Текст книги "Настоящие"

Автор книги: Екатерина Белецкая

Нарелин опустился на песок, чтобы отдохнуть, и вдруг вздрогнул: прямо на него из высокой жёлтой травы смотрел Зверик, рыжий котёнок, симбионт.

«Это надо же! Когда он успел выскочить? Я даже не заметил, что он не во мне!»

Зверик лукаво посмотрел на Лина, по-собачьи вильнул хвостом, засверкал радостными глазищами. И вдруг подпрыгнул к эльфу, громко мяукнул и опрокинулся на спину. Зверик катался, махал хвостом, восторженно бил в воздухе лапками, просился поиграть, подставляя свой белый кошачий животик; Нарелин гладил, почёсывал, Зверик скакал за веточкой в его руках…

И вдруг замер в охотничьей стойке, завидев какую-то птицу, заклацал зубами, вытянув мордочку. Птица порхнула в кусты ивняка – и Зверик, забыв обо всём на свете, метнулся за ней.

Треск веток, громкое «мя-а-а-а-а-ау!», всплеск. Нарелин бросился к берегу, но только и успел увидеть, как в тёмных струях мелькнула рыжая шёрстка, всё закрутило течением… Господи, да там водоворот! Эльф в ужасе кинулся следом, ледяная вода обожгла тело…

… и всё исчезло.

Впрочем, мокрым он был по-настоящему. От холодного пота.

Рауль потянулся в постели, ещё до конца не отойдя от жутковатого сна. Было холодно и жарко одновременно. Он скинул одеяло и остался лежать почти обнажённым. Сердце стучало почти как там, во сне, во время бега.

«Зверик, – тихонько позвал Рауль. – Ты как там? В порядке?»

Симбионт привычно толкнулся внутри, и сразу же отлегло от сердца. Ну конечно, всё в порядке. Ты просто слишком много работаешь в последнее время, Рауль. Нервничаешь. Джовис права – нельзя постоянно жить в таком темпе, в конце концов, ты человек, нельзя так – спать раз в трое суток, жить на стимуляторах…

И всё-таки было тревожно. Не снятся подобные сны просто так.

Зверик. Котёнок.

И Смерть тоже в образе котёнка.

«Да что это такое, – подумал Рауль. – Я что же, ношу в себе свою смерть? Нет, не может быть…»

«Ну почему не может быть? – спросил внутренний голос – В некотором роде так есть, было и будет всегда. Ты не хотел понимать, но от этого правда не делалась ложью… Зверик – залог твоей жизни, твой маленький добрый волшебник. Лишись его, и что с тобой станет? Вот именно. И самое паршивое, что обезопасить себя ты не сможешь никак. Остаётся лишь верить, что если столько лет Зверик был тебе верным другом, то так будет и впредь…»

* * *

… Но всего этого, конечно, Радал не знал. Зато понимал, что второй большой глупостью была прогулка на Эвен в обществе Санни.

Тот день с самого начала не задался, а кончился настолько плохо, что Радал не мог вспоминать об этом без содрогания.

Странное было чувство. С одной стороны, ему хотелось, чтобы Санни приехала, с другой – любые люди в последнее время стали его раздражать. Учителя, товарищи по группе, наставница Полина… Все. Радал ненавидел выполнять указания, но выполнял их безропотно, сказывались привычки.

На самом деле больше всего ему хотелось снова очутиться в лесу, возле упавшего дерева, лечь и заснуть… чтобы вернуться туда, где ему нужно быть на самом деле. Но сейчас должна была приехать Санни.

В блок очистки полетели обрезки бумаги, листья, пара надоевших логических игрушек и ещё какой-то хлам. Радал и сам не помнил, как эти вещи попали в комнату. Возможно, их принёс кто-то другой, учитель, приятели… Неважно. Мусор нужно убирать.

Вернее, не так. Мусор можно было убирать, но уже два с лишним года Радал делал это лишь изредка. Процесс уборки вызывал кучу неприятных ассоциаций. Об этом Радал не распространялся, но, возможно, кто-то из учителей был осведомлён или догадывался. По поводу уборки Радала трогали крайне редко.

Комната, в которой эти годы жил мальчик, считалась в интернате одной из лучших. Большая, с высоким потолком, квадратная, она имела эркер (предмет зависти других учеников) и была обставлена хорошей деревянной мебелью. Огромное полукруглое окно выходило в лес, вид из него открывался изумительный.

