Текст книги "Секретные миссии (сборник)"

Автор книги: Э. Захариас

Соавторы: Орест Пинто,И. Колвин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

Глава 8
ЯПОНСКИЕ «ФИГАРО»

Спустя три с половиной года после отъезда из Вашингтона я возвратился в свое управление военно-морской разведки. Лонга я уже не застал. Его перевели в управление навигации, которое в то время ведало также всеми вопросами, связанными с личным составом. Именно им и был подписан приказ, согласно которому я вернулся в Соединенные Штаты.

За эти годы произошло много событий, и я стал лучше разбираться в планах и притязаниях японцев, а мои мысли и чаяния, естественно, тоже изменились. Перед нами была коварная империя, и план, который она вынашивала, гласил: «Соединенные Штаты должны быть сокрушены». Она занялась организацией сети политических и военных агентов как в пределах США, так и вне их границ, заблаговременно развертывая свои тайные силы в ожидании того дня, когда представится случай нанести внезапный удар. Я надеялся, что возвращение в Вашингтон даст мне возможность заняться организацией соответствующих контрмер и что я смогу использовать приобретенные мною знания при развертывании наших собственных сил для парирования возможных действий японцев.

Прием, оказанный мне в управлении военно-морской разведки, был подобен холодной воде, вылитой на горящий в моей душе огонь. Вновь назначенный начальник военно-морской разведки еще только знакомился с работой, а само управление пребывало в затянувшейся спячке. Никто в военно-морском министерстве не проявил к моему опыту и идеям ничего, кроме слегка насмешливого интереса. Никто не поднял серьезно вопроса о моем назначении на должность, где бы я смог максимально использовать свои знания и оправдать три года, проведенные мною в Японии. Я не встретил почти ничего, кроме мимолетного интереса к докладам о наблюдениях в Японии, а обращая внимание на некоторые неоспоримые факты, по моему мнению заслуживающие рассмотрения, я рисковал быть названным фантазером, который бредит наяву.

Начальник управления снисходительно выслушал мой доклад с выражением вежливой скуки на лице, а затем внезапно закончил беседу, не дав никаких указаний о моей дальнейшей службе. Скоро я понял, что об этом никто даже не задумывался и что это в порядке вещей. Я затратил три года на изучение этого труднейшего языка, постигал душу чуждого мне народа и собирал сведения, имеющие жизненно важное значение, а теперь мне предлагали возвратиться к обычной службе морского офицера. Попросту говоря, мне приказывали забыть посторонние дела и «включиться» в рутину морской службы. Я пошел в дальневосточный отдел морской разведки, но и там встретил безразличную зевоту и самодовольство со стороны людей, беззаботно относящихся к враждебной кампании, развернутой язвительной японской прессой. Мои доклады принимались с благожелательным видом, но полностью игнорировались. Я был озадачен, удручен и находился в таком состоянии духа, которое вряд ли располагало ко мне старших начальников. Привлечь их внимание к нависшей опасности мне не удалось.

Стало ясно, что продолжать дело, которое я считал жизненно важной задачей разведки, можно только в том случае, если самостоятельно составлять свои планы на будущее и действовать на свой собственный страх и риск, отдавая разведке свободное от службы время, которого у морского офицера остается сколько угодно. Другая альтернатива заключалась в том, чтобы плыть по течению и постепенно забывать все накопленное за эти три года. Излишне упоминать, что с последним я не мог смириться. Более того, я был готов и дальше отдавать себя разведке, даже если бы кто-нибудь из равнодушных счел, что я наступаю им на мозоль. А в те дни мне то и дело приходилось задевать самодовольных людей, что, однако, не выводило их из оцепенения.

Однажды я сидел в ресторане флотско-армейского клуба и беседовал с сочувствовавшими мне друзьями, делясь своими заботами и замыслами. Один из них только что вернулся из зоны Панамского канала, где проходил службу. Рассказывая о своих наблюдениях, он вдруг сказал мне:

– А почему бы тебе не заглянуть в Панаму? Там полно японцев. В этом очаге всевозможных заговоров и интриг ты смог бы изучать их в свое удовольствие.

