Текст книги "Исповедь якудзы"

Автор книги: Дзюнъити Сага

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Дзюнъити Сага
Исповедь якудзы

ЧАСТЬ I

Вступление

Мы познакомились несколько лет назад, обычным зимним днем.

В те годы я вел прием пациентов в клинике Цутиура – есть такой небольшой городок, куда легко добраться из Токио на электричке – поездка займет не больше часа. Этот пожилой человек пришел ко мне на прием обычным путем, как приходят сотни рядовых больных.

Но его лицо врезалось мне в память сразу и надолго.

Одно из тех лиц, что притягивают взгляды даже в толпе. Стоит увидать такое лицо хотя бы мельком – больше его не забудешь. Широкое, волевое, высокий лоб словно рассечен глубокими и прямыми морщинами, массивные губы темного, почти лилового цвета, а глаза скрыты складками тяжелых, желтоватых век. Лицо завораживало и запоминалось сразу же.

Я начал стандартный осмотр – попросил его раздеться до пояса и обнаружил, что вся спина моего нового пациента сплошь покрыта цветной татуировкой!

Дракон чешуйчатыми кольцами обвивал роскошный цветок пиона на фоне стилизованных облаков, а в самом центре цветка, среди лепестков, возвышалась изящная женская фигурка. Девушка на рисунке скромно опустила веки, молитвенно сложила руки у груди, и только полуоткрытые губы продолжали лукаво улыбаться. За долгие годы краски на татуировке утратили яркость, вылиняли, словно старый шелковый свиток, но картина все еще оставалась загадочной и манящей.

Мне очень хотелось сфотографировать эту редкую татуировку. Но я видел ее обладателя первый раз в жизни, вдобавок от него исходила такая внутренняя уверенность, такая скрытая сила, что у меня попросту не хватило мужества высказать подобную просьбу. Я молча продолжил осмотр, перешел к пальпации живота – и сразу выяснил, что печень у больного сильно увеличена. В таких случаях жидкость имеет тенденцию скапливаться в брюшной полости, а это чревато различными осложнениями. Поэтому, пока мой почтенный пациент поднимался со смотровой кушетки, я объяснил:

– Вам пора основательно подлечиться… – и предложил: – Давайте я выпишу вам направление в стационар, в отделение терапии…

Но он только улыбнулся уголками губ:

– Послушайте, доктор, мне сейчас семьдесят три года. Всю жизнь я делал только то, что хотел, можно сказать – пожил в свое удовольствие! Мне уже слишком поздно лечиться!

Он говорил низким, чуть хрипловатым голосом. Открывал рот, обнажая пожелтевшие зубы. Заглядывать к нему в глотку было все равно что нырять в небольшую мрачную пещеру – так там все почернело от никотина.

Мой почтенный пациент продолжал свой неторопливый рассказ:

– Да уж, скажу я вам, доктор, в юности я покуролесил на славу! Боюсь, теперь моему телу придется держать ответ за все, что я вытворял… По правде говоря, я много лет держал игорный бизнес, но теперь уступил его нашим ребятам помоложе, а сам решил осесть на покой в деревне… Знаете, кто мне посоветовал записаться к вам на прием? – Он сделал интригующую паузу. – Массажистка, хозяйка салона у дамбы – помните такую? Руки у этой девушки особенные, просто волшебные! Она пару раз размяла мои старые кости и присоветовала сходить к вам…

– Понятно…

– Я подумал – почему бы не попробовать? Хотя вряд ли меня можно исцелить…

– И какой же диагноз вам поставили в больнице?

– Мне незачем ходить по больницам – я прекрасно знаю, что со мной происходит, и не возлагаю особых надежд на лечение, сам понимаю, что все мои болячки из-за диабета. Только не подумайте, что я пришел клянчить наркотики, болеутоляющее или что-то в таком роде… Но может, если вы меня обследуете, то хотя бы ноги мне подлечите, уж очень сильно разболелись в последнее время…

Каким мужеством должен обладать человек, чтобы говорить о себе подобным образом! Профессия врача учит хорошо разбираться в людях. Каждый день через мой кабинет проходят десятки пациентов, самых разных людей – все со своими характерами и проблемами, но никогда еще я не встречал такого неординарного человека!

