Текст книги "Созвездие Девы (СИ)"
Автор книги: Екатерина Крылатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Верк, куда тебе столько? – удивилась сестрица. Родители продолжали завтракать, как ни в чем не бывало. Причуды именинницы не казались им причудами. – Не лопнешь?
– А фто? Я говодная, – говорить внятно мне мешал еще один, «бонусный», блинчик.
– Ну-ну.
– Спасибо, мам, я у себя поем.
Вернулась в комнату, чудом не уронив по дороге тяжелый поднос, и на всякий случай заперла за собой дверь. С Аньки станется прийти и проверить, всё ли я съела.
– Твоя мама – молодец, – похвалил Воропаев, когда с завтраком было покончено. – Теперь понятно, в кого ты такая кулинарно-подкованная.
Мне великодушно позволили допить и доесть, после чего будничным тоном велели собирать вещи. Мы уезжаем. На неделю!
– К-как? Куда?!
Признаюсь, ничего столь экстремального я не ожидала, и в мыслях не было. Да кто нас отпустит в середине недели?! Последний вопрос задала вслух.
– Уже отпустили. Меня – лично Крамолова, тебя – я. Надо ж догулять свой законный отпуск.
– А раньше ты сказать не мог?! – меня душил смех. – Как прикажешь собираться?
– До вечера у тебя еще куча времени, – флегматично отозвался он. Такой деловой с виду, а у самого чертики в глазах, – много не набирай, только самое необходимое. На твоем месте, я бы захватил купальник, но это сугубо по желанию.
– Бассейн? Термальный источник? О-очень маленькое озеро? – я терялась в догадках. Ну не море же, холодно пока для моря.
– Увидишь, – и больше ни звука. Садист! Заинтриговал и радуется.
– Только у меня… как бы объяснить?..
– Как есть.
Пришлось рассказать о семейной традиции.
– ..В общем, раньше восьми мне из дома не вырваться, и это еще в лучшем случае. Обидятся ведь.
– Этот фактор я как-то не учитывал. Ладно, придумаем что-нибудь. С вещами всё равно не затягивай и учти, что больше одной сумки на душу не повезем.
Ясно, рассчитывает, что я не буду мучиться с выбором и возьму лишь самое необходимое. Вот только на деле выйдет чуточку иначе: я понапихаю всякого барахла, а всё нужное, наоборот, забуду. Типичный пример полярности мужской и женской логик.
Оставшееся время (маршрутка нынче отменяется) я потратила на прикидку необходимого. Неделя – понятие растяжимое. Знать бы точно, куда едем, и были бы развязаны руки. Умывальные принадлежности, всякие мелочи-полезности – само собой разумеется. Несколько смен белья, две пары обуви – шлепанцы и кроссовки, – пара-тройка маек, юбка, джинсы, шорты, домашний халат. Насчет торжественного особо не волновалась: есть у меня одна идейка, не зря позавчера полдня в Сети просидела. Посоветованный купальник. Косметичка. Что еще?
– Полис и паспорт брать? – на полном серьезе спросила я. – У меня и «загран» есть.
– «Загран» брать необязательно.
Значит, не заграница. И то хлеб.
После недолгого раздумья я добавила к общей куче электронную книгу. Сомневаюсь, что пригодится, но пускай будет. Спряталась за дверцу шкафа и достала Элькин подарок к Женскому дню, не надеванный мною ни разу и даже не распакованный. Подруга ценит знаменитый афоризм, что «хорошее белье для женщины как атомное оружие для страны: может и не понадобиться, но с ним как-то спокойнее». Комплектик, конечно, красивый, но слишком уж… откровенный. В здравом уме и трезвой памяти я бы ни за что такое не надела. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Примерю вечером и, если будет прилично, возьму.
Мы специально пришли притык-впритык, но ребята всё равно подкараулили у входа, и под всеобщий одобрительный гомон Жанна оттаскала меня за уши. Совершить сей магический обряд очень рвался Толян, однако его не допустили: набор ушей дается один и на всю жизнь. Междусобойчик наметили на полшестого, но я сразу предупредила: сидим до семи, и баста. Обиженный народный вой не умолил, а угроза внеочередных ночных дежурств мигом склонила чаши весов в мою сторону.
– И чтобы без алкоголя, – припечатал Воропаев, – приду и лично проверю. В доступе к спирту вам, доктор Толик, на сегодня отказано. Авдотью Игоревну я предупредил.
Толян разочарованно вздохнул, но шибко расстроенным не выглядел.
«Не переживай, у него заначка в диване. Вино, две водки и шампань, а Печорин обещал ему на коньяк расщедриться. Об одном прошу: на шампань не налегай. Ты нужна мне вменяемой и по возможности адекватной»
«Боишься повторения “Письма Татьяны…”?»
«Скорее, его продолжения…»
Наши переглядывания украдкой не остались незамеченными.
– Не знал бы, что телепатии нет, точно бы решил, что они обмениваются мыслями, – шепнул Славик на ухо Романову.
Я закашлялась, смаргивая выступившие слезы. Люди и не догадываются, как порой бывают близки к истине.
Рабочий день не порадовал разнообразием событий, разве что у пациентки Сологуба во время первичного осмотра начались преждевременные роды. Коллега, как истинный врач, в экстренном порядке обратился куда нужно и лишь после этого шлепнулся в обморок. Малыша назвали Ярославом: молодой матери вдруг как-то разонравился выбранный ранее Вениамин. В итоге полбутылки юбилейной «шампани» достались доблестному медику. Он, кажется, даже не вспомнил, что именно мы празднуем.
Отметили весело, как в свое время день рождения Жанны. Мне сказали много хороших искренних слов, понадарили кучу полезных мелочей. Единогласно избранный тамадой Сева организовал конкурсы (хохотали все так, что потом говорить не могли – только икали). Незадолго до шести вечера заглянула Ульяна и пожелала счастья в личной жизни. Подвыпивший народ не заметил, а мне сразу бросилось в глаза, что Юдинова чем-то подавлена. Ближе к концу празднества явился Евгений с обещанным коньяком. Поздравил, вручил Толяну заветную бутыль, а мне – красиво упакованную коробку. Внутри оказались подарочное издание «Энциклопедии молодых родителей» и ожерелье ручной работы: зубчики чеснока перемежаются пулями с серебряной насечкой. Прекрасный подарок, только не совсем понятно, как он нанизывал на нитку чеснок с пулями. «Энциклопедию» оставлю без комментариев.
Обещание своё я сдержала, и за весь вечер выпила от силы бокал вина. Анатолий получил-таки заслуженное дежурство: бутылка ядреной перцовой настойки в культурную программу не входила. Вроде как совесть надо иметь.
Перед торжественным семейным ужином я отвела в сторонку маму и коротко изложила просьбу. Она поняла и скрепя сердце приняла, поэтому в половину восьмого я вышла из дома. Можно сказать, мы с матерью заключили бартер: она берет на себя сообщение об отъезде, а я, в свою очередь, (цитирую) как можно скорее знакомлю ее с будущим зятем. Срок знакомства был определен весьма и весьма расплывчато, но, думаю, будущий зять сам не откажется быть представленным.
А Элькин комплектик всё же надела, смотрелся он на мне очень даже ничего.
– Хорошо, давай так: можешь не говорить, куда мы направляемся, но честно ответишь на любой другой вопрос. По рукам?
«Молчание было ей ответом». Девяносто девять из ста, что он беззвучно смеется. Нет, это ж надо было додуматься! Не успели мы выехать из города, как Артемий свернул к обочине, достал из дорожной сумки шелковый шарф и завязал мне глаза. Несмотря на обманчивую прозрачность, увидеть что-либо было нереально, как и сдвинуть сам шарф. Вещичку специально заговорили таким образом, чтобы она не позволяла применять магическое зрение. Ассортименту методов моего любимого можно только позавидовать.
Пауза затягивалась.
– Ну, так как? – спросила я как можно жалостливее.
– Пожалуй, один вопрос погоды не сделает. Я весь внимание.
– Долго нам ехать?
– Меньше часа. Минут сорок, от силы пятьдесят, если поворот не пропустил. Тут знак недавно снесли.
– А что?..
– Мы условились об одном вопросе… – нагло напомнили мне, – …но в качестве дополнения могу расщедриться на второй.