Комнату Радал ненавидел, но не признавался в этом никому.

Слегка прибравшись, он распахнул оконные створки. В помещение ворвался свежий ветер, разом ожили звуки – голоса на улице, шум листвы. Вдали послышался тонкий свист – кто-то прилетел, не иначе. Интернат находился в лесу, посадочная площадка рядом с ним имелась одна-единственная, и флаеры садились тут далеко не каждый день. Выглянув, Радал увидел, что часть детей, игравших на площадке, побежала смотреть, кто прилетел.

– Скука, – пробормотал мальчик. – Всё одинаковое.

* * *

По-настоящему Санни звали Мари Шалеру. Впрочем, кажется, именно это имя было для неё не подлинным, а «взятым»; об этом Санни обмолвилась ещё в первую встречу, но с тех пор словно забыла.

– Санни! – громко закричал кто-то из младших. – Санни, привет! А когда на море поедем?

Ну всё, если уцепят, это минут на двадцать. Малышня её обожала. О! Ещё не успела выйти со стоянки флаеров, а уже увидела его в окне, замахала рукой.

Что-то в её фигуре показалось Радалу неправильным, непривычным каким-то. Радал присмотрелся. Так, малышню отогнала, хорошо… Сейчас придёт.

Спустя минуту дверь распахнулась.

– Привет! – Радал соскочил с подоконника и подошёл к ней. – А… а что ты… Господи, что ты с собой сделала?!

– Что, сильно заметно? – Она улыбалась. – Непривычно? Такова сё ля ви, как говорят французы. Ты не представляешь, насколько легче жить без этих буферов.

«Да уж, – подумал Радал в шоке. – Рехнуться можно. Надо же, и не знал, что здешние технологии позволяют творить такое со своим телом».

Если раньше Санни была обладательницей весьма, скажем так, соблазнительных форм (правда, она пыталась их скрывать под свободной одеждой, но всё равно было заметно), то теперь её фигура напоминала… ну, может, не мужскую, но вот юношескую очень даже. Кажется, и бёдра сделались гораздо уже.

Радал даже головой потряс, своим глазам не веря.

– Санни, зачем? – спросил он жалобно.

– Представь, что я делаю доклад в эвенском Сенате, и все присутствующие думают не о том, что я говорю, а о моей половой принадлежности, – сказала Санни. – Мне хватило с лихвой последних лет. Лучше скажи, что у тебя нового? Рауль картину привёз, я видела – здорово у тебя выходит.

Радал улыбнулся.

– Стараюсь, – сказал он. – А дела… да никак, наверно. Учусь.

– Мне Полина рассказывала, – кивнула Санни. Она расслабленно вздохнула и обвела взглядом комнату.

– Ты что, убирался перед моим приходом? – спросила она. – А во-о-он там в углу шишки валяются, ты их вроде ещё зимой притащил… Или это так и надо?

– Ой, я пропустил, наверно. – Радал смутился. – Да, это я зимой ещё принёс. Сейчас, погоди, выкину…

Через полминуты шишки перекочевали в блок, Радал отряхнул руки и сел на кровать.

– А Полина в тот раз чуть с ума не сошла, за тебя волновалась, – сказала Санни. – Я тоже до сих пор не понимаю, зачем тебе понадобилось спать в лесу? Да ещё на таком морозе.

Радал покраснел, словно Санни застала его за чем-то постыдным. И ничего не ответил – в который уж раз.

Зимой он едва не замёрз – действительно заснул в лесу. А в себя пришёл только в интернате, среди перепуганных учителей и врачей, и всем тогда сказал, что ничего не помнит. И продолжал говорить до сих пор. Шишки – это тоже было важно. Тогда. Это была одна из моделей… Но и про это следовало молчать.

– Ну извини, извини, – заторопилась Санни. – Не моё дело, конечно, просто я за тебя беспокоюсь. А если в следующий раз тебя не найдут? У вас же тут даже постоянного мониторинга нет.

– Я больше так не буду, – по-детски ответил Радал. С ней ещё можно было играть в эти игры. Но не с Раулем. То взрослое и холодное, что было в Радале, за последний год сделалось объемней и ощутимее. К счастью, Санни этого пока не поняла или не почувствовала. Слишком была занята, слишком редко приезжала. Может, оно и к лучшему.

