Золушка (сборник)

Текст добавлен: 29 сентября 2016, 04:11

Текст книги "Золушка (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

Жанр:

Полицейские детективы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)

Назад к карточке книги

Глава 10

Детектив Эндрю Хакер ростом был не меньше шести футов двух дюймов и весил где-то фунтов сто девяносто, однако стоя рядом с Купером Роулзом, он казался недомерком. Хакер не произнес ни единого слова с той минуты, как они с Роулзом вошли в офис. Мэтью, вероятно, даже не узнал бы его имени, если бы Синтия Хьюлен не представила ему обоих полицейских по внутреннему телефону, прежде чем впустить их в кабинет.

Роулз был человек-гора, подавляющий самим своим присутствием; Мэтью знал его как хорошего полицейского, в меру крутого, но сюда он явился вопреки всем установлениям закона. Хакер просто стоял рядом с ним, маленький и незначительный, стоял и молчал. Рыжая прядь волос свисала ему на лоб, лицо усеяно веснушками, не хватало только соломинки во рту, чтобы он выглядел завзятой деревенщиной. Спектакль давал Роулз, и Хакер это понимал. Он слушал своего партнера с невозмутимым видом. На улице шел дождь, настоящий ливень, в Калузе такой дождь называли «смерть лягушкам». Из окна кабинета казалось, что над мостовой поднимается пар, а в кабинете выпускал из себя пар Купер Роулз.

– Я понял, – громыхал он, – что она прежде всего позвонила вам.

– Полагаю, что так, – вежливо согласился Мэтью.

– Произошло ограбление со взломом, но первому она сообщила вам, а не полиции. И это первое, что меня не устраивает, мистер Хоуп. Второе, – он вытянул толстый указательный палец по направлению к письменному столу Мэтью, – второе возмутительное обстоятельство заключается в том, что во время налета была похищена магнитофонная запись, о существовании которой я узнал от этой китайской леди уже после ограбления.

– Я не знаю, какую запись вы имеете в виду. Было украдено много записей, детектив Роулз. А также папок с делами, неоплаченных чеков и мелкой наличности.

– Я имею в виду запись Неттингтона, – сказал Роулз. – Вам известно о ее существовании?

– Да.

– Почему вы мне об этом не сообщили?

– В последний раз я сообщил вам…

– Оставьте в покое последний раз, кстати, мы нашли этот ваш «торонадо».

– Вот как? – Мэтью слегка приподнял брови и ждал продолжения, но его не последовало.

– Я веду речь о сегодняшних обстоятельствах, – сказал Роулз. – Мы заинтересованы в этой записи, потому что она может быть связана с убийством Самалсона, а вы знали о ее существовании и не потрудились дать об этом знать в полицию. Вы прослушали запись, мистер Хоуп?

– Да.

– Мы ее слушали полчаса назад. Оригинал, который хранился в сейфе. Взломщик, кем бы он ни был, унес с собой копию, сделанную китайской леди.

– Он унес и многое другое, включая целый набор записей и две пишущие машинки.

– Но это исключительно интересная запись, мистер Хоуп. Прежде всего она делает вашего мистера Неттингтона…

– Моего мистера Неттингтона?

– Его жена ваша клиентка, верно?

– Ну и что же?

– Запись припирает Неттингтона к стене, ибо доказывает его супружескую измену, а в штате Флорида это является преступлением, отсылаю вас к статье 798, пункты 01, 02 и 03. Открытое незаконное сожительство, распутное и похотливое поведение, внебрачная связь являются судебно наказуемыми преступлениями второй степени и караются тюремным заключением на срок не более шестидесяти дней. Знал ли ваш мистер Неттингтон, что эта запись отправляет его прямиком в тюрьму?

– Он вовсе не мой мистер Неттингтон, – возразил Мэтью.

– По общему мнению, нарушение пустяковое, но шестьдесят дней тюрьмы не шутка, если вы поверенный по делам, а не профессиональный вор, вы согласны? Неттингтон знал, что запись существует?

– Да.

– Как он это узнал?

– Ему сообщила жена.

– Она проинформировала вас об этом?

– Нет. Он проинформировал.

– Что?! – взревел Роулз.

– Вот именно то.

– Когда?

– Вчера утром.

– Он сказал, что жена сообщила ему о записи?

– Да.

– Вы были у него? Ведь я же, черт побери, запретил вам…

– Он сам пришел сюда. – Мэтью остановил готовый излиться на него поток.

– Зачем?

– Хотел получить запись.

– И сегодня офис Самалсона взломан и разграблен, а пленка исчезла.

– Совершенно верно.

– Когда она вам позвонила?

– Кто?

– Китайская леди.

– А! Часов в девять утра, может, чуть позже девяти.

– И сообщила, что совершен взлом?

– По сути дела так, хотя другими словами.

– Значит, она позвонила вам.

– Да. Она мне позвонила.

– Почему?

– Думаю, потому, что ей не понравилось, в каком состоянии вы ей вернули папки с делами.

– Что?

– Думаю, она недовольна, что вы привели папки в беспорядок.

– Но мы этого не делали, – вставил свою первую фразу Хакер.

Мэтью удивленно уставился на него.

– Мы только сделали ксерокопии, – продолжал Хакер. – И вернули папки ей. Вот и все.

– Она должна была позвонить нам, – вмешался Роулз. – Это ее обязанность. Не юристу, а нам. В случае ограбления необходимо звонить в полицию.

– Я и посоветовал ей поступить именно так, едва, переступил порог.

– Ничего подобного, совсем не так скоро, – возразил Роулз. – Едва вы обнаружили, что запись исчезла.

– Говоря совсем точно, едва я убедился, что произошло ограбление. Когда мы говорили с ней по телефону, это прозвучало иначе.

– Как бы оно там ни прозвучало, вы должны были немедленно поставить в известность нас, – заявил Роулз. – Это попросту еще один случай, когда вы пытаетесь нас опередить, вести дело на свой лад и совать нос, куда не полагается. Может, на вас убийство не произвело сильного впечатления, но на нас произвело.

– Смею вас уверить…

– Попробуйте уверить меня, что больше не станете лезть не в свое дело. Тогда я охотно приму ваши, уверения. Держите ваш вонючий нос подальше от этого хренового дела, о'кей?

– А это тоже является судебно наказуемым деянием, – невозмутимо заметил Мэтью.

– Что?

– Отсылаю вас к статье 807 пункт 04. Открытая профанация. Если некто, достигший правомочного возраста, употребляет бранные, вульгарные или непристойные выражения по отношению к другому человеку, находясь в общественном месте или частном владении, он тем самым совершает преступление второй степени, наказуемое, как вы справедливо заметили ранее, заключением в тюрьму на шестьдесят дней.

Роулз растерянно заморгал.

– Вот так! – Мэтью припечатал ладонь к столу.

Роулз опомнился быстро.

– Я полагаю, вы меня поняли, – сказал он.

– Да, я вас понял.

– Пошли, – бросил Роулз Хакеру, и оба вышли, весьма недовольные.

Мэй Хеннеси было ясно как день, что в офис забрался профессиональный грабитель. Возможно, Дэниел Неттингтон и умел делать что-то отменно, но он во всяком случае не похож был на человека, который может взломать замок, не оставив на нем ни единой царапины. Более того – и Мэй сказала об этом полиции, – она вообще не была уверена в том, что грабитель искал именно запись Неттингтона. Мэй слишком долго проработала над разными делами вместе с Отто, чтобы не распознать дымовую завесу, если она имела место. Об этом она тоже сказала Роулзу и его веснушчатому напарнику. Ведь дело Ларкина тоже исчезло, не так ли? Плюс дюжина других дел, причем некоторые закончены совсем недавно. Не говоря уже о семи или восьми пленках с другими записями, каждая из которых принесла бы немало беспокойства заинтересованным лицам. Когда Роулз прослушал запись разговора Неттингтона (хорошо, что сохранился оригинал, и конечно, материал весьма горячий и достаточен для обвинения), Мэй посоветовала ему не приходить к поспешным выводам и не судить предвзято.

Все это она рассказала Мэтью по телефону примерно минут за двадцать до того, как Роулз и Хакер ворвались к нему в кабинет. Мэтью весьма сомневался, что Роулз может судить непредвзято. Он чует запах жареного мяса и захочет побыстрее добраться до него. Мэтью отлично это понимал. Потому-то Роулз так и старается устранить его, убрать с дороги. Не хочет, чтобы дело погорело из-за какой-нибудь технической неувязки. Ему нужно добраться до Неттингтона, усадить его перед собой, дать прослушать криминальную запись, а потом задать сотню-другую вопросов об ограблении офиса, а также – как бы между прочим – об убийстве хозяина офиса Отто Самалсона.

Хакер и Роулз – опытные полицейские с большим стажем, причем Роулз служил в Кливленде и в Калузе. Оба прекрасно усвоили, что жулики и честные люди поступают по-разному. Если, например, честному человеку что-то понадобилось бы в офисе Отто Самалсона, он попросту пришел бы туда и спросил. Жулик не может рассуждать и действовать подобным образом. Для него существуют мы и они, и они за нами следят, чтобы мы не могли взять то, что нам надо. Следовательно, мы должны украсть это у них. Даже если есть возможность получить нужное в результате обыкновенной вежливой просьбы, вор предпочтет украсть. Такова уж его природа. Именно поэтому честные люди только головами качают, сбитые с толку поведением жуликов. Психологию преступника честному человеку понять так же трудно, как, к примеру, теорию относительности. Предполагается, однако, что полицейским психология преступников понятна.

Тем более странно, как это ни Хакеру, ни Роулзу не пришло в голову, – хотя Мэй пришло, – что они имеют дело с настоящим грабителем, а не с любителем вроде Неттингтона.

Мэтью это, правда, тоже не пришло в голову.

Впрочем, ему было простительно: он сам любитель.

Роулз и Хакер такого оправдания не имели, если не считать оправданием стремление поскорее завершить дело.

Не имея представления, как устроены мозги у вора, Мэтью пришел к заключению, что в офис Отто проник взломщик-новичок, такой же непрофессионал, как и он сам. Однако предположение, что это сделал Неттингтон, слишком уж напрашивалось. Пожалуй, Неттингтон не настолько глуп… Мэтью, рассуждая все так же по-любительски, стал думать о ком-то другом, конечно, не профессионале, о человеке, которому пленка настолько нужна, что он пошел на воровство.

Таким человеком, решил он, могла быть только Карла Неттингтон.

– Вы имеете в виду, что запись будут слушать в полиции?..

– Когда я могу ее прослушать?

– Я не желаю, чтобы полиция вмешивалась в это дело!

И наконец:

– Благодарю вас, мистер Хоуп, пожалуйста, пошлите мне отчет вашего человека и, конечно, ваш счет.

Все это слова Карлы.

Ей хотелось во что бы то ни стало получить запись.

Она беспокоилась, как бы запись не попала в руки полиции.

Мэтью решил повидаться с ней сегодня же.

Дождь все еще лил, когда он добрался до старого дома на Сабал-Кей. Он совершил от машины к входной двери примерно сорокаметровую пробежку по неухоженному лугу, то и дело огибая лужи и опавшие пальмовые листья, и остановился под весьма ненадежным как укрытие от дождя козырьком крыльца. Пока он звонил в дверь, с козырька ему на шею и на спину лились галлоны воды.

– Сейчас, сейчас, одну минуточку, – послышался из дома голос Карлы.

Мэтью подождал.

Он уже промок насквозь.

Наконец дверь открылась.

Глаза Карлы открылись тоже – широко и удивленно.

– Можно войти? – спросил Мэтью.

– Да, конечно, – ответила Карла, которая явно не слишком обрадовалась его появлению, – ее голос и движения сказали Мэтью об этом. Голос холодный и отчужденный, и слова «да, конечно» прозвучали с интонацией «кто вас сюда звал, черт побери?». А тело было повернуто вполоборота к Мэтью, когда она посторонилась, чтобы пропустить его в дверь, но было понятно, что охотнее всего она повернулась бы к нему спиной, и только воспитание не позволяло ей поступать столь грубо.

В доме стоял тот же запах, что и в большинстве домов в штате Флорида. Запах плесени, пыли, неприятный запах гниющих листьев. Висячие растения украшали окна, главным образом орхидеи с их причудливо изогнутыми воздушными корнями. Серебристые струи дождя хлестали по спущенным жалюзи, барабанили по крыше. У Мэтью возникло острое чувство замкнутости пространства, почти клаустрофобия, вспомнилось, как мальчишкой он прятался в стенном шкафу: висящие на вешалках пальто закрывают лицо, под ногами ботинки и галоши… Запах стенного шкафа в дождливый день.

Карла была в черном. Дорогие и модные черные джинсы, черный свитер с прямым воротом. Матово-бледный овал лица, темная помада. Глаза зеленые, как листья растений по углам комнаты. Черные серьги с эмалью. Босая. Ноги кажутся очень белыми по контрасту с черными брюками. Ногти на руках и на ногах покрыты лаком того же оттенка, что и губная помада.

– Что вам нужно? – спросила она, повернувшись к нему лицом. Но ее вид по-прежнему держал Мэтью на расстоянии, отграничивал. – Полиция здесь уже побывала.

– Искали вашего мужа?

– Да. Я сказала им, что не знаю, где он. И вам скажу то же самое. А теперь, если вы извините меня, мистер Хоуп…

– Я здесь совсем не поэтому.

– Тогда зачем вы явились? Ведь я, кажется, поставила вас в известность, что ваши услуги более не нужны.

– Офис Отто Самалсона был ограблен сегодня ночью.

– И что же?

– Кто-то похитил запись разговора вашего мужа и Риты Киркман.

Несколько секунд Карла смотрела на него в недоумении, словно бы не поняв намек. Потом в зеленых глазах вспыхнули искры любопытства, уголки губ приподнялись.

– Не будьте смешным, – сказала она.

– Но пленка и в самом деле украдена, миссис Неттингтон.

– И вы считаете, что я ее украла? – Ей явно было весело. – Вы в самом деле не понимаете?

– К сожалению, нет.

– Мистер Хоуп, – заговорила она медленно и терпеливо, словно хотела что-то втолковать умственно отсталому ребенку. – С того момента, как Отто Самалсон был убит, а запись на пленке стала предметом общего достояния и обсуждения, она потеряла для меня всякую цену. Она для меня бесполезна.

– Миссис Неттингтон, я полагал…

– Да, я знаю, что вы полагали. Вы объяснили мне это во время нашей предыдущей встречи. Вы полагали, что мне нужен развод.

– Но ведь это вы натолкнули меня на такой вывод.

– Да. – Все та же слегка насмешливая улыбка у нее на губах, теперь уже обидная для Мэтью, потому что Карла смеялась над ним. – Но понимаете ли, мистер Хоуп, некоторые вещи совсем не таковы, какими кажутся.

– Случается и такое, – сказал он.

– Когда я в первый раз пришла к вам, я хотела, чтобы за моим мужем установили слежку…

– Вот именно.

– …потому что я подозревала его в измене. Далее я вам сказала, что, если удастся это доказать, я могу начать бракоразводный процесс.

– Да.

– Да. Но я, видите ли, солгала.

– Солгали?

– Да. О том, что разведусь с ним.

– Вы не собирались с ним разводиться?

– Совершенно верно.

– Тогда с какой целью вы просили меня нанять для вас частного детектива?

– Чтобы следить за мужем.

– Да, но зачем?

– Чтобы получить улики против него.

– Для чего?

– Мистер Хоуп, вы юрист, – сказала Карла, – и конечно, знакомы со статьей 61 пункт 08 кодекса законов штата Флорида, где говорится об алиментах.

– Вы правы, я с этой статьей знаком.

– В той части, которая касается определения суммы алиментов. Параграф первый. Вы знаете его?

– Знаю, ну и что?

– Там сказано: «Суд может принять во внимание измену супруги и обстоятельства, при которых измена была совершена, для решения вопроса о присуждении алиментов и определения их суммы, если алименты будут присуждены». Помните этот параграф?

– Помню.

– Ну и? – сказала она.

– Что «ну и»?

– Ну и поэтому я хотела получить улики на Дэниела.

– Мне кажется, вы толкуете параграф неточно. – Мэтью покачал головой.

– Уверяю вас, вполне точно. У меня есть приятель-юрист.

– Если вы думали… простите, я не знаю, что вы думали на самом деле, так как вы сейчас сообщили мне, что не планировали развод. Но если вы его планировали и считали при этом, будто бы факт измены вашего мужа обусловит увеличение суммы алиментов…

– Но я этого не считала.

– Очень хорошо, в противном случае вы бы ошибались. Параграф предусматривает защиту интересов мужа в случае измены жены. Статья также предусматривает назначение судом алиментов обеим сторонам, но очень немногие мужчины этого требуют. На практике именно супруга получает возмещение, или алименты, и, если муж сумеет доказать, что она имела связи на стороне, алименты могут быть существенно урезаны, а в некоторых случаях и вообще не назначены.

– Правильно, – кивнула Карла, – я так и понимаю эту статью.

– Значит, вы теперь видите…

– Но это я, – перебила Карла.

– Что вы?

– Это я имею связи на стороне.

Она стояла спиной к окну, а за окном дождь хлестал все так же, а пальмы и сосны метались на ветру.

– Я имела связи уже давно, очень давно, – сказала она.

Мэтью смотрел на нее. Зеленые глаза смеялись, и улыбка сделалась определеннее.

– И я сообразила, что если мой муж захотел бы развестись со мной, то я не получила бы ни цента алиментов, пока не доказала бы, что у него тоже есть связь. В глазах юстиции здесь был бы соблюден некий необходимый баланс, вы не находите?

Поднимаешь камень, подумал Мэтью, а под ним на земле копошится, извивается целая куча жирных белобрюхих слизняков.

– Вот почему я решила обезопасить себя, – продолжала Карла. – Собрать улики на него, прежде чем он соберет их на меня. Обеспечить себе возмещение, если муж когда-нибудь затеет бракоразводный процесс. Показать ему картину: полюбуйся, Чарли, на себя, до кого ты опустился – до жирной бабы из цирка.

Теперь она улыбалась широко. Веселье превратилось в настоящее ликование.

– Вы убедились, – говорила она, – что я и думать не думала о разводе, ни-ког-да! Я предпочитаю, чтобы все оставалось по-прежнему. Дэниел платит по счетам и никогда не спрашивает меня, где я была и чем занималась. В ту ночь, когда ваш человек был убит, я, мистер Хоуп, была не в кино с подругой, а в постели с любовником. – Улыбка расплылась еще шире. – По-моему, мистер Хоуп, это называется самой печь пироги и самой их есть. Я считаю такую жизнь настоящей хорошей жизнью.

– А я считаю… – начал Мэтью, но тотчас умолк, повернулся, зашагал к двери и вышел снова под дождь.

Он называл это торжеством иллюзии над реальностью.

Или что-то в этом роде.

Мы из тебя сделаем настоящую принцессу из Денвера, штат Колорадо, сказал он ей. Дочку богатого владельца ранчо. Очень богатого. Такую девушку ничем не удивишь, ни один мужчина в мире не может дать ей то, чего у нее нет, потому что у нее есть все. Нашему толстячку, который любит выпендриваться, будет до смерти лестно, что ты снизойдешь до разговора с ним.

С твоими волосами мы ничего делать не будем, они и так прекрасны, длинные, белокурые. Натуральная блондинка?.. Ну, толстячок не разберется, а, дорогая? Пожалуй, надо собрать их в пучок, будет выглядеть элегантно и строго. Создадим достойный имидж, дорогая. Такой, который приведет тебя и в его дворец, и в его постель, и в его сейф. Так, теперь подумаем о платье… достаточно соблазнительное, чтобы у толстячка слюнки потекли, но не дешевое, это ни в коем случае, надеюсь, ты улавливаешь мою мысль, дорогая. Что-нибудь зеленовато-голубое в тон твоим великолепным гляделкам. Бюст достаточно открыт, он влечет, но смотри, толстячок, поосторожнее, руки не распускай, ни-ни-ни! Нечто экстравагантное, да-да, зеленовато-голубое, большой разрез сбоку, чтобы ты могла показать бедро – если соизволишь. Длинная нога широким шагом переступает порог Касба-Лаундж. У толстяка глаза на лоб полезут, даю слово.

Мы должны подумать и о драгоценностях. Что-нибудь одно, скромное и простое… он у нас настолько глуп, что не отличит шлюху от монашки, зато уж разницу между Тиффани и Вулвортом[54]54
Вулворт – универсальный магазин в Нью-Йорке, где в основном продаются стандартные товары.

[Закрыть] знает наверняка. Найдем вещицу некрупную и хорошего тона, съездим на днях в Бэл-Харбор и походим по лучшим магазинам. Нам нужна только одна вещь, чтобы приколоть вот сюда, где грудь раздваивается, это привлечет его внимание… знаю, знаю, милая, что тебе вспомогательные средства не нужны, не надо обижаться… но так лучше. Теперь туфли. Прелестные туфельки, подходящие к твоему великолепному платью. Я хочу, чтобы буквально все вытаращили глаза в полном отпаде, когда ты войдешь с таким выражением, как будто ищешь кого-то, а его тут нет. Туфельки словно хрустальные, теперь из пластика делают настоящие чудеса, мы что-нибудь подберем в Бэл-Харборе по дешевке, зато с шиком.

Возьмем напрокат черный «кадиллак», обойдется в двадцать, самое большее в тридцать за час, верно? И конечно, когда ты войдешь в холл, тебя будет сопровождать шофер. О Чарлз, где же он? (Это шофер – Чарлз.) Он обещал быть здесь… Как досадно, Чарлз, подождите меня в машине…

Так точно все и вышло.

Она вошла – и у всех перехватило дыхание, а глаза вылезли на лоб. За ней следовал шофер в серой ливрее, и кто бы мог вообразить, что она шлюха, которая собирается спереть несколько пакетов кокаина – четыре, пять, шесть, кто знает, сколько их там. Платье зеленовато-голубое, тысяча двести долларов, туфельки словно из хрусталя, брошь – сапфир, окруженный маленькими бриллиантиками, подделка, но выглядит шик-блеск. Если вы появляетесь в сопровождении настоящего шофера, то и все остальное кажется неподдельным.

Так началась погоня за добычей.

Она садится за стойку в баре, смотрит на часы. Семьдесят пять долларов вся им цена, но на вид очень дорогие. Если шофер настоящий, брошь настоящая, то и часы становятся настоящими, хотя единственная здесь реальность – шлюха из Лос-Анджелеса, которая собирается приобрести себе билет на выезд из этой жизни. Последний обман – и после него ничьих чужих рук на ее теле. После него она будет не просто выглядеть богатой, она станет богатой. А пока она липовая дочь выдуманного владельца огромного ранчо в штате Колорадо. Рассерженная и обиженная, постукивающая в раздражении носком хрустальной туфельки по полу. Шофер появляется в холле каждые пять минут, чтобы спросить, собирается ли она ждать дальше или поедет на вечер. И каждый раз она говорит ему, чтобы он подождал еще пять минут, не больше. Надо дать толстяку время, он уже начал посматривать на нее. Подозревает ли он обман? Сразу видно, что парень крутой, но щечки пухленькие, так и хочется ущипнуть, и улыбка как у Багза Банни. Особенно долго она ждать не собирается. Просиди она в баре лишние пять минут – и он сообразит, что перед ним проститутка, которая хочет его нагреть. Тогда пиши пропало, кролик убежит на холмы.

Та девушка, Ким, говорила, что прошло двадцать минут, прежде чем он начал к ней клеиться. Ким изображала из себя эстрадную певицу. Рассказывала о клубах, где она будто бы выступала, о шоу на Бродвее, в которых будто бы участвовала. Двадцать минут прошло, пока он оторвал свой жирный зад от обитой парчой банкетки (мы ведь в Касба-Лаундж, на востоке, не так ли?). Ровно двадцать минут.

Дженни готова уйти. Шофер появляется снова.

– Мисс Кармоди?

В его голосе нотки подобострастного нетерпения.

Она смотрит на свои чертовы часы – можете считать, что им цена семь с половиной тысяч, но по правде – всего семьдесят пять долларов. Нервно вздыхает, поворачивается на высоком винтовом табурете. Разрез на платье, голубовато-зеленом, словно льды Сибири, распахивается, и, если вы успеете взглянуть, вам откроется дорога в вечность, потому что под платьем больше ничего нет. И в ту самую минуту, как она направляется к выходу, толстяк срывается с банкетки и, догнав ее, произносит:

– Какая досада, ваш друг, кажется, запаздывает?

Испанский акцент.

Она смотрит на него, как на того таракана, который ударился когда-то о ее лицо.

– Прошу прощения, – говорит она.

И слегка морщит нос, как будто до нее донесся отвратительный запах из сточной канавы.

Шофер спрашивает от двери:

– Мисс Кармоди, прикажете подавать машину?

– Да, пожалуйста, – отвечает она.

Толстяк извиняется, но она его не слушает.

– Будьте так любезны, пропустите меня, пожалуйста.

Он не отстает:

– Вы так огорчены…

– Пожалуйста, – повторяет она всего лишь одно слово, но смысл его примерно такой: кому ты нужен, толстопузый коротышка?

– Может быть, рюмочка ликера улучшит ваше настроение? – осмеливается он предложить.

Она заглядывает толстяку в глаза, как бы пытаясь проникнуть в его намерения и определить, что он за птица – сводник, нахал, хозяин ранчо из Южной Америки, а шофер от двери снова повторяет ее имя:

– Мисс Кармоди?

– Прошу вас, выпьем ликера, – бубнит свое толстяк. – Мое имя Луис Амарос, я занимаюсь импортом бананов.

Точно так же, как я – научными изысканиями для Ай-би-эм, думает она.

Полчаса спустя она рассказывает ему, как однажды в университете в Денвере, когда она была выбрана Снежной Королевой на студенческом зимнем празднике, кто-то из ребят принес немного кокаина, она попробовала, и это было нечто восхитительное, хотя папочка просто убил бы ее, если бы узнал.

Толстяк смотрит на нее. Она понимает, о чем он думает: любая американская девушка за кокаин готова на все.

– Вы все еще собираетесь на этот вечер? – спрашивает он.

– Какой вечер?

– С вашим другом…

– Ах, с ним. – Сердце у нее начинает колотиться как бешеное – надо же, какая дура, чуть не завалила все дело! – Ну его ко всем чертям! – выпаливает она и снова спохватывается: не слишком ли сильно сказано для дочери богатого владельца ранчо из Денвера? – Я ждала сорок минут, да пошел он куда подальше! – Она продолжает в том же духе, быстро сообразив, что именно проститутки очень следят за своим языком, пока не окажутся с мужиком в постели, а настоящим леди дозволено говорить как заблагорассудится.

И он покупается на это.

Она явно порядочная девушка.

Поскольку только что грубо выругалась.

– Если бы вы согласились посетить мой дом, – говорил он, – я показал бы вам кое-что очень интересное.

Она с легким любопытством:

– Вот как?

– Вы поедете ко мне домой? – Он расплывается в улыбке. – Cenicienta? Хотите поехать ко мне?

– За кого вы меня принимаете? – возмущается она (не слишком ли она переигрывает в духе Дорис Дэй?). – А что значит слово, которое вы только что произнесли?

– Cenicienta? – повторяет он. – Это значит Золушка. – Он опускает глаза и смотрит на ее ноги. – На вас тоже хрустальные туфельки.

– Правда, они похожи на хрустальные? – улыбается она.

– А вы сами как считаете?

– Не знаю.

– Они так вам идут.

– Вы очень любезны.

Он не отвечает.

– А что такое есть у вас дома? – спрашивает она. – Что будет мне интересно?

– «Цветочек».

Она смотрит на него во все глаза.

– Цветочек? Какой цветочек?

Если вы приехали из Денвера, то вряд ли знаете, что здесь так называют кокаин.