Текст книги "Лорд зверей (ЛП)"

Автор книги: Джульетта Кросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Джульетт Кросс

Лорд Зверей

Оригинальное название: The Beast Lord / Лорд Зверей

Автор: Juliette Cross / Джульетт Кросс

Серии: The Rise of Northgall #2 / Возрождение Нортгалла #2

Перевод: nasya29

Редактор: nasya29

Миф о Земном демоне

Однажды жила-была юная лесная фейри – добрая, всеми любимая. И когда её внезапно поразила страшная хворь, все в деревне горевали о её несчастье. Но сильнее всех – её супруг Камзель, любивший её пуще собственной жизни. Бессильный перед отчаянием, он смотрел, как болезнь точит её день ото дня. Он призвал всех целителей, даже колдунью, – но жена всё равно чахла и таяла на глазах.

Как-то вечером, не в силах больше слушать её предсмертные хрипы, он убежал в глухой лес и пал ниц под звёздами. Он молил богов – любых, каких угодно, – помочь спасти его дорогую жену.

И вдруг из теней выступила высокая фигура в чёрном, как смоль, плаще и склонилась над Камзелем; алые глаза пронзили его насквозь.

– Ты звал меня, фейрёнок? – прогремел голос.

– Я… я умолял хоть кого-нибудь услышать мои молитвы, великий, – выговорил он.

– Тебе повезло, что именно я, Нäкт, услышал твои мольбы. Я сильнейший среди братьев и сестёр.

Камзель принялся горячо благодарить его: ведь было известно, что Бог Ночи и впрямь один из величайших и самых могущественных богов.

– Что ты отдашь за жизнь своей жены? – спросил незнакомец.

– Всё, мой господин, – безрассудно ответил Камзель.

– Тогда принеси мне дитя дриады. Исполнишь – исцелю твою жену, и проживёте вы долгие годы, пока оба не станете седы и стары.

Камзель замялся, подняв взгляд на возвышавшегося над ним бога, чьё лицо скрывала хищная тень капюшона.

– Что ты сделаешь с ребёнком? – спросил он дрожащим голосом.

На что бог ответил:

– Если это спасёт твою жену – разве это важно?

И исчез, оставив мужа наедине с мрачными мыслями и ещё более мрачными желаниями.

Дриада – создание Света, как и он сам. Но их коснулась особая магиz Элски, Богини Леса, и им дарована долгая жизнь. Рожали они редко – богам не по нутру, когда долгоживущие существа плодятся обильно. Цена их почти-бессмертия – редкость потомства.

Кроме того, было известно: похищение младенца у дриады или наяды – верная смерть. Ребёнок не выживет без материнской магии, что, словно пелёна, обнимает его с рождения. Сможет ли он убить одну из своих – ради спасения любимой?

Камзель, раздавленный, поспешил домой и пал на колени у ложа жены. Она металась, вся в холодном поту, хрипло шепча его имя. Он уснул подле неё, и ему приснился кошмар: красавицу-жену пожирает смерть, а её призрак гонится за ним, вопя, как банши.

Проснувшись, он понял, что должен сделать, хотя сердце его сжалось от ужаса. Он крадучись ушёл в лес и, полагаясь на своё лесничее чутьё, отыскал общину дриад в роще сикомор. Говорили, они селятся в исполинских, узловатых деревьях, в гущах листвы. Он и впрямь услышал скрипучий плач младенца и взял его, оставив вместо него деревянную куколку, которую вырезал заранее, – чтобы обмануть мать, пока не выберется из леса.

Он не думал – он просто поднял пищащий свёрток, чьи тонкие, веточко-похожие пальчики тянулись из пелён. Камзель думал только о своей жене и бежал, пока дитя не смолкло, пока тело в его руках не обмякло. Тогда он положил неподвижный узелок на то самое место, где накануне встретил Нäкта.

– Вот жертва! – выкрикнул он и разрыдался от стыда за содеянное.

Тёмный бог явился – и, оглушительно рассмеявшись, вырвал у него свёрток и проглотил целиком. Вокруг него дрогнула аура силы, разбухая от чистой крови младенца, густо насыщенной магией.

– Как ты мог! – закричал Камзель. – Это же был крошечный ребёнок!

– Полагаю, девочка, – поправил тёмный силуэт. – И это ты её убил – принеся мне.

– Я не знал, что ты такой жестокий, бессердечный бог… – рыдал Камзель – за то, что сотворил бог, и за то, что сотворил он сам.

– Потому что я не Нäкт, – ответил тот и отбросил капюшон, обнажив шестирогую голову, зубастую пасть и жестокое, чудовищное лицо. На него едва можно было смотреть. Это был вовсе не Нäкт, а хитрый Земной демон Дагдал – злобный, изгнанный сын бога Викса.

– Дагдал, – прошептал Камзель.

– Спасибо за трапезу, фейрёнок. Светлые огни всегда самые сладкие.

Камзель, не помня себя, обратился в бегство. За ним катился хохот Дагдала, пока он мчался прочь от своего мерзкого греха.

Не в силах жить с этим стыдом и виной, Камзель добрался до Храма Викса и исповедал свой проступок против светлых фейри.

Что стало с Камзелем дальше – неведомо. Одни говорят, боги простили его, и он прожил долгую жизнь – бездетный, но счастливый, рядом с женой. Другие – что жена умерла за его грех, и он, не вынеся горя, свёл счёты с жизнью. Третьи – что жена выжила, но дриады нашли Камзеля и зарезали его прямо в супружеском ложе. Ибо всем известно: дриады – мстительные создания.

Но есть предание, почитаемое и у светлых, и у тёмных фейри: могучий бог Викс услышал исповедь Камзеля. В ярости он утащил своего сына Дагдала глубоко-глубоко в горы и сковал его там, приколотив к скалам божественным заклятьем, чтобы тот больше не досаждал фейри мира. Отцовское касание бессмертия оставалось в нём, и потому он будет окован в своём холодном, тёмном заточении вечно.

Говорят, Дагдал взывал к отцу и клялся, что однажды вырвется на свободу. И когда вырвется – пожрёт все светлые огни в мире, пока не останется ничего, кроме тьмы… и смерти.

Эту историю издревле рассказывают детям светлых фейри. Матери грозят непослушным фейрятам: «Веди себя как следует, а не то придёт Дагдал и съест тебя». Век за веком этот рассказ удерживал шалунов в узде. И хотя пугающую, печальную сказку пересказывают с незапамятных времён, мало кто задумывался, правда это или нет.

Глава 1. ДЖЕССАМИН

– Холод собачий, хоть ведьмин сосок примерзни, – проворчал старый призрачный-фейри, осушая тёплый, приправленный сидр, который я поставила перед ним. По грузу свежих шкур на верёвке, что он втащил в трактир, было ясно: это ловец. Не доверял он местной шати – оставлять добро у коня да телеги. Два его рога загибались назад, на самых кончиках – корочка льда, как и на острых ушах.

Я рассмеялась и добавила:

– Хорошо ещё, буря вас по краю задела. У Халдека на огне наваристая оленья похлёбка.

Фейри призрак хлопнул кружкой по столу и громко рыгнул.

– Простите. Засиделся в лесах. Оно мне нужно было, – кивнул он на сидр. Наклонился ко мне заговорщически: – Принеси миску, чтоб с горкой, и будет тебе добавочная монетка, – подмигнул.

Я глянула через плечо – Халдек как раз обслуживал стол в углу, – и прошептала охотнику:

– А хлеба отрежу потолще, ладно?

– Умница, – хохотнул он, снова поднимая кружку. Перед тем, как отпить, окинул меня внимательным взглядом: – И что такая миловидная фейри делает в этих краях?

Сколько раз я слышала этот вопрос от любопытных завсегдатаев – и не счесть. В Пограничье водится всякая фейрийская порода – и тёмные, и светлые, – но своего народа я тут ещё не встречала: от Немианского моря далековато. Именно поэтому я это место и выбрала. Жёсткая пограничная полоса между лумерийскими землями светлых фейри и Нортгаллом, где живут тёмные, – россыпь постоялых дворов, трактиров да редких мельниц, куда съезжаются любые фейри торговать и ездить по делам.

– Хочу увидеть весь мир. Подзаработаю – и двинусь дальше.

Отчасти правда. Я здесь уже многие месяцы – выжидаю и коплю монету, пока придётся искать новую деревеньку, где можно спрятаться.

– Значит, авантюристка? – оскалился он, показав длинные клыки. – Прямо как я, скажу. И на демонском для чужачки говоришь шибко ладно.

Я улыбнулась, не скрывая гордости:

– Я изучала много языков с наставником.

Мне всегда казалось, что мой дар – говорить с наядами на их языке – облегчал и другие. «Демонский язык» тёмных фейри лёг почти так же естественно, как и мой родной – язык Высших фейри.

– Ещё и учёная, стало быть.

Он поднял когтистый палец – серая кожа побелела от холода – потянулся к лавке рядом, где лежала куча шкур, вытащил узкую белую и протянул мне.

– А это возьми – за твоё усердие.

Я взяла небольшую, но тонкую, шёлковистую пелёнку меха.

– Ох, не могу принять. Это куда дороже хорошего обслуживания, – улыбнулась и вернула.

– Бери, девочка. Из неё перчатки – загляденье твоим маленьким ручкам, – он нахмурился, разглядывая мои ладони. – Только мерку снимай с учётом… – он жестом показал на мои перепонки между пальцами.

– Спасибо, – улыбнулась я. – Очень щедро.

Щёки у него налилась краской, кожа потемнела до густо-серой – смутился.

– Не часто мне улыбаются такие красавицы, – проворчал он довольно. – К тому же, – голос стал серьёзным, – шкурка элкмайнской выдры мягка, как мех. Потрогай.

Я перевернула пелёнку и провела кончиками пальцев по изнанке.

– Ого, правда.

– Гм, – уверенно буркнул он. – Поверишь – не дурак. Согреют они твои нежные пальчики, – он снова подмигнул. – Боги были милостивы: набил я ими мешки. Можно домой – до лета отлёживаться.

– Тогда принесу вам похлёбки погорячее, – сунула пелёнку в карман фартука. – В дорогу понадобится.

– Ага. Не близко, но хватает.

Я быстро прошла через маленький трактир – народу немного: в такую погоду мало кто выбирается. Халдек был на кухне – разливал похлёбку по двум мискам для своего стола.

– Старый ловец всегда заходит сюда перед возвращением, – сказал он, когда я поднесла свою миску.

– Вот как? – откликнулась я.

Халдек тоже был призрачным-фейри – только рогов у него четыре, горели чёрным, как смола. Крупный, силён – в Пограничье трактирщику это, кстати. Видела, как он однажды разнял двух теневых фейри с полпинка. И ко мне относился более чем дружелюбно: ни разу не спросил, зачем я тут и почему держусь вдали от своих. За это я уважала его больше всего.

– Ага, – сказал он, ставя миски на деревянные блюда и добавляя толстые ломти коричневого хлеба, щедро намазанные маслом. – Только нынче рановато. Наверно, снег его с промыслов согнал.

Я зачерпнула ковшом из булькающего котла, висевшего над огнём.

– Вроде и так удачно поохотился, хоть и коротко.

– Повезло старикану, – буркнул он и унёс свои блюда в зал.

Я поставила доверху наполненную миску на поднос, отрезала два толстых ломтя коричневого хлеба, потом клин острого сыра к тарелке с дополнительными лепёшками масла. Старому ловцу нужна была основательная еда, раз снова в путь – метели пришли рано.

Я отнесла еду к столу. Он удовлетворённо хмыкнул, когда я поставила миску и тарелки перед ним.

– Вот это я понимаю – пир, – и он с жадностью принялся есть.

– Принести ещё чего? – улыбнулась я.

Он откинулся и постучал по кружке:

– Боюсь, потревожу ещё одним таким же, как сможешь.

– Без проблем, – я взяла кружку и вернулась на кухню.

Обычные бочки с элем и мёдом Халдек держал в зале за стойкой, а особый сидр надо было греть у огня. Налив ловцу ещё кружку, я толкнула дверь обратно в общий зал – совершенно не понимая, что уже поздно.

– Нет, – говорил Халдек четверым лунным фейри в дверях – у всех синие и золотые крылья, все рослые, в доспехах, с мечами и меховыми плащами. И главное – на всех сапфирово-серебряные цвета мевийской знати, регалии их владыки. – Таких у нас нет.

Я застыла на пороге, и страх впился когтями в живот.

– Нам сказали, что в точности подходящая… – говоривший лунный фейри осёкся: сосед ткнул его в плечо и указал на меня.

Халдек резко повернул ко мне голову, в глазах пылала – сталь:

– Беги!

Я выронила кружку и рванула, мельком увидев, как старый ловец выставил трость и подсёк одного из воинов, а Халдек, не растерявшись, впечатал двоих в стену.

Где только что сковывал страх, теперь он швырнул меня в бег – паника толкнула вперёд. Я пронеслась через кухню, обежала разделочный стол, через кладовую и – в заднюю дверь, в снежную ночь. Не раздумывая, помчалась на север, решив уйти как можно глубже в земли тёмных фейри. Нужно было убираться отсюда ещё месяцы назад. Надо было догадаться: в Пограничье они меня рано или поздно найдут.

Тьма сомкнулась, снег теперь падал мелко. Полумесяц высоко над головой смотрел из-за туч, отливая бледным светом по белому ковру леса.

– Помоги мне, – взмолилась я лунной богине Лумере и прибавила ходу.

Хотя прежде я ей мало молилась, это всё же богиня светлых фейри. Должна сжалиться.

Ноги быстро занемели. Я всегда носила сапоги, что подарил Халдек, из толстой оленьей кожи, но мороз пробирался и сквозь них. Я всё равно неслась во всю силу, дыхание выбивалось белым паром. Лучше умереть от стужи, чем попасться и угодить в Мевию.

Вдалеке донёсся крик одного из лунных:

– Джессамин! Вечно бежать не сможешь!

– Да чтоб вам… ещё как смогу, – процедила я и прибавила, ломая ветки, углубляясь туда, где деревья сбивались гуще.

Скоро ноги и бёдра стали деревянными, двигались на одной упрямой памяти – дальше, только дальше. Лицо жгло, кончик носа и уши кололо остриём холода. Пальцев рук не чувствовала. Но я бежала.

Тучи закрыли луну; лес потемнел, укутал меня нездешней мглой. На миг я не поняла – это меркнет лунный свет или умираю я. Плечом задев ствол – меня сбило с ног.

Я со стоном втянула воздух, грудь обожгло, но я поднялась и поплелась дальше. Силы выматывались. Я не призывала магию, чтобы видеть – боялась: свет проведёт врагов ко мне, – но, кажется, тело решило за меня, сильнее моего желания жить.

Жар залил жилы, когда магия занялась в крови; моя кожа вспыхнула перламутровым светом. Сознание мутнело, но я успела решить: если настигнут – попробую хотя бы усмирить их магией. Убить их. Но их наверняка предупредили обо мне, о том, на что я способна, – от четырёх лунных фейри мне не уйти.

Сияние моей кожи разгоралось всё ярче; магия гнала жар по венам, и я всё ещё могла пробираться сквозь лес, не врезаясь снова в стволы и не летя в пропасть. Пока лютый холод сек меня по лицу и коченели конечности до костей, из груди расходилось тепло, убаюкивая, клоня в сон.

Где-то сзади доносились крики лунных фейри – звали меня по имени, несли чепуху, будто не причинят вреда. Мысли унесли меня в иной раз, когда я тоже бежала в самую глушь.

– Джессамин! – звал меня брат.

Я сидела на корточках за поваленным деревом, в спутанных ветках, полная решимости никогда не возвращаться домой.

– Джессамин, – позвал Дрэйдин снова, ближе, хрустя по листве. – Знаю, ты тут, сестрёнка. Пожалуйста, выходи.

– Нет! – крикнула я, продолжая дуться в убежище.

Он усмехнулся и сел на брёвнышко – его травянисто-зелёные волосы сияли ещё ярче среди золотых и алых листьев.

– Выходи, Джесса. Ты знаешь, я тебе друг.

Я вскочила, кипя, с дорожками слёз на щеках. Мне было всего двенадцать, но собственной участи я уже боялась до дрожи.

– Неважно, что ты – не сможешь остановить Отца.

Он вздохнул и поманил рядом. Пробравшись сквозь проломанные сучья, я перелезла через ствол и села рядом; мы оба глядели на широкую поляну – в эту пору она желтела вместо зелени. Отсюда моря за нашим замком, с его колючими шпилями, бьющими в небо, не было видно, но солёный запах я всё равно чувствовала. Этот запах меня успокаивал, и я молча прижалась к Дрэйдину.

Он обнял меня за плечи.

– У каждого из нас есть долг перед королевством, Джесса.

Я шмыгнула и вытерла лицо белым дневным рукавом с лилиями по вышивке. Нянюшка рассердится за грязь.

– Ты хотел сказать – перед Отцом, – огрызнулась я.

Дрэйдин вздохнул и прижал меня крепче:

– Он делает так, как считает лучшим для нас. И для королевства.

– Как продать Аду тому мерзкому лорду из Хелламира? Он отвратительный увалень. И ему нужна Ада только из-за её магии.

Брат помолчал.

– Ада – одарённая виллóден. Лорд Кардин – старший лорд в Хелламире, портовом городе. Очень важном для торговых вод. Ада будет помогать ему – укрощать воды, защищать его купцов и рыбаков. И он очень богат.

– Уверена, Отцу понравится золото, что он за Аду заплатит, – прошипела я.

– Я не это имел в виду, – он снова стиснул моё плечо. – Он обеспечит Аде защиту и достойную жизнь. И, как бы он ни был увальнем, он показывал много доброты.

– Но он же, – заныла я, – такой уродливый. А она такая красивая. Как она вообще может захотеть поехать с ним?

Дрэйдин рассмеялся:

– По тому, что я видел за эти недели их ухаживаний, он взял её мягкостью и добротой. Ада может и не заметить его уродства, если сердце у него хорошее.

Я подумала.

– Если Ада счастлива, я рада за неё, – сказала наконец. Потом резко вскинула голову: – Но меня вот так продавать замуж – никогда.

Брат опустил глаза, в лице – сочувствие:

– У каждого своя роль, маленькая Джесса. У тебя дар нендовира.

У меня был и другой дар, но я всё ещё держала его в тайне. Он меня пугал.

– Любому владыке землей у озёр или у моря он пригодился бы, – добавил Дрэйдин.

– Зачем? Чтобы я усмиряла для него наяд? Чтобы он строился на их берегах и пожирал всю их рыбу?

Дрэйдин снова хмыкнул. Со мной он так делал часто.

– Ты всегда видишь худшее, когда кипишь. Имея дар говорить с наядами, ты могла бы стать их послом, налаживать мир между фейри, живущими рядом с их водными домами. Это добрый дар – полезный для любого лорда у морей.

– Я не буду, – отрезала я, – но жить бы хотела у моря. Или у озера – тоже сойдёт.

– Знаю, тебе трудно понять, – сказал он. – Знаю, Отец суров. Ты права: Аде выбора он не дал. Нас он вообще редко спрашивает.

– Никогда, ты хотел сказать.

Он обнял меня ещё крепче:

– Не переживай, Джесса. Я никогда не позволю выдать тебя за того, кто тебе не по душе. Я всегда буду тебя защищать.

Я вынырнула из воспоминания – мёрзлее, чем раньше. Дрэйдин солгал – не по злобе, нет. Когда он погиб в прошлом году в войне с призрачными-фейри, Отец решил, что пора и мне пойти в дело. Меня и мой дар сиренскина, который уже не удавалось прятать взрослой женщине, выставили с молотка. И покупатель, что явился, имел на меня очень конкретные планы. На следующий день я сбежала из дома.

Я вывалилась на маленькую прогалину – на земле лежал толстый слой снега. Носок зацепился за ветку, спрятанную под настом, – я завалилась набок и ударилась головой.

Лес молчал. Пухлые, пушистые хлопья летели из серого неба и падали мне на щёку. Но я больше не могла двигаться. Ничего, кроме неподвижности и тишины. Никто не звал по имени. Ни хруста сапог по снегу, ни шелеста крыльев за спиной – лишь едва слышный шёпот снега, ложащегося на лесной наст.

Сон снова начал тянуть меня к себе. Но теперь я подумала: может, это не сон, а смерть студит мне конечности и затуманивает разум. Почему-то было совсем не страшно.

Я медленно моргала, глядя в темноту, и вдруг воздух прорезал низкий ледяной басовитый рык. Из бездны вспыхнули два серебряных глаза – смотрели на меня. Я улыбнулась: единственная мысль была о том, какие красивые у смерти глаза.

Глава 2. РЕДВИР

Куда, ради всех демонов, подевался этот Волк?

Пошел в лес – дело обычное, когда мы выбираемся вдвоём, – но на мясо он всегда возвращался. Кабан, которого я свалил пару дней назад, почти кончился: последние куски корейки шкворчали над огнём.

– Если хочешь ужин, мигом домой, Волк, – буркнул я в сторону потрескивающих поленьев.

Домом это, впрочем, не назовёшь. Мы в лигах к востоку от Ванглосы. По традиции я ухожу из клана на одиночную охоту перед тем, как мы перебираемся в зимний стан. Это даёт мне передышку и тишину – посмотреть внутрь себя без клановой суеты; взвесить нужды клана и то, как я могу лучше служить им.

Этот короткий ежегодный отпуск возвращает меня к долгу, к моей роли лорда Ванглосы. Но уединение зовёт и назад – к прошлому. Это тяжёлое, но нужное. Нельзя забывать, откуда я вышел и чьей крови я сын.

Обычно после таких вылазок наступает желанная ясность. В этот раз – нет. Под кожей зудела тревога, я не понимал – отчего. Хвост дёрнулся от раздражения. Верно, и Волк сбежал из-за этого: чуял моё беспокойство и предпочёл держаться подальше. Не винил его.

Отрезав ломоть от вертела, прожевал сочное мясо – и всё сильнее косился в темноту: Волк загулял дольше обычного, а от ужина он редко отказывается.

Ко всему добавилось чувство, незнакомое мне прежде, – одиночество. И всё равно я не рвался обратно, к своим, к воинам и друзьям. Может, и лучше вернуться: глушь не всегда дружит с головой.

Размеренный чёт лисьих… нет, волчьих следов по снегу отвёл взгляд от огня. Звериные чувства видят сквозь полумрак: чёрная туша, темнее тени, идёт рысью, а на хребте – будто бы красный плащ.

Я швырнул мясо в сторону, обошёл костёр, уперев руки в бока:

– Что на тебе, всех бесов в пасть, надето, а? – крикнул я псу.

Он приблизился, и свет огня подсказал правду: это не плащ, а женщина. В круге света гигантский Меер-волк отбрасывал широкую тень; он опустился на колени и повёл плечами, пока девушка не скатилась ему на лапы, перевернулась на спину, и вокруг головы разлились ягоды её волос – алые, как лесная рябина.

Волк уселся рядом, замахал хвостом, высунул язык – доволен собой, будто притащил трофей. Я несколько ударов сердца только и делал, что смотрел на светлую фейри. Такого цвета волос я ещё не видел ни у кого. Да и держусь я от светлых подальше. Но даже у лесных фейри такого не бывает.

Кожа почти как снег под ней. Рука дёрнулась – и я заметил перепонки между пальцами.

– Да чтоб все адские ямы… – выдохнул я. – Ты втащил в лагерь скальд-фейри. Где ты шатался?

Он заскулил и ткнулся мордой ей в висок. Она не шелохнулась, но я слышал: кровь бьёт в жилах, сердце работает – глухо, медленно, но живое.

– И что мне с ней делать? – огрызнулся я. – Она ж светлая. – Кивнул в лес: – Тащи её туда, где подобрал.

Волк коротко, упрямо тявкнул и остался у неё, как вкопанный. Меер-волк – гора, в холке с пелласийского жеребца. Но с места не сдвинулся: хвостом виляет, заслоняет девчонку – личный страж.

– Чёртов пёс, – проворчал я и всё-таки присел, разглядел поближе.

Пульс у неё был нехорошо редкий.

– Я тебе не знахарь, тварь косолапая. Чего хочешь от меня?

Кожа у неё не только белая, как снег, – на вид такая же мягкая. Лезвием когтя задену – и истечёт, а виноват буду я. Потом мородонские соседи решат, что это моя добыча, и придут за кланом.

Я зарычал. Волк зарычал в ответ.

– Заткнись. Я думаю.

Волк фыркнул, подполз к ней и ухватил зубами за рукав – тянет к нашему шатру.

– Оставь! – рявкнул я, отмахиваясь. – Порвёшь.

Наклонился, поддел её под колени и под шею.

– Умом не блещет, уж ясно. Шатается по лесу без плаща – дурочка.

Поднял её на руки – и вдохнул. Чёрт меня побери, меня словно ударило. Запах – солёная сладость, не знакомая мне, и всё же… тянет. Хотелось уткнуться носом в эти неправдоподобно красные волосы и вдохнуть глубже.

Я отогнал глупую мысль, шагнул от костра и прошёл в шатёр. Внутри всегда горит синий уголь – дыма нет, тепла хватает, да и свет у него тихий. Мы, зверо-фейри, любим живое пламя, но уголь, что добывают призрачные-фейри, в шатрах удобнее. Если достаём – используем.

Внутри было тепло. Я уложил девушку на шкуры, выпрямился и невольно уставился. Волк устроился рядом, замахал хвостом, уставился на меня снизу вверх – мол, ну?

– Награды хочешь? За то, что припер в лагерь раненую светлую? Счас.

Волк слизнул ей ладонь, ткнулся в неё носом, заскулил. Я опустился на корточки, взял её хрупкую руку в свою. Контраст резанул глаз: маленькая, тонкая, незагрубевшая – и моя, широкая, в мозолях.

– Холодная.

Волк коротко тявкнул и – клянусь всеми безднами – закатил на меня глаза.

– Вижу. Сказал вслух – думать легче. Ты-то не ершись. Застала её метель. Она не зверо-фейри – тело не держит жар, как у нас. Полагаю. О скалд-фейри я знаю чуть.

Я растёр ей пальцы между своими ладонями, потом вторую руку. Лбом тронул – жар, хоть тело ледяное.

Перебрался к шее, нащупал сонную артерию – медленно, но бьётся. Поднял флягу, плеснул на ладонь воды и капнул ей на губы.

Глаза распахнулись – зелёные, как камень в короне; кожа вспыхнула лунным светом. Она резко вдохнула – и меня прожгло разрядом от ладони до плеча. Я взвыл, соскочил со шкур, уставился на руку. Снова посмотрел на неё: глаза закрыты, кожа вернулась к прежнему цвету – если такую бледность можно назвать прежним.

– Уколола меня, – сказал я Волку. – Притащил ведьму-скалда в лагерь, ага. И вот она уже зачаровывает меня за то, что я проверяю, не останавливается ли сердце.

Волк только лизнул ей пальцы.

– Конечно, тебя она не жалит своей магией, – проворчал я. – Может, тогда ты её и подлечишь?

Волк сел, уставился на меня своим высокомерным видом.

– Прекрати, – сказал я. – Да, закон я помню. Но он про существ Тёмного народа.

Он промолчал. Смотрел.

До клана слишком далеко, целителя не приведёшь. Везти её с жаром – сгубишь. Максимум – накормить, чтоб хватило сил перебороть лихорадку.

– Ладно, чёрт побери, – процедил я и накинул на ведьму ещё один мех у ног ложа, осторожно, чтобы снова не схлопотать от её прихотливой магии. – Помогу, доволен? Но только потому, что так велит наш закон. А если она нас обоих порешит во сне своим колдовством… – я обернулся у полога и ткнул пальцем Волку в морду, – я разыщу тебя во всех одиннадцати преисподнях и убью ещё раз.

Он запрыгнул на постель, улёгся вдоль её тела и положил морду ей на ноги. Он заслонял её целиком. Ну, хоть за её безопасность я мог не волноваться, пока уйду.

– Может, очнётся, да упадет в обморок – от твоей физиономии, – проворчал я уже на выходе.

Снаружи я наклонился за ремнём и коротким мечом – чёрным клинком, что подарил мне король призрачных-фейри в ответ на услугу. Тогда я подумал, что Голлайя Вербейн тронулся, когда явился в лагерь с принцессой лунных фейри и назвал её своей парой. Тёмному приводить светлую в постель на больше, чем ночь – и так противно. В жены – совсем против природы.

Я выпустил в морозный воздух белое облачко, затягивая ремень. Да, мой сотник Безалиэль тоже взял в жёны лесную фейри. Я уважаю его и доверяю, как брату, но голова у него точно немного не так устроена. Светлые – не мы. А их женщины с магией – ведьмы.

Доказательство – эта рыжая скалд, что только что шарахнула меня силой, пока я проверял, не замолчит ли сердце.

Подтянул пряжку, проверил клинок у бедра и шагнул к тропе, где пару дней назад шёл удачный зверь.

– Не мне первому нарушать клятву Ванглосы, – пробормотал я.

Вздохнул: девка – чужая и нуждающаяся. И пускай ведьма, и пускай рыжая – закон велит помочь.

Я ступил в темноту и фыркнул:

– Кабанятина светлой госпоже, поди, не угодит.

Надо оленя, значит. А может, ей подавай лебедей или другой дивный зверь? Лебедя я не трону, но кто их знает – этих южан у Немианского моря. Что они едят – понятия. Зато Волк смотрит, как будто я дурак, что вообще спрашиваю.

Может, она и ушла в лес, чтобы с жизнью проститься. Кто ещё пойдет сюда без плаща, да ещё хрупкая светлая? Мы, стало быть, мешаем ей умереть по собственному выбору.

Ну так пускай проклянёт Волка. Это его проклятая затея.

