Текст книги "Золушка (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

– Мистер Блум?

– Да, мисс Кенворси, я у телефона.

– Вклад шестого июля – десять тысяч долларов…

– Правильно.

– Шестого августа – двадцать пять тысяч…

– Да.

– И четвертого сентября – пятнадцать тысяч долларов.

– У нас эти цифры есть. Но в какой форме были сделаны эти вклады?

– Все вклады были наличными, мистер Блум.

– Наличными?

– Да, сэр.

– Это целая куча денег, – протянул Блум.

– Боже мой, конечно, – согласилась Мэри Джин Кенворси. – Кстати, вы знаете, что после двадцать пятого сентября прошлого года вовсе прекратилась всякая финансовая активность, подразумевающая изменение счета вкладчика.

– Да, мы знаем, – сказал Блум.

– Тут такое дело… счет требует минимальной суммы в тысячу долларов. Если сумма на счету вкладчика ниже минимума, мы начинаем отчислять три доллара в месяц. На интересующем вас счету было немногим более восьмисот долларов, теперь эта сумма уменьшилась до семисот девяти долларов и четырнадцати центов. Если у мисс Килбурн остались какие-нибудь родственники, то было бы разумно закрыть счет.

– Мы пока не можем установить, где живет ее мать, – сказал Блум.

– Ну, когда установите…

– Буду иметь в виду, – сказал Блум и, поколебавшись, спросил еще раз: – Так вы говорите, наличными?

– Да, наличными, – ответила она.

Глава 10

Я чувствовал себя подростком в тот субботний полдень.

Когда я в самом деле был подростком, в Чикаго, машиной моей мечты был красный «понтиак» с откидывающимся верхом. Я воображал, как мчусь через Иллинойс и Индиану с откинутым верхом на своем красном «понтиаке». Я представлял себе стройных блондинок, которые – как одна – поворачивали головы и с восхищением смотрели на меня и мою машину. Мои волосы развевались на ветру, широкая улыбка не сходила с лица – больше не прыщавого. Но я водил старую отцовскую колымагу, и то когда он позволял мне, и мои первые победы над женщинами – очень редкие – ограничивались пространством заднего сиденья этого зеленого одра.

Сегодня мне вновь захотелось промчаться на красном, с откидывающимся верхом «понтиаке». Лихо пронестись по дорогам, подъехать к «Убежищу», выскочить из машины, прорваться к сверкающей изумрудной лужайке, где Сара Уиттейкер, стройная и светловолосая, ждет своего Белого Рыцаря, – неуловимого, непобедимого, стремительного как ветер. У моей машины не было откидного верха, зато я ехал с открытыми окнами, и в них врывался день, такой же яркий, будоражащий, как зеленые глаза Сары, ее золотистые волосы и сияющая улыбка.

Я собирался сказать ей, что все будет в порядке. Планы плохих людей будут расстроены, прекрасная Белоснежка освободится от тирании Семи Гномов, которые держали ее у себя в плену. Доктор Циклоп, Распутная Ведьма, Брунгильда, Илзе – все они отступят, а она выйдет на волю свободной, вернется в добрый и счастливый мир людей.

Она была в белом.

И побежала через лужайку, раскинув руки; юбка взметнулась, закрутившись вокруг ее ног, белая полотняная блузка соскользнула с нежного округлого плечика, обнажив его, мелькали стройные ноги, а белые туфельки, казалось, сами перелетали лужайку. На миг представилось, что мы упадем в объятия и, как любовники, долго находившиеся в разлуке, покроем друг друга поцелуями – щеки, глаза и губы, – но Джейк стоял неподалеку, наблюдая за нами.

Сара взяла меня за руку.

– О Мэтью! – воскликнула она. – Вы не знаете, какую радость вы приносите с собой.

– Вы прекрасно выглядите! – выдохнул я.

– Я сидела на солнце, – сказала Сара.

Она все еще держала меня за руку.

– Пойдемте, прогуляемся к озеру. О! Я так счастлива видеть вас, – сказала она, сжимая мою руку, и мы пошли к озеру, тихому и безмятежному, как обычно. Я вглядывался в его воды, надеясь стать свидетелем того, как рука протянется из глубины. Рука, которая держит меч Эксалибур.[20]20
  Меч Эксалибур – меч короля Артура, обладающий сверхъестественной силой.


