Текст книги "Исповедь якудзы"

Автор книги: Дзюнъити Сага

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Я могу найти здесь работу, – предложила однажды Омицу. – Например, устроиться горничной в отеле…

– Хорошенькое дело! Мы застрянем здесь, и нас изловят как слепых мышат, – отрезал я, и мы снова отправились в дорогу.

Порой нам приходилось туго, но девушка никогда не жаловалась.

Когда у нас начались проблемы с деньгами, я стал разыскивать боссов местной якудза в городах, куда нас забрасывала судьба. Я приходил к ним, представлялся надлежащим образом, согласно традиции, и просил дать мне возможность немного заработать игрой. Далеко не все боссы соглашались мне помочь. Это было вполне естественно, ведь их кланы не были связаны с нашим взаимными обязательствами.

Отправляясь наносить визит местным боссам, я никогда не брал девушку с собой. Обычно я оставлял ее подождать в лавочке, где подают лапшу, или в дешевеньком ресторанчике.

Существовало непреложное правило – боссы якудза принимали гостей исключительно в светлое время суток, до захода солнца.

Гостя провожали к боссу, и разговор начинался с традиционного приветствия. Если судить по гангстерским фильмам, так прийти за деньгами в местный клан – просто плевое дело! В жизни же все не так просто. Даже правильно представиться незнакомому боссу якудза – целая наука. Взаимное представление двух профессиональных якудза сродни ритуалу, которым приветствовали друг друга самураи в давние времена. Гость давал понять кто он, из какой среды происходит и уведомлял, кто его босс. Во внимание принимались не только сами факты, но и то, в какой форме они изложены, – из совокупности сведений и общего впечатления боссы и составляли мнение о человеке. Большей частью мне удавалось производить на мелкопоместных боссов благоприятное впечатление и визит заканчивался вручением мне увесистого конверта с наличными деньгами. Благодаря этим деньгам нам удавалось держаться на плаву.

Наше странствие началось в августе, мы колесили по городам и весям в общей сложности около трех месяцев. Я понимаю, как романтично это звучит – путешествовать вместе с человеком, в которого ты непритворно влюблен, но на самом деле долго находиться в бегах очень тяжело. Особенно трудно приходилось в дождливые дни – путешествие оборачивалось настоящим кошмаром. Деревенские дороги размокали и превращались в адскую жижу, даже проезжая часть становилась больше похожей на делянки рисового поля, покрытые жидкой грязью. А в сезон ливней дороги вообще напоминали бурные реки, по которым неслись потоки грязной воды. Брызги долетали путникам аж до самых ягодиц! Если же странника угораздило надеть сандалии гэта, вязкая грязь набивается в подставку и облепляет ноги. В кино часто можно увидеть идиллическую сцену – парень и девушка идут под дождем, укрывшись одним зонтиком, идут бесконечно долго, и это выглядит очень красиво…

К сожалению, в жизни все не так – если вам пришлось разделить зонтик со своей спутницей, то очень скоро вы оба вымокнете до нитки и будете вынуждены сделать привал. Хочешь не хочешь, а придется снять дешевенькую комнатушку на верхнем этаже какой-нибудь третьесортной гостиницы и безвылазно сидеть там весь день, тупея от скуки. Даже если вы до безумия любите друг дружку, от такой жизни вы рано или поздно начнете раздражаться, высказывать претензии и вертеться в мерзкой влажной постели. Усталость и тревога будут расти день ото дня, оставляя все меньше места для любви и нежности. Иногда мы чувствовали себя совершенно разбитыми, денег у нас оставалось все меньше и меньше, порой нам приходилось останавливаться на ночлег в нищих деревеньках, довольствуясь тонким соломенным тюфяком на двоих вместо постели. Я совсем не знал этих мест, поэтому обычно останавливал кого-то из местных жителей и начинал расспрашивать:

– Простите, не могли бы вы нам помочь? Мой старик-отец болен уже много месяцев, так что я решил отправиться в паломничество по святым местам и молиться о его здоровье. Подскажите, найдется ли поблизости гробница святого или храм божества, которое исполняет просьбы молящихся?

