Текст книги "Лорд зверей (ЛП)"

Автор книги: Джульетта Кросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Покажи мне свою тайну, Селестос, – прошептала я, голос – чистое вожделение и соблазн. – И тогда я встану на колени и позволю тебе оседлать меня. – Я склонила голову к другому плечу, и волосы скатились, открывая вторую грудь. – Этого ты хочешь, да?

Он моргнул, сбитый с толку, тяжело дыша от досады.

– Я могу взять тебя сейчас, – оскалился он, но в голосе дрогнула неуверенность. – Я сын своего отца. Я беру, что хочу.

– Нет, Селестос. Не можешь. Я – особая драгоценность. Твоей магии меня не пробить. Попробуй.

Мне почудилось движение в чаще, за краем поляны, – и меж стволов, где притаились гримлоки. Мои соплеменники. Но я не посмотрела туда, не отводя взгляда с Селестоса.

Он разжал пальцы; его член торчал непристойно туго. Он вскинул руки ко мне – и застыл, ладони замерли на полпути к моему горлу. Я потянулась к истоку, откуда бьёт моя сила, – и выплеснула белое сияние, вибрирующее изнутри.

Он глухо застонал, отшатнулся на шаг; руки тряслись, оставаясь неподвижными в воздухе.

– Ты не возьмёшь у меня то, чего я не дарю. – Я провела ладонями от бёдер по талии, по груди и вниз по животу. – Хочешь меня – подари мне то, о чём я прошу.

Дрожащий, в поту, он глянул через плечо на дуб:

– Ты желаешь только увидеть, что внутри.

– Ты откроешь дверь, – в голос легла вязкая нота внушения, – и дашь мне увидеть, какие тайны там. Ты сделаешь это сейчас.

– Тогда иди! – взревел он и зашагал через поляну, перешагивая узловатые корни, – встал перед чёрной вязкой массой. – Смотри, какая власть у меня, скалд-фейри, – прошипел. – А потом ты встанешь передо мной на колени.

Он поднял обе ладони к потусторонней порче, что пожирала дуб, и зашептал на языке, которого я не знала. Чёрный нарост задрожал и закапал чаще, потёк наружу липким, отвратительным чавканьем, отползая от сердцевины ствола.

Богиня небесная!

Когда чёрная плёнка истончилась и сползла, в темноте выдолбленного ствола повернулись к свету несколько пар испуганных глаз, бледные лица. Первой я узнала Бес.

Глава 27. РЕДВИР

Ко всем чёртовым преисподням.

Я выпущу этому куску дерьма кишки – от горла до самого паха.

Я уже почти сорвался из засады, но Безалиэль вцепился мне в руку. Мудрое решение – оставаться рядом со мной именно на такой случай. Лейфкин, Хаслек и Бром сидели в ветвях вокруг поляны и ждали моего приказа.

Я был натянут, как тетива, – видел, как Джессамин стоит прямо за этим ублюдком Селестосом, пока тот плёл свою магию у дерева. Я не шелохнулся, выжидая – правы ли были наяды из колодца.

Внезапно Джессамин ахнула, глядя в гигантскую дуплистую пасть ствола, где уже не было чёрной слизи.

– Бес! – крикнула она.

Я взревел так, что оглох лес, – и вылетел вместе с Безалиэлем. Остальные – тоже: грохот рычания и рёва накрыл гримлоков.

Я метнулся между Джессамин и Селестосом, рубанул клинком ему по горлу. Он ушёл ловко – подпрыгнул, взвился, перелетел за мою спину. Я крутанулся. Он приземлился с шипением, лицом ко мне.

Лес разрезал визг, как у баньши: Лейфкин пронзил одного из големов насквозь. Повсюду – только хрипы и рыки, мелькание лезвий и когтей.

Я прыгнул на Селестоса. На этот раз он не успел. Мои когти зацепили плечо. Он рявкнул и полоснул в ответ, но я нырнул вовремя.

Он вскочил, сел в оборону. Я покачал головой:

– Это тебе не поможет, – сказал я ему очень спокойно. – Я выпущу тебе кишки и с удовольствием посмотрю, как ты истекаешь кровью.

Он прищурился, выставил игольчатые когти, готовясь выколоть мне глаза. Я рванул – и тут же присел, рассёк верх бедра, а он вонзил мне в левое плечо три когтя.

Он взвыл – уже более похоже на своих хилых братцев. Я скользнул взглядом по поляне: большинство уже валялось мёртвым, Лейфкин с Бромом загоняли одного из последних между собой.