[Закрыть] Она протягивает его рыцарю, приносящему добрые вести, – Белому Рыцарю.

Джейк выбрал место неподалеку, прислонившись к стволу высохшего дерева.

– Так долго тянется время между визитами, – говорила Сара. Она не отпускала мою руку, сжимая ее, словно пытаясь убедить себя, что я реален. – Когда вас нет, я воображаю, что вы идете рядом со мной, я придумываю, что Брунгильда – это на самом деле вы, переодетый сиделкой. Когда я принимаю душ, а она наблюдает за мной, я начинаю верить, что вы смотрите на меня. Ночью, когда я лежу в постели, одна… простите меня, я слишком много говорю… Как вы, Мэтью? Я надеялась, что вы позвоните. Почему вы не позвонили? Если бы вы знали, как я жаждала услышать звук вашего голоса! Вы так мило выглядите сегодня, свежий, подтянутый, вам идет костюм из легкой полосатой ткани. Мне нравится и ваш яркий галстук, это Ральф Лорен? Обещайте, что никогда не измените свою прическу. Я умру, если вы начнете причесывать волосы как Гэтсби,[21]21
  Гэтсби – главный герой романа Скотта Фитцджеральда «Великий Гэтсби».


[Закрыть] с пробором посредине. Он, кажется, так причесывался, не правда ли? А если нет, то, безусловно, должен был носить прическу с пробором. Слушая мою трескотню, вы, вероятно, подумаете, что мне нравится звук моего собственного голоса. А как вам мой голос, Мэтью? Вы заметили – я не употребила слова «люблю». «Вам нравится, как голос мой звучит? – спросила осторожно девушка?»

– «Мне нравится, как голос ваш звучит», – сказал я.

– Болтаем как плакальщики… – Она улыбалась открыто, совсем по-детски.

– Итак, «что за сокровище, дядя?» Вы помните сцену из «Генриха V», когда французский посол подносит королю дары от дофина и Эксетер открывает ларец, а Генрих спрашивает: «Какой там дар?» И Эксетер серьезно отвечает: «Для тенниса мячи». Я просто обожаю эту сцену, потому что Генрих отчитывает посла, сдерживая ярость. Помните эти строки?

Сара внезапно поднялась, повернулась спиной к озеру, солнце просвечивало ее полотняную юбку, обрисовывая длинные ноги. Она сжала кулачок, приняла величественную позу и заговорила глубоким грудным голосом, совершенно непохожим на ее собственный:

 
Мы рады, что дофин так мило шутит.
Ему – за дар, вам – за труды спасибо.
Когда ракетки подберем к мячам,
Во Франции мы партию сыграем
И будет ставкою отцов корона.
 

– А затем он действительно разозлился, Мэтью, – продолжила она своим обычным голосом. – Неужели вы не помните? Он говорит послу, – подождите минутку, дайте мне перевоплотиться.

Сара откашлялась, встала в позу и тем же глубоким, но затаившим угрозу голосом произнесла:

 
Скажите принцу, что мячи насмешкой
Он в ядра пушечные превратил.
И тяжким будет для него отмщенье,
Что принесут они.
 

Ее голос неожиданно зазвучал громко и надменно, зеленые глаза потемнели.

 
…Насмешка эта
Разлучит много тысяч жен с мужьями,
С сынами – матерей, разрушит замки.
 

Голос ее упал до шепота, и в нем было больше потаенной угрозы, чем в иных воплях и проклятиях.

 
И поколения, что в мир придут,
Проклятью шутку принца предадут.
 

– Боже, как я люблю это! – вздохнула Сара. – Разве вас не восхищают люди, которые расправляются с теми, кто позволил себе насмехаться над ними? «Проклятью шутку принца предадут», – повторила она. – Как прекрасны эти звуки, аллитерации,[22]22
  Аллитерация – в оригинале сочетания слов: cause и curse.


[Закрыть] когда заворачивается язык! Попытайтесь, Мэтью. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Проклятью шутку принца предадут, – сказал я.

– Видите?

– Да.

Сара снова уселась рядом со мной на скамью, взяла меня за руку, сжимая ее в своей ладони.

– А теперь скажите мне, как вы думаете, он нас разыграл? – Она опять широко улыбалась.

– Кто?

– Шекспир. Вот эти строки:

 
Скажите принцу, что мячи насмешкой
Он в ядра пушечные превратил.
 

