Текст книги "Секретные миссии (сборник)"

Автор книги: Э. Захариас

Соавторы: Орест Пинто,И. Колвин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 49 страниц)

Генералу Гальдеру вовремя удалось отговорить Гитлера от проведения этого изолированного налета, который не имел бы продолжительного военного эффекта. Но к тому времени уже невозможно было сообщить англичанам об этом. Сразу же после того как мистер Чемберлен закончил свою речь в палате общин, в 11 часов 15 минут в Лондоне загудели сирены. А через некоторое время было дано объяснение, что поводом для воздушной тревоги послужил замеченный в районе устья Темзы неопознанный самолет, оказавшийся французским. Правительственные учреждения переводились в специально подготовленные на случай войны помещения. Англичане чувствовали, что впереди их ждет беспощадная война. Теперь английская разведка уже не могла рассчитывать на помощь адмирала Канариса.

Начальник абвера, прочитав своим ближайшим помощникам выдержки из речи Гитлера, произнесенной 22 августа, заявил, что ужасно, если Германия потерпит поражение, но еще ужаснее, если Гитлер одержит победу!

Проходя в то утро по Тиргартенскому парку, Канарис увидел испанского военного атташе, проезжавшего мимо в машине. Канарис помахал ему рукой, чтобы тот остановился.

«Безусловно, Германия учла все, чтобы добиться победы?» – спросил испанец.

«Ничего она не учла!» – ответил Канарис.

Глава 9
АДМИРАЛ ПОМОГАЕТ ДАМЕ

Фюрер радовался быстрому продвижению своих войск. Вдоль всего фронта от Балтийского моря до Галиции 56 пехотных и 9 танковых дивизий прорвали польскую оборону, удерживаемую 30 дивизиями польской армии. Немецкая авиация наносила бомбовые удары по коммуникациям польских войск, а немецкое население Польши, руководимое агентами Канариса и гестапо, поддерживало наступление, совершая акты саботажа и диверсий.

Уцелевшие польские дивизии, не уничтоженные или не окруженные возле границы, отступали по направлению к Варшаве. Однако севернее Лодзи и у Радома некоторые из них были окружены, а остальные начали поспешно отходить через реку Сан к Львову и к румынской границе.

Теперь перед немцами встал вопрос, подвергнуть ли столицу Польши бомбардировке или длительной осаде. Фюрер в своем стремлении уничтожать все, что только можно, приказал разрушить Варшаву.

Адмирал Канарис встретился с Гитлером 12 сентября, когда специальный поезд фюрера остановился в Ильнау, в Силезии. Вместе с Гитлером были Риббентроп, генералы Кейтель и Иодль.

Канарис прибыл в Ильнау, чтобы доложить Гитлеру о передвижениях французской армии, которая вела разведку немецкой обороны в Саарском бассейне. Если бы в тот момент Германия встретила сильное сопротивление на востоке, а Франция захватила бы Саар, немецкому военному потенциалу был бы нанесен значительный удар.

В поезде Гитлера имелась оперативная комната, увешанная картами. Там Канарису и. Лахузену пришлось выслушать Риббентропа.

Только мы вошли в оперативную комнату(писал адмирал в своем дневнике), как министр иностранных дел Риббентроп высказался о том, как может быть завершена политически германо-польская война.

Потом заговорили о роли пропагандистских рот. В то время как эти роты будут «перевоспитывать» польский пролетариат, гестапо займется уничтожением польской интеллигенции, государственных деятелей и аристократии.

Я выразил Кейтелю свое беспокойство по поводу запланированного массового уничтожения поляков, особенно духовенства и аристократии. В час расплаты мировая общественность привлечет вермахт к ответственности за эти злодеяния.

Кейтель ответил, что фюрер уже принял определенное решение. Гитлер со всей ясностью сказал, что если армия не будет готова к подобным действиям, то этим займутся эсэсовцы и гестаповцы. В каждом воеводстве Польши кроме военного губернатора будет и гражданский губернатор, перед которым будет стоять задача уничтожения людей.

Затем я заявил, что бомбардировка Варшавы нанесет чувствительный удар германскому престижу во всем мире.

«Такие действия, – ответил Кейтель, – решаются фюрером и фельдмаршалом Герингом. Они часто говорят друг с другом по телефону. Иногда они меня информируют о своих беседах, но не всегда».

Внезапно во время разговора в вагоне появился Гитлер и,спросил, какие новости о действиях на Западном фронте привез Канарис.

Я ответил, что, согласно последним разведывательным данным, французы сосредоточивают войска и артиллерию и готовятся к методическому наступлению в районе Саарбрюккена, и коротко доложил также о направлении этого наступления.

«Я не могу себе представить, что французы будут наступать в районе Саарбрюккена, – заметил Гитлер. – У нас там самая мощная оборона, и они на своем пути встретят вторую и третью линии обороны, которые намного сильнее первой. Я, напротив, считаю лесные массивы в районе Бьена и Палатината самыми слабыми местами нашей обороны. Хотя противник и полагает, что наступать в лесных районах бесполезно, я придерживаюсь другой точки зрения.

Французы могут пойти на риск и форсировать Рейн, но мы и там готовы к этому. Вряд ли они предпримут наступление через Бельгию и Голландию. Это будет нарушением нейтралитета этих стран. Во всяком случае, французам потребуется значительное время для подготовки большого наступления».

Кейтель и Иодль согласились с фюрером. Иодль добавил, что Франции нужно будет по крайней мере три или четыре недели на сосредоточение артиллерии, прежде чем она сможет вести наступление в большом масштабе. Поэтому французы не выступят до октября.

«А в октябре уже холодно, и это хорошо, – продолжал Гитлер. – Наши войска будут находиться в железобетонных сооружениях, в то время как французам придется действовать на открытой местности. Но даже если французы прорвут в каком-нибудь слабом месте нашу оборону, мы используем такие средства, которые лишат их и зрения, и слуха. Им остается поэтому только путь через Голландию и Бельгию. Хотя я и не верю в возможность этого, однако мы должны быть готовы, ко всему».

Мы часто посмеивались над интуицией Гитлера, но в военном календаре 1939 года она оказалась верным ориентиром. Это был как бы период некоторого просветления сознания сумасшедшего. В те дни Гитлер и Кейтель видели в Канарисе только излишне осторожного пессимиста. Больше они ни в чем его не подозревали.

Адмирал покинул эту компанию вампиров, получив приказ усилить наблюдение за нейтральными странами. Он возвратился в Берлин. Посол Гассель [41] 41
  Ульрих фон Гассель – немецкий посол в Риме до 1938 г., позднее участвовал в оппозиции Гитлеру. – Прим. авт.


[Закрыть]заметил в своем дневнике, что Канарис был подавлен ужасами, которые ему пришлось увидеть в Польше. Вскоре начальник абвера опять выехал из Берлина, на этот раз в Познань, чтобы получить как можно больше сведений о Польше и лично ознакомиться с наиболее интересными разведывательными трофеями.

Я думал, что к этому времени все нити между Англией и Германией уже были порваны и Канарис не мог поддерживать какие-либо личные контакты с англичанами. После войны я встретился с одним польским дипломатом, моим старым другом по Берлину, и спросил его, что он думает по этому поводу.

«Мне кажется, я смогу найти ответ на ваш вопрос, – сказал он. – Хотите встретиться с мадам Д.? Она знала Канариса в те дни».

Мы подъехали к небольшому дому в Сюри, где поселилась после войны одна польская семья. Мой друг представил меня хозяйке дома, печальной женщине с темными волосами и карими глазами. Она угостила нас чаем. Когда я спросил ее о Канарисе, она заговорила тихо, но уверенно.

«Я попрошу вас не упоминать мою фамилию и не писать ничего такого, что могло бы раскрыть мою личность. Я никому не говорила о своих злоключениях, поэтому я хочу рассказать вам сейчас все и никогда больше к этому не возвращаться. До войны я с мужем жила в Берлине. В доме нашего военного атташе мы встречались с некоторыми немецкими генералами и адмиралами. Я хорошо помню адмирала Канариса, он выделялся среди других. Адмирал не был чопорным, говорил тихим, мягким голосом и относился к нам дружелюбно. Конечно, я тогда не имела никакого представления о деятельности адмирала.

Война застала меня вместе с детьми в Южной Польше, возле Люблина, в старом доме моих родителей. Обстоятельства вынудили меня идти на запад. Какие-то жулики ограбили нас и украли мою сумку, в которой находились мой паспорт и деньги. Первые же немецкие офицеры, встретившиеся нам, поинтересовались, кто мы такие. Когда я заявила о своей дипломатической неприкосновенности, они потребовали, чтобы я назвала фамилии немцев, которые могли бы удостоверить мою личность. Я назвала фамилии двух немецких генералов, моих знакомых по Берлину. Потом, вспомнив о приятном небольшого роста морском офицере, я добавила: «...И адмирал Канарис».

Немецкому офицеру не удалось скрыть удивления, когда я назвала эту фамилию. Он сразу же изменил отношение ко мне. Сказав, что, к сожалению, не может выдать мне пропуск, он предложил мне сесть в военную машину, направлявшуюся в Познань.».

Там мадам Д. оказалась среди многих других беженцев, ожидавших установления своей личности. Но ей не пришлось долго ждать. Через некоторое время один из офицеров абвера приказал ей следовать за ним к стоявшему на путях поезду.

«Разве адмирал не может установить мою личность здесь?» – спросила мадам Д., не желая входить в вагон.

«Ему будет неудобно говорить с вами среди этих людей».

Когда она вошла и увидела адмирала, ей стало ясно, что он крупный начальник, обладавший большой властью. Мадам Д. всегда сохраняла хладнокровие, но, встретив здесь адмирала и вспомнив о прошлом, она заплакала.

«Наша армия разгромлена! – воскликнула она. – Боюсь, они не дрались как следует».

«Не огорчайтесь, – мягко ответил адмирал. – Поляки дрались храбро. Просто уровень механизации в нашей армии намного выше, чем в польской, и ваши солдаты не могли устоять перед превосходящими силами. Вы, должно быть, подумали об оставшихся в живых польских солдатах и офицерах, отступающих на юго-восток? Но вы не должны стыдиться этого, они вели ожесточенные бои на севере и западе».

Адмирал спросил ее, что он может сделать, чтобы помочь ей. Женщина попросила отправить ее вместе с детьми к ее родителям в Варшаву.

Канарис покачал головой.

«Я бы не хотел, чтобы вы ехали в Варшаву», – сказал он.

Казалось, он думал о ее будущем, смотря на карту.

«Швейцария, – наконец проговорил адмирал. – Это самое лучшее место для вас».

Потребовалось около недели, прежде чем для мадам Д. и ее детей были получены соответствующие документы. Затем недалеко от Берна для нее нашли подходящую квартиру. Родители мадам Д. остались в Варшаве. Адмирал обещал все ее письма доставлять родителям и в свою очередь их письма пересылать ей Таким образом, Канарис спас свою старую знакомую и защитил ее родителей от опасностей гитлеровской «восточной» политики. Он мог сказать Гейдриху и Гиммлеру, что до тех пор, пока родители мадам Д. находятся в безопасности, она будет полностью в его руках, даже после того как ей разрешено выехать за границу. Адмирал мог быть уверен, что гестапо не станет беспокоить родителей мадам Д., когда начнется преследование польской интеллигенции, ибо он мог заявить им, что безопасность стариков необходима военной разведке.

Прибыв в Швейцарию, мадам Д. явилась в польскую миссию в Берне и зарегистрировалась как участница польского движения Сопротивления. Она рассказала историю своего выезда из оккупированной Польши, который состоялся благодаря помощи адмирала Канариса. Когда она упомянула эту фамилию, поляки и англичане сразу же заинтересовались ею. Они хотели, чтобы она рассказала об этом как можно подробнее.

«Вот хороший прием для вербовки агента», – заметил один английский дипломат, которого я посвятил в эту историю. Это подкрепляло хвастливое заявление адмирала, высказанное Бамлеру, что он имеет свою собственную разведку. Я вспомнил об известней версии, будто Канарис, находясь в Испании во время первой мировой войны, использовал в своих разведывательных целях Мату Хари.

Но когда я спросил мадам Д., пытался ли Канарис привлечь ее к разведывательной работе, она отрицательно покачала головой и продолжала свой рассказ.

«Адмирал никогда не просил меня что-либо узнать для него о союзниках, хотя ему было хорошо известно, что я через своих соотечественников в Берне общалась с англичанами. А вскоре я стала работать в английской секретной службе. Зимой 1939/40 года через некоторое время после моего прибытия в Швейцарию Канарис посетил Берн. Он навестил меня, чтобы посмотреть, как мы здесь устроились, и узнать, не может ли он что-нибудь сделать для моих родителей. Адмирал завел разговор об отправке в Швейцарию его второй дочери, так как она плохо переносила военную атмосферу в Германии. В то время я не была уверена, что Швейцария не окажется следующей жертвой Гитлера, поэтому я спросила его, не лучше ли мне перебраться во Францию.

– Нет, только не Франция, это не очень подходящее место.

– Тогда, может, в Италии будет безопасно?

– В Италии, мадам, вы обретете мир и спокойствие только до весны следующего года. Лучше Швейцарии не найти.

Я не думаю, чтобы вы могли назвать его неблагоразумным и неосторожным человеком, иначе он не занимал бы в Германии такую высокую должность столь длительное время. Но как ни странно, он всегда был очень откровенен. Канарис говорил мне, что Германия рано или поздно будет воевать с Россией. Весной 1940 года он опять приехал в Берн. И когда я спросила адмирала, не нацелено ли передвижение войск на Балканах против Турции, он просто ответил: «Нет, пожалуй, против России».

В октябре 1941 года, в начальный период войны с Россией, Канарис навестил меня опять. Он мрачно заявил, что германские войска застряли в России и что они никогда не достигнут намеченных объектов. Но, говоря о напряженном положении в Германии и надвигавшемся заговоре против Гитлера, он очень оживился. Как раз в этот его приезд он сказал, чтобы я никому, кроме англичан, не передавала содержания наших разговоров».

«Вы полагаете, Канарис знал о ваших связях с англичанами?» – спросил я мадам Д.

«Мало было того, о чем бы адмирал не знал. Все его разговоры касались сферы высшей политики, но из них можно было многое узнать о надвигавшихся событиях. Он не говорил со мной на чисто военные темы. Это область деятельности простых агентов. Он вел разговор о политике Германии, России, Англии и Америки. В его голосе чувствовалось особое напряжение, когда он говорил о целях, которые они преследуют, ведя борьбу против Гитлера. Я иногда спрашивала у англичан: «Можно ли сказать Канарису, чтобы он со своими людьми приступал к решительным действиям?» Но англичане были корректны в таких вопросах и ничего не отвечали. Английская секретная служба умела хранить тайны, и в продолжении всей войны этот канал связи остался нераскрытым» [42] 42
  Нетрудно догадаться, что все эти пышные фразы, приводимые автором, имеют целью обелить Канариса и его контакт с английской разведкой и представить дело таким образом, что эти связи он поддерживал якобы из каких-то благородных побуждений. На самом деле Канарис использовал мадам Д. как один из своих каналов для установления более тесной связи с английской разведкой, чтобы обеспечить свою реабилитацию на случай поражения Гитлера. – Прим. ред.


[Закрыть].

Спустя несколько месяцев после моих бесед со многими друзьями и офицерами Канариса, из которых кое-кто помнил мадам Д., я опять навестил ее. В результате исследований я пришел к выводу, что нарочитая болтливость Канариса в разговорах с мадам Д. не была бесцельной.

«Адмирал никогда не пытался узнать через меня что-либо о союзниках, – повторила мадам Д. Она помолчала некоторое время и потом добавила: – Вы должны также показать в своей книге, что он не передавал обычные военные секреты. Иначе немцы подумают, что он был английским шпионом».

Глава 10
ПОХИЩЕНИЕ В ВЕНЛО

Была ли какая-нибудь особенность в однообразном ландшафте Голландии, так взволновавшая адмирала Канариса? Он предупредил своих друзей – участников заговора против Гитлера, чтобы они не появлялись на голландской земле. «Кажется, мне удалось проникнуть в английскую секретную службу, – сказал адмирал. – Возможно, я получу серьезное донесение оттуда».

«Только не Голландия», – заявили в 1938 году друзья Канариса, когда мы обсуждали вопрос о месте встречи. Однако они не могли привести мне какие-либо определенные причины своего беспокойства. Прошли годы, и все выяснилось. В Голландии работало немало агентов. И одному из них в конце тридцатых годов удалось занять такое положение, что он смог наблюдать за деятельностью многих других агентов. Им был голландец Вольбах.

В один из летних вечеров неизвестный человек бродил по тихой улице на окраине Гааги, внимательно наблюдая за красивой виллой, стоящей несколько в стороне от дороги. Вчера он тоже был здесь и так же старался укрыться в тени, чтобы не быть заметным. Двое мужчин следили за ним из окна виллы. На третий день один из них вышел из дома и прямо направился к незнакомцу.

– Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я позову полицию и обвиню вас в бродяжничестве.

– У меня нет никакого желания болтаться здесь, – ответил голландец Вольбах, угрюмо взглянув на немецкого агента. – Деньги, которые мне платит Шверт, совершенно не стоят этого. Но я должен содержать семью.

– Тогда пойдемте со мной.

Так Вольбах оказался в обществе невысокого коренастого, человека с седой головой и проницательными глазами. Это был начальник немецкой контрразведки в Голландии Рихард Протце. Он протянул голландцу для рукопожатия один палец.

– Не суйте носа в наши дела, мой милый! Вряд ли это окончится хорошо для вас. Сколько вам платят?

– Семьсот гульденов в месяц.

– Служите нам, и вы получите восемьсот гульденов, а может быть, и больше, если будете работать хорошо. Вы должны продолжать сообщать сведения английской секретной службе и обо всем информировать нас.

Так, под видом бродяги, Вольбах по-прежнему слонялся по Гааге, имея достаточно сведений, чтобы служить приманкой для более крупной рыбы, чем был он сам. Его деятельность в Голландии в предвоенные годы и в первые месяцы войны стала настоящим кошмаром для союзников. Благодаря ему многие их агенты не вернулись из Германии; задуманные операции срывались одна за другой; секретные сведения то и дело попадали к противнику. А Вольбах оставался все таким же старательным, лицемерным и неуловимым, в то время как его жертвы сидели в тюрьмах или были казнены.

В первые военные месяцы 1939 года внешне на Западе все казалось мирным и спокойным. Действовали лишь разведки. Французские и английские войска спокойно отсиживались за линией Мажино. Снаряды не разрушали городов, воздушные налеты совершались очень редко. Только в море рыскали немецкие подводные лодки и крейсера, нанося удары по английским судам. Американские корреспонденты, наблюдавшие за действиями обеих сторон, назвали эту войну «странной».

Действительно, для постороннего наблюдателя трудно было найти объяснение такому ходу военных действий. Англичане не решались использовать свои силы, которые были еще недостаточно подготовлены [43] 43
  Англия в то время уже была достаточно подготовлена, чтобы вместе с Францией вести активные боевые действия против фашистской Германии. Но «странная война», т. е. война, которая была объявлена, но фактически не велась, являлась в сущности продолжением мюнхенской политики правящих кругов Англии и Франции, которые все еще не оставляли надежды повернуть острие гитлеровской агрессии на Восток, против Советского Союза. – Прим. ред.


[Закрыть]. Напряженная деятельность отмечалась этой зимой только в кругах немецкого верховного командования. Гитлер непрерывно требовал прогноза погоды и астрологических предсказаний, всячески стремясь ускорить подготовку к генеральному наступлению на западе. Генералитет же пытался убедить фюрера в необходимости отложить это наступление хотя бы до весны.

Гейдриху так и не удалось до конца разобраться в интриге, которую вели немецкие генералы в Лондоне в 1938 году. Ему стало известно, что противники нового режима в военных кругах предостерегали англичан об опасности прихода Гитлера к власти. Секретная служба Гейдриха усилила свое наблюдение за границей, но им не удалось обнаружить каких-либо определенных следов заговора против германского правительства. Тогда его помощник Шелленберг предложил следующее: поскольку заговор, по-видимому, все же существует, но его трудно раскрыть, нужно попытаться убедить Гитлера в этом, раскрыв вымышленный заговор. Таким образом, почти одновременно на Принц Албрехтштрассе [44] 44
  Улица Берлина, на которой находилось гестапо. – Прим. ред.


[Закрыть]были задуманы две операции, как будто не связанные между собой. Первая – инсценировка попытки покушения на жизнь фюрера, которая была осуществлена 8 ноября 1938 года в одном из пивных погребков Мюнхена во время собрания основателей партии. Вторая – похищение двух главных английских агентов в Западной Европе.

Первую из этих операций было легко осуществить с помощью какого-нибудь заключенного. Агенты СС обещали освободить уголовного преступника Георга Елсера, осужденного на длительное заключение в Дахау, если он согласится незаметно заложить в стенных панелях пивного погребка адскую машину.

Елсер выполнил эту работу. Офицер английской разведки капитан Пэйн Бест, позднее оказавшийся вместе с ним в концентрационном лагере, подробно осветил эту историю в книге «Инцидент в Венло» [45] 45
  Best S. P. The Venloo Incident, Hutchinson & Co., Ltd., London.


[Закрыть].

Елсера снабдили большой суммой денег в иностранной валюте и предоставили возможность бежать. Заложенная в погребке бомба взорвалась через десять минут после того, как Гитлер покинул собрание. Взрывом было убито несколько старых членов нацистской партии. Это придало определенную окраску событию и сделало его более правдивым. Елсера схватили на следующий день у швейцарской границы, которую он пытался перейти без документов.

Дело с организацией похищения английских агентов оказалось более трудным. Гейдрих полагал, что главный центр английской секретной службы, ведущий наблюдение за Германией, находится в Гааге. Вольбах, который к этому времени прочно закрепился в английской разведке, заявил, что начальником этого центра является майор Стивенс, официально прикомандированный к английскому консульству в Гааге. Гейдрих считал, что именно Стивенс и есть начальник отдела, ведущего разведку в Северной Германии.

Офицер контрразведки СС Шелленберг решил использовать для этой операции агента под кличкой «Франц», часто совершавшего поездки из Германии в Гаагу. Ему было приказано сообщить майору Стивенсу и его помощнику капитану Пэйну Бесту, что группа немецких армейских офицеров готовит заговор против Гитлера и хотела бы установить контакт с английской секретной службой. К этому сообщению в высших кругах министерства иностранных дел в Лондоне отнеслись с большим интересом.

Стивенсу и Бесту было приказано заняться этим вопросом. В одной из пограничных голландских деревень, расположенной между Арнемом и Венло, началась игра в кошки-мышки. Английские агенты становились все более нетерпеливыми и менее осторожными. Шелленберга, который выступал в этой игре под именем некоего Шеммеля, действовавшего якобы от имени генерала фон Рундштедта, они снабдили радиостанцией и передали ему шифр для связи.

Лорда Галифакса постоянно информировали о ходе этого дела. Английские агенты получили приказ из Лондона не компрометировать себя и не делать каких-либо предложений в письменной форме. Они должны были только выслушать немцев. Но два немецких «эмиссара» проявили странные опасения, заявив, что не желают далеко удаляться от границы, хотя обычно немецкие коммерсанты ежедневно бывали в Гааге и Амстердаме.

9 ноября 1938 года этот дьявольский замысел был осуществлен. Немцы, прибыв для переговоров в Венло, сказали, что их генерал направляется сейчас в одно из пограничных кафе «Бахус», расположенное неподалеку от Венло. Этим сообщением они так заинтриговали англичан, что Стивенс и Бест, не дождавшись голландского пограничного патруля, который должен был охранять их, одни отправились на эту встречу. Однако там не оказалось никакого генерала. Ожидавшая англичан машина, в которой находились одетые в гражданское платье немцы, быстро пересекла нейтральную зону. Они схватили ничего не подозревавших англичан. При этом был убит голландский офицер, капитан Дирк Клоп, пытавшийся помешать этому похищению. Через несколько секунд Стивенс и Бест были уже на территории рейха.

– Вы знали об этом деле? Где находится сейчас майор Стивенс? – такими словами встретил Канарис Рихарда Протце, которому в связи с происшедшими событиями было приказано лично явиться к адмиралу в Дюссельдорф.

– Стивенс находится в Голландии, – ответил Протце.

– Вовсе нет. Он сейчас в Германии, – закричал адмирал, – и если вы замешаны в этом, то вы здорово поплатитесь.

– Но я ничего не знаю, – пробормотал Протце, дрожа от страха.

– Запросите второй отдел абвера, – строго приказал адмирал.

Но никто не мог ничего сообщить об этом странном деле.

Протце немедленно пустил по следу своего агента Вольбаха в Гааге, но получил от англичан сухой ответ: «Немцам лучше знать, где находится Стивенс».

«Канарис не был заранее информирован СД о готовящемся похищении, – уверял меня генерал Лахузен. – Ничего об этом не знало и верховное командование. Адмирал очень боялся, как бы гестапо не выведало что-либо у Стивенса и Беста о существовании оппозиции в Германии».

Канарис попытался узнать у Гейдриха, не замешан ли в этом деле кто-нибудь из офицеров немецкой разведки. Гейдрих заверил его, что ни один офицер абвера не участвовал в операции. Однако адмирал все же был обеспокоен, так как сомневался в преданности некоторых старших офицеров абвера.

Немецкие газеты писали о подробностях покушения на жизнь Гитлера в Мюнхене, а на следующий день появились сообщения и о похищении в Венло.

Шеммель (Шелленберг) использовал переданную ему англичанами рацию, послав им свое «приветствие». Затем он разрешил представителям министерства пропаганды сфотографировать рацию как вещественное доказательство.

Профессору де Кринису, служившему врачом в СС и позднее ставшему директором психиатрической клиники при берлинском госпитале, пришла в голову «блестящая идея» связать инцидент в Венло с заговором в Мюнхене. Он высказал ее Гейдриху. Стивенс и Бест были показаны Елсеру, который немедленно «опознал» их.

Хотя немецкие газеты и писали, что оба английских агента замешаны в покушении на жизнь Гитлера, однако не так-то легко было связать между собой все детали этих инцидентов. В результате идея организации большого государственного процесса была оставлена. Но во всяком случае, Гейдрих добился некоторого успеха. С одной стороны, он внушил фюреру страх за свою жизнь, а с другой – вызвал некоторые симпатии простого народа. Он продемонстрировал им, что в Германии есть «предатели», с которыми хотели бы установить связь англичане. Гейдрих использовал этот случай как доказательство, что СС находится вне подозрения. И с этих пор Гитлер уже никогда не доверял армии охрану собственной персоны.

К этому времени Канарис перенес свою политическую деятельность в более безопасное место – в Ватикан.

Д-р Иозеф Мюллер, друг адмирала, очень скрытный и хитрый человек, был таким же искусным лицемером, как и его начальник. Никто бы не подумал, что этот лейтенант запаса решится вести переговоры, связанные с государственной изменой, в такое опасное время, когда над секретными связями заговорщиков в Англии нависла мрачная тень Гейдриха.

Мюллер числился за мюнхенским отделением абвера и вел работу в Италии. В Ватикане у него был старый друг немец-иезуит отец Лайбер, который был секретарем папы. Сам папа Пий XII, еще будучи кардиналом Пачелли – до своего избрания в марте 1939 года на трон святого Петра, – специально занимался изучением Германии. Он провел много лет в Берлине в качестве папского нунция и ненавидел безбожников-нацистов, которые вели борьбу с его родной церковью. В Берлине он часто встречался с руководителями оппозиции Гитлеру.

Получив у Канариса заграничный паспорт, Мюллер в середине ноября 1939 года отправился в Ватикан, где вскоре добился успеха. Английский священник Францис Д’Арси Осборн был послан за инструкциями в Лондон. Там он получил разрешение вступить в переговоры с Мюллером по вопросу о заключении мира, приемлемого как для Англии, так и Германии при условии, что немцы сами свергнут нацистский режим.

Мюллер заявил Осборну, что его задачей является выработка такого проекта мирного договора, который мог бы убедить немецких генералов в возможности заключения разумного мира с союзниками.

Посланник Канариса верил в успех переговоров и надеялся, что лорд Галифакс прилетит в Рим и посетит его преосвященство в Ватикане. Но Д’Арси Осборн заявил мне позднее, что вопрос о поездке английского министра иностранных дел в Рим не стоял в то время. Однако, как это позднее выяснилось из выступлений лорда Галифакса, он находился в курсе хода этих переговоров.

Риск, которому подвергался Мюллер, был действительно очень велик. После того как он провел в Риме довольно продолжительное время, было решено сформулировать основу для переговоров, и Ватикан составил проект.

«У меня были большие трудности с этими переговорами, – говорил мне Мюллер. – Англичане сдержали свое слово и не навязывали нам ничего, что могло бы позднее оказаться неприемлемым».

Проект был составлен на государственной бумаге Ватикана. Один экземпляр послали в Лондон, в министерство иностранных дел, другой, с прикрепленной к нему визитной карточкой секретаря папы – отца Лайбера, Мюллер привез в Берлин.

На визитной карточке было написано:

«Д-р Иозеф Мюллер, податель сего письма, получил полное благословение Его Преосвященства».

Прибыв в Берлин, Мюллер передал письмо полковнику Донании в резиденции Канариса. Сам адмирал не показывал и вида, что знает об этом деле.

Однако он все же бегло познакомился с донесением Мюллера. (Оно известно под названием «донесение X».) Затем этот документ направили начальнику генерального штаба генералу Гальдеру. Основой для мирного договора, как помнит их Мюллер, были следующие условия:

1. Германия сама должна изгнать всех нацистов из правительства и ликвидировать их политическую систему.

2. Новое германское правительство должно подтвердить, что оно способно и намерено выполнить свои обязательства.

3. Необходимо заключить соглашение, по которому Германия оставит за собой Австрию и Судетскую область.

Лорд Галифакс в своей речи 20 января 1940 года, обратил внимание слушателей на эти предложения.

«Единственная причина, почему мир не может быть заключен завтра, – заявил он, – состоит в том, что германское правительство до сих пор еще не проявило своей готовности возместить ущерб, нанесенный соседним странам, а также не доказало всему миру, что любое его обязательство стоит больше, чем бумага, на которой оно написано».

Генерал Гальдер обсудил основные условия мира с генералом Беком, который, хотя и находился в отставке, все же продолжал поддерживать тесный контакт со своим бывшим заместителем. Документ, полученный из Ватикана, был положен в сейф полковника Шредера, надежного офицера в штабе верховного командования сухопутных войск в Цоссене. Генерал Томас, экономический глава вермахта, сопоставив свои предположения, что Германия не выдержит длительной войны, с политической оценкой событий, пришел к выводу о необходимости заключения скорого мира. Когда «донесение X» было показано главнокомандующему сухопутными войсками генералу фон Браухичу, последний заявил, что фюрер опьянен военными успехами в Польше, а молодое офицерство и войска не пойдут на какие-либо действия, направленные против него.