И действительно, Панама! Разве во время пребывания в Японии я не обнаружил, что во всем японском военно-морском флоте царит жгучий интерес к Панамскому каналу? Разве не являлось очевидным как для меня, так и для любого наблюдателя, не потерявшего контакта с действительностью, что канал был одним из главных объектов японской разведки?

Я видел канал в 1912 году, проходя службу на новом линейном корабле «Арканзас», когда президент Тафт посетил на нем зону Панамского канала, чтобы осмотреть это гигантское сооружение перед его открытием для судоходства. Уже в то время первые японские агенты проникли в районы, граничащие с запретной десятимильной зоной, которая извилистой лентой тянется на протяжении сорока шести миль между конечными американскими базами – г. Кристобаль на побережье Атлантического океана и г. Бальбоа – на побережье Тихого океана. Оба они отделяются воображаемой линией от городов Колон и Панама-Сити, находящихся под юрисдикцией панамских властей. В Панама-Сити расторопные и ненавязчивые японцы служили официантами в отеле «Тиволи», работали парикмахерами во вновь открытых салонах и повсюду открывали зубоврачебные кабинеты. В порту, само собой разумеется, находились рыболовные суда с японскими командами. Над разрозненной деятельностью этих людей возвышался улей японского консульства, который работал буквально круглыми сутками, «защищая» интересы Японии,

У нас было неопределенное и снисходительное отношение к этим маленьким суетливым сынам Ниппона [128] 128
  Ниппон (Нихон) – японское название Японии. – Прим. ред.


[Закрыть]страдающим неутолимым любопытством и страстью к фотографированию. Едва лишь в шлюзах показалась первая вода, как они наводнили всю Панаму. Мы подозревали, что среди них есть шпионы, но общее мнение гласило: «Ну вот еще!» Наше представление о шпионаже и секретной службе было настолько далеким от действительности, что мы считали главной ареной их деятельности страницы бульварных журналов, а помещенные в этих журналах описания коварных шпионских резидентур нас просто смешили.

Накопив за десять лет определенный запас знаний о японской секретной службе, я радикальным образом изменил свои взгляды на ее деятельность. Японские агенты не являлись больше для меня персонажами из какой-нибудь комедии, поставленной в восточном вкусе, а были противниками, которые умели искусно плести интриги и борьба с которыми требовала воображения, энергии и смелости.

На следующее утро после того, как мне посоветовали ехать в Панаму, я посетил управление навигации и добровольно согласился на назначение в зону канала. Я надеялся поехать туда в качестве офицера разведки, но штаты управления были заполнены и использовать меня на этой должности, как мне сказали, не представлялось возможным.

– Что же вы мне можете предоставить? – спросил я у офицера по кадрам.

– Что? – ответил тот. – Я уже оформил вас штурманом на крейсер «Рочестер», это флагман эскадры особого назначения. Полагаю, вы будете довольны.

Это звучало многообещающе, поскольку эскадра выполняла функции флота прикрытия канала, а штурман являлся еще и офицером войсковой разведки. Таким образом; я получил предписание на боевой корабль «Рочестер», стоявший на якоре в порту Бальбоа, и был готов прокладывать его курс в любой ситуации.

Мои надежды на то, что служба на «Рочестере» оставит мне достаточно времени для изучения японской проблемы, вскоре померкли, так как я оказался чрезвычайно занят делами как на корабле, так и на берегу. Если смотреть на события в ретроспективе 1924 года, то такая задержка в осуществлении планов, ради которых я стремился в Панаму, вполне простительна. После пяти лет послевоенной лихорадки и хаоса на землю постепенно возвращался мир. Правда, в Англии, да и в других странах Европы и Латинской Америки, все еще происходили беспорядки. Но впервые после окончания военных действий споры между государствами уступили место внутренним междоусобицам. Мы настолько привыкли к войне, охватившей нашу планету, что весь мир теперь даже самым пессимистичным наблюдателям казался полным спокойствия.

С ослаблением международной напряженности интерес к таким ее побочным продуктам, как разведка, тоже уменьшился. Вместо того чтобы выслеживать японских шпионов, я занимался в Панаме более спокойными и приятными делами. Если Панама и была буквально наводнена японскими агентами, то молодых привлекательных дам в городе было ничуть не меньше. Для нас, бездельничавших в кафе «Сенчури Клаб» или в вестибюле отеля «Тиволи», их присутствие усиливало очарование Панамы.

