Текст книги "Три седьмицы до костра (СИ)"

Автор книги: Ефимия Летова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 34.

Время тянется, я потеряла счет мгновениям и дням. Еда – ломти хлеба и иногда мясо, вода –  появляются как бы сами собой во время коротких периодов болезненного мутного забытья. Уборной служит отчего-то набитое соломой ведро. Кругом одна только солома, больше ничего. Нет даже воспоминаний о том, как я приходила сюда к Вилору, как Шей пришел ко мне потом. Хотя всё это было именно здесь.

Безусловно, тьму родом из Серебряного царства не остановила бы толстая цепь от лодыжки до вбитого в стену металлического кольца – и откуда только взялась? Вероятно, специально привезена, из города. Тьму не смутили бы крепкие амбарные стены и запертая на ключ увесистая деревянная дверь.

Вот только тьмы больше нет.

И её я винить не могу. Я бы тоже ушла от себя,  если бы могла. И единственное, что еще держит, заставляет есть, дышать и ждать – мысли о сестре и Таните. Даже лишённое тьмы тело излечивается быстро – опухшая от металлического браслета лодыжка после мимолетного сна заживает, как и разбитые в кровь о непробиваемые стены амбара костяшки пальцев.

Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Иногда – что я умерла, но Небо не захотелось принять темницу, потому что резонов держать меня здесь у Вилора нет. Может быть, к лучшему, что я не успела показать ему последнюю обитель Отавии. Вдруг это место однажды станет моим собственным склепом, а моя скорбящая семья будет приходить к очередному служителю, не подозревая, что-то где-то тут и закопана пропавшая непутевая дочь?

Глупые, спутанные мысли. От отсутствия какой-либо деятельности я говорю с тьмой. Зову ее, прошу прощения, просто рассказываю что-то, ни на мгновение не веря в то, что она придет. Но ощущение пустоты, неправильной, саднящей, не проходит. Словно отрезали руку, словно выкололи глаза. И я сама как те убогие, что сидели у служительского домика ласа Лирата. Впрочем, им было проще. Они держались друг друга. А я осталась одна.

Мне нужно дождаться очередного прихода Вилора. Продержаться любой ценой.

И я держусь.

Не знаю, что он делает со мной, может быть, подсыпает что-то в еду или воздействует другим способом, но перед его приходом я практически теряю сознание. Как-то и чем-то он же заставил меня отключиться в доме Асании... и это не был простой удар по затылку.

А самое страшное, что я всё ещё верю ему. Хотя бы в том, что он не оставит больную сестру и ее маленькую дочь умирать от болезни и голода, как бы и в чем бы ни винил меня.

Впрочем, во что еще мне верить?

Сон начинает окутывать меня, давить на голову, плечи, глазницы. К слову сказать, для сна приготовлены валяющиеся на соломе одеяла. Эта словно бы нехотя вырванная забота настораживает. Зачем. Для чего. Может быть, удостоверившись, что тьмы больше нет, Вилор всё же выпустит меня? Рассчитывает, что я буду молчать? Что никто не ищет меня? Что должность Старшего Служителя и покровительство короля позволят ему делать все, что заблагорассудится?

...И я ведь буду молчать.

***

За сколько-то дней – или седьмиц мгновений, посадив добрую дюжину заноз и раскровив даже мозоли на пальцах – я-таки отковыряла небольшую дощечку в стене амбара. Сквозь образовавшуюся щель потоком хлынул яркий солнечный свет, чуть не вызвавший приступ удушья и тошноты одновременно. Подобная реакция тела неожиданно обрадовала меня, меня, так стремившуюся избавиться от проклятия тени. Но сейчас... я хотела, да, безумно хотела вернуть всё, как было. Ненавистная прежняя жизнь, исполнение договора, тьма со всеми ее искушениями и соблазнами, столь близкими ее природе, ее сверхъестественная сила – я хотела вернуть это всё.