Не думаю, что моя история звучала сколько-нибудь убедительно, но местные жители все же проявляли сочувствие и указывали нам дорогу до ближайшей святыни. Мы шли вслепую и никогда не знали наверняка, подойдет это место для ночлега или нет.

Ночевка в синтоистских святилищах не предполагала особых удобств. Лето подходило к концу, и вокруг клубились тучи москитов, они даже под одежду проникали. Обычно для защиты от москитов используют дым древесного угля. Но если бы нам чудом удалось раздобыть древесного угля, мы все равно не смогли бы воспользоваться этим методом – дым привлек бы внимание к нашему тайному убежищу. Местные жители, заметив дым, сразу же сообщили бы в ближайший полицейский участок. Так что выбора у нас не оставалось, мы вынуждены были смириться с болезненными укусами насекомых и мученически улыбаться.

Наступили дни, когда деньги у нас совсем закончились, а голод стал нестерпимым, и мне пришлось подворовывать в окрестных деревеньках. Я крал с огородов дыни, початки сладкой кукурузы, но обжарить их было негде, и мы ели их сырыми. До сих пор удивляюсь, как при такой жизни нам удалось избежать болезней. Изредка нам удавалось устроить небольшую постирушку – мы одалживали у местных крестьян круглые лоханки и стиральную доску, стирали перепачканное нижнее белье, затем полоскали его в пруду и развешивали на просушку, а сами сидели и ждали, когда белье высохнет, накинув кимоно на голое тело. В те давние, почти забытые времена люди часто странствовали пешком, сельские жители не усматривали в этом ничего странного и даже охотно помогали паломникам. Нас могли угостить чашкой чая, разрешали набрать воды в колодце или переночевать в сарае, и все такое прочее.

Но все равно мучительно изо дня в день брести по пыльным дорогам без цели и смысла. Путешествие в никуда истощало нас морально и физически. Поэт сказал про таких как мы – “странники, бредущие в печали и грусти”. Рано или поздно наше внутреннее напряжение должно было вылиться в ссору.

На Омицу было больно смотреть – прежняя улыбчивая девушка из кафе “Бёдокэн” полностью исчезла, она стала совсем другой. Я с горечью сознавал, что это именно я лишил несчастную девушку привычных радостей – новых нарядов, лакомств и деликатесов, походов в театр и кино. Она могла иметь все, что пожелает, но от всего отказалась ради меня! И вот настал переломный момент, мы привычно брели вдоль берега реки Сано, когда я набрался мужества и сказал ей:

– Послушай, Омицу, тебе пора возвращаться в родительский дом… А мне… Мне надо побыть одному и многое обдумать…

– Я скорее покончу с собой, чем возвращусь под родительский кров в одиночестве! – воскликнула девушка, и холодный ноябрьский ветер подхватил звуки ее голоса…

Сейчас я вряд ли вспомню дословно, что она сказала, но смысл ее ответа был именно таким. Девушка разразилась слезами, а я стоял, смотрел на нее и постепенно впадал в ярость! Я твердо решил завтра же порвать с нею. Был поздний вечер, и нам пришлось взобраться по поросшему зеленью склону холма и устроиться на ночлег прямо среди деревьев.

Холод разбудил меня на рассвете, я поднялся, огляделся, но девушки нигде не было видно! Она словно растаяла в воздухе, и только ветер покачивал голые ветки ей вслед. Я почувствовал себя как герой старинной легенды, чье сердце захолонуло и превратилось в кусок льда.

До чего же странное существо человек – еще вчера я сам решил порвать с ней, а сейчас испытывал сложные чувства – горечь и жалость к самому себе смешивались с гневом. Я был зол, что Омицу сбежала и бросила меня в одиночестве…

Но усилием воли я взял себя в руки и отправился на поиски. Я охотился за ней подобно дикому зверю, искал хоть малейший след, хоть какую-то зацепку, но все тщетно. Обессиленный, я опустился на большой валун рядом с дорожкой, которая вела к скромной гробнице местного святого, и совсем сник.

