Текст книги "Призрак былой любви"

Автор книги: Джудит Леннокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

– Хочешь, чтобы у тебя был его автограф?

– Мартина?

– А кого же еще, чучело? Я могу достать, если хочешь.

– Кейт…

– Ну, если не хочешь… – Кейтлин пожала плечами.

– Хочу!

По средам шестиклассники после школы играют в футбол, объяснила Кейтлин. Она пролезет в дыру в заборе и попросит у Мартина Деверу автограф. Проще простого.

– Ты не скажешь ему, что это для меня? – Она умрет, думала Мелисса, если Мартин узнает, что она по уши в него влюблена.

– Конечно, нет.

Мелисса, глядя на отражение Кейтлин в зеркале, увидела, как та улыбнулась, укладывая на место последнюю завитую прядь.

После занятий Кейтлин пролезла через дыру в заборе, разделявшем школы для мальчиков и девочек, прошла через футбольное поле и, остановившись у подножия лестницы, ведущей в спортзал, спросила скучным голосом:

– Здесь есть Мартин Деверу?

– Сегодня твой день, Деверу, – сказал высокий долговязый парень.

Мартин Деверу отделился от компании мальчиков и спустился по лестнице к Кейтлин.

– Одна моя подруга хочет получить твой автограф, – объяснила она, доставая из кармана клочок бумаги.

– Подруга? – Он понимающе улыбнулся.

– Это не для меня. Я, как другие девчонки, не втюриваюсь в шестиклассников… такая тоска. Хотя… лучше уж втрескаться в шестиклассника, чем в капитана хоккейной команды. Просто напиши: «М., с наилучшими пожеланиями от Мартина…» – как там тебя. Что-нибудь такое. – Она зевнула.

Он начеркал несколько слов на клочке бумаги. Кейтлин улыбнулась.

– Вообще-то ее зовут Мелисса Франклин. Она от тебя без ума.

– Забавно, – сказал Мартин, возвращая ей бумажку со своим автографом, но Кейтлин видела, что он польщен.

– Ты очень любезен. Пока-а! – Кейтлин быстро зашагала по краю поля.

Когда она почти дошла до дыры в заборе, он ее нагнал.

– Слушай… может… в кино сходим как-нибудь вечером? М-м-м… прости, не знаю, как тебя зовут.

– Кейтлин, – представилась она. – Кейтлин Канаван. Но обычно все зовут меня Кейт. – Она задумалась. – Не в кино. Завтра после школы жди меня у молочного бара на Корнмаркет-стрит.

Мелисса с замиранием сердца смотрела на автограф Мартина Деверу. «М., с наилучшими пожеланиями. Мартин». Какой у него красивый четкий почерк!

Кейтлин вытаскивала из волос голубую ленту.

– Завтра мы встречаемся с ним после школы.

Мелисса в первую минуту онемела. Потом уточнила:

– Мы с тобой вдвоем?

Кейтлин кивнула.

– Вечером помогу тебе причесаться, Лисс. Сделаю из тебя настоящую красавицу.

После занятий Мелисса и Кейтлин пошли в город. Мелисса была уверена, что Мартин не придет. Передумает. А может, Кейтлин просто что-то не так поняла?

Но она увидела его в окне молочного бара.

– Кейтлин… – прошептала Мелисса, внезапно объятая желанием кинуться прочь.

Но Кейтлин уже открыла дверь. Мелисса засеменила следом.

– Привет, Мартин, – поздоровалась Кейтлин. – Это Мелисса.

Мартин мельком глянул на Мелиссу.

– Привет.

Вблизи он ей показался таким же красавцем, как и издалека. Уголки его рта чуть опустились в едва уловимой недовольной улыбке, которую Мелисса не сумела бы передать карандашом.

Мартин принес еще два молочных коктейля и опустился на стул рядом с Кейтлин. Мелисса сидела напротив него.

– Оксфорд такая дыра. – Приподняв свои хрупкие плечи, Кейтлин обвела взглядом зал.

– Мои родители недавно переехали сюда из Лондона. Мне не терпится вернуться назад. Здесь я будто похоронен заживо.

– А я раньше жила в Болотном крае. Глушь несусветная.

– Боже, – протянул Мартин. – И что ты там делала?

– Каталась верхом на лошади. А выходные мы с отцом часто проводили в Лондоне.

– А мне нравилосьв Болотном крае, – неожиданно заявила Мелисса.

