Текст книги "Во имя Ишмаэля"

Автор книги: Джузеппе Дженна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Инспектор Гвидо Лопес
МИЛАН
27 МАРТА 2001 ГОДА 16:20

«Это как с фотографиями мертвецов», – сказал он себе, когда смотрел туда.

Это вышло непроизвольно, как будто тайком взглянул на половые органы мертвецов.

Карло Лукарелли. «День за днем»

Киссинджер молчал. Буш-старший разговаривал с Горбачевым. Конференция: шесть старых кошелок, обсуждающих старые добрые времена. Ливан. Международный кризис. Оттепель. Берлин. Прочую чушь. Или же нет. Они говорили о другом, но Лопесу не удавалось ухватить суть. Они говорили о новом равновесии. Представители итальянских финансовых и политических кругов в партере обсуждали новые порядки, которым следует подчиняться.

В ложах – расслаблены. В партере – внимательны. Вокруг – сумасшедшая лихорадка. В зале – американцы, спецслужбы. И Лопес. Агенты в штатском снуют туда-сюда. По бокам лож стоят телохранители Больших Шишек.

Лопес переводил взгляд с места на место: ложи, партер, агенты. Ни на минуту не оставался в неподвижности. Продолжал входить и выходить. Коридоры с четырех сторон. Все спокойно. Перед туалетами. Пара американских агентов. Один молодой, другой постарше, оба – гиганты. Они разговаривали между собой. Американцев было легко узнать: даже в помещении они носили темные очки. Лопес знал, что это за очки: спектроскопическое видение, инфракрасные лучи – чтобы замечать все. Двое агентов у туалета проводили его взглядом, когда он быстрым шагом вернулся через главную дверь зала.

Внутри – Джордж Буш-старший говорит о своем сыне. Обмен остроумными репликами с Горбачевым, смех Горби и людей из партера, – все они приклеились к интерфону, чтобы слушать синхронный перевод, кроме сидящих в первом ряду.

Перес де Куэльяр поглощен болями в прямой кишке.

Карлссон – манекен из «Леттерман-шоу». [24]24
  Одно из американских телевизионных шоу.


[Закрыть]

Солана – единственный серьезный.

Киссинджер – самый внимательный, самый скучающий.

Какой-то старик в партере чихнул. Все взгляды обернулись к нему. Ложная тревога. Американцы улыбались. Люди из итальянских спецслужб были более спокойны.

Вдоль стен, по бокам от лож – телохранители. Серые костюмы металлического оттенка, черные очки с инфракрасным видением. Человек двадцать.

Лопес снова собирался выйти в коридор, когда вдруг его охватило странноечувство. Он вернулся туда, откуда мог рассмотреть телохранителей с левой стороны от лож. Десяток людей, молчаливых, со скрещенными руками, с рациями. Один из них. Высокий. Лицо напоминало ему кого-то. Однако он не мог их знать. Ни один из них не был итальянцем. Телохранители Горби были американцами, так же как и телохранители Киссинджера, Буша и Переса. Карлссон привез своих из Швеции. Для Соланы – агенты НАТО.

Мужчина, третий слева. Глядит в противоположную стену. Не получается пересечься с ним взглядом, спрятанным за инфракрасными очками. Широкая челюсть. Тело ритмично двигалось от дыхания. Возможно, смутное сходство с кем-то. Возможно, с Вунцамом. Но Вунцам был блондин, а этот тип – черноволосый. Странное ощущение. Очевидно, ложное подозрение.

Он вышел в коридор.

У его агентов – никаких проблем. Поговорил с Сантовито, поговорил с Калимани. Все спокойно. Двое американцев перед туалетом. Молодой улыбался. Тот, что постарше, – тоже. Ему за пятьдесят. Что делает такой человек на охране туалета? Он решил окрестить их «Блюз Бразерс». Джанни и Пинотто из уборной.

Снова в конференц-зал, снова внутрь.

Ему не удавалось оторвать взгляд от фигуры телохранителя Киссинджера. Американское лицо. Так и виделось, как он жует биг-мак. Непроницаемое лицо, спрятанное за темными очками. Лопес заметил на себе взгляд этого типа. Лед. Напряжение. Где он его видел раньше? Он подумывал выйти и попросить у Сантовито список имен охраны. Но, возможно, это только ошибочное впечатление. Всего лишь напряжение, которое играет дурные шутки.