Девушка возникла передо мной подобно видению, она быстро шагала по узкой тропке, петлявшей среди цветущих полей, подходила все ближе…

Это действительно была она!

– Где тебя черт носит? – Я хотел прикрикнуть на строптивицу, но вся моя ярость непостижимым образом улетучилась.

– Мне удалось раздобыть рисовых шариков… – тихо объяснила Омицу и осторожно развернула небольшой сверток из бамбуковых листьев.

Действительно, там лежали четыре рисовых шарика. Мне показалось удивительным, что незнакомые люди были настолько добры к моей спутнице и даже угостили ее рисовыми шариками.

Но скоро выяснилось, что девушка выменяла еду на изысканное украшение – брошку из слоновой кости, которой она закалывала пояс кимоно, Я поглощал свою долю угощения с тяжелым сердцем – так не могло продолжаться дальше!

– Я не могу больше видеть тебя такой! – закричал я и стал уговаривать девушку: – Я всегда следовал кодексу истинного якудза, поэтому мне надо вернуться, закончить кое-какие дела, а потом я смогу приехать и жениться на тебе. Обещаю! Тебе придется вернуться домой только на это время… – Она залилась горючими слезами, но в конечном итоге все же согласилась уехать домой.

Вместе мы добрались до Койвы, дальше я продолжал путь в одиночестве. Добрался до Фунабаси, отыскал небольшой ресторан, в котором меня еще помнили, и попросил повара одолжить мне кухонный нож.

– Давненько не видались, Эйдзи, – кивнул мне знакомый повар, лоб которого был привычно перехвачен хлопковым полотенцем. – Зачем тебе понадобился нож?

– Не переживай, я воспользуюсь им прямо здесь и верну тебе лично в руки!

Должно быть, мои слова прозвучали убедительно, и повар без промедления одолжил мне нож. У меня была припасена прочная веревка, пришло время ею воспользоваться. Я зажал один конец зубами, а другим перевязал основание среднего пальца и затянул как можно туже. Замахнулся ножом и отрубил самую верхнюю фалангу пальца. Повар стоял тут же и ошарашенно таращился на меня – но в тот момент мне было слишком больно, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я отрезал кусок от чистого края хлопчатой набедренной повязки, перевязал тряпицей кровоточащий палец, попросил повара принести листок писчей бумаги, обернул в него отрубленный кончик пальца и забрал его с собой.

Я не был до конца уверен, что покаянной речи и отрубленного пальца окажется достаточно, чтобы клан простил меня и принял обратно, но не видел никакого другого выхода, поэтому отправился на встречу с господином Макута, мучаясь сомнениями, думая: “Черт его знает, как все обернется”.

Я нажал на звонок у двери господина Макута, и ко мне вышла девушка-служанка в сопровождении молоденького паренька. Я представился, сказал, что хочу принести свои извинения, и отдал служанке отрезанную фалангу пальца, которая была все так же завернута в листок бумаги.

– Подождите здесь минуточку, – попросила девушка и скрылась в глубине дома. Я не знал наверняка, у себя господин Макута или отсутствует, но даже мне, на крыльце дома, было слышно, как девушка разговаривает с кем-то во внутренних комнатах. Руки у меня дрожали, а кимоно насквозь промокло от липкого, мерзкого пота. Боль в пальце накатывала тяжелыми волнами. Черт знает что со мной тогда творилось.

Через какое-то время вновь появился тот же молодой паренек и сообщил:

– Босс говорит, ваши извинения приняты, он все понимает, – его голос звучал куда мягче и любезнее, чем можно было ожидать. – Могли бы вы оказать ему еще одну любезность и удалиться?