Признаюсь, в глубине души я был счастлив заручиться его доверием и узнать историю его жизни.

Поскольку мой новый пациент отказался от госпитализации, я стал помогать ему как мог – он приходил в больницу на осмотр и лечение дважды в неделю. По счастью, избыток жидкости в брюшной полости не принес осложнений, которых я опасался, печень и пищеварительная система очень скоро пошли на поправку.

Теперь только боли в ногах продолжали доставлять моему пациенту некоторый дискомфорт. И вот однажды, примерно через месяц, он попросил меня найти время и заглянуть к нему домой, чтобы провести осмотр прямо там.

– Боюсь, что мое нынешнее обиталище покажется вам жалкой лачугой, – говорил он со старомодной вежливостью и многообещающе улыбался. – Зато у меня всегда найдется для вас чашка чаю и жаровня с углями[1]1
  Жаровня с углями “сенакен” – традиционная медная жаровня с древесным углем на треножнике – использовалась для обогрева помещений, в дальнейшем была заменена закрытой жестяной печкой, а затем – электрическим обогревателем, но название сохранилось.(Здесь и далее прим. ред.)


[Закрыть] , чтобы согреть ноги! А может статься, доктор, вас уже изрядно утомила размеренная жизнь добропорядочного человека и вам доставит удовольствие история совсем другой судьбы…

Я принял предложение и уже на следующий вечер, поеживаясь под бесконечными, холодными струями осеннего дождя, отправился с визитом в дом своего загадочного пациента. Он уже ждал меня – для гостя, как велит обычай, была растоплена металлическая угольная печурка, а на низком столике в нарядной вазе высилась горка оранжевых мандаринов.

Время от времени в комнату проникали протяжные звуки струн сямисэна [2]2
  Сямисэн — традиционный струнный инструмент – разновидность мандолины.


[Закрыть], словно кто-то аккомпанировал барабанной дроби дождевых капель.

– Девчушка развлекается, как может, – скупо объяснил хозяин.

О том, что девушка его дочь и сколько ей лет, он предпочел умолчать.

В первый вечер я слушал его больше трех часов. Он был достаточно бодр и мог говорить минут тридцать, или около того, без передышки, а потом, заметно устав, брал небольшую паузу. Мы заполняли вынужденную передышку чашкой чая. Почтенный старик с церемонной вежливостью угощал меня мандарином, я послушно принимал дар, и только после этого он чистил еще один плод – уже для себя. Неспешно – долька за долькой – отправлял сочный фрукт в рот, а потом, откашлявшись, продолжал говорить низким хрипловатым голосом.

День за днем он рассказывал мне историю своей необыкновенной жизни.

В следующий же свой визит я прихватил с собой магнитофон, а потом стал наведываться к нему в гости с завидной регулярностью – каждые три дня. За разговорами вечера пролетали быстро. Скоро осень покорно уступила место зиме, а потом колкий ледяной ветер утих и позволил прозрачной весенней зелени расцветить пейзаж за окном…

Прошло много лет с тех пор, как мы с почтенным старцем сиживали в гостиной и чинно беседовали, потому я решился записать и вынести на суд читателей историю его жизни, которую услышал тогда. Но стоило мне начать разбирать пленки и делать записи, сразу же возникло множество вопросов – я часто укорял себя, что не задал их сразу.

Ведь теперь ответить на них уже некому – слишком поздно.

Он ушел от нас навсегда…

Но я и сейчас слышу, как он начинает говорить ровным, спокойным голосом с приятной хрипотцой. Говорит медленно, тщательно подбирая слова – чтобы я смог попять и запомнить все, о чем пойдет речь.

Итак, слушайте – он начинает рассказ…

1. Оёси – чужая любовница

Я стал взрослым в пятнадцать лет.

Едва мне сравнялось пятнадцать, моя привычная жизнь в одночасье переменилась.