Слишком поздно.

Дождавшись, когда солнце немного поблекнет, я снова выглянула в дырку и чуть не подавилась собственным криком от ужаса. Прямо на меня из дыры смотрел чёрный круглый нечеловеческий глаз. Однако, глубоко вдохнув и выдохнув, я вдруг поняла, что глаз самый обычный, просто действительно – не человеческий.Глаз принадлежал вороку – большому, черному, блестящему, такому неуместному здесь – пару раз вороков я видела в лесу, но в самой деревне..?

И вдруг в голове словно что-то щелкнуло, и я сдавленно прошептала:

– Ворк...

Птица, каким-то образом удерживающаяся на деревянной стене амбара на уровне моего лица, просунула голову в щель – но даже для ее обтекаемого, масляно-блестящего тельца отверстие явно было маловато. Как он нашел меня? Зачем прилетел?

Ворочья голова спряталась, и я прижалась глазом к дыре. Теперь я видела не голову, а когтистую черную лапу умной птицы. И к этой лапе был узкой тесьмой привязан свернутый в тугую трубочку бумажный лист.

Сердце заколотилось еще быстрее. Ворк прилетел не просто так, он принес послание. Но как, от кого... я, как могла, просунула руку и, сдирая почти до мяса кожу на запястье, ухватилась на миниатюрный свиток. К птичей лапе он был привязан довольно крепко, кто ж знал, что у меня не будет ни ножа, ни возможности задействовать вторую руку...

Спустя немыслимое количество времени тесьма все же ослабла и свиток выпал в изрядно окровавленную кисть. Стараясь не запачкать кровью бумажный лист, я сползла на корточки и развернула свиток. Прочитала. Еще и еще. Задумалась.

Сонливость смело напрочь, но дело было не в послании – Ворк, исцеленный тьмой ворок, несущий в себе ее крупицу, словно пробудил меня ото сна. Я снова выглянула – и снова встретилась взглядом с птицей. Она не улетала. Ждала чего-то.

– Ворк, – шепнула я. – Ворк, я заперта.

Птица смотрела. Молчала.

– Я очень хочу отсюда выйти. Но не могу...

Ворочий глаз исчез. Я выдохнула.

Небо, я же могла написать ответ на листе, хотя бы пальцем, хотя бы собственной кровью и попробовать отправить ворока за помощью, я...

Снаружи снова возникло какое-то движение, и в узкую щелку протолкнулся тяжелый металлический ключ.

***

...Неужели Вилор так непредусмотрительно оставил ключ в замке? Или птица просто принесла какой-то ключ, случайно оставшийся в случайном ближайшем доме? Я схватила ключ – он показался обжигающе-холодным – и подошла к двери. Вставила в скважину и провернула с тихим скрежетом, от которого внутри все перевернулось. Амбарная дверь открылась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Свобода дыхнула прохладным вечерним воздухом, мягким полумраком конца светеня, предвкушающего приход зленного. Тишина. Почти круглая, убийственно-желтая луна.

До новолуния еще седьмицы две? Так много? Да быть такого не может, не могла моя вечность взаперти уместиться в какие-то семь дней!

Ворок прыгнул на дорожку передо мной, посмотрел вопросительно. Вероятно, тьма все же влияла на понимание и создавала между нами определенную связь. Или я все же наделяла птицу не присущим ей разумом, хотя нашёл же он меня. И ключ принёс.

К сожалению, только один ключ. Цепь на лодыжке отпиралась другим, который мой некогда так искренне любимый тюремщик, вероятно, носил с собой. Длины цепи хватило, чтобы пройти пару локтей от порога амбара. Вокруг царила безумная жадная тишина, поглощающая, казалось бы, любые звуки. Деревня казалась вымершей. Я набрала воздуха в грудь, чтобы закричать, позвать на помощь, но тяжёлая ладонь, появившаяся откуда-то сбоку, легла на рот, а потом меня втолкнули обратно.