– Да, разумеется. Скажите боссу, я очень признателен… – ответил я, отвесил вежливый поклон и пошел прочь…

Все произошло так быстро и просто, что облегчение, которое я испытывал, было окрашено легким оттенком разочарования. Затем я направился прямиком в Асакусу и по пути размышлял – почему из-за моего проступка не поднялась обычная в таких случаях шумиха, и скоро догадался, что мой босс из клана Дэвая принес извинения за мое недостойное поведение.

По счастью, босс был в городе и снизошел до разговора со мной:

– Запомни, впредь держи себя в руках и веди себя достойно, как подобает серьезному человеку! – Вот и все, что он сказал. Больше мы никогда не возвращались к этому случаю.

Потом у меня состоялся разговор с господином Окадой, он подтвердил, что его заместитель Макута не держит на меня зла. Помнится, он сказал мне:

– А ты парень с характером, так?

Я кивнул. Господин Окада заметил, как я пытаюсь скрыть боль, которая меня терзает, и держусь из последних сил, он был настолько любезен, что посоветовал мне именитого хирурга из госпиталя Ёсивара и даже написал ему записку.

Безусловно, за все эти годы я больше ни разу не видел Омицу. Я слишком хорошо знал, что произойдет, если мы встретимся снова, – женские слезы – вот единственное, чего я не в силах перенести. Люди болтали, будто бы она прожила в родном доме недолго и уехала, но, даже если она отправилась искать меня в Асакусу, мы так и не встретились – вскоре после этих событий меня снова осудили и отправили отбывать срок в тюрьму Маэбаси…

ЧАСТЬ III

Вступление

Я окончил субботний прием пациентов, но задержался – хотелось немного отдохнуть, когда в дверь осторожно постучали…

В кабинет заглянула Хацуё, подруга моего почтенного пациента, и смущенно обратилась ко мне:

– Не уверена доктор, что мне удобно приходить к вам вот так запросто, еще и в выходной день… Но это он попросил меня сходить к вам… Говорит, мол, доктор всегда навещает нас по вечерам, а было бы так славно выпить с ним чашечку чая при свете дня, и попросил меня сходить пригласить вас…

– Вы измеряли ему сегодня температуру?

– Да, конечно, температура нормальная, и кушает он с аппетитом. Признаюсь, я уже начала волноваться, что в этот раз он не выкарабкается… Но он оказался крепче, чем мы думали, – правда, доктор?

Едва я переступил порог гостиной, как мой взгляд, словно магнит, притянула таинственная деталь интерьера – на низеньком столике стоял плоский поднос, в центре которого возвышался большой сверкающий черный камень, изборожденный множеством мелких трещин, – впечатляющее зрелище! Да и сам почтенный выглядел очень нарядно. На нем было парадное коричневое кимоно, из тех, которые принято надевать во время чайной церемонии, перехваченное шикарным поясом из узорчатого черного шелка.

– Что это? – поинтересовался я и указал на камень.

– Кусок скалы, их специально используют в одном старинном виде искусства… В старое время это называли “скала на блюде”[20]20
  Ландшафтные мини-сады – камни и растения, помещенные на плоском блюде, излюбленная форма декорирования помещений в эпоху Сева.


[Закрыть], раскладывают на подносе камни и все прочее, чтобы было похоже на настоящие скалы, только в миниатюре. Не приходилось слышать!

Я отрицательно покачал головой и стал пристально разглядывать камень, покоившийся на подносе, а потом осмелился спросить:

– Можно взять его в руки? – Возьмите, пожалуйста…

Это был довольно большой кусок вулканической лавы, он состоял из множества тонких слоев, каждый слой имел свой оттенок и был испещрен темной паутинкой трещин.

– Похоже, на нем росла трава, – предположил я.