– На Эвен не хочешь? – спросила вдруг Санни. – У тебя скоро закончится минимальный образовательный цикл, можно будет выбирать специализацию. У нас многие стажируются.

Радал задумался.

– Знаешь, я хочу посмотреть, – осторожно ответил он. – Санни, можно съездить с тобой посмотреть? Что за специализации?

– Тебе самому виднее. Говорят, у тебя талант к техническим дисциплинам, но, знаешь, после той картины… Мало кто мог бы такое создать. Я на Эвен возвращаюсь через несколько часов, через Транспортную Сеть. Пойдёшь со мной? Я договорюсь, чтобы тебя отпустили.

Радал кивнул.

– Ну картина у меня такая получилась только одна, – резонно заметил он.

* * *

Полина обрадовалась. Весть о том, что Санни заберёт подростка хоть на пару дней, пришлась ей по душе. Последнее время общаться с Радалом становилось всё сложнее. Нет, он не конфликтовал, не делал ничего предосудительного. Но Полина, учитель опытный, чувствовала, что между ней и Радалом вырастает даже не стена, а что-то большее. Она сознавала, что как педагог «провалилась», потому что с поставленной задачей не справилась. И при всём желании не могла понять – почему. Непостижимо! Мальчик нашёл непонятную лазейку и уходил через неё туда, куда она попасть не могла.

Любой педагог знает, что такое контакт с ребёнком. Со всеми детьми этот контакт у неё был. С кем-то лучше, с кем-то хуже. Но с Радалом – полное отсутствие контакта при великолепной его имитации. Все внешние признаки налицо, и пустота внутри. Муляж.

Что только Полина не пробовала за последний год!.. Меняла методы общения, экспериментировала, гоняла мальчишку через тесты. Тщетно.

Удивительно нормальный ребёнок… Вернее, уже юноша. Разносторонний. Высокий интеллект. Великолепно воспринимает информацию.

А прогулки в лес… Каждый имеет право на маленькие слабости.

Санни проговорила с Полиной почти два часа, но ничего нового не услышала. То же, что и полгода назад.

– Мы пришли к выводу, что это всё-таки реакция на вход в пубертатный период развития, – заключила Полина. – Других причин столь резкого отдаления я не могу найти.

– Может, это связано с тем, что он эмпат? – Санни сидела в глубоком кресле напротив подруги. – Он ищет уединения, это свойственно для них. Ты пытаешься выявить в нём сходство с обычными детьми, а он другой, хотя и выглядит как простой мальчишка. А? Как полагаешь?

– Именно из этой предпосылки я и исходила, – вздохнула Полина. – До его четырнадцатого дня рождения всё было отлично. Проблемы начались прошлой весной. Он ведёт себя, словно его держат в клетке, поэтому сейчас создать для него видимость, ощущение «разомкнутости» пространства было бы неплохо. Конечно, он и так, по сути, совершенно свободен…

– Полина, мы обе прекрасно знаем, что такое Эвен с его моральной атмосферой. – Санни улыбнулась с оттенком грусти. – Но ты гораздо лучше знаешь Радала. Как думаешь, сколько времени он сможет у нас пробыть, скажем так, без вреда для себя? Он наверняка захочет свободы в пределах города, а у нас есть масса мест, которых подростку лучше избегать.

– Свободен, говоришь? Милая, пойми, ему очень тяжело, потому что его никто не любит, и сам он тоже полюбить никого не в состоянии. Дня на четыре я его отпущу, но потом возвращай его назад. И постарайся всё-таки не упускать его из виду. Договорились?

* * *

Зачем, ну зачем это всё было?.. Радал еле слышно застонал сквозь зубы от отчаяния. Какая глупость! Не надо было идти в тот раз с Санни, не надо было соглашаться, Эвен ему не нравился, совсем. Господи, ну что за дурацкая идея эта поездка?!

…Купол города вставал у горизонта, огромный, полупрозрачный на фоне красноватого неба. Полоса Транспортной Сети шла через каменистую пустыню. Казалось, весь мир выцвел до двух цветов – бордового и чёрного, и других красок здесь просто не бывает. Пустыня – цвета засохшей крови, океан справа – как будто не вода, а антрацитовый мазут. После зелёной Терры контраст болезненно бил по глазам.