Имеются в виду действительно теннисные мячи? Или мячи дофина? Я размышляю об этом все время. Снова шокирую вас, а?

– Нет, – сказал я.

– Хорошо. – Она вздохнула с облегчением.

– Вы когда-нибудь думали обо мне? – спросила она неожиданно. – Когда вы не здесь, я имею в виду. А может быть, вы не думаете обо мне, даже когда вы здесь? Кто знает? Может быть, как раз сию минуту вы размышляете о юридическом документе, который должны подготовить, или о возмещении ущерба по гражданскому иску? Так вы думаете обо мне?

– Я думаю о вас.

– Часто?

– Часто.

– Я думаю о вас все время, – сказала она. – Все время. Мысль о вас – единственное, что удерживает меня от настоящего безумия – уподобиться всем здесь сидящим. Вы не представляете, каково находиться здесь, Мэтью. Анна Порнокоролева досаждает мне день и ночь своими планами о новых кинофильмах, которые она снимет, приглашает меня участвовать в них, обещает сделать знаменитой… Бедняга. И Герберт Зимняя Спячка…

– Кто?

– Герберт Хайемс. Я зову его Герберт Зимняя Спячка, потому что он считает себя медведем. – Она вдруг рассмеялась. – Я знаю, трудно привыкнуть к мысли, что человеческое существо способно выдавать себя за медведя, но Герберт действительно так думает. Он просил нас называть его Тедди (медвежонок). Конечно, не сейчас, когда у него зимняя спячка. Он не выйдет из этого состояния до мая, когда зима пройдет и его шубка, как говорит Герберт, вновь станет пушистой и густой. А пока он ни с кем не хочет разговаривать. Вы же не можете разговаривать с медведем, который залег на зиму, – это нарушит его сон, он потеряет месяцы и месяцы, а в это время он растет. Это его выражение. «Драгоценное время». Если вы приметесь доказывать ему, что шубка медведя бывает толстой и пушистой именно зимой, когда медведь нуждается в такой шубе, Герберт возразит: «Что вы знаете о медведях?» Старина Герберт окончательно чокнулся.

Она повела носом, словно вдруг учуяла что-то тревожное.

– Люди, с которыми можно сродниться на такой свалке, как эта… – Она снова рассмеялась.

– Вы скоро выйдете отсюда, – сказал я.

– О Боже, мы планируем побег? – Сара хлопнула в ладоши. – Я сегодня гораздо более сумасшедшая, чем обычно. Вы не замечаете? Вы сводите меня с ума, Мэтью.

– Вам лучше не сходить с ума на следующей неделе.

– Почему? Что произойдет на следующей неделе? И, во всяком случае, как вы смеете требовать от сумасшедшей, чтобы она не была чокнутой? Вы думаете, мы можем включаться и выключаться? Вы включили меня, Мэтью, разве я не говорила вам об этом? Вы действительно хотите вытащить меня отсюда?

– Надеюсь.

– Надейся, подающий надежды, – поддразнила меня Сара.

Я улыбнулся.

– Он улыбается, мой защитник.

– Вы хотите выслушать меня?

– Умоляю, говорите, сэр. – Она внезапно поднялась со скамьи, протянула мне руку. Мы побрели вдоль озера… Тогда в Чикаго тоже было лето, и по озеру Мичиган ходили яхты, где-то играли на банджо, а я шел, держа за руку шестнадцатилетнюю девушку с длинными светлыми волосами, с сияющими зелеными глазами. Я рассказывал ей о своих мечтах. И мелодия, извлекаемая из банджо, дробилась, как дробятся солнечные лучи на поверхности озера.

– Я намерен коснуться технической стороны, – предупредил я. – Так что если это покажется вам слишком сложным…

– Мне нравятся сложные вещи, – откликнулась Сара.

– О’кей. Это из раздела об опекунстве в законодательстве штата. Параграф озаглавлен «Прекращение».

– Звучит так решительно! – воскликнула Сара. – «Прекращение».

– Это то, чего мы добиваемся, – сказал я. – Прекращения. Положить конец всему этому.

Она стиснула мою руку.

– И начало…

– Мне хотелось бы объяснить процедуру… ну, словом, это называется «восстановление умственной и физической компетентности».

– Да, Мэтью. – Она повернулась ко мне с самым серьезным видом.