– Потому что это не просто камень, он как живое существо… Я получил его в подарок больше сорока лет назад. В те годы я умудрился натворить много разного, и, боюсь, у нашего старого босса имелись все основания быть мной недовольным, И вот однажды он вызывает меня и говорит: “Эйдзи, я хочу попросить тебя присматривать за одной вещью…” – Я увидел этот камень, и у меня даже рот от удивления открылся. “Что это, босс, – потрясенно спросил я, – что я должен делать с этим обломком скалы?” Босс неторопливо ответил: “Ты будешь поливать этот камень водой, дважды в день, утром и вечером, только и всего”. Я был основательно озадачен, но приказ есть приказ, даже если он звучит необычно! Я унес камень к себе в комнату и действительно поливал дважды в сутки – по утрам и вечерам, но через какое-то время забросил эту обязанность, а сам камень куда-то затерялся. Я забыл об этом обломке скалы на много десятилетий, а потом камень неожиданно вернулся в мою жизнь…

– Так это произошло совсем недавно?

– Восемь лет назад… Мой заместитель – Камэдзо – умирал от рака легких и за несколько месяцев до того, как оставить наш мир, пригласил меня к себе, вытащил этот камень, показал мне и спрашивает: “Помнишь?” “Да, только как он исхитрился оказаться у тебя?” – удивленно протянул я. “Помнишь, когда тебя отправили в тюрьму Маэбаси, я подумал, что камень может затеряться и пропасть, если бросить его валяться без присмотра, так я положил обратно на поднос и забрал к себе, а потом тоже позабыл о нем. Недавно жена стала разбирать мои вещи и случайно наткнулась на камень… Я решил немедленно вернуть его законному владельцу – то есть тебе, пока он снова не затеряется, вот и попросил заглянуть”…

Почтенный тяжело вздохнул и продолжал: – Камэдзо был хорошим, сердечным человеком и надежным другом… Знаете, он был значительно моложе меня, кто бы знал, что мне придется его пережить… Я благодарен ему всей душой, поскольку он сохранил камень в целости и сохранности. Только теперь, на старости лет, я начал понимать, что хотел сказать мне босс, и дал себе зарок – каждый день поливать этот камень…

Больные ноги старика были укутаны одеялом, узловатые пальцы лежали на коленях, он безотрывно смотрел на черный влажный обломок скалы.

1. Нож для разделки мяса

Мне было двадцать шесть лет, когда я отправился отбывать срок в тюрьме Маэбаси. Так уж вышло – я убил одного парня, и меня упекли за решетку на четыре года.

…Почтенный отдыхал – облокотился спиной на подушки и протянул ноги к своей старомодной печурке; поверх кимоно наброшен подбитый ватной подкладкой халат, а шея обернута теплым кашне. Он выглядел совершенно безмятежным, говорил и слушал, как где-то высоко над крышей звенит в телефонных проводах ветер…

На севере Асакусы располагался квартал Рёнкаку, раньше самым примечательным сооружением в нем было высоченное, в двадцать этажей, здание пагоды, но здание рухнуло во время Великого землетрясения, и на этом месте образовался пруд, по форме похожий на тыкву-горлянку. Поэтому его так и называли – “Тыквенный пруд”. Вокруг пруда вырос веселый район, полный борделей, ресторанов и торговых лавочек, здесь частенько устраивали азартные игры, и клан Дэвая уполномочил меня присматривать за порядком.

Помнится, это случилось в самый пик лета, когда воздух буквально кипел от жары. Мурамацу прислал за мной и попросил взять в дело одного человека.

– Что за человек? – принялся расспрашивать я.

– Ты ведь знаешь Томи из Синагавы? Мы с ним побратимы, и я многим ему обязан. Так вот, этот парень принимал ставки в одном из игорных заведений Томи, его зовут Киёмаса. Вроде нормальный парень, просто у него возникли кое-какие проблемы, он повздорил с младшими членами клана, вот Томи и интересуется, сможем ли мы на время дать человеку работу здесь, в Асакусе, пока у них в клане все утрясется…

– Ясно…

– Только смотри, чтобы парень случаем не попался на глаза нашему боссу. Ты знаешь, как босс относится к таким вещам…

Мурамацу был моим начальником, непосредственно руководил всеми моими делами, как я мог ему отказать? Я даже усмотрел в этом предложении существенные плюсы. Хороший букмекер – человек, который принимает ставки, – задает тон всей игре, можно сказать, один игорный зал отличается от другого в первую очередь качеством работы букмекера. Именно от букмекера зависит, как пойдет игра, – бодро, при высоких ставках или вяло и тоскливо. У меня в игорном заведении, тогда еще весьма скромном, ставки принимал Камэдзо, но даже при всем моем дружеском расположении я не смог бы назвать его хорошим букмекером. Так что я взвесил все преимущества и согласился.