В упомянутом вестибюле мои сослуживцы с крейсера «Рочестер» увидели в первый раз некую молодую американку, появление которой в Бальбоа произвело настоящий фурор. Едва по кораблю разнеслась весть о появлении этой молодой леди, как был составлен план совершить в «Тиволи» специальную экспедицию. Я сам, к сожалению, в этой экспедиции участия принять не мог, но мой сослуживец Джимми Бейн обещал обо всем подробно рассказать. Вернувшись с берега, Джимми выглядел взволнованным более, чем это полагалось дородному капитану морской пехоты в мирное время.

– Зашел я в «Тиволи» вместе с Биллом, гляжу по сторонам, а Билл вдруг говорит: «Вон она идет!» – повествовал Джимми с характерным для морских пехотинцев красноречием. – Я посмотрел, и будь я проклят, если это не Клер Миллер. Это девушка, которую я когда-то представлял летчику Динксу Рэндэллу, погибшему потом при авиационной катастрофе. Они уже были помолвлены, и его гибель для Клер и для всех их друзей явилась большим ударом. Можешь себе представить... И я тебе, Зак, скажу, она сейчас еще красивее, чем была!

Я не перебивал Джимми, пока он не сказал:

– Я пригласил ее пообедать с нами на корабле.

– Когда?

Нетерпение, которое слышалось в моем голосе, показалось Бейну оправданным, и уже серьезным тоном он ответил:

– Если ты не возражаешь, завтра вечером.

На следующий день она появилась на корабле, когда я кончал свою вечернюю прогулку по офицерской палубе. Это была стройная молодая женщина, полная прелестного очарования, красивое лицо ее сияло умом. Ее движения отличались неповторимой грацией, а жесты – светской непринужденностью. Такой была Клер Миллер, приглашенная на крейсер «Рочестер» к обеду в обществе офицеров кают-компании. За обедом она сидела справа от меня, а Джимми Бейн – справа от нее и безуспешно старался вмешаться в нашу беседу. Скоро я понял, что Клер – личность исключительная и что я влюблен. Она рассказывала мне о богатом событиями пути, пройденном ею за последние семь лет. Я слушал ее как зачарованный. Клер оказалась и пионером, и ветераном американской авиации. Она прошла через годы военных испытаний, в течение которых наша авиация превратилась в важный инструмент американских вооруженных сил. Когда началась первая мировая война, Клер поехала в Вашингтон и поступила на службу в фотографический отдел войск связи американской армии. Здесь она заинтересовалась дешифрированием аэрофотоснимков. Мне было приятно услышать, что она рассматривала дешифрирование как одну из форм разведывательной работы, так как микроанализ аэрофотоснимков являлся лучшим способом обнаружения наземных целей.

Опыт, приобретенный Клер в аэрофотосъемке и дешифрировании, возбудил ее интерес к Панамскому каналу – одной из самых уязвимых для авиации целей, имеющей мировое значение. За обедом наш разговор приобрел чисто профессиональный характер; Клер принимала в нем активное участие, и это делало умную молодую женщину еще более прелестной, будь даже на моем месте человек не так как я, влюбленный покоренный ею с первого взгляда.

– А не кажется ли вам, – спросила Клер, – что Панамский канал – очень уязвимая цель для любого вражеского самолета, если он отважится на такой полет?

– Без сомнения, – ответил я с важным видом. – Конечно, шлюзы по обоим концам канала имеют предохранительные ворота, которые в случае необходимости могут быть закрыты. Но они сработают лишь в том случае, если повреждения, причиненные шлюзам, окажутся незначительными, так как ворота не рассчитаны на то, чтобы противостоять разрушительной силе авиабомб.

Мы единодушно решили, что необходимо что-то предпринять.

