Текст книги "Белое на голубом (СИ)"
Автор книги: Екатерина Кариди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)
Глава 8.
Вильмор много думал ночью, все-таки понял, что Онхельма обиделась. И пришел к выводу, что был неправ. Утром, еще до завтрака явился к жене. Та уже встала, но еще не оделась, сидела у зеркала в пеньюаре, при виде мужа она особой радости не испытала. Но, тем не менее, встретила приветливо. Зачем заранее оповещать жертву о своих намерениях? Испугается, начнет метаться. Зачем? Если, конечно, это не входит в комплект удовольствия.
Царь помялся, стараясь не смотреть ей в глаза, потом начал:
– Онхельма...
Ей захотелось подкатить глаза и запустить в него щеткой.
– Да, милый.
– Вчера... ээээ... Когда ты говорила о ребенке...
Онхельма скрипнула зубами.
– Да.
– Так вот... Я... Знаешь, прости, я не подумал... Вернее, думал только о себе. И совсем забыл, что ты молодая женщина... И тебе хочется иметь детей...
Тут она повернулась к нему лицом.
– И?
– Ну, я подумал, раз ты хочешь... То мы можем попытаться... Если хочешь...
– То есть, ты пожалел меня и готов помочь? Да, дорогой?
– Ну...
Как она удержалась, чтобы не бросить в него тем смертельным плетением, которое автоматически возникло на ее руке, когда этот несчастный только начал мямлить что-то про ребенка. То есть, теперь он готов снизойти и подарить ей ребенка из жалости?! Онхельма не удержалась и громко расхохоталась, запрокинув голову.
– Дорогая, я рассмешил тебя?
– Да, милый, рассмешил, – она уже взяла себя в руки, – И что ты предлагаешь?
– Ну... Мы могли бы начать прямо сейчас... – он топтался на месте и смотрел в угол, краснея, как мальчик.
– Боже, помоги мне не убить его сейчас... – думала Онхельма, но в ответ улыбнулась и сказала вслух, – Ну, раз ты готов помочь мне...
И протянула к нему руки.
Вильмор тут же с готовностью принял приглашение, облегченно вздохнул и, подхватив ее на руки, понес в постель, шепча по дороге на ушко:
– Я так соскучился!
Онхельма просто закрыла глаза. Просто, чтобы не испепелить его взглядом, или случайно не пришибить смертельным заклинанием. Рано, пусть поживет еще. Вильмор пока еще был ей нужен.
***
Через два часа она сидела в кабинете Мелисандры. И заперлась, чтобы не беспокоили. Онхельма так и не вошла в лабораторию, ни разу. Царицу переполняла ненависть, и ей было противно. Она ничего не тронет здесь до поры до времени, а потом просто сравняет это крыло с землей, чтобы больше никто не напоминал ей о Мелисандре! Потом, когда исполнит то, что задумала. Онхельма взглянула на портрет, поигрывая голубыми молниями на кончиках пальцев, очень хотелось уничтожить здесь все прямо сейчас, но торопиться не стоит. Всему свое время.
Жалость. Жалость, черт побери!
Онхельма считала себя оскорбленной и жестоко, а главное незаслуженно обиженной. Честно говоря, она не могла понять, за что? Почему? Чем, спрашивается она хуже других женщин? Почему ее нельзя любить? Ведь она была такой же женщиной, как все! Обычной! И ей хотелось любви и поклонения. Другое дело, что она, подобно многим, искала желаемое не в том месте, точнее, выбирала не тех мужчин. А когда сталкивалась с очередной неудачей, не пыталась сделать выводы и набраться мудрости, а старалась отомстить.
Мелисандра на портрете ничего не могла ей ответить, а если бы и могла, просто рассказала бы свою историю. И попыталась объяснить, что месть рано или поздно погубит мстителя. А сердце Вильмора ей и так уже принадлежит, мужчины ведь как дети, их надо просто приласкать. Просто он уже стар, и во многом раб привычек, дай ему немного времени – и все.
Только ничего этого Онхельма не желала понимать. Она уже приняла решение.
Как превратить обычную женщину в чудовище?
