Текст книги "Золушка (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц)

О: Да, но не всю ночь. Я сказал ей, что голоден и хочу пойти купить бутербродов. Я оставил ее около девяти часов. До Стоун-Крэб всего десять-пятнадцать минут. Туда я и пошел, когда оставил ее. В квартиру ее брата. Получить свои десять тысяч.

В: Однако вы получили гораздо больше.

О: Да, мне повезло. Я совсем не собирался искать в туалетном бачке, верите? Эта мысль пришла мне в последнюю минуту.

В: Мисс Мак-Кинни сказала полиции, что вы были вместе всю ночь, когда произошло убийство. Почему она это сделала?

О: Это была моя идея.

В: Она знала, что вы убили ее брата?

О: Нет, нет, что я, сумасшедший?

В: Тогда почему она придумала вам алиби?

О: Здесь дело в другом.

В: Не понимаю.

О: Я сказал ей, что полиция будет думать, что это сделала она.

В: Все равно не понимаю.

О: Я сказал ей, что, если полиция узнает, что я оставил ее одну в своей квартире, они решат, что она бегала убить брата.

В: Почему они могли так подумать?

О: Братья и сестры, знаете? Полицейские всегда ищут такое дерьмо. Прошу прощенья.

В: Итак, вы заставили ее поверить, что ей необходимо иметь алиби.

О: Ну, не совсем так. Я имею в виду, я не делал так, чтобы это было похоже на обман или что-то подобное. Я заставил ее думать, что защищаю ее, понимаете? Как будто я вынужден лгать, чтобы спасти ее шкуру, и поддерживать ее, если она скажет, что была здесь со мной всю ночь. Таким образом, полиция не стала бы вешать что-либо на нее.

В: И она поверила вам.

О: Да.

В: Тогда почему вы убили ее?

О: Ну, это другая история.

В: Да, это так и есть. Наверное, нам следует рассматривать все по порядку. Мистер Кроуэл, вы хорошо знаете участок фермерской земли примерно на полпути между Калузой и Ананбургом, который известен как ферма Берилла?

О: Да.

В: Вы посещали ферму Берилла днем двадцать второго августа?

О: Да, посещал.

В: Почему вы поехали туда?

О: Увидеть Берилла.

В: Что вы хотели от Берилла?

О: То же, что и от Джека.

В: Что именно?

О: Деньги.

В: Какие деньги?

О: Четыре тысячи долларов.

В: О чем вы говорите?

О: Санни сказала мне, что брат дал Бериллу в задаток за землю четыре тысячи.

В: Итак, вы пошли к нему за четырьмя тысячами.

О: Да, так же, как к Джеку.

В: Как это «так же, как к Джеку»?

О: Ну, мне хотелось побольше денег, понимаете?

В: У вас уже было сорок семь тысяч, которые вы имели после убийства…

О: Да.

В: Но вам хотелось еще четыре?

О: Да. В жизни каждый цент помогает.

В: Поэтому вы поехали на ферму Берилла, чтобы украсть их у него?

О: Попросить, а не украсть.

В: Вы ожидали, что он так просто отдаст вам четыре тысячи…

О: Нет, но у меня был пистолет, понимаете? Пистолет, который я унес из квартиры Джека.

В: Вы составили план, как украсть деньги?

О: Нет, просто хотел попросить их. Я считал, что они принадлежат Джеку, понимаете? А если Джек теперь мертв, ему нет дела до земли. Эти четыре тысячи должны быть вместе с остальными деньгами, понимаете?

В: Вы поехали туда, чтобы совершить вооруженное ограбление…

О: Нет, просто попросить у него деньги.

В: Вы действительно просили их у него?

О: Конечно.

В: В это время вы наводили на него пистолет?

О: Да, я держал пистолет в руке.

В: Тогда вы совершили вооруженное ограбление.

О: Нет, я не угрожал ему, ничего подобного.

В: Но в руке вы держали этот пистолет?

О: Да.

В: Сегодня вы стреляли в человека по имени Мэтью Хоуп из этого же пистолета?

О: Да.

В: Укажите в протоколе, что оружие было револьвером «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра и что оно было отобрано у мистера Кроуэла вне его квартиры на 1134 Ачер-стрит в два двадцать ночи сегодня, двадцать седьмого августа. Что сказал Берилл, когда вы «попросили» у него денег?