Как раз в то время, когда моя жизнь обогатилась любовью к Клер, мне пришлось вспомнить и о моей первой любви – разведке. На следующий день после нашей встречи с Клер я должен был отправиться по делам в город Панаму. Я шел по оживленной улице Авенида Сентраль, которая тянется через весь город, и вдруг заметил японца; он, как мне показалось, слишком поспешно отвернулся. На нем было штатское платье, и выглядел он не особенно элегантно. По тому, как сидело на нем штатское, я безошибочно угадал в японце морского офицера. Почти инстинктивно я изменил направление и пошел за ним, в то время как он ускорил шаги, явно пытаясь от меня оторваться. Выйдя на улицу Калле Карлос а Мендоза (она также тянется через весь город), он исчез в доме № 58.

Согласно полученным сведениям, на втором этаже дома находились служебные помещения так называемого профсоюза японских парикмахеров. Тогда мы не особенно интересовались японскими парикмахерами, скопившимися у зоны канала, но на этот раз они привлекли мое внимание. Проходя по Авенида Сентраль или Калле Карлос а Мендоза, я теперь заглядывал в эти маленькие салончики и всюду находил по четыре-пять свободных мастеров, которые безмятежно сидели в креслах в ожидании клиентов. Парикмахерских было такое обилие, что я попытался их сосчитать. Мне показалось, что в Панаме находилась целая армия парикмахеров. Особенно если учесть, что люди, нуждавшиеся в их услугах, встречались не так уж часто. В одном из салонов я как-то заметил сидевшего в кресле американского моряка. Я остановился, чтобы немного понаблюдать за происходящим, и увидел, что мастер сбросил с себя равнодушие и вовлек своего клиента в оживленную беседу, следуя обычаю, принятому у брадобреев всего мира.

В противоположность севильскому цирюльнику эти японские «фигаро» занимались куда более серьезными делами, чем бороды или сводничество. Уже после беглого ознакомления для меня стало совершенно очевидным довольно странное положение, заключавшееся в том, что парикмахерские салоны являлись передовыми постами японской разведки. Японцы и другие иностранцы в «запретную зону» не допускались, однако никто не препятствовал им черпать ценную информацию среди матросов и представителей малых национальностей, которые регулярно пересекали границу зоны, направляясь в Панаму.

Мои попытки выяснить, чем занимался японец, «ушедший» от меня на улице Авенида Сентраль, остались безуспешными. Все, что мне удалось узнать, заключалось в том, что он был японским коммерсантом по имени Тэцуо Мацуока, находился в Панаме проездом и совершал поездку по паспорту, полученному законным порядком в Токио несколько месяцев назад. Больше я его никогда не встречал.

Встретив Клер, я рассказал ей об этом случае, и она выслушала описание моих странных открытий с жадным любопытством. С этого времени, часто прогуливаясь по Авенида Сентраль и Калле Карлос а Мендоза и наблюдая за происходящим в парикмахерских, мы видели, что салоны посещались японцами, по-видимому не нуждавшимися в услугах парикмахера. Случалось, что такие визиты наносились и представителями других национальных меньшинств. Большинство этих людей не являлись клиентами, так как они обычно сразу же проходили в заднее помещение и покидали парикмахерскую через несколько минут.

Клер обратила мое внимание на то, что в парикмахерских бездельничало слишком много мастеров и им приходилось делить между собой малочисленную клиентуру. Их многочисленность была, очевидно, формой камуфляжа. Если в заведении сидят четыре или пять мастеров, никто не заметит, что один или два из них отправились с разведывательным заданием, или занимаются сбором информации, или же работают в качестве связных. Нами было установлено, что частым гостем в доме № 58 по Калле Карлос а Мендоза являлся японский консул, регулярно посещавший собрания упомянутой ассоциации парикмахеров, по составу целиком японской. Характерной чертой этой «Авеню шпионажа» было также необыкновенно большое число зубных врачей-японцев. По-видимому, они тоже действовали в качестве содержателей конспиративных квартир, ибо трудно проследить, с зубной болью или с сообщением для передачи в Токио идет посетитель на прием к такому дантисту.

Странное чувство вызывало зрелище этих предвестников войны, появившихся среди покоя и мира. Война с Японией казалась совершенно невероятной, и наше руководство, очевидно, не было обеспокоено появлением японских агентов. Находясь в пределах «запретной зоны» под охраной достаточных сил военной полиции, оно чувствовало себя в полной безопасности.

Позже я узнал, что зона канала всегда занимала важное место в планах японцев, направленных против Соединенных Штатов. Из документа, составленного штабным офицером немецких ВВС фон Бюловом, мы с достоверностью установили, что вопрос о нападении на канал подвергался серьезному обсуждению. Это должно было бы послужить началом агрессивной войны против Америки. В вопросах шпионажа каналу в то время отдавалось преимущество по сравнению с Западным побережьем и Пирл-Харбором, а огромное число агентов, находившихся в Панаме, свидетельствовало о той важности, которую японская разведка придавала этому пункту Центральной Америки. Когда я думаю о большой работе, проделанной японцами без всякой пользы в зоне канала, я никак не могу понять, почему они не попытались нарушить наше судоходство по Панамскому каналу, подобно тому, как это сделали немцы в отношении Суэцкого канала, хотя последние и не проводили такой тщательной подготовки. Очевидно, этот вопрос решался в высших сферах. Будущий театр военных действий был определен настолько точно, что японская разведка ставила себе задачей начать секретную войну против Соединенных Штатов уже в 1925 году, когда я впервые имел возможность наблюдать японскую разведку за работой.

Я проводил свои исследования в вакууме, и, оглядываясь назад, теперь можно сказать, что они являлись несколько преждевременными. Японский шпионаж в Панаме в той форме, каким он был в 1925 году, сам по себе еще не являлся враждебным актом против США, с которыми Япония поддерживала дружественные отношения. Шпионаж – постоянная черта японской политики силы, имевшей своим истоком революцию Мейдзи 1868 года. И было бы ошибкой критиковать Японию за то, что она старалась подкрепить свои физические силы силами интеллектуальными; фактически разведка является естественным дополнением чисто физической силы любой страны.

Еще в 1925 году я понимал всю поверхность аргументов (которые выдвигались некоторыми наблюдателями) против развертывания Соединенными Штатами разведывательной работы. Разве смогли бы современные фирмы обойтись без соответствующего анализа рынка? Или разве мы не осматриваем дом перед тем, как его купить? Когда генерал Суини, автор книги «Военная разведка – новое оружие войны», сам являвшийся пионером американской разведки времен первой мировой войны, с пренебрежением высказался о прикладном значении разведки для поддержания нашей международной политики и наших законных притязаний, это подействовало на меня как отказ от прав, неотделимых от нашего положения мировой державы. В Англии разведка играет такую же роль в определении международной политики, как и любой отдел министерства иностранных дел. В результате этого там, где другая держава вынуждена посылать для достижения своих целей солдат, Англии достаточно послать одного-двух своих ловких агентов.

Фридрих Великий, говоря о своем противнике – французском генерале Субизе, однажды сказал: «Впереди него идут сто поваров. Я же предпочитаю, чтобы впереди меня шли сто шпионов». Именно благодаря превосходно организованной разведке, а не вооруженным силам, в чем он уступал своим противникам, Фридриху удалось избежать разгрома в Семилетней войне, несмотря на множество неудач, которые он потерпел в чисто военной сфере. В Европе ценность разведки признавалась еще с тех пор, как Монтань с самой горячей похвалой отозвался о своих агентах, и поэтому там к разведчикам хорошо относились и хорошо их оплачивали. Самые лучшие умы помогали во всех странах собирать важную политическую информацию, необходимую каждой великой державе для должного ведения своих иностранных дел. Английский писатель и драматург Соммерсет Мом с гордостью писал о той большой роли, которую он играл в качестве английского разведчика и которую могли играть не посредственные писатели, а только блестящие разведчики. Выдающиеся английские разведчики и дипломаты часто награждались высокими дворянскими и рыцарскими титулами. Чтобы подтвердить мои слова, достаточно лишь упомянуть о сэре Брюсе Локкарте [129] 129
  Локкарт – глава английской дипломатической миссии в Москве (1915—1918 годы), организатор контрреволюционного белогвардейского заговора с целью свержения Советской власти и убийства В. И. Ленина и других советских руководителей. После раскрытия заговора Локкарт был выслан из пределов Советской России. – Прим. ред.


[Закрыть]и сэре Поле Дюксе. Я считаю вполне оправданной ту гордость, с которой Брюс Локкарт назвал книгу о своей разведывательной деятельности в России «Британский агент». В течение всех лет, последовавших за выходом в свет этой книги, его принимали в высшем обществе.

Америка должна многому научиться в этой области, и прежде всего отличать подрывную шпионскую работу от законной легальной разведки, в которой жизненно нуждается любая страна и на которую она имеет полное право. Мата Хари, агентурная деятельность которой проходила в фешенебельных отелях, не является моим идеалом разведчика. По своему опыту я знаю, что в действительности лишь ничтожная часть добываемой подобными агентами информации может иметь реальную ценность. Подобные герои годятся только для бульварных журналов, а своей славе они обязаны чрезмерному приукрашиванию их в низкопробных кинофильмах. За все время работы в разведке я отказывался сотрудничать с профессиональными шпионами, потому что они готовы служить любому хозяину, а если есть возможность – то и двум сразу. Краткая характеристика хорошего агента: гражданин-патриот, который умеет держать глаза открытыми и выполнять разведывательную задачу, не отвлекаясь от основных профессиональных обязанностей. Совершая деловую командировку по заданию фирмы, американский коммерсант может составить доклад о своих наблюдениях, сделанных в отдаленных странах, не оскорбив при этом гостеприимства, которым он пользовался во время пребывания в той или иной стране. Американцы являются самыми заядлыми путешественниками в мире. Сотни их ежемесячно совершают поездки вокруг земного шара, тысячи отправляются в далекие страны по торговым и другим делам. Во всех странах мира американские газеты имеют своих корреспондентов. Но, располагая поистине целой армией таких вечных путешественников, мы часто не знаем о том, что происходит в зарубежных странах. Мне припоминается случай, происшедший в 1940 году: нам потребовались материалы о немецкой разведывательной организации, носившей название «Германский иностранный институт». Мы запросили архив, там ничего не оказалось, несмотря на тот факт, что каждый год великое множество американцев посещало Штутгарт и осматривало этот институт, который действительно составлял одну из достопримечательностей швабской столицы.

Во время моего пребывания в Панаме в 1925 году, ведя наблюдение за деятельностью японской разведки, я еще не понимал всей сложности и запутанности проблемы, но уже чувствовал, что наш подход к ее решению не самый лучший. В течение последующих десяти лет я посвятил много времени размышлению об этой проблеме, и выводы, которые я тогда сделал, послужили мне руководством в дальнейшем. Они руководили мною при выполнении новых секретных заданий. Занимаясь учебой и подготавливая себя для будущего, я встретился с Клер, которая стала моим умным, понимающим и энергичным другом. Через шесть месяцев после того, как мы в первый раз встретились в кают-компании на крейсере «Рочестер», она стала моей женой. Если когда-нибудь и были два человека, предназначенные друг для друга, то это Клер и я. Нам пришлось проделать крюк, чтобы попасть в Панаму и там случайно встретиться, но с этого момента мы путешествовали всегда вместе. Наши дороги часто приводили к разочарованию и неудачам, но никогда не заводили нас в тупик. В нашей совместной деятельности я обычно выступал в качестве тактика, а Клер помогала мне своими превосходными советами.

Еще в Панаме она помогала мне совершить первые шаги в активной разведывательной работе, которую я раньше считал просто своей причудой. Но служебный долг оторвал меня от любимого дела. Крейсеру «Рочестер» неожиданно поручили важную миссию: доставить генерала Джона Першинга в Чили, где генералу предстояло быть посредником в споре между Чили и Перу, возникшем из-за области Такна-Арика. Ожидалось, что наш рейс продлится только десять дней, но свои расчеты мы производили, не зная того, как спорят в Латинской Америке. В этих международных переговорах большую роль играло слово «завтра», и даже такому энергичному человеку, как генерал Першинг, потребовалось полгода, чтобы уладить разногласия. Наконец генерал Першинг закончил, свою миссию, и мы могли вернуться в Соединенные Штаты. За два дня до рождества мы вошли в Нью-Йоркский порт, и здесь меня встретил долгожданный и желанный приказ. Мне предписывалось прибыть в Вашингтон для временного прохождения службы при начальнике военно-морских операций. Я понял, что возвращаюсь в разведку и на этот раз окончательно.