Текст книги "Белое на голубом (СИ)"
Автор книги: Екатерина Кариди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Глава 40.
Старый Пайкус уже неделю выбирал время, чтобы тайком сплавать в фиорды. У него масса новостей накопилась, да и проведать Нильду хотелось. Сколько бы он не ворчал, как бы не скрывал свои чувства, а только эту девочку он любил больше всего на свете. Молодая, бурная жизнь прошла мимо, словно и не бывало. Множество женщин вертелось вокруг лихого морского волка, одни любили его, других любил он, но семьи он так и не завел. Удивительное дело, даже ни одного бастарда Бог не дал за всю его беспутную жизнь. А сиротка Нильда заменила старому пирату семью, и была ему и дочкой, и внучкой, и радостью. Он мечтал выдать ее замуж за славного парня, конечно, этому славному парню еще предстояло доказать, что он достоин взять в жены такое сокровище. И уж поверьте, Пайкус был бы строгим и требовательным судьей... Но жизнь распорядилась иначе. Впрочем, этот мальчик, Голен, ему нравился. Жаль только, что перенек теперь калека.
Этим вечером Пайкус оставил таверну под присмотром поварихи и ее сыновей, а сам потихоньку направился в старой пристани. Вообще-то, двигаться надо было быстро и незаметно. Потому что с того дня, как царица Онхельма приказала уничтожить всех голубей в столице и ее окрестностях, по ее приказу отряды стражи патрулировали город по ночам. Государыня до сих пор не могла прийти в себя с досады, что наследник сбежал от виселицы, а ее замысел одним махом избавиться от всех этих бестолковых птиц не удался.
Хотя, конечно, убить миллионы несчастных птичек, потому что ты не можешь отыскать среди них одну, был чудовищным. Так ведь и родился он в голове царицы не без помощи того злобного чудовища, что поселилось в ее душе. Казалось бы, молодая прекрасная женщина, любимая всеми, живи, наслаждайся жизнью, радуй других, народи детишек и будь счастлива. Ан нет... Где поселилось зло, там счастью не место.
Пайкус мало что знал про государыню Онхельму, однако в людях он прекрасно разбирался. Ибо не будь он экспертом в этом щекотливом деле, его пиратская карьера закончилась бы очень быстро. А так, старый пройдоха умудрился прожить почти 120 лет, подвизаться везде, где можно и нельзя, да еще и сохранить завидное здоровье. Сам он лично полагал, что секрет его здоровья кроется в правильном питании и жизни на свежем воздухе (под правильным питанием дед подразумевал свою винно-сырную диету). Впрочем, эти вещи к делу не относящиеся.
То, что прекрасная молодая царица опасна и непредсказуема, он понял быстро. Ибо, как говорится, рыбак рыбака... И еще понял, что отныне свободе в стране конец, а скоро и вовсе, за неудачно сказанное слово можно будет угодить в застенок. Помнил Пайкус рассказы о тех временах, когда правил дед царицы Мелисандры, Сардион, который под конец жизни тронулся умом. О, тот напоследок чудил! Все казалось в последние годы царю, что его хотят отравить, на самом же деле, просто хронический колит был у старика. В те годы застенок никогда не пустовал, за его расстройство желудка столько народу ответило... Было бы смешно, если бы не так грустно. Слава Создателю, это продлилось недолго! А сын Сардиона Некефтис не склонен был к насилию, тот наоборот, обожал по ночам кутить в тавернах и шляться по бабам. Веселый был государь, и живот его не беспокоил, упокой Господь его душу. Да и властительница Мелисандра любила появляться в городе, повеселиться и поплясать вместе со своим народом, а какие праздники она устраивала, какие турниры! Супруг ее, Вильмор, его ведь очень любили в народе, за то, что был весел, прост и доступен, и заботился обо всех, не разделяя своих людей на богатых и бедных.
А царица Онхельма начала хорошо. Хорошо. Да только недолго это 'хорошо' продлилось. Она еще себя покажет, уверен был старый пират, перевидевший в жизни многое, потому как зло, таящееся в душе, не скроешь за приветливой улыбкой и ласковыми речами. Можно долго обманывать одного человека, можно какое-то время обманывать многих. Но нельзя обмануть весь народ.
