а на самом деле ты его защищала. И вчера тоже, когда не стала рассказывать шерифу про Мишель. Такое, – он качает головой, – дорогого стоит. По крайней мере, для меня.
Надо же! Бывает и так, а я-то почти смирилась, что все вокруг обвиняют меня как минимум во лжи.
– Не представляешь, как я тебе благодарен.
Не могу удержаться от шпильки.
– Сказал тот, кто первым бросил в меня камень.
– Прости. За всё. За это тоже, – Лиам лезет в карман джинсов, затем протягивает мне на раскрытой ладони обычный сотовый телефон. – Я и предположить не мог, как всё обернётся в итоге. Что Мишель убьют и… Прости.
– Это же?.. – Я хочу взять мобильный, но, едва коснувшись, отдергиваю руку. Он кажется до боли знакомым – точной копией того, что мне вручил посыльный на девичнике, только весь в глубоких царапинах. Видимо, встреча с асфальтом около бара не прошла бесследно. – Откуда он у тебя?
– Забрал у Мишель. Не хотел, чтобы кто-нибудь его нашёл. А запись стёр.
– Майк рассказал тебе и про неё тоже?
– Не совсем. Я узнал гораздо раньше брата, – Лиам виновато отводит взгляд. – Это я прислал тебе телефон на девичник.
– Ты что?..
– Я ведь не знал, почему ты ушла от Майка! – он со злостью швыряет мобильник на панель приборов. – А потом ещё ты и Логан. Брат страдал, ну, а я, как всегда, злился. Хотел проучить тебя. Кое-что напомнить. Чтобы ты хотя бы приблизительно почувствовала, что творилось с ним, когда брат узнал про Сиэтл.
– Мы с Логаном не… – беспомощно закатываю глаза.
Да какая теперь к чёрту разница? Переспали мы или нет, кто кому и зачем рассказал, и кто из нас виноват больше. Последствия придётся расхлёбывать всем ещё долго. С ними и надо разбираться.
– Вы с мамой не в то время родились, Лиам. – Как ни странно, злости нет. Воображения вполне хватает, чтобы посмотреть на ситуацию глазами каждого, понять и даже простить. – Вам бы с ней в Инквизицию. Сожгли бы меня сразу на костре и всё.
Лиам пропускает язвительное замечание мимо ушей, продолжая оправдываться.
– Ты не думай, я не собирался тебе мстить. В конце концов, Майк сам виноват, что Мишель залетела от него и пришлось жениться. Но когда Логан рассказал, что ты приедешь на свадьбу Эми со своим женихом, я разозлился. Майк ведь… Ну ты знаешь. Счастлив с Мишель он не был. Да и до неё тоже. Он всегда любил тебя.
– Откуда у тебя вообще эта запись? – мельком смотрю на мобильник, снова перевожу взгляд на Лиама: – Знаешь, кто её сделал?
Он кивает, ещё больше мрачнея. Отвечать не торопится.
– Рассказывай!
– Тебе не понравится.
– Начинаю к этому привыкать.
– Я серьёзно, Стэйс.
– Я тоже.
Причинить боль могло только одно имя – Майка, но к этому, хочется верить, я мысленно подготовилась. Так что если Лиам назовёт сейчас его, неожиданностью новость точно не станет. Хотя больно всё равно будет.
– Ладно, – вздыхает он. – Мишель.
Значит, Логан прав.
– Зачем? Неужели чтобы иметь доказательства, если Майк откажется признать её ребёнка своим?
– Нет. Майк бы никогда… Мишель это знала. Она пыталась убедить меня, что у них был секс. Поэтому сделала запись и показала мне.
– Майк знает, что ты прислал это видео?
– Нет конечно. Я – не самоубийца.
– А по-моему, очень даже. Логан уверен, что видео прислала мне Мишель. Или тот, кто её убил. Майк может думать так же. Нам придётся ему всё рассказать.
– Понимаешь, Стэйс. Всё несколько сложнее. – Лиам замолкает. Пару секунд смотрит перед собой невидящим взглядом. – До Майка у Мишель был роман с Патриком.
– С каким ещё Патриком?
– С моим отчимом.
Вот теперь я действительно удивлена.
– Может, и не роман вовсе, а так… Небольшая интрижка. Технически даже не измена. Всё началось уже после того, как Патрик ушёл из дома. Они с мамой переживали тогда не самый лучший период, даже подумывали разводиться. Поэтому Патрик уехал и какое-то время жил в Эдмонтоне.