О: Он сказал, что у него их нет, хотя Санни говорила, что ее брат дал их ему. Залог в четыре тысячи!

В: Но он сказал, что у него их нет.

О: Он сказал, что их перевели на «Счет». Я не знал, что это означает. Где этот чертов «Счет», спросил я его. Я никогда не слышал, чтобы во Флориде было место под названием «Счет».

В: Что произошло потом?

О: То же самое.

В: Что вы имеете в виду?

О: Он пытался броситься на меня, и я вынужден был выстрелить в него. Так же, как с Джеком, понимаете, о чем я говорю? Я только хотел получить деньги, а они стали сопротивляться.

В: Сколько раз вы выстрелили в него?

О: Всего три-четыре раза.

В: Что потом?

О: Я искал деньги. Я разорвал все на мелкие кусочки.

В: Вы нашли их?

О: Нет. Позже я спросил Санни, где находится «Счет». Она рассмеялась.

В: Когда это было?

О: Когда было что?

В: Когда вы спросили ее…

О: А, по-моему, в ту же ночь. В ночь перед тем, как мы поссорились. Мы лежали здесь, в постели, я спросил ее, где находится этот чертов «Счет». Я считал, что это может быть где-нибудь в Техасе. Она стала смеяться и сказала мне, что это имеет отношение к адвокатам и банкам, где они держат деньги до завершения сделки. Я сказал что-то наподобие: «Так вот о чем он говорил», – а она спросила, о чем это я, поэтому я сказал ей про Берилла, про то, что случилось с Бериллом. До того мы оба немного выпили, полагаю, я выпил лишнего. Иначе я не стал бы говорить об этом. О Берилле, я имею в виду.

В: Вы сказали ей, что убили Берилла?

О: Ну, не такими словами.

В: А как?

О: Я сказал, что у нас была небольшая ссора.

В: К этому времени она должна была слышать о смерти Берилла, как вы думаете?

О: Ну, об этом было и по телевизору и вообще…

В: В таком случае она должна была догадаться, что вы называете «небольшой ссорой».

О: Да, по-моему, она поняла, о чем я говорю.

В: Она поняла, что это вы убили его.

О: Да, думаю, да.

В: Как она отреагировала?

О: Испугалась.

В: Вы сказали ей, что убили и ее брата тоже?

О: Да. Дьявол, я выпил слишком много, вот и все.

В: Как она отнеслась к этому сообщению?

О: Она хотела знать, почему я это сделал. Я сказал ей, что из-за денег. Я сказал ей, что мы вдвоем могли бы многое сделать с такими деньгами, и показал ей пластиковый пакет. Я держал его в туалетном бачке так же, как ее брат. Я научился этому у него. Казалось, на нее это произвело большое впечатление.

В: Она больше не боялась?

О: Я не думал об этом. Она просто сказала, что это куча денег. Не дерьма! Сорок семь штук! Мне было нужно, чтобы она обязательно сказала, что это куча денег.

В: Но тогда она не боялась, верно? После того как вы сказали ей про брата?

О: Я не думал об этом в то время. Хотя должна бы. Мы ссорились весь следующий день, понимаете?

В: Вас это огорчило? Ее уход?

О: Нет, на свете полно девушек.

В: Но вы отправились искать ее. Вы поехали на ранчо «М. К.»…

О: Я не ее искал, парень.

В: Тогда почему вы…

О: Я искал свои денежки, парень! Она унесла их с собой.

В: Сорок семь тысяч?

О: То, что осталось от них, около сорока пяти. Оставила свой фиолетовый купальник и украла мои деньги.

В: Поэтому вы отправились искать ее…

О: По всему городу. В магазине я сказал, что заболел, и начал поиски. Проверил ранчо, проверил дом адвоката – она говорила, что была там однажды, приходила поплавать голой в его бассейне, чтоб мне сдохнуть. Я считал, она могла снова прийти туда, чтобы еще поплавать. Дьявол ее знает. Ничего. Наконец я бросил все попытки и в четверг вернулся на работу. Это было, когда детектив Блум приходил сюда ко мне.

В: Как вам удалось наконец отыскать ее?

О: Повезло.

В: Объясните.

О: Повезло. Я только что сказал вам, что вспомнил про этого старого болтуна ветеринара, которого я время от времени встречал в доме ее матери. Мужик жил тремя милями дальше по той же дороге. Они с Санни были в дружеских отношениях. Меня осенило, что она могла быть там. Я имею в виду, что, пока она не в Китае, она должна быть где-то, я прав? Поэтому я нашел номер мужика – Джефри его имя, он есть в телефонной книге – и позвонил ему. И знаете, кто ответил по телефону? Сама маленькая мисс Солнышко! Я услышал ее голос, повесил трубку и вскочил в автомобиль.

В: Когда это было?

О: Вчера.

В: В какое время?

О: Когда я звонил? Должно быть, почти в шесть часов. Думаю, я спугнул ее. Поэтому она убежала. Когда я повесил трубку, она поняла, что это был я.

В: Что произошло потом?

О: Когда я приехал, она как раз выезжала из подъездной аллеи. Чертовски быстро. Я гнался за ней по дороге милю или две, пока мы не выехали на длинный прямой участок, где растут цитрусовые, знаете, о чем я говорю? Как раз перед тем, как повернуть на «М. К.», если ехать от Ананбурга. Там длинный пустынный прямой участок, только апельсиновые деревья по обеим сторонам дороги и никаких домов. Здесь я и перехватил ее. Развернулся прямо перед «порше» и столкнул его с дороги.

В: Что потом?

О: Я направил пистолет ей в лицо и сказал, что хочу получить свои деньги.

В: Она отдала их вам?

О: Сперва нет. Мне пришлось вытащить ее из машины и немного потрепать.

В: Потрепать?

О: Ударить несколько раз по лицу.

В: Пистолетом?

О: Боже, нет, не пистолетом, просто рукой. Шлеп, шлеп, рукой. Наконец она раскошелилась. Деньги были на дне фиолетовой сумки, с которой она всегда ходила, спрятаны на самом дне. Там еще был небольшой пластиковый пакет с травкой. Я взял его тоже.

В: Что вы сделали потом?

О: Я выстрелил ей в лицо.

В: Сколько раз?

О: Дважды.

В: А потом что?

О: Она упала на дорогу возле переднего левого колеса. Я думал только о том, что хочу поскорее убраться оттуда, я не хотел оставаться поблизости. Все, чего я хотел, – это добраться домой с моими деньгами, но я услышал, что приближается грузовик с запада. Приближается к нам. Не очень быстро. Он был еще довольно далеко. На дороге никого. Санни лежала возле колеса «порше», истекая кровью. Я поднял ее и запихнул в машину.

В: Что потом?

О: Этот проклятый грузовик! Я решил, что водитель может запомнить мой автомобиль, развернутый перед «порше» под углом к дороге, или может заметить на дороге кровь. Там не было лужи крови, но там была кровь, парень! Так вот, если бы я оставил ее в «порше», этот малый в грузовике мог запомнить, что видел две машины, следите? И кровь на дороге. Поэтому я взял из своего «бардачка» тряпку и как можно лучше вытер кровь, а затем бросил ее в багажник «порше». Дорога выглядела что надо. Я имею в виду, что на дороге погибает много животных и люди не обращают на это внимания. Я решил, что если кто-то заметит пятно, то подумает, что здесь перебегал дорогу какой-нибудь зверь. Она выглядела что надо, дорога, я имею в виду. Поэтому я оставил свой автомобиль, где он был, сел в «порше» и поехал.

В: Куда вы направились?

О: Я не знал, куда мне ехать, думаю, я хотел поехать на один из пляжей, но было еще слишком светло – было всего около семи часов, почти семь – на пляжах еще много народа, понимаете? Поэтому я просто стал ездить.

В: С мисс Мак-Кинни на сиденье рядом с вами?

О: Нет, нет, она была на заднем сиденье.

В: И никто ее там не видел?

О: Один парень заглянул в автомобиль, когда я остановился у светофора, но он, наверное, подумал, что она спит или еще что-то.

В: Когда вы решили отвезти ее в дом мистера Хоупа?

О: Сам не знаю, как это вышло.

В: Вы решили, что это хорошая идея, отвезти ее туда?

О: Да. Если никто не увидит меня, это было бы отлично. Бросить ее к нему в бассейн, понимаете? Такой маленький подарочек. Меня все еще немного задевало, что она плавала там голой. Поэтому я решил, что снова отправлю ее поплавать. При условии, что никого не будет дома. Иначе… Ну, я не знаю, что бы я делал, если бы он оказался дома. Но свет был выключен. Я припарковал «порше» в подъездной аллее, вытащил ее и утопил. Все просто.

В: Никто вас не видел?

О: А кто-нибудь сказал, что видел меня?

В: Я вас спрашиваю.

О: Не думаю. Было темно, а я действовал тихо и осторожно.

В: Что вы делали после того, как утопили в бассейне тело мисс Мак-Кинни?

О: Уехал оттуда.

В: Куда вы поехали?

О: Купить канистру для бензина и наполнить ее.

В: Что вы сделали потом?

О: Вызвал «Желтый Кэб», сказал им, что у меня кончился бензин на Тимукуэн-Пойнт-роуд и мне нужно такси, чтобы добраться туда.

В: В какое время это было?

О: В девять часов? Немного позже?

В: «Желтый Кэб» действительно довез вас к вашему автомобилю?

О: Да, было уже темно, когда мы добрались туда, невозможно было бы разглядеть пятна крови, даже если специально искать их. Я разыграл большое представление, заливая бензин в бак. Таксист был рядом и предлагал свою помощь. Я сказал ему, что справлюсь сам. Как только он уехал, я сел в машину и отправился домой.

В: Что вы делали, когда вернулись в свою квартиру?

О: Я сразу позвонил Летти. Было что-то около половины десятого. Я сказал, чтобы она пришла. Когда Летти появилась, я протянул ей тысячу долларов полтинниками и рассказал, что был в баре на Трейл. Вошли полицейские, и какой-то парень бросил на пол пакет с марихуаной. Я убежал, когда стали записывать имена, сказал, что могут проколоть мою водительскую карточку, и велел, если придут полицейские и будут задавать вопросы, говорить, что она была со мной весь вечер с половины седьмого. Она никогда в своей жизни не видела так много денег и моментально разделась.

В: Эта тысяча долларов, которую вы дали мисс Холмс, была частью тех денег, которые вы украли у Джека Мак-Кинни?

О: Да. Санни потратила около пяти сотен на одежду. Когда я пересчитал, в пакете оставалось сорок четыре с половиной тысячи. Тысячу из них я дал Летти.

В: Она видела, что вы достаете деньги из пакета?

О: Что я, сумасшедший? Я достал тысячу прежде, чем звонить ей, и спрятал пакет назад в бачок.

В: Мистер Кроуэл, я показываю вам этот пластиковый пакет, содержащий валюту. Это тот пакет, о котором вы говорите?

О: Похож. Но ведь все пластиковые пакеты похожи?

В: Не во всех пластиковых пакетах лежит валюта.

О: Вся валюта тоже похожа.

В: Но этот похож на пакет с деньгами, о котором вы говорите?

О: Похож, да. Если в нем сорок три с половиной тысячи баксов, значит, это он.

В: Пожалуйста, занесите в протокол, что этот пластиковый пакет, содержащий валюту Соединенных Штатов, был извлечен детективами Блумом и Роулзом из бачка в туалете квартиры 202 на 1134 Ачер-стрит сегодня, двадцать седьмого августа, в три часа сорок минут утра, и пометьте его этикеткой, как вещественное доказательство.

О: Вы лучше пересчитайте их, вы ведь знаете полицейских.

Блум вернулся в комнату через несколько минут после того, как я закончил чтение последней страницы. Он взял у меня папку, минуту смотрел на голубую ленточку, а затем спросил:

– Что ты думаешь?

– Замечательно, – сказал я.

– Да, все это еще будет рассматриваться. – Блум слегка постучал папкой по растопыренной руке. – Выглядит вполне правдоподобно, только одно выпадает – парень с испанским акцентом. У нас так много шансов найти его… – Он прервал себя на полуслове. – Я полагаю, с матерью мы все уладим. Деньги, которые Кроуэл украл у Мак-Кинни, будут возвращены в имущество, а она осталась одна, так? В семье, я имею в виду, осталась только она. – Он покачал головой. Сейчас он выглядел совсем печальным. – Восемнадцать лет, – сказал он, продолжая качать головой. – Проклятый подонок.

Вероника пришла навестить меня накануне моей выписки из больницы. Она была в белом и походила на одну из санитарок. За окном сентябрьские ветры предвещали начало сезона ураганов. Она рассказала мне, что Блум позвонил ей в то утро, когда они получили признания Кроуэла. Тогда же он сообщил, что я ранен. Она не пришла в больницу сразу, потому что не была уверена, хочу ли я ее видеть. Она сказала мне, что была в отъезде; через день после похорон дочери они с Хэмом Джефри уехали вместе в Кэптиву и вернулись только вчера. Поздно вечером она позвонила в больницу, выяснить, там ли еще я, и узнать о часах посещений.

– И вот я здесь.

– Понятно.

– Как ты?

– Много лучше.

– Настоящий герой, – сказала она и улыбнулась своей ослепительной улыбкой.

Я кивнул.

– Итак, они поймали его, – сказала она.

– Они поймали его, – повторил я.

Долгая пауза.

– Идя сюда, я очень волновалась, – сказала она, – в некотором смысле это игра на нервах.

– Волновалась – о чем?

– Хэм. И я. Мы многое узнали друг о друге в Кэптиве. Подобные события… снова сводят людей вместе. – Она помолчала. Она была далеко отсюда. – Он предложил мне выйти за него замуж, – сказала она и повернулась, чтобы посмотреть на меня. Ее светлые глаза отражали серый день за окном. Пальмы трещали под ветром. – Ты думаешь, я должна?

– Тебе виднее.

– Знаешь, я очень любила его когда-то.

В прошедшем времени, отметил я, но промолчал.

– Думаю, я еще люблю его. Может быть, я любила его все эти годы, Мэтью.

– Тогда прими мои поздравления.

– Да, – сказала она и кивнула.

Потом мы болтали о других вещах. О том, что теперь ураганам дают мужские имена, а не только женские, и это, как она полагает, было прямым следствием движения феминисток. О том, что Калуза в сентябре еще хуже, чем Калуза в августе. О том, что я немного потерял в весе за время пребывания в больнице. Как раз перед тем, как ей уйти, я сказал, что деньги, которые Кроуэл украл у ее сына, несомненно, будут считаться частью его имущества и, так как она теперь единственная наследница, в конечном счете перейдут к ней.

– Мои коровки, похоже, возвращаются домой, – сказала она немного грустно.

Я побоялся ее обидеть, но мне хотелось добавить, что наконец-то и бык ее тоже возвращается домой.

Белоснежка и Аллороза

Глава 1

Каждую субботу, с трех до пяти, в «Убежище для заблудших душ» – известной в штате Флорида психиатрической лечебнице – гостеприимно распахивались двери для посетителей. Об этом Сара Уиттейкер сообщила мне по телефону. Сара провела здесь уже шесть месяцев и, конечно, знала, когда можно навестить ее.

В штате Флорида существует определенный статус душевнобольных, защищающий их права. Он распространяется даже на частные клиники – такие, как «Убежище». Так, параграф 394.459 гласит, что каждый пациент может свободно общаться с родственниками и знакомыми, отправлять и получать письма, которые не вскрываются, не перлюстрируются, не подвергаются цензуре. Министерство здравоохранения штата считает своей обязанностью регулировать быт душевнобольных, устанавливая разумные, либеральные правила и рекомендуя не вводить жестких ограничений для пациентов, позволять им пользоваться телефоном и принимать посетителей.

Благодаря существующему положению Саре Уиттейкер разрешили сначала написать мне и получить ответ. Затем Сару допустили к телефону. Состоялся наш первый разговор.

Сара Уиттейкер была чокнутой. Так, во всяком случае, заявил Марк Риттер, адвокат, который поместил Сару в психиатрическую лечебницу по настоянию ее матери.

Письмо Сары было ясным, решительным и логичным, написано на хорошем английском языке.

По телефону ее голос звучал как у любого здравомыслящего существа, обитающего в городе Калуза, штат Флорида.

Ее личность…

Я влюбился в Сару с первого взгляда.

По-видимому, еще с тех пор, когда в Англии появился первый Бедлам,[3]3
  Бедлам – сумасшедший дом.


[Закрыть] не переводятся люди, считающие подобные заведения местом, где можно расслабиться и отдохнуть. Они не видят особой разницы между изоляцией от общества и бегством от него для приятного уединения. Этим, по всей вероятности, объясняется то, что некоторые жители Калузы именуют «Убежище для заблудших душ» «Пансионатом для психов», явно отдавая предпочтение последнему названию.

Расположенный гораздо ближе к Сарасоте, чем этого хотелось бы ее жителям, «пансионат» тем не менее находится в границах округа, в который входит и Калуза: добрых полчаса надо ехать от Калузы на север по сорок первой автомагистрали, а затем повернуть на запад по Ксавиер-роуд. Внешне «Убежище» напоминает обычное скотоводческое ранчо, такие же граничат с ним с трех сторон. Психиатрическую клинику окружает забор, отделяя возделанные угодья от грунтовой, изрытой колеями дороги, которая проходит по обе стороны от «Убежища». Там, где кончается грунтовая дорога, начинается стена.

Сама по себе стена не выглядит устрашающе – не очень высокая и не слишком толстая. На воротах – с обеих сторон – медная пластинка, извещающая о том, что перед вами действительно «Убежище для заблудших душ». И тут сходство с ранчо кончается, декоративная решетка на воротах создает у путника впечатление, что он направляется в уединенный замок, расположенный где-то в Англии или во Франции. Распахнутые настежь ворота свидетельствуют о том, что ни один человек не содержится здесь против своей воли и желания.

Однако Сара Уиттейкер утверждала, что она, будучи психически вполне нормальным человеком, была отправлена сюда вопреки своей воле. Сара настаивала на этом факте, впрочем, ее ведь объявили недееспособной на судебном разбирательстве в октябре прошлого года.

Ландшафт окрестностей Калузы – довольно ровный, однообразный, лишенный возвышенностей, лишь кое-где – поднятые бульдозерами круглые холмы. За входными воротами в «Убежище» разбитая дорога сменилась мощеной дорожкой, с примыкающими к ней ухоженными лужайками. Пациенты и посетители – их было трудно отличить друг от друга – свободно бродили по этим лужайкам, освещенным ярким апрельским солнцем, болтая и посмеиваясь.

То тут, то там появлялись служащие в белом. Они больше походили на слуг в крупном поместье, нежели на лиц, охраняющих такого рода заведение и призванных поддерживать в нем покой и порядок. Все выглядело вполне цивилизованно. Казалось, вот-вот из-за каменных корпусов выплывет гостеприимная хозяйка в длинном шелковом платье, широкополой соломенной шляпе и на безупречном английском языке пригласит вас к чаю, сервированному на террасе…

Я припарковал свою машину и пошел по мощенной гравием дорожке к центральному зданию, следуя инструкциям, которые Сара дала мне по телефону.

Внутри здания было прохладно.

Женщина в белом накрахмаленном халате сидела за столом напротив входной двери. Она подняла голову.

– Что вам угодно?

– Я пришел побеседовать с мисс Сарой Уиттейкер.

– Ваше имя?

– Мэтью Хоуп.

– Вы родственник пациентки?

– Нет, я адвокат.

– Мисс Уиттейкер ожидает вас?

– Да.

– Одну минуту, сэр. – Женщина подняла телефонную трубку и набрала три цифры.

– Фредди, – сказала она, – это Карен из регистратуры. Пришел посетитель к Саре Уиттейкер. Его зовут…

Она взглянула на меня.

– Мэтью Хоуп, – напомнил я. – Я звонил вчера, предупреждал о своем визите, разговаривал с доктором Кэрмайклом.

– Мэтью Хоуп, – повторила она в трубку. – Предупреждал… Разговаривал с доктором Кэрмайклом.

Некоторое время она слушала, что ей говорили, потом сказала:

– Нет, он адвокат.

И продолжала слушать, прижав трубку к уху.

– Хорошо. Кто-нибудь приведет ее сюда? – Женщина положила трубку и обратилась ко мне: – Присядьте, пожалуйста. Мисс Уиттейкер сейчас поднимется наверх.

Если это «верх», то где же «низ», подумал я, но промолчал.

Я выбрал место и пристроился возле стола, обозревая стены, на которых висели картины, писанные маслом. Воображение упорно рисовало образ феодального замка. Я покосился на Карен. Она перелистывала женский журнал.

– Вы знакомы с мисс Уиттейкер? – спросил я.

– Что, простите?.. – Она вопросительно подняла брови.

– Я говорю о Саре Уиттейкер. Вы знаете ее лично?

– Ну конечно. Я знакома почти со всеми пациентами.

– А сколько здесь пациентов?

– Клиника рассчитана на три сотни. Сейчас она укомплектована не полностью.

– Сколько же у вас сейчас пациентов?

– Двести девяносто пять, что-то около этого. У нас десять корпусов. Мисс Уиттейкер – в третьем корпусе.

– Когда вы сказали «она поднимется наверх», что вы имели в виду?

– Простите?..

– Наверх откуда?

– Наверх от… А! Просто мы так говорим. В этом здании – администрация и регистратура. Каждый, кто приходит сюда, «поднимается наверх». Не знаю почему. Здесь нет никаких холмов, никакого верха… – Она пожала плечами. – Просто выражение такое.

– А в этом здании есть пациенты?

– Нет. Это административное здание. Здесь разные службы.

– А больничные палаты в других девяти корпусах?

– Да, сэр.

– В каждом корпусе тридцать – тридцать пять пациентов?

– Приблизительно.

Появление Сары Уиттейкер с сопровождающим прервало мои дальнейшие расспросы.

Я почему-то предполагал, что увижу Сару в чем-то скучном, сером и полосатом, похожем на матрас. Образ Сары в больничном одеянии преследовал меня, хотя я уже видел больных на лужайках и отметил, что одежда многих из них ничуть не отличается от туалетов завсегдатаев вечеринок с коктейлями в Калузе.

Человек, как правило, неохотно расстается со своими представлениями. Я привык к мысли: тем, кто содержится в психиатрической лечебнице или в тюрьме, полагается носить казенную одежду. Но, возможно, обитателям «Убежища» разрешалось принарядиться в приемный день…

Сара предстала передо мной ослепительным видением в золотистом костюме из льняного полотна оттенка спелой пшеницы, шелковой блузке шафранового цвета, открытой у горла. На ногах бежевые туфли-лодочки на тонком каблуке.

Глаза Сары – глубокая зелень, как джунгли на реке Амазонке.

Ее белокурые, коротко подстриженные волосы (не здесь ли ее остригли, подумал я) обрамляли бледное, изысканного овала лицо.

На губах не было помады.

Сара оказалась довольно высокой женщиной, изящной, с узкими бедрами, лодыжками и запястьями, маленькой красивой грудью. Она выглядела хрупкой и беззащитной.

– Мистер Хоуп? – Сара протянула мне руку.

– Мисс Уиттейкер? – отозвался я, пожимая ее ладонь.

– Не хотите ли прогуляться, Сара, со своим другом? – спросила Карен.

Служитель, который привел Сару, бросил на Карен предостерегающий взгляд.

– Я уверена: все будет в порядке, – успокоила его женщина.

Но тот не сдавался, глядя на нее в упор.

– Я уверена, – мягко повторила Карен.

Мы вышли на солнечный свет.

– Добро пожаловать в «Пансионат для психов». – Сара улыбнулась.

Служитель вышел вслед за нами. Я слышал его шаги по гравию. Он держался в некотором отдалении, приглядываясь и прислушиваясь. Я не оборачивался и не смотрел на него.

– «Пансионат для психов» – так называют нашу лечебницу. Даже сами пациенты, – сказала Сара. – О! Я так счастлива, что вы здесь. Я так беспокоилась, так боялась, что вы не придете!

– Но ведь я обещал, что приду.

– Да, но над психопатами порой любят подшучивать… – Сара снова улыбнулась. – Не спуститься ли нам к озеру? Оно искусственное, но вполне приятное, особенно для людей с воображением.

– Пойдемте к озеру, – согласился я.

Стоял благоухающий солнечный весенний день. Можно что угодно говорить о западном побережье Флориды, но в апреле, когда температура поднимается выше семидесяти градусов, а солнце щедро разбрасывает вокруг свои золотые лучи, на всем земном шаре нет места лучше. Мы брели, окутанные солнцем и теплом, и только шаги служителя возвращали нас к действительности, напоминая, что мы не в раю.

– Это Джейк, – сообщила Сара. – Мой сторожевой пес. Он не отходит от меня, боится, что я перережу себе вены. Из-за этого меня сперва поместили в пятый корпус. Моя мать сказала, что я уже пыталась вскрыть себе вены. Это, конечно, вздор.

Сара вытянула руки.

– Видите какие-нибудь следы на запястьях?

– Нет.

– Конечно, нет. Их и не было никогда.

Она скрестила руки на груди.

– Пятый корпус хуже всего, он набит служителями, – продолжала Сара. – Там содержатся сумасшедшие – не какие-нибудь невротики. Полно плакальщиков и скандалистов, не говоря уже о Наполеонах и Жаннах Д’Арк. Плакальщики слоняются из угла в угол и монотонно бормочут нечто нечленораздельное. Это можно назвать причитаниями, если вспомнить древние ритуалы. Скандалисты забиваются в угол и рвут на себе одежду. Или расчесывают кожу до крови, выискивая воображаемых насекомых. Они так зациклены на своем состоянии, так погружены в него, что кажется: помешай им – и они бросятся на вас, сделают с вами что угодно… – Сара тяжело вздохнула. – Корпус номер пять – это кошмарное место…

– И долго вас там продержали?

– Месяц. Почти месяц. Меня привезли четвертого октября, отправили прямо в пятый корпус и не выпускали оттуда до первого ноября. Это сколько дней? Двадцать семь? Они показались мне вечностью. Если бы я с самого начала не была убеждена в том, что я – абсолютно нормальный человек, то уж после двадцатисемидневного пребывания в пятом корпусе моя уверенность в собственной нормальности только возросла. Может быть, именно в этом и была идея, как вы полагаете? Заточить меня в бункер… Я кажусь вам ненормальной? – спросила она внезапно.

– Нет, не кажетесь.

– Поверьте мне, я не сумасшедшая. И ручаюсь, что это – не тот случай, когда человек, психически неполноценный, сидит, разговаривает с вами вполне интеллигентно и вдруг начинает валять дурака, провожая вас к выходу, вопит: «Передайте мое почтение господину губернатору!» Смешная шутка, но ко мне не относится. Я психически здорова, мистер Хоуп, полностью и абсолютно здорова.

Прогуливаясь и разговаривая таким образом, мы с Сарой постоянно сталкивались с другими людьми. Некоторые из них шли нам навстречу, другие сидели на зеленых скамейках, греясь на солнышке. Все они выглядели абсолютно нормальными – как пациенты, так и их гости. Однако служители в белых куртках сновали повсюду, наблюдая за своими подопечными.

– Если вы здоровы, почему вы здесь? – спросил я.

– А! – откликнулась она.

– Вы сказали мне по телефону…

– Да, я хочу, чтобы вы вызволили меня отсюда.

– Если вы умственно полноценны, как вы говорите…

– Нет, я только говорю, что психически здорова.

– Это одно и то же, мы просто употребляем разные термины. Психическое здоровье закон определяет как умственную полноценность. Насколько я понял…

– Вы поняли правильно. Под давлением моей матери суд вынес решение о моей недееспособности, и меня засунули сюда против моей воли.

– Принудительное заточение в психиатрическую лечебницу, как я понимаю.

– Это адвокатский трюк?

– Простите?..

– Это ваше – «как я понимаю».

– О нет. Я… просто пытаюсь представить, что произошло.

– Произошло следующее. В один прекрасный вечер моя мать ознакомилась с законом, действующим в штате Флорида. Это акт Бейкера. Вам известно что-нибудь о нем, мистер Хоуп?

– Я перечитал его на прошлой неделе.

– Тогда вы догадываетесь, что этот акт защищает «злые ветры, не приносящие ничего хорошего»… Кстати, вам известен Денни Кей, «Анатоль оф Пари» Денни Кея?

– Да. Сколько вам лет, мисс Уиттейкер?

– Двадцать пять. Слишком юна, чтобы увлекаться Денни?

– Я бы этого не сказал.

– У меня есть все его пластинки. Фактически это и есть «злой ветер, не приносящий ничего хорошего». Но вы простите мне поэтические вольности. Я стараюсь понять прошлое, мистер Хоуп. Может быть, поэтому моя мать и считает меня сумасшедшей.

– Может быть, – сказал я улыбаясь.

– У вас приятная улыбка, – заметила она.

– Благодарю.

– И приятные манеры. Вы хороший адвокат?

– Надеюсь.

– Мне о вас говорили. И, естественно, я связалась с вами. Однако надежда – вещь призрачная, вы согласны?