– Как ты открыла дверь? – прошептал Вилор мне на ухо, опалив кожу горячим, каким-то сладким дыханием. Удивительно, но несмотря на цепь, похищение, заточение, нелепые и обидные, мягко говоря, подозрения в моей причастности к мору, я не могла вот так сразу возненавидеть его. Да что там, я не могла даже толком испугаться.

Глупая, глупая Тая.

***

Мы стояли в амбаре, по щиколотку в соломе, и я не кричала. Вилор каким-то образом умудрился закрыть дверь, вдавил меня в себя, гладкая синяя ткань облачения терлась о лицо. Я не сопротивлялась. Наверное, со стороны могло показаться, что это объятия влюбленных.

– Как ты открыла дверь?

Я не ожидала вопроса. Разговора. Такого нормального, привычного голоса. После всего это казалось слишком ненормальным. Абсурдным.

– Я же ведьма, Вилор. Забыл?

Теперь он отстранился, отшатнулся, но разглядеть его лицо в темноте толком я не могла, словно с тьмой часть способностей все же пропала, ушла от меня.

– Ах да, если бы забыл, я бы не сидела здесь, прикованная цепью, как бешеная собака, на которую жаль даже патрона.

Вилор молчал.

– Как ты принес меня сюда? Удара по голове не было, отчего я потеряла сознание? А впрочем, ответ очевиден. Искра. Ты тоже владеешь искрой, как Тама. Она не приходит к тебе во снах? Она покончила с собой из-за тебя, Вилор. Ты обвинил ее в связи с тьмой, а она была просто одаренной, как и ты сам. Только Тама помогала людям, а ты...

– И я помогаю.

Это было сказано с непоколебимой, абсолютной уверенностью. Что значат мои слова против этой каменной твердыни? Когда Вилор успел воздвигнуть ее?

– Вилор, ты осуждаешь мир теней, совсем не зная его. Они... они совсем другие, это верно, им чужды наши представления о добре и зле, но...

– И именно поэтому ты... – Вилор оборвал и себя, и меня. – Молчи. Я не буду это слушать. Я знаю, что одержимые демонами сочувствуют им. Герих предупреждал меня.

Герих... Я вдохнула, выдохнула. Не нужно его злить. И говорить о демонах, что-либо объяснять, высказываться про Инквизитора – себе дороже. Если Вилор владел искрой – мысль об этом пришла внезапно и, судя по всему, оказалась верной, – то моя "связь" с тенью не осталась для него тайной, хотя и не сразу.

– Зачем ты меня здесь запер? – наконец спросила я. – Чего ты ждешь?

Вилор вдруг резко, порывисто снова прижал меня к себе. Я не сопротивлялась. Что уж врать самой себе – таким он привлекал к себе даже больше. Так я хотя бы могла ощущать его чувства – не ту непреодолимую страсть, конечно, не стоило и мечтать, но даже эта властная злость с примесью смятения и ревности, будоражила. Волновала. Требовала подчиняться – и самую капельку провоцировать. И пусть в этом подчинении было больше невольной игры, я не против была сыграть.

Что мне еще оставалось.

– Сосуды тьмы должны умереть. Тьма должна уходить из этого мира, это моя обязанность, как человека. Как служителя. Как Старшего служителя. Как преемника Гериха, – прошептал Вилор, гладя меня по волосам, спутанным, пыльным. – Но ты... Ты выглядешь так... Так смотришь... Я не знаю, как. Просто не знаю. Тьма может быть очень хитрой, она знает, на что давить, Герих понимал это, как никто. Но он никогда не поддавался ей, а я...

Он говорил, говорил что-то бессвязное, смысл сказанных им слов ускользал от меня, но Вилор склонялся все ниже, все ближе, с каждым словом, словно действительно не мог остановиться. Его пальцы скользили по скулам, шее, лбу, над верхней губой. Может быть, такая я – грязная в прямом и переносном смысле, изможденная, неправильная, нравилась ему даже больше привычной тихой покорной Таи, простой славной девочки, смотрящей на него с неизменным трепетом. Что ж, мы стоили друг драга.

Трепета во мне действительно поубавилось. И когда Вилор поцеловал меня – сам, так, как мне хотелось, жизненно хотелось еще всего седьмицу назад – я смогла отступить и спросить:

– Вилор, что с моей семьей? Родители ищут меня? Что с моей сестрой?

Глава 35.

А Вилор опять молчит.

– Вилор, то, что мор начался после того, как я приехала в город, это же полный бред, – я снова пытаюсь зачем-то оправдаться и объясниться, хотя, вероятно, надо было действовать иначе и играть на его телесном влечении ко мне, возможно, даже попытаться соблазнить. Так поступила бы та ведьма, которой мне предписывалось быть – и была бы права. – Неужели ты можешь думать, что я хотела...

– Ты – не хотела, – перебивает он. – Но тьме внутри тебя нужны смерти. Нужно уничтожение этого мира. Только для этого она и проникает сюда!

– Не за этим, – выдыхаю я. – Им здесь плохо, они с трудом переносят солнечный и лунный свет, им требуется кр... – я проглотила лишнее слово. – Тени попадают в наш мир не по своей воле. По крайне мере, некоторые. Они просто выживают. Как могут.

Руки Вилора сжимаются на моих плечах.

– Ты не веришь мне, – констатирую я.

– Тебе бы поверил. Но это говоришь не ты.

– Что с моими родителями? Этот вопрос точно задаю я, тени нет до них дела.

Вилор слегка отводит глаза, и я ощущаю напряжение внутри, как натянутую от живота к голове веревку. По мере усиления натяжения внутренние органы словно смещаются, выворачиваются наружу.

– Что происходит в деревне?

– В деревне мор, – глухо отвечает Вилор. – Люди болеют. Из города приехали два целителя. Лучших целителя. Тем, кому возможно, они помогут. Твоим родителям – помогут.

– Они больны? – я ощущаю, как сердце сбивается с ритма.

– Я был у них сегодня. Они в сознании и жар спадает.

Я смотрю на него. Ему нет нужды врать мне сейчас. Нет нужды – уговариваю себя.

– С детьми помогают Гойбы.

– Они... спрашивали обо мне?

– Да.

– И что ты сказал?

– Что ты тоже больна. Что я увез тебя в город.

– И они поверили?

Вопрос можно понимать двояко. И про болезнь – я же с шести лет ничем не болела! – и про особое внимание служителя.

– Тая, только слепой мог не видеть, как я к тебе отношусь.

Я почти смеюсь, губы, за время заточения в амбаре, покрывшиемя корочкой, как река в морозь, болезненно трескаются.

– Рискнул своей безупречной репутацией непорочного служителя? Зря ты недооцениваешь слепых, Вилор. Иногда они видят больше зрячих. Ну так, я опять повторюсь, что ты собрался делать со мной? Будешь держать здесь вечно? Каждый раз норовя сорваться?

– Сорваться? – переспрашивает Вилор, почти завороженно глядя мне в глаза.

– Тебя же тянет ко мне. Даже зная о тьме, ты все равно не сможешь не приходить. Не смотреть на меня. Не хотеть прикоснуться.

– Расскажи мне о Герихе, – резко перебивает Вилор и отворачивается. – О том, что узнала. Если узнала.

...И я рассказываю. Почти все. Не называя имен и максимально опуская подробности, которые могли бы позволить Вилору отыскать моих невольных помощников.

– Где этот дом? – отрывисто интересуется Вилор. И больше не говорит ничего. Не задает вопросов. Не спорит.