– Ирэн в курсе?
– Нет. Я не стал ничего говорить, потому что они помирились, и мама выглядела такой счастливой. Они оба. Патрик изменился, стал внимательней к ней, добрее. Я не хотел ничего портить. Всякое ведь бывает, – Лиам переводит виноватый взгляд на меня.
– Как ты узнал?
– Наткнулся на них с Мишель в раздевалке в кантри. Гораздо позже, когда мама вернулась к Патрику, и он переехал обратно к ней, – Лиам хмурится. – Патрик был в ярости. Орал на Мишель, что всё давно кончено. Чтобы она оставила его в покое, что их связь – ошибка, что он жалеет обо всём, что между ними произошло, потому что любит мою мать и не собирается разводиться. Обычная дешёвая мелодрама. Но знаешь, я никогда не слышал, чтобы он так на кого-то разозлился.
– Они тебя не заметили?
– Нет. Я стоял за дверью в коридоре. Никак не мог решить, что же мне делать: уйти или вмешаться. Но потом из раздевалки выбежала Мишель вся в слезах, а я не успел спрятаться. Да и некуда было. Вот и стоял, как дебил, а она сразу ушла. Наверное, думала, что я устрою скандал, но я решил, что будет лучше для всех, если стану просто приглядывать за ними. А если что-то замечу, тогда и поставлю вопрос ребром. Я уверен, Патрик даже не знает, что мне всё известно. А потом, где-то через полтора месяца, когда Майк заявил, что женится, я вообще выпал в осадок. Не поверил, что у них что-то серьёзное. Решил, что Мишель собирается использовать моего брата, чтобы вызвать ревность у Патрика, но Мишель всё отрицала. Она подготовилась. Даже отдала мне это видео и заявила, что беременна от Майка и что Патрик был прав. Мол, всё, что между ними случилось – большая ошибка и давно в прошлом. Что она изменилась и хочет создать семью. Хочет, чтобы у моего племянника был отец. А потом заявила, что ни к чему меня не принуждает. Что окончательное решение за мной, – Лиам хмурится. – Мол, я не обязан ей верить. Так что, если захочу, могу рассказать про их с Патриком роман брату и даже матери.
– И ты промолчал.
– Промолчал, – Лиам со вздохом качает головой. – Представил, что будет, если скажу.
Ирэн вряд ли простила бы Патрика и обязательно развелась. У Майка появилась бы ещё одна причина не любить отчима и держаться от него да и от Мишель подальше. В лучшем случае он потребовал бы анализ на отцовство, и никто не знает, какой результат их всех ожидал. Не говоря о том, как всё могло сказаться на отношениях Эми и Скотта. Возможно, Мишель пришлось бы уехать из города. Возможно, она осталась бы в живых.
Или нет.
Ненавистное условное наклонение. Тысячи «если», которых не станет меньше и от которых ничего не зависит. Выбор сделан.
– Я пытался убедить Майка, чтобы он сделал проверку и если ребенок действительно его, признал отцовство. Жениться на Мишель было вовсе не обязательно. Но ты же его знаешь.
– Знаю.
Мишель тоже знала. И Патрик.
Я вглядываюсь в лицо Лиама, пытаясь понять, о чём он думает. Кажется, вопрос, кто настоящий отец этого ребёнка, его совершенно не волнует. В отличие от меня.
– Нам придётся рассказать твоему брату и это тоже. Я имею в виду роман вашего отчима с Мишель.
Он выглядит испуганным.
– Зачем? Может, лучше не ворошить старое? Ты ведь понимаешь, как Майк отреагирует.
– Прекрасно понимаю, Лиам. Но вчера на свадьбе Мишель призналась мне, что залетела вовсе не от Майка, и он уже об этом знает, – замечаю, как вытягивается лицо Лиама. – Я не стала от него скрывать. Конечно, это нельзя считать достоверной информацией. Мишель могла меня обмануть, но с такой же вероятностью его отцом мог быть и ваш отчим. Или шериф, – многозначительно добавляю я, ни секунды не сомневаясь, что Лиаму прекрасно известно про роман его начальника с невесткой.
Он не успевает ответить, потому что к машине чуть ли не бегом несётся моя младшая сестра.
– Брайан приехал! – кричит она, распахивая дверь со стороны Лиама.