О, очень просто. Ущемите ее самолюбие, оскорбите ее гордость, отвергните ее любовные притязания и потом пожалейте ее. И тогда фурия в аду не сравнится с ней. Она будет мстить, и мстить будет жестоко.
Правда, есть одно но. Чтобы взрастить из женщины чудовище, надо, чтобы это чудовище было в ней с самого начала, хотя бы в зачаточном состоянии. Дремало бы себе, может, не проснулось бы никогда. Потому что, если чудовища в душе нет, оскорбленная женщина поплачет от обиды, впадет в депрессию и, либо замкнется в себе, либо простит.
Так вот, монстр в душе Онхельмы жил всегда, просто ждал своего случая.
***
По счастью, колдунья Онхельма в отличие от колдуньи Мелисандры не видела истинной сути вещей. Очень полезный дар. Потому что Мелисандра могла определить, кто перед ней, человек или дух, внутренним взглядом различала людей, кто из них на что способен, а также могла по легкому шлейфу, буквально несколько молекул, распознавать вещества, в частности, яды.
Ничего этого нынешняя царица, супруга властителя страны морского берега, не умела. Но у той был богатый жизненный опыт. Не в пример Мелисандре, наследной принцессе Версантиума, выросшей в холе и неге, и получившей блестящее образование, образование Онхельмы было получено в жестокой школе жизни, а стало быть, и навыки в борьбе за выживание она приобрела соответствующие.
И все-таки, она не видела истинной сути вещей.
А значит, просто не видела и не ощущала духов, наблюдавших за ней с того момента, как она появилась в Версантиуме. Наблюдал за ней не только Нириель, которому было известно, что видела в своих видениях слепая Евтихия. Сам Сафор тоже бдительно следил за новой царицей. У каждого из них были свои цели, но оба сходились во мнении, что не стоило старому царю жениться на молодой красавице. А уж если женился, то не стоило с ней ссориться.
Пока она сидела в кабинете покойной Мелисандры и исходила злобой на Вильмора, попутно строя планы по соблазнению его молодого наследника, оба духа присутствовали в покоях.
– Посмеешь вмешаться, позабочусь, чтобы на сей раз, тебя не смогли спасти, – Сафор счел своим долгом предостеречь мятежного юнца.
Еще двое, сопровождавших Сафора, темный и растительный хранили молчание, но демонстрировали полную лояльность старейшине, как бы говоря Нириелю:
– Нарвешься, сам будешь виноват.
Тот ответил просто:
– Мой долг жизни подлежит исполнению. А вмешиваться в дела дворца я не намерен.
При этом он уже имел мысли, как обойти запрет. Правда, ему не удастся сделать это в одиночку.
***
Белесые, словно вываренные скалы, поднимающиеся из лазурных вод, Высокий берег. Эти скалы уже не помнят, сколько времени, а может, времен они стоят здесь. Сменялись царства, одно за другим, уходило море, давая место пустыне, и снова возвращалось.
Высокий берег, древний, как сама жизнь.
Дух земли, столь же древний, как и сам берег, живет в нем. Его зовут Морфос, он свободен и подчиняется одному Создателю. Он и есть эти скалы, и сросся с ними настолько, что не принимал иной облик очень много веков. Морфос не спит и не бодрствует, он хранит покой.
Вот к нему-то и собирался обратиться за помощью Нириель. Понимал, что будет непросто склонить старца на свою сторону, но надеялся, что тот послушает его. Надо только найти правильные слова.
Ускользнуть от Сафора и его приспешников было нелегким делом, но водного в воде отследить – это же надо постараться, очень постараться. Нириель вообще славился взбалмошностью характера, а потому на глазах у старейшины обернулся тюленем и, плеснув хвостом, заявил, что поплыл в северные воды.
– Ну и плыви, идиот, – проворчал Сафор, – В северные воды он собрался! Чтобы ты там хвост себе отморозил! Чтоб другие тюлени тебе ласты склеили за то, что ты к их самкам приставать будешь!
Нельзя сказать, чтобы старейшина желал ему зла, просто он волновался за молодого смутьяна, упорно не желавшего жить по правилам. Воспитывать его и воспитывать! За что ему это на старости лет?! Махнул темному и растительному и они втроем скрылись из вида.