– Раздел 4, параграф 744.464 гласит: «Любой родственник, супруг, супруга или друг психически неполноценного, – а я считаю себя вашим другом, Сара, – может подать петицию в том округе, где это лицо проживает, с просьбой определить, является ли это лицо все еще недееспособным, не могущим управлять своими делами». Я уже составил такое прошение для сессии окружного суда. Если вам захочется ознакомиться с ним, у меня с собой копия. Вот важная формулировка: «С этой целью мы добиваемся обследования умственного и физического состояния вышеупомянутой Сары Уиттейкер, как это предусмотрено законом, и распоряжения, устанавливающего умственную и физическую полноценность вышеназванного лица». Вы могли бы подать прошение от своего имени, Сара, но я думаю, оно будет более весомым, если его подпишут «три гражданина штата».

– Кто подписал его? – спросила Сара.

– Я, мой партнер Фрэнк Саммервилл и коллега Карл Дженнингс.

– Благодарю вас, – сказала она тихо.

– Я надеюсь через несколько дней получить разрешение на обследование, что переносит нас в другой раздел той же главы – один (а), из которого следует: «Если лицо, объявленное некомпетентным и госпитализированное с предоставлением наиболее благоприятных условий для излечения (а „Убежище“, безусловно, такие условия предоставляет), обретает способность управлять своими делами, оно должно получить свидетельство о дееспособности, подписанное тремя представителями медицинского персонала в той клинике, где проводился курс лечения».

Сара поникла.

– Забудьте об этом, – сказала она. – Вы никогда не добьетесь, чтобы кто-нибудь из здешних психиатров подписал такое свидетельство. Никогда, пока здесь распоряжается Циклоп.

– Я это понимаю, – сказал я. – Переходим к разделу один (б). Вы слушаете?

– Да. – Она кивнула.

– В разделе один (б) говорится: «Свидетельство о дееспособности также может быть выдано определенным приемным пунктом по рекомендации двух представителей медицинского персонала и третьего ответственного лица».

– А приемный пункт окажется чем-то вроде Добрых Самаритян, – заметила Сара.

– Да, филиал Дингли.

– Но там тоже считают меня сумасшедшей.

– Есть и другие приемные пункты в нашем округе.

– Продолжайте, – взволнованно произнесла Сара. Она пристально смотрела на меня. Мы остановились. Я взглянул на озеро. Рыба выпрыгнула из воды и тут же вернулась в родную стихию.

– Я просил суд назначить местом обследования Южный медицинский госпиталь.

– Вы хотите сказать, что меня не будут обследовать ни в «Убежище», ни у Добрых Самаритян?

– Если суд примет такое решение.

– А он примет такое решение? Суд, я имею в виду.

– Судья Лейтем, которому я направил ходатайство, – честный, справедливый человек. Я думаю, он сознает необходимость непредвзятого обследования.

– Циклоп никогда не выпустит меня отсюда. Ни на минуту.

– Я уже разговаривал с доктором Пирсоном о том, чтобы вас временно отправили к Южным Медикам, если будет судебное постановление.

– И он, конечно, отказался.

– Напротив. Он, кажется, убежден, что независимое обследование только подтвердит прежний диагноз.

– Что я спятила?

– Так он считает.

– И он сказал, что Я могу уехать отсюда?

– По решению суда. И с сопровождающим.

– Кто будет сопровождающим? Джейк?

– Пирсон не сказал, кто именно будет сопровождать вас.

– К Южным Медикам? Это в городе?

– Да.

– Не могу поверить. Когда это произойдет?

– Как только я получу ответ из суда на свое ходатайство. Где-то на следующей неделе.

– Сколько я там пробуду? У Южных Медиков?

– Столько, сколько потребуется, чтобы определить ваш статус.

– Относительно моей умственной полноценности или неполноценности?

– Да. Вас ведь не беспокоит предстоящее обследование?

– Нет, но я очень подозрительна. А Циклоп будет там?

– Сомневаюсь. А разве это имеет значение, Сара?

– Он все ядом пропитал.

– Ядом?

– Ну, рассказывает всем, что я сумасшедшая.

– Я уверен, что суд позаботится о том, чтобы обследование было полностью независимо от прежних суждений о диагнозе.

– Что это значит? Прежняя история болезни будет принята во внимание?

– Об этом мне ничего не известно.

– А Джейк будет со мной?

– Мы вообще не уверены, будет ли Джейк вашим…

– Кто бы со мной ни был – Брунгильда, Илзе… Сопровождающий останется со мной до момента обследования?

– Не думаю, что кто-нибудь из «Убежища» останется с вами. Врачи, которые обследуют вас…

– Господи, Мэтью, предположим, они решат, что я сумасшедшая.

– Едва ли.

– Но… предположим…

– Мы подумаем об этом тогда, когда это случится. Я уверен…

– Боже, меня заточат здесь навеки!

– Я убежден, они сочтут вас полностью дееспособной.

– Вы только послушайте этого великого психиатра! – Сара улыбнулась. – Ну и что тогда? Предположим, они вынесут решение в мою пользу. Ну и что?

– Свидетельство о вашей дееспособности будет отослано в суд – тот самый, который первоначально признал вас недееспособной.

– Проклятье! Опять судья Мейсон!

– Необязательно. В законе не оговорено присутствие одного и того же судьи. Но суд должен быть тот же. В данном случае – окружной.

– Ведь он в кармане у моей матери, понимаете? Поэтому я и очутилась здесь. Из-за Мейсона.

– Ну… во всяком случае, будут слушания, и, если суд найдет, что вы в здравом уме и способны самостоятельно решать свои проблемы, он немедленно вернет вам свободу.

– Аминь, – сказала Сара. – А как я доберусь туда? В санитарной машине, обитой войлоком?

– Я отвезу вас. Сопровождающий поедет с нами. Найму большую машину. Моя слишком мала. У нее практически нет заднего сиденья.

– Вы ездите на такой машине? Видите, как мало я о вас знаю. А вы знаете обо мне все, что следует знать.

– Вряд ли, – сказал я.

– Расскажите мне все о себе, Мэтью. Вы женаты? Боже, я убью себя, если вы женаты. Говорите же!

Мы уселись на ближайшую скамью у озера, держась за руки, как влюбленные, хотя Джейк был где-то неподалеку. И я начал рассказывать Саре «все о себе». И поскольку она спросила, не женат ли я, то я сразу же сообщил ей, что разведен. Она хотела выведать все о моей бывшей жене – какой у нее был характер, была ли она хорошенькой и сильно ли я любил ее, какого цвета у нее волосы, какого она роста, как я называл ее – Сьюзен, Сью или Сьюзи. Затем она спросила, кто из нас потребовал развода. Я признался Саре в своей связи с Агатой Хеммингс, которую любил всю жизнь, так я, по крайней мере, думал в то время…

– Вы любили ее больше, чем Сьюзен? – спросила Сара.

– Я считал, что да.

– Но это не так?

– Я не видел Эгги много лет.

– Вы так называли ее? Эгги?

– Да.

– Очень мило – Эгги. Была ли она такой же красивой, как ее имя?

– Думаю, да.

– Какого цвета у нее были волосы?

– Черного.

– Но блондинки более забавны, не так ли? – Она улыбнулась. – Особенно когда попадают в ловушку. Скажите, что с вами было после развода. У вас есть дети? Они живут с вами? Кстати, где вы живете?

Я рассказал ей про свою дочь Джоанну и о проблемах, которые у меня возникли в связи с желанием Сьюзен отправить ее в школу штата Массачусетс…

– Сколько лет Джоанне? – спросила она.

– Четырнадцать.

– О… – протянула Сара. – Почти женщина.

– Почти…

– Какого цвета у нее волосы?

– Не возражаете, если я полюбопытствую, что у вас за пристрастие к волосам? – спросил я.

– Ну… Ваша жена Сьюзен была шатенка.

– И остается ею.

– А ваша подружка Эгги была брюнеткой.

– Да.

– Так какого цвета волосы у вашей дочери?

– Она блондинка.

– Ага. Как я.

– Да.

– Она хорошенькая?

– На мой взгляд, она прекрасна.

– А я?

– Вы тоже.

– Я красивее Джоанны?

– Вы обе очень хороши.

– О ком еще я должна побеспокоиться? – осведомилась Сара.

– Вы не должны ни о ком беспокоиться, – сказал я.

– Даже о Джоанне?

– О ней – тоже. Мне хочется, чтобы вы с ней познакомились. Когда с этим будет покончено…

– О! Я бы с удовольствием познакомилась с ней. – Сара наклонилась ко мне и внезапно обожгла мои губы поцелуем.

Я не знал, смотрит на нас Джейк или нет.

Мне было все равно.

Никогда в жизни меня так не целовали. Ни в юности, ни когда я стал мужчиной. В этом поцелуе была какая-то неистовость… агрессивность… гнев… неутоленная страсть. Что-то дьявольское… Руки Сары обвились вокруг моей шеи. Я чувствовал, как ее ногти впиваются в мою плоть. Я ощупывал языком ее зубы. Я едва не ощущал вкуса крови во рту… Сара вдруг оторвалась от меня.

И улыбнулась.

И сказала:

– Хорошо, если вы будете верны мне, Мэтью.

Глава 11

В тот день, когда я должен был отвезти Сару на обследование, Блуму пришло в голову, что он просмотрел нечто очевидное.

Они с Роулзом разрабатывали версию, согласно которой владелец «кадиллака» прислал за Трейси Килбурн свою машину с шофером и на этой машине она выехала из лачуги на сваях.

Но разве Трейси сама не могла сделать столь простую вещь?

Снять телефонную трубку – у Трейси был телефон, когда она жила по соседству с Харви Уолленбаком и его очаровательной Лиззи, – набрать номер одной из фирм, где можно нанять лимузин, и попросить, чтобы за ней заехала машина с шофером.

– Самоуверенные тупицы, вот мы кто, – с чувством сказал Блум, и в который раз оба детектива вцепились в телефонный справочник.

В Калузе было только три фирмы, сдающих напрокат лимузины. Может быть, потому, что не так уж часто тут хоронили, либо такова была конъюнктура. Зато свадеб – в избытке, хотя мой партнер Фрэнк и утверждал, что «красношеие» никогда не женятся и не выходят замуж, а просто спариваются.

Так или иначе, но в Калузе имелось три службы с лимузинами, и одна из них называлась «Роскошный лимузин», а мужчина, с которым разговаривал Блум, именовался Артур Хокинс. Голос выдавал британца, или он подражал британскому выговору – Блум не был уверен ни в том, ни в другом. Узнав, что Блум расследует убийство, Хокинс ужаснулся:

– О Боже!

Блум посвятил его в детали.

Он пытается установить местонахождение черного «кадиллака», который вывез девушку по имени Трейси Килбурн из дома № 207 в лагуне Цапель в десять утра пятого июля прошлого года.

– М-м-м, – протянул Хокинс. – Это было так давно…

– Да, – согласился Блум. – Но я надеялся…

– О, разумеется, у нас есть записи, – сказал Хокинс. – Хиллари! – крикнул он. – Не могу ли я получить сведения за июль прошлого года? Пожалуйста! Подождите немного, – обратился он к детективу и снова крикнул: – Хиллари!

Блум затаил дыхание.

Пауза затягивалась.

– Да, действительно, – произнес наконец Хокинс. – Номер двести семь в лагуне Цапель. Десять часов утра, пятое июля. Она сказала, что ей нужен лимузин, у нее много вещей. Это она?

Блум вздохнул с облегчением.

– Куда вы отвезли ее? – спросил он.

В штате Флорида имеется не менее восьми тысяч процветающих совместных владений, которые называются «Морской пейзаж». Одно из них украсило набережную Шорохов – относительно новое. Его сооружение завершилось только в апреле прошлого года – за три месяца до того, как машина, нанятая в фирме «Роскошный лимузин», доставила сюда Трейси Килбурн и ее багаж. Отодвинутое приблизительно на двести футов от береговой линии совместное владение располагало обширным пляжем с белым песком, почти олимпийских размеров плавательным бассейном, шестью теннисными кортами, массажным кабинетом, магазинами, набитыми модными и дорогими изделиями, французским рестораном для гурманов и апартаментами с двумя спальнями ценой в 625 тысяч долларов. В таких апартаментах и поселилась Трейси. На их содержание приходилось выкладывать ежеквартально 1 миллион 813 тысяч долларов 12 центов. Самая маленькая квартирка с одной спальней обходилась в 300 тысяч долларов. Все это Блум узнал от директора-распорядителя – поразительно красивой женщины по имени Табита Хейс, в которую немедленно влюбился Купер Роулз.

Легко влюбляться в первый день мая в штате Флорида.

Разговаривая с детективами, Табита Хейс все время облизывала губы; позже Роулз прозвал ее Сахарные Губки. Роулз не был женат, так что Блум считал нормальной его влюбленность в Табиту. Сама Табита рассказала им, что лично была знакома с Трейси Килбурн, но уже давно не видела ее. Она полагала, что всякий, кто достаточно богат и красив, чтобы поселиться здесь, владеет собственностью, виллами, яхтами или чем-то там еще и редко проводит много времени в одном и том же месте.

– Что заставляет вас думать, что она была богата? – спросил Блум.

– Она приехала в роскошном лимузине, – ответила Табита. – Хотя у нее есть и собственный небольшой «мерседес-бенц» с откидным верхом.

– У нее была машина? – изумился Роулз. Детективы располагали сведениями, что никакой машины на имя Трейси Килбурн не было зарегистрировано.

– Она все еще здесь, если вам угодно, можете взглянуть, – сказала Табита. – У каждого клиента здесь имеется гараж, рассчитанный на две машины. Мисс Килбурн уже много месяцев не появляется в своем гараже.

– Сколько месяцев? – спросил Блум.

– Шесть, семь?.. Я же говорила, что давно не встречала ее.

Глаза Табиты напоминали детективу Роулзу уголь – блестящий антрацит. Она повела глазами в его сторону и осведомилась:

– А в чем, собственно, дело? Зачем вы ее ищете?

– Она умерла, – сказал Блум.

– О! – произнесла Табита.

Роулз не мог не восхититься тем, как одним коротеньким восклицанием ей удалось выразить удивление, и уважение, и почтение к смерти…

– Вы не знаете, какой банк дал ей деньги под закладную?

– Никакой закладной. Апартаменты были полностью выкуплены.

Блум вытаращил глаза.

– Квартира с двумя спальнями?

– Да, с двумя спальнями.

– Стоимостью шестьсот двадцать пять тысяч долларов?

– Да.

– И она купила ее?

– Нет, мистер Блум. Квартира была куплена не мисс Килбурн.

Блум придвинулся ближе.

– Кто купил ее? – быстро спросил он.

– Фирма из Стамфорда, штат Коннектикут.

– Название?

– «Арч риелти».

– Кто оплачивал содержание квартиры ежеквартально? – подключился Роулз.

– Пардон? – Табита облизнула губки.

Роулз почувствовал, что мог бы на руках унести ее хоть в Китай.

– Содержание квартиры. Вы сказали…

– Ах да.

– Кто оплачивал?

– Каждый квартал мы получали чек от «Арч риелти», – объяснила Табита.

– Той, что в Стамфорде?

– Да. В Стамфорде.

– Каждый квартал?

– Каждый, – подтвердила Табита.

– Когда вы получили последний чек?

– Недели две тому назад. Должно быть, пятнадцатого.

– И вы получали чеки каждый квартал?

– Как часы.

– Несмотря на то что мисс Килбурн не было здесь с… Когда вы видели ее в последний раз?

– Не помню точно. Кажется, где-то осенью.

– Чеки продолжали поступать, Мори, – сказал Роулз. – Девушка давно лежала в реке, Бог знает сколько времени, а они продолжали оплачивать содержание квартиры.

– Да, – вздохнул Блум.

– Кто подписывал эти чеки из штата Коннектикут? – поинтересовался Роулз.

– Мы никогда не изучали подпись, мистер Роулз, – сказала Табита.

– А сейчас можно на нее взглянуть? Вы говорили, что получили деньги и за этот квартал…

– Да. Недели две назад. Чек уже отослан в банк, мистер Роулз.

– В какой? – спросил Блум.

– В Национальный банк Калузы.

– Проблемы с чеками не возникало? – спросил Роулз. – Банк возвращал когда-нибудь чек?

– Никогда.

– И последние шесть-семь месяцев?

– Нет, никогда.

Роулз наклонился к Блуму.

– Кто-то не знает, что она умерла. Чеки и продолжают поступать.

– Дело поставлено на компьютер, – пояснил Блум.

– Можно посмотреть квартиру, в которой она жила? – спросил Роулз.

– Ну конечно, мистер Роулз. – Табита сделала круглые глаза.

Они вышли из офиса и пошли по широкой аллее мимо магазинов – модной женской одежды, парфюмерии, цветочного магазина, художественной галереи, ювелирного, – миновали теннисные корты. Плавательный бассейн неподалеку сиял сапфировой голубизной, контрастируя с изумрудной зеленью воды в заливе. Блум жадно вдыхал воздух, напоенный ароматом цветущих растений.