Селестос прижал ладонь к глубокой ране на бедре; по ноге стекала чёрная кровь.

– Ты порезал меня! – заорал, словно не верил.

– Не горюй, маленький голем. Я промахнулся. – Я крутанул рукоятью, присел, готовясь ко второму заходу. – Хотел отрубить тебе хер.

Не знаю, что задело его сильнее – «маленький голем» или перспектива потерять самое дорогое, – но он взвился и бросился, протягиваясь когтями к моему лицу.

– Отлично, – прорычал я, бросив клинки и распахнув ладони.

Пока он тянулся за моими глазами, я перехватил его запястья и вместе с ним рухнул на землю, прижав сверху. Отпустить нельзя – иначе его ножевидные когти окажутся у меня в горле, – поэтому я бил его тем, чем мог. Лбом.

Раз – два – три. Я уже отводил голову для четвёртого, ухмыляясь крови, хлынувшей из ноздрей и вскрытого лба, – он косил красными глазами, – как вдруг закричала Джессамин.

Через поляну она держала Саралин на руках; Бес вцепилась ей в талию. Рядом – ещё трое детей и жена Тайлока, Фарла. На миг меня оглушило, что она жива, – она сжимала ладони своих ребятишек.

С неба налетели ещё четыре голема, ещё один выбежал из леса и сшиб Хаслека до того, как тот добрался до женщин. Один из гримлоков взвизгнул и нырнул к сыну Тайлока, крылья у него, видно, были сломаны, – Фарла вскрикнула, шагнула вперёд, дёрнула – и саданула его.

– Нет!

Голем развернулся и полоснул её по шее.

– Мамочка! – завопила дочь, падая на мать.

Лейфкин и Бром рванули через поляну, и тут сверху спикировали ещё двое. Я должен был помочь – оставил полубезсознательного Селестоса, перелетел через груды трупов и понёсся к ним. Ещё один рухнул с неба, воя, как призрак из подземного мира.

– Откуда они, мать их, лезут! – заорал Лейфкин, срубил одному голову и развернулся на следующего.

Я краем глаза убедился, что Джессамин с детьми отбежали в сторону: она оттащила дочь Тайлока от матери, распластанной на корнях. И снова повернулся к врагам, сыплющимся, как мошкара. Казалось, они чувствуют, что братья в беде, – и слетаются, словно единый улей.

Мне вспомнились слова Лорелин: два голоса. Значит, они слышат своего хозяина, и он ведёт их.

Если мы перебьём всех, останется один – тот, кто их создал. И этот ублюдок должен сдохнуть.

Мы сомкнулись стеной, как на войне, загоняя их к центру, не оставляя выхода. Я взмыл, выдрал одному глотку и вместе с ним грохнулся наземь. Мы быстро резали их, когда дети завизжали, заплакали, а Джессамин крикнула:

– Нет! Нет!

Я обернулся – и только успел увидеть, как Селестос хватает её за талию: у неё прижата к груди Саралин. Он посмотрел прямо на меня и оскалился – сделал шаг назад и ушёл под землю. С ними.

***

ДЖЕССАМИН

Селестос произнёс древнее слово, сжав меня сзади. В тот же миг земля разверзлась – открылась гигантская чёрная пасть, вода в ней была неправдоподобно тёмной и живой, переливалась через края. Селестос прыгнул в неё со мной и с Саралин в захвате. Ледяная вода проглотила нас целиком; он держал меня за талию одной рукой, а другой грёб всё глубже – в бездну.

Во имя богов, мы падали в сам ад.

Как скалд-фейри, я всегда могла задерживать дыхание дольше, но Саралин – младенец. Я прикрыла ей рот и нос, всем сердцем надеясь, что этот подземный проток, открытый древней магией, выведет к воздуху. Она перебирала ножками, глаза были широко раскрыты от ужаса – и это было последнее, что я ясно увидела, пока мы неслись вниз по этому подземному руслу. Куда он тащит нас? В преисподнюю, в чрево посмертного мира?

Тусклый свет вверху тускнел и гас.

Я много лет не молилась нашей богине – с той поры, как родители сказали мне, что богиня дала мне дар разрушать и убивать. Я злилась на Немию за тело, которое семья и придворные считали пошлым и годным лишь для одного – соблазнять, как блудница, и убивать.