А Нириель, оторвавшись от слежки, материализовался в воздухе, невидимый среди скал. Там, за пределами города, почти отвесный берег был изрезан глубокими фиордами. Идеальное место, чтобы спрятаться. В обычное время – тайная гавань контрабандистов, а в сезон штормов их прибежище. По каким-то непонятным причинам Морфос контрабандистам благоволил, никто из них не погиб, проводя свои суденышки в этих узких ущельях, утыканных, словно частоколом, острыми камнями. Они всегда находили там приют и защиту от непогоды.
Нириель медленно двигался вдоль фиорда, разыскивая подходящее место. Нашел. Неглубокая пещера, расположенная высоко от воды, примерно в середине, между поверхностью земли и морем. В ту пещеру он и влез.
– Морфос, прошу, услышь меня. Морфос, – шепотом позвал молодой водный.
Морфос слышал, ему просто было интересно, что за дело может быть у водного мальчишки, раз он притащился прямо сюда?
– Морфос, прошу, откликнись.
Видимо, очень нужно, вон, какой вид у мальчишки озабоченный.
– Кхмммм... – раздался голос, словно ниоткуда и одновременно отовсюду.
– Морфос, Морфос, это ты?
– Ну? – Морфор изобразил сонный голос.
– Доброго дня тебе, о древнейший, да продлятся... – начал было шептать Нириель слова приветствия.
– Можешь опустить эту часть, мальчик. Лучше скажи, почему ты так тихонько шепчешь? У меня, конечно, хороший слух, просто интересно.
Нириель понял, что хитрить и изворачиваться смысла нет, а потому просто и честно рассказал все, как есть. Морфос некоторое время молчал. Нириель даже в какой-то момент подумал, что древний ушел. Но через несколько минут раздался голос:
– Обойти запрет Сафора тебе не удастся.
Нириель напрягся.
– Но я должен ей помочь!
– Не кипятись, какие вы, молодые, все нервные, прямо договорить не дадите, – проворчал древний дух земли.
– Прости, я не хотел сердить тебя.
– Не хотел... Я знаю. Так вот, слушай...
И Морфос поведал молодому водному духу, что из его задуманного осуществить удастся без проблем, а что подвергнет опасности всех, в том числе и его. А под конец сказал:
– Решай сам. Ты ведь уже взрослый, и знаешь что такое ответственность за себя и за других. Решай. Но знай, я на твоей стороне.
Видя, как мальчишка водный завертелся на месте от радости, Морфос добавил, говоря вроде бы сам с собой:
– Вот и почему я согласился помочь? Наверное, от скуки... – под сводами пещеры раздался его тихий смех, – Пока, водный. Приходи, когда настанет время.
– Спасибо тебе, древнейший, – прошептал в ответ Нириель, понимая, что время разговора истекло.
Поддержка древнейшего много значила, очень много. И чтоб он сдох, если не уделает Сафора! Но сначала нужно позаботиться о девушке. И даже не долг жизни им двигал, а просто братские человеческие отношения. Да, можно и так сказать, что после встречи с ней, он очеловечился
Нириель отправился к Евтихии.
Глава 9.
Никто не мог понять, как слепая Евтихия может передвигаться по дворцу одна, без сопровождения. Даже Алексиор, который немного знал о ее способностях. Все-таки кругом полным-полно опасных мест, крутых лестниц, обрывистых участков. Как?
А она только улыбалась, аккуратно нащупывая дорогу палочкой, которую держала в руке. И двигалась быстро, так быстро, словно хорошо видела дорогу. В конце концов, все перестали удивляться, обнаруживая слепую то на голубятне, то в дворцовой библиотеке, а то и в беседке у самого обрыва.
Сейчас она в одиночестве сидела на голубятне, там ее и застал Нириель.
– Здравствуй, водный братец, – тихонько прошептала девушка, заметив его появление.
– Здравствуй, маленькая человеческая сестра.
По тому, как вздохнул водный, Евтихия поняла, что у него для нее не самые лучшие новости.
– Что-то не так?
– Нет, все так. Просто... Нам удастся защитить не всех.
Девушка молчала, внимательно слушая.
– Только тебя и его. Остальных придется выводить из игры. И тут многое будет от них самих зависеть. Захотят ли...
– Да, ты прав, я поняла.
Действительно, захотят ли бежать, или останутся, невзирая на опасность, будут решать они сами.
– Тогда возьми, – он протянул Евтихии небольшой медальон на простом кожаном шнурке, – Пусть не расстается с ним. Никогда. Понимаешь? Никогда.
– Понимаю, – она подняла к водному духу лицо, – Мне все равно немного страшно.
– Не бойся, смерть вам не грозит, а остальное...
– Да, остальное...
– Прости, – ее печаль расстраивала духа, но сделать больше он не мог, – Мне пора, могут хватиться.
– Да, ты иди, я посижу еще чуть-чуть, а потом вернусь.
Водный дух Нириель ушел, слепая Евтихия еще недолго сидела в задумчивости. На руку ей опустилась белая голубка, девушка перевела на нее взгляд невидящих глаз и стала ласково поглаживать атласные перышки.
Раздавшиеся со стороны лестницы шаги заставили ее вздрогнуть. Алексиор? Откуда он здесь в этот час, почему не на занятиях? Впрочем, так даже лучше.
– Привет, о, великий и мудрый будущий царь, – весело произнесла она.
– Тише ты... – парень смутился, оглянулся по сторонам, – Привет. Что ты тут делаешь? Я тебя обыскался.
– Обыскался? Интересные дела. Зачем это я тебе понадобилась так срочно?
Алексиор помялся, потом выдавил:
– Мне теперь приходится каждый день ужинать у брата...
– Хочешь сказать, у молодой царицы?
Молодой человек потупился и кивнул. Евтихия сделала вид, что не понимает:
– Милый, тебе можно только позавидовать. Я слышала, повар творит чудеса, чтобы угодить прекрасной молодой царице?
Она улыбалась, продолжая поглаживать голубку по перышкам.
– Евтихия... Посмотри на меня...
Кажется дело серьезное, собственно говоря, невидящая девушка и так все знала.
– Скажи, что тебя беспокоит.
Тот прошелся по помещению, касаясь разных предметов. Молча, словно собираясь с силами. Евтихия ждала.
Молчит. Придется помочь.
– Послушай, Алексиор, красота нашей новой царицы запала тебе в сердце?
В конце концов, он молодой мужчина, а Онхельма прекрасна, подумалось Евтихии.
– Что? Нет, конечно! – он не сомневался в том, какие чувства испытывает к жене своего приемного отца или сводного брата, как оно и было на самом деле, – Просто...
– Скажи уже, что тебя беспокоит, и мы с этим вместе разберемся, – мягко сказала девушка.
А вот сказать об этом вслух было непросто.
– Мне кажется... Она на меня смотрит не так, как должна была бы...
– Ясно. Подойди, – слепая протянула руки знакомым жестом, и Алексиор вложил в них свою ладонь.
В общем-то ничего нового она не увидела. Правда, не совсем приятно осознавать, что твои видения исполняются буквально и так скоро. Ну что ж...
– Милый, у тебя ведь на днях день рождения? – уж что-что, а сбить его с мысли Евтихия умела виртуозно.
– Да, через три дня. Мне восемнадцать исполнится.
– Стареешь, мой друг, – ядовито заметила слепая.
– На себя посмотри, карга!
– Что? Ах, я карга?!
– Карга, карга-а-а-а! – он смеялся и уворачивался от шлепков, – Мужчинам всегда еще, а вам женщинам всегда уже!
– Вот раз так, то я тебе подарок не подарю!
– Ну-ну, – примирительно забормотал парень, – Конечно же, ты никакая не карга, ты мое солнышко.
Он прижал девушку к себе и покачивал как ребенка.
– А ты мне подарок приготовила?
– Угу, – Евтихия сделал вид, что все еще злится.
– А ты мне его отдашь?
– И не подумаю.
– Нууу, не будь врединой! Нечего было говорить раньше времени, я же теперь изведусь, пока не получу свой подарок. Ты просто обязана отдать мне его сейчас!
Это была истинная правда, по части подарков Алексиор всегда вел как большой ребенок. И сейчас Евтихия на его детском нетерпении искусно сыграла.
– Ладно, – буркнула она, вытаскивая из кармана тот самый охранный медальон, что передал ей Нириель, – Кх-Кхммм...
Девушка откашлялась и начала торжественную речь:
– Многоуважаемый Алексиор, – она даже поклонилась, правда несколько комично, – Позвольте подарить Вам, как будущему мудрому и справедливому властителю Страны морского берега, в честь восемнадцатилетия...
Далее последовала пауза.
– Ну?! – не выдержал будущий многомудрый и справедливый правитель.
Евтихия улыбнулась:
– Вот этот символ власти. Герб царского рода, – С этими словами она надела ему на шею медальон на кожаном шнурке.
– Спасибо!
Алексиор взял его в руку, чтобы получше разглядеть. Медальон был круглый, чуть выпуклый с внешней стороны. Диаметром примерно как фаланга большого пальца, непонятно, то ли из металла, то ли из роговой пластины. Более всего похож был на металлическую чешую. С внутренней стороны переливался как перламутр, а с внешней – на темно голубом фоне выпуклая белая звезда. Восемь лучей. Герб царского рода, герб Страны морского берега.
– Спасибо, это нечто... Слушай, это же ужасно древняя штуковина? Так?
– Ну да, – Евтихия улыбнулась его восторгу, – На самом деле, этот старинный символ власти, герб нашей страны – не что иное, как чешуйка морского дракона. Древний артефакт.
– Да ладно?! Ух ты...
– Морские драконы вымерли очень давно, но шаманы морского народа хранят многие тайны. И послушай, Алексиор, – голос Евтихии стал серьезным, – Кроме его исторической ценности, это еще и сильнейший охранный артефакт.
– Охранный...
– Видишь ли, будущее полно опасностей, тебе нужна надежная защита.
Алексиор слушал ее внимательно.
– Он защитит от людей, от их любых действий и помыслов. Защитит твою жизнь. Конечно же, не от тех испытаний, что выпадут на твою долю по воле Божьей. Но Господь никогда не посылает нам того, чего нам не вынести, не так ли?
– Так.
– Запомни, ты не должен снимать его ни при каких обстоятельствах.
– Да, но...
– Ни при каких. И носи этот символ власти под одеждой, на теле.
Ничего не говоря, царевич расстегнул верхнюю одежду и рубашку, и спрятал медальон на груди.
– Знаешь, так странно, он словно прирос ко мне, – удивился юноша.
– Да, таково его действие. Пока он на тебе, он часть тебя, он твоя защита.
– Спасибо, мудрая моя. Знаешь, мне даже полегчало сразу, уже и мысли разные не одолевают.
– Вот видишь, – улыбнулась слепая, – А теперь иди, наверняка тебя Антионольф по всему дворцу с палкой разыскивает.
– И не говори, – заторопился царевич, – Сейчас точно отгребу. Старик меня убьет!
– Но на тебе же оберег, милый, максимум, что тебе грозит – немного пересчитают ребра, – а вот теперь она уже смеялась.
– Ты – вредина!
– Иди-иди! Царь горох!
– Что? Ах ты... Ах ты!
В это время он заметил Антионольфа с его посохом во дворе и заторопился:
– Пора бежать, а не то он мне все пути с голубятни перекроет!
Последние слова донеслись уже с лестницы. Евтихия снова осталась одна. Девушка была довольна.
– Пусть теперь приглашает его на ужин и пробует на нем свои привороты, – пробормотала она, – Господи, я успела.
Девушка встала, подошла к большому окну, выходившему на море, и долго смотрела вдаль невидящим взглядом. Голубка снова подлетела к ней, и, тихонько воркуя, уселась на плечо.
***
Еще в ту ночь, когда она вызвала Нириеля, просить у него совета и помощи, потому что ее испугали видения того, что может принести на их землю колдунья из Гермикшей, он обещал достать это. Артефакт надежной защиты от людской злобы или несправедливости. То, что спасет жизнь. И ведь она могла просить только для себя, запрет наложенный Сафором исключал любые возможности сделать что-либо для другого.
Потому она просила достать этот считавшийся утерянным древний символ власти правящего дома Страны морского берега для себя. Как невеста будущего царя. Потому что помолвка, пусть и неофициальная состоялась. Так сказал Нириель.