Рассуждая про себя на философские темы Пайкус, завернувшись в темный плащ, шел к старой пристани. Несколько раз останавливался, убедиться, нет ли за ним хвоста. Вроде чисто, подумал он и нырнул в самую гущу нагромождения остовов различных плавсредств, которые в былые времена бороздили волны Версантийского моря, а теперь честно заработали свое место на этом корабельном кладбище. И затаился.
И совершенно правильно поступил. Потому что хвост за ним был. Еще какой! Целый отряд городской стражи из пяти человек!
– Боже мой, – подумал Пайкус, – Если они так следят за честным старым торговцем, то что ожидает настоящих злоумышленников? Ну и времена настают...
Он просидел с полчаса, наблюдая из укрытия, как отряд стражи пытается отыскать его в этих лабиринтах. А ведь днем его бы непременно нашли, надо действовать осторожнее. Наконец, стражники ушли, дед выждал еще минут десять, и только потом направился туда, где прятал свою лодку. Бесшумно работая веслами, он вскоре добрался до узкого, усеянного острыми камнями устья одного из фиордов.
***
Джулиус давно уже ждал появления Пайкуса. Уж очень хотелось узнать последние городские новости, потому как даже в фиорды донес ветер дым и кошмарную горелую вонь от тех костров, на которых жгли несчастных убитых птиц. А на следующий день рано утром в фиорды было просто нашествие голубей, внезапно появившихся с моря. Чудеса, да и только. Своих людей отправлять в город он не решался, да и за старого друга тревожился. Но о последних событиях информацию получить как-то надо.
Когда от дозорных пришла весть, что лодка Пайкуса вошла в устье, он, честно говоря, вздохнул с облегчением. Только сейчас поняв, насколько сильно беспокоился за старого пирата. Джулиус встречал Пайкуса на пристани. Естественно, встреча прошла не без взаимного обмена колкостями и подначками, но оба были сердечно рады видеть друг друга. Нильда выбежала встречать Пайкуса, бросилась на шею, расцеловала.
– Дедушка Пайкус, дорогой, как же я соскучилась! Как там у вас, успеваете без меня? Как повариха наша, справляется? Вы взяли кого-нибудь помогать ей? – она тараторила не уставая, глядя на старого пирата лучистыми глазами, в которых плескалось веселое лукавство.
Дед смутился, пытаясь за шутками скрыть внезапно выступившие слезы.
– А что ей сделается, поварихе-то? Успевает и готовить, и всем тумаков раздавать. Ага. А вместо тебя троих шустрых парнишек взяли, да, но те почему-то с трудом управляются. Ой, а твои поклонники в печали! Каждый вечер только и слышу: 'Ах, где наша Нильда, и зачем она нас покинула? Кто теперь будет нам удачу предсказывать?!'
Они рассмеялись. Джулиус счел своим долгом заметить:
– Что я слышу? Какие еще поклонники?
– Дед! Дедушка Пайкус шутит!
***
Голен в своем кресле был в дверях и, молча улыбаясь, наблюдал эту картину. С того дня, когда впервые проявились его новые способности, он трудился не переставая, чтобы научиться владеть этим даром. И кое-чего добился. Теперь Нильде уже не нужно было катить его в том кресле, к которому он был пока что прикован. Теперь он вместе с креслом мог усилием воли двигаться в любом направлении сам. Правда, это отнимало много сил, но с каждым днем удавалось все лучше.
А еще у него открылись и другие способности. Оказывается, он мог создавать разные предметы, правда, это не выходило по заказу. Выяснилось все случайно. Нильда...
Ах, Нильда... Нильда была его музой, его недостижимой мечтой. Она неизменно была рядом с ним, неизменно ворчала на него и подтрунивала, но смотрела с любовью. Правда, не совсем так, как Голену хотелось, он понимал, что ее отношение к нему скорее дружеское или сестринское. Но и никому из тех парней, что вертелись вокруг, она не подавала ни малейшей надежды на взаимность, а потому Голен все же надеялся, что когда-нибудь эта ее дружба перерастет во что-то большее, и он станет для нее единственным любимым.
Ну вот, Нильда, как всегда ворча, убиралась на столе, на котором он развел ужасный беспорядок, учась левитировать различные предметы. Впрочем, следы его усиленных занятий были разбросаны по всей комнате, Голен просто не успел убраться до ее появления. А теперь прятал улыбку, слушая, как она его распекает. И вдруг ему захотелось чем-то ее порадовать, чем-то необычным...
И тогда у него в ладонях сам собой возник невиданный цветок. Большой, карминно-красный, удивительный, благоухание от него разлилось по всей комнате. Нильда почувствовала изумительный аромат и обернулась.
– Что это? – удивленно прошептала девушка, уставившись на Голена.
Голен сидел смущенный от неожиданности и красный, не хуже того цветка, что держал в ладонях.
– Это тебе, – робко пробормотал он и сглотнул от волнения.
– Мне? – Нильда была потрясена.
Голен протянул ей цветок, который и сам не знал, каким образом создал. Девушка качнула головой, не веря своим глазам.
– Тебе, – он уже набрался храбрости, и даже посмел добавить, – Он такой же красивый, как и ты.
Девушка протянула руку как завороженная, взяла это благоухающее чудо и вдохнула аромат.
– Мне, – прошептпла она, широко раскрыв глаза, – Спасибо.
– Нильда...
Он не знал, что будет говорить дальше, а она не была готова слушать то, что он может сказать, потому просто весело чмокнула его в щеку и убежала.
– Спасибо, – донеслось до парня со двора.
– Спасибо, – прошептал Голен, глупо улыбаясь.
Он приложил руку к той щеке, куда его поцеловала девушка, и прикрыл глаза. Некоторое время вообще никаких мыслей не было в его голове, одно блаженство. Но потом ему подумалось, что подарки творят чудеса, а женщины, как он слышал, любят подарки, и ему захотелось завалить подарками ту единственную женщину, которая теперь имела для него значение.
А еще он вспомнил Алексиора, тот ведь тоже обожал подарки. Боже, как давно это было...
Сегодня цветок украшал волосы Нильды. И хотя она еще не смотрела на него так, как ему бы этого хотелось, Голен был счастлив видеть, как сияют ее глаза.
***
Пайкус, сразу обратил внимание на необычный цветок, и когда первые приветствия и объятия закончились, произнес:
– Нильда, красотуля, дай-ка я на тебя взгляну, что это за чудо у тебя в волосах? – он коснулся рукой цветка, недоумевая, из какой страны можно было привезти его сюда, и как созранить свежим, чтобы не засох.
– Это Голен, – гордо ответила Нильда, сверкнув глазами.
Старому пирату оставалось только присвистнуть, да подумать про себя:
– Ого! А паренек-то непрост! Да он же сильнейший колдун. И ведь пока только пробует свои силы. А красоту-то какую создал... Ох, неисповедимы пути Господни...
Додумывать дальше Пайкус не посмел, боясь спугнуть неясную надежду, забрезжившую у него от этих мыслей.
– Ну, девочка, веди меня в дом. Есть так хочется, что желудок к спине прилип!
– Тебе вечно есть хочется, старый крокодил, – беззлобно пошутил Джулиус, заметив странный взгляд, которым Пайкус смотрел на Голена.
Джулиус и сам давно понял, что юноша необычный. Совсем необычный. Его надо как зеницу ока беречь. Нильду и его. Уж он-то позаботится о них с Божьей помощью, он их убережет, чего бы это не стоило.
***
За столом в этот раз было весело, отменная стряпня Нильды, отменное вино, соленые шуточки старых друзей. Однако ужин был съеден, Джулиус предложил Пайкусу выкурить по трубочке, для лучшего, так сказать, пищеварения. Начался серьезный разговор.
– Что случилось несколько дней назад? Что такое жгли в городе? – спросил Джулиус.
Пайкус взглянул из-под бровей на людей, сидевших за столом, затянулся и сказал:
– В двух словах не расскажешь.
***
Ее прекрасное Величество государыня Онхельма сидела перед зеркалом, устремив невидящий взор куда-то в угол, а камеристка Мила расчесывала ей волосы на ночь. Мила что-то восторженно говорила, привычно нахваливая пышную золотую гриву, венчавшую прелестную головку царицы, та не слушала. Та размышляла.
Онхельму беспокоил один странный момент. Хотя, почему один, таких моментов было немало. Сначала эти проклятые голуби, никак не желавшие стать убитыми. А значит, что слепая мерзавка до сих пор жива и где-то прячется. И до нее не добраться. Пока. Онхельма поерзала в кресле.
Потом эти странные фокусы с запахами, которые только она одна и чувствует, то ли над ней издеваются, то ли у нее действительно что-то с обонянием. У нее! Черт побери! У нее, у той, что может готовить любые яды и лекарства! Издевательство.
Были еще внезапно появляющиеся в разных местах дворца трещины. В полу, в стенах, в потолках. И опять видела их только она. Эти бездарные идиоты, ее подданные не видели ничего необычного и только разводили руками. Она чувствовала себя не в своей тарелке и не могла понять почему. И госпоже Онхельме совсем не нравилось это состояние.
Подданные, кстати, действовали на нервы, притаились как мыши, молчком, улыбаясь, ей казалось, стоит отвернуться, они начинают шушукаться, а оборачиваться или пытаться как-то поймать сплетников на факте, было бы совсем уж ниже ее достоинства.
Царице пришло в голову, что надо просто отвлечься, потому что в последнее время в ее жизни не было ничего веселого и интересного. Онхельма взглянула на себя в зеркало, взглянула пристально. Пока эта бестолочь укладывает ей волосы и трещит не переставая, царица трезво оценивала то, что видела в зеркале. Очень красивая, юная женщина. Очень красивая и соблазнительная.
И почему же такая женщина вот уже сколько времени спит одна?
Действительно, почему?
– Мила, – прервала царица поток восхвалений.
– Да, государыня.
– Помнишь тот наш разговор. Когда ты обещала быть мне полезной, – и выразительно взглянула служанке в глаза.
Онхельма не хотела озвучивать вслух то, что ей нужен мужчина, надеялась на сообразительность девицы. И она не ошиблась, Мила поняла ее с полуслова. Она сосредоточенно посмотрела на свою хозяйку и кивнула.
– Да, Ваше Величество.
– У тебя есть что-нибудь на примете?
Мила поняла, что сейчас настает ее звездный час. Она будет полезна царице, и будет посвящена в ее тайны. Это может быть очень прибыльно и очень опасно. Ерунда, она будет предельно осторожной и все выгорит.
– Да, государыня, – она кивнула для убедительности.
– Тогда доставь мне это к полуночи.
– Будет исполнено, государыня, – служанка низко поклонилась, скрывая торжествующую улыбку.
– Мила, – проговорила Онхельма, оценивающе ее оглядывая, – Если...
– Нет нужды, государыня, – она провела пальцем по горлу, показывая, что скорее умрет, чем предаст ее.
– Ладно, иди. И помни, что ты мне обещала.
Мила, пятясь и кланяясь, вышла из комнаты в коридор, а оттуда понеслась со всех ног к себе. Ей еще предстояло подобрать верного человека, достаточно молодого и красивого, чтобы он смог произвести впечатление на царицу. Вообще-то, у Милы был довольно красивый и молодой двоюродный брат, неженатый. Служил в дворцовой страже. О нем она и подумала в первую очередь, чтобы, так сказать, прибыль не уходила из семьи. Если дело выгорит, ее положение упрочится, да и брата удастся как-то продвинуть по карьерной лестнице. Сейчас Мила была полна самых радужных надежд.
А государыня Онхельма налила себе немного вина в бокал, и потом снова уселась перед зеркалом, глядя прищуренными глазами на свое отражение. Она знала, кого бы не привела сегодня ночью к ней служанка, кто бы не был этот мужчина, он не доживет до утра. Потом она усмехнулась своим мыслям, изящно пожала плечами и чокнулась со своим отражением:
– Что поделаешь, такова жизнь.
Да, такова жизнь, кто-то должен заплатить за ее удовольствие, так считал ее внутренний советчик.
***
Пайкус возвращался обратно уже заполночь. Нильду, внученьку свою повидал, с Джулиусом они наговорились вдоволь, самым бессердечным образом вышучивая всех и вся, вина попили контрабандного, лучшего. На душе у старого пирата было светло и радостно.
Он уже выбрался из устья фиорда, прошел извилистым проливчиком между острыми рифами и выходил на большую воду, как вдруг увидел вдалеке несколько лодок береговой стражи.
Выследили.
Черт бы его побрал, он привел сюда хвост.
Старый пират, аккуратно сложил весла. Времени на размышление у него было немного. Можно вернуться в фиорды, он успеет. А ночью стража не пройдет между рифами, их разобьет о камни.
Но. Они же вернутся днем. Они будут приходить вновь и вновь, перекрывать входы и выходы, они не успокоятся, пока не выкурят оттуда живущий в фиордах народец и не перебьют всех, как тех несчастных голубей.
Нет. Назад нельзя. Только вперед. Нельзя, чтобы ищейки этой злобной женщины, не знающей жалости, добрались до его друзей, до Нильды и до того мальчика, Голена. Только вперед. И будь что будет.
Старый Пайкус пожалел, что силы у него не те, но время поджимало, он налег на весла и рванулся в сторону от устья фиорда. Там в двух милях было нагромождение камней у самого берега, туда он и увел устремившиеся за ним лодки береговой стражи.
В хитрой лодочке у Пайкуса имелось много чего на всякий случай, в том числе и складная мачточка с небольшим парусом. Понимая, что на одних веслах он далеко не уйдет, он решил потратить еще несколько секунд и установить мачту, а потом, поймав ветер, и хохоча, как морской черт, с удвоенной силой налег на весла.
– Вот так вам! Салаги! Рыбий корм! Пайкус вас научит, что такое кораблевождение! – орал он, продолжая грести и глядя, как лодки начали было отставать.
Как оказалось, в береговой страже имели понятие о том, что такое кораблевождение, и тоже паруса поставили. Гряды камней у скалистого берега приближались, но преследователи приближались еще быстрее. Старый пират не надеялся уйти, он надеялся увести их от фиордов, а это ему почти удалось. Но, судя по всему, его нагонят. Не удивительно, в страже служат молодые, здоровые ребятки и всем им хочется выслужиться. Ну пусть выслуживаются.
Однако это значит, что его потащат в застенок. К этой чертовой колдунье, которая обожает пытки. Не то, чтобы он боялся, что не выдержит пыток, и они развяжут ему язык. Нет. Просто он уже стар для подобных развлечений. Да и обидно было бы прожить такую веселую жизнь, чтобы потом сгинуть на дыбе или на плахе.
– Пайкус, дружище, тебе всю жизнь улыбалась удача, а сегодня, страрый пират, кажется, тебя в последний раз возьмут на абордаж, – сказал он себе, – Хмммм... И кому же ты отдашь свою саблю?
– О, никому, – ответил он сам себе.
Потом оставил весла и смотрел, как приближаются к нему лодки береговой стражи. Когда они подошли почти вплотную, старик вынул нож из голенища и, язвительно улыбаясь (ни дать ни взять, веселый Роджер), на глазах у взбешенного офицера перерезал себе глотку.
Он сделал, что хотел, попытался защитить своих, тех, кого оставил в фиордах. Дальше пусть их хранит Создатель, а ему давно пора в ад, там его уже заждались дружки, те, что сгинули давным-давно. Лихие ребятки, с которыми он плавал под черным флагом много лет назад, когда еще был совсем молод.
Лодки столкнулись бортами, офицер плюнул с досады, что беглый преступник, которого они наконец сумели выследить, все-таки ушел от погони. Не живым, так мертвым. Досадно, однако, надо было срочно уходить, потому что вокруг поднялось сильное волнение. Он скомандовал втащить труп преступника в лодку, и грести что есть силы в море, иначе всех разобьет о камни. Там разберутся, кто он, что делал, и за каким чертом здесь оказался. В конце концов, трупы тоже могут кое-что рассказать.
***
Поднимая большие волны, Нириель не хотел гибели этих людей, он просто хотел, чтобы они ушли. Лодочка Пайкуса разбилась об острые прибрежные валуны, водный дух скрыл под водой обломки, а потом помчался к Морфосу, поставить его в известность. Без его помощи ничего не выйдет.
Оттуда понесся к старейшине Сафору, предупредить, что в городе скоро начнется новая волна репрессий.
Глава 41.
Мужчину, с головой закутанного в плотный темный плащ, Мила привела в спальню царицы через четверть часа после полуночи. А до того она оповестила госпожу, что требуемый «товар» имеется в наличии, надо только обеспечить безопасную транспортировку.
– Хмммм... – задумалась на несколько секунд царица, – Позови ко мне начальника дворцовой стражи.
Офицер, вызванный камеристкой по личному приказанию царицы, явился немедленно. Он был взволнован предстоящей встречей, потому как, что греха таить, был тайно влюблен в прекрасную государыню. Но и насторожен, ибо имел некоторые недостатки по службе, а кто их не имеет? Вот он и переживал, а не донос ли на него настрочил кто-нибудь из недоброжелателей, чающих занять его место. Что Ее Величество непредсказуема и может быстро отправить человека на плаху, знала уже вся Страна морского берега. Так что начальник дворцовой стражи, войдя в апартаменты царицы, млел от тайной любви и трясся от тайного страха. Все это вместе составляло занятный коктейль чувств, отражавшихся на его физиономии.
– Конрад, подойдите. То, что я собираюсь вам сказать, зарытая информация.
Царица сидела в полутемной комнате, вид у нее был таинственный, а голос тем более. И все это вместе было ужасно интимно. Офицер приблизился, у него от волнения даже задрожали и вспотели руки.
– Государыня, – он склонился в поклоне.
– Конрад, удвойте охрану у постели моего мужа. У меня есть подозрение, что злоумышленники попытаются убить государя.
– Будет исполнено, Ваше Величество, – снова поклон.
– Хорошо, я надеюсь на вас, – она благосклонно кивнула, – Да, Конрад, и можете снять охрану у моих дверей. Сегодня все силы должны быть направлены на то, чтобы уберечь моего супруга от внезапного покушения.
– Но...
Тот хотел возразить, что она останется без охраны, однако царица перебила офицера.
– Обо мне можете не беспокоиться. Я защищена и своей силой, и символами власти.
– Да, конечно, будет исполнено.
Онхельма насмешливо улыбалась, глядя, как начальник дворцовой стражи Конрад раскланивается с серьезным лицом и удаляется. Стражу у ее дверей сняли. А через полчаса Мила привела ей мужчину. Первого мужчину за несколько месяцев.
***
Ее тайный любовник старался, очень страрался, чтобы понравиться госпоже. Проявлял чудеса воображения и неутомимость настоящего жеребца. И он был неплох. Определенно, неплох.
Однако царица не была неопытной девчонкой, она сама была экспертом в постельных делах, и столько раз спала с различными мужчинами из-за выгоды, или просто ради банальных денег, что не заметить в его глазах затаенного корыстного интереса просто не могла. Что ж, он потрудился на славу. А теперь он хочет свою награду. О, он ее получит. Нечто поселившееся в глубине души Онхельмы подсказало ей, что делать.
До утра было еще далеко. Онхельма погладила молодого, крепкого, довольно приятного на вид мужчину по щеке и прошептала:
– Ты был чудесным.
Глаза парня самодовольно блеснули, он склонил голову набок и улыбнулся.
– Ради вас, прекрасная госпожа...
– Тшшш. Не надо имен, – она прижала пальчик к его губам, – Я хочу наградить тебя.
– Нет-нет... Госпожа... – пытался отнекиваться ночной любовник, но глаза его тут же зажглись алчным огоньком, стоило ему услышать о награде.
Царица покачала головой, протянула руку и взяла с тумбочки, что рядом с кроватью туго наполненный кожаный мешочек.
– Это тебе.
Взял без дальнейших разговоров. Онхельма в нем нисколько не сомневалась, а сейчас получила подтверждение. Она кивнула своим мыслям и спросила:
– Не подаришь ли и ты мне что-нибудь на память?
Чуть не расхохоталась от недоумения на лице парня.
– Какую-нибудь безделушку. Ничего не значащую, дешевую безделушку?
Любовничек выдохнул с облегчением и вытащил из кармана маленькую фигурку кошки на цветном шелковом шнурке, брелочек.
– Благорю, милый, а теперь иди.
Онхельма взяла его за плечи, пристально посмотрела в глаза и произнесла:
– Сейчас ты пойдешь на голубятню, – она улыбнулась, – А оттуда уже к себе.
Он так и не понял, зачем на голубятню, но тут же согласился.
Любовник ушел, минут через десять заглянула Мила.
– Государыня, ну как, Вы довольны? – шепотом поинтересовалась она.
– Да, милая, все было замечательно. Ты молодец.
Мила покраснела от удовольствия, а царица продолжила:
– Завтра получишь подарок. А сейчас можешь идти спать. И не буди меня рано, я хочу поспать подольше.
Обрадованная девица поклонилась, скрывая двусмысленную улыбку, и исчезла за дверью, царица подошла к кровати, села. Взглянула на фигурку кошки, брелок, подаренный ночным любовником, лежащий на тумбочке, потом протянула руку и одним движением смела его на пол.
В этот момент молодой мужчина, что провел ночь в ее постели, запнулся на верхних ступянях лестницы, ведущей на голубятню, и со всей этой высоты рухнул в колодец между маршами. Лестница была высокая, 444 ступени, мужчина разбился насмерть.
Государыня подошла к окну, открыла его, подставив лицо ночному ветерку, и невольно подумала, что обидно и оскорбительно покупать продажную любовь.
И вспомнился ей Алексиор. Он был с ней честен. Остался верен своей возлюбленной, а ее отверг, не побоявшись ничего, даже казни. Уж лучше пусть тебя честно отвергают, чем...
Онхельме стало больно. Показалось, что ее никто и никогда просто так не любил. Только за деньги, или по привороту. А о том, что Вильмор любил ее, царица даже и не вспомнила.
Однако ей время от времени будет нужен мужчина, в конце концов, она ведь молодая женщина, у нее есть нормальные потребности. Физиология, раз уж любовь ей недоступна. Значит, у нее будут тайные любовники на одну ночь. Царица усмехнулась, разумеется, никто не станет их предупреждать о том, что за эту ночь они заплатят своей жизнью. Боль и обида нашли свой выход.
Закралась мысль, вдруг какой-нибудь из тайных любовников сможет ее полюбить? Мысль вертелась в голове, Онхельма пробовала ее на вкус и... Нет.
Может быть, кто-то и полюбит ее, да только она никого полюбить не сможет. Потому что, стоило ей лишь подумать о такой возможности, перед мысленным взором вставал Алексиор. И другим его заменить не удавалось.
Онхельма зло расхохоталась.
– Тем хуже для вас, проклятые мужчины! Тем хуже для вас!
Потом захлопнула окно, предварительно выкинув в него фигурку кошки на шнурочке. Чтобы больше ничего не напоминало ей о том мужчине, что был сегодня в ее постели.
***
Когда Сафор в этот раз просил шамана морского народа о помощи, он вообще-то собирался сделать подарок одному человеку. Одному хорошему человеку, пострадавшему от своей доверчивости и доброты душевной.
Вильмору.
Видя его страдания и понимая, что злая колдунья, его жена, не отпустит несчастного, а будет держать его в этом полутрупном состоянии еще Бог знает сколько лет, Сафор решил освободить царя. Каковы бы не были грехи и ошибки Вильмора, они были совершены не со зла, да и наказан он более чем сурово. Так, во всяком случае, считал старейшина духов темный Сафор.
А к шаману он ходил за помощью, потому что тот выполняет просьбы живых. И людей, и духов. Это его обязанность, данная ему Создателем за право принимать человеческий облик. Молиться за других и просить, чтобы исполнялись их желания.
Тот, кого называют шаманом морского народа, не человек. Но он и не дух, и не животное. Он просто застрял в этом мире в ожидании, когда исполнится его судьба. А пока он исполняет чужие просьбы и желания.
Но исполняет не для всех. Лишь для тех, кто сможет прийти к нему, а чтобы встретиться с ним, надо иметь чистое сердце. Лишь тем, у кого чисто на сердце, он ответит на вопросы, которые нельзя задать больше никому. И еще он может помочь другим стать счастливыми.
Тот, кого называют шаманом морского народа имеет тысячи личин, и люди, видящие его всегда разным, считают, что шаманов много. Но на самом деле он один.
И он несчастен, потому что одинок.
Его болезненное одиночество Сафор заметил еще когда приходил к нему в первый раз, просить за тех мальчиков казненных. И понял, для того, кто может делать счастливыми других, другие в свою очередь могут постараться и предпринять кое-что в ответ, чтобы сделать счастливым его. Сафор даже знал, каким образом, он ведь тоже как бы не в огороде пертушку выращивает, все-таки могущественный дух, темная сущность по Имени Сумрак.
Правда, это будет не просто и не скоро. Но это будет такая многоходовая, такая закрученная комбинация... Темному даже приятно на душе стало. Приятно делать для других что-то хорошее, так и жить веселее. Жаль, что он не понял этого раньше.
А сейчас, подарок для Вильмора.
В комнате, где на огромной кровати лежал государь, этой ночью было народу вдвое больше, чем обычно. А вот спали они, кто где придется, совершенно как обычно. Однако для планов Сафора это обстоятельство не имело значения. Он встал перед ложем и позвал:
– Человек.
Вильмор спал, хоть по его внешнему виду восковой куклы и не было заметно.
– Человек, проснись.
– А...? Что? Кто... кто зовет меня? – мысленно пробормотал царь, спросонья не сразу поняв, что вдруг услышал в своей голове
– Это я.
– Ах... здравствуй! Я рад, что ты пришел. Спасибо, что не забыл обо мне.
– Человек, у меня для тебя сюрприз. Знаешь, кто пришел со мной?
– Кто? – царь оживился.
И тут перед его мысленным взором предстала светящаяся фигура женщины, закутанной в покрывало. Такой любовью повеяло на Вильмора от этой фигуры...
– Мелисандра... Мелисандра, любовь моя... Неужели это ты? – затрепетал царь.
Светлая женская фигура приблизилась, подняла руки и сняла с головы светящийся покров.
– Да, Вильмор, это я.
Она улыбалась, юная, прекрасная, а Вильмор заплакал.
– Прости меня, любимая, прости... Я предал тебя. Прости, Мелисандра...
– Молчи, глупый. Ты давным-давно прощен. Да и в чем была твоя вина? – светящаяся рука коснулась волос царя, – Бедный ты мой...
– Мелисандра... – слезы радости текли из глаз Вильмора, не переставая.
– Я пришла за тобой. Срок твоих мучений закончился. Если хочешь...
– Да. Да. Да. Да. Да. Хочу. Хочу.
– Тогда дай мне руку.
Он не знал, как дать руку, он ведь неподвижен, как колода, но ему ничего и не пришлось делать. Сама собой отделилась от его недвижимого тела светящаяся рука. Его рука. И потянулась к Мелисандре. А вслед за рукой встал и он сам, встал и сделал несколько шагов, не сразу поняв, как это произошло. Он может двигаться, он живой, он снова молодой?! Вильмор обернулся, взгляд его упал на кровать, там лежал тот, кем он был раньше. Старый, измученный, неживой. Мумия.
– Пойдем? – спросила юная Мелисандра, светясь улыбкой.
– Пойдем, – ответил ей юный, светящийся как и она, Вильмор.
Сафор стоял в стороне. Уже второй раз он наблюдал это, как уходят в иной мир души. В лучший мир. И да будут они счастливы в том, лучшем мире. Эти двое подошли к нему попрощаться перед тем, как раствориться в сиянии, а уходя Мелисандра вдруг сказала:
