Текст книги "Голем (ЛП)"
Автор книги: Эдвард Ли
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Он хотел было ещё пожаловаться, но опешил, увидев, что ей удалось сорвать почти все крышки.
– Срывать крышки с бочек столетней давности – хорошее упражнение, – пошутила она, – и это не так-то просто. Это действительно натренировало мои руки.
– Это хорошо, но твои руки меня мало волнуют. Меня интересует всё твое тело.
– Сегодня ты говоришь довольно дерзко, – oна хихикнула. – Знаешь, мы теперь живём здесь. Мы могли бы сделать что-то действительно интересное, например, заняться сексом на куче бочек из Праги.
– Не искушай меня, – сказал он и подошёл к десятку бочек.
Они занимали больше половины подвала, вместе с каким-то дворовым инструментом, газонокосилкой, (Джуди настояла на том, что: “Я буду косить газон, так что я не потолстею!”), и канистрой с бензином. Сам подвал был не кирпичный и не каменный, как можно было ожидать, а, как и весь дом, обнесённый лиственничными балками. Балки, однако, стояли вертикально, а не лежали штабелями, как наверху. Пол был покрыт простой, плотно утрамбованной грязью. Сет поднял крышку бочки и увидел ещё глину, потом поднял ещё одну и нашёл то же самое.
– А где та, что с посудой?
Она указала.
– И это больше, чем просто тарелки.
– Неужели? Ценные?
– Нет. Это разбитая посуда, – сказала она.
Сет заглянул внутрь и обнаружил бочку, полную осколков, уложенных в солому.
– Отлично. А как насчёт мраморa? Старый мрамор может быть ценным для коллекционеров.
– О, конечно… когда он не сломан.
Сет поднял ещё одну крышку бочки с надписью “marmorovy”, и обнаружил, что она полна почти до краёв тысячей мраморных шариков, расколотых пополам.
– Я уверена, что за век жаркого лета и морозной зимы все эти шарики раскололись на куски, – сказала она. – Да, и в двух бочках есть инструменты.
Сет посмотрел. Один бочонок был полон заточенных напильников, настолько изъеденных ржавчиной, что они ломались, как карандаши. Из другого он вытащил что-то похожее на ржавый кирпич. Посередине была дыра.
– Молотковые головки, – определила Джуди. – Разрушены ржавчиной.
– И я, тупоголовый, заплатил за то, чтобы это дерьмо перевезли сюда. Так есть ли что-нибудь интересное в этих бочках, за которые я только что заплатил сотни долларов?
– О, у нас есть две бочки угольной пыли, – oна прошагала в своих шлёпанцах к бочкам в углу.
Сет насмешливо заглянул внутрь и увидел только чёрный порошок.
– Что это, чёрт возьми?
– Говорю же, угольная пыль.
– Зачем кому-то покупать угольную пыль в Чехословакии?
– Угольное производство тогда было в зачаточном состоянии, – сказала она. – Его было трудно получить, поэтому он шёл только по самой высокой цене в крупные города. Мелкие же города, как Ловенспорт, не были приоритетами для власти. Единственное, что было доступно низшим населённым пунктам – угольная пыль. Они добавляли воду и небольшое количество метилового спирта, чтобы превратить её в кашицу для топлива. Она горела очень медленно; они использовали её для лампового масла.
Сет весело рассмеялся.
– Разбитая посуда, мраморные осколки, ржавые наконечники молотков и напильники, угольная пыль и глина. Это всё, что у нас есть?
– Вот именно.
– Десять бочек пустоты.
– Может, и нет. – Она быстро подошла к бочке с пылью и захлопнула крышку. – Эта, наверное, самая лёгкая.
– Что? – спросил Сет.
– Бочки с глиной слишком тяжёлые. Не понимаю, как эти рабочие так быстро их сюда перетащили.
– Они крепкие молодые люди, в отличие от меня, и не могла бы ты сказать мне, что ты имеешь в виду?
Мышцы её живота напряглись, когда она надавила на бочку. Бочка двинулась.
– А, ну да. Я встречалась с парнем, который писал книги о ремёслах восемнадцатого и девятнадцатого веков. В основном американских, но иностранные вещи тоже были. Ты хочешь поговорить о рынке коллекционеров? Например, печь Франклина или оригинальные каменные сани или тачки. Ранние изделия американских краснодеревщиков тоже стоят немало, особенно если на них стоит имя мастера
– В доме нет оригинального шкафа, из красного дерева, – напомнил Сет, больше увлечённый её телом, чем перспективой продажи ценных вещей.
– Нет, – упрекнула она, – но у нас есть десять очень старых бочек, которые, вероятно, были сделаны в Праге и в основном в хорошем состоянии. Это бондарное ремесло, милый.
– Бондарное ремесло?
– Искусство изготовления бочек. Моя точка зрения: коллекционеры покупают старые бочки, особенно если на них есть подлинная маркировка.
Сет посмотрел на бочку с пылью.
– Ах, вот как… Мы перевернём её на бок, чтобы посмотреть, есть ли надпись внизу?
– Надпись, или гравировка, или клеймо, – определила она, схватила бочку за край и со стоном толкнула.
– Позволь мне, – сказал Сет, пытаясь доказать свою мужественность.
Он оттолкнул её в сторону, сам ухватился за край и, заставив себя не закряхтеть, повернулся и опустил бочку, пока та не легла на бок. Он поморщился, когда откинулся назад.
Джуди возбуждённо опустилась на колени и осмотрела дно бочки.
– Сет! – она взвизгнула. – Ты не поверишь!
– Гравировка?
Она встала и улыбнулась.
– Никакой гравировки.
– Очень смешно, детка. Но, думаю, это всё решает. Эти бочки ничего не стоят.
– Не факт. Я напишу тому парню, с которым встречалась, и спрошу его…
Сет застонал.
– Пожалуйста, не беспокойся. Я уже чувствую себя неуверенно.
Джуди рассмеялась.
– Я занималась с ним сексом только один раз, если хочешь знать, и это было так плохо, что мне пришлось использовать вибратор, когда я вернулась домой.
Сет почувствовал себя немного лучше.
– И, Сет, бондарное ремесло было одним из самых важных ремёсел, а также одним из первых. Оно восходит к Бронзовому веку. Некоторые из самых первых инструментов, сделанных из металла, были шарнирные фрезы, они использовались для изготовления бочек. Оно восходит к цивилизациям Альпийской долины пять тысяч лет назад.
Сет покачал головой.
– Мне так жарко, – сказала она, глядя на себя, прижав кулаки к бёдрам. – И у меня определённо целлюлит на бёдрах, – oна поджала губы. – Мне почти сорок. Это неизбежно.
Он смотрел прямо на её блестящее тело.
– Джуди, ты прекрасна. У тебя нет целлюлита. Да, тебе почти сорок, но выглядишь ты моложе. У тебя отличное тело.
– Это не совсем то, что я хотела услышать.
Сет закатил глаза.
– Ладно! Великолепное! Твоё тело горячее, чем камень в костре.
– Как мило!
– Так прекрати все эти разговоры о том, что ты толстая!
– О, я знаю, что теперь я не толстая, но я была толстой, – сказала она, и беспорядочно тёрла кубик льда из стакана вокруг своего живота. – О-о-о, как хорошо в такую жару.
Сет наполовину обезумел.
– Прекрати, ты меня убиваешь. Ты же знаешь, что мокрая кожа – мой фетиш.
Она улыбнулась ему и задрала топ. Она поднялась на цыпочки и провела кубиком по соску.
– Эта штука с мокрой кожей, это разновидность парафилии, более известной как фетиш, меня так забавляет.
Сет сел на бочонок, который они положили на бок, и закрыл лицо руками.
– Мой бог. Есть что-то, чего ты не знаешь? Ты говоришь на чешском, греческом, латыни и иврите.
– И на древнескандинавском и скифском, – добавила она.
– Ты знаешь о траве, этаноле и биомассе, землетрясениях, пароходах, фетишах, бондарном ремесле, ламповом масле, сделанном из угольной пыли…
– Это жидкое топливо.
–…и ты профессор теологии.
– Теологии и теософии, – снова поправила она.
– Ты заставляешь меня чувствовать себя идиотом.
– Ты преувеличиваешь. Я просто много читаю, – сказала она.
Лёд превратил её соски в булавочные головки, с которых капала вода. Затем она опустила вниз быстро таявший кубик льда и провела им взад и вперёд по линии своего бикини.
О, боже, – подумал Сет.
Она взяла по два кубика в каждую руку и обвела ими живот. Поток растаявшего льда ручейками стекал по её коже.
– Ты пытаешься свести меня с ума?
Она лукаво усмехнулась.
– А ты уже взъерошил свои перья, да?
– Точно.
Она продолжала это делать, поднося кубики к груди. Теперь вода капала с её сосков, как из протекающего крана.
Больше не могу, – решил Сет.
Он резко вскочил, бросился к ней, крепко обнял. Он сразу же поцеловал её, одновременно скользя руками вверх и вниз по её гладкой спине. Она тоже обняла его, и когда её рука обхватила его промежность, он полностью возбудился. Сет швырнул её топ через всю комнату, затем стянул трусики-бикини вниз к её бёдрам. Она взвизгнула, когда он потёр несколько кубиков льда вокруг её ягодиц, затем вверх и вниз по спине.
– Мы сделаем это прямо здесь, – выдохнул он.
Её рука боролась с его ремнём, и она задыхалась.
– Да-да, прямо в грязи…
Но как только она начала опускаться на пол подвала, она резко выпрямилась и оттолкнула его.
– Что случилось?
– Ничего, но…
– Ну же! Ты не можешь так дразнить меня!
– Сет, смотри, – сказала она и указала ему за спину.
Взволнованный, он обернулся.
Святое дерьмо…
Никто из них не заметил вот чего: когда Сет поднялся с бочки, она начала катиться. Она покатилась прямо в лиственничные брёвна стены.
И теперь некоторые из досок стены прогнулись.
– Эта бочка недостаточно тяжела, чтобы сдвинуть тяжёлые деревянные балки, воткнутые в землю! – воскликнул Сет.
– Может быть, они не все воткнуты в землю? – загадочно сказала Джуди и поспешила к нему. – Возьми фонарик.
Сет был так близок к тому, чтобы потрахаться в подвале, но получил отставку. Солнечный свет из открытых дверей подвала проникал недостаточно далеко. Он схватил фонарик и вернулся.
Джуди надавила на сдвинутые балки, и три из них качнулись назад, словно на шарнирах.
– Джуди, это…
– Это дверь, Сет. Потайная дверь, – a потом она вошла. Сет последовал за ней.
Это потайная дверь, всё в порядке, – подумал он и пошёл прямо за ней.
Лучом фонарика он осветил детали длинной узкой комнаты с низким потолком, окружённой ещё более тёмными стропилами.
– Тайник Гавриила Ловена? – пошутил Сет.
– Он был очень успешен, – сказала Джуди, оглядываясь. – Что объясняет скрытую комнату.
– В каком смысле?
Она ухмыльнулась.
– Преуспевающий фабрикант, производивший шпалы. Он был очень богат. Богатые люди нуждаются в безопасном месте для хранения своих ценностей.
– Да, но я ничего не вижу…
Фонарик упал на единственное, что занимало комнату. Это был шкаф, прикреплённый к деревянной задней стене.
Джуди усмехнулась в пронизанной светом темноте. Она коснулась одной из ручек шкафа.
– Может быть, именно здесь Гавриил Ловен хранил свои богатства?
Что-то первобытное в Сете ускорило его сердцебиение, а потом он успокоился, когда напомнил себе, что богатство – это то, что ему совсем не нужно.
Не имеет значения, были бы все эти бочки полны золота, и то же самое касается этого шкафа. Мне ничего из этого не нужно…
Джуди открыла шкафчик. Там было три полки. Сет осветил фонариком шкаф изнутри.
– Даже не являясь истинно верующим евреем, я знаю, что это такое. Это менора, – заметил он.
– Да.
Семь канделябров были затянуты паутиной, и с каждой чашки свисали сосульки из очень старого воска.
– Похоже на золото, – сказал Сет.
Джуди вытащила его из паутины, проверила, нет ли на дне отметин, и постучала по нему.
– Нет. Это латунь. Но дата на дне стоит 1810 год, металлургический завод Шектель, – Джуди кивнула, её обнажённая грудь блестела в свете фонарика. – Это стоит денег.
Со второй полки Джуди достала деревянную чашу с хорошим шпоном и поставила её под свет. Внизу была гравировка.
– Звезда Давида, – сказал он.
– А точнее, Маген Давид, щит царя Израильского, – oна положила его обратно и нахмурилась. – Что это ещё за чертовщина?
Она вытащила что-то похожее на чёрную морковку.
– Понятия не имею, – усмехнулся Сет.
Она постучала по ней, понюхала.
– Наверное, какой-то корень, но я не знаю ни одного еврейского обряда, в котором использовались бы корни.
Сет пожал плечами и заглянул в шкаф.
– Похоже, внутри осталась только одна вещь.
Он протянул руку, чтобы вытащить изящную деревянную шкатулку, похожую на кедр. Она была около восьми дюймов в длину, один дюйм в ширину и один дюйм в высоту. Крышки, похоже, не было, только отверстие в форме полумесяца на одном конце.
– Ты ведь тоже знаешь, что это такое? – спросила она.
– Э-э-э… нет.
– Это cосуд Mезузы.9
– Неужели? Я думал, Mезузы золотые и крошечные, – размышлял Сет. – Ты носишь такую на шее.
Джуди взяла её и провела пальцем по отверстию.
– С недавнего времени люди носят их на шее. В старину они были практически такого же размера и почти всегда деревянные. Они висели на дверях. Но у настоящей Mезузы лист бумаги внутри, на котором каллиграфически написана молитва.
Сет чувствовал себя ещё глупее, чем раньше.
– Ну же! – выпалила она и направилась к потайной двери.
Глаза Сета расширились.
– О, теперь пора заняться сексом в подвале?
– Нет, глупый! Давай поднимемся наверх и посмотрим, что говорится в молитве!
4.
– По крайней мере, он не выглядел слишком злым, – сказал Ди-Мэн, отступая за лопату, чтобы копнуть глубже. – Мы не виноваты, что чувак заставил этих парней перенести бочки к нему домой.
– Чертовски верно, – согласился Чокнутый, орудуя второй лопатой. – Это не наша вина.
– Посмотрим, что ему ещё нужно, но, думаю, я догадываюсь, – oн посмотрел на дыру. – Но это не будет так безумно.
– Да. Мы разберёмся и с этим. Мы делали кое-какое дерьмо в прошлом и получали неплохой кусок пирога за это.
Ди-Мэн нахмурился.
– Торт, придурок! Говорят, неплохой кусок торта.
Чокнутый ухмыльнулся.
– Торт, пирог? Не вижу особой разницы.
Они копали на опушке леса у одной из просёлочных дорог. Сзади, с полей, стрекотали сверчки – пульсирующий звук, похожий на электронную музыку. Луна висела высоко и ярко, что давало им достаточно света для этой очень таинственной работы: захоронения тела, которое, как им сказали, придётся выкопать позже.
Странно, – подумал Ди-Мэн и вытащил ещё одну лопату земли.
– Но ведь это было забавное общение, не так ли? – Чокнутый усмехнулся. – Этот человек звонит нам и говорит, чтобы мы откопали захороненное тело, а через пять минут нам звонит Рош и говорит, что у него есть тело, от которого он хочет, чтобы мы избавились.
Ди-Мэн остановился на полпути, секунду подумал, потом свирепо посмотрел на него.
– Забавное общение? Ты – тыквоголовый! Это не забавное общение. Это совпадение!
Нижняя губа Чокнутого отвисла.
– Тыквоголовый… Но, ты прав. Сначала мужик, потом Рош. Так можно убить двух медведей одним выстрелом.
– Да, чувак. Два медведя…
Когда яма стала достаточно глубокой, они вытащили хлипкий фанерный гроб из фургона. Внутри самодельной коробки лежал малопривлекательный женский труп с взъерошенными каштановыми волосами. Когда-то она отзывалась на имя Кэрри “Лентяйка” Уайтекер. Теперь она была обнажена. Но когда Рош общался с ней днём ранее, на ней были ярко-розовый топ и джинсы. Почему сейчас она была голой, оставалось загадкой.
– Пожалуй, я забью крышку.
Чокнутый взял инициативу на себя, но тут Ди-Мэн хлопнул его по затылку.
– Ты что, ничего не слушаешь? Сначала мы должны кое-что сделать.
– О, ну да. – Чокнутый поднял с пола фургона завёрнутый в полотенце свёрток и положил его в гроб с мёртвой девушкой.
В лунном свете её кожа казалась синеватой.
Ди-Мэн курил сигарету, пока Чокнутый забивал крышку, а когда работа была закончена, оба мужчины бросили гроб в яму и засыпали землю обратно.
Чокнутый начал утрамбовывать землю сапогом, пока…
– Ой!
…Ди-Мэн снова ударил его по голове:
– Ты что, дурак?
– Э-э-э…
Ди-Мэн покачал головой.
– Не утрамбовывай землю! Это только усложнит завтрашнюю ночь, когда мы должны выкопать его снова.
– О, точно.
– А теперь пошли отсюда. Завтра будет чертовски напряжённый день…
Они сели в большой фургон и уехали.
Завёрнутый в полотенце сверток содержал несколько буханок хлеба.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Июль, 1880 года.
1.
– Уже почти август, мистер Коннер, – сказал Норрис после первого глотка виски, на вкус больше похожего на лак. Он указал на календарь, прикреплённый к деревянной доске. – Потом будет сентябрь, а потом… Зима в этих краях наступает быстро.
Коннер со стуком поставил кружку на стол. Что выплеснулось, так это дешёвый эль, который хозяин салона приготовил сам из того зерна, которое только можно было достать.
– Думаешь, я этого не знаю? – oн скорее зарычал, чем ответил. – Думаешь, мне нравится, когда половина моих людей живёт в чёртовых палатках, оставшихся после войны?
– Я только хочу сказать, что им становится не по себе. Ты, я, другие бригадиры и старшие лесорубы – конечно, у нас есть дома с дровяными печами. Но остальные парни… Они не хотят провести ещё одну зиму, как они это делали.
Из-за того, что он был совсем маленький, у салона даже не было названия; в самом деле, даже сам Ловенспорт трудно было бы назвать городом. Это была полуразвалившаяся мешанина лачуг с земляным полом, построенных не пилами, а дробилками. Некоторые жилища были настолько ветхими, что их рухнувшие крыши были заменены брезентом. А сразу за безымянным городом располагался лагерь Сибли, ряды палаток, в которых жили грубые рабочие, известные как клан Коннеров.
Норрису, ближайшему подчинённому Коннера, казалось, было неловко продолжать.
– Ходят слухи, мистер Коннер…
Покрытое шрамами лицо Коннора дёрнулось вверх.
– Вот как?
– Да, сэр. Этот Ловен предложил вам, как и всем нашим людям, работу по рубке деревьев для него… почти за тридцать долларов в месяц.
Близко посаженные глаза Коннора, казалось, горели под грязной кожаной шляпой.
– Я не работаю на жидов, и ты тоже! Чёрт, они даже не из Америки! Ты хочешь получить работу от того же ублюдка, который отнял у нас землю? Правда?
– Нет, мистер Коннер, но мужчины… они не хотят снова замёрзнуть этой зимой. В прошлом году мы потеряли шесть-семь женщин и одного мужчину. С лесопилкой Ловена мы могли бы построить себе настоящий город и иметь настоящие деньги. С каждым годом мы зарабатываем на угле всё меньше и меньше, и они говорят, что в ближайшее время в нём не будет нужды.
– Лесопилка Ловена? – прохрипел Коннер с отвращением. – Ты просто не понимаешь, да? Это наша лесопилка. И все эти деревья? Это наши деревья, и мы должны получать прибыль, а не кучка жидов бог знает откуда из-за океанa, – oн поморщился и попросил у бармена ещё эля. – Просто потерпи, и до того, как наступит зима, Ловен и его шайка исчезнут навсегда, мы будем жить в его городе и управлять лесопилкой.
– Мы были терпеливы, мистер Коннер. И мы не убьём их так быстро.
– Мы убьём их всех. Я уже давно говорил, у меня есть план.
Норрис допил свой напиток.
– Это только я знаю об этом, мистер Коннер, но парни? Они начинают думать, что на самом деле нет никакого плана. В то же время, наши парни уже начинают исчезать. Полтен, Кортон, Йерби, Фитч, Никерсон и…
Коннер ткнул грязным пальцем.
– Твоя работа – говорить мне? Твоя чёртова работа – говорить людям. У меня есть план, и он сработает, – oн наклонился ниже. – Я делал это на войне. Я был лейтенантом.
– Я думал, вы дезертировали.
– Да, но до этого, я имею в виду. В основном в Южной Каролине и Джорджии. Мы уничтожали целые города за одну ночь, убивали всех. Потом мы хоронили их всех и двигались дальше. И знаешь, что? Никто никогда не задавал ни единого вопроса, потому что в живых не оставалось никого, кто мог бы рассказать эту историю.
– Мистер Коннер, у нас для этого недостаточно оружия, и вы это знаете.
Коннер схватил Норриса за воротник и притянул к себе.
– Я держу это при себе, потому что пока это должно быть секретом, чёрт бы тебя побрал, – oн толкнул Норриса обратно на сиденье.
Норрис сверкнул глазами.
– Какой секрет, сэр?
Когда бармен исчез в задней комнате, Коннер со стуком опустил пистолет на стол.
– Видишь?
– Ну да, конечно.
Большой неуклюжий капсюльный пистолет сверкал по краям.
– Это “Remington Beals”, 36 калибра. Он долго не использовался, но он всё ещё работает просто отлично. В Балтиморе есть оружейный склад, где их продают. Мы нашли кучу новеньких, всё ещё в смазке.
Что-то похожее на надежду мелькнуло в глазах Норриса.
– Это замечательно, сэр, но нам понадобится двадцать или тридцать таких, чтобы выполнить работу, о которой вы говорите.
– Скоро будет пятьдесят, – прошептал Коннер.
У Норриса отвисла челюсть.
– И порох и шарики. Мы должны получить их в последний день месяца. Но держи это при себе. Я не хочу, чтобы кто-нибудь украл груз, слышишь?
Норрис молча кивнул.
Коннер допил горький эль и встал.
– Просто держи людей в узде ещё несколько дней, – oн улыбнулся ржавыми зубами. – Очень скоро, Норрис… мы все будем жить красиво.
Затем Коннер вышел из бара в душную ночь.
– Бонни! – голос Коннера дрогнул, когда он вернулся домой в свою деревянную лачугу.
Где она?
Проклятая женщина, – подумал он. – Жена мужчины должна ждать у двери, когда её муж возвращается домой с работы.
Обычно она готовила ужин в средней комнате, где располагались кухня, дровяная печь и кровать. Коннер почувствовал запах готовящегося мяса, но не было никаких признаков его жены.
Первое, что мужчина должен увидеть, когда он входит в свой дом, это его чёртова жена…
И на столе не только не было ужина, но даже сам стол не был накрыт. Коннер кипел от злости.
Прошёл, по крайней мере, месяц с тех пор, как он избивал её.
– Я слишком хороший, вот кто я, – пробормотал он. – Думаю, мне придётся бить её каждую неделю. Это единственный способ держать её в страхе.
Коннер услышал что-то из прачечной.
Сучка, наверное, уже там, пьёт мой кукурузный ликёр.
Но когда он посмотрел на дровяную печь, его гнев достиг предела. На сковороде лежали два некогда жирных оленьих чресла, теперь сморщенных и обожжённых.
– Чёрт побери! – его голос прогремел по всему дому. – Ты испортила хорошее мясо, Бонни! Тащи свою задницу сюда сейчас же!
Из холла не донеслось ни голоса, ни шагов.
Коннер снял ремень, обмотал его вокруг костяшек пальцев и вышел в коридор.
В коридоре было темно, но он видел, как в ванной мерцает свет фонаря. Коннер никогда бы сознательно не признался в этом, но перспектива избить жену возбуждала его. Он протопал по коридору, поднимая сапогами пыль с грязного пола, и ворвался в комнату. Прежде чем он успел закричать, сцена, на которую он смотрел, заставила его замереть.
– Бон…– свет фонаря отбрасывал резкие тени.
На полу лежали две голые руки, явно вырванные из суставов, и Коннеру не нужно было объяснять, чьи это руки.
Он прищурился, вглядываясь в тени. На полу что-то быстро двигалось; это была фигура, лежащая поверх другой фигуры. И когда мозг Коннера, наконец, позволил ему точно осознать, что он видит, он заскулил почти как собака, затем развернулся и выбежал из дома.
Он видел вот что: его безрукую жену, бьющуюся голой в конвульсиях в грязи, с кровоточащими впадинами там, где раньше были её руки. Её грязно насиловали, но её насильник был чем-то гораздо меньшим, чем мужчина.
Ужас толкнул его через дорогу к ближайшему дому, где жил Джейк Хауэт с женой и шестнадцатилетним сыном.
– Джейк! – закричал он. – Там что-то… что-то… просто убивает Бонни!
Но прежде чем он успел распахнуть входную дверь Хауэта, его внимание привлёк свет фонаря из окна. Руки Коннора дрожали, когда он заглянул внутрь…
Сын Джейка лежал на полу в большом кровавом круге, обе ноги были оторваны, а жена Хауэта лежала без головы в другом углу. Какая-то тёмная, мерзкая жидкость сочилась из лона мёртвой женщины.
Боже мой, – пронеслись мысли в голове у Коннора. – Ещё один…
Он увидел это существо в лучшем свете, чем в своём собственном доме: отвратительная фигура, едва ли больше скелета, но тошнотворного коричневато-серого цвета.
На самом деле, – подумал Коннер, – это скелет, покрытый грязью.
Но этот скелет стоял, прижав одну тонкую ногу к груди Джейка Хауэта, в то время как его костлявая рука обхватила запястье Хауэта и потянула вверх. Казалось бы, не прилагая никаких усилий, он вырвал руку Хауэта из своего плеча. Затем, с влажным, жутким чмокающим звуком, он оторвал другую руку Хауэта.
Коннеру ничего не оставалось, как смотреть на эту зловещую нереальность. И тогда чудовищная фигура-скелет почти небрежно подняла с пола безрукое тело Хауэта. У Хауэта всё ещё были ноги, и эти ноги дрожали, кровь хлестала ручьём, но человек был ещё жив, хотя и еле-еле. Раздался приглушённый крик, когда существо просунуло голову Хауэта в дровяную печь и подержало там несколько мгновений, чтобы дать ей закипеть.
Коннер не был уверен, упадёт ли он в обморок или его просто стошнит прямо у окна. Ему пришло в голову выхватить пистолет и войти внутрь, чтобы противостоять мерзости… но эта мысль исчезла в ту же секунду, как пришла ему в голову. Вместо этого, Коннер оставался наполовину парализованным перед окном.
В этот момент существо очень быстро повернулось и посмотрело прямо на него: чёрные глазницы и худое туловище, плоть которого была заменена глиной. Растрёпанные волосы торчали из головы, как будто единственной плотью, которая не была с него содрана, был скальп. Коннер разглядел буквы, написанные на груди существа. Буквы гласили: S’MOL.
Затем, с губами, как нож, разрезающий мясо… существо улыбнулось.
Коннер повернулся, закричал, и бежал, бежал, бежал…
2.
Наши дни.
Прошлой ночью Сету и Джуди удалось вытащить пергамент из мезузы. Сет был уверен, что он написан на иврите, который Джуди могла прочитать, но вместо этого:
– Я должна была догадаться, – сказала она, осмотрев его. – Это арамейский, и я его не знаю.
Сет шутливо приложил руку к уху.
– Я слышу, как трескается земля? Наконец-то! Есть кое-что, чего моя суперумная девушка не знает!
Джуди ехидно улыбнулась.
– О, и сколько же языков знаешь ты?
– Э-э-э…– Сет помолчал. – Ну, давай посмотрим. FORTRAN, COBOL, SPL-1 Cold Fusion.
– Компьютерные языки не в счет, – пожаловалась она и рассмеялась. – Сет, ты на самом деле намного умнее меня.
– Неужели? – удивлённо ответил он.
– Я много чего знаю, – продолжала она, – потому что когда-то преподавала в колледже, общалась со многими академиками и помню многое из того, что читала и слышала. Ты, с другой стороны, эстетический архитектор.
– Эстетический архитектор, да? – Сет обдумал этот термин. – Что бы это ни значило, мне нравится, как это звучит.
– Ты не строишь дома или офисы, – продолжала она, – ты строишь воображаемые миры своим умом. А что я? У меня просто отличная память.
Сет притянул её к себе и стянул с неё халат.
– У тебя более чем хорошая память, – сказал он. – А ещё у тебя великолепное тело.
Джуди задрожала от внезапного ощущения его рук, пробегающих по её коже, и тогда они совсем забыли о пергаменте, который нашли в подвале. Они занимались любовью до изнеможения, а потом уснули.
На следующее утро Джуди по традиции поднялась раньше, чем Сэт. Она нетерпеливо наклонилась к кровати и разбудила его.
– Что, что? – проворчал он. – Ещё рано…
– Уже почти одиннадцать! Тебе нужно вставать.
Он привстал и посмотрел на неё. Внезапная картина потрясла его.
– Нужно было просыпаться на рассвете. Раньше бы увидел это.
– Что именно?
– Тебя. Ты стоишь голой.
Она засмеялась и поцеловала его, потом помахала чем-то перед его лицом.
– Я просто кое-что придумала. Тебе нужно посмотреть на это.
Сет стряхнул остатки сна.
– В чём дело?
– Пергамент Mезузы.
– Но, я думал, ты не знаешь арамейского.
– Нет, но если ты его просканируешь, я смогу узнать, что там написано.
Сет застонал, затем вытянул ноги и сел на кровати.
– О, одна из этих программ-переводчиков. Я слышал, они не очень точны.
– Нет-нет, я смогу.
– Дай угадаю! – oн поморщился. – Ты встречалась с парнем, который знает арамейский!
– Не смеши меня. Когда-то у меня была ассистентка – женщина, которая его знала. Её зовут Ванда. Я могу отправить ей скан по электронной почте, и она переведёт его.
– О, тогда всё в порядке. Дай мне включить программу, – oн потёр глаза, потом поднял голову и увидел обнажённый живот Джуди всего в нескольких дюймах от своего лица.
Это был порыв, который привёл его руки к её бедрам и притянул к себе. Он начал целовать её живот. Затем его пальцы скользнули ниже к её волосам, и он начал лизать линию от пупка вниз. Она застонала, придвигаясь ближе, но потом вздрогнула.
– Оставь это на потом. Мы не можем сейчас, – прошептала она.
– Почему бы и нет?
Она выскользнула из его рук и протянула ему пергамент.
– Потому что ты должен просканировать это, а потом мы должны идти.
– Куда идти? – пожаловался он.
– В Ловенспорт. Пока ты спал в постели половину дня, позвонил раввин.
– Ашер?
– Да. Он пригласил нас на полуденный кофе, и я согласилась. Так что давай!
– Поговорим о городе с видами, как на открытках, – сказала Джуди с пассажирского сиденья, наблюдая за чистыми деревенскими домиками.
Шины “Chevrolet Tahoe” слегка шуршали на том, что, по-видимому, было главной улицей – ещё одной дорогой, увенчанной раздавленными устричными раковинами. Тротуары были темнее.
– Булыжники, – сказала Джуди.
Каждое здание выглядело как рядный дом, выкрашенный в глубокий сосново-зелёный цвет с белой отделкой. Сет и Джуди сразу заметили архитектурное сходство между этими домами и Ловен-Хаусом: у всех были одинаковые мансардные крыши, стрельчатые окна и двери.
– Я думаю, это всё идентичные жилища, – заметила Джуди, – они и покрашены одинаково.
– Держу пари, они были построены в то же время, что и наш дом, – добавил Сет, – и все они сделаны из одних и тех же лиственничных балок. Это то, что я называю получением выгоды из строительного материала.
По дороге они заметили очень мало прохожих: здесь женщина выгуливала собаку, там лавочник в фартуке подметал тротуар. Машин тоже было немного, но те, что они видели, хотя и более старых моделей, были чистыми и в хорошем состоянии.
– Похоже, мы въезжаем в другую эпоху, – заметил Сет. – Кусочек прошлого, Американская готика и всё такое.
Джуди улыбнулась в знак согласия.
– Перед рядами домов всё ещё стоят конные столбы, а вон там сапожная мастерская. Когда ты в последний раз её видел?
– Никогда.
– Пекарня, – прочитала Джуди со стеклянных витрин. – Суконщик, кошерный мясник и, смотри, книжный магазин, а не “Barnes & Noble”.
Сет указал на угол.
– И смотри. У них есть магазин “Sidney’s General Store”.
– Мне он нравится.
– Наверное, некоторые сообщества стараются держаться как можно дальше от современного мира, – сказал Сет, но потом они оба рассмеялись, проезжая мимо “Starbucks”. – По крайней мере, они пытаются.
Пока они ехали, солнце сверкало между двумя далёкими деревьями; Джуди уловила отблеск на шее Сета: его Звезды Давида.
– Ты носишь свою Звезду? – заметила она. – Давненько не видела тебя в таком наряде. – Крест Джуди тоже на мгновение блеснул на солнце.
Не раздумывая, палец Сета коснулся звезды.
– На самом деле я едва помню, как решил её надеть.
– Хочешь сделать приятное раввину? – пошутила Джуди.
– Наверное, – oн пожал плечами. – Я не знаю, почему я решил надеть её сегодня.