– Вспомнишь говно, – мрачнеет он. – Один?
Дэни кивает.
– Он тебя видел?
– Вряд ли. Я заметила, как он паркуется, и сразу прибежала сюда.
Чёрт, не так я планировала провести это утро. Совсем не так! Придётся теперь выкручиваться – нельзя, чтобы Лински увидел здесь Лиама. Давать ему ещё один повод подозревать нас всех в сговоре отчаянно не хотелось, пусть у шерифа по-прежнему никаких веских доказательств нашей вины.
– Ладно, тогда мы с Дэни вернёмся в Тиммиз{?}[(англ. Timmyʼs) – так на сленге канадцы называют сеть закусочных «Тим Хортонс», названную в честь известного хоккеиста.]. Сделаем вид, что сами только что приехали выпить кофе. – Я смотрю на Лиама: – Лински ведь знает твою машину? – Он кивает. – Тогда оставайся здесь. Постараюсь его отвлечь. Или, если получится, увезу отсюда.
– Каким образом? – кривится сестра. – Силой, что ли?
– Что-нибудь придумаю, – отмахиваюсь. Перевожу взгляд на Лиама. – Ничего не предпринимай. Просто жди, когда можно будет уехать. Дэни предупредит тебя смской. А пока сидишь, постарайся дозвониться до Эми. Она сейчас у Логана. Ты должен ей всё рассказать. Под словом «всё» я подразумеваю именно это, Лиам. Абсолютно всё. Больше никаких тайн. Эми – адвокат Майка.
Лиам кивает, возвращается в свой автомобиль, а мы с Дэни переставляем её внедорожник впритык к белому форду эксплореру с нарисованными на нём гербом Риверстоуна и пятиконечной звездой шерифа. Остаётся надеяться, что наши нехитрые махинации на внутренней стоянке остаются незамеченными.
– Сиди здесь, – вылезаю из машины, одёргиваю рубашку. С силой захлопываю дверцу, вкладывая в удар всё своё раздражение.
– Ты уверена, что знаешь, что делаешь? – доносится мне вслед.
Уверена я, как же. Будешь тут после таких откровений. Не оборачиваясь к сестре, на ходу киваю и решительно иду к закусочной.
В мозгах не укладывается ничего из того, что я только что услышала про роман «подружки» с Патриком. Приходится сильно напрячь фантазию, чтобы представить их вдвоём. Например, в постели. Да даже просто вдвоём как парочку, и всё равно не получается. В голове прочно укрепился образ Ирэн в качестве спутницы жизни судьи Худа и увидеть на её месте Мишель не выходит. Что она вообще забыла в объятиях Патрика? У них же никаких точек соприкосновения, кроме Эми. Плюс огромная разница в возрасте. Лет тридцать, ни меньше. Патрик легко мог быть и её отцом тоже. Ни славы, ни денег там Мишель не светило.
В то, что это любовь, я отказываюсь верить напрочь. Значит, какой-то интерес всё же присутствовал. Знать бы ещё, в чём он заключался.
Всё-таки Логан и в этом прав. Мишель многим могла перейти дорожку, сама того не заметив. А может, специально, добиваясь каких-то, одному чёрту известных теперь, целей, как тогда на вечеринке с Майком.
Напрягаю память, пытаясь вспомнить, как Патрик и Мишель вели себя вчера на свадьбе, оказавшись в непосредственной близости друг от друга. Но я была слишком занята собственными заморочками, чтобы обращать внимание на остальных, а уж за Патриком, раздражавшим одним своим видом, и вовсе не следила.
Ладно, об этом я подумаю позже. Вместе с Эми. Сестра обязана что-то знать, какие-то подробности личной жизни подружки, чем та руководствовалась в выборе партнёров, если Мишель волновали такие «мелочи». А сейчас неплохо бы сосредоточиться на Брайане. Как минимум, увезти его подальше от закусочной. А ещё лучше, убедить, что версия с ножом – абсолютно идиотская, и он просто теряет время.
Вот только как всё это сделать?
Несильно толкаю дверь и вхожу. Остановливаюсь, обводя деланно равнодушным взглядом кафе. Там мало что изменилось – такие же фирменные столики с красными диванчиками и креслами, огромная стеклянная витрина со множеством лакомств, прилавок с полным ассортиментом кофе в упаковках, тихая приятная музыка из колонок. Разве что добавились плакаты бейсбольной команды «Торонто Блю Джейс»{?}[(англ. Toronto Blue Jays) – профессиональный бейсбольный клуб, базирующийся в Торонто, одним из официальных спонсоров которого является сеть закусочных «Тим Хортонс».].