И подарить его Алексиору тоже посоветовал Нириель. Ибо над правом человека делать подарки никто не властен. Сафор не сможет это оспорить.
Но что же? Значит, сама она осталась без защиты? Нет, того, чем поделился с ней водный дух в тот день, когда она спасла его от смерти, достаточно, чтобы суметь сохранить жизнь. Жизнь. А вот остальное...
Евтихия ни на минуту не колебалась, как ей поступить, главное, что она успела защитить любимого. А ей самой было не так уж и важно, что ее ждет. Немного страшно, конечно. Слишком уж необычная судьба ей уготована, но ведь надежа есть всегда, и будущее еще сулило счастье. Призрачное, но все-таки счастье. Правда, беспокойно было за родных и близких, однако тут уже она не властна.
Слепая ясновидица подумала, если и дальше ее видения будут осуществляться в том же темпе, ждать осталось совсем недолго.
Глава 10.
Со дня праздника урожая, дня царевой свадьбы прошел месяц и три недели. А что такое замечательный теплый октябрь у теплого моря? Бабье лето. Погода изумительная, солнечно, тепло, далеко еще до зимних дождей и штормов. И будет тепло еще как минимум две недели. До середины ноября. Так сказал главный народный барометр. Старый Пайкус.
Старикашка, морская косточка, бывший пират, бывший контрабандист, бывший матрос царского флота, бывший честный торговец, а ныне честный владелец портовой таверны, выволок на солнышко свое кресло качалку, погреть старые свои косточки. Нильда вынесла ему столик с немудреной закуской, дед любил твердый соленый сыр и лепешки, даром, что зубов уже нет почти. А запивал это все красным вином.
– Дедушка Пайкус, признайся, сколько тебе лет? – лукаво спросила девчонка-разносчица.
– Нильда, красотуля, – он лихо, совсем по-пиратски, шлепнул ее по задку, – Мужику всегда столько лет, на сколько он себя чувствует.
– Кхммм? И насколько лет старый пират сегодня себя чувствует?
– Эхе-хе... Никакого уважения... – притворно подкатил глаза бывший морской разбойник, – Видела бы ты меня лет сто назад. Немедленно бы влюбилась!
– О, я нисколечко не сомневаюсь, что дамы штабелями ложились к вашим ногам! – хихикнула девчонка, – Я, вообще-то, и сейчас вас люблю.
Дед расплылся теплой улыбкой:
– Милая ты девушка, – ласково пробормотал, – Счастья тебе.
– Спасибо, дедушка Пайкус, – она налила ему вина в глиняную кружку и мелко нарезала сыр, – А скажите, долго еще будет держаться теплая погода?
Он взглянул на небо, пошамкал, а потом уверенно сказал шепотом:
– Можешь передать своим дружкам – контрабандистам, что еще две недели дождей не будет точно. А потом, – он пошевелил ладонью, словно изображая корабль в качке, – Потом пусть будут поосторожнее.
Девчонка негромко рассмеялась, чмокнула его в морщинистую щеку и умчалась.
***
Молодая царица снова выезжала на прогулку. Сегодня она была в голубом, цвет удивительно сочетался с ее глубокими синими глазами, а длинные распущенные волосы, плащом лежавшие на плечах, казались еще ярче и блестели на солнце, как чистое золото. Народ действительно полюбил новую царицу. Ее приветствовали на улицах, подносили маленькие подарки, осыпали комплиментами. и да, среди этой восторженной толпы она ощущала себя любимой, нужной, прекрасной, единственной.
Здесь ее любят. Здесь она может чувствовать себя счастливой.
Но не дома во дворце.
Не рядом со своим мужем.
Он исправно приходил к ней по ночам, исполнить, как она говорила про себя "долг жалости". И уж старался, исполняя его, старался... И неважно, что она сполна получала свое удовольствие, простить Вильмора уже не могла. Онхельма, кстати, успела забеременеть, причем, как оказалось, чуть ли не в первый день после свадьбы. Вот только теперь она не знала, хочет ли вообще этого ребенка. И мужу ничего еще не говорила. Просто не решила пока, что ей делать. То ли оставить дитя, то ли избавиться от него, пока не поздно.
Ее мысли занимал Алексиор. Теперь он ужинал с ними почти каждый день. Отменно вежлив, немного оттаял, но никакого мужского интереса Онхельма в нем не чувствовала. А ведь она старалась его увлечь! Специально наряжалась, иногда бросала томные взгляды. А он, черт бы его побрал, как каменный, словно ничего не замечает.
Вчера попробовала на нем тот же приворот, что безотказно сработал на Вильморе. Ничего! Более того, ей в какой-то момент почудилось, что посланный импульс вернулся назад с отдачей! Более чем странно, он ведь не колдун, да и охранного колдовства на нем не ощущалось. Может, конечно, особенности организма...
Онхельма пришла к выводу, что нужно разнообразить методы, а потому стоит сегодня подложить немного снотворного в вино Вильмору и перейти к более решительным действиям. И одеться поинтереснее, что-то возбуждающее, что легко снять. И главное, надо испробовать более сильное приворотное зелье.
***
В портовой таверне, чтобы отведать жареной рыбки, пятеро друзей теперь появлялись редко. А царевич и вовсе. В тот день они сидели втроем: Семнорф, Маврил и Эфрот. Шептались вполголоса, даже не цепляли шуточками Нильду. Та сначала немного удивилась, потом, принеся им вина и жареной рыбки, спросила:
– Чего такие молчаливые? Какие-то неприятности?
– Да нет... – протянул Эфрот, – Просто учеба эта изматывает.
Семнорф, он был сегодня на удивление серьезным, непроизвольно качал головой, словно поддакивая своим мыслям. Потом вдруг произнес бесцветным голосом:
– Нильда, знаешь, даже трудно сказать почему... Но не отпускает чувство тревоги. Будто надвигается какая-то катастрофа... И ничего нельзя поделать. Ни предотвратить, ни спастись... Черт...
Маврил провел рукой по волосам и добавил:
– И не только у тебя такое чувство. Не знаю...
Нильда невольно присвистнула:
– Э-э, парни? Что-то вы совсем раскисли?
– И-и-эх! – громко воскликнул Эфрот, – Все ерунда! Сейчас спою вам неприличные куплеты, сразу развеселитесь!
Эфрот запел, в зале стали раздаваться взрывы хохота, посетители оценили его скабрезную песенку. Молодые люди, его друзья, тоже усмехались, но только веселье так и не дошло до глаз.
И вдруг случилось странное.
Привлеченная звуками развеселой песенки Эфрота и хохотом, доносившимся из таверны, туда заглянула молодая царица, которой в этот день почему-то пришло в голову прогуляться в порт. Песня оборвалась внезапно, струны лютни бессмысленно дзынькнули, народ повскакал с мест, выкрикивая:
– Виват царице!
Онхельме понравилось, что ее так встречают, однако, она хотела большей сердечности. Хотела, чтобы ее приняли, как свою. Расправив складки своего лазурного платья, присела за столик рядом с друзьями:
– О чем была песня?
Эфрот чуть не сгорел со стыда, что прекрасные уши прекрасной госпожи слышали то неприличие, что он тут пел. Певец только и смог выдавить:
– Э... ээээ...
Ему на помощь пришел Маврил. Он склонился перед молодой царицей в куртуазном поклоне и произнес:
– Наш горе-поэт пел о любви.
– О любви? – Онхельма рассмеялась чарующим грудным смехом, отчего почти все присутствующие мужчины испытали дикую зависть к царю, которому досталась в жены эта волшебная красавица.
А царица, наслаждаясь произведенным эффектом, произнесла:
– Не может ли певец сочинить что-нибудь и для меня?
– Почту за честь, – пробормотал пунцовый от смущения Эфрот.
– Что-нибудь про любовь, – она подмигнула окружающим, а певец смешался окончательно.
Царица выпила стакан белого вина, что ей с поклоном поднесла Нильда, поблагодарила всех и, под дружные крики:
– Виват!– покинула таверну.