Кейтлин с Мартином обратили на нее удивленные взгляды. «Смотрят так, будто столзаговорил», – подумала Мелисса.

– Нравился наш Длинный дом. И я скучаю по тете Саре, и по качелям, и по нашей комнате. Тебе ведь там тоже нравилось, Кейт. А помнишь, какую беседку мы сделали в саду – с вьюнками, снежноцветом… – Густо покраснев, она внезапно умолкла, сообразив, что ни Кейтлин, ни Мартин не слушают ее.

Мартин сунул руку в карман, достал горсть мелочи.

– Пойду куплю спички. Страсть как хочется курить.

– Мелисса купит, правда, Мелисса? – сказала Кейтлин и улыбнулась. Снисходительно, заговорщицки. Такая же улыбка заиграла на губах у Мартина.

У Мелиссы зародилось подозрение, о котором она даже боялась подумать. Она взяла деньги, встала и пошла к стойке бара. Попросив у бармена спички, она услышала за спиной переливчатый смех. Это они смеются над ней? Она вдруг устыдилась своих косичек, своей плоской груди. Бармен положил на прилавок спички, и Мелисса, услышав голос Мартина, отступила на два шага, напрягая слух.

– Ой, они так утомительны… эти малышки в детских платьицах… проходу не дают…

Голос Кейтлин ему отвечал:

– Она тебя обожает. Тебе это не льстит? – Снова смех.

Монеты выскользнули из ладони Мелиссы и покатились по прилавку. Значит, он знает.Кейтлин сказала Мартину, что она, Мелисса, влюбилась в него. Она была потрясена. Кейтлин предала ее, Мартину известен ее секрет – какое унижение! Боже, как обидно, как больно! Мелисса растерялась, с минуту стояла неподвижно. Может, убежать из кафе? Но у нее его деньги, его спички. Она вернулась к столику, села на свое место.

– Слава богу, всего год осталось учиться, – говорил Мартин, обращаясь к Кейтлин. – Потом либо Оксфорд, либо Кембридж. Но хоть в выходные я буду предоставлен самому себе.

– А я брошу школу при первом удобном случае. – Кейтлин тряхнула темными кудрями. – Предполагалось, что я буду представлена ко двору, но кому это теперь нужно, правда? Я стану актрисой, или манекенщицей, или еще кем-нибудь.

Кейтлин флиртовала с Мартином Деверу – откидывала назад волосы, улыбалась ему, строила глазки, кокетливо хлопая накрашенными ресницами. И Мартин смотрел на нее как завороженный.

– Из тебя выйдет потрясающая манекенщица, Кейтлин. Я так и вижу тебя на подиуме.

Кейтлин самодовольно улыбнулась. Мартин Деверу глянул на часы.

– Сегодня в парке работают аттракционы. Можно повеселиться. Хочешь пойти?

– Не откажусь.

– Может, подруга заберет домой твой ранец? А то можно все вещи растерять, когда тебя крутит вверх тормашками на «чертовом колесе». Отнесешь, лапочка? Ради меня? – с улыбкой обратился Мартин к Мелиссе.

Его улыбка, за которую еще полчаса назад она готова была умереть, теперь не имела для нее никакой ценности.

Мелисса взяла ранец Кейтлин и свой собственный и пошла на автобусную остановку. Она заблудилась в лабиринте узких петляющих улиц, и ей пришлось двадцать минут ждать следующего автобуса. Но она не позволяла себе плакать, пока не села в автобус. Лишь устроившись на заднем сиденье, она прижалась лицом к окну и дала волю горьким слезам, беззвучно катившимся по ее щекам.

– Ну что ты все молчишь и молчишь? Слова из тебя не вытянешь, – сказала Кейтлин, стягивая чулки. – Ну да, он решил, что не понравился тебе.

Мелисса знала, что Кейтлин лжет. Они находились в своей комнате. Кейтлин вернулась домой в шесть часов; Тильде сказала, что играла в нетбол.

А Мелиссе хотелось одного: свернуться клубочком и заснуть, желательно вечным сном. Голова раскалывалась, и она подумала, что, возможно, заболела. Надеялась, что заболела – чем-нибудь серьезным, требующим длительного лечения, – чтобы долго не ходить в школу. Ведь в школе она могла встретить Мартина Деверу, а это было бы просто ужасно. И находиться с Кейтлин в одной комнате ей тоже было невыносимо. Она всегда сомневалась в том, что Кейтлин хорошо к ней относится. Теперь она признавалась себе, что всегда искала одобрения Кейтлин, как трусиха, шла у нее на поводу. Сегодня она убедилась, что Кейтлин всегда была к ней равнодушна, и для Мелиссы это стало шокирующим откровением. Она вдруг поняла, что Кейтлин в их семье – вредоносное инородное тело, что идиллия их размеренного семейного существования нарушена безвозвратно и что в кругу своей семьи она уже никогда не будет чувствовать себя как за каменной стеной. Мелисса укрылась с головой стеганым одеялом и закрыла глаза, но по-прежнему видела снисходительную улыбку Мартина Деверу, слышала издевательский смех Кейтлин.

– Не вешай нос, – беспечно бросила ей Кейтлин, – ведь ты поедешь во Францию.

Мелисса совершенно забыла про Францию. Ее выстиранная и выглаженная одежда аккуратной стопкой лежала на стуле, осталось лишь упаковать чемодан.

– Тебе там понравится. – Кейтлин сидела за туалетным столиком, расчесывая волосы. – Тепло, солнечно, не то что в Англии. Я там всегда так здорово отдыхала, домой совсем не хотелось возвращаться.

Мелисса в детстве жила во Франции, в Париже, но почти не помнила то время. От той поры сохранилось лишь смутное ощущение счастливого благополучия. При этом воспоминании на глаза опять навернулись слезы.

– Ты только представь, – не унималась Кейтлин, – ты бы могла житьтам, если бы захотела, с отцом. Везет же некоторым.

Глава 13

– Теперь, конечно, кажется, что все это сущие пустяки, – говорила Мелисса. – Но я до сих пор помню, как мне было тогда плохо. Я поняла, что Кейтлин меня ни во что не ставит. Увидеть себя так ясно глазами другого человека… это любого выведет из равновесия.

Мы сидели в гостиной большого современного дома Мелиссы Паркер в Суррее. Мебель обита ситцем, сервант и каминная полка заставлены фотографиями трех дочерей и внуков Мелиссы. Ее муж перед домом подстригал газон, выкашивая траву безукоризненно ровными полосами. С кухни, где Мэтти готовила себе бутерброд, доносились громкая музыка и грохот.

Мелисса предложила мне торт к чаю, но от одного только вида лоснящейся глазури и засахаренных вишен мне стало дурно. Я вежливо отказалась.

– И вы стали жить с отцом во Франции? – спросила я.

– Да. Теперь, когда у меня свои дети, я понимаю, как маме, должно быть, было больно. А тогда, хоть я и безумно скучала по ней, мне казалось, что это единственно приемлемое решение.

– Вы рассказали Тильде или Максу о том, что произошло?

Она покачала головой.

– Уже потом, спустя много лет. Мне даже думать об этом было невыносимо. Странно, да? Потом столько всего унизительного пришлось пережить – роды, потерю работы, автомобильные аварии, когда, дав задний ход, врезаешься в бензоколонку, – но ничто не сравнится с жестокими разочарованиями тринадцатилетнего подростка. – Она глянула на часы. – Боюсь, мне надо бежать, дорогая. На собрание.

Жизнь Мелиссы состояла из собраний, заседаний комитетов, поездок на автомобиле – то она дочь возила куда-то далеко, то колесила по сельским дорогам, навещая своих многочисленных родственников. Вскоре она на десять дней уезжала к своей старшей дочери Аннабеле – та недавно родила. Я встала и поблагодарила Мелиссу за то, что она уделила мне время. Мы договорились встретиться через две недели.

Домой я поехала на поезде: у моей «фиесты» забарахлило сцепление и мне пришлось отогнать ее в автомастерскую. Перед тем как отправиться на вокзал, я заставила себя сделать то, что откладывала целую неделю: в одной из аптек Вейбриджа купила тест на беременность. По дороге в Лондон я размышляла над тем, что узнала от Мелиссы, и, мне кажется, поняла, почему она уехала жить к Максу во Францию. Ничто не ранит так сильно, как несчастная первая любовь. А Мелисса, как и Тильда, обладала даром любить. Ее любовь растоптали, над ней жестоко посмеялись. Для подростка это почти что конец света.

Открыв дверь своей квартиры, я увидела на коврике у порога почту. Счета, справка о сумме гонораров, открытка от Люси Лайтман, отдыхавшей на Багамах. И большой конверт: я не узнала размашистый корявый почерк, которым был написан мой адрес. Я вскрыла конверт, вытащила из него несколько листов фотокопий и сопроводительную записку. От Кейтлин Канаван. Она, как и обещала, прислала мне отчет частного детектива, которого Джосселин Канаван наняла для поисков пропавшего мужа. Отчет был датирован 30 мая 1947 года. Начав читать его, я забыла обо всем на свете – и про Патрика, и про призраков, не дававших мне покоя, и даже про тест на беременность, лежавший в моей сумочке.

Детектива звали Норманн Дж. Одди: его подпись красовалась на последней странице отчета. Как и я, Норманн Дж. Одди подозревал Макса Франклина. Мистер Одди был добросовестным детективом и отследил все передвижения Макса вечером 10 апреля. Расставшись с Тильдой, Макс пешком вернулся в Или, где сел в поезд до Ливерпуль-стрит. Одна из учительниц, работавшая в школе, где прежде учился Джош, узнала Макса в поезде. Мисс Парсонс сообщила мистеру Одди, что Макс Франклин был учтив, но необщителен. Почти всю дорогу он курил и смотрел в открытую книгу, не переворачивая страницы. Когда поезд прибыл в Лондон, Макс снял чемодан мисс Парсонс с багажной полки, помог ей выйти из вагона, а потом исчез в толпе. Хозяйка меблированных комнат, где жил Макс, подтвердила, что он вернулся домой около семи часов вечера, поужинал (мистер Одди даже приложил меню) и затем ушел к себе. На следующее утро в семь часов он вышел к завтраку.

Как и я, мистер Одди пришел к выводу, что Макс никак не мог быть убийцей Дары Канавана. За минувшие недели я прониклась убеждением, что Макс вообще не имел отношения к гибели Дары, учитывая, как именно его убили. Макс, наверно, мог бы убить Дару в честной схватке – вспылить, ударить сильнее, чем нужно, не рассчитав силу; но чтобы связать его по рукам и ногам и живьем похоронить в дамбе – такое было трудно представить. После тех ужасов, что Макс насмотрелся в Германии, он был неспособен на умышленную мстительную жестокость.

Я продолжала читать. Мистер Одди перечислял долги Дары: официальные – банку, магазину «Хэрродс», «Таттерсоллс»; [67]67
  «Таттерсоллс»(Tattersall’s) – лондонский аукцион чистокровных лошадей; организация, осуществляющая наблюдение и контроль за игрой на скачках; площадка «Таттерсоллс» – место на ипподроме, где принимают ставки при игре на скачках. По имени основателя аукциона лошадей Р. Таттерсолла.


[Закрыть]и менее официальные – целому ряду сомнительных личностей из пабов, ночных клубов и с ипподромов. Я подумала про жертвы гангстерских разборок – трупы, забетонированные в мостах, выстроенных над автострадами; утопленников, обмотанных тяжелыми цепями, на дне мутных водоемов. Убийство Дары, погребенного заживо в береговой насыпи, стояло в одном ряду с этими преступлениями. И я уже надеялась, что он тоже стал жертвой преступного мира, пока в отчете мистера Одди не прочитала, что детектив отыскал некоего Томаса Кенни в одном из пабов Хэкни. Томас Кенни и его сообщник избили Дару в ту роковую ночь после наводнения.

– Зачем бы я стал его убивать? – сказал Кенни. – Тогда плакали бы мои денежки.

Частный детектив подтвердил, что Дару Канавана не видели в Саутэме вечером 10 апреля. Он не заходил в паб, не наведывался домой ни к кому из своих работников. И мистер Одди, при отсутствии такого веского доказательства, как труп, заключил, что Дара, обремененный долгами, которые он не мог выплатить, сбежал из страны.

Я не была согласна с его выводами, поскольку знала, что Дара Саутэм не покидал. Одетый в свой лучший костюм, подвыпивший, надушившийся одеколоном, чтобы заглушить запах алкоголя, куда еще он мог пойти, как не к Тильде, своей любовнице?

Факты, изложенные в отчете, похоже, соответствовали тому, что рассказала мне Кейтлин. Я отложила его в сторону и пошла в ванную. Увидев посиневшую полоску на тесте, я поняла, что жду ребенка от Патрика. У меня подкосились ноги. Я села на крышку унитаза и опустила голову в ладони. Мною владели столь противоречивые чувства, что какое-то время я была неспособна мыслить. Тревожное спокойствие последней недели было нарушено. По беспечности я оказалась в весьма затруднительном положении, но к чувству ужаса примешивалась радость: мой организм дал себе второй шанс. Я сидела, обхватив свои колени.

Не могу сказать, как долго я там сидела. К тому времени, когда я распрямила онемевшие конечности, я уже знала, что должна хотя бы попытаться наладить отношения с Патриком. Ведь это и его ребенок. Что бы ни совершила Тильда, что бы ни пытался скрыть Патрик, нельзя допустить, чтобы прошлое повлияло на судьбу нашего ребенка. Я переоделась и, ругая автомастерскую за то, что мне еще не починили мою машину, села в автобус до Ричмонда.

Выйдя из автобуса, я обратила внимание, что заходящее солнце окрасило серые крыши магазинов и жилых домов в золотисто-розовые тона. Время от времени густые облака заслоняли солнечные лучи, отбрасывая темные тени на тротуары. Шагая, я сочиняла свою речь для Патрика. Решила, что сообщу ему о своей беременности и объясню, что не имею ни малейшего желания использовать несчастливое прошлое Тильды в собственных интересах. Укажу ему, что моя предыдущая книга была исследованием, а не публикацией, построенной на сенсации, и в этой работе я тоже не намерена отступать от своих принципов. Наконец, я напомню ему, что Тильда сама сказала, что моя задача – выявить истину. И все. Истина, и ничего, кроме истины.

Я свернула за угол и оказалась на улице, где жил Патрик. У его дома стоял блестящий красный спортивный автомобиль. Открылась входная дверь, и Патрик вышел из дома, приветствуя высокую темноволосую женщину, вылезавшую из машины. И когда я увидела, как они обнялись, я развернулась и побежала прочь.

Автобус, разумеется, уехал прямо перед моим носом. Я пошла в направлении своего дома, собираясь сесть на другой на следующей остановке. Стоять и ждать здесь было выше моих сил, ведь всего на расстоянии нескольких сот ярдов от меня Патрик Франклин целовал свою очаровательную жену. Я ощущала во рту вкус ревности – горький, едкий, – порождавшей гнев, а не слезы. Впившись ногтями в ладони, я почти бегом понеслась по лабиринту улиц между Ричмонд-Роуд и Туикнем-Роуд.

Темнело – гораздо быстрее, чем я ожидала. На сухую дорогу упали первые капли дождя размером с пенни. Автомобильные фары освещали мокрый асфальт. На мне были только короткое платье и полотняный пиджак, и вскоре я промокла до нитки; влажные волосы липли к голове тонкими прядями, похожими на крысиные хвостики. Оглядев дорогу, я не увидела ни автобуса, ни такси. Намереваясь срезать путь, я пошла по узкому переулку. От быстрой ходьбы я запыхалась, зато гнев утих. Потом я услышала шаги. Кто-то бежал за мной.

В неосвещенном переулке было безлюдно. Стук дождя и отдаленный гул транспорта резонировали в ушах. Теперь я поняла, что совершила большую глупость, решившись идти одна по темным городским улицам. Вспомнила, что в моем чреве ребенок – пока еще крошечный, свернувшийся калачиком комочек – и мне надлежало подумать о нем. Шаги преследователя убыстрялись, звучали громче. Я тоже побежала, сжимая в руках сумочку с кошельком и кредитными картами. Ноги заплетались на неровном асфальте, изрытом выбоинами. Я глянула через плечо и, мне показалось, увидела какое-то движение в темноте, промелькнувшее лицо, бледное, как у призрака. Все мышцы будто налились свинцом, дыхание клокотало в горле. Высокие здания, незнакомые, грозные, будто сдвигались вокруг меня. Все окна темные, двери наглухо закрыты. Я завернула за угол, перешла через дорогу, высматривая знакомый ориентир. Я ничего не узнавала – заблудилась в Лондоне, который, как мне казалось, знала очень хорошо. В углах скапливались черные тени, дождь какой-то странной сверкающей пеленой окутывал дороги и дома; вода бурными потоками стекала в канавы, унося с тротуаров мусор – окурки и обертки из-под жевательной резинки. Я метнулась в другой переулок, перешла еще одну улицу. В конце концов мне пришлось остановиться. Прислонившись к стене, я вглядывалась в темноту, пытаясь отдышаться. Шум дорожного движения больше не доносился, меня окружало безмолвие, нарушаемое лишь стуком дождя и неистовым биением моего сердца. Я была уверена, что вот-вот из мрака выступит чье-то лицо, силуэт, но никто не появлялся. У меня по телу побежали мурашки: неестественная тишина, неестественно чужие улицы – будто я на другой планете. Я стояла, не в силах пошевелиться, ожидая увидеть тень Дары Канавана: он идет ко мне, его беззвучные шаги не оставляют следов на земле.

Побуждаемая страхом, я помчалась по переулку и через узкую брешь между зданиями выскочила на большую дорогу. Оглядевшись, я едва не расхохоталась, а потом чуть не заплакала. Незнакомая местность оказалась очень даже знакомой, просто она предстала мне в непривычном ракурсе. Это же Айлуорт; по этой дороге я ходила каждый день на протяжении всех тех месяцев, что работала с Чарльзом. Вдалеке я видела здание, где размещался его офис. Не обращая внимания на гудки и гневные крики водителей, я перебежала дорогу и помчалась туда. Потом, моля Бога, чтобы Чарльз работал допоздна, нажала кнопку звонка с табличкой «Лайтхаус продакшнс».

– Чарльз Лайтман… – услышала я голос Чарльза, показавшийся мне странным.

– Чарльз… это я, Ребекка, – сказала я, хватая ртом воздух. – Можно к тебе подняться?

Домофон зажужжал, я открыла дверь. Оглянулась, но никого сзади не увидела. Моим усталым ногам каждая ступенька давалась с трудом.

С тех пор как мы закончили работу над фильмом «Не от мира сего», в офисе Чарльза я не была. И теперь, открыв дверь, была шокирована тем, что там увидела. Чарльз никогда не отличался организованностью, но представший моим глазам беспорядок поразил меня. Небольшое помещение было завалено горами папок, бумаг и видеокартриджей. Мусорная корзина была переполнена, на столах громоздились кипы писем и факсов. На подоконниках – пластиковые стаканчики из-под кофе и грязные обертки из-под бутербродов.

– Выпьешь? – предложил Чарльз, жестом показав на бутылку виски. На нем были темные брюки и довольно неопрятная белая рубашка; отросшие волосы постоянно падали на глаза.

Я мотнула головой: легкие все еще болели.

– У меня тут не прибрано. Расчисти себе место, Ребекка. – Он глянул на меня. – У тебя все хорошо?

– Отлично, – неубедительно ответила я. Сняв с одного стула папки и бумаги, я села. – На улице дождь, – добавила я, начиная испытывать неловкость. – А я без зонта.

– Вид у тебя какой-то растерянный.

– Мне показалось, что меня кто-то преследует. – Я не упомянула про призраков – он счел бы меня сумасшедшей. – Показалось, что я слышу за спиной чьи-то шаги. Так глупо. В последнее время у меня просто необузданное воображение. По ночам слышатся странные звуки… – Я рассмеялась и сменила тему разговора. – А у тебя как дела, Чарльз? Смотрю, ты весь… в делах.

– Все просто отлично. Масса новых идей. Последние ночи не спал, пытался подготовить предложения, запустить проекты. Забавно, да? Иногда месяцами ни одной приличной идеи, а потом вдруг одна за одной.

Чарльз говорил очень быстро и беспокойно ходил от стола к стулу, от стула к подоконнику. Он напоминал мне заводную игрушку из тех, что бесцельно носятся туда-сюда. Все так же скороговоркой Чарльз стал описывать телевизионные программы, которые он решил сделать, и мне вдруг подумалось, что он, возможно, пьян или принимает амфетамины. Но тревогу за Чарльза внезапно вытеснили другие мысли. Я представила, как Патрик с Дженнифер обнимаются, и мне захотелось выплеснуть свое горе. Патрик с Дженнифер все еще любят друг друга – это очевидно. Я для Патрика ничего не значила, или, что еще хуже, он видел во мне угрозу. А я ношу под сердцем его ребенка.

– А тебя как занесло в эти края, Ребекка? – вторгся в мои раздумья голос Чарльза.

Его вопрос застал меня врасплох.

– Ходила к Патрику. А его нет дома, – солгала я.

Чарльз поднял с пола стопку папок и, стоя ко мне спиной, произнес:

– Я собирался тебе звонить. Хотел обсудить одну идею. Но если ты все еще с Патриком Франклином…

– Уже нет, – хмуро сказала я. – Одно время думала, что у нас что-то может получиться, но не вышло.

Он повернулся ко мне. Его зеленые, как крыжовник, глаза блестели.

– Точно?

– Точнее не бывает.

– В таком случае… Помнишь, в нашу последнюю встречу ты сказала, что думаешь, будто Тильда Франклин, возможно, причастна к смерти своего бывшего возлюбленного?

Я настороженно кивнула.

– Ну да, что-то в этом роде. Чарльз…

– Выслушай меня. Цикл передач, о которых я тебе только что рассказывал…

Я тупо смотрела на него, ибо всю его болтовню пропустила мимо ушей.

– «Сквозь тусклое стекло», [68]68
  «Сквозь тусклое стекло»– фраза из Библии (1-е послание к коринфянам), широко используется в кино и литературе.


[Закрыть]– нетерпеливо произнес он. – Где показано, что Кристофер Марло [69]69
  Кристофер Марло(1564–1593) – английский драматург, создатель философско-психологической трагедии.


[Закрыть]был вовсе не Джеймс Бонд елизаветинской эпохи, каким он нам всем представляется, а Флоренс Найтингейл [70]70
  Флоренс Найтингейл(1820–1910) – английская сестра милосердия, заложила основы подготовки медсестер в Англии и реформ в военном госпитале. Олицетворяет лучшие черты своей профессии.


[Закрыть]– сущая мегера. Иными словами, развенчивание общеизвестных мифов.

– Выявление подноготной. – Я подумала о Даре.

– Именно. – Широко улыбаясь, Чарльз принялся неаккуратно запихивать папки в выдвижной ящик, из которого и так уже вываливались бумаги. – И я подумал, что было бы здорово поработать на более современном материале.

Наблюдать его бессмысленную возню было невыносимо. Бумаги летели на пол, как падающий снег. Я подошла к нему, забрала у него папки.

– Дай я сделаю. – Внезапно я поняла, к чему он клонит. – Ты собрался разоблачить Тильду,так, что ли, Чарльз?

– Допустим, телепередача выйдет в свет одновременно с твоей книгой. Представляешь, какая реклама? Книгу враз раскупят. Это будет классно. Если, конечно, ты не изменила свое мнение с момента нашей последней встречи. Если все еще думаешь, что Тильда Франклин отнюдь не ангел, какой ее все считают.

Я яростно замотала головой.

– Нет, Чарльз. Даже не думай. Дикая идея.

Я собрала упавшие на пол бумаги с записями и лишь потом сообразила, что это все заготовки для его программы. На некоторых листах было всего одно слово – «Безумие» или «Ревность». На других – длинные бессвязные предложения без знаков препинания и заглавных букв. Глянув на них, я вновь встревожилась за Чарльза.

А он продолжал оживленно верещать, будто и не слышал меня.

– Ты только представь. Сначала туманные каналы. Хмурое небо. Дамбу, где нашли тело, можно снять зимой, когда идет снег. Потом интервью с человеком, который наткнулся на останки. Интервью с полицейскими. Фильм будет потрясающий, я в этом уверен. Но кто-то, конечно, должен собрать материал, проверить факты.

Я сунула бумажные клочки в большой конверт.

– Повторяю, Чарльз: даже не думай.

– Мы ведь с тобой замечательный тандем, Бекка. – Он устремил на меня взгляд. – Или ты боишься последствий?

Чарльз улыбнулся. Я решительно задвинула ящик картотечного шкафа.

– Ты о чем, Чарльз?

– Ну… – Он плеснул себе еще виски. – Патрику Франклину есть что терять, верно? На что он готов пойти ради своей репутации?

– Привлечь к ответственности за распространение клеветы?

– Привлечь к ответственности можно только живых.

Я пристально посмотрела на него. Тильде восемьдесят один год, она лежит в больнице с сердечным приступом. Я поняла, на что он намекал. Что Тильда может умереть прежде, чем программа выйдет в телеэфир.

– Вообще-то… – одним движением он сгреб со стола бумаги, – в общем, у тебя нет такого чувства, что тебе кто-то угрожает физической расправой? Ну… шаги… шумы всякие по ночам…

– Патрик? – Я сердито глянула на него. – Что за чушь ты несешь, Чарльз? – Но его слова посеяли в душе сомнения, от которых мне не удавалось отмахнуться.

В тот вечер дома, когда я наконец-то добралась до своей квартиры, на автоответчике меня ждало сообщение. Я стала его прослушивать. В гостиной зазвучал голос Патрика. Я остановила автоответчик, стерла запись. В венах гудели гнев и адреналин, а на душе – тоска несусветная, ибо перспективы – сейчас я это ясно видела – передо мной открывались не самые радужные. Я могла бы отказаться от написания биографии, каким-то образом вернуть аванс, заняться поисками другой работы. Но не исключено, что мой отказ приведет к неприятным последствиям: вполне вероятно, что я не один месяц буду сидеть без работы, а у отца и сестры нет денег, которые они могли бы мне одолжить. И потом, кому нужен безработный биограф в интересном положении? Если я расторгну контракт с издательством, заказавшим мне биографию Тильды Франклин, мне придется отказаться и от ребенка. А все мое существо восставало против такого варианта.

Или я могла бы принять предложение Чарльза, включиться в работу над его проектом. Заработала бы денег, обеспечила бы успех своей книге о Тильде. Это даст мне возможность родить ребенка, переехать в более просторную квартиру, жить более прилично; у меня появится больше работы. Но, согласившись на предложение Чарльза, я предам и Тильду, и Патрика. Что бы они ни сделали, какое бы предательство ни совершили, они оба – родственники моего будущего ребенка. А от кровного родства, как учит история жизни Тильды, не открестишься. Мой ребенок, еще находясь в моем чреве, уже будет замаран предательством. Если я стану работать с Чарльзом, все обидные обвинения Патрика найдут свое подтверждение.

И хотя моя любовь к Патрику почти превратилась в ненависть, я начала понимать, что мне нужно сделать. Дара Канаван был убит в ясную весеннюю ночь: его связали по рукам и ногам и похоронили заживо в стенке недостроенной дамбы. Его убийство остается нераскрытым сорок восемь лет. Значит, я должна найти его убийцу. Должна распутать клубок преступления, доискаться до истины, потому что моя жизнь и судьба моего ребенка тесно переплелись с тайнами прошлого.

Я достала список, который начала составлять несколько недель назад, список людей, имевших мотивы и возможность убить Дару Канавана. Имя Макса из этого списка я уже вычеркнула, теперь у меня появились большие сомнения насчет кредиторов Дары: его смерть была им невыгодна. Я глянула на следующее имя в списке. У Джосси были все основания желать смерти мужа. У меня затеплилась надежда: мистер Одди, конечно, не рассматривал ее в качестве убийцы и не проверял ее передвижения. Тильда сказала мне, что Дара был разрушителем. Может, и Джосси это наконец-то поняла? Признала всю безнадежность своей любви и уничтожила ее объект?

Но как бы мне того ни хотелось, я не могла убедить себя в виновности Джосси. Через четыре месяца после исчезновения Дары Джосси скончалась от преждевременных родов из-за отсутствия медицинской помощи. Разве решилась бы она убить отца своего второго ребенка? По словам и Тильды и Кейтлин, Джосси денно и нощно искала пропавшего мужа. В мои представления о характере Джосси Канаван не вписывался образ коварной притворщицы, которая способна устроить фарс с поисками супруга, зная, что тот погребен в дамбе на расстоянии меньше мили от дома. Джосси любила Дару, о чем свидетельствует даже надгробие на ее могиле, на котором выбито его имя. Вряд ли Джосси имела отношение к смерти мужа.

И тогда во главе моего списка оказалось следующее имя. Тильда Франклин. Тильда имела и возможность, и мотив, чтобы убить Дару Канавана. У Тильды была причина ненавидеть Дару. Он разрушил ее брак, предал ее дважды. Меня тоже дважды предавали, и чувства, которые, вероятно, владели ею – горечь, гнев, – были мне понятны. Но обладала ли Тильда той физической силой, которая позволила бы ей справиться с сильным молодым мужчиной? Большую часть своей жизни Тильда занималась крестьянским трудом: сначала вместе с Сарой Гринлис; потом, во время войны, чтобы накормить семью, выращивала фрукты и овощи; позже вела хозяйство в доме полковника Реншоу. Тильда не покупала в «Сейнсберис» жареных цыплят в пластиковой упаковке: она собственными руками душила и потрошила кур, которых сама вырастила. Она отстреливала голубей в саду полковника, перерезала горло свиньям, которых откармливали на окорок. Теперь она была стара и немощна, но ее прямая спина, прямые плечи говорили о том, что в молодые годы она была крепкой здоровой женщиной. В сравнении с Тильдой я была хилой неженкой, неспособной шагу ступить без помощи ненадежной техники конца XX столетия.