Текст книги "Белое на голубом (СИ)"
Автор книги: Екатерина Кариди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
Глава 43.
Царица Онхельма заперлась в свем кабинете, чтобы хорошенько все обдумать. И чем больше она размышляла о связи девчонки из таверны, сбежавшего наследника и слепой, упорно не желавшей становиться окончательно мертвой, тем меньше ей это нравилось. Первоначальное удовлетворение от своих догадок относительно того, что можно одним махом накрыть всех, сменилось откровенным недоумением.
Почему до сих пор в фиорды не посланы карательные отряды? Как она могла упустить этот момент? Он словно выпал у нее из памяти. Так не должно было быть... Не должно. Завтра же поставить вопрос перед Советом. И допросить береговую стражу, какого черта голуби, укрывшиеся в фиордах еще живы!
Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.
Хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо? Делай это сам. Так она и поступит. Она сама возглавит эту операцию. Во всяком случае, будет знать все из первых рук.
Завтра. Сейчас спать.
Она поймала себя на мысли, что собирается пойти к Вильмору.
К Вильмору. Поговорить.
Но Вильмора уже нет. Его будут бальзамировать еще два дня, а после он займет свое место в царском склепе. Онхельме внезапно захотелось еще раз его увидеть, пока он еще во дворце. Пусть он мертв, но он пока еще здесь. Она спустилась вниз, в помещения ледника, туда, где было тело ее последнего мужа. Велела выйти всем, кто там находился.
Так странно, она уже похоронила пятерых, но только с ним ей было почему-то тяжела расстаться. Постояла немного рядом, взяла его холодную, мертвую руку. Его руки были теплыми, они обнимали и ласкали ее, дарили нежность, пробуждали страсть. Онхельма стала задыхаться. Если она дольше останется – разрыдается, начнет биться в истерике, крича, что сожалеет, что не хотела...
Государыня быстро вышла и захлопнула за собой дверь. Прислонилась спиной и прикрыла глаза. Ей нужно было успокоиться, и как всегда, на помощь пришел внутренний советчик, который сказал ей, что она молода, красива, и весь мир у ее ног. А муж все равно был стар, одной ногой в могиле. Так какая разница, чуть раньше или чуть позже?
На самом деле, все происходящее к лучшему. А ей нужно просто немного развеяться. В обществе какого-нибудь приятного молодого человека, намекнул внутренний голос. Что ж, в этом был определенный резон, горячая ночь – это как раз то, что ей сейчас нужно, чтобы выбросить свю эту чушь из головы!
Она вернулась к себе и вызвала камеристку Милу, чтобы та подготовила ее ко сну. Пока та возилась, переодевая ее, царица проговорила, глядя на свое отражение:
– Мила, мне нужет тот товар.
Камеистка на миг оцепенела, затем судорожно сглотнула.
– Что с тобой, ты что, больна?
– Нет, государыня, – голос девицы был еле слышен.
– Ты поняла, о чем я?
Та кивнула.
– Тогда доставишь мне это к полуночи.
Мила похолодела, ей вспомнился разбившийся насмерть прошлый 'счастливец', побывавший ночью в постели царицы. Она еще тогда поняла, что смерть его не была случайностью. А теперь, ей придется отправить на верную смерть другого, ничего не подозревающего мужчину? Он мысленно содрогнулась.
– Что с тобой Мила? Ты странно себя ведешь.
– Ничего Ваше Величество, со мной все в порядке. Я сделаю... доставлю товар...
– Вот и отлично. А теперь иди. Оставь меня.
Мила вышла, чувствуя себя между молотом и наковальней. С одной стороны, она до жути боялась царицу, с другой... Как бы ей не хотелось денег и царских милостей, послать на смерть ни в чем не повинного человека – это было слишком даже для нее. Она забилась в свою каморку и разрыдалась. Но потом все же переступила через себя и пошла исполнять волю своей госпожи.
Найти желающего вкусить райских наслаждений в объятиях прекраснейшей из цариц оказалось просто. Да вот привести его в спальню к госпоже, как ягненка на бойню, оказалось для камеристки совсем не так просто.
У государыни Онхельмы сегодня будет ночь страсти, а ее верная служанка будет мучиться совестью, понимая, что служить царице может быть, даже выше ее сил.
***
Государыня с утра была полна сил. Она уже не рефлексировала по поводу продажной любви, это стало своеобразным развлечением. Когда знаешь, чем все закончится, играть даже веселее.
Она приказала созвать Совет, и первым вопросом, с которым царица обратилась у мудрым старейшинам было:
– Что такое, вообще, контрабандисты?
Ей попытались объяснить, что это лица, провозящие товары в обход таможни. За что удостоились царственного раздражения.
– Я прекрасно знаю, что значит это слово. Ответьте мне, какого... Почему они до сих пор сидят в своих фиордах, а вы ничего не предпринимаете по этому поводу?
– Ваше Величество, Государыня Онхельма, фиорды неприступны.
– Что? Избывьте меня от этого жалкого лепета. Если фиорды неприступны, как сами контрабандисты туда попадают?
– Но Ваше Величество, фиорды принадлежат контрабандистам с незапамятных времен...
– Что я слышу? Так этот нарыв на теле царства с незапамятных времен, и никто из властителей Страны морского берега даже не думал от него избывиться?!
Звенящая тишина была ей ответом. Царица продолжила:
– Хорошо, теперь я понимаю, почему не предпринимались попытки их оттуда выкурить. Очевидно, такое положение всех устраивало, – она обвела взглядом зал, – Но это не устраивает меня! Сегодня же снараядить флот и взять эти чертовы фиорды!
Потом она чуть подалась вперед и прищурилась:
– И уничтожить всех голубей.
От негромкого голоса царицы повеяло таким ужасом, что Совет, бормоча что-то нечленораздельное, тут же полным составом кинулся исполнять волю государыни. А она, скрывая смех, смотрела, как старики толпятся в дверях, стараясь убраться как можно быстрее.
***
Прекрасно, когда приказания исполняются быстро и беспрекословно.
Не прошло и двух часов, как государыня Онхельма уже стояла на палубе замечательного парусника с красивым названием 'Евтихия'. Это было извращенно приятно, оставить кораблю то название, что дал ему наследник Алексиор. Учитывая то, что его невесту Евтихию она убила собственноручно, а теперь еще и голубку отправит туда же, куда отправила слепую. Определенно, это было приятно.
Однако корабли подошли к той части высокого скалистого берега, где начинались фиорды. Место действительно выглядело неприступным. Большому кораблю не подойти – острые камни на мелководье. А лодкам? Лодкам тоже сложно – сильное волнение разобьет лодки об острые камни.
– Видите, государыня? Берег в этих местах неприступен.
Она взглянула на капитана 'Евтихии', осмелившегося озвучить ей очевидное.
– В таком случае именно вам и будет предоставлена честь доказать, что проникнуть в фиорды все-таки возможно. Потому что ваши контрабандисты туда каким-то образом проникают.
Капитан не счел возможным спорить с царицей, имевшей желание послать его людей на верную гибель. Он просто поклонился и прошипел:
– Слушаюсь, Ваше Величество.
В общем-то, все прошло вполне предсказуемо. Лодки разбило в щепы, люди почти все погибли. Тех, кому удалось спастись, подобрали остальные корабли.
Она бы может и успокоилась, но как раз в этот момент откуда-то из глубины фиордов поднялась в воздух стая голубей. Вот они, ненавистные птицы, видны как на ладони, и при этом совершенно недосягаемы. Онхельме вдруг безумно захотелось стереть здесь все с лица земли.
– Капитан, – скомандовала она, – Дайте залп по этим...
Она не стала даже договаривать, а вскричала:
– Сейчас же!
Залп по берегу из корабельныз пушек дали.
Но никто не мог предположить, что от этого произойдет. Случившееся скорее напоминало чудо. Потому что чугунные ядра, выпущенные с кораблей, словно столкнулись с невидимой стеной и, отразившись от нее, полетели обратно. И да, они нашли свои цели. Четыре корабля получило разной степени тяжести повреждения и пробоины, одно судно пошло ко дну. Только корабль с названием 'Евтихия' остался невредим. К тому же поднялись страшные волны. Так что, с трудом подобрав людей, оказавшихся за бортом, эскадра вынуждена была вернуться порт. Онхельму охватило бешенство, ей показалось, что проклятые голуби, продолжавшие носиться в небе над фиордами, над ней насмехаются. Царица была страшна в этот момент. Куда страшнее шторма. Но она сдержалась, смогла взять себя в руки. И уже спокойным голосом проговорила:
– Что ж, надо будет подождать хорошей погоды. А до тех пор попытаться взять их с берега.
Взгляд, которым она проводила голубиную стаю перед тем, как уйти в каюту, сулил смерть любому, кто посмеет ее ослушаться.
***
Братство контрабандистов, счастливо пережившее эту попытку вторжения, решило собрать ночью совет, а вспугнутые шумом птицы, наконец, успокоились и вернулись к своим обычным птичиьм занятиям.
К своим обычным занятиям вернулись и духи, не без участия которых тут происходили разные события.
Нириель в силу своей юности и полудетского задора еще испытывал некоторое возбуждение от своего первого морского сражения. Правда, оно скоро сошло на нет, когда молодой водный понял, сколько народу погибло здесь из-за простой прихоти злобной колдуньи. Но древнейший дух земли Морфос если что и испытывал, то только отвращение. Отвращение к людской глупости и злобе.
Кто бы ни посмел покуситься на тех, кому он дал приют, он не пройдет сюда.
Никогда.
Убедившись, что у людей все в порядке, Морфос решил проведать свою голубку.
С голубкой, кстати, творилось что-то странное. Еще с самого начала, когда в фиорды пожаловали птицы из Версантиума, он даже обрадовался. Девочке будет не так скучно. Опять же, там молоденькие голуби, они непременно станут за птичкой ухаживать.
Все так и было, к ней постоянно наведывались пернатые ухажеры, только голубка Евтихия на них вообще не реагировала. Она даже не вылетала лишний раз из пещеры. А на предложение Морфоса поиграть со своими пернатыми сверсниками, отвечала просто:
– Не знаю... Я не могу. Просто... Я не чувствую себя... такой как они. Я не знаю...
Странно.
А может и не странно. Возможно, две личности, два сознания, живущие в одном теле, удивительным образом переплелись и срослись в одно целое? И теперь это были уже не девушка и птица, а девушка-птица.
Просто девушка-птица. Девушка-птица по имени Евтихия.
Собеседница Морфоса – веселая, забавная, живая, непосредственная, иногда немного грустная девушка-птица.
***
Сегодня царица Онхельма проиграла сражение. Но это вовсе не означало, что она прекратит войну. Просто надо взять временный перерыв, сказал ей внутренний советчик, и хорошенько все обдумать. Не бывает неприступных крепостей, Онхельма была в этом уверена.
Но все-таки, почему же с незапамятных времен существовало это странное братство контрабандистов, обитающее в фиордах? И почему цари Страны морского берега не боролись с ним, столь явно стоящим вне закона? А вне закона ли? Возможно, их присуствие в этих местах насущная необходимость? А для чего? Что они там охраняют?
Много вопросов. Слишком много.
Онхельме бы озадачиться этим, но... У царицы не было ни одного из тех даров, что давали бы ей право властвовать над этим краем, зато у колдуньи, вдохновленной злом, что жило внутри нее, были свои далекоидущие планы.
Однако наши далекоидущие планы далеко не всегда претворяются в жизнь именно так, как мы планировали.
Глава 44.
Весь вечер царица была настолько мрачна и занята своими мыслями, что даже не обратила внимания на то, что ее служанка молчалива против обыкновения и старательно прячет глаза. Перед внутренним взором Онхельмы по-прежнему стояла картина спонтанно случившегося морского боя, когда ядра, посланные с кораблей по ее приказу, вместо того, чтобы обрушиться на скалы, отразились, словно от невидимой стены и разбили ее же корабли. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, это вовсе не обычное природное явление. Это, черт побери, непонятная сила!
Что. Это. Такое?
Колдовство?
В таком случае, этот колдун равен ей по силе. А может, даже...
– Нет, черт побери! – в сердцах вскрикнула она.
– Что, государыня, простите, я сделал что-то не так? – залепетала испуганная Мила.
– Ничего, все в порядке, продолжай, – Онхельма даже не взглянула на нее.
Она сейчас была занята поисками возможных решений. Проклятая страна! Неужели так трудно покориться и признать ее своей законной правительницей, и дать ей возможность проявить свою доброту? Почему надо сопротивляться на каждом шагу?! Почему она должна постоянно преодолевать все новые и новые препятствия?! А?!
Царица готова была вызвериться на свое отражение в зеркале, как вдруг это самое отражение, в глаза которому она смотрела, и подсказало ей, что делать. Потому что из зеркала на нее смотрел внутренний советчик. И он сказал, что изводить себя нервотрепкой пустое занятие, что нужно просто накопить побольше артефактов. Вложить в них резерв. Чем больше резерв, тем больше, соответственно, ее сила. Как это сделать? Так у Мелисандры в библиотеке она своими глазами видела разные хорошие книжки. Там все и написано. И заняться этим надо завтра на свежую голову. А сейчас надо спать.
Это был хороший совет, так она и поступила.
Все-таки, это счастье для Страны морского берега, что колдунья не видела истинной сути вещей. А может, и не счастье.
Будь у нее этот дар видеть истинную суть вещей, она бы видела, что противостояли ей в том бою не люди, а силы природы, которыми управляли духи, сущности которых теми силами владели. Возможно, это несколько охладило бы ее пыл и направило на более мирные цели. А могло быть и наоборот, увидев подобные возможности, злая колдунья могла возжелать управлять духами, попыталась бы их себе подчинить? Кто знает, что пришло бы в голову замечательному советчику – духу зла, сидящему в ее душе?
***
Ночью в доме у Джулиуса состоялся совет. В небольшую комнату набилось довольно много народу, но никто не шумел, Люди говорили спокойно, выслушивая друг друга. Потому что не так уж важно, за кем останется последнее слово, важно принять правильное решение. Не дать злой колдунье уничтожить их дом.
Каждый знал свою роль и место, которое ему надлежит занять. Василий займется проверкой всего имеющегося арсенала. Остальные – на посты, максимально усилить маскировку. Всем вооружиться. Оружейник кивнул, соглашаясь с указанием старшины. Они переглянулись, обоих огорчало то обстоятельство, что арсенал был, скажем прямо, небогат. Никогда еще фиордам не приходилось держать оборону. Никогда раньше...
Женщинам, детям и раненым было строго приказано не покидать убежища. Женщины возражали в самых решительных выражениях. Они будут рядом со своими мужьями и братьями. Поднялся шум, все-таки женщины внесли сумятицу в порядок собрания.
И тут слово взял Голен, сидевший до того момента молча. Раньше он всегда присутствовал на собраниях, но не высказывался, считая, что Джулиус прекрасно управляется со своим народом сам. Но это совсем другой момент, сейчас он уже не мог не вмешаться:
– Я согласен с тем, что женщины должны остаться в безопасности, – громко заявил он.
Нильда повернулась к нему, зло прищурив глаза, и уже хотела ругаться, но Голен поднял руку, призывая к тишине.
– Кто-то должен постоянно готовить еду, пополнять запасы вооружения, заботиться о тех, кого могут ранить в бою, заботиться о детях. Вас мало, – он оглядел всех присутствующих женщин, – А работы много. Каждая пара рук будет на счету. Поймите же, кормить и обеспечивать войско – это тоже часть войны. Крепкий тыл – один из залогов успеха.
– Крепкий тыл! Сказал бы еще крепкая задница! – вызверилась Нильда, не собиралась она отсиживаться в пещерах, как крыса.
– А ты помолчи, женщина. Тебе не мешало бы научиться вежливо разговаривать со своим мужем, – невозмутимо ответил Голен, наградив ее странно веселым взглядом.
Нильда аж задохнулась от возмущения, зато все контрабандисты, набившиеся в комнату, просто покатились со смеху.
– Ты... ты... – силилась высказаться она и не находила слов.
На что Голен совершенно спокойно и ласково ответил:
– Твой муж. Сама выбирала.
– Ай молодец, парень, вот это по-нашему! – выкрикнул дед Джулиус и хлопнул парня по плечу, – Слушайся его девочка, он дело говорит.
– Так я могу продолжать? – невинно спросил Голен, будто не он сейчас устроил здесь представление.
Кстати, сделал он это сознательно, смех перебил общий тревожный настрой и позволил взглянуть на ситуацию по-новому. И хотя Нильда еще не успокоилась, даже она вынуждена была признать, что говорит этот восемнадцатилетний юноша весьма и весьма мудрые вещи. Пусть он еще не воевал сам, но получил очень хорошее образование, а главное, его учили управлять. И судя по всему, он был способным учеником. Антионольф мог бы им сейчас гордиться.
Голен указал на слабые места в обороне, предложил немного пересмотреть позиции и уделить больше внимания подходам с суши. Потому что именно оттуда ожидал следующего удара. Кроме того, им нужно иметь сведения о том, что происходит в городе. Значит, нужна разведка. И пути нужны новые, по морю теперь лучше не ходить, там будет днем и ночью дежурить береговая стража.
Как выяснилось, тайные тропы и тайные гавани имелись. Да и люди, готовые идти в разведку тоже. Голен призывал всех быть предельно осторожными, и максимально исключить риск, не ввязываться ни в какие сомнительные приключения.
Что ж, все сказанное им было верно и принято без возражений. Однако, когда он высказал пожелание лично проверить все посты и участвовать в боях, Джулиус воспротивился.
– Тебя как раз и нужно прятать как самое дорогое сокровище. Тебя и вот ее, – он указал на Нильду, – Кроме того, ты даже ходить не можешь. Куда тебе в бой?!
– Дедушка! – возмущенно воскликнула Нильда.
А Голен ответил:
– Для того, чтобы передвигаться, мне не нужно ходить. Если вы это имеете в виду.
И одновременно оторвался и завис в метре от пола вместе с креслом, на котором сидел. Несмотря на то, что в комнате было много народу, вокруг него мгновенно образовалось свободное пространство.
– Это мы и так знаем, – не хотел соглашаться дед Нильды, старшина братства контрабандистов.
– А то, что я обладаю силой, – просто и даже как-то обыденно сказал Голен, – Достаточно большой силой, чтобы противостоять колдунье.
– И что ты можешь, кроме того, как создавать цветы?
– Я могу сражаться, – ответил юный колдун.
Голос его был ровным и спокойным, но каменное выражение, застывшее на лице, все-таки выдавало обиду.
Джулиус пожалел о том, что сейчас сказал, желая во что бы то ни стало спрятать мальчишку колдуна в убежище и уберечь его от опасности. Потому что этим он задел Голена. Старый контрабандист знал (откуда он знал об этом – тайна), что далеко не каждый, наделенный колдовским даром способен как раз таки создавать цветы, или вообще, что-то живое. Колдуны, обычные колдуны, могут менять свойства материи в той или иной степени, в зависимости от уровня силы. Но создавать нечто живое – особый дар доброго колдовства. Потому что это один из чрезвычайно редких даров.
Из тех, что дают право на владение символами власти Страны морского берега.
– Хорошо, сынок. Прости, я не хотел тебя обидеть.
– Да ладно, – невесело усмехнулся Голен, – Я понимаю, что калека. Но обещаю не быть никому обузой.
– Ничего ты, сынок, не понимаешь, – вздохнул дед и продолжил командным тоном, – Хорошо, я сам проведу тебя по всем постам. Но! Четыре человека постоянно будут рядом с тобой.
Тот пытался было возразить, но Джулиус уже отдал приказ людям:
– Не отходить от него ни на шаг. Не спускать глаз. Головой за него отвечаете!
На этом собрание, в общем-то, и закончилось, люди стали расходиться, и скоро дом Джулиуса опустел. Нильда подошла к Голену, продолжавшему сидеть у стола и задумчиво теребить ткань своих штанов. Встала рядом. Он поднял на нее взгляд.
– Муж? – спросила Нильда, чуть насмешливо приподняв одну бровь.
– Сама выбирала, – немного неуверенно улыбнулся Голен.
– А ты этого хочешь? – теперь она уже приподняла обе брови, лицо обрело непонятное выражение.
Голен сглотнул и прикрыл глаза.
– Очень, – голос его был тих, едва слышен, – Я мечтал о тебе...
– Му-у-у-ужжж... – протянула она, словно пробуя это слово на вкус.
– А ты этого хочешь? – теперь жадный взгляд парня был прикован к ней.
Нильда прошлась по комнате, внимательно оглядывая все углы, так, будто искала что-то. Голен не выдержал:
– Прошу, ответь. Не надо меня мучить.
Она повернулась и, наградив его убийственно кокетливым взглядом, проговорила:
– Не знаю... Я подумаю.
И собиралась выбежать из комнаты. Но не тут-то было. Голен на своем кресле теперь уже передвигался куда быстрее. Он просто загородил ей выход.
– Нильда, – он смотрел ей в глаза, – Не мучь меня. Ответь.
Она покраснела и смешалась, стараясь отвести взгляд.
– Прости, я понял, – Голен отвернулся и отодвинулся в сторону, освобождая ей выход, – Прости. Я не стану больше тебе...
– Ничего ты не понял! – вскричала она, поворачивая его к себе, – Ты... ты...
– Я... – он решился взять ее за руку.
Она молчала, глядя в его глаза, но руки не отнимала. И выглядела сейчас совсем беззащитной. Парень почувствовал, как сердце выросло в его груди, оттого что понял: не безразличен он ей.
– Я... могу надеяться?
Нильда неловко кивнула. Голен вдруг притянул ее в объятия и усадил на колени. Девушка, обычно такая бойкая, сначала даже растерялась и притихла. А он, воспользовавшись ее молчанием, шептал, легко прикасаясь к ее руке губами:
– Мы поженимся, как положено, в храме. Я бы очень хотел познакомить тебя с мамой. Увидишь, она очень добрая и хорошая. И ты ей обязательно понравишься...
Но тут она пришла в себя:
– Эй? Парень? Ты даже не ухаживал за мной! А уже хочешь жениться?
– Ага! А ты хочешь, чтобы я ухаживал?
– Конечно, хочу!
– Нет проблем, дорогая. Серенады тебя устроят? Цветы? Прогулки под луной? Стихи?
– Серенады? – она хихикнула, – Кошачьи концерты, ты хотел сказать?
– Но-но, полечге, милая! У меня замечательный голос. Может, не такой красивый, как был у Эфрота, но зато очень громкий. И мое дивное пение может быть даже в городе будет слышно. Я подозреваю, здесь в фиордах должна быть прекрасная акустика.
Он тут же получил легкий шлепок по затылку и возмущенный вопль:
– Нечего говорить всякие ругательные слова! Какая еще акустика?
Но оба уже хохотали в голос. Вытирая слезы, выступившие от смеха, Голен спросил:
– Так это все-таки да?
Девчонка вырвалась, убежала и, встав подальше, выдала:
– Ты сам напросился! – и удрала.
А он откинулся в кресле и закрыл глаза, улыбаясь во весь рот.
Она хочет, чтобы он за ней ухаживал? Хитрюга! О, она получит такие ухаживания...!!!
***
Онхельме не спалось. С вечера она заснула, но проснулась среди ночи – и все. Ушел сон. Тогда колдунья решила не тратить времени даром, а пошла в кабинет Мелисандры и засела за книги. К рассвету у нее уже были готовы первые артефакты – накопители, кристаллы, заряженные силой. И еще она нашла в книгах несколько ритуалов, с помощью которых можно было, пользуясь жизненной силой других, пополнять свою силу или накопители. Это, конечно, запретный ритуал, но кого и когда подобные запреты останавливали?
Очень довольная, она направилась к себе, собираясь с утра заняться зачисткой фиордов с берега, но у самого входа в покои царицу встретили трое членов Совета. По их похоронным физиономиям Онхельма поняла, что случилось что-то неприятное.
– В чем дело?
– Государыня, – пролепетал один из них, – Случилось страшное...
– Говорите! Нечего тянуть.
– Государыня... Град выпал на полях... И выпадет еще... Такие черные тучи... Весь урожай погибнет...
Онхельме показалось, что у нее сейчас одновременно разболятся все зубы и даже волосы. Вечно что-то должно мешать ее планам!
Но это было бедствие. Бедствие для страны. А она царица. И эти люди пришли к ней. За помощью. Она видела, что напуганы старики всерьез.
Она царица. И как бы то ни было, это ее страна и ее народ. Это ее обязанность.
Они нуждаются в помощи, они ее получат. А фиорды, в конце концов, могут подождать.
– Транспорт. Быстро! Мы спасем все, что сможем спасти.
Как кстати оказались ее артефакты!
***
Больше двух недель государыня Онхельма металась по всей стране, борясь со стихией. И, в общем-то, неплохо справилась. Правда, спасти удалось далеко не весь урожай, но они смогут дотянуть до следующего. Кроме того, царица отдала приказ открыть хранилища и районам, особо пострадавшим от стихии, выделить продовольствие.
Подобных мер не приходилось принимать никому из властителей Страны морского берега. Во всяком случае, никто из старожилов не помнил. Государыня Онхельма этим заслужила благодарную преданность от своего народа. И заслужила справедливо. Ее везде встречали приветственными криками и пожеланиями счастья и долголетия. Как героиню. А то, что она молода и прекрасна, в глазах народа только прибавляло ей популярности.
Да. Однако такие бедствия никогда и не приходили на землю, охранявшуюся символами власти. Желая или не желая того, прекрасная царица, узурпировав право властвовать, разрушила защитный механизм. И чего ждать в будущем, не предсказал бы никто.
Но она об этом не знала.
Она в этот момент просто упивалась любовью народа. Забыв на время о контрабандистах, голубях и прочих счетах и обидах.
Впрочем, новые беды не заставили себя ждать.