Машинально поправляю волосы. Отчаянно хочется верить, что выгляжу сейчас именно такой, какой пытаюсь казаться – невозмутимой, спокойной, немного печальной. С шерифом нельзя давить на жалость или демонстрировать слабость, но и раздражать излишней бравадой не стоит. Он и так считает меня явно кем-то средним между Бонни Клайда и девушкой Бонда.
Лински, по-прежнему в форме, сидит в самом углу – за крайним столиком у окна, откуда прекрасно просматривается не только закусочная, но и парковка перед зданием. Кроме нас, персонала и ещё одной пожилой парочки больше никого нет, что само по себе странно. Насколько я помню, утром в будни здесь обычно не протолкнуться. Весь город спешит выпить кофе перед началом дня.
Сегодня Риверстоун изменил привычкам. Или за прошедшие годы завёл новые.
Лински смотрит на стол невидящим взглядом и вряд ли замечает, что творится вокруг. Лиам мог бы без проблем раз десять выехать со стоянки.
Я не решаюсь приближаться к шерифу. Слишком подозрительно. Только вошла и сразу лезу с разговорами? Как будто знала, что он здесь, или специально искала. Нет уж. Всё должно быть естественно: я заехала купить кофе по дороге, а тут такая неожиданность – шериф собственной персоной. Как не поздороваться и не поинтересоваться, если ли сдвиги в расследовании?
Иду к кассе, дружелюбно улыбаюсь юной официантке.
– Доброе утро.
Та бормочет что-то нечленораздельное и одаривает меня колючим взглядом. Кажется, после убийства Мишель рассчитывать на благосклонность местных жителей не приходится, пусть я сто раз дочка мэра.
– Дважды кофе «дабл-дабл»{?}[(агнл. double-double) – двойная порция сливок и сахара на канадском сленге. Используется при заказе кофе.], – сухо прошу я. Аппетита нет, а Дэниз наверняка что-то уже перекусила. В крайнем случае позавтракает дома. В историю с её лекциями я не верю, можно не торопиться.
Озвучить сумму служащей удаётся довольно чётко, но она по-прежнему словно избегает встречаться со мной взглядом, а я не настаиваю. Забрав с прилавка два высоких картонных стаканчика, медленно разворачиваюсь к двери. Словно невзначай бросаю равнодушный взгляд на шерифа.
Лински продолжает буравить глазами стол с таким видом, что удивительно, как тот ещё не воспламенился или не разлетелся в щепки. Приближаться сейчас к нему – как минимум, нарываться на неприятности. Но выбора нет. Мы и так по уши в дерьме.
– Утро. – Не то чтобы доброе. Я стою напротив, держа в руках два стакана. Сокращать расстояние не спешу. – Есть новости?
– Смотря что тебя интересует, – шериф отзывается на удивление мгновенно.
Выглядит он не ахти и это ещё мягко сказано. Бледный, мрачный, уставший. На переносице навечно поселилась глубокая морщина, ещё несколько, поменьше – в уголках рта. В синих припухших глазах притаились боль, сомнение и гнев. А ещё беспомощность и недоумение, словно весь мир рухнул, а он почему-то выжил, хотя больше всего желал умереть. Я слишком хорошо помню такой взгляд, слишком долго наблюдала его в зеркале у собственного отражения.
Брайану бы сейчас выговориться. Побуянить, поорать, а лучше – провалиться в сон, который хоть и не принесёт покоя, но зато подарит забвение. Ненадолго, лишь на время. И так – каждый раз, когда горе накатывает с новой силой. Будто играешь в догонялки с жизнью, врёшь всем, а на самом деле – только себе. Потом привыкаешь, смиряешься и уже не просыпаешься в ужасе от кошмаров, всё реже и реже ощущаешь по утрам, только очухавшись от сна, как на плечи бетонной плитой наваливается печальная реальность вместе с воспоминаниями.
Но Лински сидит в закусочной и топит своё горе в кофе. Всем своим видом демонстрирует: одно неосторожное слово, и вся чернота, что накопилась в его душе, выплеснется на меня.