Но с той минуты, как я впервые увидел Киёмасу, во мне поселилась тревога, предчувствие большой беды. Очень скоро мои опасения оправдались, мне пришлось убить этого человека…

В этой истории есть над чем задуматься!

Хотя, с другой стороны, подгонять свершившиеся факты под философские принципы – неблагодарное занятие. Так что вернемся к фактам: с появлением Киёмасы отношения между якудза в моем игорном заведении стали портиться день ото дня. Чужак постоянно претендовал на какой-то особый статус, более высокий, чем мой. Но сильнее всего меня раздражало, что он выказывает свои притязания в присутствии младших по рангу членов клана. Он явно рассчитывал свести дело к тому, что я потеряю контроль над всем игорным заведением. Однако намного больше потери игорного зала я боялся потерять лицо перед собственным боссом.

Я понимал, надо предпринять радикальные меры, но ничего не приходило на ум. Конечно, я не собирался убивать его из-за игры, но всерьез обдумывал способы вышвырнуть этого приблуду из своего игорного заведения. Правда, за него просил побратим Мурамацу, поэтому выставить его оказалось не так-то просто. Я решил переждать некоторое время, питая надежду, что подходящий случай избавиться от заносчивого чужака представится сам собой.

Месяца через два случай действительно представился, а зерна нашей взаимной неприязни, посеянные еще во время первой встречи, проросли и дали пышные всходы. Наверное, вы слышали поговорку: “Кто ненавидит одного священника, тот любую рясу ненавидит!” – и это правда. Я успел проникнуться ненавистью ко всему, что делает Киёмаса, вплоть до самых мельчайших деталей, и уверен, что он питал ко мне точно такие же чувства.

Но если судить объективно, то Киёмаса обладал приятной внешностью. Он был высок, пропорционально сложен, с правильными чертами лица – прямой нос, четко очерченные брови, а жесты его были быстрыми, живыми и точными. И в то же время, было в нем нечто отталкивающее…

Когда мы встретились впервые, он вежливо обратился ко мне:

– Надеюсь, вы будете удовлетворены моей службой… – и даже склонил голову, как подобает младшему члену клана перед старшим по рангу. Но стоило ему поднять лицо, он непроизвольно сморгнул, и в глазах мелькнуло нехорошее выражение, будто он хотел сказать: “Думаешь, я брошусь выполнять приказы какого-то сопляка вроде тебя?”

Мне тогда было неполных двадцать пять лет, а Киёмаса был значительно старше – лет на семь, а может и на все девять. Он очень гордился этой разницей в возрасте и считал ее своим серьезным преимуществом. Но хочу подчеркнуть еще раз: наш бизнес – особый бизнес, и возраст в нем редко принимают в расчет. Некоторые парни так и прозябают в клане на заштатных ролях до самой глубокой старости, а другие уже в юные годы становятся опорой всей иерархии сообщества. Так что возраст сам по себе не играет никакой роли.

Но не поймите превратно, я не хочу сказать, что Киёмаса был жалким, непригодным к делу ничтожеством. Это было бы неправдой, поскольку у него имелись очевидные таланты, и именно они запутывали ситуацию и превращали ее в полную нелепицу. Скажу прямо, у него имелись завидные способности к организации азартных игр, но этот дар проявлялся ровно настолько, насколько ему позволял проявиться скверный характер самого Киёмасу.