Я отвернулась от Немии. Но сейчас, в этой чёрной бездне, зная, что Саралин гибнет, я открыла сердце – и молилась.

Немия, умоляю, помоги нам выжить. Помоги мне найти путь.

И когда свет вверху почти исчез, я услышала в голове голос – властный, ясный, как полдень.

Я дала тебе всё, что нужно. Пользуйся! Не будь трусихой. Прими свой дар. Спаси ребёнка. Спаси себя!

Саралин дернулась у меня на руках – и обмякла.

Нет. Она не должна умереть. Я не позволю.

Селестос всё ещё держал меня за талию, позволяя нашим телам падать в эту водяную пасть, открытую тёмной магией. Моё плечо стало уплывать в сторону – тогда он перехватил меня за руку, и мы уходили дальше – во мрак.

Я прижала лоб к её крошечному лбу: Только не умирай, Саралин.

Потом убрала ладонь с её носа и губ, рванула вниз – когтями – и рассекла Селестосу щёку. Из горла у него пошёл булькающий вопль, он отпустил мою руку.

Этого мига хватило. Я – силой скалд-фейри – врезала ему стопой в голову и оттолкнулась, рванула вверх, работая перепончатой ступнёй и черпая воду свободной перепончатой ладонью. Лёгкие сжались, подводили; младенец был неподвижен, беззвучен – а я стрелой летела к поверхности, выжимая из себя всё.

Не умирай, Саралин, родная. Пожалуйста, маленькая любовь, не умирай.

Я плыла быстрее, чем когда-либо. Серый свет леса всё ближе. Кто-то перегнулся через край и тянулся в чёрную воду в отчаянии. Глухие крики; один голос я узнала наверняка – Редвир. Две крепкие руки, знакомые до боли, потянулись вниз. Он выдернул меня ещё до того, как я прорвала гладь, и уложил поперёк своих колен.

– Саралин, – прохрипела я, захлёбываясь.

Тельце у неё было синеватым, губы – лиловыми.

– Прошу, – всхлипывала я, когда Безалиэль выхватил её из моих дрожащих рук.

Он мигом завернул её в мой плащ – плащ уже был у него – и прошептал:

– Держись, девочка моя.

И рванул с места. За ним – Хаслек и Лейфкин, каждый с ребёнком на руках. Бром прижал к груди Бес и ещё одного – и помчался следом.

Редвир прижал меня к себе – я была голая, дрожала от ледяной глубины и смертельного провала. Я обхватила его за шею, уткнулась лицом под его челюсть, а он поднял меня и сорвался в бег с поляны. Я слышала только удары сапог зверо-фейри, хруст снега – и как быстро стучит сердце моего мужчины, пока он несёт меня к клану.

Глава 28. РЕДВИР

– Всё ещё спит?

Безалиэль вошёл в мой шатёр; я даже не обернулся – весь был прикован к Джессамин. Она заснула после лечебного отвара Шеары. Волк лежал сбоку – точь-в-точь как в тот день, когда он привёл её в мой охотничий лагерь.

Когда мы вернулись, её колотило так, что зуб на зуб не попадал; кожа – белее снега, губы синие, как у Саралин. Даже под шкурами, в жарко натопленном шатре, дрожь не отпускала, взгляд мутнел – словно она балансировала на краю смерти. Лишь когда Шеара примчалась с настоем, что приготовила Лорелин, озноб отступил, и она провалилась в сон.

Лорелин бросилась к Саралин – помочь; новостей у меня всё ещё не было.

Услышав голос Безалиэля, я вскочил и повернулся к нему – готовый к худшему. Но блеск влаги в глазах и улыбка сказали то, чего я жаждал услышать.

– Она выкарабкалась.

Мы сошлись посередине и обнялись, как братья. Он хлопнул меня по спине, я ответил тем же.

– Слава богам, – выдохнул Безалиэль. – Благодаря твоей женщине. – Он отстранился и посмотрел прямо в глаза – взгляд острый и до боли открытый. – Если бы не Джессамин, моя девочка умерла бы. Ледяная вода замедлила кровь и сердце, даже потребность в воздухе. – Он распахнул глаза от изумления. – Лорелин сказала: такое иногда спасает тех, кто иначе бы утонул.

– Викс милостив, – я сжал его за загривок. – Нам повезло.

– И впрямь.

Он тяжело выдохнул, выпустил меня и посмотрел на Джессамин; лоб у него стянула тревога.