Надо уходить, уносить ноги, пока не поздно. Вместо этого я сажусь напротив шерифа, отставляю в сторону стаканы с кофе и будто бы со стороны слышу собственный нервный голос:
– Поверь, Брайан, я знаю, каково это. Ты ищешь виноватых, думаешь, что сделал не так, где можно было ещё удержать, спасти, исправить. Я понимаю. Я вела себя так же, когда убили Стива.
Больно. Невыносимо больно терять тех, кого любишь. Осознавать, что их больше нет. Что никогда не будет. Остаётся лишь память, которая всё равно тускнеет и искажает даже то, что было. Как бы ты ни старался запечатлеть каждый миг. От этого страшно. Настолько, что жить не хочется. Кажется, что и невозможно. Незачем. Тебе говорят, что надо принять и смириться, а ты даже не представляешь, как это вообще. Ты не хочешь смиряться.
Вопреки опасениям Лински не накидывается на меня с кулаками. Не пытается вышвырнуть вон, арестовать или просто уйти. Только скрещивает пальцы в замок перед собой. Иронично вздёргивает бровь:
– Значит, тебе уже рассказали про нас? Быстро, однако.
– Мне рассказала Мишель. Вчера, перед церемонией, – легко вру я. Какая разница, что имён она не называла. Сути дела это не меняет. Сейчас главное заставить шерифа увидеть, что у нас двоих много общего. – Знаешь, Стив любил повторять, что люди, как мотыльки. Шутил, что все мы, как безмозглые насекомые, бездумно летим на свет и сгораем. Что не задумываемся, как на самом деле коротка наша жизнь, как мгновенно обрывается. Пшик и всё, – щёлкаю пальцами. – Смерть всегда побеждает. Но, знаешь. Мой брат верил, что наш короткий полет того стоит. И я тоже хочу в это верить, Брайан. А ещё хочу знать, кто и почему их убил.
Он окидывает меня мрачным взглядом.
– Ты ж говорила, что работаешь адвокатом. Решила заделаться в психологи? Не обижайся, но обойдусь без твоей высокопарной херни.
– Я не обижаюсь, Брайан. Мы ведь толком не знакомы. А всё, что ты слышал про нас от Мишель, вряд ли дало тебе повод мне верить. Или верить Майку. Но мы в одной лодке. Тот, кто убил Мишель, убил и моего брата. Я не меньше, чем ты, хочу знать, кто.
– Ну, тогда обращайся к «красным мундирам»{?}[(англ. «red coats») – так англоканадцы называют Королевскую Канадскую Конную полицию (сокращённо КККП) из-за их красной формы. КККП или Королевская Канадская Конная полиция (англ. Royal Canadian Mounted Police, сокращённо RCMP) – федеральная полиция Канады и одновременно провинциальная полиция большинства канадских провинций, в том числе Альберты, где обладает многочисленными федеральными полномочиями. КККП – единственное в мире полицейское образование, обладающее законными полномочиями на международном, государственном, провинциальном и муниципальном уровнях. ], – зло ухмыляется он. – Они забрали дело себе. И дело твоего брата, между прочим, тоже. Будут искать убийцу сами, раз мы не смогли, – Лински встаёт. Окидывает меня хмурым взглядом, сжимая кулаки. – Твой брат был чертовски прав. Смерть всегда побеждает. Поэтому я найду того, кто убил Мишель, и придушу собственными руками. Но сначала заставлю пожалеть, что он вообще родился. Этот гандон умолять будет, чтобы я пристрелил его, как собаку, – он выходит из-за стола. На мгновение замирает, оборачивается, словно что-то вспомнив: – А ты лучше займись своими делами. Ты ведь ни черта не смыслишь и половины не знаешь, о чём берёшься рассуждать. Даже о тех, кого так опрометчиво зовёшь друзьями.
– Что ты хочешь этим сказать?..
– Мамочку спроси, – небрежно бросает шериф через плечо. – Она лучше тебя знакома с твоим дружком из Торонто. – И уходит.
========== Глава 21. Коробки Стива ==========
…С самого утра весь мир вспоминал прошлогоднюю трагедию – Сычуаньское землетрясение, – унесшую десятки тысяч жизней. В новостях говорили о погибших, рассуждали о природных катаклизмах, выдвигали теории и сетовали, что как бы далеко ни шагнула техника, прогнозировать подземные толчки человечество до сих пор не научилось. И впереди – сотни тысяч потенциальных жертв.
А для меня, как и год назад, всё свелось к одной личной трагедии – убийству брата. Серый майский вечер, изменивший мою жизнь навсегда. Печальное число – двенадцать, как день нашего со Стивом рождения, который никогда больше не станет поводом для шумного веселья.
Говорят, время лечит. Ни черта подобного! Время лишь притупляет боль, учит с ней жить. Хотя вряд ли я преуспела и в этой «науке». Если бы не тимолептики, вряд ли у меня нашлись силы вылезать по утрам из кровати. Доктор Бёрнс самовлюблённо твердил о заметном прогрессе в моём состоянии, даже уменьшил количество наших сеансов до одного раза в неделю. А я не спешила его разочаровывать и сообщать правду. Зачем? Раз уж его психотерапевтические сессии всё равно не приносят мне ощутимой пользы, проще появляться в клинике только по понедельникам. Они всё равно теперь прокляты.
Если я чему-то и научилась за несколько месяцев терапии, так это отлично и естественно имитировать благополучие. Я больше не плакала днём, снова стала общительной и милой, с удовольствием ходила на работу, спокойно беседовала с родными и коллегами, не срываясь на истерику, обзавелась новыми знакомыми, приветливо улыбалась, шутила, смеялась и даже решилась на парочку свиданий. Только всё это было и оставалось показухой на людях – красивой шуршащей обёрткой конфеты, внутри которой давно сгнила начинка. Стоило вечером захлопнуться входной двери в квартиру за моей спиной, стоило мне остаться наедине с собой, как маска слетала и наружу лезли уродливые черви. И никакие лекарства не спасали меня от себя.
Стив снился мне почти каждую ночь, и я привыкла. Не просыпалась больше, беспомощно давясь рыданиями. Даже начала получать от сновидений какое-то болезненное удовольствие, ведь теперь это был единственный, доступный мне, способ делить жизнь с братом. Пусть в вымышленной реальности, пусть всего лишь галлюцинаторное исполнение желаний подсознания, как утверждал Фрейд. Не важно, ведь я видела Стива, говорила с ним и могла прикоснуться. Как раньше.
А по утрам к обрывкам сна добавлялись воспоминания вперемешку с сожалениями, страхами и сомнениями. Каждый новый день запоминался каким-то событием, совершенным впервые без Стива, не говоря уже о праздниках, давно превратившихся в пытку. Первый День Благодарения, первый Хеллоуин, первое Рождество. Я снова плакала, уткнувшись в подушку, снова глотала слёзы и таблетки, снова надевала маску счастья, которая так нравится окружающим, снова прятала под ней свои горе и боль. И Сансара делала новый оборот.
Повторить всё это сегодня оказалось сложнее, чем я думала. Обычно в такие дни люди отправляются на кладбище, а потом встречаются с родными и друзьями, чтобы устроить ещё один День памяти тому, кого с ними больше нет. Делятся приятными воспоминаниями, рассказывают о нём смешные и добрые истории, говорят, каким прекрасным человеком он был, какую жизнь успел прожить, как много значил для каждого, поддерживают друг друга в одном на всех горе утраты. И всем легче. Но от одной только мысли вернуться в Риверстоун и увидеть Майка меня охватывала паника. Ни за что! Я не хотела да и не могла. Тогда зачем ехать? Зачем торчать там, где воспоминания не просто причиняют боль, а буквально оживают перед глазами? Наш дом, где Стив больше не живёт. Наша улица, где его никогда не встретить. Там нет даже могилы, а прах брата давно осел на берегах Атабаски.
Я собиралась устроить собственный День памяти брату – взять выходной, остаться дома, пить вино, забравшись на диван с ногами и завернувшись в тёплый плед, в который раз смотреть видеозаписи и фотографии со Стивом. И плакать. А потом испугалась, что не справлюсь. Что вместо антидепрессантов захочу проглотить снотворное, чтобы уснуть, чтобы остаться с братом «где-то там» и никогда больше не разлучаться. Пришла в офис, целый день отвлекала себя делами и разговорами, специально напросилась на «горящий» контракт, получив вескую причину задержаться допоздна и не спешить домой. Почему-то в душном шумном зале для совещаний, среди чужих людей, которым нет никакого дела до моей жизни, мне даже дышалось легче.