Раздражение глодало. Хотелось отмотать время до того уютного огня, когда у меня на шее не висела скалд-ведьма. Боги любят со мной играть – особенно в те, где копаются в моих чувствах. Ненавижу, когда приходится иметь дело с «глубиной души». Инстинкты зверя проще: решения прямые и ясные. Чувства мутят воду и толкают на глупости.

Например – в темноте бродить за оленем ради ужина для полумёртвой скалд-фейри, которой и не место здесь.

– Проклятые бездны, Волк, – выругался я напоследок и свернул с тропы – добыть ведьме чёртов ужин. Повезёт – окочурится до моего возвращения. Тогда она перестанет быть моей проблемой. Лучшее, на что можно надеяться.

Глава 3. ДЖЕССАМИН

Я пришла в себя от того, что мне тепло. Слишком тепло. Моргнула, стянула с себя покрывало. Нет, не покрывало – шкуры. Сначала подумала, что меня схватили и держат в шатре мевийских стражей. Но рядом, на том же ложе шкур, вытянулся чёрный Меер-волк размером с лошадь. Лунные фейри таких «питомцев» не держат. Они бывают лишь с одним народом – со зверо-фейри.

Осторожно приподнялась, стараясь не провоцировать зверя. Смутно вспомнила горячечный миг: надомной склоняется гигантский тёмный фейри – выше любого, кого я видела в жизни, – ладонь на моём горле. А потом – как я ударила его разрядом. Моя магия встала за меня, когда я была слаба.

Я его убила?

Волк не дал бы мне жить, если бы я прикончила его хозяина. Значит, хозяин где-то рядом.

Серебреноглазый волк вильнул хвостом, поднялся и рысью вышел из шатра. Я выдохнула: страшный, но, кажется, вреда не желает.

Огляделась. Шатёр высокий, просторный. И ложе из шкур – тоже сверх меры. Иначе как поместиться тому, кто здесь живёт.

Боги в вышине. Неужели я – пленница этого чудовища?

Соскользнула со шкур, встала – и качнулась. На мне всё ещё была моя одежда, слава богам. Даже фартук. Я сунула руку в карман – шкура элкмайнской выдры на месте. Глаза защипало от воспоминания о доброте старого призрачного-фейри. И о Халдеке – он помог мне бежать. Если доберусь до его трактира, он снабдит меня дорогой дальше, в земли тёмных. Я была уверена. Если только мевийские стражи не караулят его дом.

Надо попытаться. Нужно улизнуть и пробраться обратно через лес. Сдёрнула с ложа мягкую серую шкуру, накинула на плечи, туже стянула у горла – и на цыпочках к выходу.

Приподняла полог – никого, ни волка, ни зверя. Только пляшущие языки костра. Я проскользнула наружу и привычно взяла курс к тёмному лесу – хотя мысль снова уходить в холод ничуть не радовала.

– Куда, по-твоему, ты собралась? – хрипнул у меня за спиной низкий голос.

Сердце ухнуло. На другой стороне огня, в ореоле света, стоял зверо-фейри. Руки – в крови. В одной когтистой ладони – половина оленьей туши, перекинутая через плечо.

Голый по пояс, на нём лишь штаны из тёмной выделки. Верх груди пересекали демонические руны – завитки, резы; на лбу – мелкие знаки, начертанные его богами. Из головы спиралью выходили четыре огромных чёрных рога – с костистой грядой, чуть прикрывая череп. Один длинный, остроухий кончик дёрнулся, когда он нахмурился, глядя на меня ярко-золотыми глазами. Хвост – тоже длинный, с тонким, как шерстка, покровом и кисточкой на конце – раздражённо метнулся за спиной.

Пульс сорвался в галоп. В горячечный миг он показался меньше. Стоило мне броситься – он перемахнёт через костёр двумя прыжками и повалит меня, даже не стараясь.

– Похоже, жар у тебя спал, – проворчал он и шагнул к огню, сбрасывая с плеча окровавленную заднюю ногу.

Свободной рукой ухватил деревянную рукоять длинного вертела, что висел на треногах. Почти без усилия проткнул тушу и вернул вертел над огнем. Отошёл на пару шагов, зачерпнул снег ладонями и растёр по кровавым предплечьям.

Он так умывается?

Я, не отрываясь смотрела на этого дикаря, пока он не снял с ветки тряпицу и не вытер руки – кровь наполовину смылась.

Он сел на пенёк у огня – ровно его ширины и высоты. Даже сидя, он оставался пугающе… крупным. Дыхание сбилось. Волк бухнулся рядом и уставился, как и хозяин.