– Ты знал! – это понимание приходит ко мне так же ошеломительно ясно, как и тогда, про искру. – Ты... знал! Что твоя мать мертва! И то, что Герих убил ее – тоже!

– Герих не убивал мою мать, Тая. Я... я сам видел, как это случилось. Все произошло совсем не так.

– Как видел? – тупо говорю я. – Когда?

Вилор опускается на землю, и я присаживаюсь рядом, плечом к плечу. Если бы не эта цепь, наш разговор мог бы быть доверительной беседой двух друзей.

Вот так оно, Тая. Объятия, как у влюбленных, разговоры, как у близких. Только цепь все портит, правда, похоже, лишь для неудачливой темницы.

– Мне было семь лет. Мать... я очень любил ее, как и любой ребенок. Она была добра ко мне, да и любила, наверное... по-своему, но потом, много позже я начал понимать, что все было не так просто. Да, Герих не хотел, чтобы она выходила из нашего дома, но только потому, что с ней было сложно... она убегала. Пропадала неизвестно где. У нее были мужчины, много, большинство из которых не принадлежали к... благополучным людям. Мать даже не могла сказать точно, кто был моим отцом! Герих просто не хотел больших неприятностей.

В тот вечер мы были вместе. Тот незнакомец... ворвался к нам и убил мать. Ударил в живот ножом. А Герих убил его, не знаю, откуда он появился, но было уже поздно. Мать он похоронил в саду усопших под чужим именем. Те останки, что ты нашла в саду, это останки ее убийцы.

– Кто ее убил? – услышанное не укладывается в голове.

– Один из ее любовников, надо полагать. Много лет прошло, да и я был почти ребенком, внешность уже стерлась из памяти. Мужчина... средних лет, волосы... темные, да, – голос Вилора спотыкается, а он сам вдруг встает и поворачивается, будто собираясь уйти.

Этого просто не может быть.

– Этого не может быть, Вилор, – озвучиваю я вслух. – Это невозможно.

– Почему?

– Герих соврал тебе, – говорю ему в спину. – У твоей матери вряд ли были любовники... другие. Она же была совсем молоденькая, когда умерли родители. Ласса Отавия оказалась целиком во власти старшего брата. Он был одержим ею, как после – тьмой и борьбой с тьмой. После смерти родителей лассы Отавии Герих удерживал ее почти так же, как делаешь сейчас ты. Только вместо цепей у него был ты. Самая надёжная цепь. Ласса Отавия не могла сбежать, бросив тебя.

– Я видел! – Вилор разворачивается и смотрит на меня. – Я сам видел...

– Послушай, – я безумно устала от этого бесконечного и бессмысленного разговора. – Я не договорила. В городе я договорилась с некими людьми... они не знают, кто я и чьи это кости... так вот, я договорилась об исследовании.

Вилор замер на месте, в проеме открытой двери. Луна светит ему в лицо, отчего кажется, будто его золотистые волосы сияют собственным светом.

– Там женский скелет. Молодой женщины. Это все, что они смогли сказать, но... Это точно не твой загадочный незнакомец. Мне незачем тебе врать. На служителе Иститоре полно смертей, я не стала бы просто так вешать еще одну. Просто хочу, чтобы ты знал... и не шёл его путём. Отпусти меня, Вилор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Но я видел! – Вилор разворачивается ко мне, резко, и теперь лунный свет давит ему в затылок. – Я помню!

– Я не могу знать наверняка, – мне так жаль его, хотя жалость – опасное, ненужное чувство. – Но у твоей матери не было искры, ведь так?

Вилор непонимающе смотрит мне в глаза, какой-то по-мальчишески растерянный, словно воспоминания снова вернули его в седьмицу лет.

– Думаю, искру ты унаследовал от отца, – теперь уже взгляд отвожу я. – Человеку, владеющему искрой, не составит труда внушить что-то перепуганному семилетнему ребёнку.

