Текст книги "Гибельный день"

Автор книги: Эдриан Маккинти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Ее зовут Шивон. Вообще-то пишется с «б», [4]4
  Написание этого ирландского имени Siobhan.


[Закрыть]но произносится «Шэ-воунн». Однако «б» где-то присутствует.

– Я же ирландец, черт побери! Прекрасно знаю, как писать «Шивон».

– Значит, так, мы полагаем, что она – дочь Темного. Думаю, сейчас ей лет одиннадцать-двенадцать. Ходила в частную школу в Манхэттене. Хорошая ученица. Красавица, пошла в мать; слава богу, не в Темного. Единственный ребенок, но у нее много родни. И… э-э-э… боюсь, это все, что мне известно.

– Думаешь, Бриджит может использовать дочь как приманку, чтобы заполучить меня?

– Честно говоря, я так не думаю. Однако ничему не удивлюсь.

– Как часто Бриджит ездила в Белфаст?

– Без понятия. Я вообще не знал, что она туда ездит. У меня без нее полно забот, знаешь ли. Что-то слышал про замок в Донеголе, хотя не знаю, где это.

– Это на западе. Но все равно пригодится. Отлично.

Мы поговорили еще несколько минут. Один из агентов возвратился с пачкой бумаг.

– Ну вот, пришли факсы. Давай-ка пообедаем в ведомственном ресторане, – предложил Дэн. – Еда, которой кормят в самолетах, день ото дня все хуже.

– Ну, «Аэр лингус» никогда и не славилась гастрономическими изысками, – ответил я.

Дэн усмехнулся, обнял меня, и мы отправились на мероприятие, которое, как я полагал, он считал чем-то вроде поминок.

Рейс был забит под завязку, все места забронированы. «Аэр лингус» предложила мне два билета первого класса и тысячу долларов, если я соглашусь лететь завтрашним рейсом. Но я хотел лететь сейчас.

В толпе, собравшейся около стойки регистрации, царило праздничное настроение. Я недоумевал: что происходит? Народ у стойки выглядел прилично, так что это был не пьяный кутеж или финал чемпионата по ирландскому хоккею на траве – хёрлингу. И вряд ли Олимпийские игры, хотя, насколько я знал, велогонка «Тур де Франс» иногда проводится за рубежом. Так что, возможно, скопление народа объясняется именно этим – «Тур де Франс» в Ирландии.

Я сел у окна, и стюардесса принесла мне бокал шампанского и экземпляр «Улисса», что было довольно-таки странно.

– Фильмов больше не показываем, малышка? – поинтересовался я у стюардессы.

– Простите?

– Насколько я знаю, «Аэр лингус» несколько старомодна, но в большинстве авиакомпаний пассажирам предлагают фильмы, компьютерные игры и тому подобное. А предлагать такой «кирпич» на шестичасовой полет – это как-то очень несовременно.

– Ах, это… Это вам в подарок. У нас найдется с десяток фильмов для вас, сэр, – ответила она, переходя к другому, более понятливому пассажиру.

Моя соседка слышала весь разговор. У нее хватило бабок, чтобы лететь первым классом, но выглядела она как вышедшая на пенсию английская учительница, какими их показывают по телевизору. Вязаный свитер с рисунком ромбами, очки в стальной оправе, удобные туфли. На вид я бы дал ей лет шестьдесят.

– Полагаю, молодой человек, вы летите в Ирландию отнюдь не на фестиваль, – обратилась она ко мне с аристократическим прононсом.

– Нет… Просто лечу домой… А что за фестиваль?

– Разве вы не знаете, какой завтра день?

– Разумеется, знаю, среда.

– Нет, нет и нет. Блумов день, шестнадцатое июня две тысячи четвертого года. Это сотый Блумов день, – поведала она мне, с трудом преодолевая отвращение к моему невежеству.

– Фестиваль цветов? – спросил я.

– Что?

– Блумов день – это какой-то фестиваль цветов? [5]5
  Имя героя романа Джеймса Джойса «Улисс», Леопольда Блума созвучно английскому слову bloom – цветок, цветение.


[Закрыть]

– Боже милосердный! Вы что, не читали «Улисса»? – Она показала свой экземпляр.

– Как я мог успеть? Я только что получил книгу.

– Раньше, – произнесла она с нажимом.

– Нет, не читал. Слышал, это что-то типа порнографии, – заметил я и отхлебнул шампанского.

Лицо женщины приобрело еще более надменное выражение.

– Смею вас уверить, это вопиющая ошибка. «Улисс» – величайшее литературное произведение прошлого века, а возможно, и вообще в истории человечества.

– Угу, про «Моби Дика» тоже так говорят. И эту книгу я тоже не читал: уж больно у нее неприличное название, [6]6
  Название романа Германа Мелвилла «Моби Дик» созвучно английскому слову dick – половой член.


[Закрыть]– сообщил я даме и улыбнулся, неожиданно вспомнив, как однажды, много лет тому назад, я притащил своего старого приятеля, Скотчи, на могилу Мелвилла в Бронксе. Наш знакомый торговец подержанными машинами отказался платить за подорожавшую крышу, и мы всю ночь выбивали стекла и прокалывали шины каждой третьей машине на его торговой площадке. Вудлонское кладбище было буквально в двух шагах, и, разумеется, Скотчи и я читали в школе «Билли Бадда». Приятелю стало не по себе, когда он увидел, что прямо на могиле писателя растут вербы.

Как всякий ирландец, я, конечно, не раз и не два пытался прочесть «Улисса».

– Я так понимаю, шестнадцатое число – это когда книга была издана? – спросил я, пытаясь разрядить обстановку.

– Завтрашний день, шестнадцатое июня, – день, когда Леопольд Блум гулял по Дублину, как описано в романе.

– Леопольд Блум… Что-то связанное с Мелом Бруксом, так? Думаю, будет много песен, – продолжал я подшучивать над соседкой.

Женщина нетерпеливо покачала головой:

– Да нет же, именно в тот день Джойс встретил Нору Барнакл. Будет массовое шествие и много других праздничных мероприятий. – Сказав это, пожилая дама отвернулась, устав объяснять очевидное.

Я воздержался от шутки про Нору Барнакл и Русалочку и раскрыл книгу. Джойс выглядел шикарно в глазной повязке и галстуке-бабочке. Я положил книгу в карман сиденья передо мной. Не мой тип чтива. Я надеялся только, что праздничные мероприятия не помешают успешно пересечь Дублин, попасть на вокзал Коннолли и сесть на поезд до Белфаста. Хотя, если все и впрямь так круто, как говорила старая леди, транспорт будет двигаться в сторону юга, а не севера, и особых проблем с тем, чтобы попасть в свой родной город, у меня не возникнет.

И кто знает… быть может, Бриджит ждет меня с распростертыми объятиями. Возможно, я разыщу всех, кого когда-то знал, и мы найдем маленькую Шивон. Может, все мои грехи будут прощены и завтра я усну спокойно – впервые за двенадцать лет…

Я улыбнулся. Если этому суждено случиться, то не раньше чем завтра, а пока нужно хоть немного вздремнуть. Я проглотил капсулу эмбиена, выпил еще один бокал шампанского, притушил свет и закрыл шторку на иллюминаторе.

Капсула подействовала минут через пятнадцать.

Небо потемнело, появились звезды, а 777-й устремился на восток – навстречу заре.

Я натянул одеяло и соскользнул в наркотический сон.

В восьми километрах под нами перекатывалась потемневшая Атлантика. Я мечтал о ней – о словах и вещах, о китобойных судах, старых моряках, ирландцах с повязками на глазах, Леопольде Блуме, входящем и выходящем из ирландских пабов, Старбеке, Скотчи, Шивон, обо всех пропавших и спасителе Измаила, судне «Рахиль», пробивающемся сквозь волны в поисках своих потерянных матросов, но находящем еще одну заблудшую душу.

3. Быки солнца

Дублин. 16 июня, 4:15

Гребаные листья коки! Абсолютно легальные в Перу, они полезны при тошноте и не раз помогали мне пережить ночную смену. Крайне действенное средство! Кладешь парочку листьев в рот, за щеку, они медленно отдают сок, и ты – снова как огурчик! Из высушенных листьев кокаин извлечь почти невозможно, а уж из тех нескольких листочков, что я забыл вынуть из сумки, – и подавно. Но, несмотря на это, большинство западных государств считает их незаконными и подлежащими учету.

Собака прекратила лаять.

–  Пройдэмтэ,сэр, – сказал таможенник. Брутального северодублинского акцента я уже много лет не слышал и едва понял его. Со словами все было в порядке, но на слух – как англосаксонский язык или как речь слабоумного. Мне потребовалось время, чтобы понять, что он сказал.

– Разумеется, – ответил я после долгой паузы и прошел с ним в заднюю комнату. – Поймите, я прекрасно понимаю, почему залаяла собака. В моей сумке лежат листья коки, вот собака их и почуяла и решила, что там кокаин.

–  Это праввда, сэр?

– Да.

–  Вы из Амэрыкы?

– Нет, я вообще-то из Белфаста. Работаю в Америке. Вернее, в Перу. До вчерашнего дня я был начальником службы безопасности отеля «Мирафлорес Хилтон» в Лиме. Мы привыкли использовать листья коки, работая в ночную смену…

Таможенник нашел сверток с листьями коки и обнюхал его. Он был очень старый, лет пятидесяти-шестидесяти; седые волосы, нос, изборожденный капиллярами, красноватые щеки, дряблое тело, затянутое в выгоревшую белую рубашку. Отчаявшийся человечек, которому только и осталось, что мурыжить кого-нибудь в четыре утра. Почти что дышал на ладан. И если у него отвратительное настроение, он может решить, что я пытаюсь провезти кокаин в Ирландию. И сидеть мне тогда в тюрьме…

–  Что вы дэлаэте в Ирландыи?

– Приехал помочь своей старой знакомой. У нее пропала дочь, и я прилетел, чтобы помочь ей найти ребенка.

–  Как ее зовутт?

– Бриджит Каллагэн.

Невольно он выдал себя. Глаза его слегка расширились: он знал, кто она такая.

– А вас как зовутт?

– Майкл Форсайт.

–  Хорошо. Что-нибуд эст из запрещенного?

– Нет, – сказал я и вывернул карманы. Но таможенник все равно обыскал меня. Выцепил пятнадцать штук долларов, полученных от юриста Бриджит, и пару штук моих. Задумчиво поглядел на меня, потом снова уставился на деньги.

Тут у меня возникла одна идейка. Я повертел ее и так и сяк, отбросил, снова к ней вернулся.

Ситуация была такова: если меня арестуют, то несколько дней придется париться в тюрьме, а за это время девочку могут убить или она попадет к кришнаитам, в мотобанду, в какой-нибудь грязный наркопритон, и я уже ничем не смогу помочь. И снова я окажусь именно тем, кем меня считает Бриджит, – предателем и мерзавцем. И вдобавок я предоставлю Бриджит или ее подручным лишнюю возможность получить удовольствие – убить меня в ирландской тюряге.

Это был вариант № 1.

Но всегда существует вариант № 2.

Что же делать? Только взглянув на таможенника, я понял: так просто он меня не отпустит. Мы оба были слишком стары для шуток. Значит, надо действовать по-другому.

Он прямо-таки пожирал деньги глазами.

Провоз нескольких безобидных листочков – невелика беда, но вот попытка подкупить таможенника может кончиться для меня плачевно. Если он неправильно меня поймет, мне пришьют дело. Может психануть. На всю катушку психануть… «Ты, мерзкий америкашка, специально прибыл, чтобы всучить мне взятку, вот эту вот пачку наличных! Обещаю, тебе не поздоровится!»

В общем-то все так, но…

Я был другом Бриджит Каллагэн, и он слышал о ней. Может быть, даже слегка побаивался ее. Господи, как же все сложно…

– Почему бы вам нэ присест, пока я буду зачитыват вам ваши права? – предложил таможенник, и мне ничего не оставалось, как только послушаться его.

Я сел. Пан или пропал.

Каждый год журнал «Экономист» публикует рейтинг стран, чиновники которых не прочь брать взятки. Дания всегда где-то в самом конце рейтинга: тамошние чиновники практически совершенно неподкупны. Попробуй там откупиться, если нет проездного, – тебя тут же упрячут в каталажку. Индия – в первой строчке рейтинга, там самые коррумпированные чиновники в мире. В этой стране взятки даже не считаются взятками, просто там так ведут все дела. А где, интересно, в этом списке находится Ирландия? Я попробовал вспомнить. Где-то между Великобританией и Америкой, во второй половине рейтинга.

Я поднял глаза на таможенника. Грустный старик, постоянно прикладывающийся к бутылке, искренне ненавидящий свою работу, меня, самого себя. И если правильно подойти к делу, он будет сотрудничать.

– Мне действительно жаль, что такое произошло. Я использую листья коки исключительно в медицинских целях, они разрешены в Перу, я просто забыл, что они лежат у меня в сумке. Да, я понимаю, это не оправдание… Как бы мне рассчитаться с вами поскорее и уйти отсюда? Бриджит Каллагэн ждет меня.

Мужчина пристально поглядел на меня, потом на пятнадцать тысяч, лежащие на столе. Прикрыл глаза. Он обдумывал.

Прекрасно!

–  Ест ли у вас контактный тэлэфон мисс Каллагэн? – спросил старик.

– Разумеется, – ответил я и продиктовал телефонный номер Бриджит в белфастской «Европе».

–  Сэкундочку, —сказал он, взял мой паспорт и вышел из комнаты.

Своего имени он мне не сообщил. Не сказал и куда удалился. Я сел в кресло – ждать.

Вернулся таможенник минут через двадцать.

– Вы имэнно тот, за кого сэбя выдаете.Я крайне уважаю мисс Каллагэн. Мы договоримся за две тысчонки баксов, это эквивалент суммы… э-э… штрафа в евро, – возвестил он и непроизвольно облизнул губы в радостном предвкушении.

– Я хотел бы получить свой паспорт, – попросил я.

Он отдал паспорт, взял пакет с листьями коки и выбросил его в мусорное ведро, стоявшее рядом. Я отсчитал две тысячи и отдал ему.

Любопытно, неужели он и вправду звонил Бриджит в «Европу»? Разбудил, наверное, и, что хуже, предупредил ее о моем возвращении в страну. А вот этого я афишировать совсем не хотел.

Хотя… вряд ли он звонил. Скорее всего, просто обдумывал в течение двадцати минут мое предложение, заставив преизрядно поволноваться. Он ведь мог делать все, что ему заблагорассудится. Всего лишь четыре утра, черт бы побрал, и он в гордом одиночестве на ответственном посту – никаких других таможенников!

Я был доволен сам собой и своей идейкой. Две тысячи – вот красная цена этому скудоумному, жалкому, второсортному убожеству.

– Большое спасибо, – поблагодарил я. – Такого больше не повторится.

Я собрал свою сумку, потрепал собаку, вышел из таможни и прошел через «зеленый» коридор.

Испытания мои, однако же, не закончились.

Меня принялся допрашивать агент сельскохозяйственного департамента:

– Посещали ли вы в Америке какие-либо зоопарки?

– Нет.

– Фермы?

– Нет.

– Сельскохозяйственные исследовательские станции?

– Нет.

Убийца, въезжающий в страну, – это еще куда ни шло. Но вероятность попадания на Изумрудный остров зараженных семян, картофельной гнили или нового возбудителя коровьего бешенства – вот от этого ирландец может чокнуться.

– Употребляли ли вы когда-либо в пищу белок, белок-летяг, капибар или других грызунов? – продолжил он.

Я воздел очи горе и ответил на все идиотские вопросы.

Еще полчаса на всю эту официальщину и бумагомарание, и, когда в конце концов со всем этим было покончено, я зашел в уборную, умылся и вышел из аэропорта в свой первый за много лет ирландский день.

Большую часть пассажиров моего самолета увезли автобусы, а оставшиеся взяли такси. Типично ирландское чудесное летнее утро. Холодное серое небо и вымораживающий ветер, дующий с Ирландского моря. Я дрожал в своей тонкой кожаной куртке, грубых ботинках «Стэнли» и джинсах. Даже кепки у меня не было. К счастью, солнце поднималось все выше. Самый ранний восход солнца в Северном полушарии приходится как раз на 16 июня, и светло будет почти до полуночи – на эту неделю приходится летнее солнцестояние. Я подошел к стоянке такси. Осталась только одна машина – черный «мерседес», слегка покоцанный. Водила вырулил машину и остановился рядом со мной. Я сел назад.

– Вокзал Коннолли, – сообщил я.

– Вокзал так вокзал, – откликнулся водитель, и я удивился, что после встречи с таможенником уже отлично понимаю уроженцев Дублина. Чтобы вернуться в привычную обстановку, требуется буквально минута-другая. В Ирландии существует три-четыре главных региональных акцента. Некоторые из них крайне сложны для восприятия. В Северной Ирландии я могу понять любого в радиусе двадцати миль от его родного города, а на юге – в радиусе пятидесяти. По крайней мере мог – до моих долгих лет изгнания.

Водитель поглядел на меня в зеркало, выключил двигатель и обернулся:

– Двадцатка евро, нормально?

– Разумеется… Но у меня только доллары. Пойдет?

Он отрицательно покачал головой:

– Не беру доллары.

Я выругался про себя. Еще одна ирландская особенность, о которой я забыл: не болтай много, если не просят.

– Все путем, парень, просто езжай и все! – подбодрил я шофера.

– Я доллары не беру, сгоняй в обменный пункт, – настаивал таксист.

– А что так?

– Лицензии лишат.

– Окажи услугу, а? Я тебе полсотни отстегну, только отвези меня!

– Слушай, парень, ты сейчас пойдешь и обменяешь доллары на евро, иначе пешкодралом поползешь туда, куда тебе надо, – уперся водитель.

Я поглядел на него в зеркало. Примерно мой ровесник, в вязаной шапочке с надписью «Манчестер Юнайтед» и толстом свитере с рисунком северного оленя. Широкая кость, полный, пухлые губы, кожа оттенка гранитной статуи. Акцент дублинский, но с примесью северного.

Я уже готов был врезать ублюдку, но сдержался, разжал кулаки и успокоился.

– Ладно, приятель, сейчас обменяю на эти чертовы евро, – сказал я и ободряюще улыбнулся ему. В ответ улыбки не дождался. Похоже, водитель нервничал. Он вытер пот со лба. Интересно, конечно, что это с ним, но у меня не было времени разбираться. Выскочил из такси и устремился к аэропорту. Спросил пилеров, [7]7
  Пилер – ирландский полицейский. По фамилии сэра Роберта Пиля (1788–1850), британского консерватора, реорганизовавшего лондонскую полицию в 1829 г. С именем этого государственного деятеля связано и прозвище английских полицейских – «бобби».


[Закрыть]где поменять деньги.

– Если из чего и выбирать, то в «Эйре банк» курс выгодней, чем в Национальном, – сказал один.

– Да и кассирша смазливей, – добавил другой.

Я нашел оба обменных пункта, но предпочел тот, что в Национальном банке. Старая привычка: что бы ни сказал пилер, прими к сведению, но сделай по-своему.

Дал кассирше три тысячи долларов, и она отсчитала мне две тысячи четыреста девяносто евро.

– Счастливого Блумова дня! – сказала она.

– Спасибо, тебе того же, красотка.

Я вернулся к стоянке такси. Водитель кому-то названивал. Увидев меня, он торопливо выключил мобильник и изобразил на лице радостную улыбку.

– Ну что, приятель, куда? Коннолли? – спросил водила.

– Давненько тут не был, раньше поезда на Белфаст ходили именно с этого вокзала, ведь так?

– И посейчас ходят, так тебе туда?

– He-а. Просто хотел поболтать чуток. Все, хватит трепаться, поехали, – сказал я, выдавая свое беспокойство.

– Вокзал Коннолли так вокзал Коннолли, – согласился таксист.

Я был уверен, что он поедет самой длинной дорогой из всех ему известных.

Улицы. Деревья. Машины.

Я не очень-то хорошо знал Дублин. Окажись я в нескольких кварталах от О'Коннелл-стрит, и я буду совершенно беспомощен. Единственное, на что я способен, – довести вас до Тринити-колледжа и собора Святого Патрика, да в бордель напротив здания Четырех Судов – вот и все. Ну не мой город. Когда я жил в Белфасте, ездил сюда два-три раза в год на матчи по регби. И не думайте, что я шастал по городу всю ночь. В те времена тут были толпы нищебродов, а теперь – яппи с сотовыми и наладонниками.

Дублинцы сейчас уже другие. Теперь они все больше и больше смахивают на лондонцев. Наглые космополиты, вечно чем-то занятые. Они уверены: один тот факт, что они знают, где можно выпить добрую пинту «Гиннесса» или чашку кофе средней паршивости, дает им право вести себя заносчиво и высокомерно. Думаю, оттого они такие спесивые, что живут в красивом городе. Красивые новые статуи, новые дома и по-настоящему красивая георгианская зона вокруг Тринити. Белфаст же, напротив, – средоточие ужасающего уродства. Довоенное уродство, уродство, оставшееся после взрывов в семидесятые, уродство новостроек девяностых. Белфаст никогда не попадал в составляемый «Дикой планетой» рейтинг самых красивых городов мира. Но все же Белфаст – город простой и естественный. Скотчи любил говорить: «Тронь дублинца, и он презрительно фыркнет. Тронь белфастца, и он тебе врежет за то, что распускаешь руки».

Короче, я Дублина не знал и начал беспокоиться, только когда таксист свернул к мосту через Лиффи.

Дублинский аэропорт находится на севере города. Вокзал Коннолли, насколько я помнил, тоже на севере города. По крайней мере, к северу от Лиффи. Маршрут от аэропорта до вокзала Коннолли никоим образом не пересекал реку.

Я еще раз поглядел на водителя. Руки все в шрамах. Здоровяк и наверняка не дурак подраться. Медлительный, но вам вряд ли захочется переходить ему дорогу. Запросто превратит в отбивную.

Нет, мне он определенно не нравился.

А после того, как я пригляделся к машине, стал замечать некоторые странности.

Не было счетчика, правда, во многих дублинских заказных такси их нет, так же как в машинах нью-йоркских «бомбил», не имеющих лицензии. Но не было также и стеклянной перегородки, и устройства для считывания кредиток, таблички с именем водителя, прикрепленной к зеркалу заднего вида, и спецнаклейки, разрешающей парковаться на территории аэропорта.

По сути, в этом такси не было ничего от такси.

Тут включился внутренний голос: майкл не будь таким параноиком это просто работяга он не пришьет тебя ни ты ни твои гребаные проблемы ни разу не пуп земли знаешь что такое солипсизм нет погляди козел в словаре.

Ладно-ладно, но тогда с кем же так увлеченно переговаривался по телефону таксист и почему он так поспешно отключился, когда я вернулся? И почему он меня перво-наперво отослал, а только потом позвонил? Разумеется, он мог взять доллары. Все берут доллары, особенно если это черный нал.

Я выглянул в окно, чтобы сориентироваться. Было уже почти светло, но все скрывал утренний туман. Неясные очертания домов сменялись одно другим, да что толку? Все равно из всех зданий я помнил только собор Святого Патрика да Тринити-колледж, а все прочее было для меня на одно лицо.

– Закурить не найдется? – спросил я водителя, просто чтобы не молчать.

– Нету. Бросил с самого своего дня рождения. Уже месяц не курю.

– Хорошее дело. Отвратная привычка, – согласился я.

– Ага, точно. Знаешь, это мне пабы помогли, – продолжил водитель.

– Что?

– Запрет в пабах, знаешь ли, – пояснил таксист.

– Запретили курить в ирландских пабах? Вот это новость…

– Во всех пабах на юге. Не очень-то это мне понравилось, зато сейчас я понял: только так я и мог бросить курить. Вместе с народом. Когда езжу в Белфаст, будто в другой мир попадаю. Боже, да курево тебя убить может!

– Часто ездишь в Белфаст? – спросил я абсолютно спокойным голосом.

– Угу, постоянно. Дела, знаешь ли…

– По какой части утруждаешься?

– А… ничего интересного. Частный извоз и все такое прочее. Сам знаешь небось.

Откуда бы мне знать? Частный извоз? В Белфасте? Чем дольше он говорил, тем меньше мне все это нравилось.

– Далеко еще до вокзала? – поинтересовался я.

– He-а, уже близко. Я тебя подброшу к первому поезду «Энтерпрайз». Он в шесть, кажется. Успеешь перекусить, купить газетку и занять место. Место лучше занять заранее, очень много народу будет. Поезд скорый, через пару часиков как раз будешь на Центральном в Белфасте. Прикинь, а?! «Временные» [8]8
  Члены и сторонники «временного» крыла партии Шин Фейн – политической организации, созданной в 1905 г. для борьбы за освобождение Ирландии от колониального господства Великобритании; в настоящий момент Шин Фейн является ответвлением Ирландской республиканской армии; выступает за объединение Ирландии путем вооруженной борьбы с применением террористических методов.


[Закрыть]взрывать пути перестали, так что поезд сейчас по-настоящему быстрый.

– Кстати, тебя как звать, если не секрет? – спросил я.

– Падрег [9]9
  Ирландская форма имени Патрик.


[Закрыть]Луг. Самое смешное, что никто, прикинь, не зовет меня Падди, или Пад, или еще как. Только Падрег.

– А ты хотел, чтобы тебя Падди звали?

– Ни в коем разе. Падрег мне нравится.

– А фамилия как пишется? – поинтересовался я, смутно подозревая, а не фальшивка ли все это?

– Эл, у, гэ. Древний ирландский бог Солнца.

– Я знаю.

– А тебя как звать? – задал он встречный вопрос.

– Майклом, – медленно протянул я. Любопытство его мне не нравилось.

– Приятно познакомиться, Майкл, – сказал Падрег и протянул руку за голову для пожатия.

Я пожал ее. Она была холодной, вялой и дрожащей.

Господи! Неужели Падрег член какой-нибудь доморощенной шайки? Слишком уж много совпадений. Наверно, таможенник – тоже из них, он дал им наводку и сообщил, что сможет меня задержать ровно настолько, чтобы они успели сюда добраться. И Падди как раз подельникам названивал по телефону. Отослал меня за евро, а сам проверял мои данные.

А возможно, это обычный водитель, слегка заторможенный, и везет он меня по какому-то причудливому и странному маршруту, просто чтобы наскрести еще немного денег.

Я разжал руку:

– Взаимно, Падрег. Слушай, мне интересно: мы вроде как пересекли Лиффи?

– Именно, – выдохнул Падрег.

– А разве вокзал Коннолли не на другой стороне?

– Так ты хорошо знаешь город?

– Я бы не сказал, – признался я.

– Видишь ли, мне проще и быстрее пересечь реку и проехать по южной части, а потом вернуться на север, а не петлять между всем, что понастроили вокруг Аббатства, вокзала и таможни.

– А, ну-ну. Ты не подумай чего… Просто стало интересно, – отозвался я извиняющимся тоном.

– Все путем! Знаешь, я за границей езжу на такси и постоянно думаю: уж не мухлюет ли со мной таксист?! – рассмеялся Падрег и обернулся, чтобы подбодрить меня. Выглядел он неважно, и это меня беспокоило.

Нет, Падрег не убийца, не головорез и не грабитель. Просто таксист, везущий меня к вокзалу по самому удобному маршруту.

Да… вот что происходит с тобой, когда проведешь в бегах лет двенадцать. Становишься доктором наук по паранойе. Выжить это помогает, но в общении с людьми мешает страшно.

Я вздрогнул.

Именно.

Вот в чем было все дело.

Вот почему я оказался в Дублине. Не из-за Бриджит. Из-за себя самого. После 1992-го у меня не было связей, длившихся дольше чем полгода. И не потому, что я вынужден был лгать всем своим женщинам. Вероятно, просто подспудное недоверие, возникавшее между нами, было как бомба замедленного действия. Они все жаловались, что мне есть что скрывать. Что бы они ни делали – все рождало у меня подозрения. Это как украшать шоколадный торт горчицей. Бесконечная, всеобъемлющая ложь. На лжи ничего не построишь. Но как можно было раскрыть правду? Да, я розыске за то, что убил главаря банды, и ФБР пришлось изрядно попотеть, чтобы отмазать меня от тюрьмы. Да, в Мэне и Массачусетсе я убил еще шестерых, в том числе – двух женщин. Как можно сказать об этом хоть кому-то? Особенно той, которую любишь? Ее жизнь окажется из-за тебя в опасности. Потому я опасался говорить о своих чувствах, был вынужден постоянно носить маску. И так всегда, постоянно. Входит в привычку. Жизнь в потемках, все время настороже, во всем сомневаешься.

Как если бы ты был масоном, но без связей в обществе и без парадного облачения.

– Я так понимаю, что во всех барах на курении поставили крест? А в клубах? – спросил я, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.

– Клубы… не знаю, честно говоря, я ни в одном не состою…

– Возможно, хотя бы там еще разрешено, – предположил я.

– Черт его знает. Жаль, что ты уезжаешь в Белфаст: если погода не испортится, в Дублине будет отменная веселуха!

– Ага, слышал, Блумов день. Что-то связанное с Джеймсом Джойсом.

– Точно. Я-то эту книженцию не читал. Плохой из меня читатель. И вряд ли когда исправлюсь. Недавно, прикинь, поставил спутниковую тарелку. Четыреста каналов, один другого круче! При нынешней суматохе никто почти уже и не читает. А ты видал, какая книженция толстая? Зато сюда приедет целая толпа знаменитостей. Слышал, в «Грэшеме» поселилась Гвинет Пэлтроу.

– Да что ты!

– Ну. Говорят, она хорошо в литературе сечет, да и предки у нее, я думаю, ирландцы. Так что ей тут самое место.

– А кто еще будет?

– Точно не знаю. Лиам Нисон, думаю… люди вроде него. Известные, типа.

– А кто был самым знаменитым из тех, кого ты возил в своем такси? – задал я вопрос, пытаясь проверить, действительно ли он таксист.

– Группа «Ю-Ту» – в полном составе.

– И как они тебе?

– Улетные парни, зуб даю! Потрясные ребята… Хотя Боно я ненавижу. Не выношу его. Призывал всех отстегивать в пользу Африки, а сам при всем при том, что ирландский музыкант, ни разу гроша ломаного не заплатил по налогам, хотя его баблом можно было бы погасить долги двадцати беднейших стран в мире. Говнюк!

– Он что, не заплатил тебе?

– Да нет, но мог бы и пощедрее быть. Все это было еще в те времена, когда у меня была своя машина, когда я извозом себе на хлеб с маслом зарабатывал. В восьмидесятых. Хорошо бы еще раз когда-нибудь повстречаться с ребятами, – грустно произнес водитель, и в зеркале заднего вида я перехватил его задумчиво-мечтательный взгляд.

Когда-то у него была своя машина и он зарабатывал извозом деньги? А что же он сейчас делает?

Нет, он не таксист… Теперь я был начеку и нисколько не удивился, когда он заорал:

– Твою мать!!! Слышишь? Черт меня побери!

– Слышу – что?

– Вот это: «бамп… бум… бум… бумп».

– Ничего не слышу.

Он улыбнулся нехорошей улыбкой, оскалив щербатые желтые зубы.

– Мда, кажись, проколота левая шина спереди. На заднем сиденье, возможно, ты и не почувствовал ничего. Не возражаешь, я выйду погляжу? До вокзала тут всего-то минут пять, мне не хотелось бы возиться, менять колесо.

Я напрягся.

Машина притормозила.

– Я быстро, гляну только одним глазком, – пообещал водитель.

Господи, как же я был прав! Заговор. И вправду прогнило что-то в Датском королевстве…

Машина встала.

– Сейчас проверю, и помчимся, – утешил меня детина.

– Валяй, проверяй, – ответил я.

Он выбрался из-за руля и оставил дверь открытой.

Я выглянул в окно и понял, что насчет вокзала – наглая ложь. Мы находились где-то в районе доков или рядом с водой, на востоке города, к югу от Лиффи. Складская территория. Впрочем, точно не скажу: в тумане видно было не дальше чем на десять-пятнадцать шагов. И никаких жилых домов и машин. Идеальное место для убийства.

Я приготовился. Что он собирается делать? Выйдет из машины, возьмет пушку и через окно меня пристрелит? Разумеется, если это не его машина, почему бы и нет? Наверное, угнал прошлой ночью. Как же мне быть? Думай, Майкл, шевели извилинами!

Я внимательно следил за водителем. Он нагнулся, разглядывая колесо. Распрямился – руки на бедрах. Еще раз нагнулся. «Вот сейчас!» – решил я и ухватился за дверную ручку, готовый в любую секунду выскочить из салона и помчаться прочь сквозь туман со всей возможной быстротой.

Моя удача будет зависеть от того, насколько он хороший стрелок и какое у него оружие.

Падрег стоял и улыбался:

– Так-с… Между шиной и ободом что-то застряло, подмогнешь, а?

– Не могу, извини. У меня деловая встреча, не хочется руки пачкать, – произнес я с сожалением.

– Да ты просто подержишь фонарик, пока я найду, что там застряло.

Не видя причин для отказа, я медленно и осторожно открыл дверь и двинулся к нему, стараясь держаться так, чтобы машина оставалась между нами. Бугай открыл багажник и достал фонарик. Включил его:

– Подойди-ка ближе. Мне нужно, чтобы ты прям на колесо светил. Я тебе скину пару баксов за проезд.

– А я думал, ты доллары не берешь, – подколол я.

– Евро… Скину парочку евро! – смеясь, поправил он себя.

– Короче, что я должен делать?

– Просто подержи фонарик. Из-за обода ничего не видно. А вот этим я выковыряю то, что туда попало, – произнес Падрег, держа в руке монтировку и одаривая меня еще одной восхитительно дружелюбной ирландской улыбкой.

Итак, ты хочешь, чтобы я нагнулся с фонариком, а ты в это время зайдешь мне за спину с монтировкой и несколько раз ударишь по голове. Нет, приятель, я так не играю.

– Что-то застряло в ободе диска, да? – спросил я.

– Да.

– Вот сейчас и поглядим… Ага, вижу, вот тут вот! – крикнул я и, как только он нагнулся, чтобы посмотреть, ударил его фонариком по голове и врезал в нос. Хрящ сломался, и брызнула кровь.