В большом аэрокаре, летящем над Полосой – впрочем, это был явно не совсем аэрокар, но как ещё назвать это приспособление, Радал не знал, – не было никого, кроме них с Санни. И обзор отличный, только вот смотреть, прямо скажем, не на что… Хоть обивку кресла изучай. Санни, сидевшая рядом, оторвалась от созерцания мрачного пейзажа и спросила:

– Ну как тебе Эвен? Ещё не разочаровался, что сюда хотел?

– Давно я тут не был. – Радал неподвижно созерцал пустыню. – Отвык. Знаешь, а по-своему на Эвене красиво. Как сказала бы Полина – «завораживающе».

Он усмехнулся. Спокойно, по-взрослому.

Машина въехала в небольшой зал станции и остановилась. Аэрокар Санни Радал узнал моментально, по спортивному виду: он уже давно понял, что его подружка любит такие машины. Серебристая изящная птичка, маленькая, невесомая на вид. Совсем не то что старомодные аэрокары Терры.

Санни перебежала через пустой зал, и боковина машины растворилась, открыв кабину. Девушка запрыгнула внутрь и похлопала по соседнему сиденью.

– Давай сюда! – позвала она Радала, который с любопытством оглядывал «птичку» снаружи. – Время.

Радал сел рядом с ней.

– Опять новая машина? – спросил он. Санни показывала ему, на чём летала раньше. За последние два года машин она сменила шесть, значит, это уже седьмая. – Спортивная?

– А ты как думал, – довольно ответила Санни, пробежавшись пальцами по возникшей перед ней объёмной панели. Её кресло изменило форму, от изголовья к затылку протянулась пара серебристых щупов. – Новая разработка, ещё не в серии. Ты перегрузки нормально переносишь?

– Нормально, я же летал тогда… – Радал осёкся. По лицу его пробежала тень. Воспоминание, ничуть не стёршееся за три года, на секунду посетило разум, и он на какое-то мгновение вспомнил тёмный коридор, в котором прятался, и страшные крики умирающих. Последний полёт, корабль, ставший за полгода почти родным. Гравитационные нагрузки во время взлётов и посадок были порядочными, куда там лёгкому катеру Санни до того, что пережил Радал совсем ещё мальчишкой. Но вместе с тем… ради того, чем он жил тогда, можно было вытерпеть и большее.

– Полетели, – попросил он. – Ты же сама говорила, что время.

Санни с хитринкой усмехнулась и кивнула. Аэрокар выскользнул наружу и прямо с места взмыл в красное небо.

На самом деле Радалу сейчас хотелось только одного – чтобы его оставили в покое. И лечь спать. Он был уверен – Светловолосый уже ждёт его в лесу, у сторожки, им надо сегодня навести порядок в доме, и ещё надо будет подумать, как прекратить дождь.

Снаружи Башню Эрес Радал до этого видел только в записях. Хаотичное нагромождение геометрических фигур высотой добрый километр. Впрочем, когда аэрокар опустился на одной из посадочных площадок, оказалось, что вблизи всё не так уж страшно, только очень строго. Впечатление усилилось в коридоре, стерильно-белоснежном и широченном, особенно когда им на пути попадались другие люди со спокойными до мертвенности лицами, волосами диких цветов и улыбками манекенов. Даже лицо Санни так же замерло, стало спокойным и учтиво-неживым.

Жилище у Санни оказалось, мягко говоря, просторным. Через холл они прошли в гостевую комнату. Стены здесь имитировали дерево, наверное, Санни специально подобрала комнату, похожую на ту, в интернате. Только кровать была шире раза в три.

– Надеюсь, тебя устроит, – сказала она. – Если что, связь со мной через комм, если что-то понадобится, можно спросить у фурнитуров, всё объяснят и покажут. Ну я пошла?

– Ага, – кивнул Радал. – Но я лучше сам.

– Тогда до вечера. Счастливо!

Выйдя из комнаты, Санни перевела свой наручный комм в режим дневника и тихо сказала:

– Видно невооружённым глазом, что Радал начал избегать меня. Почему – пока непонятно…

* * *

Оставшись в одиночестве, Радал прежде всего проверил, хорошо ли закрывается дверь. Потом, подумав, перенастроил замок под себя. Конечно, от всевидящей Джовис это не спасёт, но хотя бы фурнитуры войти не смогут. Покончив с дверью, он огляделся.

Да, элита в этом городе действительно любила просторные помещения. После маленьких комнат интерната здесь показалось не слишком уютно. Окно во всю стену, с видом на город. Радал тут же сообразил, что это, скорее всего, не окно, а экран – апартаменты Санни были в глубине здания, настоящих окон здесь быть не могло. В углу спальни красовалась высокая композиция из белых лилий.

Красиво, но непривычно.

Кровать ему не понравилась. Слишком большой она была, слишком роскошной. И слишком мягкой. Радал стащил одеяло на пол, выбрал подушку поменьше и лёг. В комнате было очень светло, но такие мелочи его не смущали. Уходить туда, куда необходимо, он научился практически в любых условиях, лишь бы поблизости не было людей. Сейчас он прикинул, что за пару часов управится. Сначала нужно встретиться со Светловолосым, а потом устроить уборку в доме.

Радал закрыл глаза и мгновенно отключился от реальности.

* * *

Светловолосый ждал его, сидя на берегу ручья и бросая в воду щепки. Ждал, судя по всему, уже давно.

– Почему ты так долго? – упрекнул он Радала, как только тот подошёл поближе. – Смотри, что тут теперь. есть, раньше не было.

Он зачерпнул рукой воду, и Радал увидел, что у него в ладони плавают полупрозрачные крупные головастики.

Их мутно-серые тела походили на капли с хвостиками, они бестолково тыкались в ладони Светловолосого, не понимая – куда подевался ручей, что произошло.

Светловолосый осторожно опустил руку в воду и разжал ладонь. Головастики метнулись прочь испуганной стайкой. Светловолосый засмеялся.

– Ну что, пошли? – спросил Радал.

– Идём, – покивал Светловолосый. Встал, отряхнул от приставших веточек штаны.

Идти им было недалеко, для того чтобы попасть в дом Радала, требовалось перейти ручей по паре связанных обветшавших брёвен, миновать пустую деревню, а за ней, над оврагом, и стояло нужное им строение.

Всю дорогу Радала не оставляло ощущение, что в Лесу они в этот раз не одни. Парень постоянно оглядывался, стремясь увидеть, кто крадётся по кустам следом за ними, но так никого и не заметил. Светловолосый, видимо, чувствовал то же самое, поэтому, когда они дошли до деревни, коротко кивнул Радалу и побежал. Радал припустил следом, удивляясь в очередной раз – как это они так, не сговариваясь, думают об одном и том же? Мимо мелькали полуразрушенные, ветхие дома, искривлённые деревья, запущенные, заросшие бурьяном палисадники. По пыльной деревенской улице они пронеслись мгновенно, Светловолосый вдруг свернул в какой-то двор, перемахнув через запертую на ржавый замок калитку. Радал перепрыгнул её не столь удачно, ободрал руку, но темпа не сбавил.

– По-моему, оторвались, – констатировал Светловолосый, когда деревня осталась позади. – Чувствуешь?

– Вроде, – запыхавшись, выдохнул Радал. – Пошли в дом.

Светловолосый кивнул.

Через овраг они перебрались без приключений (в прошлый раз их едва не остановила рухнувшая с неба стена ледяного дождя с градом) и выбрались прямиком к участку.

Дом был – копия здания для собраний в деревне, где в своё время жил Радал. Только очень запущенный, наполовину разрушенный, но при этом не ветхий. По каким-то неуловимым признакам Радал понимал простую вещь: если дом привести в порядок, он простоит ещё очень долго. Если не вечно.

Серый двор под серым небом, чахлая растительность по краю этого двора, вдоль кирпичного облезлого забора, неподвижные в безветрии деревья. «Почему тут всегда пасмурно? – вдруг подумал Радал. – Сколько раз бывали, а солнца ни разу не видели».

– Смотри, опять, – раздражённо позвал Светловолосый, – вылезла…

Напротив ворот, чуть не в самом центре двора, из-под земли торчала женская рука, иссохшая, коричневая. Светловолосый присел на корточки и осторожно ткнул в неё сухим прутиком.

– К тыквам отнесём? – буднично спросил он. – Или к остальным, внутрь?

Радал с минуту постоял, прикидывая, как лучше. Нет, всё-таки лучше в дом.

– Внутрь, пожалуй, – сказал он наконец. – Надёжнее. Выкапывать почти вышедшее из земли тело было легко, благо что оба занимались этим не в первый раз. Радал критически осмотрел ямку.

– Сюда «патлатые» поместятся, – уверенно сказал он. – Вдвоём. Или «сухари», тоже двоих можно.

Светловолосый пожал плечами. Они взяли тело за руки, за ноги и поволокли по сухой земле к дому. Женщина почти ничего не весила, плоть её совсем высохла, кожа напоминала осенние бурые листья.

– Местами поменяем. – Радал перехватил ногу тела поудобнее. – Сейчас её положим и за «патлатыми» сходим.

– Не поместятся, – усомнился Светловолосый. – А может, и ничего… сейчас увидим.

Тащить было всё же неудобно. Светловолосый приостановился и ухватился за тело поудобнее, под мышки.

«Патлатые», к счастью, были людьми тихими. Лежали себе под дерюжкой на самом крайнем топчане в зале и никаких движений за время отсутствия Радала в доме не совершили. В отличие от «сухарей». У тех из-под дерюжки торчали руки, ноги, топчан они, конечно, поцарапали, отметил про себя Радал. Может быть, это оттого, что «сухари» молодые, подумалось Радалу. Вот и крутятся, покоя им нет.

Вдвоём со Светловолосым они переложили «сухарей» на пол и уместили на топчан женщину. Радал прикрыл её дерюжкой, отряхнул руки. Светловолосый прошёл по залу для собраний, поправляя сбившиеся дерюги, закрывая ими торчащие то тут, то там руки и ноги, затем выглянул в оконный проём. Именно в проём, потому что самого окна в зале, конечно, не было – только обломки деревянной рамы.

– Ладно, потащили этих во двор, – сказал он и отряхнул с рукава прилипшую паутину. – Там им как раз спокойнее будет. Дня на три хватит, как думаешь?

– Должно, – с сомнением произнёс Радал.

Они вынесли сперва одного «сухаря», потом второго, уложили в оставшуюся от женщины ямку и присыпали серой сухой, как пепел, землёй.

Серое небо, серая пыль, безветрие и безмолвие. Радал и Светловолосый проверили тыквы (вернее, то место под тыквами, где лежали ещё несколько тел), там, к счастью, работать не потребовалось.

– Слушай, а сколько их тут всего? – спросил Светловолосый, когда они выходили за ворота.

– Двадцать четыре, – уверенно ответил Радал. – Вот смотри…

Они пересчитали. Сначала группы – двое «сухарей», трое «патлатых», шестеро «кнопок», восемь «прутьев», женщина и четверо под тыквами.

– Когда ты успел? – с тоской спросил Светловолосый.

– Не помню, – признался Радал.

Они снова миновали овраг, молча прошли через деревню к лесу.

– Придёшь? – спросил Светловолосый, когда они остановились у ручья.

– Приду, конечно, – кивнул Радал. – А ты не говорил, что так хорошо умеешь бегать.

– Пришлось научиться, – серьёзно ответил Светловолосый. – Я часто бегаю. Есть от кого.

– Ну пока. – Радал махнул рукой и исчез.

* * *

Зачем его тогда понесло в город? Ведь предупреждали, что лучше не выходить одному, но нет, ему было больше всех надо. Лучше бы он остался в комнате, лучше бы спал, и не было бы этого позора…

Спустившись и выйдя на улицу, Радал огляделся. Слишком много всего – зданий, искусственного мёртвого света, машин, шума. Всё, на его взгляд, выглядело гротескно и неестественно – причёски и одежда людей, вычурные машины, рекламные модули, парящие в воздухе над переполненными дорогами, разноцветные толпы.

Он подумал, понравилось бы тут Светловолосому, и решил, что нет. Светловолосый сразу решил бы, что им тут не место.

Радал поднял голову. Неба почти не было видно сквозь наслоения бесчисленных световых потоков. Так, едва различимая муть.

– Грязно, – сказал себе Радал. – Оказывается, я уже забыл.

Как они здесь живут? Разве может нормальный человек здесь жить? Само пространство агрессивное, оно хочет залезть тебе в душу, вывернуть наизнанку и выставить напоказ перед тысячами незнакомых людей. Радалу показалось, что он тут долго не выдержит – А что будет с человеком, если он вынужден жить здесь год, два, десять лет? Может, он и сам станет таким же, как город, – блестящая оболочка, а внутри чернота?

Кто-то задел Радала. Он оглянулся – ему в лицо широко улыбнулась совсем юная девушка с фиолетовыми волосами. Её причёска поднималась над головой крутым гребнем, на скулах светилась татуировка, а в уголках губ сверкали крохотные стразы.

– Извини, я случайно. – Девушка скользнула по Радалу оценивающим взглядом и замерла на миг – Радал сразу ощутил, что она примеривается: стоит знакомиться или нет – и что это знакомство ни к чему не обязывает. Здесь люди могут случайно познакомиться, провести вместе ночь, а наутро разбежаться и никогда не вспомнить друг о друге, и это нормально…

– Всё в порядке, – ответил он, поспешно отступая в сторону. – Простите.

Парень поспешно пошёл прочь, ощущая лопатками насмешливый, ядовитый взгляд. Она что, совсем не понимает, что делает? Зачем она так? Ощущение оказалось настолько противным, что Радал невольно поёжился и стал внимательно смотреть по сторонам, чтобы ненароком с кем-нибудь не столкнуться. Ну и город!..

А ведь Санни здесь живёт всю жизнь. И Рауль здесь прожил всю жизнь. И они любят этот город, это видно с первого взгляда. Как ЭТО можно любить? Впрочем, Рауль блонди, и Санни говорила, что она тоже блонди. Может, здешние люди особые? Здесь ведь даже не рожают детей, а создают искусственно, выращивают… причём, кажется, сразу до трёхлетнего возраста, а элиту – вообще чуть не до взрослого состояния… Радал представил и передёрнулся от омерзения. А вдруг у тех, кого здесь создают, с самого начала другая душа, они – для города, а город – для них?

От грустных размышлений его спас сигнал комма

– Привет, – сказала Санни. – Всё в порядке? Вижу, ты пошёл в город.

– Ага, – ответил Радал. – Санни, а ты сейчас где?

– Ужинаю, – сказала Санни. – Я в семнадцатом районе. Если хочешь, подъезжай.

Радал обрадовался.

– Конечно, ты только скажи, как это лучше сделать, – попросил он.

– Возьми такси, – посоветовала Санни. – Я в кафе «Серебряный лотос». Здесь такси автоматические, просто скажешь название заведения, этого будет достаточно. Или введи мой пеленг в систему целеуказания, так даже проще.

* * *

В такси Радал нырнул с облегчением. Хоть ненадолго спрятаться от этих огней…

– Кафе «Серебряный лотос», – сказал он.

Аэрокар плавно поднялся в воздух и заскользил, набирая скорость, в потоке таких же машин. Трасса пролегала на уровне среднего яруса города. Обзор был хороший, стены зданий вздымались над головой, огни сливались в светящиеся полосы… Радал прикрыл глаза, устав от мелькания. Кажется, даже задремал ненадолго.

Когда он открыл глаза, за окнами уже не было сумасшедшего блеска. Аэрокар снизился к наземному шоссе, здания вокруг стали похожими на что-то нормальное, человеческое, не сверкающе-павлинье.

Машина остановилась, ожидая разрешения на поворот, и тут Радал с удивлением заметил в глубине улицы странную надпись, красующуюся во всю стену, красным по чёрному. Надпись гласила: «Хряки». Здание, которое украшала надпись, было словно из другого мира. Обшарпанное, чёрное, с выступающими металлическими балками… Странно.

– Это что за «Хряки» такие? – спросил Радал, зная, что в такси должна быть справочная система.

– Известный развлекательный клуб, – откликнулся компьютер приятным женским голосом.

«Посмотреть, что ли? – подумал Радал. – Уж больно странное место на фоне всего остального».

– Повернуть туда, – приказал он.

– Принято.

Высадив его у клуба, машина умчалась. Радал остановился перед тяжёлой, явно металлической дверью. Точно как осколок другого мира… Радал знал, что во многих районах города была проведена реконструкция, старые, отжившие своё дома реставрировались и заменялись новыми строениями, – и понял, что нововведения просто обошли «Хряков» стороной. Ладно, это недолго. Должен же он хоть что-то увидеть в городе, кроме сияния рекламы?

Радал толкнул дверь и решительно вошёл внутрь.

Большой зал был переполнен, почти все места были заняты, в воздухе плавал сигаретный дым, звучала тихая, почти неслышная музыка – какая-то простенькая мелодия.

И никаких реклам, никаких огней, стены из голого металла и камня, всё простое, даже примитивное, на столиках красные огоньки свечей… Настоящий, живой огонь. Голограммы на стенах… нет, не голограммы – плоские снимки, причём чёрно-белые, от входа было не разобрать, кто на них изображён. Люди какие-то.

Маленькая сцена в углу.

Похоже, клуб был действительно популярен. Свободные места виднелись только у барной стойки. Радал прошёл туда и уселся на высокое сиденье.

– Добрый вечер, – сказал ему бармен, молодой черноволосый парень в светлой рубашке. – Что будете пить? Пиво, стаут?

– Простите, а сок у вас есть? – вежливо спросил Радал.

– Конечно, – кивнул бармен. – Какой предпочитаете? Радал на секунду задумался.

– Брусничный. Ну или из смородины. – Эти соки нравились ему больше всего, в интернате их давали часто.

Бармен посмотрел на Радала с уважением. Через минуту перед ним в высоком стакане красовалось заказанное.

У напитка оказался непривычный вкус, он был явно синтезированным и на брусничный сок походил мало. Радал потихоньку осматривался.

В столешницу барной стойки были вплавлены чёрно-белые фотографии. Радал пригляделся. На снимках угадывались улицы этого самого района, наверное, таким он был когда-то, до реконструкций; драки какие-то непонятные, лица… Он заметил, что на многих фотографиях был один и тот же человек – парень с длинными чёрными волосами, кажется, почти ровесник Радала; довольно красивое лицо, только необычное, слишком тонкое по сравнению с лицами большинства эвенцев. На паре снимков этот парнишка был на сцене во время какого-то шоу, а ещё на одном – рядом с Клео (рослому блонди по плечо), причём вид у обоих был совершенно счастливый.

Клео! Это уже интересно.

– Скажите, а что это за человек? – спросил Радал, указав на одно из бесчисленных изображений длинноволосого парня.

Бармен открыл было рот, чтобы ответить, но тут раздался звук гитары. Живой, не запись. Радал обернулся и увидел, что свет в зале приглушён, остался только на маленькой сцене. Человек, вышедший на сцену, на музыканта похож не был. Кажется, это был один из посетителей и по виду явно не артист. Может, у них так заведено, чтобы каждый по желанию мог что-то сыграть? Впрочем, играл парень неплохо, люди в зале отвлеклись от выпивки и слушали.

Мелодия была простой, грустной и плавной, совсем не похожей на музыку, кричавшую в центре города.

 
Вокруг неустойчивой
Тонкой свечи
За шатким столом в ночи
Мозаику из осколков души
Пытались сложить с тобой.
Движения рук, движения глаз
Неспешны, как под водой.
Наверх никто не рвётся из нас,
Ни первый и ни второй.
А там, наверху, каждый день и час —
Прибой.
Эй, как там у вас?
Не хотите к нам
Прийти и изведать тьму?
 
 
Ведь только здесь,
Здесь и сейчас
Проверено, что к чему.
У вас, наверху, законы просты,
Вам ясно, где свет и тьма…
У нас за столом такие, как вы,
Сходили тотчас с ума!
Иль тупо, молча,
Уставившись в пол,
В стремлении не понять
Всплывали обратно,
К себе, наверх,
Ушедшего дня искать…
 
 
Четыре аккорда, Слова просты
– Без смысла
И без души…
А что посложней —
Не прорвётся вверх,
Пиши или не пиши.
Вокруг неустойчивой,
Тонкой свечи
Сияющий ореол
Метаний и слёз
Настоящей души,
Спасательный круг
Для бессмертной души
В сияющем сонме волн…
 

Народ в зале зааплодировал. Парень раскланялся и покинул сцену, подошёл к стойке, передал свою гитару бармену. Тот кивнул, убрал её, а певец взгромоздился на стул рядом с Радалом, не обратив, впрочем, на него внимания.