– Она в порядке? Боюсь, я был весь в своих страхах… Не знал, что с ней…

– Всё хорошо, – заверил я, вернувшись к Джессамин и устроившись на табурете у нашей постели.

Нашей постели. Там, где ей самое место. Медно-рыжие волосы рассыпались по подушке, щёки порозовели, дыхание ровное и тихое. Живая. Тёплая.

– Я не знаю, как отблагодарить её за Саралин. За всех детей.

– Тело Фарлы забрали?

Безалиэль остался стоять, скрестив руки.

– Да. Бром вернулся на место боя, как только доставил детей. Женщины накрыли её саваном.

Я коротко кивнул.

– Остальные дети как?

– Лорелин сказала: все в порядке, едва Саралин пришла в себя. Бес болтает без умолку с той минуты, как очутилась дома.

– Она знает, кто второй призрачный-ребёнок?

Найти в тайнике старого дуба и наших малышей, и семью Тайлока, и ещё одного дитя призрачных-фейри стало для всех потрясением.

– Его зовут Гершал. Он из Белладама, и это всё, что известно. Бес говорит, он почти не говорит. Похоже, сидел в том дереве дольше всех – в темноте, один. Гримлоки приносили им насекомых и сырых грызунов. Они голодали, потому что почти ничего не брали, – он поморщился.

– Держали их живыми для хозяина. Кто бы он ни был. – Я сжал кулак на колене. – И берут они не только светлых и не только детей, но и женщин. Может, дело в том, что их легче одолеть и утащить.

Мы получили ответов меньше, чем вопросов. Мы перебили полчище гримлоков, но тот паскудник Селестос ушёл. И страшнее всего – Джессамин оцарапала его так, что любому фейри это стало бы приговором, – она сказала мне по дороге из Вайкенского леса, – а он жив.

С какой чёрной магией мы столкнулись? И кто тот властитель мерзости, что жрёт невинных?

– Как Халлизель? – спросил я.

Он усмехнулся:

– Здорова как никогда. До сих пор пилит меня, что я не пустил её в лес вместе с Джессамин.

– Вполне верю. – Я улыбнулся, потом добавил: – Здорова настолько, чтобы отправиться в долгий перелёт?

Он кивнул, посерьёзнев:

– Нам нужно говорить с принцем Торвином.

Безалиэль понял меня с полуслова.

– И чем скорее, тем лучше. Наяды из колодца сказали: чудовище, что всё это затевает, сидит глубоко под горой Гудрун. Раз зло расползается уже сюда, там наверняка видели больше.

– Король Хальвар. Слухи о том, что он не в себе, ходят давно. Если это, то самое безумие, что мы видели воина короля Голла и тех Меер-волков, напавших на их лагерь, – значит, источник один: этот тёмный колдун.

Я кивнул. Голл признавался мне: одного из его людей поразило не обычной хворью – словно в него селился чёрный демон, чёрная магия. Я почти не сомневался: колдун, что создает гримлоков, – причина та же.

– Я не любитель сплетен, но на это поставил бы многое: у теневого короля с головой неладно. Значит, Тор, Валлон и прочие знают о владыке чёрной магии и похищениях куда больше, чем признавались.

Рык поднялся сам – из глубины. Мысль, что принц с Валлоном могли умолчать о том, что спасло бы нас от Селестоса и его долбаных големов, будила во мне зверя. Пара слов для теневого принца у меня найдётся.

– Я пошлю Халлизель к Гадлизелю немедля и назначу встречу.

– Правильно.

Объяснять «почему» и «где» незачем. Каждую зиму тени летят над Гаста Вейл – высоко, но видны. Они знают, где мы становимся. Уверен: стоит Халлизель сказать, что мы перебили их добычу, – они явятся без промедления.

Шевеление на постели притянуло мой взгляд. Джессамин повернула голову ко мне, распахнула ресницы.

– Почему ты рычишь? – голос сиплый, от тишины.

Волк тявкнул, лизнул ей руку. Она пошевелила пальцами и слабо потрепала его по морде.

Я мгновенно переместился, сел прямо на шкуры рядом, провёл ладонью по её щеке:

– Как ты?

– Лучше. – Улыбнулась. – Но почему ты сердишься? Ты меня своим рычанием разбудил.

– Теперь я знаю, как привлекать твоё внимание, – хмыкнул я.

Её губы изогнулись:

– Ты всегда его имеешь, Ред.

Я наклонился, коснулся лбом её лба, заглянул в любимую глубину – и выдохнул. Живая.

Безалиэль деликатно покашлял:

– Мой лорд, можно обратиться к Джессамин?

Я почти забыл о нём. Неохотно отстранился, поднялся, уступая место. Он опустился на одно колено у ложа и склонил голову:

– Миледи, я в долгу у вас за жизнь моей дочери. За то, что вы рисковали своей.

– Нет, Безалиэль, – она слабо улыбнулась, тело ещё держало слабость. – Я лишь сделала то, что велело сердце.

Грудь сжало; любовь к ней раздалась ещё шире. Её сердце велело спасать детей моего клана. Значит, её сердце – с нами. Она – моя, и я – её. И клан – наш.

Подгонять Безалиэля не пришлось: он уловил, что мне нужно побыть с ней наедине.

– Отдыхайте, миледи. Моя пара тоже желает вас поблагодарить. Как окрепнете. – Он поднялся, улыбнулся мне, кивнул и вышел.

Я стянул просторную рубаху, скинул сапоги. Её взгляд скользил за каждым движением, улыбка тепло косилась. Жар шевельнулся в груди, когда она повела глазами ниже, а я стащил штаны.

– Даже не думай, – сказал я, приподняв покрывало и устраиваясь рядом, бережно притягивая её к себе. – Я просто хочу чувствовать тебя. И согреть.

– Я знаю способы, как меня согреть, – она обвила меня рукой за талию, устроилась лбом под моим подбородком.

Я выдохнул – чистое, бездонное облегчение.

– Не сегодня, искусительница.

Пальцы у неё прошлись по моему животу, обвели линии рун на груди:

– Как дети?

– Живы и потихоньку приходят в себя. – Я сделал паузу. – Благодаря тебе.

Она промолчала, а у меня было много чего сказать.

– Ты оказалась права. Твой план сработал, но я всё ещё в ярости.

– Не похож на разъяренного.

– Потому что держу тебя в руках. Но когда этот… – я выдохнул, рычание вновь поднялось из горла, – когда тварь по имени Селестос потащила тебя с собой, я был готов рвануть за вами, в любое пекло, и вытащить тебя обратно.

Она провела ладонью по моей груди, унимая зверя внутри. Как всегда, от её мягкого касания я оттаял.

– Куда он тебя вёл? – спросил я; вместо гнева поднялся страх.

– Не знаю. Но думаю – к своему хозяину. – Она глубоко выдохнула. – Сначала говорил со мной на демонском языке. Но ещё и на каком-то, которого я никогда не слышала. Я всегда гордилась тем, сколько языков узнаю на слух, но этот…

– Мы называем его Годжин. Но я никогда не слышал, чтобы его произносили вот так.

– Что это? Откуда?

– Древний язык. Считается, что им говорили сами боги.

Она приподнялась на локте, нахмурилась:

– Но как ты мог его знать?

– На самом деле мы знаем лишь несколько слов. Теневые фейри – провидцы богов – записали их из видений о древних. В видениях они понимают язык силой своей магии. Я узнал одно из слов, которое произнёс гримлок. Потому и уверен: говорил он на Годжине.

– Лорелин знает этот язык?

– Насколько мне известно, языка не знает никто. У нас только обрывки. На древних камнях в разных местах Нортгалла есть старые руны. Некоторые провидцы считают, что это и есть письмена Годжина.

– Но Лорелин может узнать те слова, что мы слышали от Селестоса.

Я проворчал при одном его имени:

– Может. Спросим.

Она дернулась, будто собираясь встать.

– Куда это ты? – спросил я.

– К Лорелин.

Я тут же притянул её обратно:

– Ты остаёшься и отдыхаешь.

Она повозилась, нахмурилась:

– Кажется, я уже часами «отдыхаю».

– Мало, упрямица. Ты едва не утопила себя! И, кстати, сейчас ещё глубокая ночь. Все валятся с ног после пережитого. Спи и набирайся сил.

С тяжёлым вздохом она смирилась, больше не пытаясь выскользнуть из моих рук.

– Вот это мне нравится, – сказал я, – послушная женщина.

Она больно щипнула меня за бок.

– Ай! – я дёрнулся и перехватил её запястье.

Она сверкнула глазами:

– Я не твоя «послушная женщина».

Я осклабился – добился, чего хотел: искра вспыхнула, значит, ей и правда лучше.

– Обычно ты очень послушная, когда у тебя во рту мой язык. Или мой член.

Щёки у неё налились жаром, но бровь изогнулась – тот самый надменный изгиб, от которого мне хочется творить с ней непотребства.

– Когда я в твоей постели – да, выполняю команды. Исключительно ради собственного удовольствия. Но я не «твоя», чтобы мной помыкали.

Я улыбнулся шире, поймал её руку и поцеловал ладонь:

– Нет, не моя, любовь моя. – Я задержал взгляд и приоткрыл рот, коснувшись её кожи языком – короткий глоток её вкуса. – Ты – госпожа моего сердца. Прикажи – и я сделаю, не задавая вопросов.

Её лицо смягчилось, губы снова улыбнулись:

– О, Редвир…

Она уронила голову мне на грудь.

Вскоре мы оба спали без задних ног.

Глава 29. ДЖЕССАМИН

– Слово, которое он произнёс, прежде чем разверзлась земля, звучало как «Ваха-дул», – сказала я Лорелин, сидя на лавке у очага. Чёрный чугунный треножник – такой же, как у нас в шатре. Волк растянулся у моих ног и положил лапу на мой башмачок.

Мы собрались в шатре Безалиэля: Тесса держала Саралин у груди; Лейфкин и Дейн, почти оправившийся, тоже были с нами. Бром стоял рядом с Дейном, скрестив руки и хмурясь. Я уже поняла: при множестве сильных воинов у Редвира именно Лейфкин, Дейн и Бром – те, кому он с Безалиэлем доверяют тонкие вещи и сведения.

– «Ваха-дур», – поправила Лорелин и прокатила вибрирующее «р».

– Да! – оживилась я. – Именно так он и сказал.

– Знаешь, что это значит? – спросил Редвир, усевшийся рядом.

– Когда я была юной, до клана Ванглоса, моим наставником была провидица богов. Многому меня научила. В том числе – словам Годжина, записанным другими провидцами, – лицо Лорелин стало строго-серьёзным. – Да, я знаю, что значит «Ваха-дур». В буквальном смысле – «кровью бога». Провидцы утверждают: это зов-призыв, дарованный богом, властвующим над тьмой мира. – Она с трудом сглотнула: – Самым страшным, извращённым богом преисподней – Сомдалом.

Я нахмурилась: из всех богов подземного мира был известен лишь один – Мавгар. Холодный, мрачный, но всё же милостивый.

– Это бог тёмных фейри? – спросила я, поглаживая спину Волка – он дремал.

Редвир свёл брови:

– Сомдалу не молятся. Он держит души в глубочайших ямах адов и терзает их бесконечно. Он владыка злейших, самых гнусных духов. Его знают только как того, кого следует страшиться. Потому ты и не слышала о нём.

– Прекрасно, – фыркнул Лейфкин. – Значит, это дерьмо по имени Селестос брало силу у самого поганого бога, какого только знают тёмные.

Я передёрнула плечами: вспомнилось, как он тащил меня в ту бездну – кто знает, куда и ради чего. Редвир обвил меня рукой за талию и притянул ближе на низкую лавку.

– Это объясняет многое, – добавила я. – Когда Селестос вышел на поляну с древним дубом, вместе с ним пришло тяжёлое, давящее ощущение. Не могу объяснить иначе – от него исходила тёмная магия.

– Я тоже почувствовал, – серьёзно сказал Безалиэль.

– И я, – кивнул Редвир.

– Ага, – буркнул Бром.

Зазвенело колокольчиком и затрепетали крошечные крылья – прилетела Халлизель. Волк шевельнул ухом, приподнял голову и тут же положил обратно, смежив глаза.

Спрайт отсутствовала несколько дней после той вылазки. Она стрелой пронеслась через шатёр к Тессе и Саралин; малышка уже сладко прижималась к матери.

– Халлизель, – сказал Безалиэль (кроме Тессы и младенца она слушает только его), – ты передала послание?

Синекожая кроха повернула к нам свои круглые чёрные глаза, когтистые лапки вцепились в одеяльце на ножках Саралин. Спрайт буквально дышала ребёнком, жила им. По словам Редвира, Безалиэлю пришлось немало убеждать и уламывать её, чтобы оторвать от малышки и отправить к принцу Торвину в Сольгавийские горы.

– Да, – пропела она колокольчиком. – Я передала.

– Принцу Торвину? Или его жрецу Валлону?

Она захлопала глазами-пуговками и покачала головой; пучок голубых перышек на шее взъерошился:

– Я не нашла его.

Безалиэль тяжело выдохнул:

– Кому ты сказала?

– Сестре моей леди, – повернулась она к Тессе.

– Марга? – Тесса оживилась. – Как она?

Халлизель вскарабкалась по одеялу и уселась на животик у Саралин, довольно урча:

– Да, миледи. Ваша сестра здорова. Такая красивая и добрая. Накормила меня, дала мягкую подушку поспать – и я полетела.

– Халлизель, – прорычал Безалиэль, – почему ты не сказала принцу или его жрецу, как я просил?

– Потому что Марга сказала: они не скоро вернутся. Так она сказала, – пропела спрайт и снова уткнулась в уже спящую Саралин. – Принц и его жрецы охотятся на гримлоков.

– Плохо охотятся, – фыркнул Лейфкин. – Иначе сидели бы в Вайкенском лесу – там, где мы их перебили.

– Возможно, – трезво добавил Редвир, – мы перебили не всех. Орда могла быть не одна. Их может быть гораздо больше.

В шатре воцарилась тишина; потрескивал огонь. Мы молчали каждый со своими мыслями, пока Редвир не поднялся, потянув и меня.

– Сейчас делать больше нечего. Трупы в лесу сожжены. Шеара хочет попытаться спасти старый дуб – дать ему особые подкормки, чтобы противостоять чёрному заклятью, пробившему ствол. Дейн, завтра поведёшь с ней отряд.

Лейфкин усмехнулся и толкнул его локтем. Дейн отпихнул и свирепо глянул.

– Кроме того, держим караулы на границе лагеря у тропы в Вайкенский лес. В дозорах – максимум внимания. – Он перевёл взгляд на Безалиэля. – Объясни стражам: опасность могла не исчезнуть.

– Разумеется, мой лорд, – Безалиэль поднялся; следом – остальные. Мы двинулись к выходу.

Я улыбнулась Тессе:

– Спокойной ночи.

– Приходи завтра, – попросила она.

– Приду, – пообещала я.

Тесса не хотела и шага делать из шатра, не выпускала Саралин из рук, разве что дать Безалиэлю подержать. В туалет – тут же в горшок, потому что страшилась: стоит выйти – и драгоценную девочку вырвут у неё из объятий.

Тесса – целительница клана, но сейчас её место заняли Лорелин и Шеара. Потому что это рана не тела – сердца. Ей нужна будет только забота, время и любовь.

Мы вышли. Я прошла к открытому пространству у их шатра – рядом с нашим, на южной окраине стоянки. Остальные разошлись по своим делам.

Я повернулась лицом к закату и холмам за Гаста Вейл. Розово-золотой отсвет стлался по снегу и по дальним буграм. Редвир подошёл сзади, обнял меня за плечи и притянул к себе.

– Что тебя тревожит?

Я сжала его крепкие запястья – хотелось держаться за него. Мне нужна была его опора спиной. В мире творится что-то страшное, неуловимая, но растущая угроза. Сердце будто в синяках и пустоте от всего увиденного и пережитого. И это ещё не конец.

– Тесса, – сказала я и долго смотрела на меркнущий свет на дальних холмах, мечтая, чтобы зима поскорее сошла – и мы вернулись в Ванглосу.

– Дай ей время, – прошептал он, крепче прижимая меня.

– Когда вернутся твои люди от клана Болгар?

Он отправил Хаслека и ещё двоих к зимнему стану Болгар – предупредить о гримлоках. Мы надеялись, что нарвались и перебили единственную орду, но Селестос ускользнул. Да и кто сказал, что в Нортгалле не бродят другие стаи этих големов?

Редвир велел новому вождю Болгара – не его деду, умершему несколько лет назад, а молодому зверо-фейри по имени Бервайн – передать дальше. В лихую пору между кланами существует цепочка оповещения. Все получат весть быстро и станут настороже.

– Завтра. Или послезавтра.

– Мы свернём лагерь пораньше и поедем домой?

Он коснулся губами макушки:

– Дом… Как сладко это звучит у тебя на устах, моё сердце.

Я улыбнулась:

– И мне нравится.

Он поцеловал висок:

– Как только увидим, что снег на тех холмах тронулся, выступим к Йол Тундре. Я послал весть Бервейну. Остальные кланы, вероятно, тоже прибудут раньше.

– Мне кажется, Тессе будет легче, когда мы вернёмся в Ванглосу.

– Несомненно. А пока её будет утешать подруга-светлая фейри, которая скоро официально войдёт в наш клан. Когда мы свяжемся под священным деревом.

– Хм. – Я повернулась в его руках, положила ладони ему на плечи – как же я любила мощь его фигуры. Рядом с ним я чувствовала себя и в безопасности, и желанной. – Не припомню, чтобы звериный лорд официально просил меня стать женой.

Он улыбнулся легко и завораживающе; клыки чётко обозначились. Его ладони обхватили мою талию, пальцы легли широко на спину:

– Согласишься ли стать моей единственной раз и навсегда – перед лицом клана, Джессамин?

Я улыбнулась:

– Скажу тебе в конце зимы. Мы так и условились, верно?

Его руки спустились к моим бёдрам и сжали их; в золотых глазах плясало: он знает, что ответ будет «да».

– Верно.

Я прижалась щекой к его груди, обняла крепче:

– Чем займёмся, пока зима тянется?

– Я что-нибудь придумаю, – он в последний раз поцеловал меня в макушку, взял за руку и повёл обратно в наш шатёр.

Глава 30. РЕДВИР

Зима пролетела быстро. Больше ни малейшей угрозы: ни следа големов и той мрази по имени Селестос. Единственное, что будоражило лагерь, – как Дейн ухаживал за Шеарой: каждый день сопровождал её в лес – спасали старый дуб.

Я в Вайкенский лес с той злополучной встречи с гримлоками не входил. После того, как земля проглотила Джессамин и я решил, что потерял её навсегда, нога моя туда не ступала. Но Дейн докладывал: дерево действительно идёт на поправку. Чёрные, словно грибница, нити, опутавшие каждую ветвь, погибли от настоя Шеары. Дупло, пробитое чёрной магией, они забили плодородной землёй с нашего зимнего огорода – места под овощи стало меньше, однако никто не возражал. Многие предлагали помощь, но Шеара взвалила заботу на себя – с одним помощником.

У зверо-фейри связь с природой не в одну сторону – возможно, этого другие фейри не понимают. Она даёт нам, мы стараемся платить тем же. Старый дуб в Вайкенском лесу укрывал детей нашего клана и невинных из нашего мира. В ответ мы обязаны попытаться спасти его.

Как и было решено, едва Безалиэль сообщил о первом подтаивании в долине Гаста Вейл, мы быстро свернули лагерь и караваном потянулись на юг, к Йол Тундре. Никогда бы не подумал, что сухие золотисто-бурые стебли, торчащие из пятен снега, покажутся мне такой желанной картиной.

Зима наконец сдала. К тому моменту, как добрались до тундры, снег держался лишь на дальних вершинах. Весна ещё не настала, но стало мягче – мы сменили меховые штаны на кожаные юбки.

Я шёл рядом с Волком; он нёс Джессамин. Когда я поднимал взгляд, она отвечала мне улыбкой – всё ещё кутаясь в плащ, – но у глаз залёг напряжённый прищур. Понятно: ей предстоит сразу встретиться со всеми кланами зверо-фейри. Это и для наших-то порой испытание.

Последние месяцы зимы мы провели, по сути, в шатре. И хоть мы не отказывали себе в плотских радостях, больше всего я ценил её смех и её компанию. Часто ели в шатре наедине – если не считать Волка, – и делились историями о прошлом, светлыми и тёмными.

Я понял, что её брат Дрэйдин стал бы и моим братом: фейри чести. А она заставляла меня раз за разом рассказывать, как я нашёл Волка щенком – загнанного баргасом в угол и почти обречённого стать его добычей; разумеется, я прикончил баргаса, а Волк с тех пор – мой спутник. Теперь мы оберегаем друг друга, хотя он, похоже, куда ревностнее оберегает её, чем меня. За это я только благодарен.

Когда я показал ей шкуру того самого баргаса, она торжественно постелила её у своей стороны постели – «коврик для утренних и вечерних ног». Даже пару раз топнула и шепнула проклятие; Волк в ответ одобрительно залаял.

Эти месяцы были чистым блаженством. Потому я видел на её лице тревожные складки: наш маленький рай как будто подходил к концу. Я возмещу это, когда привезу её в Ванглосу.

Празднества зимнего сбора нередко выходят шумными и малоцеремонными – мужчины зверо-фейри стараются произвести впечатление на женщин. И хотя Джессамин не из наших и уже не «свободна», я легко мог представить, сколько молодых дурней попытаются поймать её взгляд.