– Сделайте одолжение, войдите в положение! Солнце уже село? – любопытство, на самом деле, не праздное: для меня была глубокая ночь.
– Село. Сейчас без десяти девять.
Мы свернули направо, мимо с характерным звуком прошла грузовая машина. Защелкали «поворотники». Какое-то время спустя я задремала, удобно откинувшись на спинку сиденья. Ремень безопасности нисколько не помешал. Сквозь сон услышала, как тренькнула смс-ка. Артемий едва различимо хмыкнул, набрал кому-то.
– И все пятьдесят с тобой? Распустила? Хорошо. Я твой вечный должник. Где? Найдем. Да, есть. Спасибо. На связи… Да найдем мы ее, найдем! Всё, спокойной ночи! Тебе того же.
Я проснулась от резкого толчка: что-то сильно ударило по днищу машины.
– Всё в порядке?
– В полном, обычная яма… Усадебная, Усадебная, вот она, вроде бы. Нет, это Зеленая… Точно, сюда. Понастроили дворцов, умники!
Под шинами мерно похрустывал гравий. Не похоже не автотрассу, скорее, на проселочную дорогу. Теперь я окончательно уверилась в последнем предположении.
– Приехали.
Он свернул еще раз, гравий сменился бетонным съездом. С меня, наконец, сняли повязку. Так и есть, стоим перед воротами. Свет фар отражался от металлической поверхности, я с непривычки прижмурилась.
– Прошу, – Воропаев открыл дверь машины и подал руку. Прямо как в старых фильмах о важных особах, когда женщины и шагу не могли ступить без ручки.
– Благодарю, – чопорно кивнула в ответ.
Калитку он открыл без ключей, одним движением руки, после чего подхватил наши сумки и первым проник во двор. Темно, хоть глаз выколи! Я заслушалась ночным пением цикад, им нестройным хором подпевали лягушки. В воздухе тоненько звенели комары, но можно было не беспокоиться на их счет: облетали стороной и не задерживались.
Из-за тучи выглянул лунный серп, осветив силуэт двухэтажного дома. Как по команде зажглись фонари. Первый, второй, третий – с десяток, бросая длинные тени на отделанную плиткой дорожку. Другие, посыпанные гравием, дорожки вели в сад. Сельскохозяйственные угодья находились за собственной оградой.
Напротив жилища располагалась не менее роскошная пристройка, какие обычно зовут времянками. Хотя в такой времянке и жить не стыдно! Вспомнился наш крохотный участок, примечательный разве что километрами грядок да зарослями сорняков, и домик-развалюшка. Загородный отдых всегда был для меня адом…
– Нравится?
– Это потрясающе!
Я подошла к ближайшему фонарю и погладила прохладную поверхность. Настоящий питерский фонарь – видела похожие, когда гуляла по набережной Северной столицы.
– Изготовлены вручную и под заказ в количестве десяти экземпляров. Кстати, ты единственная, кто, впервые увидев это место, кинулся обниматься с фонарем. Пренепременно расскажу Марго, пускай порадуется.
Без сожаления отпустив питерское чудо, я обняла Артемия, чтобы не ревновал почем зря. К фонарю, ага. Сумки мягко шлепнулись на плитку. Мы немного постояли так, любуясь домом. Вокруг злобно пищали комары.
– Не верится, что мы одни. На целую неделю…
Я бы согласилась и на шалаш, и на амазонские дебри, и на пещеру мезозойских времен, только бы быть рядом с ним. Вот сейчас, например, у меня жуткая каша в голове, но я счастлива. До легкой боли в висках, до пресловутых бабочек в животе. Не хочу, чтобы это кончалось!
– Иди в дом, я загоню машину.
– Давай помогу с вещами.
– Иди.
Я стояла на веранде и смотрела, как он по старинке (читай: вручную, без магии) открывает ворота, и, не удержавшись, поманила сумки. Те вальяжно, как раскормленные несушки, совершили короткий перелет и приземлились рядом.
«Светляк» помог отыскать выключатель в прихожей. Тут меня ждал очередной сюрприз: внутри дом Марго значительно больше, чем выглядит снаружи. «Видишь одно, а на самом деле – другое». Четырехметровые потолки, громадная прихожая, ведущая на второй этаж лестница красного дерева… Мы, часом, адресом не ошиблись?
– Скромные эксперименты с пространственной магией, – пояснил вошедший следом Воропаев, – на большее силенок не хватило. Видела бы ты, что творят маги-дизайнеры! У Женьки вон как-нибудь спроси.
Девять комнат, ванная, отдельный туалет на первом этаже, столовая и кухня. Во времянке баня и бассейн, плюс маленькая комната отдыха. К дому примыкает гараж на три автомобиля, есть чердак и подвал. Если это «скромные эксперименты», то я испанская летчица!
Чем дольше мы гуляли по хоромам, тем сильнее терзали сомнения.
– Тём, а как же Маргарита? Она ведь тут живет. Неудобно…
– Неудобно спать на потолке: одеяло падает, – ответил он в своей обычной манере. – Между прочим, это была идея Марго, я только согласился. Не волнуйся, не пропадет она. Дачная жизнь и моя сестрица несовместимы, потребность в птичках и свежем воздухе проходит, как осенний грипп.
– А служащие? – помню, он говорил о целом штабе прислуги.
– Получили недельный оплачиваемый отпуск. Закрыли тему.
Артемий показал мне владения, попутно поведав их историю. Муж Маргариты, Константин Константинович Григориадис, выкупил участок около пяти лет тому назад по слезной просьбе жены. Дом строили согласно утвержденному госпожой Лавицкой-Григориадис проекту. Мадам лично контролировала процесс строительства, выбирала посадки и заказывала фонари. Кучу времени и средств вложила, не у всякой задушевной подружки в мехах и бриллиантах имелось такое жилище, однако старалась Рита не для себя, ей вполне хватало заграничных курортов.
– Представь себе моё удивление, когда на тридцатый день рождения меня привозят сюда со словами: «Дарю! И не надо благодарности, всё от чистого сердца!» Марго, видимо, ожидала, что я сей момент поселюсь здесь с семьей и со слезами умиления. Не сомневаюсь, что от чистого сердца и без всякой задней мысли, но… гхм… это было всё равно что получить в собственность государство. Я не мог принять такой подарок. Ох, как она меня материла! «Скотина неблагодарная, это не только тебе, но и матери! Жене твоей!! Моему племяннику!!!» Однако мать была со мной солидарна: это уже чересчур. Дом домом, но вилла… В общем, мы здорово разругались. Сестра дулась больше года, первой зарыла топор войны, но поставила условие: приезжать сюда каждое лето, семью привозить. На том и порешили. С тех пор дача принадлежит ей, а я выполнил уговор только однажды.
– Почему?
– Больше трех лет в отпуск не ходил вовсе. Добросовестно наведывался раз в полгода, обновлял защиту, сделал дачу Марго не такой приметной со стороны. Вереницу горничных-садовников уже сестра наняла.
Описание шикарных интерьеров займет не час и не два, но они ухитрялись совмещать в себе красоту, роскошь без вычурности и практичность. У обидчивой жены олигарха прекрасный вкус. Сразу видно, что демонстрация собственного богатства не цель.
Спать совсем не хотелось, поэтому мы обосновались в гостиной. Сооруженные к нашему приезду блюда так и остались в холодильнике. Не пропадут, успеем оценить.
– Да тут еды на целую армию! – я в легком шоке созерцала содержимое трехкамерного холодильника. Все три объемных камеры были сверху донизу забиты различной снедью.
– Любовь моя, вторая слева бутылка на дверце, – с улыбкой напомнили мне. – А это всё съестся за милую душу, потом готовить придется.
Заставила себя поверить на слово и переключиться на бутылки. Представленный тут алкогольный набор мог удовлетворить запросы самого придирчивого гурмана. Печорин бы наверняка оценил. Интересно, он тут когда-нибудь бывал?
– Ездили однажды на рыбалку и переночевали тут, – ответил Воропаев, когда я спросила. – До погреба с винами не добрался, ограничившись коньяком. Всю ночь холодильником хлопал, пока не высосал последнюю порцию. «Думали, бездомный, а на практике бездонный».
В нужной бутылке оказалось белое вино. Правда, я как-то слышала, что его не хранят в холодильнике. Присмотревшись, различила ненавязчивое заклинание, охлаждающее вино без переохлаждения, как и остальные напитки.
– С днем рождения!
Коротко звякнули бокалы.
– Вкусное, – призналась я, отпив глоток, – но я совершенно в них не разбираюсь.
– Как и я. Шампанское, если вдруг что, первое справа.
Не удержавшись, запустила в него виноградом. Неужели нельзя просто взять и забыть о моем тогдашнем казусе? Виноградина «заботливо» вернулась, поближе познакомившись с моим лбом. Прицел у Воропаева всё-таки получше будет.
Мы прихватили с собой начатую бутылку и уютно устроились на диване. Камин (куда уж без него?) покорил с первого взгляда: настоящий, а не жалкая электрическая подделка, выполнен «под старину». Красная кирпичная труба наводила на мысль о застрявшем там Санта-Клаусе. Нет, мне определенно нельзя пить!
– Еще будешь? – предложила я, дабы уравнять силы.
– Нет, – бутылку сразу закупорили и отставили в сторону. – Между прочим, закусывать вино виноградом – всё равно, что заедать торт хлебом и макаронами.
– Предлагаешь не закусывать?
– Предлагаю просто поесть винограда.
Бутыль опустела едва ли наполовину. Выходит, он выпил даже меньше моего?
– Не расстраивайся, ты не пьяная. Это я пьяных не видел, – негромко рассмеялся Артемий и занялся любимым делом: разорением моей прически.
Косы было не жаль, коса – дело наживное. Его пальцы зарывались в волосы, скользили по всей длине, будто расчесывая, играли с вьющимися прядями. Я немного изменила положение тела и закрыла глаза. Костяшки пальцев тем временем массировали затылок, потирали позвонки шеи.
– Спасибо, – пробормотала я, чувствуя, как расслабляется каждая клеточка, – огромное тебе спасибо за подарок.
– Разве ж это подарок? Это пока упаковка, а за подарком поедем завтра. Я договорился на три часа дня.
Всё чудесатее и чудесатее! Ума не приложу, что еще он мог придумать, хотя недостатком воображения никто из нас не страдает… Мой взгляд упал на музыкальный центр.
– Ты позволишь?
Артемий кивнул, с интересом наблюдая за моими манипуляциями. Я подошла к центру, рассмотрела повнимательнее. Так и есть, в Элькиной квартире точь-в-точь такой же. Ее брат работает на радио и увлекается музыкой, поэтому денег на мечту не пожалел. Управиться с агрегатом сумею, подруга научила. А что у нас с музыкальным набором? Диски тут на любой вкус и цвет, тумба буквально трещит по швам.
Поколдовав над центром, я отыскала композицию. Так-с, возвращаем ее в начало и ставим на «паузу».
– Скоро вернусь.
Заинтриговала, заинтриговала – по глазам вижу. И догадываюсь, о чем думает.
– С жанром слегка не угадали, но направление ваших мыслей мне начинает нравиться.
Скорчив рожицу, поднялась в комнату для гостей. Выбор объяснялся легко: только здесь имелось зеркало во весь рост. Я разделась до нижнего белья и встала так, чтобы отражаться в нем полностью. Теперь главное не перепутать и не сломать язык в нагромождении согласных. Вспоминаем, как оно выглядело… Сначала полупрозрачная невесомая ткань – своеобразный «каркас», – а затем она обрела материальность и стала платьем. Самое сложное – изменить отделку и закрепить иллюзию. Есть! Провела рукой по длинной юбке. Настоящая, рука насквозь не проходит.
В зеркале отражалась я, облаченная в небесно-голубое выпускное платье. Немного его подкорректировала: изменила крой лифа, сделала юбку не такой пышной, а рукава – полупрозрачными. Подумав, я убрала большую часть украшений, заменила лямки бюстгальтера бесцветными, вернула выпускные туфли (они всегда мне нравились), но пришлось изрядно повозиться. Прическу повторять не стала, лишь расчесала волосы и заколола их покрасивше. А во мне погиб великий стилист!
С видом наследной принцессы вернулась в гостиную. Наградой моим стараниям были изумленно-восхищенный взгляд и чуть ли не первая со дня знакомства невозможность подобрать слова.
Отбросив тщетную попытку выразить эмоции, Артемий выдал:
– Я лучше промолчу. Но… откуда? С собой везла?
Покачала головой, пытаясь согнать с лица улыбку счастливой дурочки.
– Иллюзия? – недоверчиво спросил он, касаясь рукава. Тот не исчез.
Я подошла к другу-центру и нажала на нужную кнопочку. Зазвучало вступление к наиболее любимому мною венскому вальсу.
– Объявляю белый танец, дамы приглашают кавалеров. Потанцуешь со мной?
Что-то подсказывает, что коровами на льду не будем.
– С превеликим удовольствием, – легкий ироничный поклон.
Мы стали в позицию. Что-что, а танцевать вальс я умела. Сложно представить, однако московская тетя Люда в молодости неплохо танцевала и даже преподавала в школе танцев. По стечению обстоятельств вид деятельности пришлось сменить, но пятнадцатилетний отрезок из жизни не выкинешь. Я же научилась совершенно случайно: тетушка натаскивала соседа сверху за неделю до выпускного бала и, дабы не тратить время на поиски партнерши, предложила мне отвлечься от учебников. Знала бы я, на что подписываюсь…
– Раз-два-три! Раз-два-три! – хлопала тетя Люда в ритме солдатского марша. – Выше головы! Спинки держим прямо! Раз-два-три! На ножки не наступаем! Анатоль, куда вас постоянно уносит? Ведите в танце! Плавно! С чувством! Вера, куда ты тащишь Анатоля?! Раз-два-три!
Воропаев довольно уверенно вел меня в танце. Основные движения он знал, да и не выглядел человеком, мучительно отсчитывающим такт.
– Для жертвы медведя-садиста ты неплохо танцуешь, – заметил Артемий, из озорства закружив меня. – Если попрошу спеть, то наверняка выяснится, что всё это время кое-кто нагло прибеднялся.
Пришлось признаться, что я умею только вальс, и то по блату. Когда битый час повторяешь один и тот же поворот, а нескладный балбес с грацией медведя-шатуна оттаптывает тебе ноги, волей-неволей начинаешь попадать в мелодию.
– А кто научил тебя?
– Добровольно-принудительная школьная система, с жеребьевкой я пролетел. Учился-учился, но за неделю до дня «х» растянул ногу.
– Случайно, конечно, – подсказала я.
– Совершенно случайно! Потом были свадьбы Марго, юбилеи Печорина… Когда все кругом бухие, только и остается, что вальсировать. Не свалился на полпути – уже герой.
Удивительно, что его хватало на столь длинные фразы. Танец был быстрый, стремительный, ближе к концу начала кружиться голова. Как я ухитрилась не запутаться в юбке – тайна, покрытая мраком.
Вальс кончился, центр глухо щелкнул и вернулся к началу диска, а мы продолжали стоять в стандартной позиции. Несмотря на приятную прохладу гостиной, мне было жарко, шея и плечи горели настоящим огнем.
– Merci pour la danse, mademoiselle (благодарю за танец, мадемуазель – фр.), – шепнул Артемий, заправив мне за ухо выбившийся из прически локон.
– Pas du tout, monsieur (не стоит благодарности, мсье), – ответила я, не до конца уверенная в своем французском.
– Не сомневайтесь, ma chere mademoiselle. Mon francais est limitee a des mots de bienvenue et quelques phrases ailees.
– Тебя хлебом не корми, дай только выпендриться, – укорила я, пряча улыбку.
– Я лишь хотел сказать, что весь мой французский сводится к словам приветствия и нескольким крылатым фразам. Что за годы чудесные налипло, то и осталось. Разве вы не учили французский?
– Мы пытались учить английский.
Он хитро прищурился.
– Excellent. Can I have this dance? (Превосходно. Могу ли я пригласить вас на танец? – англ.)
– Of course, you can. I would be honored. (Разумеется. Почту за честь)
Новый танец показался гораздо легче предыдущего. Возможно, причиной тому послужил медленный темп, однако ноги не заплетались в кренделя, а голова оставалось ясной. Невероятно, но я в кои-то веки наслаждалась движениями под музыку.
– I don’t know what to tell you, my lady, because, it seems, I have forgotten how to look up words (Я не знаю, что сказать вам, миледи, потому что разучился подбирать слова)
– I understand your feelings, sir, because you turn my head too (я понимаю ваши чувства, сударь, так как вы тоже вскружили мне голову), – шутливо призналась я. – Всё, заканчиваем с языковой практикой! Ох…
– А я только вошел во вкус. Как жестоко с вашей стороны, сударыня!
Воропаев поймал меня, не дав растянуться во весь рост. Голова действительно куда-то ехала.
– Да, пора заканчивать, – вынужден был признать он. – Я не хочу лишиться вашего общества самым наиглупейшим образом. Ты в порядке?
Сердце трепыхалось в груди, ударяя по ребрам. От усталости ли, от душевной неразберихи или виной всему безграничная любовь в зеленых глазах?
– Да…
Наши губы встретились. Я почему-то жутко испугалась, что в самый неподходящий момент подогнутся усталые ноги, и мы рухнем на ковер.
«Нашла, о чем думать!» – он небольно потянул пряди волос, предлагая чуть запрокинуть голову. На смену мимолетному поцелую пришел другой: глубокий, долгий, требовательный, выбивающий из головы всё мысли, как кегли, одним ударом. Еще совсем недавно я могла только принимать поцелуи, следовать руководству его губ, позволяя делать с моими всё, что заблагорассудится. Но учиться никогда не поздно, и я училась. Очень повезло с учителем…
«А как мне повезло с ученицей», – Артемий целовал мои щеки, виски, держа лицо в ладонях. Я счастливо жмурилась, перебирая волосы на его затылке.
«Прекрати копаться в моих мыслях!»
«Это уже не твои мысли – это наши мысли»
«Тогда почему я не слышу твоих?»
«Может, потому, что их нет?»
Неожиданно забили часы на каминной полке. После пятого удара исчезли туфли, после седьмого – капроновые чулки, после девятого – серьги, после одиннадцатого – заколки, а двенадцатый забрал с собой платье. Я осталась в объятиях любимого, но теперь в одном нижнем белье. Белье…
– О Боже! – я попыталась высвободиться, хоть как-то прикрыться.
– Не надо, не бойся, – он тихонько покачивал меня, успокаивая, и я замерла, уткнувшись в его плечо. – Не бойся…
– Зачем ты?..
– Не я – полночь, она развеивает любую иллюзорную одежду. Эффект Золушки.
– Так ты знал и ничего не сказал мне.
– Непреднамеренно: я совершенно забыл о времени. Всё хорошо, я не смотрю. Честно, не смотрю, – буркнул он, заставив меня судорожно хихикнуть.
– Это ты себя уговариваешь?
– Понятия не имею. Хотя, если честно, – не удержался Воропаев, – с моей стороны как минимум глупо отводить глаза, после того как мы…
Закончите предложение, подобрав подходящее по смыслу слово и (или) словосочетание.
– Называй вещи своими именами, – я сделала глубокий вдох, словно пловец перед нырком, и отстранилась от спасительного плеча. – В общем-то, ты прав, это глупо.
Элка не зря была моей лучшей подругой с детских лет: выбранное ею белье сидело идеально, я могла бы полдня проторчать в магазине и не подобрать настолько удачного комплекта. Но, Боже мой, какое оно было открытое! Вещь чисто символического назначения.
Пунцовая от стыда, я уткнулась взглядом в пол и сцепила за спиной руки, дабы не прикрыться ненароком.
– Н-ну как?
– Второй раз за день ты лишаешь меня дара речи, – Воропаев отступил к дивану, стянул со спинки молочно-кофейный плед, набросил мне на плечи и гораздо тише добавил: – вместе с остатками самообладания.
– Извини, – ворс ковра щекотал босые ступни, и я пошевелила пальцами, по-прежнему не поднимая глаз. – Я знаю, что это ненормально – мои страхи и всё такое, но…
– Иди-ка сюда.
Артемий присел на осиротевший диван и усадил меня (как была, закутанной в плед) рядом, слева от себя. Расстановка сил, давно ставшая привычной. Сидишь и знаешь, что ничего плохого с тобой не случится: он этого не допустит.