Лишь в машине, на парковке у дома, я отважилась зайти с телефона в Фейсбук на профиль Стива, который мы с сёстрами решили не удалять, поклявшись не забывать и всегда оставлять там записи на все важные даты. Хотела написать кратко, поддерживая иллюзию смирившейся с утратой сестры, что помню, люблю и ужасно скучаю, но увидела новые сообщения на стене от друзей, коллег, родных – всех, кто помнил и чтил память Стива. А потом наткнулась на длинный пост Майка. И сломалась. Всё мое напускное безмятежное счастье с безразличием пошло трещинами. Все старые сомнения вернулись, притащив с собой новые. Я снова сходила с ума.
Разве смел человек, которого я считала виновным, писать такое? Все те слова, которые могла и хотела написать сама? Разве имел право зваться почти братом Стива? Разве должен был обнажать свои раны, открыто признаваясь в сети, что у него не получается смириться, что он теряет рассудок от горя, что не умеет и не знает, как жить дальше? Разве хотел бы найти убийцу, разве требовал от полиции это сделать? Разве мечтал вернуться в прошлое и поступить иначе?
Почему Майк всё это написал? Зачем? Сожалел ли он только о Стиве или о нас тоже? Врал ли всем в очередной раз, притворяясь безутешным другом? Врал ли он только мне?
У меня не было ответов. Правильных, настоящих. После которых ставят жирную точку, а не вопросительные знаки и многоточия. Зато в моем арсенале был целый карнавал сомнений.
Я всё ещё хотела верить Майку. И уже не могла.
Я не запомнила, как выбралась из машины. Только как душили слёзы, как больно было дышать, как с неожиданно громким треском раскололся брелок-сердечко, когда из непослушных пальцев выпали ключи, как меня подхватили чьи-то сильные руки, не позволив рухнуть на асфальт.
– Что случилось? – Понадобилось несколько секунд на осознание, кому принадлежит обеспокоенный мужской голос.
– Ридж… Я…
– Пойдём. Вот так, тихо-тихо. Держись за меня. – Сосед, видимо, понял, что я вряд ли сумею сейчас дать связное объяснение чему-либо, и просто повёл меня к лестнице, крепко обхватив за плечи. – Здесь ступенька, осторожно.
А чуть позже мы вдвоём сидели в холле у лифта на скамейке. Ридж не задавал вопросов и терпеливо ждал, когда я успокоюсь. А я изо всех сил старалась сделать это побыстрее, одновременно обдумывая, как объяснить ему свою истерику. Только от приходивших в голову вариантов и стыда хотелось плакать сильнее.
– В этот день… в прошлом году… убили моего брата, – продолжая всхлипывать, пробормотала я в надежде, что так смогу объяснить если не всё, то многое, и Ридж тактично удержится от дальнейших расспросов. А потом уйдёт.
– Вы были близки?
– Мы родились в один день, близнецы. Были.
– Он много для тебя значил? Вторая половинка и всё такое, да?
Я с удивлением уставилась на Риджа. Он не рассыпался передо мной неискренними словами сочувствия, как всегда делали остальные, будто им было дело до чужого горя, не пытался подбодрить или успокоить. Не говорил обычной чуши, что всё обязательно наладится, что со временем мне станет проще. Он просто задавал вопросы, которые, кажется, и правда его интересовали. И на которые уютно и неожиданно легко было отвечать. Мне совсем не хотелось, чтобы Ридж сейчас ушёл и оставил меня одну.
– Брат не был смыслом моей жизни, если ты об этом. Но без него… Без него смысла не стало совсем. Всё сломалось. Мне пришлось уехать, а это, – я потянула за рукав куртки, демонстрируя Риджу часы Стива на своём запястье, – единственное, что осталось от брата. Ношу теперь, как память.
– Это тоже его, да? – Ридж кивком указал на болтавшееся на моей груди помолвочное кольцо Майка. – На память?
Я решила не обманывать.
– Нет, оно принадлежало другому человеку. Тоже очень важному для меня. И его тоже больше со мной нет.
– Знаешь, я обязательно должен что-нибудь тебе подарить. Чтобы… ну… на память, – он лукаво прищурил один глаз. – Мало ли. Жизнь – непредсказуемая штука.
– Вообще-то у меня есть твоё полотенце с флагом.
– Лучше не напоминай! – Я невольно улыбнулась, заметив, как по щекам Риджа пополз багрянец смущения. – Можно как-то стереть эту часть нашего знакомства? Сколько мне это будет стоить?