И тогда в ложе встал Генри Киссинджер.

Возможно, ему надо было пописать. Телохранители приготовились. Лопес не отрывал взгляда от своеготелохранителя, который пристально смотрел прямо на него.

Генри Киссинджер начал спускаться по лесенке из ложи.

Тот телохранитель входил в охрану Киссинджера. Он двинулся следом, вместе с двумя коллегами. Они выйдут через боковую дверь ложи.

Это лицо. Эта походка…

Телохранитель Киссинджера обернулся. Глаза в глаза с Лопесом. Потом тот подошел к одному из своих коллег. Пара слов. Коллега обернулся.

Лопес, бледный, подошел ближе. Напряжение. Коллега остался стоять на месте, глядя на Лопеса. Киссинджер удалялся с другими двумя телохранителями. Лопес продвигался сбоку.

Киссинджер выходил через дверь, спиной к залу. Слева от него вдруг очутился один из трех людей из охраны, чтобы проверить коридор, – он обеспечивал свободную дорогу Киссинджеру. Человек, привлекший внимание Лопеса, на минуту задержался на пороге, прикрывая спину Киссинджера, – и обернулся, посмотрел на Лопеса. И тогда Лопес его узнал.

Это был человек из «мерседеса», тот, что убрал Ребекку. Тот, что был похож на Терцани. Он загримировался, но это был он. Это был человек Ишмаэля.

Быстро, молча. На двадцать секунд позже Киссинджера – наружу, в коридор. Он увидел Киссинджера со спины, по бокам от того шли телохранитель и человек Ишмаэля. Который повернулся и увидел его.

Между ним и Лопесом – третий телохранитель, тот, с которым до этого говорил человек Ишмаэля. Тот, что обернулся посмотреть на него.

Он остановился перед Лопесом. И задержал его.

Киссинджер поворачивал за угол – к туалету.

Это было одно мгновение. За спиной Лопеса – его агент. В глубине коридора – еще один агент. Лопес показал удостоверение телохранителю Киссинджера, который держал его рукой за грудки, не давал пройти. Лопес обернулся к своему человеку:

– Наручники на этого засранца! Уберите его от меня к чертям собачьим!

Тот послушался, подходил другой человек Лопеса.

Лопес:

– Уберите его от меня к чертям собачьим!

Другие агенты выходят из зала. Суматоха.Двое людей Лопеса набрасываются на телохранителя Киссинджера. Американцы в середине этой сумятицы. Люди из спецслужб.

Лопес вырвался.

Его агенты, американцы и человек из охраны Киссинджера смешались в кучу.

Лопес – бегом. За угол. К туалету.

Он столкнулся с одним из двух охранников в туалете, тем, что помоложе, который бежал к свалке, разворачивавшейся за спиной Лопеса.

Туалет.

Перед туалетом – никого.

Он толкнул дверь плечом, вошел. Комната. Приглушенный свет. Две широкие двери. Мужчины. Женщины.

Он бросился к мужскому туалету.

Вошел.

И увидел.

Американец
МИЛАН
27 МАРТА 2001 ГОДА
16:50

В здании Вашингтон Куортерли, центре, связанном с бывшими госсекретарями Киссинджером и Бжезинским, разговор проходил как в шпионском фильме – в туалете. Майкл Ледин спрятался в засаде, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

Франческо Пациенца. «Непослушный»

Итальянский полицейский его узнал.

В задницу!

Все шло хорошо. На Джуриати – все превосходно. Никаких проблем со звонком в управление, чтобы заявить о теле ребенка. Символ Ишмаэля был помещен в нужное место.

В час он присоединился к другим людям из охраны. Ишмаэль велик. Место в охране Киссинджера. Ишмаэль действительно велик. Между прочим, состав охраны неполон: в Париже они, должно быть, кого-то потеряли. Превосходно.

Киссинджер. Он не имел ничего общего с Киссинджером, которого всепомнили. Волосы, лежащие набриолиненными волнами, из шевелюры с проседью превратились в белые, почти голубые. Киссинджер постарел, потерял форму, он похож был на старого сыча.

Он будет мертв завтра. Американец сыграет эту партию в Милане или на вилле д'Эсте. Все окончится не так, как в Париже. У негополучится. Онуберет Киссинджера. Он выполнит желание Ишмаэля.

Ишмаэль велик.

В ISPES, где проходила первая встреча, у входа, в охранном кордоне, он заметил итальянского копа – того, которого видел на складе в Пьолтелло, того, который следил за Ребеккой в Гамбурге.

Вошли.

Никаких следов Старика. Возможно, его задержали в Брюсселе, возможно, у них получилось. У него расширились ноздри. Он хотел Старика. Раньше или позже он сумеет получить его. Но это неподходящий момент. Это момент Киссинджера.

Из рапорта: Киссинджер страдает простатитом. У него минимальная свобода передвижения. Следовательно, туалет. Он все просчитал. Он был готов. План был четким. Мысленно он много раз прокрутил его, в то время как Киссинджер и прочее дерьмо разговаривали с партером – сборище стариков и шлюх. Итальянское дерьмо.

Потом он увидел итальянского копа. Тот пристально смотрел на него. Он сделал вид, что ничего не происходит. Краски и инъекций в челюсть было достаточно: тот его не узнает. Он снова прикинул: в Пьолтелло он был одет в кожаную маску, коп мог узнать его взгляд, но здесь на нем были темные очки; в Гамбурге, под фонарем, тот, вероятно, мог запомнить его черты. Вряд ли. Потом он вспомнил. Тип с улицы Падуи, которого Старик принял за него самого. Двойник спас его от Старика. Двойник теперь сталкивал его с итальянским копом.

Черт.

Киссинджер зашевелился. Простата не выдержала. Удар в зад.Он подумал: теперь. Теперь или больше никогда. Он подумал, что не доберется до виллы д'Эсте. Итальянский коп двигался по направлению к нему.

Киссинджер спустился по лесенке. Он обернулся к самомуопытному коллеге. Сказал ему об итальянском копе, велел задержать его, сказал, что это неподходящий случай, чтоб докучать Киссинджеру. Тот тип кивнул.

Коллега помоложе – снаружи, проверяет коридор. Путь свободен.

Киссинджер вышел. Взгляд на итальянского копа. Приближается. Американец тоже вышел.

Заворачивая за угол, к туалету, он услышал весь этот шум и суету. Один итальянец покинул коридор, ведущий к туалету, чтобы пойти посмотреть, что за свалка. Перед туалетом – два агента американских спецслужб. Огромные. Возможно, они ему пригодятся. Из-за угла, оттуда, где он оставил своего коллегу, чтоб тот задержал итальянского копа, – еще большегвалта. Превосходно. Один из двух охранников у туалета сорвался с места, чтобы проверить, что происходит. Превосходно.

Киссинджер вошел. Коллега помоложе – следом за Киссинджером. Он – следом за этими двумя. Мужской туалет. Внутрь.

Киссинджер моментально оказался в последней кабинке, в глубине. Запер дверь. Молодой коллега встал перед дверью. План был четкий. Пятнадцать секунд, не больше. Выстрелить в лоб коллеге. Три выстрела в Киссинджера. Один выстрел в стену, чтобы имитировать перестрелку. Один выстрел в свое собственное бедро. Свой пистолет – в руку коллеге. Два выстрела в стену из пистолета коллеги. Он скажет, что коллега стрелял в Киссинджера, что он стрелял в коллегу и что, прежде чем того удалось уложить, коллега прострелил ему ногу. Превосходно.

Киссинджер начал писать.

Теперь.

В лоб, сухой выстрел. Коллега осел на пол.

Три секунды.

Четыре.

Американец был перед кабиной, в которой находился Киссинджер. Он протянул руку…

Пять секунд.

Дверь туалета открылась. Американец автоматически повернулся. Прицелился.

В него целились из пистолета.

Это был тот тип, что стоял снаружи туалета.

Сначала он его не узнал.

Сумасшествие. Это был другойчеловек.

Это был Старик.

Они начали медленно ходить по кругу. Целились друг в друга.

Они услышали, как хлопнула входная дверь, но не обернулись. Пистолеты, нацеленные друг на друга.

Открылась дверь мужского туалета. Краем глаза он увидел что это итальянский коп.

Ничего еще не кончено. Из этой ситуации можно выбраться.

Инспектор Гвидо Лопес
МИЛАН
27 МАРТА 2001 ГОДА
16:57

В туалете, где я нахожусь, две дырки в обеих стенах. Через дырку слева от меня просунуто дуло пистолета. Пистолет, вставленный в дырку, двигается вслепую, целится в мои ступни, в грудь, в голову, в дверь, в унитаз. Рядом с дулом пистолета на стене написано: «Пососи его».

Чак Паланик. «Уцелевший»

В туалете.

Он их увидел.

Они ходили по кругу, осторожно, целясь друг в друга из пистолета.

Человек Ишмаэля.

И Старик.

Лопес вытащил пистолет. Он не знал, в кого целиться. Кто из этих двоих ближе к Ишмаэлю? Старик – этоИшмаэль?

На полу – третий телохранитель Киссинджера.

Лопес проорал имя Киссинджера. Голос из последней кабинки – слабый. Он проорал ему, чтоб оставался на месте.

Он целился в человека Ишмаэля. Он целился в Старика.

Человек Ишмаэля был не тот, кого он видел с Ребеккой в Гамбурге. Возможно, он загримировался. Старик был не тот старик из Брюсселя. Этот наверняка загримировался. Он более чем загримировался. Он был моложе. Неузнаваем.

Они больше не ходили по кругу. Они держали друг друга под прицелом. Всего несколько секунд. Он бы не выдержал.

Старик сказал спокойным голосом:

– 27 октября 1962 года.

Тишина.

И тогда Лопес дважды выстрелил.

Он раздробил череп человеку Ребекки. И целился из пистолета в Старика.

Старик опустил дуло вниз. Сказал только:

– Лопес?

Лопес прорычал Киссинджеру, чтоб тот не двигался.

Старик:

– Лопес.

Лопес, целясь в лоб Старику:

– А ты что за хрен такой?

Старик вытянул руки, нагнулся, чтобы положить пистолет на кафельные плитки.

Лопес:

– Не двигайся, ты, хрен моржовый. Не двигайся.

Картинка: Карл М. в Брюсселе, Старик стреляет ему в затылок.

– Что ты за хрен такой? Что ты за хрен, а?

Старик, медленно:

– Спокойно, Лопес.

Голоса. Шум. Шли сюда. Входная дверь.

Лопес:

– Что ты за хрен такой?

Вот-вот войдут.

Старик улыбнулся.

Сказал только:

– Меня зовут Давид Монторси.

Инспектор Гвидо Лопес и
специальный агент Давид Монторси
МИЛАН
27 МАРТА 2001 ГОДА
17:02

Радиальная матрица в реальности была оперативным центром контршпионажа за границей и за членами иностранных правительств, чья политическая деятельность могла представлять угрозу для интересов Соединенных Штатов.

Дон де Лилло. «Бегущая собака»

 
Один глядит на другого, и тела своего обескровленного
На эфес меча опирает вес.
 

Торквато Тассо. «Освобожденный Иерусалим»

Кто-то упомянул реинкарнацию. Реинкарнация Шанти Деви соответствовала человеческим понятиям о времени, в то время как последний приведенный случай – история ребенка семи лет – был иным. Ребенку, о котором идет речь, было семь лет, и он помнил свои предыдущие рождения. Некоторые исследования, проведенные, дабы проверить то, что утверждал ребенок, показали, что его предыдущее тело умерло всего лишь десять месяцев назад. Возник вопрос, как мог ребенок существовать эти шесть лет и два месяца, которые предшествовали смерти последнего тела, в котором он жил, прежде чем стать этим ребенком. Возможно, душа занимала два тела в одно и то же время?

Рамана Махариши. «Речи»

Это был Давид Монторси. Он был инспектором отдела расследований 27 октября 1962 года. Он обнаружил первогоребенка на Джуриати. Его жену, беременную, убили на следующий день. Потом он исчез в никуда.

Давид Монторси.

Потом он появился снова. Он засек человека Ишмаэля. Он засек маршрут Ишмаэля – знал, что тот положит под плитой Джуриати второгоребенка. У Монторси не получилось помешать ему.

Давид Монторси.

Это был он.

В туалете – драматическая неразбериха. Американцы. Люди из спецслужб. Лопес опустил пистолет, агенты стояли кольцом вокруг него и Монторси, в них целились с десяток пистолетов с глушителем. На полу – телохранители Киссинджера. Один из двух трупов принадлежал человеку Ишмаэля. Сходство с трупом с улицы Падуи теперь было впечатляющим.

Телохранители проорали имя Киссинджера. Лопес и Монторси переглянулись. Киссинджер открыл дверь кабинки и появился на пороге – обессиленный, бледный, залитый мочой.

На мгновение Лопес не смог сдержать улыбки.

Всех увели. Киссинджера первым.

Потом Лопеса и Монторси.

Зал по координированию операций. Архив библиотеки. Включенные портативные компьютеры, голубоватый свет экранов. Оборудование. Центральная станция по координированию радиосвязи. Начальство. Люди из ЦРУ и из АНБ, казалось, хотели изорвать Монторси в клочья зубами. Сантовито, стоящий рядом с Лопесом, все время спрашивал его, все ли с ним в порядке и что произошло.

Монторси отпустили немедленно. Это был специальный агент европейских спецслужб, агентства, о котором Лопес ничего не знал. Он заговорил о человеке, покушавшемся на Киссинджера. Джон Колдер, известный также как Майкл Рутерфорд, Шон Диви, Артур Ломас, Эдвард Грин. И еще: Слобо Янкович, Йонас Нордхаль, Фердинандо Серпьери, Франсуа Седий, Хуан Артуро Родригес, Ганс Вольманн. Это было невероятно – Монторси сыпал именами, датами, временем и местом проведения операций, в которых участвовал человек Ишмаэля: Панама, Гондурас, Южная Африка, Испания, Бонн, Москва, Тель-Авив, Турин, Стамбул. Он – выходец из ЦРУ, короткое время работал на АНБ. Потом, по официальным рапортам, его следы терялись.

Монторси сделал все, что мог, чтоб переложить на человека Ишмаэля ответственность за неудавшееся покушение в Париже и в Милане тоже. Он не произнес имени Ишмаэля. Американцы не ответили. Он не говорил о Брюсселе. Никакого упоминания о ребенке. Никакого упоминания о собственномпрошлом. Он молчал по всем пунктам. Лопес понимал и не понимал. Игра была гораздобольше, чем он сам. Гораздобольше, чем он себе представлял. До тех пор, пока говорил Монторси, он ограничивался тем, что молчал.

Монторси молча глядел на Лопеса. Он собирался покинуть зал по координированию операций. Лопес хлопал глазами. Он понял. Будем играть в защите.

Он сидел на допросе более двух часов. Конференцию прервали. Больших Шишек отвезли в Черноббио. Американские и итальянские спецслужбы сыграли на опережение. Монторси высказал свое мнение: больше ничего не случится. Сантовито остался с Лопесом. Некоторые из руководителей спецподразделений остались с Лопесом. Все остальные отправились в Черноббио.

Лопеса поразила сцена в туалете ISPES. Ему велели обрисовать общую картину. Отчет АНБ об Ишмаэле. Смерть, казалось бы, случайная – смерть Терцани, на улице Падуи. Неудавшееся покушение в Париже. Расследование о Клемансо. Ритуалы Ишмаэля – неуловимый Ишмаэль. Садомазохистская PAV в Милане. Ребенок. Он говорил о давлении со стороны политических кругов. Сантовито позеленели обкакался. Лопес косвенно обвинил его в том, что он поддался давлению. Гамбург: подозрение о торговле детьми, посредником в которой выступала Ребекка. Операция Вунцама: провал. Смерть Ребекки. Человек, которого Лопес убил в туалете: это тот же, кто увез ребенка с PAV, тот же, что убрал Ребекку. С Вунцамом: слежка за Карлом М., чиновником Европарламента. Сантовито еще сильнеепозеленел. Рискованная операция Лопеса: в Брюссель, чтобы проверить, там ли оканчивается путь ребенка. Гипотеза Лопеса: ребенок связан с ритуалами Ишмаэля. В Брюсселе – смерть Карла М., которого убрал незнакомец, старик. Он посмотрел в глаза начальникам. Никто, по-видимому, не связал этого старика с Монторси. Монторси начертил сценарий развития событий, который разворачивался от Парижа до Милана. Лопес наметил более широкий, параллельный маршрут. Обе линии оканчивались в мужском туалете ISPES.

Всплыло на поверхность обнаружение ребенка. Сантовито и бровью не повел. Лопес не упомянул о телефонном звонке Монторси. Не упомянул и о событиях 1962 года: обнаружение ребенка на Джуриати, смерть жены Монторси. Черная работа Ишмаэля.

В туалете. В одном из телохранителей Киссинджера он узнал человека, который в Гамбурге убрал Ребекку, – он загримировался, черты лица были слегка изменены. Начальники переглянулись. Лопес сказал, что он пытался остановить Киссинджера, хотел проверить этого человека из охраны, но тому удалось его задержать. Лопес сумел вырваться из рук третьего человека из охраны Киссинджера. Бросился к туалету. Когда он вошел, агент Монторси и человек Ишмаэля целились друг в друга из пистолетов с глушителем. Лопес еще раз солгал. Он ничего не сказал о реплике Монторси. Он сказал, что нельзя было поступить иначе, не подвергая Киссинджера опасности.

Он среагировал инстинктивно. Он сделал правильно. Он вышиб мозги из американского агента.

Спустя два часа он был свободен и мог идти. Сантовито предоставил ему день отпуска. Он проводил его до дверей. Сказал, что они поговорят после Черноббио. Лопес едва обратил на него внимание. Он думал о Монторси, о двух детях, найденных на Джуриати, об Ишмаэле. Ишмаэль.

Кто такой Ишмаэль?

Сантовито оставил его во дворе: он возвращался к коллегам, находившимся в зале по координированию операций, – они срочно отправятся в Черноббио. Лопес спросил, попадают ли тела двоих охранников Киссинджера под юрисдикцию управления. Сантовито сказал, что ими занялись американцы, что они уже забрали тела.

Это означало, что отдел расследований больше не сделает ни шага по направлению к Ишмаэлю.

Что дело еще не закрыто, но все складывается будто так оно и есть.

Он попрощался с Сантовито, увидел, как тот поднимается обратно по лестнице. Этот кусокдерьма шел спасатьто, что еще можно спасти. Он будет вплоть до конца Черноббио добиваться своего повышения. Своего качественного скачка.

Лопес – руки в карманах. Ишмаэль, прощай. Он кивнул людям из охраны, стоявшим у дверей. И отправился к Собору.

На другой стороне улицы он увидел Монторси.

Они зашли в кафе в лабиринте боковых ответвлений Бреры, между ISPES и управлением. Лопес начал рассуждать. Монторси был бесстрастен. Лопес продолжал прокручивать сцену в туалете: брызги крови американца на стенах. Монторси подождал, пока он успокоится. Потом начал говорить.

– Вы правильно увидели ситуацию, Лопес, – во всем. Я хотел сделать вам комплимент. Вы даже не работаете на спецслужбы, а увидели все это гораздо раньше спецслужб.

Лопес:

– Вы тоже не работали на спецслужбы в шестьдесят втором. И, насколько я понял, вы увидели все гораздо раньше спецслужб.

Монторси медленно пил пиво.

– Так это и начинается. Вы удивляете меня, Лопес. Что вы поняли из событий 1962 года?

– Я составил себе некоторое мнение, отталкиваясь от сегодняшней деятельности Ишмаэля – той, которая разворачивалась на моих глазах. Я считаю, что картина такова. Ишмаэль в Италии уже давно. Я думал, мы имеем дело с террористической группой или сектой – недавно созданной организацией. В 1962 году вы столкнулись с операцией, спланированной и проведенной людьми Ишмаэля. Скажем, все это работает так: тут есть некий ритуальный компонент – приносимый в жертву ребенок, как в 1962 году, так и сегодня; потом следует казнь – Маттеи в 62-м и Киссинджер сегодня. Я ошибаюсь?

– Давайте дальше, Лопес. Вы продолжаете меня удивлять.

– В 1962 году инспектор Давид Монторси ведет расследование по делу об обнаружении ребенка на спортивном поле Джуриати. В тот же самый день погибает Энрико Маттеи. Обадела у отдела расследований забирают. Давид Монторси продолжает свои поиски: он выяснил, что существует связь между трупом ребенка и смертью Маттеи. Я не знаю, каким образом вы установили эту связь. Я даже не изучал это дело. Однако наверняка тут замешан журналист из «Коррьере», Итало Фольезе, которого нашли мертвым в окрестностях Милана. Операция Ишмаэля отлично удалась. Единственное пятно – этот инспектор отдела расследований, который может наломать дров. Вот тут я не понимаю. Они должны были убрать вас, Монторси. А вместо этого убили вашу жену. Какой в этом смысл? Что-то тут не сходится…

Маура. Белое пламя в памяти. Монторси водил указательным пальцем по краю своего бокала.

– Оставим в стороне вопрос о соответствиях. Я скажу вам все, что возможно сказать, после. Перейдем к сегодняшнему дню. Как вы себе это видите? Удивите меня снова.

Лопес смочил глотком пива кашицу сухой слюны во рту.

– Отправной точкой является Черноббио – здесь, у нас, в Италии. В действительности отправной точкой является кое-что раньше Черноббио – Париж. Есть эта секта, которая имеет отношение к Ишмаэлю. О секте говорится в рапорте АНБ – организации, занимающейся глобальным контролем, которая теперь находится в подчинении у ЦРУ. Покушение на Генри Киссинджера в Париже. Неудавшееся покушение. Киллер – ничтожество, некий Клемансо. Выходец из «Сайнс Релижн». В его доме найдены свидетельства его контактов с группой Ишмаэля. В Милане тем временем – труп на улице Падуи. Казалось бы, новое дело очень далеко от игр Ишмаэля. Но это не так. Делом об убийстве на улице Падуи начинаю заниматься я. Мне удается связать труп с улицы Падуи с Клемансо, исполнителем неудачного покушения в Париже. Я устанавливаю личность убитого – некий Терцани. Он тоже имел контакты с «Сайнс Релижн» и ушел оттуда. Я нахожу связь с Ишмаэлем. В этот момент я устанавливаю некие определенные знаки деятельности Ишмаэля. Я понимаю, что речь идет о своего рода церкви – у нее свои особенные ритуалы, некоторым образом связанные с эротической практикой. На трупах Клемансо и Терцани присутствуют следы насилия: синяки, раны от ударов хлыстом, растяжение анального отверстия. Мне удается связать ритуалы Ишмаэля с деятельностью группы, которая вращается вокруг садомазохистского общества. Я проникаю на их встречу. Появляется ребенок. Я устраиваю полицейскую облаву.

Монторси – во рту «житан», раздражающий дым.

– Тут вы меня разочаровали, Лопес. Здесь вы плоховато проявили себя.

– Да, я ошибся. А вы откуда знаете?

Горький дым «житан».

– Я знаю все шаги, которые вы предприняли, Лопес: или потому, что и я там тоже был, или потому, что нас об этом проинформировали.

– Да. Обычная история со спецслужбами.

– Спецслужбы делят с Богом одно общее качество и отличаются от него в другом: как Бог, они знают все, в отличие от Бога они ничего не создали. И все же Европейское агентство – это больше, чем спецслужбы. Так же как АНБ – это больше, чем ЦРУ. Вернемся к вашей ошибке, Лопес. К садомазохистскому собранию.

– Да. Тут я ошибаюсь, скажем так. Я теряю ребенка. Мне не удается остановить человека, который увозит его. Мне не удается устроить слежку за ним. Я должен заниматься допросами. На шефа оказывают серьезное давление представители политических кругов. Мне не удается разобраться, где здесь спецслужбы, где политический уровень, а где – Ишмаэль. Инженер, тот тип, что организует эти собрания, сотрудничает со спецслужбами, но я готов допустить, что мы имеем дело с важным для Ишмаэля человеком. Ритуалы Ишмаэля проводятся в рамках такого рода собраний, притом что большая часть присутствующих об этом не знает. Так было в Соединенных Штатах. Так было в Париже. Так происходит и в Милане. Однако наверняка можно утверждать, что Ишмаэль отдал приказ принести ребенка в жертву, чтобы подготовить вторую фазу своей операции – покушение. Теперь мы знаем, что жертвой уготовано было стать Киссинджеру. И тут я тоже не понимаю: Киссинджер должен был умереть в Париже, и если Ишмаэль действует после жертвоприношения, то какое жертвоприношение было перед покушением в Париже?

Монторси потушил сигарету и улыбнулся.

– Возможно, Киссинджер не должен был умереть в Париже. Вы еще не привыкли к поведению Ишмаэля. Он использует свою грамматику – внешне… как бы это сказать?.. противоречивую. Вы научитесь в свое время, Лопес. Оставьте в стороне вопрос о соответствиях. Дальше.

– Ну, из Милана в Гамбург. На следующий день после похищения ребенка выясняется, что педофилы решили обделать одно дело в Гамбурге. Намечается некий обмен. Товар – дети. Посредник – одна шведка, которая, как это следует из материалов дела, связана с Ишмаэлем. Я еду в Гамбург. С этим обменом мы сели в лужу. Ничего не происходит. Полиция готовит операцию и остается с пустыми руками. Обмен происходит в другом месте. Шведка Ишмаэля встречается с человеком, который забрал ребенка из Милана.

У Монторси расширились ноздри, он покачал головой.

– Тут ошибку допустили мы…

– Какую ошибку?

– С этим обменом детьми. Мы тоже там попали впросак. От нас ускользнула прямая связь между шведкой и Ишмаэлем: мы думали, что она – маловажная фигура и что зерном всей истории является славянин. Мы думали, что Ишмаэль опирается на организованную преступность. У славянина были контакты с Ишмаэлем и с организованной преступностью. Я разместил своих людей в порту, поблизости от славянина, который должен был заниматься обменом.

Лопес:

– Значит, люди, с которыми встречался Льюба в доке 11, были агенты Ишмаэля.

– Мы все ошиблись в этой истории. Я, вы. И Ишмаэль тоже.

Усмешка Монторси: морщина, скривившая рот и глаза.

– Ишмаэль никогда не ошибается, Монторси. Уже давно он не делает ошибок. Все, что нам удается сделать, – это отсрочить результаты его действий. Продолжайте свою историю. До сего момента все точно.

Еще один глоток пива, во рту – все большая горечь.

– Мне повезло в Гамбурге, потому что я встал на след Ребекки, шведки Ишмаэля. Ребекка встречается с человеком, у которого ребенок. Мне кажется, я узнаю этого человека: он практически копия Терцани, мужчины, убитого на улице Падуи.

Монторси:

– Его убил я, этого человека с улицы Падуи. И вы правы. Американец загримировался, чтобы быть похожим на него. Мы оба потерпел неудачу: я принял Терцани за Американца, а вы приняли Американца за Терцани.

Лопес, открыв рот:

– Вы убили Терцани, думая, что это Американец?

Монторси, с тенью смирения на лице:

– Да, это старый трюк с двойником. Дело в том, что мы действовали в спешке и практически шли на ощупь, в темноте. Мы засекли пристанище Американца, и когда он показался на улице, я убрал его. Но это был не Американец, это был Терцани.

– Значит, это вы были в отделе судебной медицины. Мнимый полицейский, который забрал заключение о вскрытии. Вы были там, чтобы удостовериться, действительно ли устранили нужного человека.

Монторси кивнул.

– Продолжайте, Лопес. О том, что с вами приключилось в Гамбурге, я знаю из отчетов. Мы контролировали команду Вунцама.

– Да. В этом месте мы тоже допустили ошибку. Американцу удалось сбежать от нас. Вы, должно быть, знаете об этом из отчетов: немецкому инспектору, который вместе с мной следил за Ребеккой, не поздоровилось. Потом обнаружили труп Ребекки. В этот момент я все поставил на нашего человека, Американца: это он повезет ребенка в пункт назначения.

– А вы откуда знали о пункте назначения, Лопес?

– Прослушивание телефона Ребекки. Вы об этом ничего не знаете, Монторси?

– Какое прослушиваение?

Лопес засмеялся. В первый раз с тех пор как увидел эти брызги крови на стенах ISPES.

– Он вас оставил в дураках. Вунцам оставил вас в дураках. Он умолчал о прослушивании. Вы чуть пониже Бога, вы, в спецслужбах…

Монторси тоже улыбнулся.

– Кто там проявился по телефону Ребекки? Карл М.?

– Именно. У Вунцама началась паранойя. В Париже и в Милане в дело вступили политические круги. Можно будет представить себе, что начнется в Брюсселе. Его нельзя было тронуть без того, чтобы разразился скандал. Я предпочел ехать в Брюссель один и без прикрытия. Я импровизировал.

– Вы очень хорошо импровизировали, Лопес.

– Но в Брюсселе рисунок спутался. Вмешались вы, Монторси. Я перестал понимать, кто стоит на стороне Ишмаэля. Я даже не был уверен, что в машине, в которую вы стреляли, был Американец с ребенком. Я не понимал, зачем убивать Карла М., учитывая, что это была единственная карта, находившаяся в нашем распоряжении, при помощи которой можно было добраться до заказчиков ребенка. В Брюсселе в дураках остался я. А вы, кроме того, исчезли в никуда.