Мне стоило один раз доверить ему прием ставок и контроль над игрой, чтобы убедиться – лучшего букмекера трудно пожелать. Игра была отличной, страсти разгорались как лесной пожар! У него был глубокий грудной голос, и приглашение делать ставки звучало в его устах особенно проникновенно, так что игроки внимали как зачарованные и повышали раз за разом, пока ставки не взлетели до рекордных отметок! Он прямо-таки завораживал игроков, они проникались доверием, им казалось, что исход игры очевиден, словно кости просвечивают сквозь стенки стаканчика…

Киёмаса сразу завоевал популярность в нашем игорном зале и даже стал верховодить над младшими по рангу ребятами. Надо отдать должное, он руководил ими вполне достойно, и все шло хорошо. Но только до тех пор, пока не вылезли наружу темные стороны его души.

В роли букмекера он был великолепен и имел полное право гордиться собой, однако делал он это слишком уж откровенно. Нет, он никогда не хвастал в открытую и вообще мало говорил о себе, но выражение лица целиком выдавало его истинные чувства. Он смотрел на остальных людей с глубоким презрением. Выражение превосходства то и дело появлялось на его лице и застывало как маска. Такова была его природа, и совладать с ней он был не в силах. А хуже всего было то, что его неизменная пренебрежительная гримаса оскорбляла чувства клиентов. Он вроде старательно развлекал гостей, но время от времени по его губам проскальзывала этакая мерзкая, брезгливая ухмылка. Для профессионального игрока давать волю собственным чувствам не просто недопустимая вольность, это фатальная ошибка!

Сейчас я расскажу, как мы едва не повздорили в первый раз. Дело было вечером, и гостей собралось меньше обычного, и тут он говорит мне:

– Похоже, сегодня не предвидится ничего примечательного, так почему бы нам самим не сыграть партию в тийпа?

– Хорошая идея, – откликнулся я. – Но не сейчас, сегодня здесь слишком мало подходящих людей для нормальной игры. Давай отложим до следующего раза?

– И когда он наступит – твой “следующий раз”? – глумливо уточнил он.

Тон вопроса мне не понравился, но я ничем не выдал своих чувств. Сказал, мол, не переживай, скоро обязательно сыграем, я слов на ветер не бросаю. В тот раз этим и закончилось, до настоящей свары дело не дошло. Но меня еще долго терзала мысль, что это крайне неосмотрительно с его стороны, предлагать такие вещи в открытую, при наших уважаемых гостях. Он откровенно прощупывал меня – у якудза так заведено: если вам что-то предлагают в присутствии незаинтересованных очевидцев, вы просто-таки обязаны согласиться и проделать это.

Сейчас я объясню, что имелось в виду, и вы сами все поймете.

В те времена еще бытовали многие старинные обычаи. Например, если вечером в заведении собиралось мало гостей, профессиональные игроки устраивали игру между собой. Одной из самых почтенных игр для профессионалов считалась тийпа. Когда в игру вступали профессионалы, гостей просили отказаться от участия и удовольствоваться ролью зрителей. Периодически якудза затевали настоящую, большую игру, и, если это была тийпа, то участвовали в ней исключительно отборные профессиональные игроки.

К сожалению, старые традиции забываются…

Боюсь, что мало кто из нынешних якудза знает, как правильно играть в тийпа, поэтому я объясню все подробно.

В обычной игре используют две одинаковые кости, и участники игры могут делать ставки на сумму выпавших очков или на чет-нечет. Но когда играют в тийпа, используют четыре кости. Все эти кости разного размера, и очки на их грани нанесены разными цветами. Самую большую кость называли дайто. Ту, что немного поменьше, с метками желтого цвета, – нисюку. Третья по величине, размеченная красным, называлась акаппа. А самая малюсенькая из четырех носила имя тибири.

Итак, все кости различались по размеру и цвету, поэтому игроки могли делать ставки не только на числа, чет-нечет, но и на определенные цвета и цветовые сочетания чисел в самых разнообразных комбинациях.