Не есть ли он такой и сейчас? Вот только в семь лет он вряд ли мог посадить кого-то на цепь.

– Я могу помочь тебе вспомнить, – говорю совсем тихо. – Ближе к новолунию. Я...

 – Ты так хочешь, чтобы Герих оказался злодеем? – невесело хмыкает Вилор. – Потому что он казнил твоих соплеменниц?

– Каких соплеменниц, о чем ты? – мне действительно хочется его ударить, встряхнуть, сделать хоть что-либо. – Шей говорил, возможность приживания тьмы в человеке – большая редкость. Таких как я, в нашем мире единицы, раскиданные во времени и пространстве. Я достоверно слышала только об одной, и та уже давно мертва. А остальные, они просто женщины, не идеальные, которые, вероятно, завидовали, ревновали, изменяли, влюблялись, бросали кого-то, ссорились, делали ошибки... Не ведьмы, не прислужницы демонов.

– Шей?

Небо, просто вырвалось. И это единственное, что он услышал.

– Кто такой Шей?

Я не хотела больше врать Вилору, да и времени придумывать у меня нет.

– Тень. Это его имя.

– Ты зовешь тварь по имени?!

– Зову. Эта, как ты говоришь, тварь, не сделала при мне ничего плохого. Наоборот. Помогала. Каждый раз.

– Я помню историю с твоим женихом, – медленно произносит Вилор. – Мне кажется, то, что с ним произошло, трудно отнести к "ничего плохого". Он потерял рассудок.

– Я просила помощи у тебя, но вот тебе было на меня наплевать. А Шей, – я почти мстительно отмечаю, как темнеют глаза у Вилора при произнесении этого имени. – Шей меня спас. Может, перегнул палку, но если бы не он, не тьма... Теддер просто в лесу меня бы...

Не могу произнести это вслух.

– Теддер, значит, не пришёлся по душе, а тварь...

Вилор делает полшага назад, ее лицо словно бы леденеет, а я понимаю, что все испортила, если только можно что-то испортить в моей ситуации.

– Сначала я пришла к тебе. Ты был мне так нужен, а ты опять меня оттолкнул. Теддеру, значит, отдал бы, а тени – нет? – говорю я почти беззвучно, потому что слова не имеют смысла, потому что сама я себя оправдать не могу. Я хочу сказать ему это, а еще то, что я, если тьма вернётся, или Шей по моему желанию могли бы помочь ему вспомнить. Но какой смысл?

Внезапно, совершенно внезапно, Вилор толкает меня прямо на солому, так что я больно стукаюсь одновременно затылком и локтем, и нависает сверху. Одной рукой придавливает за шею, достаточно сильно, чтобы ощущалась нехватка воздуха, но дышать я еще могу. С трудом. С хрипом.

– И как тебе было с тварью, Тая?

Я не знаю, зачем, почему, как. Что-то внутри вдруг щелкает, словно на мгновение тьма возвращается, охватывает меня целиком, наполняет своей силой, своей злостью, не нуждающейся быть обузданной, не ждущей оправданий, не боящейся ничего и никого. И я широко улыбаюсь, по пересохшим треснувшим губам, по седьмицу немытому лицу течет тоненькая струйка крови. Ее слабый, неуловимый ржавый запах, такой привычный, почти пьянит.

– Очень хорошо, Вилор, – шепчу я. – Мне с тварью. Очень и очень хорошо было. Она честнее людей.

У него горячее, но свежее дыхание, его тело на моем – непривычная тяжесть, которая могла бы быть такой приятной, такой родной.

– Тогда скажи спасибо своей твари за свою сестру, – шепчет Вилор почти мне в рот. – Ее ты не спасла, ведьма. Она умерла через семь горстей после того, как ты к ней пришла.

И я просто смотрю ему в лицо. И только сейчас ощущаю, как трудно дышать, хотя вряд ли к этому имеет отношение рука молодого инквизитора на моей шее.