– Здесь гаражи. – Табита остановилась. – Хотите видеть машину мисс Килбурн?

– Да, пожалуйста, – сказал Блум.

Табита отперла дверь гаража. Новый, сверкающий «Мерседес-бенц 380» стоял в центре. На машине – номерной знак штата Коннектикут. Роулз взялся за ручку дверцы. Она не была заперта. Он открыл дверцу, ощупал «бардачок».

– Машина зарегистрирована, – объявил он.

– Что там значится? – спросил Блум.

– Зарегистрирована в штате Коннектикут. Принадлежит «Арч риелти корпорейшн».

– Адрес?

– Четыреста восемьдесят два, Летняя улица, Стамфорд, Коннектикут.

– Кто подписал документ?

– Эндрю… Норман? Не могу разобрать. Парень пишет как китаец. Эндрю Нортон Хемингуэй? Казначей корпорации. – Роулз повернулся к Табите. – Это он подписывает чеки?

– Я не знаю, – ответила Табита.

– Не возражаете, если мы заберем свидетельство о регистрации? Дадим вам расписку, если угодно.

– Это не моя машина. – Табита пожала плечами.

Они снова вышли на солнечный берег. Табита заперла дверь гаража.

– Сюда, – пригласила она.

Квартира Трейси Килбурн находилась на нижнем этаже – «на уровне земли». Это означало – согласно новому строительному кодексу Калузы – на тринадцать футов выше самой высокой волны, заливающей берег во время прилива. Табита открыла дверь. Детективы очутились в просторной гостиной, выходившей окнами на залив. Пахло инсектицидом. Табита объяснила, что вчера здесь был дезинсектор. Апартаменты были обставлены роскошной экстравагантной мебелью в стиле модерн. Слишком вычурной, с точки зрения Блума. Он потом признался Роулзу, что чувствовал себя там неуютно – словно попал в какой-то другой мир.

Роулз же, напротив, полагал, что именно так должна выглядеть современная квартира в штате Флорида – много стекла, изысканные формы стен, обилие тканей – голубого, зеленого, желтого цветов. В окна врывается солнце, небо, брызги залива. Он втайне мечтал о чем-то подобном, хотя подозревал, что одни лишь картины на стене стоят целое состояние. Ясно, что не Трейси обставила эту квартиру. Среди тех чеков, которые впоследствии изучали в полицейском участке, не было чеков за мебель и предметы искусства. Осматривая квартиру, Роулз услышал, как смеется молодая девушка на берегу. И почему-то едва не расплакался.

– Спальни позади, – сказала Табита.

Спальня хозяйки тоже выходила на залив. Белые шторы были задернуты, защищая просторную комнату от солнца, придавая ей – благодаря белой мебели и ткани, которой она была обита, – сходство с арктической тундрой, холодной и неприступной.

На комоде стояла фотография в рамке, изображавшая стройную красивую блондинку со светлыми волосами.

– Это Трейси, – сказала Табита.

– Нам бы хотелось взять с собой фотографию, – сказал Блум.

Оба детектива занимались делом Трейси Килбурн с пятнадцатого апреля, но только сейчас – первого мая – увидели, как она выглядела при жизни.

Блум вынул фотографию из рамки.

Постель, поистине королевских размеров, доминировала в комнате. С обеих сторон к ней прижимались белые тумбочки. Белый телефон отдыхал на ближайшей стене у окна. Роулз поднял трубку.

– Нормально работает, – установил он.

Блум удивился.

Роулз осмотрел телефон.

– Есть номер, – сказал он. – Запишешь?

Блум извлек блокнот. Роулз продиктовал номер.

– Почему же телефонная компания не зарегистрировала его? – осведомился Роулз.

– Пардон? – переспросила Табита.

У нее, по-видимому, неважно со слухом, подумал Роулз. Такое предположение сделало Табиту еще более желанной. Он уже подумывал, не сделать ли ей предложение, но Блум прервал его мечты.

– Надо проверить ящики и шкафы. О’кей, мисс Хейс?

– Да, конечно.

Детективы начали с ящиков комода.

В одном из верхних ящиков они нашли кожаный футляр с драгоценностями, в котором – среди прочих побрякушек – лежало золотое кольцо с крупным бриллиантом.