Текст книги "Созвездие Девы (СИ)"
Автор книги: Екатерина Крылатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Секретарь и его сообщница
В тихом омуте черти водятся.
Пословица.
Снотворное кончилось – Галина поняла это прежде, чем открыла коробку. Перспектива бессонной ночи не испугала, но и не обрадовала. Достаточно времени, чтобы подумать, даже если совсем не хочется. Ни думать, ни чувствовать – ничего.
Галина присела за туалетный столик, провела щеткой по медно-рыжим волосам, собрала их наверх. Из зеркала на нее устало глядела женщина, довольно молодая и всё еще красивая. Ночная рубашка с длинными рукавами на средневековый манер пожелтела от многочисленных стирок и истрепалась, но Галина дорожила ею. Сейчас сильно широка в талии, а когда-то была как раз. Три совершенно новых ночнушки без дела пылились в шкафу, ведьма покупала их в порыве вдохновения и убирала с глаз долой.
– Не спится? – в зеркале отразился Воропаев.
– Тебе-то какое дело? Лично мне всё равно: дома ты или не дома, спишь или… не спишь, – она дернула выбившуюся прядь. – Чего здесь забыл?
– Хотел поговорить.
– По ругани соскучился, – с усмешкой расшифровала Галина, – или по лестным характеристикам в свой мерзкий адрес, уж не знаю точно. Впрочем, тут одно плавно вытекает из другого.
– Перестань.
– А я, милый, и не начинала. Зря ты пришел, нового не услышишь: нет, нет и нет, только через мой труп. Кокнешь жену в темном переулке или кишка тонка?
Она была настроена мирно, даже язвила без удовольствия – из чувства долга.
– Никуда не денешься, любовь моя. В крайнем случае, объявим тебя пропавшей без вести, – невесело усмехнулся он. – Ты ведь понимаешь, что это глупо?
– Понимаю, – Галина чуть наклонила голову, скрывая ответную усмешку, – вот только не привыкла отдавать кровно нажитое. Принципы, знаешь ли. Сам подумай: у тебя всё ясно – седина в бороду, бес в ребро, а мне что делать? Мы в ответе за тех, кого приручили. Раньше надо было думать, любимый мой!
– Кому-то всё равно придется уступить, не сегодня так завтра.
– Павлик не хочет уезжать, – резко сменила тему женщина, – и я его понимаю. Твоя мать настояла на этом, потому что считает меня истеричкой, а ты не стал ее разубеждать.
– Не хочешь выглядеть истеричкой – перестань истерить, – Артемий с заметным удовольствием разлегся на кровати. – Как же я по ней соскучился!
– Сволочь ты, Воропаев, без чести и совести, – вздохнула Галина.
– Приятно познакомиться, мадам Очевидность.
– Можешь ради разнообразия остаться здесь, а я пойду на диван. Всё равно не усну.
– Не сыпь мне соль на рану.
– Я серьезно, – она потянулась было к торшеру, но гасить свет не стала, – хоть выспишься, завтра с утра ехать…
– Твоя заботливость пугает, начинаешь невольно искать подтекст, – признался Воропаев. – Под кроватью ждет какая-нибудь гадость, или меня задушит подушка?
– Козел! Вечно портишь мне настроение, – Галина демонстративно легла на другой край. – Кыш тогда отсюда, надоел до смерти! Не могу понять, зачем ты вообще явился, на что рассчитываешь? На то, что сейчас глубокая ночь, и я не стану буянить, чтобы не перебудить весь дом?
– План был примерно такой.
– Тогда смирись и иди спать, уступать тебе я не собираюсь. Тоже мне!
Женщина отвернулась, и какое-то время они молчали. Галина ждала праведного негодования и искала в уме доводы. Ей нравилось спорить, играть на нервах, выбивать почву из-под ног, пересекать дозволенные границы и цеплять за самое дорогое. Но муж почему-то не стремился начать спор, с пеной у рта доказывая свою правоту.
– И долго мы будем играть в молчанку? Тебе ведь есть что сказать. Озвучивай!
– Я здесь не для того, чтобы спорить, Галка, – Артемий говорил спокойно, стремясь быть услышанным. – Я лишь хочу воззвать к твоей коматозной совести, попытаться вернуть ее к жизни.
– Попытка не пытка.
– Целиком и полностью согласен с тобой, дорогая. Как думаешь, почему мы разводимся?