Растревоженный было произошедшим, народец в таверне вернулся к своей выпивке, обсуждая нежданный визит царицы. Подошел Голен, ему наконец удалось вырваться из цепких щупалец наставника. Что ж, ничего удивительного, парень был самым умным из четверых, с него и был самый большой спрос.
– Что тут было без меня? – спросил Голен, озираясь.
– Да... – мечтательно ответил Семнорф, – Царица наша заходила.
Он умолк на мгновение, потом продолжил:
– Словно солнце заглянуло к нам на миг и ушло.
– Песню Эфрота услышала и заглянула. Кхммм... Неприличную! – Маврил многозначительно поиграл бровями, – Эфрот теперь будет ее придворным поэтом.
Не мог не подколоть, но Эфрот ничего не ответил, он был погружен в блаженные воспоминания. Честно говоря, Голен мало что понял, кроме того, что женские чары царицы окончательно добили его друзей. Он видел красоту супруги государя, осознавал, что она ослепительна, но у Голена была своя дама сердца. И сейчас эта дама несла ему порцию горячей рыбки на подносе и кувшин вина.
– Нильда, – он не удержался и коснулся ее руки, – Спасибо.
– Пожалуйста, – она погладила его по голове, – Кушай на здоровье, философ ты наш пригожий.
– Нильда, – он схватил ее за руку, – Я... правда, пригожий? Ты всерьез так думаешь?
Она захохотала, вырывая руку, и бросила убегая:
– Не думала – не сказала бы!
– Ну всё... Философ наш поплыл, – ехидно заметил Семнорф, оценив глупую улыбку Голена, – Везет сегодня поэтам и философам!
На том и сошлись, налегая на вкусную рыбку и легкое белое вино. Нильда им еще сыра принесла, и вовсе все стало замечательно. А потом молодые люди отправились во дворец, нельзя долго отсутствовать, Антионольф тут же к царю помчится. Обратно шли молча.
Семнорф долго смотрел себе под ноги, потом внезапно проговорил:
– Я готов умереть за нее.
Кого имел в виду носатый здоровяк Семнорф, сомнений не возникло.
– Мы все готовы умереть за нее, – тихо ответил Маврил.
Эфрот только вздохнул.
Знали бы молодые люди, как именно может осуществиться их пожелание... И как скоро...
***
Как только четверка друзей покинула таверну, Нильда попросила, чтобы ее ненадолго подменили. Удалившись к себе, девушка-разносчица присела в раздумье. Она в первый раз видела новую царицу так близко. И не все увиденное ей понравилось.
Интересно распоряжается своими дарами природа. Потому что иным дает силу, иным разум, кому-то красоту или долголетие. А кому-то особые дары. Так вот, у Нильды тоже был особый дар, дар видеть истинную суть вещей.
Дело в том, что обычная городская девчонка Нильда была родственницей великой Мелисандры. Но о таком родстве ни та, ни другая не догадывались, ибо никогда не встречались. Просто Некефтис, отец покойной царицы, весьма любвеобильный властитель Страны морского берега, бывший еще и великим колдуном, от которого Мелисандра унаследовала свой талант и особый дар, когда-то осчастливил не одну горожанку своим вниманием. Так уж вышло, что прабабушка Нильды тоже попала в число 'избранных'. А Нильда каким-то образом унаследовала от прадеда колдуна этот особый дар – видеть истинную суть вещей, но таланта к колдовству у нее не было. Однако и этого было вполне достаточно.
И сейчас, увидев совсем рядом молодую царицу, Нильда ужаснулась. Она, царица Онхельма, была опасна, словно прекрасный цветок, листья, корни, цветы и самый аромат которого ядовиты. Нильда видела переполнявшую ее черную обиду и жажду мести, и... беременность. Царица была беременна, и ждала она мальчика.
– И кто же у нас теперь будет наследником? – подумалось девушке.
Такой женщине, как Онхельма лучше не становиться на пути. Откровенно стало страшно за Алексиора, да и за парней тоже. Невольно захотелось обсудить это все с дедом – мудрым старым контрабандистом. Пусть сводит ее к шаману морского народа, спросить совета.
Нильда знала, что непросто будет просить о встрече, морской народ живет крайне замкнуто и уединенно, однако, иногда все-таки шаманы принимают тех, кому нужна помощь.