До этого все было хорошо. Я родился и рос в состоятельном семействе – мой отец был хозяином огромного универсального магазина, самого крупного в районе Утсономия. В старые времена такие универсальные магазины пользовались популярностью, поскольку торговали разнообразным товаром – от соли и сахара до ниток и постельного белья. Любой крестьянин мог приехать в универсальный магазин вроде нашего и купить сразу все, что душа пожелает, – от обычного домашнего скарба до нарядных подарков, которые принято подносить влиятельным людям по праздникам.

В магазине у отца работало человек пятнадцать, никак не меньше!

Молоденькие продавцы так и сновали между тюков и полок с товарами, а приказчики постарше располагались в конторе – щелкали костяшками на счетах да выписывали счета. Помнится, в отцовском магазине было заведено приглашать самых лучших покупателей отобедать в специальной гостевой комнате. С самого утра кухонная прислуга хлопотала около чана с рисом – готовила для гостей щедрое угощение. Столько лет уже прошло! – пролетело, словно один миг, даже не верится – так ясно я все помню…

В общем, деньги у отца водились, и наше семейство могло себе позволить жить со вкусом, даже с некоторым шиком. Например, мой старик первым начал торговать наручными часами. Тогда часы в провинции еще были диковинкой, и отец выписывал целые партии часов из самого Токио, а потом выставлял в специальной стеклянной витрине – у него в магазине был целый отдел часов!

Жизнь в прежние годы изрядно отличалась от нынешней – была и бедней, и проще, так что большинству людей о собственных наручных часах приходилось только мечтать – тем более о таких роскошных, какие продавались в магазине у моего старика! Он торговал настоящими швейцарскими часами с браслетами из чистого золота – они сверкали в витрине как драгоценности и стоили больших денег.

По главным праздникам – в Новый год или на Праздник поминовения усопших Бон [3]3
  Праздник поминовения усопших Бон отмечают в течение нескольких дней; в одних районах Японии – в середине июля, в других – в середине августа. Он пользуется огромной популярностью: японцы часто берут отпуска, чтобы посетить родные места и отдать дань усопшим.


[Закрыть] – отец награждал своих продавцов и приказчиков за хорошую работу и дарил им наручные часы. Это был особый ритуал – в зале ставили роскошный праздничный букет, сам отец усаживался на возвышении, как благородный князь, и оттуда любовался склоненными головами собственного персонала. Все работники по старой традиции опускались перед ним на колени и склонялись настолько низко, что касались лбом пола, лица у бедняг были красными от напряжения. Главный приказчик оглашал имя очередного примерного работника, и тогда названный человек, не поднимая головы, подползал на коленках поближе к отцу, и отец говорил что-то вроде:

– Молодец, ты трудился достойно! – вынимал часы и лично надевал их награжденному работнику на руку.

У меня слов не хватит описать, какой эффект это производило – молоденьких ребят буквально распирало от гордости. Сейчас-то я догадываюсь – мой старик устраивал все это действо только затем, чтобы наслаждаться именно таким эффектом. Ему просто нравилось смотреть, как у людей меняются лица, как счастливая дрожь охватывает их тело – от макушки до самых пяток. Вот какой он был человек – мой отец…

Собственных родителей отец поселил в просторном загородном особняке с большим садом. Я как раз перешел в школу средней ступени, когда в дальней части участка закончили строить еще один дом. Это был гостевой дом – для сдачи внаем.

Надо заметить, что, хотя дом предназначался арендаторам, он не был той хлипкой постройкой, какие обычно сдают жильцам. Дом был возведен со всей основательностью – двухэтажная громадина с отдельным входом, а в гостиной даже сделали специальную нишу для цветочных композиций. Мы тоже занимали особняк в два этажа, но новый дом в саду был куда солиднее нашего.

По тем временам многоэтажные постройки встречались довольно редко, а частные дома в несколько этажей казались настоящей диковинкой. Обычно в многоэтажных сооружениях располагались всякие официальные организации, конторы, школы, словом, что-то в таком духе, поэтому двухэтажный жилой дом сразу оказывался в центре внимания.

Я как раз перешел в четвертый класс школы средней ступени, когда в нашем гостевом доме поселилась одинокая молодая женщина – любовница главного судьи Утсономии – изумительно красивая девушка чуть старше двадцати лет.

Необычайная красавица – можете мне поверить, в таких делах память меня никогда не подводит! Впервые я увидел лицо девушки в окне гостевого дома и навсегда запомнил ее такой, как в тот погожий осенний день.

Я еще не знал, кто она, просто возвращался из школы, прошел через калитку на заднем дворе и замер, завороженный этим зрелищем, – девушка смотрела вниз из открытого окна второго этажа. Левой рукой она легко облокачивалась об оконную раму, другой грациозно касалась виска. Волосы над ее лбом были уложены в традиционную прическу – высоким валиком, густые тяжелые пряди поблескивали на солнце. Обрамленная оконной рамой, девушка казалась прекрасной и хрупкой, как изображение на старинной гравюре. Я укрылся за деревом и тайком любовался ею. Это продолжалось довольно долго, я смотрел и недоумевал – что такая красавица делает в нашем доме?

Потом появился отец, он прошел через главный вход, вежливо пропустив вперед дородного мужчину в дорогом и респектабельном костюме. Отец показывал гостю дом, сад и все вокруг – он то болтал без умолку, то кланялся без передышки. Мой старик всегда знал себе цену, он был не из тех людей, что станут лишний раз лебезить и гнуть спину в поклонах, и мне оставалось только удивляться – с чего вдруг мой папаша так засуетился? Скоро к отцу и его солидному спутнику присоединилась девушка и стала что-то шептать представительному мужчине на ухо, а он только качал головой и ворчал в ответ. Мне это очень не понравилось, я сразу же проникся неприязнью к толстому дядьке.

Дородным мужчиной оказался сам главный судья – он заглянул к нам, лично осмотрел жилище, которое собирался арендовать для своей молоденькой содержанки, одобрил двухэтажное строение в саду, и всего через десять дней девушка окончательно переехала в наш гостевой дом.

Судья посещал любовницу исключительно по воскресеньям и только днем. Не было случая, чтобы он приехал среди недели или в субботу. Его всегда привозил рикша. У дома судья неторопливо выбирался из коляски – надо признать, этот располневший мужчина, изрядно за сорок, умел выглядеть импозантным, особенно когда был одет в официальное кимоно и гэта – традиционные деревянные сандалии на высокой подошве [4]4
  Гэта — вид национальной обуви. Деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног. Придерживаются на ногах ремешками, проходящими между большим и вторым пальцами.


[Закрыть]. Он стоял и ждал, пока девушка сама расплатится и отпустит рикшу. Потом они удалялись в дом и оставались там до вечера.

В сумерках рикша возвращался за судьей, поднимал над коляской складной бумажный полог, почтенный пассажир устраивался среди подушек, и они отправлялись в обратный путь, а девушка, выходившая проводить гостя, долго смотрела вслед, стоя у двери.

Один раз в месяц мне представлялся повод заглянуть к нашей постоялице – я получал от нее плату за аренду дома.

Дело в том, что отец вынужден был отказаться от жизни в уютном и живописном пригороде – слишком занятый торговлей, он не мог покинуть небольшую квартиру над своим магазином, где вместе с ним оставались моя мама и младшая сестренка. А мне пришлось перебраться к бабушке и дедушке, и в мои обязанности входило ежемесячно наведываться к девушке за оплатой.

Она вручала мне деньги и вежливо говорила:

– Вот – возьмите, большое спасибо! – и больше не добавляла ни слова.

Так продолжалось до зимы. Но однажды вечером, когда я заглянул к ней за очередной арендной платой и привычно топтался у двери, она крикнула из глубины дома:

– Проходи сюда, Эйдзи!

Я ничего не ответил, а поскольку дверь была открыта, направился прямиком в комнату, раздвинул обтянутые бумагой двери-ширму и увидел девушку.

Она сидела у жаровни и держала в руках палочки для еды.

– Я только что приготовила рисовые пирожки – хочешь попробовать? Эйдзи – ну что ты там застрял? Подходи ближе, садись грейся… Давай же, скорее! Устраивайся… Скажи мне… Скажи, сколько тебе лет?

– Зачем?

– Неважно, просто скажи, и все…

Она слегка улыбнулась и заглянула мне в лицо, потом тоненькими, изящными пальчиками отломила кусочек от надкушенного пирожка и нежно потребовала:

– Открывай-ка ротик!

Помню, как моя голова закружилась и на миг весь остальной мир растаял – утратил четкие границы и очертания. Я видел только одно – как ее белоснежные пальчики приближаются к моему лицу, и едва дышал! За эти краткие секунды моя жизнь изменилась – перевернулась и понеслась кувырком… Я совершенно потерял голову – сами можете догадаться, что случилось дальше

Девушка чувствовала себя одинокой, а мне исполнилось всего-то пятнадцать лет, – я забыл обо всем кроме нее, остальная жизнь просто перестала существовать – чувства поглотили меня целиком!

До этого я учился вполне прилично – был одним из лучших в классе, а теперь забросил учебу, нахватал плохих оценок и угодил в список отстающих по успеваемости.

Но тогда я мало беспокоился о школьных отметках. Меня волновало совсем другое – стоило мне остаться наедине с любимой, как меня охватывало странное чувство. Мне казалось, я балансирую на лезвии бритвы – ужас сковывал мое сердце, и оно замирало от одной мысли, что в любую минуту нас может застать судья! Я был таким наивным – думал, если он застанет нас вместе, то сразу вызовет полицию, меня отправят в тюрьму, а потом будут судить и обязательно приговорят к смертной казни!

Но девушка только насмехалась над моими страхами:

– Если ты так сильно боишься, может, тебе лучше уйти? – с издевкой предлагала она и глумливо добавляла: – Уходи отсюда сейчас же! Убирайся вон! Только знай – если ты уйдешь, больше я тебя близко не подпущу – ни сегодня, ни завтра, никогда больше!

И с каждым словом узелок на незримой веревочке, что привязывала меня к ней, затягивался все туже, я вздыхал и продолжал семенить рядом как покорная собачонка.

Но и у нее были свои слабые места – целых два! Больше всего девушка переживала из-за супруги судьи и огромного дома, в котором проживало почтенное семейство ее любовника.

Каждый день я проходил мимо дома судьи по дороге в школу.

Особняк был устроен наподобие старинного замка – со всех сторон его опоясывал ров с водой, шириной не меньше двух-трех метров, а вдоль противоположной от улицы стороны рва дополнительно обнесен стеной и живой изгородью из колючих кустарников, посторонним и думать было нечего туда пробраться!

По обе стороны от главного входа, словно колонны, высились две огромные сосны, а крыльцо было вырублено из цельного куска древесины. У дверей всегда дежурил рикша, прислонив к стене свою коляску.

В поместье судьи даже теннисный корт имелся – он располагался с западной стороны. Вы только попытайтесь представить – в десятые годы, в самом начале двадцатого века! Хотя, сколько живу, ни разу не встретил в провинциальных городишках вроде моего родного Утсономия никого, кто бы умел играть в теннис.

Судья в те годы был большой человек! В негласной социальной иерархии он занимал ту же ступень, что и губернатор всей префектуры, поэтому наш судья обосновался в резиденции, достойной подчеркивать его высокий статус.

Но больше, чем особняк и поместье, девушку беспокоила обитавшая там законная супруга судьи. Ревность заставляла ее каждый вечер засыпать меня десятками вопросов о том, что я видел по дороге из школы!

Помню невинный случай, который произошел однажды летом.

Уже вечерело, но ветер все еще обдавал жаром, девушка отдыхала в гостиной после ванны – лежала, раскинувшись на татами, совершенно нагая. Я тоже принял ванну и вышел к ней, весь в клубах пара, прикрывшись только набедренной повязкой. Вдруг она, безо всякой причины, со всей силы швырнула веер на пол и закричала:

– Мерзкая сучка! Знаешь, как она с ним обращается? Вот так, – девушка демонстративно насупилась и подтянула бровки к переносице пальцами, так что между ними образовалась сердитая складка.

Я полюбопытствовал – кого она имеет в виду?

– Конечно, жену судьи! – раздосадованно ответила девушка, подхватила веер и принялась быстро и нервно обмахиваться. А потом с сердцем добавила: – Хочу, чтобы эта тварь заболела и подохла!

– Ты ее хоть раз видела? – заинтересовался я.

– О да! Правда, всего один раз… – погрустнела девушка. – Один раз, когда мы еще жили в Токио. Он повел меня на представление в театр Кабуки и устроил так, чтобы его жена с дочерью занимали места рядом с нами! Его дочка почти одного со мной возраста…

– Забавно, что он это все устроил, – хмыкнул я.

– Забавно? Нисколько! Я считаю, он поступил отвратительно!

Она могла сколько угодно мечтать о смерти жены судьи, но все ее надежды оставались призрачными. Даже если бы нынешняя супруга судьи действительно внезапно скончалась, не было никакой гарантии, что судья привел бы свою содержанку в семью как законную жену. И эта неопределенность страшно нервировала девушку. Конечно, судья снял для нее чудесный дом, оплачивал ее капризы и прихоти, но всего этого становилось слишком мало, чтобы удовлетворить растущие амбиции юной красавицы.

Не могу объяснить почему, но такое положение дел меня просто бесило!

В общем, однажды вечером, ближе к концу лета, я сидел в гостевом доме и пытался понять – что же мне делать дальше, но мой затуманенный чувствами разум отказывался находить решение! За окном протяжно позвякивала “музыка ветра” – колокольчики, подвешенные на длинных веревочках, которые колышутся и звенят при каждом дуновении летнего бриза. Я смотрел, как они качаются, и все острее ощущал, что больше не могу выносить эту муку! Я поднялся, дернул колокольчик так, что веревочка с треском разорвалась, и со всей силы швырнул его в сад. Он упал где-то далеко – печально звякнув о камни мощеной дорожки. Девушка испуганно вскрикнула:

– Что такое с тобой творится? Я иногда начинаю тебя бояться…

– Какое тебе дело, что со мной?

– Перестань сейчас же!

– Я тебя спросил – отвечай! Тебе правда не все равно, что со мной?

– Ты такой дурень…

Она крепко схватила меня за подбородок, повернула к себе и посмотрела прямо в глаза – вдруг широко улыбнулась и повторила горячим шепотом:

– Дурень… Ты такой же дурень, как и все остальные… мужчины…

Так я и жил. Долго, много месяцев, теперь уже не сосчитать точно, сколько.

А потом девушка уехала в Токио – собрала вещи и съехала совершенно внезапно. Оказывается, судью перевели на более значительный пост, и его наперсница последовала за ним. Мы попрощались, девушка обещала обязательно написать мне, как только устроится на новом месте. Так что я надеялся вскоре уехать в Токио и продолжать встречаться с нею там. Я мечтал и ждал. Ждал терпеливо и долго – целых три месяца, пока вожделенное письмо, наконец, не пришло – только обратного адреса на конверте не оказалось…

А еще через шесть месяцев я решил все же отправиться в Токио, с единственной целью – во что бы то ни стало разыскать девушку. Мне казалось, стоит оказаться в Токио, проболтаться там денек-другой, прохаживаясь по улицам, и я обязательно столкнусь с нею! Когда я сказал отцу, что хочу уехать и подыскать себе работу в Токио, мой старик согласился с поразительной легкостью – наверное, идея пришлась ему по душе. Думаю, он надеялся, что его непутевый сын возьмется за ум, если уедет из дома и начнет сам о себе заботиться. Не забывайте – тогда я оканчивал четвертый класс школы второй ступени, но уже было ясно, что экзаменов мне не сдать. В те времена студентов, которые не смогли одолеть экзаменов, запросто выгоняли из школы. Исключение было обычным делом! И отец вполне справедливо полагал, что отъезд в чужие края в поисках лучшей доли послужит мне хорошим уроком. У отца не возникло даже малейших подозрений о моих подлинных мотивах. Я запомнил отцовское напутствие слово в слово.

Вот что он сказал мне на прощание:

– Раз ты сам так решил – поезжай, только не вздумай потом вернуться домой хныкать и жаловаться!

Молодую женщину, которая жила у нас в арендованном доме, звали Оёси. Сейчас мне это кажется забавным, но я так и не узнал ее фамилии…