– Пока не разводимся, – уточнила Галина.
– Не суть. Почему собираемся развестись?
– Потому что ты кобель, – она считала сей факт очевидным. – И перестань, наконец, задавать риторические вопросы! Нервирует.
– Из твоих уст это почти комплимент, – с сомнением фыркнул Воропаев. – Причина – не мои ужасные наклонности, не другая женщина и даже не наши постоянные «концерты» без оркестра.
Она не собиралась признаваться, но была благодарна ему за это «наши». Не «твои концерты», а именно «наши».
– Тогда почему?
– Мы устали друг от друга. Не кривись! Цель контракта достигнута, а кроме него нас больше ничего не связывает. И не надо говорить про Пашку, он тут как раз-таки не при чем.
– Да что ты?! – прошипела Галина. – Семи лет, по-твоему, тоже не было? Они исчезли, испарились? Если ты сможешь забыть, то я никогда не забуду. С какой стати я должна уступать безмозглой курице, которая палец о палец не ударила, а просто подвернулась под руку?! «Всколыхнула светлые чувства»! Тьфу!
– Не оскорбляй человека, о котором не имеешь ни малейшего понятия. Во-первых, я не твоя собственность, как это не прискорбно, и раз кое-кто думает иначе, виноватых нет. Кто обо что ударил, а кто куда подвернулся – это уже доктор скажет, – Артемий чувствовал, что начинает злиться. – Во-вторых, зацикливаться вредно, навязчивая идея – это диагноз. В-третьих, на память я не жалуюсь. Полжизни так просто не выдернешь. Мы не чужие друг другу люди, но…
– …но, несмотря на столь нежную привязанность, – перебила Галина, – ты бросаешь меня на произвол судьбы. Это не жестоко, нет?
– Если бы хотел бросить «на произвол», то выставил бы за дверь. Но ты почему-то до сих пор здесь, – резонно заметил Воропаев. – Тебе нужен не я, а стабильность…
– Ты не знаешь, каково это, – зашептала она, яростно комкая простыню, – без гроша в кармане, мокрой и голодной бродить по улицам в надежде спрятаться…
– Прекрасно знаю, и знаю также, каково идти домой, когда для тебя это смертельно опасно, вот только не пойти ты не можешь. Знаю, Галка, знаю, но не пора ли прекратить цепляться за старые комплексы? – устало спросил он. – Мы давно не те, что прежде. С чего тебе бояться нищеты? Квартиру продадим, на двушку в приличном районе вам хватит с головой, а я буду снимать…
– Какая жертвенность! И твоя принцесса согласиться? – саркастически ухмыльнулась ведьма, стремясь уколоть побольнее. – Привыкла, небось, к икре да небу в алмазах, и через недельку «рая» в коммуналке домой убежит, к папкиным кредиткам. Кому ты нужен будешь, Воропаев?
– Тебя это не касается.
– Да чхать мне на твою… – она грязно ругнулась в подушку, – …принцессу! Когда я разрешила завести любовницу, подразумевалось, что я не буду о ней знать! Квартиру он нам купит, алименты выплатит! А о сыне ты подумал?
– Помнится, ты не слишком заботилась о нем, когда материлась на весь этаж, – парировал Артемий с ледяным спокойствием. Появилось навязчивое желание постучаться головой об стенку. Или приложить Галину для профилактики.
– Тьфу ты, пропасть! С тобой невозможно разговаривать. Всё по-прежнему: развода не дам, делай что хочешь. Знаю я, что рано или поздно разойдемся, но нервы на прощание помотаю. Может, подустанешь и образумишься. Спокойной ночи!
Дверь приглашающе приоткрылась. Артемий сел на кровати и взглянул на жену. Он улыбался, в душе тоже был полный штиль. Как не надейся на победу, никто не отменял готовность к поражению. Еще месяц, три, год, но они разведутся. Не проще ли отступить и молча ждать, не нервируя ни себя, ни других? Или всё же стоит прибегнуть к угрозам, грубой силе, шантажу, как ему советовал адвокат? Галину и топором не пристукнешь, ничего ей не сделается. Внешность обманчива, испуганную голодную женщину давно сменила склочная баба, не уступавшая в хитрости и уме.
– Вечная битва между хотением и благородством? – догадалась Галина. – На одном плече чертик сидит, на другом – ангелочек с арфой, и оба тянут за уши. Тебе б родиться в Средние века, Воропаев, истинный рыцарь без страха и упрека! Не поднимешь руки на женщину, ты их только защищаешь, иногда оскорбляешь и совсем редко…
–А ты испытала на себе все три грани моего «рыцарства». Всё-таки женская логика – это страшная вещь, похуже атомной бомбы. От бомбы ты хотя бы знаешь, чего ждать. Жаль, что мы не поняли друг друга. Доброй ночи!
– Когда-нибудь – когда-нибудь, – ты скажешь мне спасибо. Дело здесь не просто в моем эгоизме и стремлении навредить, – Галина смерила мужа долгим взглядом и уже мягче добавила: – Я всегда желала тебе счастья, вот только ради твоего не хочу жертвовать собственным.
Я взбежала на нужный этаж, миновала кучу поворотов, едва не сбила с ног нашу старшую медсестру и, здорово запыхавшись, дернула за ручку дверь ординаторской.
– Наталья Николаевна, можно?
– Проходите, Соболева, – разрешила Полянская, не отрываясь от просмотра историй. – При всём уважении к доктору Воропаеву и лично к вам, должна заметить, что дисциплина хромает на обе ноги.
– Прошу прощения, – я пригладила взлохмаченную шевелюру, – этого больше не повторится.
– Охотно верю. Не будем терять оставшееся время и перейдем к распределению задач, – она сверилась с документами и ловким движением вернула на место очки. – Итак, ваши планы на сегодня: интерн Сологуб продолжает лечение Осеевой из девятой. Анализы готовы, предварительный диагноз подтверждаю. Интерн Малышев, вам новый набор: Свирский Константин Семенович, третья палата. Будьте осторожны, его постоянно рвет. Соболева и Юдинова, вам на выбор: Костромская и Титарев, шестнадцатая и тринадцатая палаты. Девушки взрослые, разберетесь…Ах да, помимо этого найдите время, чтобы заглянуть в лабораторию. Плановый медосмотр переносится на ближайшие три дня. Вопросы есть?
– Есть. Можно ж послезавтра кровь сдать? – жалобно хрипнул Толян. Выглядел он, мягко говоря, неважно: помятая, отекшая физиономия, в мешках под глазами впору картошку хранить.
Полянская цокнула языком.
– Нужно. В таком виде вас не то лаборанты – санитары испугаются. Постарайтесь лишний раз на глаза не попадаться. Вопросов больше нет? Тогда до вечера. График дежурств вы знаете и без меня, поэтому остается тот, кто по плану. Наказывать не буду, радуйтесь.
Она кивнула нам на прощание и отправилась к своему больному.
– Девчонки, сможете прикрыть на полчасика, а? Мне вот так надо, – Малышев провел ребром ладони по крепкой шее.
– Не вопрос. Ты к Печорину наведайся, он кучу способов борьбы с похмельем знает, – посоветовала я, – будешь как огурчик.
– А не стукнет?
– Не стукнет, он за свободу выбора. Лети уже, птичка «перепил», и помни про полчаса.
– Спасибо, Верк! – обрадовался Толян. – В десять буду, как штык, чесслово.
– Ну и нравы у вас тут, – презрительно фыркнула Уля. Это по мужу она Юдинова, а на самом деле как была Сушкиной, так и осталась. – Пьют, курят, приходят и уходят, когда вздумается.
– До тебя, знаешь ли, никто не жаловался. Не нравится – попутный ветер в спину, удерживать не станем, – буркнула я и после недолгих колебаний взяла себе историю Титарева.
– Всё равно беспредел, – Ульяна дернула подбородком.
– Спорить не буду. Держи Костромскую.
– А почему не Титарева? – нахмурилась она, справедливо ожидая подвоха.
– По кочану, Ульяна Батьковна, единственный возможный ответ на «Почему?» – вспомнила я дни минувшие. Настроение сразу поднялась. – Вариант на «Что делать?» вам вряд ли понравится, так что разрешите откланяться.
Оставив в ординаторской прилипчивую коллегу, я отправилась в тринадцатую палату. Туда обычно клали язвенников или диабетиков, поэтому гадать над диагнозом не придется. По дороге заглянула в сестринскую за новым халатом. Мой напоминал тряпку линялую, а пользоваться магией без особой необходимости не хотелось.
– Ухайдокала его совсем! – сокрушалась Авдотья Игоревна, разглядывая пострадавшую «униформу». – Везет тебе, как утопленнице: то стошнит кого-нибудь, то еще хуже…
– Просто она людей лечит, теть Дунь, – хихикнула Таня-санитарка. – Вспомните Нику Ермакову. Хоть в рекламу порошка сдавай, ни единого пятнышка. Она его вообще надевает?
– Я-те дам тетю Дуню! Бери свои перчатки и шуруй работать, – шутливо замахнулась на нее старшая медсестра. – В четвертой вазу крякнули, как раз по твою душу. Там местная певичка лежит, в букетах тонет, вот они и падают. Шуруй, шуруй!
Халат мне выдали вместе с просьбой беречься и пригласить Карину на разбор полетов, если вдруг встречу. Тайчук на пути не попалась, а вот пища для размышлений…
По коридору третьего этажа семенила девчонка лет пяти-шести с торчащими в разные стороны косичками и светло-розовой пижаме в полоску. Спешащие по своим делам сотрудники не обращали на нее внимания. Мало ли, куда послали, на процедуры там или на флюорографию?.. Хм, пятилетнего ребенка с хитрющими-прехитрющими глазками?
Я нагнала ее у лифта.
– Куда бежим?
Девчонка пискнула, вывернулась и шмыгнула за угол.
– Там тупик, – крикнула я вдогонку и осталась дожидаться беглянку у лестницы.
Долго ждать не пришлось: девчурка подергала запертую дверь кладовки, попыхтела и вернулась. Насупив светлые бровки, она хмуро глядела на меня и пинала батарею.
– Обратно поведешь, да? А я не пойду! Там скучно и воняет таблетками! И в попе дырки делают, – подумав, уточнила она.
– Во-первых, таблетки ничем не пахнут. Во-вторых, я даже не знаю, откуда ты удрала.
– Из больницы, – девочка уставилась на меня, как на ненормальную.
– Ясно, дитя педиатрии. Ну-ка пойдем…
– Тетя, – перебила хитроглазая, – не ругайся, ругаться нехорошо. Это папа ругается, ему можно.
– Как тебя зовут, такую шуструю?
– Вика Банько, – она вытащила руку из кармана пижамы и протянула мне для рукопожатия. – А тебя?
– Вера Сергеевна. Пойдем-ка со мной, Вика Банько.
– Не пойду, – заупрямилась находка, – мама говорит, что с незнакомыми тетями ходить нельзя.
– Мы вроде познакомились, – с улыбкой напомнила я, – и тебя наверняка ищут.
– Ну и что? Мама вечером придет, а тетку с иголками я боюсь: она дырки делает.
Напомнив себе о несчастном Титареве, который битый час дожидается лечащего врача, я собиралась позвать медсестру – надо же отвести ребенка, – но Вика вцепилась в рукав нового халата.
– Тетя Вера Сергеевна, не зови! Я ее боюсь, лучше с тобой пойду! Можно?
– В твою палату – можно.
– Тетки с иголками не будет? – деловито уточнила девочка.
– Не узнаем, если не пойдем. Давай руку.
– Я сама пойду.
– Как знаешь. Кстати, педиатрия – это не ругательство, так называют отделение, где лечат детей.
– А-а-а, – протянула Вика, семеня рядом, – тогда ладно.
Самое интересное, что отсюда до детского отделения минут шесть пешком. Сколько вприпрыжку, не знаю – не засекала. Шустрый ребенок, и сообразительностью природа не обделила.
Поравнявшись с лифтом, Вика вновь дернула меня за рукав.
– Давай на лифте, а? Ну давай! Пожа-а-алуйста!
Пришлось ехать на первый этаж, подняться на последний и только потом выйти на третьем. Девочка с обидой поджала губы.
– Я думала, будет быстрее…
– Это не скоростной лифт, – с деланной серьезностью объяснила я, – он всегда ездит медленно.
– Почему?
Каждый мой ответ сопровождался этим «Почему?». Вика болтала без умолку, тыкала пальцем в незнакомые предметы и спрашивала-спрашивала-спрашивала…
– Тетя Вера Сергеевна, а у тебя дети есть? – поинтересовалась девчурка, когда мы пропускали каталку.
– Нет.
– А почему? Ты не хочешь их иметь?
– Очень хочу, просто у меня пока нет мужа. У детей ведь должен быть папа.
– Ага, – подтвердила собеседница, ковыряя в носу указательным пальцем, – без мужа они не получатся.
– Ты знаешь, откуда берутся дети?
– Конечно, – важно кивнула Вика. – Их делают!
Стоит ли упрекать меня в том, что я поперхнулась?
– Только не знаю, где именно, – призналась девочка после секундной паузы. – Наверно, есть какая-то фабрика. Папа платит деньги, и ему выдают ребенка. Для этого он и нужен, потому что у мам денег нет.
Странная трактовка, верно? Пообщаться бы с ее родителями.
– Ты любишь детей, даже если они балываются? – продолжила допрос находка.
– Все дети балуются, но родители их любят. И я буду любить своих.
– Тогда можешь купить и мальчика, и девочку, но девочки лучше: они не балываются и не ломают игрушки. Когда найдешь себе мужа, скажи ему, чтоб купил девочку.
– Обязательно.
– Мама говорит, что без детей нельзя. Она говорит, можно жить без мужа, но не без детей, – Викины глазенки вновь заблестели: сквозь приоткрытую дверь она увидела УЗИ-аппарат, – Ой, а это что?
Беглянку я сдала из рук в руки доктору Матвеевой. Немолодая женщина рассыпалась в извинениях и благодарностях, строго зыркала на девочку, но та равнодушно ковыряла линолеум носком тапочка.
– Обыскались ее, всё отделение на уши подняли, а Вика к вам убежала! И как только додумалась?!
– Ребенок устал от уколов, – пояснила я, пряча улыбку.
– Так разве ж это уколы? – вздохнула Матвеева. – Комариные укусы. Вот у Маруси Яшниченко из соседней палаты действительно уколы. Полночи потом дитё плачет, стонет во сне…Ладно, Вера Сергеевна, у вас и без нас проблем хватает. Спасибо еще раз.
Вику увели, чтобы снова запереть в палате и «дырявить попу». Девочка поникла, грустно махнула в знак прощания и отвернулась. Из-за подобных моментов я не рискнула в свое время стать педиатром. Любой врач – в первую очередь ответственность и железные нервы, но у детского врача эти свойства должны быть развиты в разы сильнее. Ввести лекарство здоровому бугаю или маленькому заплаканному ребенку – разница есть.
Я поспешила вернуться в родное отделение. Титарев не будет ждать вечно, а лишний отказ пациента, жалоба или выговор мне ни к чему. Но у судьбы, как известно, нервы хирурга и отвратное чувство юмора. Из-за угла выскочил секретарь и налетел на меня со всего размаху. Коробка, которую он держал под мышкой, с глухим стуком упала на пол, часть вещей раскатилась по углам.
– Прошу прощения, – пробубнил секретарь, не выпуская ручки старого портфеля. Имени его я не помнила, только фамилию: Громов.
– Всё в порядке, давайте помогу.
Он с кряхтением поднял коробку, а я собрала канцелярские мелочи.
– Проверьте, ничего не потеряли?
– Вроде бы ничего, – Громов заглянул в коробку, поворошил ее содержимое. – О нет, медальон! Нет медальона!
Он бухнулся на колени и с портфелем в левой руке пополз в дальний угол.
– Где же он, где же он?! – с неприкрытым ужасом квакал секретарь.
Я догадалась заглянуть под линолеум. Как он мог сюда закатиться? Толстая цепочка, холодная как лед, овал тусклого металла. Напоминает серебро, только темнее. Взгляд упал на узор на крышке: странное переплетение четырех букв. Четко видны «Б» и «В», остальные слишком мудреные, с завитушками. «А» или «Л»?..
– Не трогайте! – взвизгнул Громов, заставив меня выронить находку.
Мгновение, и странный медальон уже завален другими вещами. Секретарь, испуганно сопя, бросился прочь. Ни «спасибо», ни даже «до свидания». Так нервничать из-за дурацкой побрякушки?..
…За полгода до этого взломали личный сейф Рейгана и сперли медальон того же периода… Она не знает, откуда… странные побрякушки… появились одновременно…стиль исполнения похож: один металл – серебро, схожая форма… Герба на медальоне не было, зато стояли инициалы…
Совпадение, и на свете куча медальонов с инициалами? Например, наследство от какой-нибудь пра-пра-пра-пра, дорогое как память. Глупость, конечно, но если я не ошиблась, и медальон действительно тот самый… нам всем несдобровать. Вооружившись кистями и красками, воображение рисовало армию «мертвых» вампиров, осаждающих больницу, идущих на таран растрепанных ведьм и прочих, хоть немного заинтересованных во всей этой истории. Перспектива, однако!
Как врач я обязана идти к Титареву, но как маг – «полукровка»… Эх, терпеть не могу распутья! Скрепя сердце, решила «проводить» Громова. Если он и вправду честный обыватель, пулей к своему пациенту за заслуженным наказанием. Если же нет…Об этом «если же» я старалась не думать.
Далеко секретарь уйти не мог, мешались тяжеловатая коробка и портфель. Миновав коридор и спустившись этажом ниже, я уловила знакомый квакающий голос:
– С ума сошла? Нас здесь подслушают!
– Не трясись, мы болтаем о природе-погоде. Принес?
Они стояли совсем рядом, руку протяни и коснешься. Дабы не быть замеченной, отступила назад и напрягла слух. Вот блин! Хлопнув себя по лбу, набросила полог невидимости. Слабенький, вблизи меня легко заметить, но этот полог еще и маскирует присутствие. Чувствую себя героиней дешевого детектива с мистическим уклоном.
– Супер, горжусь тобой! – похвалила громовская собеседница. Странный голос, будто цифровая запись паршивого качества. – Давай сюда!
– Она убьет тебя, если узнает…
– Не узнает, – беспечно отозвалась женщина. Маленькая пауза и яростный визг: – Ой придурок! Дебил! Не могу!
Казалось, что приступ истерического хохота слышит весь этаж.
– Тише ты!
– Ой, не могу! Ладно, ладно, прости меня, ум за разум заходит от этой таинственности, – икнула собеседница. – У тебя голова есть, а? Зачем мне копия? Надо было незаметно подменить оригинал, а ты-ы…Не хватилась?
– Нет, конечно, раз я еще жив, – обиженно ответил секретарь. – В следующий раз говори, что и зачем. В отличие от вас, прохиндеев, я не экстрасенс.
– А кто экстрасенс, я что ли? У меня, Моргарт, всего один диплом, шаманизмом я только балуюсь. Не переживай, прорвемся. Услуга за услугу: ты достал штучку – я отдаю ключ. Старуха говорила, сигналок там нет. («Угу, – вставил он, – я помню») Заглянешь тихонько, возьмешь, что нужно, и ключик мне вернешь. Чур, не громить и не переставлять, иначе сразу догадается, – напутствовала женщина с измененным голосом. – Понятия не имею, что ты там забыл, но раз обещала...
– Спасибо.
– «Спасибо» в карман не положишь. Следующий этап сделки: ты помогаешь мне вытащить Дэна, а я влияю на старуху в плане вашего освобождения.
Сюрреализм какой-то: люди идут по коридорам, даже не подозревая, что прямо под носом зреет… заговор? Оппозиция? Куда хочет проникнуть Моргарт, который вроде бы Громов? Кто такая Старуха? Звучит как криминальная кличка.
– Ты до сих пор надеешься, девочка? Я давно не питаю иллюзий. Мы рабы от рождения, а твой муж – всего лишь рычаг давления. На тебя. Не помнит, кто он есть на самом деле, забыл даже свою настоящую фамилию, думает, что не знаком с тобой. Окстись! Уцелеть бы после ритуала…
– Ритуала не будет. Время не в ее пользу, чудо должно случиться не позже мая, плюс-минус неделя. Шесть с половиной лет, помнишь? Прибавь неполный год.
– Понимаю, – задумчиво протянул секретарь, – «случится чудо» – красивая метафора…
– Не метафора, глупый. Откуда ты вообще знаешь это слово?
– Поживешь с вами – еще не тому научишься, а моя покойная бабушка уважала поэзию.
– Не такие уж вы и отсталые, оказывается. Дэна я вытяну, Мор, и тебя освобожу. Я решила: дождусь, выложу всё без утайки и помощи попрошу. Расскажу про бабку, про зеркало, про Niveus. Надоело бояться! И потом, столько крови на руках будет. Тебе не гадко?
– Я не могу никого убить, забыла?
– Не можешь – научит, не хочешь – заставит, – горько хохотнула неизвестная. – Помимо нас с тобой у нее куча таких, плюс Тени, поэтому вампиры и суетятся. Я слышала, что старуха нашла еще кого-то, типа фанатика. Он вообще за людской геноцид и возвращение магии в массовое употребление. Каково?
Тихо шифером шурша… Я прикрыла рот ладонью. Природой-погодой здесь и не пахнет.
– Дай хоть на портрет взгляну. Интересно, правда ли это?..
– Правда. Смотри сам.
Короткое слово, сухой щелчок – открылся медальон, – и Громов тихо ахнул.
– Дедушка мой Инкрыткарн, бабушка моя Дапртенлья! Спустя столько лет… Поразительно!
– Только глаза иные, от какой-нибудь прабабки-крестьянки достались, – хмыкнула женщина. – Не верила, пока не увидела близи.
– Теперь понятно, почему… Как думаешь, совпадение?
– Какое там?! Не бывает совпадений в таком чистом виде. Выйду на пенсию – составлю родословную, отслежу, с какого колена ведьмы вмешались.
– Всё шутишь! Я вот чуть со страху не помер, – он понизил голос, и окончание фразы я не разобрала, – …насмарку!
– Ситуация, – присвистнула незнакомка, – Еще чуть-чуть…хм…и прямо в рай. Череда совпадений какая-то! Ниточка за ниточку, крючочек за крючок.
Она помолчала.
– Ладно, Мор, пойду я, хватятся – втык будет. Лезть лезь, но осторожно, попадешься – спасать не буду. Нам не горит, так что подождем. И, да, встреч со мной не ищи: пелена со стекла в полдень спадет, вновь следить за нами будет.
– Скажи напоследок: я правильно понял, и бессмертие для старухи – не основная цель?
– Правильно, – выдохнула женщина, – полезная, но не основная. Она хочет открыть врата в Потусторонний мир.
Глава 7
Операция «М», или Ловушка для злодея
– Засада, – сказала Сова,– это вроде сюрприза.
А. Милн.
Титарев смиренно ждал меня в тринадцатой палате. Никуда не бежал, никому не жаловался, не требовал другого врача – в общем, вел себя как образцовый пациент. Такое миролюбие требовало банальной благодарности с моей стороны. Приветствие, знакомство, вопросы о самочувствии и симптомах, осмотр, необходимые уточнения по ходу дела – всё на автомате.
– Вот тут больно? А тут? Уже хорошо. Проблемы с пищеварением давно начались?
Руки заняты привычной работой, а в голове стучит: «Нужно куда-то бежать, кому-то звонить…». Выписывая направление на гастроскопию, я мысленно крутила головоломку. Подруга-логика услужливо шептала, что мест с охранками или без оных может быть только два, по количеству магов нашего отделения, исключая меня. Обитель Крамоловой? Наличие там какой-либо колдовской пакости, необходимой Громову, более чем вероятно. Но ведь главврач не появлялась очень давно, а всё ценное наверняка взяла с собой. Ценное или опасное. Остается кабинет Артемия, уж там-то охранок точно нет. Вопросы цепляются один за другой: откуда Громов мог об этом узнать, подслушивал? Ухитрился поставить «жучка» или камеру? Сомнительно. В духе агента 007, но никак не нашего робкого секретаря. Хотя теперь научно доказано, что в тихом омуте черти водятся… Хорошо, сейчас мне важна не причина, а следствие. Допустим, целью является кабинет Воропаева, но что могло понадобиться – как она его назвала? – Моргарту?
– Гастроскопию можно будет сделать в одиннадцать. Пока рано что-либо говорить, но следует исключить язву двенадцатиперстной кишки, – я еще раз заглянула в карточку.
– Так может я лучше, это, на УЗИ? – робко спросил Титарев.
– Николай Николаевич, ультразвук, конечно, вещь хорошая, но в вашем случае его недостаточно. Процедура неприятная, зато пройдете, и мы будем точно знать, что никакой язвы у вас нет.
Пациент глядел мне в рот, ловя каждое слово. В любой другой день я бы порадовалась (расту!), но сегодня хотелось поскорее отсюда смыться. Это, впрочем, не помешало честно исполнить свой врачебный долг.
Обещав заглянуть после перерыва, я вышла из палаты и набрала номер Печорина.
– Хозяин занят, автоответчик в отпуске, с вами говорит кухонный комбайн! – ответила трубка.
В прошлый раз я нарвалась на «Крематорий, шестая печь слушает!»
– Евгений Бенедиктович, доброе утро! Не отвлекаю?
– Отвлекаешь, конечно, – проворчал стоматолог. – У меня тут нерв гибнет, а ты – «доброе утро!» Что случилось, дама в «биде»?
– Я знаю, кто украл медальон вашего дяди.
Отдать вампиру должное, соображал он быстро.
– Не по телефону. Ноги в руки и бегом ко мне! Жду, – на том конце заплакали гудки.
Печорин впустил меня, повертел головой и, не обнаружив ничего подозрительного, закрыл дверь изнутри. Женщина в кресле, пышнотелая блондинка, уставилась на меня и замычала: говорить внятно ей мешала двойная порция ваты. Нервы Евгений глушил по старинке, мышьяком, так что мычание через раз прерывал скулеж.
– Баю-бай, засыпай, а то серенький волчок тебя схватит за… бочок, – он помахал перед носом пациентки раскрытой ладонью. – На самом деле, вариантов тьма тьмущая, всё зависит от степени испорченности волчка.
– Вы ее усыпили? – я наивно полагала, что вампиры не владеют магией.
– Старый добрый фокус. На случай, если жертва сопротивляется, – подмигнул Печорин. – Не всем по нраву истошные вопли, кто-то предпочитает кушать в тишине. Полезней для пищеварения.
Насвистывая, он достал из шкафчика бутыль и шоколадку. Стоит мне прийти, как его сразу мучит сушняк. Или просто пользуется моментом?
– Не тяни кота за хвост, она не будет спать вечно, – вампир отхлебнул с горла. – Что там про Борискины цацки?
Я воспроизвела подслушанный разговор и заодно поделилась своими догадками. Игривое настроение коллеги как рукой сняло.
– Ты ничего не путаешь? Да не шипи, я для верности! Слишком уж мылооперно: желая вызволить мужа, она согласна на любую подлость, но одновременно участвует в сопротивлении. Долой гнет тиранши, да здравствует справедливость! Громов этот вообще не к месту. Рабыня Изаура, блин! – он разломал шоколад и бросил в рот кусочек. – Угощайся, думать помогает.
– И коньяк тоже?
– Коньяк, милая моя, помогает во всем, от раздумий до семейной жизни. Поэтому я до сих пор холост. Эх, шутки шутками, а наше дело – труба. Ты даже не представляешь, в какую каку случайно ткнула палкой.
– Вы знаете, о ком они говорили.
– Уверен на девяносто девять процентов. Своему благоверному сообщила? Камнем преткновения-то стало его имущество.
– Отсюда до Рязани шестьсот километров, – напомнила я. – При всём желании…
– Дурёха, если надо, то он примчится через минуту, – Печорин искал по карманам мобильник. – Хотя-а, знаешь, пускай человек доберется до места. Расположится, обустроится, насладится эфемерной свободой. План по поимке гномика мы и сами составим.
– Гномика?
– Тролльфа, если быть совсем точным. Слыхала про таких?
Еще бы! Те самые существа из регистра Особо опасных.
– Поймаем Моргарта – найдем таинственную подругу, расколем подругу – узнаем, где скрывается Ирен. Всё гениальное просто, – вампир даже повеселел. – Догадываешься, что меня смущает?
– Всё слишком просто?
– Нет, это как раз-таки закономерно. Объяснимы все разрозненные факты, кроме одного: что они имели в виду под «чудом»? Определений здесь как котят нетопленных, от прямых до переносных. Если не магия, что тогда?
Меня больше интересовало, кто такая Ирен.
– История долгая, а я не рассказчик. Если вкратце, – Печорин набросал на листке бумаги жуткую рожу с оскаленной пастью и рогами, – Ирина Бестужева, спятившая на старости лет ведьма (ей без малого три столетия) и по совместительству мать нашей любимой Марии Васильевны.
– Крамоловой?!
– Другой не знаю. Бестужева в розыске, пару раз на нее выходили, но след обрывался. Без посторонней помощи она скончается лет через семь-восемь, только вот Ирен это совсем не выгодно. Жить, видите ли, хочет, и не просто жить, а вечно. Так ладно бы вечно, полбеды: солила б себе грибочки в Брянских лесах, никого не трогала – мы только за! Но жить спокойно ей мешает пунктик и склонность к массовым убийствам. Благодаря твоим донесениям всё стало на свои места: Ирен окончательно спятила.
