Текст книги "Созвездие Девы (СИ)"
Автор книги: Екатерина Крылатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Мам, тебе в бассейн к девяти?
– Да-да, сегодня в девять. Потом на рынок хочу заглянуть, завтра папа приезжает, – она выложила на тарелку три упитанных гренка с сыром и протянула мне. – Будем стряпать торжественный ужин.
Пока я уплетала гренки, а мокрая сестра – вчерашнюю пиццу, мама, мелодично напевая, собирала сумку. Плавать она любила не меньше, чем готовить.
– Щас будет «Миленький», – шепнула Анька.
Из родительской спальни донеслось: «Миленький ты мо-о-ой, возьми меня с собо-о-о-ой, там, в краю далеком, буду тебе жено-о-о-ой». Я фыркнула в чашку.
– Она предсказуема, – закатила глаза Анютка, – сначала поет про «Миленького», потом – про «Аврору», а в конце – про челны какие-то. Ты, кстати, не знаешь, с чем едят эти самые челны и кто такой Стелька Разин?
– Не «Стелька», а Стенька, тундра. Степан Разин. А челны – это лодки.
– А-а. А я-то думала, при чем тут стелька? – хихикнула сестрица и нарочито фальшиво пропела: – Милая моя-а-а, взял бы он тебя-а-а-а, да там, в краю далеком, есть у него жена-а-а. Вот она, судьба-проститутка: живешь с одним, а тянет к другому, у которого «жена-а-а».
Я уткнулась в свою тарелку. И хорошо всё у нас, и спокойно, и жена – практически не жена, но на душе почему-то тоскливо. «Виновата ли я, виновата ли я?..» Виновата, еще как виновата! Влезла свинячьим рылом…
– Про тебя, Верка, и ухажеров твоих вообще куча песен, – рассуждала Аня, дирижируя куском пиццы, – от «Пять причин» до «Как ты не крути, но мы не пара, не пара…». Есть еще «Мама, ну не виноватая я…», только у нас дочерей поменьше.
Предпочла не объяснять ей, что мой репертуар сменился в рекордные сроки. Чего я только не переслушала за последние полгода, начиная от попсы и заканчивая Моцартом. Попса лила бальзам на раны (не у одной меня проблемы!), а классика успокаивала нервы. Сейчас, правда, ограничиваюсь Моцартом – песенки про «кровь-морковь-любовь» за километр отдают фальшью. Одна форма и никакого содержания.
После ухода любимых родственниц я провела ревизию холодильника. Не так уж и плохо, можно пирог с капустой испечь. Муки после пицц осталось предостаточно, на целый батальон хватит. Замесила тесто, покормила кота, попутно расставила по местам вещи и протерла пыль. Вопрос: «что надеть?» поставил в тупик. За эстетическими думами я чуть не проворонила пирог, и проблема решилась сама собой: оденусь по-домашнему, не по подиуму ходить. Да и меня уже видели во всех возможных образах и ракурсах, разве что не голой. Хотя… Чувствуя, как покраснели уши, слегка дала себе по лбу за крамольные мысли.
Провозившись с волосами, я плюнула и заплела их в косу. Давно хочу подстричься, но всё руки не доходят. Коса до пояса. Надень сарафан, кокошник, нарумянь щеки до помидорного оттенка, и впору на учебник «Родная речь». В чем-в чем, а в здоровом румянце природа мне отказала. Уши до сих пор пунцовеют, а щеки бледные. Сыграем на контрасте?
В десять-двадцать пять в дверь позвонили. Привыкнув к тому, что звонок сломан, не сразу сообразила, что звонят к нам.
– Я уж подумал, что ты сбежала с мамой, – сказал Воропаев вместо приветствия. – Вполне себе жизнеспособная версия.
– Просто к нам не звонят, к нам тарабанят и топают, – смущенно пояснила я. – Проходи, пожалуйста. Куртку лучше на вешалку.
В прихожую выскочил кот. Завыл, метнулся было обратно в комнаты (чужих он как огня боялся), но, принюхавшись, подошел ближе.
– Знатный зверь! – присвистнул Артемий, потрепав Наполеона по макушке. – Наш Профессор раза в два меньше. Чем вы его кормите?
– Всем, вообще всем. В гастрономическом плане Бон-Бон всеяден. Странно, он тебя совсем не боится. Обычно в диван прячется, а к тебе вышел.
– Повезло, что он не собака: те меня терпеть не могут.
– Почему?
– А кто их разберет? Пойду руки помою.
Я отнесла в кухню презентованный пакет, не слишком объемный, скорее, наоборот. С немалым удивлением достала оттуда коробку моих любимых конфет, кулек «Кураги в шоколаде», крупные апельсины – такими убить можно, – зеленые яблоки и три знакомых мне тетради, завернутые в отдельный кулек. Интересно, и как всё это туда влезло?!
– Слабенький расширяющий заговор, – объяснил Артемий. – Хватает часов на двенадцать, поэтому главное – не забыть вытащить.
– А если не вытащить?..
– ..То не вытащишь уже никогда, а какой-нибудь пингвин среди бескрайних льдин будет благодарен за игрушку. Ну, или дикарь в лесных дебрях, здесь не угадаешь.
Заманчивые перспективы, однако! Никаких тяжелых сумок, всё в одном пакете умещается. С моей любовью к масштабным сборам – незаменимая вещь. Жаль, что срок действия маленький, чемодан в дорогу не соберешь.
– Есть заговор на сутки, на неделю и на двадцать один день, но они сложнее. Опять же, подпитывать их приходится… Хм, с дикарями, пингвинами и пакетами чуть не забыл.
Воропаев сжал и сразу разжал ладонь, появившийся лепесток обернулся букетом. Неизвестные мне цветы, светло-сиреневые с розоватыми краями лепестков, напоминали лилии, но было в них что-то и от тюльпанов. Квартиру наполнил изумительный весенний аромат.
– С-спасибо, – я не знала, что обычно говорят в таких случаях. Цветов мне не дарили, принимать букеты не умею. – В нашем мире можно найти такое чудо?
– Если знаешь, где искать, – моя удивленная физиономия заставила его улыбнуться. – Распускаются в марте и цветут довольно долго. Поставишь их на солнечную сторону – простоят до июля.
Поразительно! Ммм, а пахнут-то как! Пресловутым розам далеко. Подходящая ваза нашлась не сразу, пришлось позаимствовать мамину, с нимфами. Поставлю-ка я ее на окне в гостиной, там достаточно света.
– Придумать бы, как объяснить их родным, – вздохнула я.
– А зачем вообще что-то объяснять? Цветы и цветы, семья плохого не подумает.
– Ты, наверное, прав, – я расправила лист и недоверчиво взглянула на свой палец. Влажный. – Только не говори, что это роса.
– Это роса. По утрам, знаешь ли, сыро, – привычка иронизировать должна стоять в одном ряду с пьянством, избавиться от нее отнюдь не легче.
– Когда-нибудь я перестану удивляться, честное пионерское.
– Не переставай, мне нравится тебя удивлять.
Он прижался щекой к моим волосам, вздохнул глубоко. Не курил сегодня: я слишком хорошо знала запах табака. Привычный – всю мою сознательную (да и бессознательную тоже) жизнь папа курит трубку. Решил бросить?..
– Пойдем лучше чай пить, – прошептала я и зачем-то добавила: – Пирог остывает.
– Ко всем твоим неоспоримым достоинствам официально добавляю умение готовить. В личное дело занести?
– Ох уж этот удивленный тон! – довольно хмыкнула я и развернула «Курагу в шоколаде». – Крестиком вышивать не умею, а готовить тетя Люда научила. Мама нас и близко не подпускает к плите, после того как Анька едва не спалила квартиру. Они на технологии блины пекли, там печка доисторическая и донельзя примитивная.
– Весело живете…
К Воропаеву на колени вспрыгнул кот. Потерся, замурлыкал и уставился на стол голодным взглядом. Раб низменных желаний.
– Поздно, приятель. Пирог мы уже съели, а шоколад тебе нельзя.
– Он сладкое любит, особенно карамель и сгущенку, – я взяла из вазочки печенье и протянула Бонапарту. Тот спустился под стол и довольно захрустел. – Ест целыми днями, пробовали на диету сажать – начинает мстить, гадит где попало и на кого попало. Попадает обычно на папу: он у нас за здоровое питание, наивный. Тут важно не терять бдительности и прятать туфли в шкаф, ибо чревато.
– Весело живете, – повторил Артемий, смеясь. Люблю его смех, очень заразительный, когда искренний. Умеет быть обаятельным, если захочет, этого не отнимешь и не продашь.
– Как там дела у Печорина? Ты ведь был у него?
– Был, – Воропаев перестал улыбаться, – познакомился с московской тётей. Такой дробовик не нужен: она сама как дробовик. Взглянул разок, и ты потерян для общества.
– Настолько страшная? – наивно спросила я.
– Безумно. Сказала мне ровно пять слов: «Я вас представляла совсем другим» и умолкла, Женька после за двоих болтал. Алёне Рейган не позавидуешь, пускай большинство и утверждает обратное.
После чаепития расположились в моей комнате. Книга и тетради перекочевали на стол – новый урок магии всё-таки состоится.
– Так что там с тетей Печорина? – я обняла подушку и приготовилась внимать.
– Алёне в Москву путь заказан: два дня назад ее мужа Бориса нашли в собственном кабинете с отрубленной правой кистью и серебряной пулей в сердце. Гораздо надежнее, чем осиновый кол. Теперь приближенные делят наследство и место под лампочкой, а законным наследникам, то бишь мадам Рейган и Женьке, лучше не приближаться к столице и вообще сидеть дома, завесив все окна.
– С отрубленной кистью и пулей в сердце? – я сглотнула. – Но какой в этом смысл? Если хотели убить, то зачем отрубать руку?
– В том-то и дело, что убивать, скорее всего, не планировали. По словам Алёны, из резиденции Рейганов пропал перстень с печаткой, которому без малого триста лет. Другие вещи не тронуты, хотя артефактов у них пруд пруди. За полгода до этого взломали личный сейф Рейгана и сперли медальон того же периода. Похоже, Борис сам всё испортил: вынул перстень из тайника и носил его, не снимая. Понадеялся на бессмертие и свойство колечка. Снять может тот, кто надел, а отрубить руку решатся немногие, – вздохнул Артемий. – Алёну ищут, но лишь для виду. Рискни она явиться… финал предсказуем. Вот такие вот пироги.
– Перстень, которому без малого триста лет, – пробормотала я, наморщив лоб. – Кому он принадлежал до вампиров, не знаешь?
– Точный хозяин неизвестен. На печатке стоит дворянский герб якобы одного из приближенных Анны Иоанновны, но это ни о чем не говорит. Алена знать не знает, откуда у Рейгана странные побрякушки, но появились они одновременно. Стиль исполнения, опять же: один металл – серебро, схожая форма. Герба на медальоне не было, зато стояли инициалы. Не спрашивай, какие именно, – без понятия.
Интересно, очень даже интересно. И странно.
– Значит, комплект. Готова поспорить, что и хранились они недалеко друг от друга, – во мне проснулась Агата Кристи. – Тебе не кажется странным, что перерыв в похищениях – полгода?
– Иными словами, что помешало взять сразу? Мысль хорошая, надо обмозговать. Но, Вер, культурной ценности в них – кот наплакал, разве что дороги кому-то как память. В похожих медальонах хранили портреты, миниатюры, записки. Ну, знаешь, «Моей дражайшей супруге Танечке Ивановой на годовщину свадьбы. Семнадцатого августа сего года, граф Николай Николаевич Иванов».
– Чей портрет там спрятан, конечно, неизвестно, – полувопросительно-полуутвердительно сказала я.
– Вещичка с характером, не открывалась. И в кого ты такая догадливая?
Не договаривает что-то друг сердечный, и вся эта история с вампирскими регалиями… Убрать видного бизнесмена из-за дешевого кольца? Убийца либо идиот, либо хочет показаться таковым, либо совершает отвлекающий маневр. Конкуренты были, есть и будут, а последующая кутерьма с наследством только подтверждает этот вариант. Предлог для крупной аферы…
– На твоем месте я бы не стал вдаваться в подробности. Мало ли кому мог понадобиться древний перстень? Да и Рейган далеко не ангел… был. Пища для размышлений Печорина, не наша, – Артемий делал вид, что любуется картиной маслом. Ранняя Соболева, «Вид из окна» – яркие пятна и никакой логики.
– Но тебя это беспокоит.
Ироническое хмыканье в ответ.
– Сейчас гораздо важнее решить, куда денем Женькину тетю. Оставлять ее здесь опасно. Нагрянут «ищейки» – нам всем каюк, а они обязательно нагрянут. После тогдашней встречи как-то не тянет возобновлять знакомство.
По спине пробежали мурашки. То январское утро я буду помнить долго. Закрой глаза, и перед мысленным взором снова стены, заляпанные кровью, гостиная как после бомбежки, спальня…Мда, повторять и вправду не тянет. Мы все могли погибнуть, а некоторые лишь чудом остались живы.
Он перестал созерцать пейзаж и взглянул мне в глаза.
– Эй, я вовсе не хотел пугать тебя. Минимальное знание лучше никакого, помнишь? Чтобы не обернулось сюрпризом.
– Понимаю, просто… зачем рисковать? Евгений Бенедиктович – понятно, по долгу родственника, но ты…зачем?
Едва уловимый вздох. Было глупо надеяться на внятный ответ.
– Иди сюда.
Оказавшись в кольце сильных рук, я ощутила, как тревоги покидают меня, их вытесняют тепло и умиротворение. Что это, гипноз? Особый вид внушения?
– Люблю обнимать тебя. На душе сразу легче становится, уходят дурные мысли.
Устыдилась своих нелепых подозрений. Скоро начну видеть магию там, где ее нет и быть не может. Привороты здесь бессильны: никуда деваться не собираюсь, и он прекрасно об этом знает.
– Ёрзаешь. Неудобно?
– Удобно. Век бы так сидела, – призналась я, касаясь уха. Опять горячее.
– Совместим приятное с полезным? Смотри внимательно.
Куда смотреть? Дверь вдруг сама собой приоткрылась, явив миру ушастую абиссинскую кошку. За ней шмыгнула вторая, дымчатая британка. Обе кошки уселись в центре комнаты, уставились немигающе. Абиссинская быстро потеряла к нам интерес и принялась вылизываться. Британка призывно мяукнула, и в ту же секунду моя обитель стала наполняться разномастными кошками: черными, белыми, рыжими, тощими и лоснящимися, красивыми и не очень, аккуратными и не слишком. У одного из представителей семейства отсутствовало ухо, а задняя лапа была сломана. Я сбилась со счету на тридцать восьмой кошке.
– Ты ограбил приют для животных?
– Взгляни другим зрением, – посоветовал Артемий.
Магическое зрение – вещь полезная, но слишком уж дискомфортная, потом перед глазами всё плывет. Со второго раза удалось перестроиться, мир полыхнул красками, точно «Вид из окна». Удивленно моргнула: комната пуста, один Боня в состоянии шока. В пестрой кошачьей стае я его потеряла. Стоило переключиться обратно, как кошки вернулись. Смотрят на нас, мяукают.
– Иллюзия?
– Она, родимая. Затрат силы не требует, важно наличие фантазии. Видны, но неосязаемы: их на самом деле нет. Позови любую.
Я поманила британку, но отозвался почему-то рыжий курносый перс. Впрочем, «кис-кис-кис» могло относиться к любому.
– Попробуй погладить.
Попробовала и в испуге отдернула руку. Пальцы прошли насквозь, их неприятно покалывало.
– Простейший вид иллюзии – нематериальная. Из плюсов данной: легкая в исполнении, нетрудоёмкая, воплощает любую фантазию или воспоминание творца. Из минусов: быстро бледнеет и исчезает совсем. Видишь сфинкса у двери? Лапы прозрачные. Потрогать нельзя, опытный маг раскусит в два счета, не прибегая к зрению.
Желтоглазый перс в строгом ошейнике внимательно слушал Воропаева и уходить не спешил. Удивительно натуральный, не просвечивает, а потрогать нельзя. То-то наш кот дурным голосом воет.
– Выбирай того, кто больше нравится, – велел Артемий. – Желательно поменьше и поспокойнее.
Не задумываясь, указала на перса. Он сам меня выбрал.
– Замечательно. Товарищи, попрошу вас выйти вон!
Короткое слово из одной гласной и десятка согласных, и все кошки, кроме избранного, канули в небытие. Наполеон плюхнулся на пятую точку и тоненько пискнул. Изнеженная психика не выдержала.
– Будем делать материальную, – объяснил Воропаев, высвобождая руки. – Сиди-сиди, не мешаешь. Принцип прост, как табуретка: максимально точно воспроизвести анатомию, начиная с опорно-двигательного аппарата. Физиология и прочие характеристики заданы по умолчанию и обычно приходят сами. На практике, конечно, сложнее. Эх, тряхну стариной!
Повинуясь плавному движению пальцев, перс выцвел и теперь больше походил на привидение из старых фильмов. Дальше следовало заклинание, слов этак на двадцать пять-тридцать. Ох, слишком перечисление костей напоминает! Наш подопытный кот тем временем обрел скелет и мышцы. Сотворение внутренних органов осталось за кадром, потому что перс сразу стал настоящим, только застыл неподвижно.
– Уф, если нигде не напутал, сейчас оживет.
Длинный хвост дернулся, кот мигнул левым глазом и мурлыкнул.
– Можно погладить, – разрешил Артемий.
Теплый, пушистый зверь. Неужели живой?
– Ух ты! – перс ткнулся мне в ладонь влажным носом, запел.
– Не забывай, что это иллюзия, ее на самом деле нет, – спустил с небес на землю Воропаев. – Материальна, срок хранения дольше, обнаружить подделку сложнее – да, но по-настоящему живой она никогда не станет. Более энергоемка, требует научного подхода. Существ неизвестной анатомии не воспроизведешь. Заклинание выучить можно, хоть оно и немаленькое, но попутно нужно представлять строение. Само собой, проще создать рыбу, чем кошку, однако с практикой перестаешь замечать разницу и колдуешь на автомате. Не знаю, минус это или плюс, но заговор один и тот же. Кузнечик тебе нужен или слон – язык ломаешь одинаково.
Вот она, зоология, где вылезла! Крыша не поедет, нет?
– А неживые предметы? Кружка там или стол? – полюбопытствовала я.
– Здесь в сотни раз легче. Раз твоя цель – создать стол, а не подделывать деньги, достаточно основного составляющего. В нашем случае, дерева. Поняла, в чем плюс? Материал не требуется, дуб или орех стоит на месте, однако стол есть.
– Но на самом деле его нет?
– На самом деле нет, но вроде как бы есть, – весело фыркнул Артемий. – Парадокс материальной иллюзии. Есть еще двойники, но они за скобками, там своя закавыка. Предлагаю начать с простенькой, без углубления.
– Погоди, а с персом что делать? Возьмешь и просто так развеешь?
– Хороший вопрос. Здесь от моральной гибкости зависит: разберешь по кирпичикам «живого» кота – дерзай, не разберешь – отпусти, со временем он сам исчезнет. Иллюзия не пропадет, пища ей для виду. Отпускаем?
– Если не пропадет, – вздохнула я и погладила мохнатую макушку. Жаль отпускать, но живности у нас и так хватает.
– Привязываться к иллюзии себе дороже, слишком больно потом расставаться. Многие люди ухитряются с ними жить, но когда иллюзию разрушаешь… – его правая ладонь легла мне на живот, левая заправила за ухо выбившуюся и косы прядь. – Иногда мне кажется, что магия есть не что иное, как отдельная жизненная ветвь. Те же законы, те же принципы, только вывернутые наизнанку… Так кого представлять будем?
– М-можно это будет фея?
– Да хоть зеленый гоблин. Главное, представь поярче, небольшого размера, с покладистым характером, желательно немую и без волшебной палочки.
– Тогда уж лучше кошку, – пробормотала я.
– Создать можно всё, что угодно, вреда оно не причинит. В случае чего развеем. Придумала?
– Да, – ограничимся старым сном из поезда. Недавно я видела похожий сон, с той самой девочкой, но уже без ребят с битами. Ребенок лет шести-семи от роду грустно смотрел на меня и убегал в пустоту. Пыталась бежать следом, остановить, но что-то мешало. Я даже имя запомнила – Ксюша.
– Сосредоточься на мысленном образе, представь хорошенько. Открываешь источник и его доступ к образу, ты это умеешь. Заклинаний здесь не нужно, убираешь тоже мысленно. Если иллюзий много, существуют слова на полное и выборочное рассеивание, но они нам пока не требуются. Давай попробуем?
Источник открылся легко: за короткий срок мы свыклись друг с другом и наладили связь. «Банка с горошком» подросла до семисотки. Пускай мой магический потенциал пока оставлял желать лучшего – я быстро уставала, – но прогресс на лицо. За новичками требуется глаз да глаз: увлекаясь, они не замечают, как доходят до точки и вычерпывают Силу без остатка. Мой «глаз» следил за мной постоянно и очень строго, чтобы даже искушения не возникло испытать судьбу. Я была благодарна ему, ведь соблазн велик и день ото дня становится всё больше и больше.
Дело делается быстрее, если ты мысленно повторяешь инструкцию. Открыться, доступ к образу, направить силу в нужное русло. Теперь нельзя упустить момент, когда хлынет магия – мне нужна тонкая струйка, а не водопад Виктория. Частенько этим грешу, вкладываю больше, чем требуется…Получилось? Я открыла глаза и невольно вздрогнула: у стола стояла та самая девочка из сна, неизвестная Ксюша. Она немного просвечивала (первая попытка, да и сон это тебе не реальные кошки), но была удивительно похожа. Русые кудряшки, нежная светлая кожа; зеленые глаза в обрамлении длинных ресниц смотрели не по-детски задумчиво и печально. Ксюша была босиком, в простом летнем сарафане с заметным пятном на груди. Будто не раз застирывали, но оно осталось. Измазалась, бедная. Варенье? Шоколад?
Девочка вдруг улыбнулась, помахала рукой и исчезла. Сама, без посторонней помощи.
– Ты отлично справилась, – Воропаев кашлянул, прочищая горло. – Кто это, сестра? Дальняя родственница?
– Не знаю. Она мне снилась вчера…
– Очень на тебя похожа. И теперь ясно, почему просвечивала.
Похожа на меня? Разве что цветом волос или пятном на платье. Совсем иные черты, иной взгляд, иная улыбка. У нас никогда не было такой родственницы.
– Хочу попробовать создать кошку!
Зверь вышел каким-то странным: кособоким, разноглазым и к тому же в красную полоску. Я с сожалением развеяла беднягу и поначалу не решилась повторить эксперимент. Перед глазами до сих пор стояла Ксюша, а простая кошка не желала представляться как следует. Вот и результат.
Артемий посоветовал не переживать: фантазия – штука нравная, можно думать о белой кошке, но выйдет зеленая в крапинку. Или желтая в квадратик. Достаточно отвлечься на секунду, и пожалуйста.
– Потренируешься на досуге, и всё получится. Только убирать не забывай. Тетради…
– Ты разрешаешь мне колдовать без присмотра?!
Ладонь на животе шевельнулась, занимая удобное положение.
– По-хорошему, еще рановато, но да. Мне придется ненадолго уехать, а случай может быть всякий.
– Уехать? – тусклым голосом переспросила я. Более-менее приличный зверек укоризненно мигнул и исчез.
– Ненадолго. Отвезу мать в Рязань, разберусь с квартирантами, найду одного полезного человечка. Неделя, если повезет – меньше, но съездить надо. Мать останется там: здесь ей делать нечего, нервотрепка одна.
Верное слово – нервотрепка. Галина упорно не желала разводиться, и судебное разбирательство отложили на три месяца. «Суд вправе принять меры по примирению супругов» или что-то в этом роде. Форменное издевательство, а не примирение! Умный опытный адвокат по семейным делам, к которому обратился Артемий, стремился минимизировать срок и заодно вести дело к завершению, но из-за наличия несовершеннолетнего ребенка, проблем с разделом имущества и канителью с квартирой процесс развода мог затянуться на годы.
«Она с вашей шеи не слезет, – вздыхал адвокат, сам трижды разведенный и четырежды женатый. – Чуть двинемся вперед, и сразу что-то новое всплывает! Упорная баба. Другие сразу сдаются, а этой море по колено. Разобраться разберемся, однако точного срока не назову. Прессовать вы не согласились, справки липовые отвергли, вот и канителимся теперь!» – с сарказмом добавил он.
Пока длилась судебная тяжба, Воропаев искал покупателя на квартиру и практически нашел, оставалось лишь согласовать сумму. Проблем с куплей-продажей и сопутствующими формальностями возникнуть вроде не должно.
Другое дело, что страдали стороны невиновные – Марина Константиновна и Павлик. Бабушка настаивала на том, чтобы забрать внука к себе, пока всё не уляжется. Галина скрипнула зубами, но согласилась: ребенок-то здесь совершенно не при чем.
– Когда уезжаете?
– Послезавтра. Туда и назад, оглянуться не успеешь, как вернусь.
– Вместо тебя останется Полянская?
– Да, замещает обычно она.
Разговор не клеился. Неприятные новости сообщены, приятных пока не предвидится…
– О чем ты думаешь? – вдруг спросил он.
– О тебе, о нас, о том, что будет. Об этих перстнях дурацких, о магии, о кошках и почему-то об Ульяне, – еще о Ксюше, но о ней я умолчала. – А ты?
– О том, что ты чудесно рисуешь, – кивок в сторону «Вида из окна».
– Издеваешься?!
– Даже не думал.
– Картине сто лет в обед, со школьных времен осталась. Теперь я почти не рисую. Так, балуюсь иногда, – призналась я.
– Покажешь?
Пожала плечами. Не люблю демонстрировать «шЫдевры», но если просит…
– Выпустишь – покажу.
Альбом с рисунками лежал в ящике стола, с недавних пор я перестала его прятать. Новые работы появлялись всё реже и реже: не было вдохновения, а последние и вовсе напоминали шаржи. Вернувшись на законное место, я не без смущения протянула альбом. Чувствую себя голой в толпе.
– Ничего себе баловство! – Артемий с неподдельным интересом разглядывал рисунки.
В основном портреты, лишь три или четыре панорамы улиц, один кот и вход в нашу больницу. Попадались этюды акварелью, но большая часть работ – карандашные зарисовки наспех, без проработки деталей. Однокурсники, случайные прохожие, отец с трубкой, мама в цыганской шали, Анька, интерны и медсестры, взъерошенный Сева. Крамолова совсем не похожа, здесь она слишком добрая, а вот тут – прямо вылитая. Сонечка с бумагами, Авдотья Игоревна на посту… Воропаев, шесть разных портретов, по одному в месяц.
– Рембрандт отдыхает. Или он пейзажи писал?
– Почему, портреты. Но до Рембрандта далеко, уж поверь, – рассмеялась я. – Что ты об этом думаешь?
– Если отбросить субъективность и мой совершенный дилетантизм в искусстве, ты талант. Умеешь чувствовать людей.
– Скажешь тоже, талант, – щеки предательски вспыхнули. Но приятно.
– Не прибедняйся. Это не комплимент, а признание достоинств, помимо готовки и вышивания крестиком.
Надо же, запомнил. Потом обязательно ввернет в самый подходящий момент, с него станется. Держу пари, в идеально организованном мозгу Артемия имеются особые папочки, куда он старательно собирает компромат на каждого знакомого. Как иначе объяснить тот факт, что он не забывает ни единой мелочи, лицеприятной для человека или не очень?
Мы прекрасно уместились на моей кровати, осталось даже место для кота, чья недовольная морда высунулась из-под одеяла. Придавили пару раз, но он не ушел. Иллюзорный перс свернулся на воропаевском свитере, моя кофта укрывала его на манер пледа.
Косу мне безжалостно расплели, не обратив на возмущенный писк: «Куды?! Я с ней полчаса вошкалась!» никакого внимания. Ах вот вы как, сударь! Я не злопамятная, но на память не жалуюсь. Проверила, боится ли Воропаев щекотки. Оказалось, что боится, но не так сильно, как хотелось бы.
– Вер, перестань! – взмолился он, утирая слезы. – Хватит с меня!
– Сдаешься?
– Сдаюсь! Сдаюсь!
Раздувшись от гордости, как лягушка, на мгновение потеряла бдительность. Ох, зря!
Не церемонясь особо, меня подмяли под себя и защекотали до икоты. Я сердилась, перемежала ругательства истеричным хихиканьем, но не слишком сопротивлялась. Увернуться и…
– Размечталась, – он от души наслаждался моментом, созерцая красную лохматую меня.
– Так не честно!
– Зато эффективно.
– Слезь с меня!
– Отсюда вид лучше.
– Пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – заскулила я.
– Ммм... нет.
– Слезь сейчас же!
– А то что?
Нет, ну точно издевается! Впрочем, в мире всегда есть место сюрпризу. Я перестала дергаться, улыбнулась как можно невиннее… Такой подлости, как поцелуй, тиран и сумасброд точно не ожидал. Теплые, чуть солоноватые губы ответили моим, заставляя приподнять голову. Приятно, но шея затекает.
– Согласен, это аргумент…
На боку было гораздо удобнее, больше простора для творчества. Он играл с моими губами, чуть прикусывая, но не стремился полностью подчинить, сломить волю. Легкие начало сдавливать от недостатка кислорода так, что голова закружилась. Поцелуи сместились к виску, позволяя вдохнуть, а затем по скуле, к подбородку и ниже – к шее. Пульс зашкаливал до легкой боли, меня бросало то в жар, то в холод.
– Тш-ш, успокойся немного. Так до разрыва сердца недалеко, – спокойный – практически спокойный, – шепот. Рука Артемия слегка приподняла мою футболку и погладила влажную спину, заставляя выгибаться навстречу. Власть над телом вернулась вместе с возможностью дышать.
– Мой… только мой, – выдохнула я, – больше ничей…
– Вера…
Он нежно целовал мою шею, исследовал вырез футболки, любое мимолетное касание отзывалось пульсацией внизу живота. Мне тоже хотелось гладить его, попробовать на вкус кожу. Расстегивание рубашки было встречено радостным вздохом. Улыбаясь, я потерлась щекой, вдохнула его запах, коснулась приоткрытыми губами, лизнула…
Полурык-полустон, и я больше не принадлежу себе, а нежность сменяется бесконтрольной страстью. Часть меня захлебывается восторгом, ей безумно нравится происходящее, но другая часть, больная и озлобленная на весь мир, кричит не своим голосом и в панике вырывается.
По венам ударил электрический ток, и мы замерли. От боли. Что произошло? Воропаев понял это гораздо раньше меня.
– Прости…прости, – неестественно хриплый, напряженный шепот царапал ставший удивительно чутким слух. – Еще чуть-чуть, и я бы не удержался.
Необычайно осторожный поцелуй в плечо. Опасливый. Он боялся вновь испугать меня… или по-прежнему чувствовал боль?
– Ч-что это было?
– Сигнал SOS, посланный твоим подсознанием, – Артемий сел на кровати и застегнул рубашку. Дышал он по-прежнему прерывисто, но с каждым новым вдохом приходил в норму. – Вправил мне мозги.
– Тём, я… – должна тебе кое-что рассказать, но не могу подобрать слов. Внутренности начинает скручивать, а слезы сами собой наворачиваются на глаза, – я не хотела тебя останавливать, даже наоборот, просто…
Я пыталась рассказать ему. Правда, пыталась, только правильные слова не шли с языка. Ничего, кроме этого трусливого «просто».
– Сложно. Иди сюда, укрою.
Мне на плечи набросили беглое одеяло, укутали, чтобы один нос торчал. Не согласилась, и в итоге под одеяло забрались вдвоем, вместе гораздо уютнее. Недовольно фырчащие коты спрятались за занавеской. Такого буйства и последующего примирения они не понимали.
Анька вернулась нежданно-негаданно, почти за час до условленного срока. То ли фильм попался неинтересный, то ли прогулка с подружками наскучила. Дверь в комнату мы закрыли, поэтому шкрябанье ключа в замке услышали не сразу.
– Сдаваться сразу, или пускай найдет? – безмятежно спросил Воропаев, не меняя положения тела.
– Кто? – без задней мысли поинтересовалась я. Каюсь, успела задремать.
– Соболева Анна Сергеевна, год рождения высчитывать лень.
– Анька вернулась?! – рванулась было, но меня удержали на месте.
– Лежи. Не войдет она сюда, по легенде дома никого нет, дверь-то была закрыта.
– А твоя куртка? Ботинки?
– У твоих родных есть привычка пересчитывать куртки и инвентаризировать ботинки? – вопросом на вопрос ответил Артемий. – Не найдет, лежи спокойно.
– И конфеты не найдет? – хитро уточнила я. Верила ему безоговорочно, просто интересно.
– Конфеты в холодильнике. Мало ли, откуда они взялись? Может, мама купила и не сказала?
– Великий отмазчик, – буркнула я и забралась обратно под одеяло.
Глава 6