– Во-первых, тебе пора оставить привычку извиняться почем зря, вредная она очень. Это как раз-таки тот случай, когда лучше недоизвиниться, чем «пере». Во-вторых, ты сама врач и прекрасно понимаешь, что любая запущенная болезнь лечится долго и упорно, терпеливо и с пониманием. Постоянно. Спешить ни в коем случае нельзя, и мы не станем. Не знаю, как долго оно еще будет выскакивать в удобный для себя момент (а оно будет), но отношусь к этому спокойно и тебе советую.
– Значит, ты не сердишься?
Некоторые мои заскоки в нашем совместном прошлом выглядели форменным издевательством. Да, я врач, и знаю анатомию-физиологию, а постоянные подколы от мсье Печорина отнюдь не добавляли оптимизма, только душу травили.
– Вер, я не ангел милосердия, но умею трезво оценивать эксцессы. Винят виноватых, и то не всегда. А твоя вина в чем? Ты сама говорила о двух сторонах: одна зависит от нас, другая – нет. Не вешаться же теперь?
Воропаев помолчал с полминуты и сердито добавил:
– И прекрати, наконец, цепляться за выражение, что «врач – существо бесполое»! Не о том оно, совсем не о том. Ты ведь пациентов лечишь? Уколы ставишь во все места, осмотры проводишь – и спокойно. На Сологуба нашего взгляни: тот до сих пор краснеет, как девушка, стоит больному снять штаны, но, зуб даю, в личной жизни у него всё в порядке, потому что это никак не связано. Ну никак!
– Не в порядке, – буркнула я, – его Карина динамит, а на остальных…
– Ладно, Вера Сергеевна, остальные аспекты интимной жизни Ярослава Витальича мы с вами обсудим в другой раз. Направление мыслей понятно? Будем распутывать помаленьку, вместе.
Я теребила мягкую ткань пледа, потирая пальцами декоративную кромку. Сегодняшний день, вечер – всё было совершенно нереально и настолько чудесно, что ни в сказке сказать. Будто и не со мной вовсе, а кем-то другим. Чем я заслужила такое счастье?
– Таких, как ты, не бывает…
– Что, прости? – не понял Артемий.
– Не бывает таких, как ты. Ты слишком хороший, добрый, умный… Ты знаешь всё на свете и… ты самый лучший.
– А ты вгоняешь меня в краску, – без тени иронии заметил он. – Смотри, я ведь и возгордиться могу, а нет порока хуже мужской самовлюбленности, ибо она плодит все остальные пороки. К чему эти дифирамбы, любовь моя? За незаслуженными комплиментами обычно следует довольно коварная женская просьба…
– Денег не прошу, – спешно сказала я, не сразу заметив, что плед сполз с плеча. – Я очень боюсь проснуться и узнать, что ничего не было.
– Тебе нужны доказательства?
Он схватил меня в охапку и закружил по комнате в каком-то диком первобытном танце.
– Верни на место! – вскрикнула я, заливаясь хохотом. – Верни-и-и!
Мы кружились и смеялись до тех пор, пока не упали на диван, дыша как загнанные лошади. Пол и потолок менялись местами, камин танцевал в окружении золотистых кругов, а в груди больно кололо, но я улыбалась, без сил распластавшись на диване.
– Теперь я знаю, как с тобой бороться. Вера моя…
Не успела я глазом моргнуть, как снова оказалась в «подвешенном» состоянии.
– Куда-а-а?!
– Возвращаю на место, сударыня. Уж поверьте, там нам будет гораздо удобнее, чем здесь.
Глава 12
Контрасты
Я за тобою следую тенью,
Я привыкаю к несовпаденью.
…
Счастье – такая трудная штука:
То дальнозорко, то близоруко.
Часто простое кажется вздорным,
Черное – белым, белое – черным.
М. Танич
Мерзкий вечер. Ужасное утро. Дебильная кровать, настолько жесткая, что теперь спины не разогнешь. Гадское пойло, непонятно из чего и неизвестно кем приготовленное. Идиотская жизнь!
Мария Васильевна попробовала принять более удобную позу, но перед глазами ехидно вертелись черные мушки, а в поясницу вонзилась цыганская игла. Голова была тяжелым гулким котлом, до краев наполненным болью. Да чтоб она еще хоть раз так напивалась!