Изначально в такой игре могли участвовать исключительно профессионалы, поэтому не было нужды заботиться об “особой атмосфере”, и букмекеру не приходилось многообещающе повторять: “Делайте ставки! Ставки растут, повышайте! Уравнивайте!” Напротив, профессионалы предпочитали играть в полной тишине. У профессионалов особый взгляд на игру – если они собираются помериться силами, в игровом зале слышно всего два звука – звон или шорох денег, которые выкладывают на стол, и тревожный шелест шелковых кимоно.

В определенный момент букмекер объявляет:

– Господа, ставок больше нет!

И все игроки мгновенно убирают руки от поставленных денег. Потом воцаряется полная тишина и букмекер провозглашает:

– Играем! – Его голос звучит тихо, но уверенно. По этому сигналу деньги начинают свое великое путешествие из одних карманов в другие…

Вот в какую игру хотел сыграть со мной Киёмаса. Но любому из наших парней было очевидно, что в моем небольшом зале устроить достойную игру в тийпа совершенно невозможно. Серьезные игроки никогда не начинают большую игру, пока не соберется подходящий контингент. Чтобы устроить настоящую игру в тийпа, надо, чтобы игорное заведение регулярно посещали солидные боссы и именитые игроки.

Через некоторое время Камэдзо напомнил мне об этом случае:

– Слушай, Эйдзи, – сказал он. – Неужели ты позволишь этому ублюдку продолжать в том же духе? Он же откровенно глумится над нами…

– Не бери в голову, – поспешил я осадить приятеля. – Он просто ляпнул не подумав, первое, что в голову взбрело… Хотя я уже прикидывал, может, и вправду пора устроить большую игру?

Мои слова звучали умиротворяюще, но в душе у меня не было ни мира, ни покоя. Издевательское предложение глубоко застряло в тайниках моей памяти!

Так все и тянулось еще какое-то время. Я собирался серьезно поговорить с Мурамацу и попросить избавить меня от ответственности за строптивого чужака, но тут произошли события, вылившиеся в серьезные неприятности и имевшие весьма плачевный итог. Однажды поздним вечером Киёмаса изрядно перебрал с выпивкой и ради развлечения помочился на вывеску соседнего борделя. На дворе уже стояла глубокая ночь, бордель успели закрыть, и я полагаю, Киёмаса рассчитывал, что никто его не увидит. Но девушка-прислуга из овощной лавочки напротив – заметила, как он обрабатывал своей струей вывеску.

Конечно, это настоящее непотребство, но, случись такое один-единственный раз, никто бы не стал поднимать шум. А тут выяснилось, что Киёмаса давно завел себе такую привычку – напиваться и “помечать” вывески близлежащих веселых домов. Молва о его пьяных подвигах ширилась по округе, и в конце концов девушка из овощной лавки решилась поговорить с “младшим братом” из моей группы – молодым якудзой по прозвищу Малыш Мицу – и пожаловалась на эти пьяные выходки.

– Послушайте, – сказала она. – Ваш парень взялся вытворять такое, что даже воспитанный пес постыдится делать. Каждый вечер напивается, ходит и пускает струю на вывески здешних борделей. Разве ж это дело? Если ваш босс его не вышвырнет, этот тип испортит репутацию всему вашему клану!

Можете себе вообразить, как Малыш Мицу был шокирован такой новостью! Первым делом он попросил девушку одолжить ему ведерко, помчался к каналу, набрал немного воды и отмыл вывеску дочиста. Потом прошел по окрестным увеселительным заведениям и извинился перед хозяевами за недостойное поведение члена нашего клана. И только потом прибежал ко мне и рассказал, какая неприятность приключилась.

– Ясно, – только и смог выдавить я. А потом добавил: – Я уже давно собираюсь поговорить с Мурамацу про его ставленника. Так что погоди немного – посмотрим, что я смогу сделать…

Но Мицу чувствовал себя глубоко задетым. Оказалось, когда речь зашла о чести клана, успокоить ребят не так-то просто. Мицу вышел от меня, разыскал бесстыдника Киёмасу и принялся отчитывать: