Текст книги "Секретные миссии (сборник)"

Автор книги: Э. Захариас

Соавторы: Орест Пинто,И. Колвин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 49 страниц)

Во время своего пребывания в Риме Мюллер подробно обсудил с Лайбером политическую линию, которой должна придерживаться дипломатия Ватикана в этом вопросе, а также меры предосторожности, необходимые в связи с переговорами. В Риме говорилось и о шифре, который очень беспокоил Канариса. Адмирал находился день и ночь в страхе, ожидая, что его имя будет упомянуто в какой-либо шифровке союзников или нейтральных государств.

«Шифры Ватикана абсолютно надежны», – заверил отец Лайбер.

«Он заявил, что шифры Ватикана надежны, – произнес Канарис, когда Мюллер докладывал ему о результатах переговоров в Риме. – Так покажите ему это». И адмирал вынул копию дешифрованного секретного послания Ватикана своему нунцию в Португалию.

Лайбер побледнел, когда Мюллер при встрече показал ему это расшифрованное сообщение.

Мюллер посещал Ватикан несколько раз в период между 1939 и 1942 годами. Затем он был вынужден прекратить эти поездки. К тому времени англичане уничтожили имевшийся у них экземпляр проекта соглашения, выработанного Мюллером и Осборном.

«Мы сами просили их принять эти меры предосторожности в сороковом году, – объяснил мне Мюллер, – так как мы думали, что скоро произойдет вторжение в Англию и английское министерство иностранных дел не успеет уничтожить свои документы».

В то время как немецкий главнокомандующий сухопутными войсками, потеряв всякую надежду, был уверен, что Гитлер попытается перейти линию Мажино еще до своего свержения, начальник генерального штаба генерал Гальдер, напротив, продолжал верить, что Канарису удастся разработать план убийства фюрера и этим самым разрешить дилемму.

В распоряжении Гальдера имелись для этого силы – полк «Бранденбург», специальная смешанная часть, предназначенная для нападения и захвата объектов, интересовавших разведку. Она находилась непосредственно под командованием Канариса (так же как и в Англии, в распоряжении секретной службы имелись небольшие силы для выполнения специальных задач). Но полк «Бранденбург» политически был еще недостаточно подготовлен к выступлению против Гитлера.

Кроме того, из эфира неслись опасные сообщения. В самом начале войны в одной из радиопередач для Германии Би-Би-Си, выступая против немецких лидеров, заявила: «Единственно честным человеком среди них является адмирал Канарис».

Друзья адмирала вспоминают, как они были потрясены этим. Еще больше их встревожила маленькая заметка, опубликованная в одном американском журнале. В ней, в частности, говорилось, что Канарис «является человеком, который возглавит восстание против Гитлера».

Случайно мне пришлось разговаривать с одним деревенским пастором из Роксхолла. Он рассказал, что ясно помнит, как подобные сообщения обеспокоили его.

«Во время войны... даже я, живя в отдаленной деревушке, по некоторым сообщениям английских газет и радио мог понять, что Канарис ведет работу против Гитлера».

По крайней мере дважды за пять лет войны о Канарисе распространялись подобные слухи. И ему пришлось во время одной из встреч со своими коллегами, рейхсфюрером СС Гиммлером и Гейдрихом, с усмешкой заявить: «Как видно из сообщений иностранной прессы, я собираюсь начать революцию в Германии».

Гиммлер холодно посмотрел на адмирала и обменялся многозначительным взглядом с Гейдрихом. Кто знает, насколько Канарису удалось рассеять их подозрения?!

В последующие шесть месяцев видимого спокойствия, накануне 1940 года, события развивались с такой быстротой, что многие из них могли пройти незамеченными. Эсэсовцы в черном и солдаты, одетые в серую полевую форму, вынуждены были действовать совместно, хотя они подозрительно относились друг к другу. Их внимание всецело поглощала военная обстановка, сложившаяся на Западе. К этому времени для обеих сторон стало ясным возрастающее значение Голландии. 1-й и 2-й отделы абвера получали все больше сведений об усилении активности союзников в этой стране. Гитлер требовал все новых и новых данных. Ряд сведений, добытых абвером, отобрало министерство иностранных дел. Их включили в Белую книгу, в которой министерство иностранных дел обвиняло союзников в нарушении нейтралитета Бельгии и Голландии. Но Кейтель и Канарис решили не подписывать готовую к печати книгу. Их решение еще более окрепло, когда немецкое министерство иностранных дел, заявило, что сообщения Канариса недостаточны, чтобы доказать нарушение союзниками нейтралитета Бельгии и Голландии.

2-й отдел абвера получил указание добыть бельгийскую и голландскую таможенную и жандармскую форму, в которую предполагалось одеть немецкие передовые ударные части. Казалось более логичным послать немецкого портного в Бельгию, который мог бы там на месте изучить покрой этой формы. К тому же тут не требовалось особой точности, так как форма нужна была лишь для неожиданного захвата мостов через Маас и Мозель, прежде чем они могли быть разрушены. Однако портного не послали, а решили нужное обмундирование украсть. И когда эта кража была обнаружена, сообщения о ней тотчас же появились в голландской и бельгийской печати. Одна из голландских газет поместила даже карикатуру на Геринга, где тот был изображен в форме голландского вагоновожатого трамвая.

2-й отдел абвера все шире развертывал сеть своей агентуры, предназначенной для использования ее в день «Д» [46] 46
  День «Д» – день начала операции. – Прим. ред.


[Закрыть]. Агентура эта сыграла свою роль, когда «странная война» закончилась и немцы вступили в Бельгию и Голландию. Мосты через Маас и Мозель и заграждения на дорогах были захвачены гражданскими лицами или людьми, одетыми в форму союзников, и удерживались до подхода немецких войск. Многочисленные диверсии нарушили всю систему обороны, снабжение, пути сообщения и связь.

Английская секретная служба пыталась обнаружить германскую агентуру еще в период затишья. Она не могла не заметить активизации деятельности абвера и голландских нацистов. Обе разведки работали день и ночь, стремясь уничтожить агентурную сеть, создаваемую другой стороной. Вольбах снова стал появляться в штаб-квартире немецкой разведки в Гааге и Амстердаме, передавая ей секреты английской разведки: «Клеммер – английский агент», «Англичанам известно, что Шрамм – немецкий агент».

А Вольбах все сообщал и сообщал имена агентов союзников. Он говорил Протце и о тех, которые были известны англичанам как немецкие шпионы. Время от времени он сообщал имена офицеров немецкой разведки, которые, как выяснилось, работали на англичан. «Англичанам стало известно, что адмирал Канарис был в Голландии», – докладывал Вольбах. Нервы Протце были напряжены до предела. Он совсем потерял сон. Его мучили кошмары, всюду Протце видел предателей.

«Немецкие агенты во Франции должны были возвращаться в Германию через Голландию. Их имена будто бы также известны англичанам», – докладывал Вольбах, Протце пытался успокоиться и прийти к определенному заключению. «В немецкой разведке сидит агент союзников, занимающий высокий пост», – думал он.

«Англичане следят за хромым, который прибудет завтра вечерним экспрессом из Франции в Гаагу». Вольбах сообщал то об одной, то о другой катастрофе. Наконец бомба взорвалась: Вольбах явился с сообщением, из которого явствовало, что в немецком консульстве в Гааге работает английский агент, занимающий там высокий пост.

Через час Протце был уже в кабинете графа Зеха, немецкого консула в Гааге, и шепотом сообщил ему полученное известие.

– Кого вы подозреваете? – с недоверием спросил Зех. Протце назвал одного из старших дипломатов, секретаря консульства, с которым Зех встречался ежедневно.

– Это невозможно, дорогой мой! – воскликнул консул. – Я его прекрасно знаю! Он из очень хорошей семьи!

Зех вынул из ящика стола список подозрительных лиц.

– Я думаю, среди них есть английские агенты. Посмотрим, может быть, один из них проник в нашу секретную службу.

Но Протце был уверен в своем предположении. Прощаясь с графом Зехом, он попросил его сохранить в секрете их разговор и ушел с намерением поймать свою жертву в ловушку.

Консула вызвали в Амстердам на совещание офицеров разведки. Об этом совещании он упомянул в разговоре с одним из своих секретарей.

– Они заявили, что у меня в консульстве находится английский агент, – сказал Зех. Секретарь, услышав это, вздрогнул, затем улыбнулся и поспешно откланялся.

В последующие двадцать четыре часа консул обнаружил, что его секретарь исчез. Сделали запрос в голландскую полицию и сообщили о случившемся в штаб-квартиру немецкой разведки в Кельне. Но никто ничего не мог сказать. «По-видимому, он уехал в свой полк, – предположил консул. – Он давно просил разрешения на это».

Скоро в кабинете Зеха снова появился Рихард Протце.

– Ваше превосходительство, а птичка-то улетела... Он уже в Лондоне. Вы что-нибудь говорили ему? – спросил Протце.

Адмирал Канарис в присутствии Протце выслушал сообщение об этой истории с удивительным спокойствием. Над графом Зехом нависло обвинение в нарушении установленных правил соблюдения секретности.

Казалось странным, что в данном случае, как и во многих других, Канарис не рассердился ни на графа, из-за которого он упустил свою добычу, ни на крупного государственного изменника, каким оказался скрывшийся секретарь. Протце заметил, что Канарис думал только о том, как бы скорее замять это дело.

Через несколько лет я встретил исчезнувшего секретаря в Лондоне.

– Канарис повесил бы меня, если бы ему удалось меня схватить, – сказал он, натянуто улыбаясь.

Я думаю, он был прав, если учесть, что и Гейдрих поступил бы с ним так же.

Когда 10 мая 1940 года главные силы немцев начали наступление на Западе, об истории с секретарем совсем забыли. Вольбах, все еще находившийся вне подозрения англичан, рискнул покинуть Голландию и вместе с другими беженцами направился в Англию.

Глава 11
НОРВЕГИЯ

До сих пор в Англии об агрессивных замыслах Гитлера после захвата Австрии узнавали от оппозиции Гитлеру, существовавшей внутри абвера. Какую роль играл в этом адмирал Канарис, читатель, несомненно, поймет в дальнейшем.

Я сам видел в Англии сообщение о мобилизации в Германии, предшествовавшей захвату Чехословакии и Польши, с указанием дат и их возможных изменений, причем оно было прислано за два месяца до дня «Д». Англичане получили и предупреждение о походе на Прагу. Для этого похода Гитлеру не требовалось много дивизий, и он отдал приказ Кейтелю держать их на границе в состоянии двадцатичетырехчасовой боевой готовности и начать наступление, не дожидаясь подхода всех войск. Тогда еще нельзя было сказать, будет ли абвер и во время войны согласовывать свои интересы с интересами Англии, будет ли он в дальнейшем передавать противнику информацию, которая может повлечь за собой гибель не одной тысячи немцев, но которая могла бы помочь остановить агрессию.

«Ваши немецкие друзья будут служить теперь только своей стране», – сказал мне незадолго до начала войны один из офицеров английской разведки. Казалось, министерство иностранных дел Англии готово было прервать все свои связи с представителями оппозиции Гитлеру. Что касается Канариса, то я склонен думать, что министерство иностранных дел не могло понять мотивы, которыми он руководствовался в своих действиях. Поэтому англичане рассматривали действия адмирала, исходя из оценки руководимого им учреждения – разведывательной службы вермахта. Перед войной я получил предложение оставить карьеру журналиста и перейти на службу в министерство иностранных дел. При этом я должен был ликвидировать все свои старые связи с немцами. Считалось невозможным работнику королевского министерства иностранных дел поддерживать какие-либо отношения с Канарисом и его друзьями.

Хотя сообщения, поступавшие в течение двух предыдущих лет с Тирпицуфер [47] 47
  В доме № 74/76 по этой улице помещался абвер, – Прим. ред.


[Закрыть], и поколебали веру Англии в единство Германии, однако они способствовали принятию в марте 1939 года неожиданного, но твердого решения дать гарантию Польше.

Несколько месяцев до начала войны я прослужил в министерстве иностранных дел. Именно там я потерял из вида Канариса и его друзей. Я не знал, удалось ли им снова установить контакты с англичанами и добиться взаимопонимания.

Эти месяцы раскрыли мне всю неуверенность в работе крупнейшего в мире министерства иностранных дел. Оно медленно плыло по заранее намеченному пути национальной политики, подобно кораблю, стремящемуся избежать столкновения, которое неминуемо должно было произойти где-то впереди.

Пока мы были слабы и не затрагивались наши жизненные интересы, мы не придавали большого значения активной разведке. Но теперь, весной 1940 года, необходимо было знать намерения противника. Это могло оказаться решающим. Сухопутные силы, участвующие в войне с обеих сторон, были примерно равными. Но Германия имела превосходство в авиации, а Англия – в военно-морском флоте. От внезапности и быстроты действий зависело многое: и успех, и продолжительность войны, и судьба воюющих государств и Европы в целом.

Гитлер впервые заговорил о вторжении в Норвегию 10 октября на совещании с гросс-адмиралом Редером – всего за 15 дней до начала войны России с Финляндией.

В ноябре в этот секрет посвятили Иодля. К 29 декабря Гитлер решил начать разработку операции, которая была названа «Везерские маневры». 20 февраля он назначил генерала фон Фалькенхорста командующим этой операцией. Фюрер решил ускорить ее проведение, напуганный событиями 15 февраля, когда корабль английского королевского флота «Коссак» в норвежских водах захватил немецкое судно «Альтмарк» и освободил 300 английских моряков, захваченных немецкими рейдерами в водах Южной Атлантики.

Канариса поставили в известность о предстоящей операции «Везерские маневры» в декабре. От него потребовали сведения о расположении английского флота, а также разведывательные данные о гаванях, фиордах и береговых батареях норвежского побережья.

«Решение оккупировать Норвегию было очень рискованным, – говорил мне Иодль. – Мы могли потерять весь немецкий флот». Фюрер заявил тогда: «Чтобы принять такое решение, я должен располагать абсолютно достоверной информацией, которая могла бы оправдать это решение в глазах всего мира и доказать, что оно необходимо. Я не могу сказать, что получил все необходимое от генерала Квислинга».

Поэтому усилия разведки в эти дни были направлены на то, чтобы скорее добыть необходимую информацию. В середине марта Канарис доложил, что английский флот из Западных проливов движется к Скапа-Флоу – ближайшей от норвежского побережья базе. Отсюда англичане могли направиться или к Скагерраку, или перерезать все пути от Нарвика в Германию.

«Окончательное решение фюрер принял 2 апреля, – рассказывал дальше Иодль. – К этому времени он все чаще и чаще стал получать донесения о случаях обстрела английскими кораблями немецких торговых судов в норвежских и датских территориальных водах. Кроме того, Канарис сообщил, что английские войска и транспорты в полной боевой готовности сосредоточиваются у северного побережья Англии».

12 марта английский кабинет решил начать осуществление ранее составленных планов: занять Нарвик и Тронхейм, а затем Ставангер и Берген. Таким образом, под предлогом обеспечения морских коммуникаций с Финляндией Англия могла предупредить захват немцами Нарвика и остановить их дальнейшее продвижение на север.

В то же время войска Фалькенхорста грузились на суда в Гамбурге, Бремене, Штеттине и Данциге; в южном Шлезвиге несколько дивизий были готовы к вторжению в Данию. Весь немецкий флот был разделен на оперативные группы, необходимые для сопровождения конвоев и для обстрела побережья. Немецкие торговые суда, имея на борту несколько тысяч солдат, первыми двинулись к Нарвику. Солдаты находились в трюмах так же, как и войска, которые атаковали Вестерплатте [48] 48
  Вестерплатте, полуостров, – аванпорт Гданьска. Во время нападения немецко-фашистских войск на Польшу Вестерплатте, который защищало всего 300 польских солдат, подвергся бомбардировке германских самолетов и безжалостному обстрелу с военных кораблей. Однако небольшой гарнизон этого полуострова героически оборонялся восемь дней. – Прим. ред.


[Закрыть]в предыдущем году.

У адмирала Канариса оставалось шесть дней, в течение которых он мог еще предотвратить эту операцию. Однако он не был полностью уверен в высадке англичан в Норвегии, но в то же время ему было хорошо известно, что они обязательно начнут действовать, если это попытается сделать Гитлер. Сейчас английский флот был гораздо сильнее немецкого. И если в Скагерраке встретится немецкий и английский флоты, то опять, как и двадцать пять лет назад, может повториться Ютландский бой [49] 49
  Ютландский бой – крупнейшее морское сражение между английским и немецким флотами в 1916 г. во время первой мировой войны. – Прим. ред.


[Закрыть]. Немецкий флот будет уничтожен, как были уничтожены французский и испанский флоты в Трафальгарском сражении [50] 50
  Трафальгарское сражение – морское сражение у мыса Трафальгар на атлантическом побережье Испании, происходившее 21 октября 1805 г. между английским и франко-испанским флотами. В Трафальгарском сражении английская эскадра нанесла серьезное поражение франко-испанскому флоту. – Прим. ред.


[Закрыть]. В случае поражения немцев авторитет Гитлера настолько пошатнется, что армия убедится в необходимости покончить с фюрером и подписать мир. И тогда придет конец массовому уничтожению людей, убийствам в концентрационных лагерях, конец вырождению целой нации, поклоняющейся сумасшедшему маньяку. И когда 2 апреля Канарис делился своими страхами и сомнениями с генералом Остером, казалось, что создалась обстановка, которая могла изменить весь ход войны.

На следующий день Остер встретился с голландским военным атташе полковником Сасом и сказал ему, что вторжение в Норвегию неизбежно. Сас немедленно сообщил об этом в норвежское посольство в Берлине. Но дипломат, которому было передано это сообщение, счел его неправдоподобным и никому не доложил о нем. Я убежден, что Канарис и на этот раз пытался воспользоваться благоприятной обстановкой, чтобы вызвать кризис, которого он так ждал.

Мне кажется, Абсхаген несколько поспешил, написав, что «многочисленные мнения, будто Канарис предупредил правительства Скандинавских стран за несколько дней до начала вторжения в Норвегию, являются абсолютно неверными». Абсхаген основывался на том, что один из офицеров абвера, по-видимому Лахузен или Лидиг, сказал ему, что он никогда не слышал даже намека относительно предупреждения союзников или других стран о немецком вторжении. Адмирал, конечно, не был настолько безрассудным, чтобы обсуждать с кем-либо свои намерения.

Мне, в частности, очень интересно было узнать, что Лахузен, будучи в течение ряда лет помощником Канариса и начальником 2-го отдела абвера, никогда ничего не слышал от адмирала о переговорах в Лондоне в 1938 году. Уже был такой прецедент, когда, по словам Гизевиуса, абвер давал информацию в зарубежной печати о злодеяниях в Польше, желая внушить Гитлеру, что о зверствах войск СС обязательно узнают в нейтральных странах. А в данном случае, за несколько дней до начала операции «Везерские маневры», в шведской печати появились сообщения о погрузке немецких войск на суда в портах Балтийского моря.

Абсхаген счел необходимым заметить, что, по-видимому, Канарис поддерживал контакт со шведским посольством в Берлине, используя его для предупреждения союзников. Капитан 1 ранга Франц Лидиг, один из офицеров разведки, прикрепленный к штабу 21-й армии, который разрабатывал операцию «Везерские маневры», припомнил, как адмирал говорил, будто Гитлер всегда отступал от своих планов, если чувствовал, что противник сильнее его. Если бы английский флот появился в норвежских водах, то Гитлер, возможно, отказался бы от намеченной операции. Лидиг был убежден, что концентрация немецких судов не пройдет мимо внимания англичан, чья разведка в Швеции действовала весьма активно.

«Мы были абсолютно уверены, – говорил мне Лахузен, – что союзники могли обнаружить подготовку к операции по крайней мере за 24 часа до ее начала. Иностранные консулы сообщали о движении немецких судов, и абвер имел записи их телефонных разговоров».

«Безусловно, мы располагали подробными сообщениями о всех передвижениях немецких кораблей за несколько дней до начала операции, – сказал мне один из офицеров английской разведки. – Но в Лондоне не знали, как поступить».

Сообщил ли действительно Канарис норвежцам или англичанам о готовящемся нападении на Норвегию? Барон фон Вейсцеккер, один из помощников министра иностранных дел Германии, в своих воспоминаниях рассказывает о своем старом друге. Правда, он говорит о нем очень сдержанно, часто отделываясь общими фразами, стремясь избежать каких-либо случайных оговорок. Барон пишет, что он поспешил к Канарису, как только узнал о плане Гитлера оккупировать Норвегию, и сообщил ему мнение некоторых умеренно настроенных лиц из министерства иностранных дел.

«В разговоре с Канарисом, – пишет Вейсцеккер, – я подчеркнул, что этот план нанесет ущерб нашим военным усилиям, что он имеет весьма сомнительную военную ценность и совершенно нежелателен с политической точки зрения.

Я знал, что ни одно крупное событие не могло пройти мимо адмирала. Он обладал способностью располагать к себе людей и вызывать их на откровенность.

Говорят, будто кое-кто из немцев, в частности Канарис, сообщил врагу о готовящемся нападении на Голландию. То же самое говорилось и о нападении на Скандинавские страны. Я не могу опровергнуть эти слухи. Но я знаю Канариса и убежден, что если он или кто-либо из его ближайшего окружения действительно сообщал противнику эти сведения, то он сделал это с целью предотвращения нападения на нейтральные страны, чтобы заставить Гитлера отказаться от своих намерений».

Я намеревался лично побеседовать с Вейсцеккером после его освобождения союзниками из тюрьмы. Но в августе 1951 года он скоропостижно умер, унеся в могилу многие тайны и оставив только показания, которые могут иметь значение при оценке роли Канариса. Я задал несколько вопросов одному английскому офицеру разведки, находившемуся в Осло, когда немцы напали на Норвегию.

«Знали ли заранее о готовящихся событиях соответствующие норвежские власти? Верили ли полученным предупреждениям те люди, которые должны были принять нужные меры?»

«Министр иностранных дел Норвегии знал об этом», – ответил он.

После вывода английских войск из Норвегии один из офицеров морской разведки сказал мне, что предупреждение о вторжении немцев в Норвегию было получено от Канариса. Адмирал просил английский флот выступить с демонстрацией силы у берегов Норвегии, чтобы заставить Гитлера отказаться от своих планов. Мне не верится, что адмиралтейство оставило эту просьбу без внимания.

Точно известно, что 7 апреля один из английских официальных представителей в Осло получил достоверное сообщение о готовящемся вторжении. Это сообщение сразу же передали в Лондон, но не поставили о нем в известность английского военно-морского атташе в Осло. Это явилось, в частности, одной из причин неподготовленности норвежского флота. На следующий день англичане установили мины в норвежских водах к югу от Нарвика. Произведенная в этот же день воздушная разведка показала, что немецкие корабли и транспорты движутся к берегам Норвегии.

Английская подводная лодка «Тридент» потопила немецкий транспорт «Рио-де-Жанейро». К вечеру 8 апреля, когда были допрошены оставшиеся в живых люди с «Рио-де-Жанейро» (большинство из них – солдаты), норвежское правительство поняло, что вторжение неминуемо. В английском правительстве преобладало мнение, что немцы намереваются захватить только Нарвик. Лишь 9 апреля стало ясно, что Гитлер решил оккупировать всю страну.

Я уверен, что сообщения о планах немцев были получены своевременно. Еще во второй половине марта норвежское правительство привело в состояние боевой готовности береговые батареи и противовоздушную оборону в Осло. Однако из-за существования многочисленных различных органов и учреждений, занимающихся обработкой разведывательных данных, было крайне трудно правильно оценить все получаемые сведения.

Чемберлен, в частности, жаловался позднее, что его сбили с толку противоречивые сообщения. Черчилль, бывший тогда первым лордом адмиралтейства, считал, что английский флот должен патрулировать в любую погоду недалеко от противника, иначе он может подвергнуться неожиданному нападению немецких подводных лодок. И если адмирал Канарис через нейтральные каналы действительно просил провести демонстрацию силы английского военно-морского флота (а я уверен, что так и было), он, по-видимому, переоценил возможности англичан и недооценил силу и хитрость своего собственного абвера.

Почти нет никакого сомнения, что в этой норвежской авантюре Канарис рассчитывал на такой поворот событий, который вызвал бы взрыв возмущения. Ведь в конце концов именно абвер и его агенты в Осло должны были направлять немецкие корабли и руководить деятельностью немецких военных атташе, которые вместе с норвежскими министрами и офицерами-квислинговцами подготовили к обороне немецкое посольство.

Хотя немецкие корабли были остановлены норвежским флотом и для захвата Осло потребовалась выброска воздушного десанта, все же успех был несомненен. И в этом большая заслуга Канариса, которого после этих событий из вице-адмиралов произвели в адмиралы.

Но чтобы у читателей не создавалось впечатления, будто Канарис действовал излишне осторожно и находился в стороне от попыток выступить против планов Гитлера, рассмотрим более подробно события одного месяца: с 1 апреля по 1 мая 1940 года.

В этот период ожидалось проведение в жизнь «Желтого плана» – плана генерального наступления на Францию, в ходе которого должно было быть покончено с нейтралитетом Голландии и Бельгии. Эта операция не была более авантюрной, чем нападение на Норвегию, но меры предосторожности, принятые генералом Остером, чтобы скрыть подготовку к этой операции, были более тщательны. Случай с Норвегией показал, что английская разведка сильнее, чем предполагалось.

Иозеф Мюллер, еще раз воспользовавшись своим заграничным паспортом, в конце апреля отправился в Рим якобы для выполнения заданий абвера. К этому времени бо́льшая часть немецкого флота была потоплена англичанами. Однако это, как рассчитывал адмирал Канарис, не привело к срыву вторжения в Норвегию.

Потери немецкого флота всячески замалчивались, зато успехи на суше широко освещались в сводках вермахта. Генерал Бек поручил Мюллеру сообщить союзникам об угрозе, нависшей над ними на Западном фронте. Он назвал дату – 10 мая, когда должно было начаться наступление на Западе независимо от успехов 21-й армии в Норвегии. «Этот удар необходим Германии, – говорил Бек, – чтобы показать, что ее вооруженные силы еще сильны и готовы к полному «спасению» Европы».

Мюллер не задержался долго в Риме, но все же успел сообщить одному из старших бельгийских дипломатов, что Германия начнет наступление на Западе около 10 мая и что нейтралитет Голландии и Бельгии будет нарушен.

На этот раз сообщение Мюллера вернулось в Германию в виде зашифрованной телеграммы. Как адмирал ненавидел шифры!

Мюллер поспешил в Берлин. Перепугавшись, он постарался убедить итальянские пограничные власти поставить в его паспорте соответствующую отметку о въезде в Италию. Датой въезда было поставлено 1 мая, место въезда – Венеция, куда он якобы прибыл воздушным путем. Добродушно настроенный итальянский офицер-пограничник, как мне потом рассказывал Мюллер, был готов проставить какую угодно дату. Но ведь любой разведчик или офицер полиции знает, что отметка в паспорте не может служить подтверждением действительного передвижения его владельца. И все же эта игра с печатями оказалась спасением для Мюллера. Как только он вернулся в Берлин и явился с докладом к адмиралу, тот озабоченно произнес:

– Вот посмотрите. Фюрер в ярости из-за этого.

Он подал бланк с расшифрованной телеграммой, переданной в абвер службой безопасности с требованием установить имя офицера, посетившего Италию. Мюллер хорошо запомнил эту телеграмму, которая могла стать для него смертным приговором. Она гласила:

От бельгийского посла

в Ватикане

министерству иностранных дел

Брюссель 1 мая 1940 года

Один из офицеров немецкого генерального штаба, посетивший сегодня Рим, сообщил, что вторжение в Бельгию и Голландию можно определенно ожидать около 10 мая.

Когда Мюллер читал эту телеграмму, у него буквально стыла кровь в жилах. Значит, гестапо имело ключ к бельгийскому дипломатическому шифру!